CC BY
33
Б01: 10.31249/аре/2022.02.08
Баринов И.И.', 2022
Существует ли Балтия? Особенности политического позиционирования Эстонии, Латвии и Литвы (2014-2021)
Аннотация. Политическое самопозиционирование Эстонии, Латвии и Литвы нередко остается на периферии исследовательского интереса при изучении политических процессов в Европейском союзе. Отчасти это связано с привычным отнесением балтийских государств к «естественной» сфере влияния России, отчасти - с представлением о специфичности и «региональности» этой проблематики. Насколько можно судить, традиционный термин «Прибалтика» по отношению к Эстонии, Латвии и Литве давно изжил себя, и эти страны действуют на международной арене в качестве самостоятельных игроков, стремясь выйти за рамки навязываемой общности. Более пристальное исследование балтийской проблематики показывает, что позиция каждого из балтийских государств сформирована сложным и противоречивым историческим наследием и в каждом случае, несмотря на географическую близость этих стран, является уникальной для каждой из них. Представление об их изначальной сплоченности оказывается умозрительным. Относительно небольшие размеры и скромные политические возможности парадоксальным образом способствовали тому, что Эстония,
1 Баринов Игорь Игоревич - кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник ИНИОН РАН ([email protected]).
Латвия и Литва всегда ставили на первое место интересы своих наций. Их единство всякий раз становилось отражением неблагоприятной внешней конъюнктуры. Вопреки публичным декларациям самих балтийских государств общеевропейская идентичность имеет для них скорее характер моральной нормы, по отношению к которой национальная повестка по-прежнему превалирует. Кроме того, сфера «реальной политики» в глазах официальных Таллинна, Риги и Вильнюса связывается не с европейской, а с евро-атлантической интеграцией. Можно утверждать, что вступление Эстонии, Латвии и Литвы в ЕС и НАТО весной 2004 г. зафиксировало сложившиеся к тому времени императивы внешней политики, а текущие события лишь актуализируют их.
Ключевые слова: Эстония, Латвия, Литва, Евросоюз, НАТО, международные отношения.
Термин «Прибалтика», использующийся в русском языке по отношению к Эстонии, Латвии и Литве, в равной степени укоренился как в политическом лексиконе, так и в обыщенном сознании. Во многом он является отражением подхода «центр - периферия», свойственного крупному государству: как следует из самой структуры слова, речь идет о той части, которая непосредственно прилегает к Балтийскому морю. Самопозиционирование балтийских стран в этом отношении является достаточно противоречивым. С одной стороны, важность утверждения вновь обретенной государственности выщвигает на первыый план использование этнонима, совпадающего с политонимом и, соответственно, подчеркивающего особость каждой из стран. С другой стороны, в повседневно-неофициальном контексте иногда может использоваться собирательное название «страны/государства Балтии». Очевидно, в основе данного языкового клише, обозначающего весь регион, - латышское слово «ВаШ]'а», тогда как в эстонском и литовском языыках используется выыражение «балтийские страны/государства» (эст. ВаШтаад, лит. ВаШ)0 valstybës), при этом в Литве также употребляется русскоязыычное заимствование «Прибалтика» (лит. РаЬа-Ицу^.
Следует отметить, что (само) восприятие Эстонии, Латвии и Литвы в одном блоке - явление сравнительно новое. У него долгая предыстория, непосредственно связанная с обретением и удержа-
нием балтийскими государствами независимости после распада Российской империи (1918-1920). Их дальнейшую историю можно условно разделить на три этапа: попытки осознания и институ-циализации единства (1920-1940), пребывание в составе Советского Союза (1940-1990/91) и текущее политическое развитие (с 1991). В рамках последнего периода можно выделить еще два временных отрезка: совместное «возвращение в Европу» (1991-2004) и евроин-теграция (с 2004 г. до настоящего момента).
Несмотря на кажущуюся территориальную близость и «понятность» балтийских государств, их политика на поверку оказывается неоднородной и порой неожиданной, поэтому привычное рассмотрение этих стран как единого пространства может помешать пониманию ситуации. Несомненно, такая иллюзия часто возникает из-за единства позиций правительств Эстонии, Латвии и Литвы по наиболее принципиальным, с их точки зрения, вопросам (которые, с точки зрения официальной России, порой выглядят весьма одиозными). Тем не менее позиция каждой из балтийских стран продиктована прежде всего собственными интересами. При этом парадигматика осуждения тоталитарного наследия и удаления от него, общая для постсоциалистических стран Европы -членов Евросоюза, приобретает для балтийских государств, непосредственно входивших в состав СССР, особое звучание. Помимо прочего, это связано с фактическим наполнением понятия «Центрально-Восточная Европа» (ЦВЕ): с географической и исторической точек зрения к Центрально-Восточной Европе в полной мере относится лишь Литва, однако в идейно-политическом контексте -также Латвия и Эстония. Таким образом, встает вопрос: существует ли регион Балтия в привычном понимании этого термина, не изменилась ли его трактовка в 2014-2021 гг.?
Впервые понятие «Прибалтийский край» применительно к нынешним Эстонии и Латвии стало употребляться в конце 1850-х годов, когда с началом активных дискуссий о «большой русской нации» различные регионы империи стали заново осознаваться как ее части. Прежде русское законодательство и печать пользовались заимствованным у балтийско-немецких дворян обозначением
«Остзейский край» (от нем. Ostsee - Балтийское море), а «прибалтийскими» назывались все выходившие к морю страны Северной Европы. Названия «Остзейский край» и «Прибалтийский край» для обозначения современных Эстонии и Латвии вплоть до конца существования Российской империи были взаимозаменяемы. Напротив, Литва (как в тогдашних, так и в нынешних границах) изначально не включалась в «Прибалтийский край». В русском и тем более в немецком представлении она соотносилась с Польшей и польским историко-культурным влиянием, тогда как земли эстонцев и латышей традиционно воспринимались как зона германской колонизации.
Стоит отметить, что и для немецкой, и для русской сторон территория Остзейского/Прибалтийского края всегда имела ярко выраженный эмблематичный характер. В немецком сознании территории современных Эстонии и Латвии были своеобразным духовным форпостом, крайней точкой присутствия немецкой культуры на «диком Востоке». Для российского государства эти же земли, вошедшие в состав Российской империи в результате Северной войны, были не только долгожданным выходом к Балтийскому морю, но и территорией, с колонизации которой началась история империи. Вероятно, двести лет спустя Белоруссия и Украина обретут сравнимое значение в истории создания Советского Союза. Поэтому потеря балтийских республик в 1990-1991 гг. до сих пор дает знать о себе фантомными болями в современной России, а события, связанные с балтийскими государствами, переживаются особенно остро.
Перенятые у русских и немцев модели общественной организации и управления, а также уникальная собственная культура способствовали тому, что к моменту русской революции эстонцы, латыши и литовцы подошли со сформированным (в большей или меньшей степени) национальным самосознанием. Хотя территориальные проблемы удалось урегулировать (хоть и не слишком гладко), балтийские страны сразу же оказались перед лицом множества вызовов. Одной из главных проблем был насущный вопрос о внешнеполитической ориентации и позиционировании себя в изменившейся реальности.
Говоря о взаимодействии балтийских стран в межвоенное время, следует отметить, что в их случае региональная интеграция не была само собой разумеющимся процессом. Несомненно, Эстония, Латвия и Литва осознавали определенную общность, да и на международном уровне уже в межвоенный период они фигурировали под собирательным названием «балтийские страны» (англ. Baltic States, фр. Pays baltes). Схожесть изначальных условий тоже подталкивала молодые государства к образованию некоего альянса. Тем не менее всякий раз национальное возобладало над региональным, и в результате балтийский альянс оформился слишком поздно. По сути, единственной институциональной попыткой региональной интеграции стала Балтийская антанта, как именовался договор о дружбе и сотрудничестве между Эстонией, Латвией и Литвой, заключенный в Женеве в сентябре 1934 г. Тем не менее различные внешнеполитические предпочтения и антипатии каждой из балтийских стран, а также (в определенной степени) взаимное недоверие к соседям и вероятным партнерам препятствовали складыванию блока. Заметную роль также играли экономические различия, разная степень индустриализации и урбанизации [Ильмярв, 2000, с. 138-151].
Опыт нахождения балтийских государств в составе Советского Союза представляется глубоко амбивалентным как с точки зрения реальных событий, так и в отношении их последующей рецепции. Действительно, в это время Эстония, Латвия и Литва в полной мере столкнулись с тоталитарными практиками (репрессии, депортации, ограничение политических и экономических свобод). Вместе с тем для выходцев из других регионов СССР обозначение «Прибалтика» стало не просто географическим термином, а практически синонимом «несоветскости». По свидетельствам очевидцев, в «Прибалтике» фактически существовали различные формы частной собственности. Еще в период «застоя» в Тартуском университете были разработаны основные параметры теории «экономического суверенитета». Институционально она оформилась в сентябре 1988 г. на межреспубликанском совещании в Риге, причем в ее основу был положен принцип хозрасчета. Пространство для общественных дискуссий и культурных экспериментов
здесь быпло шире, чем в «центре». Возможно, именно в советское время Эстония, Латвия и Литва впервые в истории ощутили некое экзистенциальное родство, хотя с повседневной точки зрения взаимодействие республик происходило скорее на межрегиональном уровне.
Очевидно, именно это многовековое наследие и связанные с ним противоречия стали основой существования возродившихся балтийских государств. Обретение независимости поставило перед Эстонией, Латвией и Литвой две важнейшие коллизии: быгть вместе или порознь, пытаться вести полностью самостоятельную политику или ориентироваться на более крупных акторов. В первом случае каждая сторона в конечном итоге решила придерживаться национальных интересов. Тем не менее в условиях «реальной политики» небольшие размеры и ограниченные возможности каждой из стран не позволяли в полной мере поддерживать и развивать суверенное государство без внешнего участия. Это закономерно подталкивало эстонских, латвийских и литовских политиков к поиску оптимальной внешнеполитической ориентации для поддержания внутриполитической стабильности.
Уже первые политические инициативы независимых балтийских государств быыли связаны с так назыываемым «возвращением в Европу» и шире - в «цивилизованный мир». Во внешней политике эта стратегия была более очевидной и означала установление (восстановление) отношений с ведущими западными державами. Внутренняя политика, напротив, постоянно колебалась между идеологией и прагматизмом. С одной стороны, изначально она была нацелена на изживание советского наследия. Некоторые показательные меры - формальный запрет деятельности компартий, денационализация собственности и люстрация -скорее имели характер ретроспективного правосудия. С другой стороны, несмотря на осуждение советского наследия, в Эстонии, Латвии и Литве вплоть до сегодняшнего дня высшие государственные посты чаще всего занимали представители хозяйственной и интеллектуальной элиты, сформировавшейся еще в Советском Союзе. В частности, президентами Литвы дважды становились быпвшие члены КПСС (Альгирдас Бразаускас и Даля Грибаускайте).
В сфере внешней политики для балтийских государств в чем-то повторилась ситуация межвоенного времени. После выхода из состава СССР у них существовала общая стратегия, нацеленная на то, чтобы мировое сообщество больше не рассматривало Балтию как сферу влияния России и осознало, что балтийские государства существенно отличаются от других бывших советских республик [ВЫеге, 1998, р. 130]. В 1991 г. была основана межпарламентская Балтийская ассамблея, а в апреле 1996 г. балтийские государства заключили соглашение о свободной торговле. Тем не менее достаточно быстро стало очевидно, что каждая из сторон тяготеет к традиционным внешним партнерам (Эстония - к скандинавским странам, Литва - к Польше, Латвия - к Германии). В сложившейся ситуации евроинтеграция стала для балтийских стран очевидным приоритетом как с экономической, так и с политической точки зрения. Любопытно, что направляющую роль в этом процессе играла Эстонии. Она первая из бывших балтийских республик добилась независимости от Москвы и развернула внешнеполитическую активность. Заметное содействие на пути сближения с ЕС балтийским странам оказали Финляндия и Швеция. В результате уже в конце 1995 г. Эстония, Латвия и Литва смогли подать заявки на вступление в Евросоюз. Активная региональная кооперация побудила специалистов говорить о возрождении Ганзейского союза в новом виде.
Практически сразу же в сфере внешнеполитических приоритетов балтийских стран появилась евро-атлантическая составляющая: вопросы коллективной безопасности были областью, которая связывала эти государства, пожалуй, сильнее всего. Это, в свою очередь, привело к быстрому развитию контактов с США и подписанию четырехсторонней «Балтийской хартии» в Вашингтоне в январе 1998 г. В дальнейшем воинские контингенты балтийских стран участвовали в операциях в Ираке и Афганистане. Стоит отметить, что это шло вразрез с позициями Германии и Франции, т.е. стран, символизирующих «старую» Европу, куда балтийские государства изначально стремились «вернуться». Примечательно, что в конце 1990-х - 2000-е годы лидерами трех балтийских стран становились выходцы из американских диаспор.
Весной 2004 г. Эстония, Латвия и Литва вступили в Евросоюз и НАТО. Этот шаг, вероятно, можно считать наиболее значимым событием в политическом развитии балтийских государств как на тот момент времени, так и на сегодняшний день. В частности, послание министра иностранных дел Эстонии к парламенту в июне 2004 г. было практически полностью посвящено евро-атлантической интеграции. Взаимоотношениям с Россией было отведено два абзаца, в основном содержавших надежду на динамичное двустороннее сотрудничество. Примечательно, что сближение с Россией, в представлении эстонской стороны, должно было проходить на основе совместного осуждения «преступлений коммунистических режимов» и признания Россией соответствующего общего прошлого [Main guidelines ..., 2004].
Наряду с воодушевлением в отношении к ЕС присутствовала и определенная доля скептицизма. Действительно, вхождение в еврозону рассматривалось как своего рода институциализация упомянутого «возвращения в Европу» и, помимо прочего, сулило многочисленные материальные преференции. Вместе с тем балтийские страны, очевидно, рассчитывали вернуться к состоянию наций-государств образца 1940 г., тогда как Евросоюз оказался гораздо более разнообразен с этнической точки зрения [Mole, 2012, p. 157-158]. В этом смысле представление о том, что в ЕС каждой стране гарантировано право реализации собственной национальной политики, было заблуждением, поскольку Евросоюз предполагал иное наполнение самого понятия «нация». Порой подобное несоответствие влияло и на национальные концепции истории. В частности, литовские националисты неизменно выделяли языческий период истории Литвы как особый отличительный признак страны. Теперь же в научной и учебной литературе превалировала идея истории как «приобщения к Европе» [Сафроновас, 2009, с. 434-435].
Идейные расхождения, а также начавшаяся массовая миграция в более богатые европейские страны на некоторое время вызвали заметный рост евроскептицизма. Стоит упомянуть и о том, что позиция балтийских государств как в сфере реализации национальной идентичности и памяти, так и на внешнеполитиче-
ской арене не всегда соответствует ожиданиям Брюсселя. Из-за этого периодически возникают эксцессы, как в случае с ежегодным Днем памяти легионеров в Латвии или с переносом советских воинских захоронений в Эстонии в 2007 г.
Парадоксальным образом кризисные ситуации в Украине (2014) и Белоруссии (2020) способствовали нахождению выхода из данного положения, который заключался в сочетании собственной повестки с вписыванием страны в более широкий внешнеполитический контекст. Постсоциалистический транзит ближайших соседей Эстонии, Латвии и Литвы и расширение Евросоюза (а впоследствии и НАТО) в Восточной Европе предоставили для этого хорошую возможность. Близкие многовековые контакты с Германией, Польшей и скандинавскими странами позволили балтийским государствам считать себя частью «классической» Европы. Советское прошлое дало возможность удачно «вписаться» в характерный для Восточной Европы дискурс отрицания и осуждения тоталитарного наследия. Окончание холодной войны и реконфигурация политического и геостратегического положения в регионе позволили балтийским странам, приложив относительно небольшие усилия, войти в состав НАТО. Насколько можно судить, такая внешняя конъюнктура в целом соответствовала желаниям балтийских элит, стремящихся, как уже было сказано, к поддержанию независимости и реализации национальных интересов. Другой вопрос, что данная стратегия во многом отталкивается от прошлого, а не от настоящего.
Стоит отметить, что стремление «сочетать несочетаемое» в поисках наиболее подходящей, с точки зрения балтийских стран, позиции на международной арене способствовало определенной стагнации во внешней политике. Несмотря на некоторые существующие противоречия, Евросоюз не только предоставляет балтийским странам политические и финансовые возможности, но и выступает в качестве экзистенциально комфортной среды. В отличие от большой страны с давящим центром (Российской империи/ СССР) или вынужденного альянса (как в межвоенный период), ЕС позволяет (с определенными ограничениями) осуществлять собственную повестку. Общеевропейская идентичность,
которая продвигается, по крайней мере на уровне официальной риторики, для балтийских стран выступает символом единения скорее с метафизической, чем с реальной Европой, и одновременно является способом внешней репрезентации, в частности, при осуждении того, что представляется «неевропейским».
Напротив, в сфере «реальной политики» многие вопросы напрямую связываются с взаимодействием в рамках НАТО, которая для балтийских стран постепенно теряет значение военного альянса, оставаясь скорее политическим медиатором. Можно с уверенностью сказать, что евро-атлантическая интеграция предоставила Эстонии, Латвии и Литве готовые модели политического реагирования, которые уже не так подвержены колебаниям внутриполитической конъюнктуры, как в 1990-х годы. Желая дистанцироваться от собственного «неудобного прошлого», балтийские страны стремятся быть примером успешного общественно-политического транзита для других государств постсоветского пространства. Так, еще в 2005 г. Эстония, Латвия и Литва выступили соучредителями Сообщества демократического выбора, к которому, среди прочих, присоединились Украина, Молдавия и Грузия.
Данные тенденции, актуальные уже в течение многих лет, после начала украинского, а затем и белорусского кризисов лишь проявились более рельефно. Так, Эстония, как следует из ее Стратегии внешней политики до 2030 г., декларируя готовность развивать сотрудничество в разных областях и с различными партнерами по всему миру, по-прежнему отводит центральное место взаимоотношениям в рамках евро-атлантического блока. Примечательно, что в Таллинне готовы и к диалогу с Москвой, однако эстонская сторона рассчитывает «вместе с союзниками» добиваться того, чтобы Россия «уважала суверенитет и территориальную целостность других стран» [Estonian foreign ..., 2020]. Напротив, Латвия пытается вести более взвешенную политику. Несмотря на нарастающую конфронтацию между Россией и западными странами, в Риге до последнего времени рассчитывали развивать диалог с Москвой, особенно в области транзита и логистики в регионе Балтийского моря. При этом действия российской стороны в Латвии оценивали не менее жестко, чем в Эстонии, - внешняя поли-
тика РФ характеризовалась как «агрессивная и провокативная» [Annual report ..., 2018].
Что же касается Литвы, то повышение значимости идеологической составляющей во внешнеполитической повестке страны дало литовским исследователям основание утверждать, что предыдущие попытки «прорвать внешнеполитическую изоляцию» Литвы в рамках ЕС и сделать ее региональным центром сменились неясной стратегией и риторикой холодной войны [Kojala, Ivanauskas, 2014, p. 56-67]. Если раньше Литва стремилась ориентироваться на страны Центрально-Восточной Европы, что не удавалось ни Латвии, ни Эстонии, то с 2013-2014 гг. она стала едва ли не главным лоббистом евроинтеграции Украины. В сентябре 2014 г. под эгидой НАТО быгла организована польско-литовско-украинская бригада LitPolUkrBrig (по аналогии с литовско-латвийско-эстонским батальоном BALTBAT середины 1990-х годов). Летом 2020 г. Украина, Польша и Литва объявили о создании Любинско-го треугольника, трехстороннего экономико-политического альянса, организованного на основе межпарламентской ассамблеи и нацеленного на совместное представительство в ЕС и НАТО. Примечательно, что стороны апеллировали к общности своих исторических судеб в составе Речи Посполитой, хотя указанные нации (в современном смысле) начали формироваться скорее в Российской империи/ СССР.
В ходе белорусских собыпий Литва сразу же заняла сторону оппонентов президента А. Лукашенко, предоставляя политическое убежище белорусским оппозиционным политикам и структурам, включая С. Тихановскую. При этом остальные страны Балтии были активны скорее в символическом пространстве, поскольку изначально не имели вытраженных интересов в отношении СНГ [Во-лодькин, 2021, с. 183]. Так, Латвия традиционно выступала с однозначной поддержкой Украины и белорусской оппозиции в публичном пространстве, однако перешла к практической политике только в конце 2020 - начале 2021 г., приняв белорусских беженцев. Эстония же ограничивалась формальными заявлениями в поддержку общеевропейской позиции, однако держалась сдержанно. Более того, в сентябре 2021 г. тогдашний президент страны
Керсти Кальюлайд весьма пессимистично оценила перспективы украинской евроинтеграции.
За рамками общеевропейской (по большей части - символической) солидарности балтийские страны всякий раз выбирали исторически сложившийся и привычный национальный подход. Уже при обсуждении Конвенции о будущем Европейского союза Эстония, Латвия и Литва склонялись в пользу приоритета межправительственных методов по отношению к наднациональным [Володькин, 2021, с. 183].
В марте 2021 г. под влиянием Литвы Украина перестала закупать электроэнергию БелАЭС, однако уже осенью того же года выяснилось, что сама Литва продолжала получать энергию с этой станции, поскольку входила в общее электрическое кольцо, организованное еще в советское время, вместе с другими балтийскими странами, Белоруссией и Россией. Поставки из Евросоюза не могли полностью покрыть энергетический дефицит Литвы, и в итоге политика уступила место экономике. Для Латвии Россия также по-прежнему остается одним из ключевых торговытх партнеров: в 2019 г. латвийский экспорт достиг рекордной суммы, превысив 1 млрд евро.
Представляется, что вопросы безопасности и защиты суверенитета являются единственным элементом, которыш еще способен объединить балтийские страны в рамках общей повестки. Так, в январе 2022 г. во время роста напряженности на российско-украинской границе Латвия направила в Украину своих военных советников, а Эстония и Литва обещали организовать поставки оружия. В этом смысле выгсказыывание президента Эстонии Алара Кариса в начале 2022 г. о необходимости увеличения присутствия НАТО в Восточной Европе отражает позицию всех балтийских стран.
Рассматривая государства Балтии как единый регион, следует остановиться на нескольких принципиальных моментах. Несмотря на географическую и историческую близость, эстонское, латышское и литовское сообщества представляли и представляют
собой три отдельные группы интересов. Наименование «Прибалтика», долгое время употреблявшееся для их общей характеристики, пришло извне и было во многом умозрительным. В реальности Эстония, Латвия и Литва не были тесно связаны друг с другом, и их внешнеполитическая ориентация обычно была либо культурно детерминирована, либо обусловлена актуальной политической конъюнктурой. Их сплочение чаще всего происходило (и происходит) в неблагоприятных для этих стран обстоятельствах, таких как внешняя угроза, зачастую помимо их воли. Напротив, в благоприятных обстоятельствах национальный элемент политики всегда выходит на первое место, оставляя позади общебалтийские и даже общеевропейские компоненты.
Распад СССР и обретение независимости вызвали в балтийских странах большое воодушевление. Основная активность, связанная с «возвращением в Европу», пришлась на 1990-е - первую половину 2000-х годов. Следует отметить, что «возвращение» шло сразу по двум траекториям, подразумевавшим присоединение как к традиционной Европе, так и к более широкому западному миру. В последнем случае Эстония, Латвия и Литва ориентировались на США как основного оператора НАТО. Каждая из этих траекторий имела свои отличительные черты. В случае с ЕС помимо чисто материальной большую роль играла духовная составляющая: европейские ценности становились экзистенциальной нормой и мерилом нравственности. Напротив, «реальная политика» и стратегические вопросы, такие как защита суверенитета, соотносились с членством в НАТО.
После 2004 г., а тем более - после 2014 г. общая идеология и направленность внешней политики Эстонии, Латвии и Литвы в рамках Евросоюза в целом не изменились. Вместе с тем национальная стратегия каждой из балтийских стран была обусловлена ее особостью и историческим наследием. Эстония стремилась к закреплению полученных результатов и отстранению (порой демонстративному) от России и СНГ. Латвия вела более осторожную политику, а Литва скорее ассоциировала себя с Центрально-Восточной Европой, стремясь занять место активного игрока. Эти паттерны проявились и в связи с политическими кризисами в Ук-
раине и Белоруссии. Наиболее активную роль в качестве представителя «европейской цивилизации» стала играть Литва. В меньшей степени в процесс была вовлечена Латвия, тогда как Эстония в целом дистанцировалась от происходящего. Балтийские страны объединяла разве что идея общей угрозы для их безопасности (со стороны России).
Таким образом, «Прибалтика», какой мы привыкли ее представлять, уже не существует. Вместо нее периодически возникает ситуативный альянс трех заметно различающихся государств, причем в каждом случае речь идет о попытке совмещения этнически/национально детерминированной политики с элементами политической конъюнктуры и публичного дискурса «старой» Европы и США.
Литература
Володькин А. Основные векторы внешней политики Литвы, Латвии и Эстонии в 1991-2014 гг. - Минск : Беларуская навука, 2021. - 330 с.
Ильмярв М. СССР и проблема создания Балтийской антанты // Россия и Балтия / РАН, ИВИ. - № 1. - Москва, 2000. - С. 130-156.
Сафроновас В. О тенденциях политики воспоминания в современной Литве // Ab Imperio. - Казань, 2009. - № 3. - C. 424-458.
Annual report of the minister of foreign affairs on the accomplishments and further work with respect to national foreign policy and the European Union / Ministry of foreign affairs. - Riga, 2018. - 28 p. - URL: https://www. mfa.gov.lv/en/ media/2223/download (date of access: 24.02.2022).
Bleiere D. Cooperation between the Baltic States and the Central European countries : problems and prospects // The Baltic States at historical crossroads / Academy of sciences of Latvia. - Riga, 1998. - P. 128-150.
Estonian foreign policy strategy 2030 / Ministry of foreign affairs. -Tallinn, 2020. - 42 p. - URL: https://vm.ee/sites/default/files/Estonia_ for_UN/Rasmus/estonian_foreign_policy_strategy_2030_final.pdf (date of access: 24.02.2022).
Kojala L., Ivanauskas V. Lithuanian Eastern policy in 2004-2014 : role theory approach // Lithuanian foreign policy review. - Vilnius, 2014. - N 32. -P. 49-72.
Main guidelines of Estonia's foreign policy / Ministry of foreign affairs. -Tallinn, 2004. - 08.06. - URL: https://vm.ee/et/node/42499 (date of access: 24.02.2022).
Mole R. The Baltic states from the Soviet Union to the European Union. -London ; New York : Routledge, 2012. - 196 p.
DOI: 10.31249/ape/2022.02.08
Barinov I.I.1, 2022 Does the «Baltic Land» exist? Rethinking the political positioning of Estonia, Latvia and Lithuania (2014-2021)
Abstract. The political self-positioning of Estonia, Latvia and Lithuania often remains on the periphery of research interest while studying political processes in the European Union. This is partly due to the usual attribution of the Baltic states to the «natural» sphere of influence of Russia, and partly to the idea of the specificity and «regionality» of this issue. As far as we can judge, the traditional term «Baltic Land» (Baltia) in relation to Estonia, Latvia and Lithuania has lost its significance, and those countries represent themselves as independent actors, striving to overwhelm this imposed community.
A closer study of the Baltic issues shows that the positions of Estonia, Latvia and Lithuania were shaped in complicated historical conditions, and despite geographical proximity, are unique in each case. The idea of their initial cohesion turns out to be speculative. The relatively small size and limited political opportunities of the Baltic states paradoxically contributed to the fact that Estonia, Latvia and Lithuania have always promoted the interests of their nations first. Their unity was at the same time an expression of unfavorable external conjuncture. Contrary to the public declarations of the Baltic states, the European identity is rather used as a moral category, whereas the national agenda always prevails. Overall, the «real politics» on the part of official Tallinn, Riga, and Vilnius are actually associated not with European, but Euro-Atlantic integration. It can be assumed that the Baltic states' accession to the EU and NATO fixed the imperatives of their foreign policy developed by
1 Barinov Igor Igorevich - Ph. D. in History, Leading Researcher INION RAS ([email protected]).
that time, and such events as the Ukrainian and Belarusian crises only actualize them.
Keywords: Estonia, Latvia, Lithuania, European Union, NATO, international relations.
References
Annual report of the minister of foreign affairs on the accomplishments and further work with respect to national foreign policy and the European Union. (2018) / Ministry of foreign affairs. - Riga. - 28 p. - URL: https:// www.mfa.gov.lv/en/media/2223/download (date of access: 24.02.2022).
Bleiere D. (1998). Cooperation between the Baltic States and the Central European countries : problems and prospects // The Baltic States at historical crossroads / Academy of sciences of Latvia. - Riga. - P. 128-150.
Estonian foreign policy strategy 2030. (2020) / Ministry of foreign affairs. - Tallinn. - 42 p. - URL: https://vm.ee/sites/default/files/Estonia_ for_UN/Rasmus/estonian_foreign_policy_strategy_2030_final.pdf (date of access: 24.02.2022).
Il'miarv M. (2000). USSR and the problem of creating of the Baltic Entente [SSSR i problema sozdaniia Baltiiskoi Antanty] // Russia and Baltic Region / RAS, IWH. - N 1. - Moscow. - P. 130-156.
Kojala L., Ivanauskas V. (2014). Lithuanian Eastern policy in 2004-2014 : role theory approach // Lithuanian foreign policy review. - Vilnius. - N 32. -P. 49-72.
Main guidelines of Estonia's foreign policy. (2004) / Ministry of foreign affairs. - Tallinn. - 08.06. - URL: https://vm.ee/et/node/42499 (date of access: 24.02.2022).
Mole R. (2012). The Baltic states from the Soviet Union to the European Union. - London ; New York : Routledge. - 196 p.
Safronovas V. (2009). On tendencies of the politics of remembrance in contemporary Lithuania [O tendentsiiakh politiki vospominaniia v sovremennoi Litve] // Ab Imperio. - Kazan. - N 3. - P. 424-458.
Volod'kin A. (2021). The main vectors of the foreign policy of Lithuania, Latvia, and Estonia in 1991-2014 [Osnovnye vektory vneshnei politiki Litvy, Latvii i Estonii v 1991-2014 gg. ]. - Minsk : Belaruskaia navuka. - 330 p.
