CC BY
355
Вестник Челябинского государственного университета. 2013. № 10 (301).
Филология. Искусствоведение. Вып. 76. С. 144-149.
А. И. Лазарев
СУЩНОСТНЫЕ ОСОБЕННОСТИ ПОЭТИКИ ФОЛЬКЛОРА
Исследуются такие сущностные принципы исторической поэтики фольклора, как коллективность, стиль самовыражения, закон переживания, закон конкретности, закон действия, с опорой на идеи Н. И. Кравцова, Д. С. Лихачева и др. Выявляются сходства и различия в поэтике фольклора и древнерусской литературы.
Ключевые слова: поэтика фольклора в широком и узком значениях, сравнение поэтики фольклора с поэтикой древнерусской литературы; сущностные принципы поэтики фольклора: коллективность, закон переживания, закон действия, закон конкретности, стиль самовыражения.
Известный фольклорист С. Г. Лазутин в учебном пособии, посвященном поэтике русского фольклора, пишет: «В настоящее время понятие поэтика в советском литературоведении и фольклористике употребляется в более узком и более широком значениях. В более узком значении как совокупность компонентов художественной формы произведений словесного искусства (сюжет, композиция, явления языкового стиля, ритм, метр и рифма). В более широком смысле поэтика включает не только эти компоненты, но также понятие родов и жанров, принципов и методов отражения действительности и некоторые категории теории искусства»1.
В учебном пособии он рассматривает поэтику в узком смысле этого понятия. Поэтика произведений русского фольклора представлена на трех уровнях: на уровне сюжета и композиции, на уровне поэтического (языкового) стиля и на уровне ритма и метрики.
Не умаляя значения работы С. Г. Лазутина, я все же считаю, что его учебное пособие не решило задачу показать своеобразие поэтики русского фольклора. Автор пособия пошел по линии наименьшего сопротивления: он рассматривает поэтику русского фольклора не в целом, а по отдельным жанрам и признакам: «Особенности сказочного сюжета», «Композиция русской народной лирической песни», «Метафоры в загадках», «Эпитеты в частушках», «Ритм, метрика и рифма пословиц» и т. п. Все это нужно, полезно, но притом, однако, не дает представления об общих поэтических особенностях русского фольклора как единой художественной системы. К сожалению, наша наука, накопив достаточный опыт изучения поэтики отдельных видов и жанров народного творчества, очень редко и робко
ставила вопрос о сущностных особенностях поэтики фольклора. Чаще всего этот вопрос ставился лишь на уровне теории фольклора, точнее - на уровне уяснения специфики фольклора как искусства (речь шла о своеобразии создания и распространения фольклорного произведения, об устности и коллективности как основополагающих свойствах народной поэзии, иногда говорилось о художественном методе фольклора и так далее). Можно сказать, что поэтика фольклора в широком значении этого понятия изучена основательно, хотя, конечно, остается немало проблем; а вот в узком значении поэтика фольклора как системы художественно-изобразительных, выразительных средств исследована не только слабо, а, можно сказать, никак.
Между тем, некоторые фольклористы (из дореволюционных - А. Сиротинин2, М. Сперанский3 из советских Н. И. Кравцов4) уже задумывались над тем, что при изучении поэтики фольклора лишь на материале одного жанра (или двух, трех) мы многое теряем в понимании народной поэзии как целого, как определенной художественной системы, обладающей не только своеобразными принципами отражения действительности, но и особыми приемами выражения.
Так, ставя общие задачи изучения исторической поэтики фольклора, Н. И. Кравцов высказал, на мой взгляд, две новых мысли:
1) «При выяснении предмета исторической поэтики как части фольклористики следует избежать неопределенности и безграничного расширения ее проблематики и в то же время исключить узкое понимание, ограничение ее элементами, обычно включаемыми в описательную поэтику. Недопустимо настолько расширять круг проблем исторической
поэтики, что она утратит отличие от истории фольклора - области весьма значительной по объему. Но нельзя и обходить особенности художественных текстов, характерные для фольклора. Например, в понятие поэтики обычно не включают условность изображения и фантастику, а при изучении исторической поэтики фольклора законно поставить вопросы
о возникновении условности, фантастики и их дальнейшей судьбе»5.
2) «На наш взгляд, историческая поэтика призвана исследовать не только художественные формы - роды и жанры, не только средства, способы и приемы изображения и выражения, но и все то, что можно назвать искусством: искусство построения произведения, искусство сюжетосложения, искусство изображения человека, в том числе и психологическое. Это искусство возникает, развивается, совершенствуется, изменяется, и нам предстоит раскрыть его историю во взаимосвязях и взаимодействии)»6.
Нащупывается нечто, а что это такое, пока в фольклористике не определено. Предлагаю свое определение: «сущностные особенности поэтики фольклора». Что это значит?
1. Поэтика в узком значении - это поэтическое искусство, художественная форма произведения, стиль.
2. Д. С. Лихачев: «Следует различать два понятия стиля в литературе: стиль как явление языка литературы и стиль как определенная система формы и содержания»7. «Стиль - не только форма языка, но это объединяющий эстетический принцип структуры всею содержания и всей формы произведения»7.
3. Сущностное содержание поэтики - это та стилеобразующая система, которая может быть вскрыта во всех элементах произведения. Это то, от чего зависит выбор тех или иных средств выражения творческого замысла одного автора или авторского коллектива. Это то, что пронизывает все жанры фольклора.
4. Аналогия с поэтикой древнерусской литературы, как ее представляет Д. С. Лихачев. Он поэтику древнерусской литературы рассматривает, во-первых, как систему целого, удачно сопоставляя ее с поэтикой древнерусского изобразительного искусства; во-вторых, наряду с традиционным пониманием поэтики литературных средств как системы художественных приемов, таких как метафоры-символы, сравнения и т. п., он в сферу поэтики древнерусской литературы включает поэтику художественного обобщения (литературный этикет, абстраги-
рование, орнаментальность, элементы реалистичности), поэтику художественного времени и поэтику художественного пространства.
Все эти категории поэтики древнерусской литературы можно приложить к поэтике фольклора, они и будут определять сущностные ее черты. Между прочим, в одном разделе своего замечательного труда Д. С. Лихачев как бы подсказывает нам такой вывод. Определяя своеобразие поэтики художественного времени в древнерусской литературе, он для сравнения обращается к характеристике художественного времени в фольклоре и делает очень интересные наблюдения об «исполнительском времени народной лирики», о «замкнутом времени сказки», об «эпическом времени былин» и «обрядовом времени причитаний». Тем самым задан уровень, на котором необходимо нам изучать поэтику фольклора.
Но, разумеется, у народной поэзии есть такие сущностные области поэтики, которые не повторяются в поэтике древнерусской литературы, и наша задача их выявить, определить и описать.
5. Было бы неправильно пытаться найти сущностные признаки поэтики фольклора на все времена. Ошибка фольклористов состоит в том, что они пытаются определить своеобразие фольклора как специфического вида искусства по координатам, раз и навсегда данным. Я различаю, по крайней мере, три «фольклора»: 1) традиционный, 2) новый и 3) советский. Разумеется, система координат для каждого из них будет различной.
6. Сущностные особенности поэтики традиционного фольклора.
6.1. Главное - это традиционно-импровизационное искусство. Но у нас в данном случае речь не об этом. У нас речь о том, как эта эстетическая природа фольклора повлияла на его поэтику. Поэтика по отношению к эстетической природе фольклора выступает как следствие. Традиционно-импровизаторский характер народной поэзии предопределил следующие особенности фольклора как целостной художественной системы:
а) Особый характер художественного обобщения. Это означает, что в песнях, былинах, сказках «темы даются крайне обобщенные, в которых отсутствуют случайные, индивидуальные мотивы»7. Они посвящены положениям целых слоев населения (отсюда известное определение Н. Г. Чернышевского, данное применительно к герою русских былин «масса-ге-
рой», но по существу относящееся к художественным типам всех фольклорных жанров). Сюжеты фольклорных произведений воспроизводят наиболее встречающиеся в жизни ситуации (отсюда единство эпических и лирических сюжетов мирового фольклора).
«Если в книжной лирике лирический герой -это автор, резко индивидуализированный, которого читатель в индивидуальном порядке может в известной мере сближать с собой, никогда, впрочем, не забывая и об авторе, то в народной лирике лирическое “я” - это “я” исполнителя, каждый раз нового и полностью отрешенного от всяких представлений об авторе песни»7.
Парадокс: ни одно искусство не дает такого простора для самовыражения, как фольклор; это, по мнению многих фольклористов, «без-личностное творчество». Но стиль фольклорного произведения - это стиль самовыражения, может быть, даже исповедальности.
«Всякое лицо, произносящее былину, поющее песню или сказывающее сказку, вкладывает в нее свой собственный замысел. А. Ф. Гиль-фердинг рассказывает, например, что некоторые сказители, привыкшие всего более к исполнению духовных стихов, изображая богатырей былин, стараются делать их особенно набожными (например, “роковая судьба” Василия Буслаева). Они изменяют, стало быть, даже самый веками созданный облик богатыря. Они вкладывают в него свои индивидуальные черты8.
Здесь отмечена основная особенность народной поэзии, заключающаяся в сочетании двух, казалось бы, взаимоисключающих ее свойств: полной свободы, с одной стороны, и полной непоколебимой традиционности - с другой. «Взаимодействие того и другого - вот разгадка тайны о народной поэзии. Исполнитель - свободен; он - поэт-импровизатор, он заново восстанавливает образы и, комбинируя их по-своему, каждый раз создает новое произведение искусства. Но оно глубоко традиционно; оно так похоже по общему складу на все остальное, точно одно и то же лицо выглядывает из того же окошка, меняясь лишь настолько, насколько ничто живое не может застыть в неподвижности»9.
б) С традиционно-импровизационной природой фольклора связано появление в поэтике фольклора таких его родовых свойств, как:
1) закон переживания (Д. С. Лихачев: «Исполнитель и слушатель (слушатель как бы внутренне подпевает исполнителю и с этой точки зрения является до известной степени
также ее исполнителем) стремятся отождествлять себя с лирическим героем народной песни. Народная песня идет навстречу этому. Оттого ее герои не называются по имени: это “добрый молодец”, “красная девица”, “молода жена”, “молодой казак” и так далее»7. «В каком бы грамматическом времени ни была сложена песнь - исполнитель поет о себе, ищет в ней соответствий своему “теперешнему”, одновременному с исполнением, душевному состоянию. Это настоящее время - обобщение “всегдашнего” в человеческой жизни, настоящее время каждого данного исполнения песни»7.
Иначе закон переживания реализуется в сказке. Здесь главное - сочувствие герою, для чего нагнетаются «страсти» (отсюда троекрат-ность испытания героя, мотив изгнания, кумулятивный характер композиции и т. п.). То же самое в былинах и других эпических жанрах фольклора7;
2) закон действия, или поэтической динамики, характернейший для поэтики традиционного фольклора; одновременно скажу и о законе конкретности, ибо они в поэтике фольклора неразделимы (действие в конкретном, конкретность в действии).
В произведениях народного творчества идея должна стать ощутительной и осязаемой, облечься в плоть и кровь, воплотиться в живой образ (вспомним, что в поэтике древнерусской литературы одно из главных качеств художественного обобщения - абстрагирование). Художественный образ в фольклоре может быть или действительно вещественным, каким он является в живописи, зодчестве, ваянии, или вещественным в воображении, каким мы встречаем его в искусстве слова вообще, но в фольклоре он всегда опредмечен (отсюда такие средства художественной изобразительности, как символика, например, чувство «опредмечивается» в образе «белой березы», «калины-малины» и т. п.). Красота в народной поэзии немыслима отвлеченной от предметов. Даже отвлеченное понятие предстает в образе, например, грех:
Напрасно я бегу к сионским высотам,
Грех алчный гонится за мною по пятам,
Так, ревом яростным пустыню оглашая, Взметая лапой пыль и гривой потрясая,
И ноздри пыльные уткнув в песок зыбучий, Голодный лев следит оленя бег пахучий
(цитата из «Лаокоона» и из книги А. Сироти-нина «Беседы о русской словесности», с. 225).
Вспомним русскую присказку:
На море, на океане,
На острове, на Буяне,
Там стоит баня,
В той бане есть доска,
А под доскою живет тоска.
По другому поверью где-то в гробу лежат три женские существа, три тоски-девицы, и если подует от них ветер на человека, то и он станет тосковать.
Тоску любовную, как любой вещественный предмет, влюбленный мог «принести», «вдунуть», «вставить какой-нибудь рабе Божией», чтобы она по нем «тосковала и с ума его не спускала».
От несчастья, как от неприятного гостя, можно избавиться очень просто. Стоит только написать на дверях: «Меня нет дома», или «Дома нет, приходи вчера».
Много сказочных сюжетов основано на этом мотиве (знаменитая сказка про Горе, которое преследует мужика).
Но при конкретности образов народная поэзия лишена описательности предметов. Повсюду и всегда описание предмета она заменяет повествованием о нем. Говоря об этом, необходимо подчеркнуть общность повествовательных принципов в поэтике всех древних эпосов, например, в «Илиаде» и русских былинах.
Когда Гомеру надо описать одежду Агамемнона, он заставляет нас присутствовать при одевании царя:
Быстро поднявшись, он сел и в мягкий хитон облачился,
Сшитый недавно, красивый. И, плащ перекинув широкий,
Пару сандалий прекрасных к блестящим ногам привязал он,
Меч среброгвоздый потом через плечи могучие бросил,
В руки же скипетр взял...
Тут в каждом стихе новый момент действия. Не зная Гомера (а может, и зная?), былины наши в искусстве не уступают ему, повторяя, как истинно художественные песни, тот же прием:
Вынимал он Поток Из налушка свой тугой лук,
Из колчана вынимал калену стрелу;
И берет он тугой лук в руку левую,
Калену стрелу в правую,
Накладывает на тетивочку шелковую, Потянул он тугой лук за ухо,
Калену стрелу семи четвертей,
Заскрипели полосы булатные,
И завыли рога у туга лука...
В былинах и красота человека изображается через действие:
Ходит Чурилушка по Киеву,
Князей созывает со княгинями,
Желтыми кудрями сам потряхивает -Желтые кудри рассыпаются,
Что скатен жемчуг раскатается.
Загляделися все люди на Чурилушку:
Где девушки глядят - заборы трещат,
Где молодушки глядят - оконцы звенят,
А старые старухи костыли грызут,
Все глядючи на молода Чурилушку.
Редко можно читать строки, где бы с таким непринужденным остроумием соединялось столько тонкого искусства. Чрезвычайно замечательно в смысле художественности и описание наряда молодого Чурилушки, той «одежины драгоценной», в которой:
Строчечка одна строчена чистым серебром, Другая строчена красным золотом;
В пуговки вплетено по доброму по молодцу, В петельки вплетено по красной по девушке; Как застрянутся, так обоймутся,
А расстегнутся, и поцелуются.
Не следует думать, будто действие и конкретика - свойство лишь поэтики повествовательных, эпических жанров фольклора. Народная лирика также тяготеет к этому художественному закону. Весьма показателен следующий пример. Когда в XIX в. стала выходить из «моды» старая песенная лирика, в которой, как известно, эпика занимала немалое место, поэт И. 3. Суриков решил переработать песню XVI в. «Степь моздокская» на новый лад. Он начал свой текст статическим описанием бурана в степи, посвятив ему целых четыре строфы (16 строк). Народ, приняв в целом новый текст на старинный мотив, отказался однако петь статическое описание вьюги, оставив в своем варианте всего две строчки о фоне трагедии:
Степь да степь кругом,
Путь далек лежит... 10
в) Традиционный фольклор своими истоками уходит в далекое прошлое, и этим во многом определяется общий характер поэтики устной народной поэзии. Далекое прошлое - это доисторическая пора нашей поэзии. Об этом мы можем заключить по тому, что большинство «изобразительных средств» фольклора (обрядовой поэзии, сказок, былин, легенд, даже песенных сюжетов) не составляет исключительной особенности лишь русской устной поэзии, а является общим достоянием устной поэзии славянского племени, то есть они уже существовали, по крайней мере, еще в эпоху распада общеславянской семьи на отдельные группы, может быть, и в общеславянскую эпоху. А некоторые из этих «изобразительных средств» восходят и к эпохе гораздо более архаической: они совпадают с подобными же, находимыми в древнегреческой и даже древне-египетской, древнееврейской, древнеиндийской народной поэзии (убедительные примеры на этот счет находим в книге Д. Фрейзера «Фольклор в Ветхом завете»; анализируя миф о детях Иакова, о царе Давиде, он отмечает общность их «строения» с народными сказками «о младшем сыне»11).
Древность фольклора предопределила многие стороны его поэтики. Укажу на некоторые.
1) Несомненно, такие распространенные свойства фольклорной поэтики, как пристрастие к одухотворенным образам природы, к зооморфным образам - оттуда. Вся земля представлялась нашим предкам как единое живое существо. Она пьет дождь, погружается зимою в дремоту, весною пробуждается. Скалы - ее кости, вода - кровь, трава - волосы. «Мать-земля сырая», «матушка-земля», «земля-мать наша» - эти выражения известны каждому из нас с детства. Названия наших цветов «иван-да-марья» или «анютины глазки» - пережиток глубокого прошлого, того самого, что создало греческий миф о красавице Дафне, обращенной в лавровое дерево, или известный миф о Гиацинте (Гиакинфе).
Тогда двигались и говорили сами мертвые камни. Вспомним роковое и вещее значение камня в печальной кончине Василия Буслаевича. В камне наши далекие предки, подобно и теперешним «цивилизованным» и нецивилизованным дикарям, видели божество и перед иным камнем-фетишем благоговейно преклонялись, обращая к нему мольбы и заклинания (еще и сейчас есть люди, которые
молятся камням).
Важно подчеркнуть, что для большинства носителей фольклора одухотворение природы - это вовсе не прием, а вера. Отсюда такая проникновенность образов. В одной из народных песен затонувшая девушка поет:
Не руби, братец, белой березоньки,
Не коси, братец, шелковой травы,
Не срывай, братец, черного терну.
Белая березонька - то я молоденька;
Шелкова трава - то моя руса коса;
Черный терн - то мои карие очи.
Мы не всегда помним, что поэтика традиционного фольклора - это в очень большой части поэтика магии, поэтика, обряда, поэтика заговора. Отсюда большое значение в системе изобразительных средств имеет прием монолога, обращения к живому и неживому миру природы («Не шуми, мать зеленая дубравушка», «Уж ты, зимушка, зима», «Ах, туманы, вы тумануш-ки», «Ай, да не шуми, шумка. Дуброва зеленая»). Это остатки древней магии и веры, не утерявшей своего значения и до наших дней. Народный певец, слагатель песен или сказок, занят вовсе не вопросами формы, как современный эстет. Все внимание его поглощено преследуемой целью. Оттого и традиционна форма, что она связана с обрядом, с магией, с привычным взглядом на вещи. Изменить ее -не только святотатство, но и неосторожность. Форма эта исполнена магической силы. Эта сила испытана. Она свята. (Сколько раз в экспедициях мы сталкивались с настороженностью певцов, когда невольно искажали при повторе записи то или иное слово).
Примечания
1 Лазутин, С. Г. Поэтика русского фольклора. М., 1981. С. 3-4. Вообще-то слово «поэтика» имеет и еще одно значение. Для С. Г. Лазутина поэтика - это категория, присущая самому искусству (в узком смысле это стиль художественного произведения, в широком - эстетическое содержание произведения); в традиционном литературоведении поэтика (от греческого роіейке или поэтическое искусство) - это наука о строении литературных произведений и системе эстетических средств, в них используемых (КЛЭ. Т. 5. С. 935). Отсюда три вида Поэтики: общая поэтика, исследующая художественные средства и законы построения лю-
бого произведения; описательная поэтика, занимающаяся описанием структур конкретных произведений отдельных авторов или целых периодов; и историческая поэтика, изучающая развитие литературно-художественных средств (Там же). В своем докладе слово «поэтика» я использую в его греческом варианте: речь идет о поэтическом искусстве.
2 Сиротинин, А. Беседы о русской словесности. СПб., 1909. С. 3-16.
3 Сперанский, М. Н. Русская устная словесность. М., 1917. С. 136-149.
4 Кравцов, Н. И. Историческая поэтика фольклора: общие вопросы // Фольклор. Поэтическая система. М., 1977. С. 6-13.
5 Там же. С. 8-9.
6 Там же. С. 9.
7 Лихачев, Д. С. Поэтика древнерусской литературы. 3-е изд. М., 1979.
8 Народная словесность // История русской литературы / под ред. Е. В. Аничкова, А. К. Бородина, Д. Н. Овсянико-Куликовского. М., 1908. Т. 1. Вып. 1. С. 5.
9 Там же. С. 6.
10 См.: Русские песни / сост. И. П. Розанов. М., 1952. С. 298, 368.
11 Фрейзер, Д. Фольклор в Ветхом завете. М.; Л., 1931. С. 167, 194-195.
