СУРРОГАТНОЕ МАТЕРИНСТВО & ТОРГОВЛЯ ЛЮДЬМИ: МЕЖОТРАСЛЕВОЙ КОНФЛИКТ

Богдан В.В.; Урда М.Н.

ВЕСТНИК ПЕРМСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. ЮРИДИЧЕСКИЕ НАУКИ

2022

PERM UNIVERSITY HERALD. JURIDICAL SCIENCES

Выпуск 58

III. ЧАСТНОПРАВОВЫЕ (ЦИВИЛИСТИЧЕСКИЕ) НАУКИ

Информация для цитирования:

Богдан В. В., Урда М. Н. Суррогатное материнство & торговля людьми: межотраслевой конфликт // Вестник Пермского университета. Юридические науки. 2022. Вып. 58. C. 628-657. DOI: 10.17072/19954190-2022-58-628-657.

Bogdan V. V., Urda M. N. Surrogatnoe materinstvo & torgovlya lyud'mi: mezhotraslevoy konflikt [Surrogacy & Human Trafficking: Interbranch Conflict]. VestnikPermskogo universiteta. Juridicheskie nauki - Perm University Herald. Juridical Sciences. 2022. Issue 58. Pp. 628-657. (In Russ.). DOI: 10.17072/1995-4190-2022-58-628-657.

Исследование выполнено в рамках государственного задания «Трансформация частного и публичного права в условиях эволюционирующих личности, общества и государства» на 2022 г. (№ 0851-20200033)

Поступила в редакцию 03.04.2022

Введение: статья посвящена сложной проблеме межотраслевого конфликта между легальным институтом суррогатного материнства и уголовно наказуемым деянием -торговлей людьми. Нормативный минимализм регулятивного законодательства, непонимание правовой сущности института суррогатного материнства и договора на вынашивание и рождение привели к проблеме определения границ дозволенного через призму соотношения с указанным преступлением. Разрешение обозначенной проблемы имеет особое значение для обеспечения определенности в праве, исключающей как злоупотребления в сфере отношений по применению технологии суррогатного материнства, так и незаконное привлечение участников данных отношений к уголовной ответственности. Цель: создание концептуальных основ межотраслевого соотношения института суррогатного материнства и уголовно-правового запрета на торговлю людьми. Методы: эмпирические методы сравнения, описания, интерпретации; теоретические методы формальной и диалектической логики; частнонаучные методы: юридико-догматический и метод толкования правовых норм. Результаты: исследование межотраслевого взаимодействия рассматриваемых институтов показало, что первопричиной противоречий в практике применения исследуемых норм является отсутствие на международном и национальном уровнях единообразного системного подхода в определении границ легализации рассматриваемой технологии и охраны порождаемых ею отношений нормой в части торговли людьми. Выводы: сформулированы доктринальные определения института суррогатного материнства и договора по вынашиванию и родам, который трактуется как межотраслевой; выявлена правовая природа согласия суррогатной матери на запись потенциальных (генетических) родителей в отношении рожденного ею ребенка; определена специфика договорных конструкций, входящих в предметную область суррогатного

УДК 347; 343.412.2

DOI: 10.17072/1995-4190-2022-58-628-657

СУРРОГАТНОЕ МАТЕРИНСТВО & ТОРГОВЛЯ ЛЮДЬМИ: МЕЖОТРАСЛЕВОЙ КОНФЛИКТ

В. В. Богдан

Юго-Западный государственный университет E-mail: [email protected]

М. Н. Урда

Юго-Западный государственный университет E-mail: [email protected]

@ ®

материнства с установлением пороков, переводящих регулируемые ими частные правоотношения в уголовно-правовую плоскость; сформулированы рекомендации по применению статьи 127.1 УК РФ; сделан общий вывод об отсутствии в международном праве средств, позволяющих разрешить конфликт между легальным суррогатным материнством и торговлей людьми, необходимость разработки которых диктует транснациональный характер рассматриваемых явлений.

Ключевые слова: суррогатное материнство; торговля людьми; уголовная ответственность; юридические факты; межотраслевой договор; межотраслевой правовой конфликт; частное и уголовное право; межотраслевое взаимодействие

SURROGACY & HUMAN TRAFFICKING: INTERBRANCH CONFLICT

The research was carried out as part of state assignment for 2022 'Transformation of private and public law in the conditions of evolving personality, society, and the state'

(No. 0851-20200033)

V. V. Bogdan M. N. Urda

Southwest State University Southwest State University

E-mail: Kurskprav°@yandex.m E-mail: [email protected]

Received 03 Apr 2022

Introduction: the article discusses the challenging problem of the interbranch conflict between the legal institution of surrogacy and a criminally punishable act - human trafficking. The normative minimalism of regulatory legislation, the lack of understanding of the essence of surrogacy as a legal institution, insufficient understanding of the legal essence of the contract for child bearing and birth, are the factors that necessitate defining the boundaries of what is permissible through drawing a distinction between the application of surrogacy technology and the crime mentioned. Resolution of this issue is of particular importance for ensuring legal certainty that would exclude both abusive practices in legal relations involving surrogate motherhood and unlawful prosecution against the participants in these relations. Purpose: to create a conceptual framework for the interbranch relationship between the institution of surrogacy and the criminal law prohibition of human trafficking. Methods: empirical methods of comparison, description, interpretation; theoretical methods of formal and dialectical logic; special scientific methods: legal-dogmatic and the method of interpretation of legal norms. Results: the research into interbranch interaction of the institutions in question showed that the root cause of contradictions in the practice of applying the norms under study is the lack of a uniform systemic approach, both at the international and domestic level, to determining the legal boundaries of surrogacy technology and to the protection of relations generated by this technology by the norms on human trafficking. Conclusions: we have formulated doctrinal definitions of the institution of surrogate motherhood and the contract for child bearing and birth, which is interpreted as an interbranch contract; identified the legal nature of the surrogate mother's consent to record the potential (genetic) parents in relation to the child born by her; described the specific nature of contractual structures included in the subject area of surrogate motherhood, with the identification of defects that transfer private-law relations regulated by them into the field of criminal law; formulated recommendations on the application of Article 127.1 of the Criminal Code of the Russian Federation. At present, there are no means in international law to resolve the conflict between legal surrogacy and human trafficking; the transnational nature of the phenomena under study dictates the need for the development of such means.

Keywords: surrogacy; human trafficking; criminal liability; legal facts; interbranch contract; interbranch legal conflict; private and criminal law; interbranch interaction

Введение

Институт суррогатного материнства - явление, вызывающее к жизни комплекс медико-биологических, морально-этических, социокультурных и правовых проблем, включая разграничение пределов частного и публичного правового воздействия на него. В его основе лежит социально-правовое противоречие: от полного непринятия как противного морали, нравственности и завуалированной формы торговли людьми до полной легализации на возмездной и/или безвозмездной основе.

Неоднозначность технологии суррогатного материнства обусловлена диаметрально противоположными взглядами на ее применение в мировых правопорядках. Оно запрещено в большинстве стран Европейского союза, в отдельных штатах США (Аризона, Мичиган), Малайзии, Японии. Безвозмездное (альтруистическое) использование допускается в Австралии, Новой Зеландии, Бразилии, Великобритании. Разрешена любая форма (коммерческая и безвозмездная) в Греции, Индии, Иране, практически во всех странах СНГ [10, с. 9-12].

В иностранных научных источниках вопросы частноправового регулирования суррогатного материнства поднимаются с завидным постоянством. Можно констатировать, что основная масса теоретических трудов связана с анализом существующего положения в развитых правопорядках и развивающихся странах [35; 49; 43; 51], уделяется внимание специфике договорного регулирования отношений. Так, профессор столичного университета города Колумбус штата Огайо Марк Страссер в своем труде «Традиционное суррогатное материнство: контракты, частичное правоприменение и проблемы семейного права», на основе сложившейся и современной теории договорного права, указывает, что легализацию суррогатного материнства следует признать свершившимся фактом, отраженным как в теоретических исследованиях, так и в судебной практике (имеется в виду практика судов США), и ставит вопрос о том, как повысить качество договорного регулирования, определить пределы национального и международного уровней влияния [48]. В Германии, где суррогатное материнство запрещено, активно обсуждаются вопросы, связанные с возможностью его легализации исключительно на альтруистической основе, исследуются правопорядки, в которых

рассматриваемый институт поставлен под жесткий контроль государства. В частности, в качестве примера приводится законодательство Англии, устанавливающее такие требования, как генетическое родство одного из потенциальных родителей с ребенком, брак (пожизненное или внебрачное жизненное партнерство между потенциальными родителями), минимальный возраст - 18 лет; добровольность и безвозмездность соглашения о суррогатном материнстве; проживание в доме потенциальных родителей [44; 45].

В Российской Федерации суррогатное материнство признано легальной вспомогательной репродуктивной технологией. Нормы о порядке ее применения содержатся в Федеральном законе от 21 ноября 2011 г. № 323-ф3 «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации»1 (далее - ФЗ № 323), приказе Министерства здравоохранения РФ от 31 июля 2020 г. № 803н «О порядке использования вспомогательных репродуктивных технологий, противопоказаниях и ограничениях к их применению»2 (далее - Приказ № 803н). Вопросы, связанные с регистрацией рожденного ребенка, определением правового статуса генетических родителей и суррогатной матери, разрешаются Семейным кодексом Российской Федерации (далее - СК РФ) и Федеральным законом от 15 ноября 1997 г. № 143-ФЗ «Об актах гражданского состояния»3 (далее - ФЗ № 143). Договорное регулирование отношений осуществляется нормами общей части Гражданского кодекса Российской Федерации (далее - ГК РФ).

С одной стороны, установленный порядок применения технологии суррогатного материнства вполне понятен: на основе непоименованного договора между женщиной (суррогатная мать) и генетическими (ФЗ № 323 называет их «потенциальными») родителями или одинокой

1 Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации: Федер. закон от 21 нояб.2011 г. № 323-ФЗ (ред. от 11.06.2022 г., с изм. от 13.07.2022 г.) // Собр. законодательства Рос. Федерации. 2011. № 48, ст. 6724.

2 О порядке использования вспомогательных репродуктивных технологий, противопоказаниях и ограничениях к их применению: приказ Минздрава России от 31 июля 2020 г. № 803н: зарегистр. в Минюсте России 19 окт. 2020 г. № 60457 // Официальный интернет-портал правовой информации (www.pravo.gov.ru).

3 Об актах гражданского состояния: Федер. закон от 15 но-яб. 1997 г. № 143-ФЗ (ред. от 14 июля 2022 г.) // Собр. законодательства Рос. Федерации. 1997. № 47, ст. 5340.

женщиной, чьи половые клетки использовались, для которых вынашивание и рождение ребенка невозможно по медицинским показаниям, после переноса донорского эмбриона вынашивается плод, что в результате приводит к рождению (в том числе к преждевременным родам) ребенка (п. 9 ст. 55 ФЗ № 323).

С другой стороны, заложенный в специальном законодательстве механизм не коррелирует с нормами гражданского, семейного, наследственного права (установление презумпции материнства суррогатной матери и, как следствие, значительные трудности и злоупотребления при регистрации новорожденных; проблемы наследования детьми, рожденными при помощи технологии суррогатного материнства; неопределенность статуса медицинской организации и ее ответственности; неоднозначность субъектного состава договорных отношений, ответственности сторон по договору по вынашиванию и рождению ребенка и др.). В свою очередь, это привело к глобальной проблеме, находящейся в иной правовой плоскости, -оценке суррогатного материнства через призму соотношения с уголовно наказуемым деянием -торговлей людьми (ст. 127.1 УК РФ), которая, несмотря на повышенный к ней интерес со стороны научной общественности как в России, так и за рубежом, остается неразрешенной. Это обусловлено целым рядом обстоятельств: разнообразием мировоззренческих позиций и отсутствием исторического опыта в оценке указанных деяний в их взаимосвязи, различием подходов в имплементации Международных стандартов противодействия торговли людьми в национальном законодательстве, фрагментарностью и непоследовательностью нормативного регулирования, обслуживающего сферу применения вспомогательных репродуктивных технологий, на международном и национальном уровнях.

Поставленная проблема вышла за пределы научного осмысления. Известны случаи привлечения в Королевстве Камбоджа к уголовной ответственности за торговлю людьми женщин, нанятых в качестве суррогатных матерей, а также лиц, осуществлявших посреднические функции между ними и так называемыми приемными родителями [29]. В литературе описаны случаи незаконной практики использования технологии суррогатного материнства в торговле детьми в США [39].

2022 год ознаменован чередой скандальных приговоров в России. В Красноярске впервые осудили суррогатную мать за продажу новорожденного ребенка1. В Москве вынесены приговоры сотрудникам клиники «Росюркон-салтинг», участвовавшим в подготовке и реализации программ суррогатного материнства с последующей передачей родившихся детей их генетическим родителям - иностранным гражданам. Следствие в отношении репродуктоло-гов продолжается. Им вменяют в общей сложности 17 эпизодов торговли детьми, в которых фигурируют 24 ребенка, в том числе один скончавшийся от синдрома внезапной детской смерти. По делу проходят 11 человек, 3 из них объявлены в международный розыск2.

В России ситуация осложняется существующей практикой легитимации отцовства одиноких мужчин посредством обращения в суд с заявлением о внесении актовой записи о рождении их биологических детей от суррогатных матерей. Впервые такое решение было вынесено Бабушкинским районным судом г. Москвы в августе 2010 г.3 Такой подход не вносит определенность в регулирование соответствующих отношений, в известной степени идет вразрез с существующим законодательством, которое не наделяет одиноких мужчин правом прибегать к суррогатному материнству с целью стать отцом.

В контексте данной проблемы в юридической науке поднимается вопрос о виктимологи-ческой безопасности суррогатного материнства, приводятся данные об их использовании в черной трансплантологии, искусственном прерывании беременности в целях получения фе-тальных тканей эмбрионов, применяемых в изготовлении косметических и лекарственных препаратов; описан случай сексуального насилия и сексуальной эксплуатации в отношении ребенка, приобретенного иностранными гражданами с нетрадиционной сексуальной ориентацией в 2005 году от суррогатной матери-

1 Прокуратура Красноярского края: [офиц. сайт]. URL: https://epp.genproc.gov.ru/web/proc_24/mass-media/news? item =75620991.

2 Международная Юридическая фирма «ТРУНОВ, АЙВАР И ПАРТНЁРЫ»: [офиц. сайт]. URL: https://trunov. com/press-centr/gromkie_dela/surrogatnoe-delo/.

3 Решение Бабушкинского районного суда г. Москвы от 04.08.2010 г. по гражданскому делу № 22745/10 (судья Мартыненко А. А.) [Электронный ресурс]. Доступ из справ.-правовой системы «Гарант».

россиянки [3, с. 273-283]. Это, в свою очередь, актуализирует необходимость переосмысления превентивного значения уголовно-правового инструментария и его адекватности потребностям в целях предотвращения производных негативных явлений.

Общественный запрос и острота проблемы требуют концентрации усилий международной общественности в поиске ее разрешения. В Докладе Специального докладчика по вопросу о торговле детьми и сексуальной эксплуатации детей, включая детскую проституцию, детскую порнографию и изготовление прочих материалов о сексуальных надругательствах над детьми (2018 г.) обращается внимание на взаимосвязь изучаемых явлений. В пункте 24 Доклада указано, что недобросовестная практика суррогатного материнства идет вразрез с легитимностью правозащитных норм, поскольку некоторые из существующих правовых режимов направлены на нарушение международного запрета торговли детьми1. В то же время во Всемирном докладе ООН о торговле людьми (2020 г.) эта проблема не рассматривается: документ не содержит какой-либо информации о трансформации форм и способов совершения указанного преступления, обусловленных применением процедуры суррогатного материнства [38].

Данные обстоятельства предопределяют потребность разрешения обозначенных противоречий, возникших между регулированием и реализацией суррогатного материнства, с одной стороны, и торговлей людьми - с другой, с определением границ дозволенного и критериев их разграничения.

Доктрина межотраслевого взаимодействия уголовного и частного права в контексте разграничения суррогатного материнства и торговли людьми

Проблематика установления границ суррогатного материнства и торговли людьми лежит в межотраслевой плоскости. Представители частноправовых и уголовно-правовых наук по-разному могут толковать одни и те же дефини-

1 Доклад Специального докладчика ООН по вопросу о торговле детьми и сексуальной эксплуатации детей, включая детскую проституцию, детскую порнографию и изготовление прочих материалов о сексуальных надругательствах над детьми (A/HRC/37/60) 2018 г. // Комитет по правам ребенка: [офиц. сайт]. URL: https://undocs.org/ru/A/ HRC/37/60.

ции, оценивать юридические факты, содержание правовых предписаний. Это обусловлено недостаточной теоретической разработкой межотраслевых связей между частным и уголовным правом, что приводит к диаметрально противоположным теоретическим выводам и затруднениям в правоприменительной практике. Как отмечается в научной литературе, «наиболее показательные и принципиальные противоречия и иные "горячие точки" таких связей сосредоточены во взаимодействии (или его отсутствии) гражданского права и уголовного закона» [14].

Основоположником научного направления по установлению межотраслевых связей гражданского права был М. Ю. Челышев. Выделяя такую правовую категорию, как «межотраслевое взаимное влияние» - процесс воздействия друг на друга различных, в некоторой степени взаимопересекающихся (в предметном и содержательном отношениях) правовых образований, М. Ю. Челышев писал о ее трансформации, выражающейся в двух аспектах:

- изменение правовых норм, в частности формирование новых правовых норм, а возможно, и новых правовых институтов, других подразделений правовой отрасли;

- установление направления и границ пра-вореализации [24, с. 80-81].

В науке уголовного права одним из первых развернутое представление о взаимосвязи гражданского и уголовного права дали Н. И. Пи-куров и А. Г. Безверхов. В частности, заслуживает поддержки формулировка последним требований к определению уголовной противоправности: «недопустимо наличие противоречия между соответствующими уголовно-правовыми запретами и юридическими дозволениями гражданско-правовой природы ... УК РФ должен учитывать правомерность поведения, определяемую ГК РФ ... Уголовные запреты не могут отрицать гражданско-правовых дозволений, равно как и наоборот, ибо посредством одних определяются границы других» [4, с. 76-92].

Н. И. Пикуров отмечает, что «взаимосвязь с нормами частного права осуществляется преимущественно без использования бланкетных диспозиций, но с большим объемом употребления "чужих" терминов, что требует обращения не только к отдельным нормам, но нередко и к институтам или разделам гражданского зако-

нодательства» [17, с. 14-15]. Вместе с тем нельзя согласиться с автором в том, что «в предупреждении преступлений, связанных с участием в обязательственных правоотношениях, большую роль играет не уголовно-правовой запрет, а осмотрительное поведение стороны договора, забота о недопущении сделок с недобросовестным участником коммерческих отношений, в связи с тем, что в отношения такого рода субъекты вступают добровольно». Представляется, что принцип свободы договора и презумпция добросовестности поведения участников гражданских правоотношений хотя и оказывают положительное воздействие на соответствующие отношения, но все же недостаточны для выполнения превентивных функций.

По распространенному в уголовно-правовой доктрине мнению, бланкетность - это единственная форма отражения межотраслевых связей уголовного права в УК РФ [9, с. 139143]. Но уголовное право не автономно, и в условиях отсутствия «четкого представления о границах и пределах действия автономности уголовного права трактовка многих признаков конкретного состава преступления может быть различной и весьма противоречивой, поскольку за основу могут быть взяты самые разные интерпретационные способы и приемы судебного толкования» [27, с. 117-128].

В цивилистической науке утверждается, что, с учетом внешнего и внутреннего взаимодействия, можно выделить два вида межотраслевых связей гражданского и уголовного права: охранительные (совместное действие гражданско-правовых и уголовно-правовых норм, при котором реализуется охранительная функция и гражданского, и уголовного права) и охранительно-регулятивные, имеющие обратное значение (при применении норм уголовного права (его охранительной функции) в соответствующих случаях реализуются регулятивные предписания гражданского права; при реализации норм гражданского права поведенческие акты осуществляются с учетом уголовно-правовых предписаний (реализация профилактической функции уголовной ответственности) [24, с. 181].

Применительно к вопросу о разграничении суррогатного материнства и торговли людьми вполне оправданным, на первый взгляд, будет вывод о наличии охранительно-регулятивных связей между гражданским и уголовным правом. Первое - закрепление договорного харак-

тера использования вспомогательной репродуктивной технологии очертило рамки ее применения субъектами семейного права; второе -установило ответственность за куплю-продажу и совершение иных сделок в отношении человека. Вместе с тем дискуссионное, но традиционное соотношение гражданского и уголовного права в рамках заявленной темы исследования недостаточно полно раскрывает специфику границ между торговлей людьми и суррогатным материнством, поскольку последнее имеет сложную правовую природу, не подпадающую под действие норм исключительно гражданского права.

Гражданское право не способно в полной мере отвечать на вызовы современной развивающейся медицины. Несмотря на то что именно оно создает основу для формирования отправных точек реализации вспомогательных репродуктивных технологий для широкого круга потребителей на договорной основе, прямой отсылки к гражданскому законодательству в ФЗ № 323-ФЗ не содержится в части договора суррогатного материнства, который, как будет показано ниже, имеет межотраслевую природу.

Судебная практика изобилует примерами, касающимися не только исполнения договоров суррогатного материнства1, но и более, на первый взгляд, частных вопросов, которые лишь подтверждают вывод о необходимости создания концептуально и качественно нового подхода к правовому регулированию применения новых медицинских технологий частноправовыми средствами: обеспечение тайны рождения ребенка2, защита прав участников суррогатного материнства и предотвращение злоупотребле-

„3

ний , посмертной репродукции человека, находящейся за пределами права, и др.

Правовое регулирование суррогатного материнства осуществляется нормами отраслей частного права (гражданское, семейное), а так-

1 См. например, апелляционные определения Моск. городского суда по делу № 33-47513/2017; Верхов. суда Республики Башкортостан от 18.02.2016 г. по делу № 333206/2016; решение Татищевского районного суда Сарат. обл. от 26.05.2020 г. по делу № 2-43/2020 и др. URL: https://sudact.ru/.

2 См.: апелляционное определение Московского городского суда от 18.09.2013 г. по делу № 11-26919. URL: https://sudact.ru/.

3 См.: определение Верховного Суда Российской Федерации от 26.11. 2019 г. № 46-КГ19-24; апелляционное определение Московского городского суда по делу № 3311390/2019. URL: https://sudact.ru/.

же комплексными отраслями (медицинское, предпринимательское), при этом представляется первичным установить межотраслевые связи института суррогатного материнства, способные влиять на динамику общественного отношения, и, как следствие, разрешить межотраслевой конфликт: где заканчивается суррогатное материнство и начинается торговля людьми.

Межотраслевые связи института суррогатного материнства

Вопросы о правовой природе института суррогатного материнства перманентно встают в юридической литературе частноправового направления. В своей основе он имеет общественный интерес, выражающийся в возможности реализации прав граждан на материнство и отцовство, находящихся под конституционной защитой, и носящий объективный характер. Динамизм развития отношений в его рамках и увеличение числа участников во многом обусловлены стремительно набирающей обороты проблемой бесплодия и невынашивания. Легализовав весьма спорную с точки зрения норм морали и нравственности вспомогательную репродуктивную технологию, российский законодатель на протяжении более чем 25 лет занимает пассивную позицию, ограничиваясь скромным набором регулирующих норм. Результатом подобного безразличия1 следует считать целый ряд неразрешенных проблем частноправового характера, отражающихся на уголовно-правовой оценке отклоняющегося поведения.

24 мая 2022 года Государственная Дума Российской Федерации своим постановлением

1 Позиция российского законодателя в отношении регулирования института суррогатного материнства повсеместно подвергается критике. Несмотря на то что еще в 2020 году в Государственной Думе Российской Федерации звучали призывы к полному запрету суррогатного материнства (см., например: В Общественной палате обсудили суррогатное материнство: Великая держава не может торговать своими детьми! // Информационный портал семейной политики. URL: http//ivan4.ru), однако никаких подвижек в стабилизации отношений не предпринято. При этом лобби суррогатного материнства в России активно пропагандируют использование данной вспомогательной репродуктивной технологии (см.: Новости Суррогатного Материнства. URL:https://ecsm.ru/o-nas/news/?page=2), открыто предлагается совершать действия в обход закона (см.: Вниманию всех одиноких мужчин, желающих стать родителями по программам суррогатного материнства в Российской Феде-рации.URL:https://ecsm.ru/o-nas/news/vnimaniyu-vseh-odinokih-muzhchin-zhelayushhih-stat-roditelyami-po-programmam-surrogatnogo-materinstva-v-rossijskoj-federacii/).

№ 1318-8 ГД приняла в первом чтении проект федерального закона № 41630-8 «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации», касающегося изменений регулятивного законодательства в сфере суррогатного материнства. Это достаточно «усеченный» вариант предлагаемых изменений, суть которых можно изложить следующим образом: суррогатное материнство будет доступно только лицам, состоящим в зарегистрированном браке, или одиноким женщинам, являющимся гражданами Российской Федерации, с обязательным получением российского гражданства рожденным ребенком. В пояснительной записке к законопроекту нововведения обоснованы отсутствием четкого и жесткого перечня условий в части требований к потенциальным родителям, которые являются иностранными гражданами и лицами без гражданства, и необходимостью осуществления контроля за дальнейшей судьбой детей, рожденных по программе суррогатного материнства2. Таким образом, если законопроект будет принят, в России установится полный запрет для иностранных граждан и лиц без гражданства на суррогатное материнство. Вместе с тем принятый в первом чтении проект не решает других важных вопросов, имеющих принципиальное значение для стабилизации частноправовых отношений по применению технологии суррогатного материнства, а также определения пределов частного и уголовного права. В отклоненных законопроектах были учтены, как представляется, положительные и давно назревшие изменения, которые существенным образом оказали бы влияние на стабилизацию исследуемых отношений. Предлагалось: ввести возрастные ограничения для потенциальных родителей (мужчина и женщина в возрасте не старше 55 лет и не младше 25 лет); установить запрет на любую коммерческую посредническую деятельность в сфере отношений суррогатного материнства; ввести нотариальное удостоверение договоров о суррогатном материнстве [6, с. 66-75]. Полагаем, что подобные ограничения вполне соответствуют общественным интересам: общество должно осознавать, что сурро-

2 Проект федерального закона № 41630-8 «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» (ред., внесенная в ГД ФС РФ, текст по состоянию на 17.12.2021 г.) [Электронный ресурс]. Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс».

гатное материнство - это медицинская помощь, а не возмездная услуга.

Подвергалось жесткой критике предложение о запрете одиноким гражданам прибегать к технологии суррогатного материнства. Доводы противников такого нововведения, нашедшего свое отражение в вышеуказанном законопроекте, сводились к следующему: рождение ребенка не связано с состоянием супружества; суррогатное материнство - это метод лечения бесплодия, следовательно, ограничение доступа к нему является ограничением права на медицинскую помощь; применение вспомогательных репродуктивных технологий является формой государственной поддержки семьи, материнства, отцовства и детства без ограничений [6, с. 66-75].

Между тем определение субъектного состава использования технологии суррогатного материнства является едва ли не краеугольным камнем в межотраслевой связи частного и уголовного права. В первую очередь это касается одиноких лиц мужского пола, желающих воспользоваться данной технологией. Изучив постановление Конституционного Суда РФ от 29 июня 2021 г. № 30-П по делу о проверке конституционности статьи 3 Федерального закона «О дополнительных мерах государственной поддержки семей, имеющих детей» в связи с запросом Конаковского городского суда Тверской области»1, можно сделать принципиальные выводы:

- одинокий мужчина не вправе прибегать к использованию рассматриваемой технологии, поскольку действующее законодательство не относит «одинокого мужчину, единолично изъявившего желание стать отцом с использованием вспомогательных репродуктивных технологий, к числу лиц, имеющих безусловное право на их применение, и не указывают его в качестве потенциальной стороны договора о суррогатном материнстве»;

- установление отцовства в отношении детей, рожденных суррогатной матерью, в судебном порядке при фактическом использовании технологии суррогатного материнства одино-

1 По делу о проверке конституционности статьи 3 Федерального закона «О дополнительных мерах государственной поддержки семей, имеющих детей» в связи с запросом Конаковского городского суда Тверской области: постановление Конституц. Суда Рос. Федерации от 29 июня 2021 г. № 30-П // Собр. законодательства Рос. Федерации. 2021. № 28, ч. 2, ст. 5629.

ким мужчиной оправдывается исключительно необходимостью легализации правовой связи между рожденным ребенком и генетическим отцом в целях обеспечения первому родительского попечения, хотя и в лице единственного родителя;

- меры государственной поддержки в виде права на получение материнского (семейного) капитала мужчине, который в установленном порядке признан в качестве единственного родителя отцом детей, рожденных для него суррогатной матерью, могут быть предоставлены только в случае вступления им в брак при условии совместного усыновления (удочерения) таких детей его супругой и их воспитания в семье2.

Соотношение трех выводов выявляет противоречивую ситуацию, которую можно охарактеризовать как «если нельзя, но очень хочется, то можно», порожденную отсутствием прямого запрета (ст. 55 ФЗ № 323) одинокому мужчине прибегать к технологии суррогатного материнства.

Судебная практика реагирует на указанную неопределенность в праве «производно»: в настоящее время решений судов по искам о признании права одинокого мужчины на использование данной технологии нет. Подобные дела рассматриваются постфактум, когда гражданин уже воспользовался соответствующей «услугой», но получил отказ в регистрации рождения ребенка в органах записи актов гражданского состояния. Удовлетворяя требования истцов, в мотивировочной части суды указывают, что «действующее законодательство не содержит запрета на регистрацию рождения ребенка, рожденного в результате имплантации эмбриона другой женщине в целях его вынашивания, одинокой матерью или отцом данного ребенка», указывают на пробел в регулировании вопросов установления отцовства и регистрации рождения детей, не имеющих матери, а имеющих только отца, и на применение норм действующего семейного законодательства по аналогии в целях недопущения умаления и на-

2 Между тем в 2018 г. Приморский районный суд г. Санкт-Петербурга решением от 20.11.2018 г. по делу № 28966/2018 признал незаконным отказ в выдаче истцу (одинокому мужчине, имеющему двух детей, рожденных от суррогатной матери, и не состоящему в браке) государственного сертификата на материнский (семейный) капитал и обязал Управление Пенсионного фонда РФ выдать истцу государственный сертификат на материнский (семейный) капитал. URL: https://sudact.ru/.

рушения прав и законных интересов детей1. Вопросы о недействительности заключенных одинокими отцами договоров на вынашивание и рождение ребенка не ставились.

Представляется, что доктринальная оценка законности вынесенных судебных актов в условиях, когда соответствующие договоры не были признаны недействительными, не может быть поставлена в зависимость от отсутствия прямого запрета на использование одиноким мужчиной технологии суррогатного материнства. Принципы семейного права, отраженные в статье 1 СК РФ, всемерная защита и охрана прав детей, а также указание на то обстоятельство, что права граждан в семье могут быть ограничены только на основании федерального закона и только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты нравственности, здоровья, прав и законных интересов других членов семьи и иных граждан (п. 4 ст. 1 СК РФ), наделение мужчин равными правами с женщинами в отношении несовершеннолетних детей, свидетельствуют о законности и обоснованности вынесенных судебных решений. Кроме того, до 2012 года при буквальном толковании действующих норм (СК РФ, Приказ Минздрава РФ № 67 «О применении вспомогательных репродуктивных технологий (ВРТ) в терапии женского и мужского бесплодия»2) исключалось и право одинокой женщины на использование технологии суррогатного материнства, что уравнивало в ограничениях лиц обоих полов.

В то же время в 2014 году Тушинским районным судом г. Москвы отцу, имеющему двух детей, рожденных от суррогатной матери, было отказано в удовлетворении исковых требований к Тушинскому отделу ЗАГС Управления ЗАГС Москвы о признании его отцом двух детей женского пола. Суд обязал ЗАГС зарегистрировать рождение детей без указания сведе-

1 Решения: Бабушкинского районного суда г. Москвы от

04.08.2010 г. по делу № 2-2745/10; Смольнинского районного суда г. Санкт-Петербурга от 04.03.2011 г. по делу № 2-1601/11; Тверского районного суда г. Москвы от

25.06.2011 г. по делу № 2-1894/2011; Хамовнического районного суда г. Москвы от 15.02.2013 г. по делу № 2497/13; Дзержинского районного суда г. Санкт-Петербурга от 08.04.2020 г. по делу № 2-980/2020. URL: https://sudact.ru/.

2 О применении вспомогательных репродуктивных технологий (ВРТ) в терапии женского и мужского бесплодия: приказ Минздрава РФ от 26 февр. 2003 г. № 67 // Бюллетень нормативных актов федеральных органов исполнительной власти. 2003. № 32. (Утратил силу в связи с изданием приказа Минздрава России от 30.08.2012 г. № 107н).

ний о суррогатной матери и об отце, а фамилию, имя, отчество этих детей указать органу опеки и попечительства3. Суд сослался на отсутствие в СК РФ и ФЗ № 143 порядка государственной регистрации рождения и записи родителей ребенка, рожденного у неизвестной матери - анонимного донора ооцитов, выношенного и рожденного суррогатной матерью, которой был имплантирован эмбрион, полученный с использованием яйцеклетки этого анонимного донора; указал, что порядок государственной регистрации рождения ребенка, рожденного суррогатной матерью, с записью одинокого мужчины единственным родителем ребенка законодательством не определен, а также на существование между сторонами договорных правоотношений, не предусматривающих право донора ооцитов на его регистрацию в качестве отца. Как представляется, суд «воспользовался» двумя пробелами: один другими судами разрешался при помощи аналогии права и закона; второй - отсутствие согласия донора ооцитов на запись мужчины в качестве родителя ребенка - пробелом не является: системное толкование норм о суррогатном материнстве и донорстве ооцитов, сперме и эмбрионов позволяет однозначно утверждать об отсутствии необходимости получения согласия доноров на запись в качестве родителей граждан, воспользовавшихся данной восстановительной репродуктивной технологией. Указанные обстоятельства делают решение Тушинского районного суда г. Москвы незаконным и необоснованным. К сожалению, суд апелляционной инстанции согласился с выводами суда и отказал в удовлетворении жалобы4.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Представляется, что разобщенность судебной практики обусловлена сложностью разрешения возникших противоречий между статусом одинокого мужчины, вопреки установленным требованиям воспользовавшегося процедурой суррогатного материнства, и конституционной обязанностью охраны прав и интересов детей.

Проблема легитимности субъектного состава института суррогатного материнства находится в плоскости межотраслевого взаимодействия. Согласно Концепции государственной се-

3 Решение Тушинского районного суда г. Москвы от 19.03.2014 г. по делу № 2-1472/2014. URL: https://sudact.ru/.

4 Апелляционное определение Московского городского суда от 22.06.2014 г. по делу № 33-29316/2014. URL: https://sudact.ru/.

мейной политики в Российской Федерации на период до 2025 года, утвержденной распоряжением Правительства РФ от 25 августа 2014 г. № 1618-р1 (далее - Концепция), решение задачи по развитию жизнеохранительной функции семьи и созданию условий для обеспечения здоровья ее членов включает в себя и расширение объемов лечения бесплодия с применением вспомогательных репродуктивных технологий. При этом Концепция не содержит положений о равенстве одиноких мужчин и женщин к доступу к вспомогательным репродуктивным технологиям, напротив, устанавливает приоритет традиционных семейных ценностей, основанных на браке (союз мужчины и женщины, зарегистрированный в установленном законом порядке, создаваемый в целях образования семьи, рождения детей, их воспитания (или только воспитания) и основанный на заботе, уважении). Использование вспомогательной репродуктивной технологии - это метод борьбы с болезнью (бесплодием), а не способ разрешать социальные проблемы одиночества2.

Действующее status quo в отношении общего субъектного состава института суррогатного материнства позволяет очертить круг его участников: супруги, состоящие и не состоящие в зарегистрированном браке (потенциальные родители), одинокая женщина, которая по состоянию здоровья не может выносить и родить ребенка (потенциальная мать), женщина, вынашивающая и рожающая ребенка для потенциальных родителей (суррогатная мать), супруг суррогатной матери при его наличии, а также медицинская организация, в которой используется данная вспомогательная репродуктивная технология, и коммерческие посредники, оказывающие сопутствующие услуги. В свою очередь, сторонами договора, предусмотренного пунктом 9 ФЗ № 323, три последних субъекта не являются, однако в силу своего правового статуса, характера совершаемых юридически значимых действий они оказывают

1 Об утверждении Концепции государственной семейной политики в РФ на период до 2025 г.: распоряжение Правительства РФ от 25.08.2014 г. № 1618-р // Собр. законодательства Рос. Федерации. 2014. № 35, ст. 4811.

2 В изученных судебных решениях основаниями для применения технологии суррогатного материнства одинокими мужчинами назывались «отсутствие спутницы жизни». См.: решение Дзержинского районного суда г. Санкт-Петербурга от 08.04.2020 г. по делу № 2-980/2020. URL: https://sudact.ru/.

влияние на его динамику, что следует учитывать при разработке концепции разрешения поставленной проблемы.

Сторонами договора на вынашивание и рождение являются потенциальные родители или потенциальная мать и суррогатная мать. Требования к женщине, претендующей на статус суррогатной матери, жестко определены законодательством, находящимся в межотраслевой зависимости (гражданское, семейное, медицинское, административное) и устанавливающим ограничения по возрасту (от 20 до 35 лет), наличию детей (не менее одного здорового собственного ребенка), состоянию здоровья (подтверждено медицинским заключением). Следовательно, у медицинской организации, осуществляющей сопровождение по применению технологии суррогатного материнства, должны быть: документы, подтверждающие возраст суррогатной матери (как правило, паспорт); свидетельство о рождении ребенка, а также сведения из медицинского учреждения, подтверждающие, что данный ребенок был рожден ею самостоятельно или при помощи кесарева сечения; медицинское заключение о состоянии здоровья; письменное информированное добровольное согласие на медицинское вмешательство. Дополнительными обязательными медицинскими документами для суррогатной матери являются справка из психоневрологического и наркологического диспансеров (п. 74 Приказа № 803н). Потенциальная суррогатная мать не вправе быть донором яйцеклетки. Таким образом, осуществление женщиной, находящейся в соответствующем возрасте, субъективного права стать суррогатной матерью ставится, по существу, в зависимость от наличия или отсутствия у нее медицинских документов, которые могут быть получены или истребованы в административном порядке. Законодатель устанавливает взаимозависимость между осуществлением субъективного права и административным порядком выдачи медицинских документов.

Особым юридическим фактом, влияющим на субъективное право женщины быть суррогатной матерью, является обязательное согласие ее супруга, если она состоит в зарегистрированном браке. Форма согласия супруга на участие его жены в программе суррогатного материнства законодательно не установлена, но в практике уже сложился обычай его нотари-

ального удостоверения, что является вполне обоснованным, учитывая специфику реализации правоотношений в рамках института суррогатного материнства. В контексте обозначенной проблемы согласие отца, равно как и его отсутствие, имеет нейтральное значение, поскольку никак не обусловливает противоправные действия, криминализованные статьей 127.1 УК РФ: супруг не является стороной по договору и не оказывает сопутствующие услуги.

Межотраслевые связи института суррогатного материнства в отношении субъектного состава договора на вынашивание и рождение устанавливаются, в первую очередь, семейным правом. Часть 2 пункт 4 статьи 51 СК РФ говорит о лицах, состоящих в браке. Следовательно, законность участия мужчины и женщины в программе суррогатного материнства на основе договора должна быть подтверждена свидетельством о регистрации брака в установленном ФЗ №143 порядке. Значение факта регистрации брака состоит в том, что тем самым исключены обстоятельства, препятствующие его заключению (ст. 14 СК РФ). Одновременно супруги должны предоставить медицинский документ, подтверждающий, что вынашивание и рождение ребенка невозможно по медицинским показаниям (п. 70 Приказа № 803н), это касается исключительно женщин. Отсюда следует, что при лечении бесплодия у мужчины не может быть применена данная вспомогательная репродуктивная технология, поскольку она напрямую связана с невынашиванием и невозможностью рождения ребенка.

Отсутствие прямого запрета на возможность одинокого мужчины воспользоваться технологией суррогатного материнства не должно приводить к утверждению о наличии неопределенности в праве и применению законодательства по аналогии. Запреты, правовые ограничения, которые используются всеми отраслями права, не всегда прямо сформулированы в законодательстве, их можно выявить лишь путем системного толкования норм и определением межотраслевых связей.

Единственный случай, при котором можно говорить о потенциальной возможности лица мужского пола прибегнуть к технологии суррогатного материнства, - это неполный трансген-дерный переход: юридически лицо считается мужчиной, но у него сохранена матка, а способность к деторождению утрачена по меди-

цинским причинам. При этом в юридической литературе указывается на необходимость установления запрета в отношении использования методов репродуктивных вспомогательных технологий для таких лиц в целях «защиты прав и законных интересов будущего ребенка, а также в целях избежания моральных, психологических и других негативных последствий для будущего ребенка» [15, с. 12]. Проблема транс-гендерности в Российской Федерации остро не стоит, однако случаи как полного, так и неполного трансгендерного перехода известны, как известны и желания таких пар иметь детей. Так, супружеская пара из Казани, в которой оба сменили пол, высказала свое желание стать родителями, и только цены на суррогатное материнство привели их к мысли о рождении ребенка самостоятельно, поскольку у супруга сохранена матка1. Следуя логике законодателя, на сегодняшний день препятствий у такой пары к технологии суррогатного материнства не будет, так как их брак зарегистрирован в установленном порядке. Одинокий трансгендерный мужчина утрачивает такое право, а одинокая транс-гендерная женщина с полным переходом приобретает. Представляется, что для решения вопроса об участии таких лиц в программах суррогатного материнства или их исключении должны быть проведены не юридические (с юридической точки зрения ситуация более чем определенная), а медицинские и психиатрические исследования.

Реализация рассматриваемых правоотношений невозможна без участия медицинской организации, оказывающей услуги по применению технологии суррогатного материнства, которая осуществляет свою деятельность на основании лицензии, выдаваемой Федеральной службой по надзору в сфере здравоохранения в порядке и на условиях, предусмотренных законодательством о лицензировании2. Кроме собст-

1 В трансгендерной паре из Казани муж решил родить им ребенка. URL: https://kazanfirst.ru/news/533709.

2 О лицензировании отдельных видов деятельности: Федер. закон РФ от 4 мая 2011 г. № 99-ФЗ (ред. от 30.12.2021 г.) // Собр. законодательства Рос. Федерации. 2011. № 19, ст. 2716; О лицензировании медицинской деятельности (за исключением указанной деятельности, осуществляемой медицинскими организациями и другими организациями, входящими в частную систему здравоохранения, на территории инновационного центра «Скол-ково») и признании утратившими силу некоторых актов Правительства Российской Федерации» (вместе с «Положением о лицензировании медицинской деятельности (за

венно проведения процедуры вспомогательной репродуктивной технологии, клиники могут осуществлять иную платную деятельность1, связанную с консультированием, подбором суррогатной матери, юридическим сопровождением программы и др.2 Ценообразование услуг зависит от их содержания; набор - от материальных возможностей потенциальных родителей. Клиники могут включать: подбор, обследование будущей суррогатной матери (организационная составляющая); перенос эмбрионов, ведение беременности, госпитализацию суррогатной матери на сохранение, роды (медицинская составляющая); консультирование, формирование пакета юридических документов, который может включать договор на указание медицинских и иных услуг (обычно клиника (суррогатное агентство, Центр суррогатного материнства) заключает самостоятельные договоры с потенциальными родителями и суррогатной матерью), договор по вынашиванию и родам, договор с роддомом, сопровождение сделок (юридическая и информационная составляющие).

Ввиду существования возмездного посредничества соответствующая деятельность подпадает под признаки предпринимательской деятельности. Исходя из содержания пункта 3 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 28 июня 2012 г. № 17 «О рассмотрении судами гражданских дел по спорам о защите прав потребителей»3 (далее - Пленум №17), к отношениям по применению вспомогательных медицинских технологий будут применяться нормы закона РФ от 7 февраля 1992 г. № 2300-1 «О защите прав потребителей». Данный закон

исключением указанной деятельности, осуществляемой медицинскими организациями и другими организациями, входящими в частную систему здравоохранения, на территории инновационного центра «Сколково»)»: постановление Правительства РФ от 01.06.2021 г. № 852 (ред. от 16.02.2022 г.) // Там же. 2021. № 23, ст. 4091 (далее - Положение о лицензировании медицинской деятельности).

1 Стоимость услуг может сильно различаться в зависимости от выбранного пакета. Московские клиники называют цену около 3 млн руб. // Центр суррогатного материнства «АльтраВита»: [офиц. сайт]. URL: https://altravita-ivf.ru/ surrogatnoe-materinstvo.html.

2 См.: апелляционное определение Волгоградского областного суда № 33-6871/2015 от 17.06.2015 г. по делу № 336871/2015; решение Центрального районного суда г. Новосибирска от 28.06.2017 г. по делу № 2-358/2017. URL: https://sudact.ru/.

3 О рассмотрении судами гражданских дел по спорам о

защите прав потребителей: постановление Пленума Верхов. Суда РФ от 28 июня 2012 г. № 17 // Бюл. Верховного

Суда Рос. Федерации. 2012. № 9.

накладывает на соответствующих лиц целый ряд обязанностей, неисполнение или ненадлежащее исполнение которых дает право иным участникам правоотношений на применение повышенных мер гражданско-правовой ответственности. Думается, что, помимо исполнения основной обязанности по применению технологии, особое внимание данными организациями должно уделяться реализации права заинтересованных лиц на полную, достоверную ин-формацию4, исключающую возникновение негативных последствий.

Нарушения лицензионных требований при использовании технологии суррогатного материнства, ее осуществление, равно как и иных сопутствующих услуг без лицензии, не находятся в прямой зависимости с составом торговли людьми. В то же время они могут способствовать совершению этого преступления, например в случае предоставления неверной информации заинтересованным лицам о субъектном составе договора по вынашиванию и рождению ребенка, его содержании и особенностях исполнения. Поскольку сотрудники соответствующих организаций обычно сопровождают его исполнение на всех этапах реализации программы, осуществляя свою деятельность на профессиональной основе, в своем желании обойти закон они рискуют оказаться в фокусе внимания правоохранительных органов, и не только за торговлю людьми. За осуществление указанной деятельности без лицензии предусмотрена административная ответственность (ч. 2 ст. 14.1 КоАП РФ). Если она сопряжена с извлечением дохода или причинением ущерба в крупном (особо крупном) размере - уголовная ответственность (ст. 171.1 УК РФ). Самостоятельная ответственность установлена за причинения вреда здоровью по неосторожности в отсутствие лицензии (ст. 235 УК РФ) и оказание услуг, не отвечающих требованиям безопасности жизни и здоровья человека (ст. 238 УК РФ).

Системное толкование ФЗ № 323 во взаимосвязи с законодательством о лицензировании медицинской деятельности5 позволяет сделать

Например, на сайте Европейского центра суррогатного материнства есть список недобросовестных суррогатных матерей, с указанием фамилии, имени и места проживания. См.: Суррогатные матери-шантажистки. URL: https://ecsm.ru/ostorozhno/surrogatnye-materi-shantazhistki/. 5 Положение о лицензировании медицинской деятельности (подп. «а» п. 6).

вывод, что применение вспомогательной репродуктивной технологии с привлечением в качестве суррогатной матери женщины, не отвечающей требованиям статьи 55 ФЗ №323 по возрасту, состоянию здоровья, не имеющей собственного ребенка и (или) согласия супруга на применение технологии, представляет собой нарушение лицензионных требований, за которое установлена административная ответственность (ч.3 ст. 14.1 КоАП РФ). В некоторых случаях может свидетельствовать об эксплуатации женщины - признаке состава преступления, предусмотренного статьей 127.1 УК РФ.

В разрешении противоречий между торговлей людьми и суррогатным материнством имеет значение определение правовой природы договора по вынашиванию и рождению ребенка, содержания прав и обязанностей участников, детерминирующих его исполнение.

В доктрине частного права вопрос о природе указанного договора не получил своего разрешения при значительном количестве научных исследований. Сложилось четыре основных подхода, согласно которым данный договор является: гражданско-правовым (Е. С. Мит-рякова [13, с. 81], А. А. Пестрикова [16, с. 9], О. В. Фетисова [22, с. 59]); семейно-правовым (Г. В. Богданова [5, с. 25], Е. В. Стеблева [20, с. 15]); имеет смешанную природу (С. Ю. Чашко-ва [23, с. 21]); является самостоятельным (Т. Е. Борисова [7, с. 8], С. В. Алборов [1, с. 122]).

Следует признать, что ФЗ № 323 закрепил понятие договора по вынашиванию и рождению ребенка через дефиницию суррогатного материнства, а соответствующие нормы, содержащиеся в СК РФ и Приказе № 803н, позволяют установить его существенные условия. На основе формально-юридического метода возможно сформулировать определение договора по вынашиванию и рождению ребенка. По договору на вынашивание и рождение ребенка, в том числе преждевременные роды (договор суррогатного материнства), женщина, отвечающая установленным законодательством о суррогатном материнстве требованиям, (суррогатная мать) и генетические (потенциальные) родители, чьи половые клетки использовались для оплодотворения, либо одинокая женщина, для которых вынашивание и рождение ребенка невозможно по медицинским показаниям, вынашивает плод после переноса донорского эм-

бриона. Естественным исходом вынашивания плода является рождение ребенка.

Представляется, что проблема определения правовой сущности этого договора предопределена невозможностью ее разрешения ввиду сложного, нравственно-правового характера отношений, высочайшей алеаторности для сторон, основанных на межотраслевом регулировании. Он не является ни гражданско-правовым, ни се-мейно-правовым, ни смешанным1, ни самостоятельным. В качестве каждого из них он неизбежно будет сталкиваться с влиянием той или иной отрасли права и законодательства.

Договор по вынашиванию и рождению ребенка следует признать межотраслевым договором, с системным влиянием на него норм частного права и комплексных отраслей. С одной стороны, дух договора носит частноправовую природу, поскольку в его основе лежит частный интерес конкретного лица/лиц, участвующих в нем: потенциальные родители/одинокая женщина намереваются восполнить репродуктивную функцию и при помощи технологии суррогатного материнства иметь ребенка, потенциальная суррогатная мать - получить возмещение за вынашивание и рождение.

С другой стороны, в договоре по вынашиванию и рождению ребенка заложены и публичные интересы. Вспомогательные репродуктивные технологии являются общественно значимым средством обеспечения интересов семьи, материнства, отцовства, детства и конституционного права каждого на охрану здоровья и медицинскую помощь. В свою очередь, основы отношений между родителями и детьми являются объектом государственной семейной политики, интересы детей ставятся в приоритет над интересами родителей: «Родительские права не могут осуществляться в противоречии с интересами детей. Обеспечение интересов детей должно быть предметом основной заботы их родителей» (п. 1 ст. 65 СК РФ). Поэтому предписания относительно порядка записи генетических ро-

1 Согласно ст. 421 ГК РФ, смешанные договоры - это договоры, которые содержат в себе элементы различных договоров, поименованных в ГК РФ. Применение термина «смешанный» было бы обосновано, если бы речь шла о сочетании в договоре суррогатного материнства элементов договора, например, оказания услуг и выполнения работ. Однако неприменение к рассматриваемым правоотношениям второй части ГК РФ делает такие заключения ошибочными.

дителей в качестве родителей ребенка, рожденного от суррогатной матери, строго регламентированы и поставлены в зависимость от согласия на это суррогатной матери и субъектного состава на стороне заказчика. В этом проявляется обособленность межотраслевого договора вынашивания и рождения ребенка.

В частноправовой науке ведутся длительные дискуссии относительно предмета договора по вынашиванию и рождению ребенка, его существенных условий, порядка исполнения обязательств, ответственности сторон. Именно с этим связаны и многочисленные предложения по внесению изменений в действующее законодательство. В частноправовом понимании предметом договора будет являться вынашивание и рождение, в том числе преждевременные роды, ребенка суррогатной матерью. Мнения о том, что предметом договора выступает ребенок, а исполнением договорных обязательств -его передача [26, с. 19-22; 19; 7; 8; 18, с. 135]1, являются ошибочными, основаны на неверном понимании и толковании рассматриваемых отношений. Обратное означало бы легализацию сделок, предметом которых является человек. Указание в договоре на обязанность передачи ребенка суррогатной матерью генетическим родителям не только является ничтожным с точки зрения гражданского права как противное основам правопорядка и нравственности, но и однозначно подпадает под сферу действия уголовного закона. Ни при каких обстоятельствах ребенок не может выступать ни предметом договора, ни предметом его исполнения.

В предложенном определении договора суррогатного материнства намеренно не используется термин «услуги». В частноправовой доктрине вопрос о правомерности его приме-

1 Например, И. М. Шапиро предлагает включить в перечень услуг по договору «передачу ребенка»; Д. Б. Савельев пишет о вынашивании «ребенка суррогатной матерью с целью его последующей передачи потенциальным родителям»; Т. Е. Борисова в предлагаемом проекте закона о вспомогательных репродуктивных технологиях пишет об обязанности суррогатной матери «в случае рождения ребенка (детей) передать его (их) супругам-заказчикам». Еще большее возмущение вызывает попытка отдельных авторов урегулировать по аналогии нормами гражданского законодательства последствия рождения «неполноценного» ребенка. По обоснованному ироничному замечанию Г. Б. Романовского, «следуя такой логике, необходимо добавить условие о гарантийном сроке и о возможности вернуть ребенка в течение первых 14 дней (если, конечно, не повреждена упаковка)».

нения не поднимается, наоборот, абсолютное большинство авторов пишет именно об оказании суррогатной матерью услуг. Однако, исходя из выявленной природы исследуемого договора, его внедрение в правовое поле через использование указанного термина порочно и влечет за собой неразрешимые нормами частного права противоречия. Представители частноправовых наук не учитывают, что, по уголовному законодательству, «услуга» обусловливает связь с эксплуатацией человека - признаком торговли людьми (прим. 2 к ст. 127.1 УК РФ).

В соответствии со статьей 128 ГК РФ, оказание услуг является объектом гражданских прав. Легальные дефиниции «услуга», «оказание услуг» отсутствуют2. В теории частного права существует огромное количество подходов к их сущности, которые содержат в себе такие составляющие, как «эффект услуги», «деятельность», «потребление услуги» и т.д. Разработанные подходы не могут быть применены к суррогатному материнству ввиду того, что вынашивание и рождение ребенка - это естественный процесс. Подводя его под понятие услуг, сущность которых всегда наполнена экономическим содержанием, стирается грань между эксплуатацией человека3 [42] и легальной вспомогательной репродуктивной технологией, препятствуя определению их соотношения. Неслучайно противники суррогатного материнства называют организм суррогатной матери биологическим инкубатором и сравнивают эксплуатацию тел женщин с проституцией [28]. Следовательно, нормы главы 39 «Возмездное оказание услуг», а равно и другие главы второй части ГК РФ к отношениям, выте-

2 Исключение: п. 5 ст. 38 Налогового кодекса Российской Федерации, определяющий данное понятие в целях налогообложения, и п. 3 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 28 июня 2012 г. № 17 «О рассмотрении судами гражданских дел по спорам о защите прав потребителей», где это понятие трактуется применительно к защите прав потребителей.

3 В Гражданском кодексе Италии содержится норма (ст. 5), запрещающая акты распоряжения своим телом («когда они иным образом противоречат закону, общественному порядку или морали») к любому делу, касающемуся человеческого тела, включая «предоставление бесплатно или за вознаграждение тела другой женщины для целей продолжения рода». Это дает основание представителям итальянской юридической науки считать недействительными любые соглашения о суррогатном материнстве.

4 Десять общих черт суррогатного материнства и проституции. URL: https://netovar.org/2019/11/12/surrogacy-pros-titution/.

кающим из договора о вынашивании и рождении ребенка, не применимы.

Таким образом, предметом договора суррогатного материнства будет являться естественный процесс вынашивания плода после переноса донорского эмбриона, приводящий к рождению (в том числе преждевременные роды) ребенка. Представляется, что «вынашивание и рождение» - это единственное существенное условие данного договора. Особенности условий по сопровождению беременности и родов суррогатной матери являются индивидуальными и не могут быть перечислены в качестве существенных в законе. Дополнительным аргументом в подтверждение изложенной позиции являются положения постановления Пленума Верховного Суда РФ от 16 мая 2017 г. № 16 «О применении судами законодательства при рассмотрении дел, связанных с установлением происхождения детей»1 (п. 30-32; далее -Пленум № 16), в которых Верховный Суд оперирует понятием «договор на вынашивание».

Вторая составляющая отношений, реализация которых осуществляется в рамках договора по вынашиванию и рождению ребенка, влияющая на их действительность и законность, - это дача согласия суррогатной матери на запись генетических родителей в качестве родителей рожденного ребенка (далее - Согласие). Согласно пункту 4 статьи 51 СК РФ, лица, состоящие в браке между собой и давшие свое согласие в письменной форме на имплантацию эмбриона другой женщине в целях его вынашивания, могут быть записаны родителями ребенка только с согласия женщины, родившей ребенка (суррогатной матери). С учетом положений части 9 статьи 55 Федерального закона № 323-ФЗ можно заключить, что это правило распространяется и на случаи, когда договор на вынашивание ребенка суррогатной матерью заключен одинокой женщиной.

Согласие - юридический факт, с которым закон связывает наступление родительского правоотношения у потенциальных родителей. В зависимости от его наличия и содержания порождаются взаимоисключающие последствия:

1 О применении судами законодательства при рассмотрении дел, связанных с установлением происхождения детей: постановление Пленума Верхов. Суда РФ от 16 мая 2017 г. № 16 // Бюл. Верхов. Суда Рос. Федерации. 2017. № 7.

- его отсутствие закрепляет права и обязанности суррогатной матери как матери (ст. 47, 48 СК РФ);

- при его наличии возникает родительское правоотношение для биологических родителей;

- в случае если суррогатная мать не дала согласия на запись генетических родителей в качестве родителей и отказалась от ребенка (написала так называемый «отказ от ребенка», который вправе осуществить любая биологическая мать, выраженный в произвольной письменной форме, с обязательным указанием на причины отказа и дачей разрешения на усыновление/удочерение), законными последствиями такого отказа будут передача ребенка в дом малютки и возможность стать его родителями не иначе как через процедуру усыновления.

Таким образом, Согласие имеет семейно-правовую природу. Физическое рождение ребенка - событие, т. е. юридический факт, который напрямую не связан с волей людей и желанием участников. Согласие - это юридический факт в виде одностороннего действия суррогатной матери. И первый и второй юридические факты связаны исключительно с семейными правоотношениями. Как обоснованно указывается в научной литературе, «... договор не может регулировать отношения по установлению происхождения ребенка, который может родиться в результате репродукции ... даже наличие в договоре условия о принятии суррогатной матерью обязанности по даче согласия . не повлечет ожидаемых правовых последствий, т.к. по смыслу п. 4 ст. 51 СК РФ такое условие считается ничтожным» [25, с. 172]. Поэтому мнение о том, что отказ от права суррогатной матери давать согласие генетическим родителям на запись их родителями рожденного ею ребенка и от права решать вопрос об оставлении этого ребенка себе как его матери может быть оценен как ничтожный на основании статьи 22 ГК РФ2 представляется неверным в силу его семейно-правовой сущности.

2 Мнение судьи Конституционного Суда Российской Федерации А. Н. Кокотовой. Определение Конституционного Суда РФ от 27 сент. 2018 г. № 2318-О «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы граждан С.Д. и С.Т. на нарушение их конституционных прав пунктом 4 статьи 51, пунктом 3 статьи 52 Семейного кодекса Российской Федерации, пунктом 5 статьи 16 Федерального закона «Об актах гражданского состояния», частью 9 статьи 55 Федерального закона «Об основах охраны здоровья граждан в

Закрепив приоритет прав суррогатной матери, законодатель установил конкуренцию родительских прав, разрешение которой оставил на усмотрение суда. Верховный Суд Российской Федерации поколебал этот приоритет: если суррогатная мать отказалась дать Согласие, то данное обстоятельство не может служить безусловным основанием для отказа в удовлетворении иска потенциальных родителей о признании их родителями ребенка и передаче им ребенка на воспитание (абз. 4 п. 31 Пленума № 16). Важно обратить внимание, что в судебном порядке предлагается не оспорить отказ от выдачи Согласия и не признать его недействительным, что подтверждало бы его гражданско-правовую природу. Речь идет об иске о признании потенциальных родителей родителями ребенка, рожденного от суррогатной матери, и передаче последнего им на воспитание.

В научной литературе зарубежных стран праву суррогатной матери «на возражения» уделяется пристальное внимание и отмечается, что при создании новых законов следует предусмотреть безусловное право суррогатной матери на возражения против приобретения законных родительских прав предполагаемыми родителями, не только раскрывая особенности «нормального процесса» дачи согласия, но и рассматривая всевозможные «отклонения», например, при утрате суррогатной матерью дееспособности в период вынашивания и родов [30]. Немецкие ученые, разрабатывая возможные варианты легализации суррогатного материнства в отношении прав суррогатной матери, замечают, что она должна иметь возможность принимать решение о сохранении за собой родительских прав в течение нескольких недель после рождения [36].

Таким образом, Согласие имеет определяющее значение в межотраслевом разграничении торговли людьми и легального суррогатного материнства, и его выдача зависит от волеизъявления суррогатной матери. Использование терминов «должна», «обязана» в отношении дачи Согласия, установление ответственности недопустимо ввиду специфики его правовой природы, не являющейся договорной и не подпадающей под сферу действия гражданского законодательства. Нарушение правил да-

Российской Федерации». URL: https://legalacts.ru/ sud/opre-deleme-konsti1:utsюnnogo-suda-rf-ot-27092018-n-2318-o/.

чи Согласия, понуждение к этому и проч., вне зависимости от договорного регулирования рассматриваемых отношений, являются основанием для привлечения к уголовной ответственности по статье 127.1 УК РФ.

Следовательно, допущение ошибок в формулировании предмета договора, исполнении обязательства, установлении обязанности выдачи согласия от суррогатной матери на запись в качестве родителей генетической супружеской пары или одинокой женщины влечет за собой ничтожность или всего договора, или его части. Исходя из предложенного определения договора на вынашивание и рождение ребенка, установления специфики субъектного состава, предмета договора, особенностей его исполнения, договорные отношения между суррогатной матерью и потенциальными родителями/одинокой женщиной в части вынашивания прекращаются сразу после рождения ребенка, переходя в русло реализации субъективных прав на материнство, фиксации соответствующих юридических фактов и установления родительских отношений.

Еще один вопрос, тесно связанный с межотраслевой взаимообусловленностью института суррогатного материнства, - о ничтожно-сти/оспоримости договора суррогатного материнства или его части. В цивилистической доктрине указывается, что межотраслевые связи гражданского и уголовного права проявляются при реализации предписаний о недействительности сделки, совершенной с целью, противной основам правопорядка и нравственности (ст. 169 ГК РФ). В рамках настоящей статьи речь идет об оценке такой сделки как особо тяжкого конвенционного преступления - торговли людьми (ст. 127.1 УК РФ). С точки зрения уголовно-правовой доктрины - это сделка, противная основам правопорядка или нравственности, что соотносится с диспозицией статьи 169 ГК РФ. В литературе иногда такие сделки именуют «антисоциальными» или сделками, противными публичному правопорядку и нравственности.

Согласно статье 169 ГК РФ, сделка, совершенная с целью, заведомо противной основам правопорядка или нравственности, ничтожна. В постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 23 июня 2015 г. № 25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Россий-

ской Федерации»1 в качестве сделок, совершенных с указанной целью, могут быть квалифицированы сделки, нарушающие основы отношений между родителями и детьми.

Ввиду того, что договор суррогатного материнства направлен в первую очередь на реализацию прав граждан на родительство, имеет свое специфическое содержание, можно утверждать, что его пороки направлены на подрыв этих основ. Основу отношений между родителями и детьми составляет семейное законодательство, устанавливающее примат прав детей (ст. 65 СК РФ), поэтому нравственно-правовой вопрос «чей ребенок» в договоре суррогатного материнства не должен и не может быть поставлен в зависимость от предоставления возможности оспорить договор или его часть. Представляется, что пороки в договоре суррогатного материнства в части нарушения субъектного состава, установления обязанности передать ребенка и (или) дачи Согласия потенциальным родителям, вне зависимости от того, на возмездной или безвозмездной основе это делается, ведут к его ничтожности. Для лиц, пользующихся технологией суррогатного материнства, должны быть предельно ясны границы дозволенного. В противном случае они рискуют попасть в поле зрения уголовного закона. Иное восприятие нарушений порядка договорного регулирования суррогатного материнства повлечет за собой опасную практику узакони-вания противных российскому правопорядку и нравственности общественных отношений, подвергнет подрыву традиционные семейные ценности, будет способствовать трансформации общественного сознания в пользу признания в качестве нормы эксплуатацию человеческого тела и распоряжение ребенком.

Торговля людьми в международных стандартах и уголовном праве России

Торговля людьми - сложное для выявления и пресечения преступление, которое часто носит транснациональный характер, отличается разнообразием форм и видов. Обычно совершается в целях эксплуатации человека. Наиболее распространенными из них являются сексуаль-

1 О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации: постановление Пленума Верхов. Суда РФ от 23 июня 2015 г. № 25 // Бюл. Верхов. Суда Рос. Федерации. 2015. № 8.

ная эксплуатация [40] и принудительный труд [34]. Фиксируется также совершение этого преступления в целях трансплантологии органов и тканей человека, совершения различных преступлений и иных правонарушений, например вынужденного попрошайничества и др. Широко распространена торговля несовершеннолетними. Она может включать в себя любую из вышеупомянутых форм эксплуатации [40, рр. 18-21], но не ограничивается ею.

Исключительная опасность и глобальный масштаб торговли людьми явились причиной пристального внимания со стороны международного сообщества, разработавшего стандарты противодействия этому негативному социальному явлению на универсальном уровне. Российская Федерация, установившая уголовно-правовой запрет торговли людьми (ст. 127.1 УК РФ), в целом реализовала в своем национальном законодательстве выработанный в международном праве подход к криминализации этого деяния, но с некоторыми особенностями.

Среди многочисленных международных актов, составляющих основу криминализации деяния, определяющее значение имеют Протокол о предупреждении и пресечении торговли людьми, особенно женщинами и детьми, и наказании за нее, дополняющий Конвенцию Организации Объединенных Наций против транснациональной организованной преступности, от 15 ноября 2000 года2 (далее - Палермский протокол) и Факультативный протокол к Конвенции о правах ребенка, касающийся торговли детьми, детской проституции и детской порнографии, от 25 мая 2000 года (далее - Факультативный протокол к Конвенции о правах ребен-ка)3, содержащие международные определения «торговля людьми» и «торговля детьми», ставшие прообразом аналога соответствующей нормы в российском уголовном законе.

2 Протокол о предупреждении и пресечении торговли людьми, особенно женщинами и детьми, и наказании за нее, дополняющий Конвенцию Организации Объединенных Наций против транснациональной организованной преступности: принят резолюцией 55/25 Генеральной Ассамблеи от 15 нояб. 2000 г. // Организация Объединенных Наций: [офиц. сайт]. URL: https://www.un.org/ru/docu-ments/decl_conv/conventions/protocol1.shtml.

3 Факультативный протокол к Конвенции о правах ребенка, касающийся торговли детьми, детской проституции и детской порнографии: принят резолюцией 54/263 Генеральной Ассамблеи от 25 мая 2000 г. // Организация Объединенных Наций: [офиц. сайт]. URL: https://www.un.org/ ru/documents/decl_conv/conventions/rightschild_proto-col2.shtml.

Под торговлей людьми, в соответствии с пунктом «а» статьи 3 Палермского протокола, понимаются осуществляемые в целях эксплуатации вербовка, перевозка, передача, укрывательство или получение от людей либо путем угрозы силой или ее применения или других форм принуждения, похищения, мошенничества, обмана, злоупотребления властью или уязвимостью положения, либо путем подкупа, в виде платежей или выгод, для получения согласия лица, контролирующего другое лицо. Эксплуатация включает, как минимум, эксплуатацию проституции других лиц или другие формы сексуальной эксплуатации, принудительный труд или услуги, рабство или обычаи, сходные с рабством, подневольное состояние или извлечение органов. Противоправность перечисленных деяний в отношении несовершеннолетних обусловлена исключительно указанной целью, вне обусловленности с названными способами воздействия (п. «с» ст. 3 Палермско-го протокола)1.

Факультативный протокол к Конвенции о правах ребенка предлагает осуществлять криминализацию деяния применительно к торговле детьми через использование терминов «акт» и «сделка», опосредующих передачу, предложение к передаче или получение ребенка за вознаграждение или иное возмещение. При этом цели совершения указанных действий, в соответствии со статьями 2, 3 Факультативного протокола к Конвенции о правах ребенка, - детская проституция, иная сексуальная эксплуатация, принудительный труд - имеют факультативное значение наряду с детской порнографией и усыновлением в нарушение международных правовых актов, которые непосредственно не связаны с эксплуатацией [46, рр. 251-260].

Представляется, что незаконное усыновление (удочерение) вполне можно соотнести с применением вспомогательной репродуктивной технологии с нарушением установленных правил, повлекшим или могущим повлечь незаконную передачу ребенка, рожденного суррогатной матерью. В этом случае ребенок находится еще в более уязвимом положении по сравнению с незаконным усыновлением, учи-

1 Протокол о предупреждении и пресечении торговли людьми, особенно женщинами и детьми, и наказании за нее, дополняющий Конвенцию Организации Объединенных Наций против транснациональной организованной преступности.

тывая отсутствие фактического контроля со стороны государства за применением технологии и последующей передачей ребенка потенциальным родителям, особенно в тех случаях, когда предполагается его трансграничное перемещение. Недостатки правового регулирования или его прямое нарушение в интересах потенциальных родителей (генетических или приемных) не должны использоваться в целях формирования семьи. Такой способ ее создания не гарантирует прав детей, повышает риски эксплуатации суррогатной матери и рожденного ею ребенка.

Российский законодатель принял нестандартное решение и в статье 127.1 УК РФ фактически объединил пересекающиеся понятия «торговля людьми» и «торговля детьми». Были криминализованы относительно самостоятельные деяния: купля-продажа и совершение иных сделок в отношении человека, с одной стороны, вербовка, перевозка, передача, укрывательство или получение потерпевшего, обязательной целью которых является его эксплуатация: сексуальная, принудительный труд (услуги), использование подневольного положения (примечание к ст. 127.1 УК РФ), - с другой. Совершение любого из перечисленных выше деяний в отношении несовершеннолетнего имеет значение квалифицирующего признака и влечет более строгую ответственность (п. «б» ч. 2 ст. 127.1 УК РФ).

Обращает на себя внимание еще одна особенность нормы - это расширение границ криминализации. В отличие от международных стандартов, акцентирующих внимание на возмездном характере сделки, российский аналог торговли людьми признает уголовно наказуемым совершение любых сделок в отношении как взрослого, так и несовершеннолетнего, вне зависимости от видов, цели их заключения или способов исполнения. Пленум Верховного Суда РФ такие сделки сводит к противоправным действиям, приводящим к передаче потерпевшего от одного лица другому лицу, в том числе на безвозмездной основе (курсив наш. - В. Б., М. У.) (п. 13 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 24 декабря 2019 г. № 58 «О судебной практике по делам о похищении человека, незаконном лишении свободы и торговле людьми»2; далее - Пленум № 58).

2 О судебной практике по делам о похищении человека, незаконном лишении свободы и торговле людьми: поста-

Несмотря на неоднозначную оценку такого оригинального законодательного решения, само по себе оно не противоречит принятым Российской Федерацией обязательствам по импле-ментации положений названных стандартов. Трансформация нормативного материала международных актов - обычная практика, обусловленная необходимостью его адаптации к национальному законодательству с учетом собственного видения государством границ криминализации, способов фиксации деяния и национальных традиций. Так, расширение границ криминализации рассматриваемого преступления в РФ имеет исторические предпосылки: до принятия обсуждаемой нормы уголовный закон содержал запрет торговли несовершеннолетними (ст. 152 УК РФ)1, который признавал уголовно наказуемыми как куплю-продажу ребенка, так и иные сделки, влекущие его передачу и завладение им, не исключая, таким образом, и безвозмездное их совершение. Аналогичная норма содержалась и в УК РСФСР 1960 г. -статья 1252 названного закона устанавливала ответственность за торговлю несовершеннолетними. Критика же статьи 127.1 УК РФ сводится не к оспариванию расширения границ криминализации, а к проблемам технико-юридического оформления запрета, затрудняющего его толкование и применение.

Межотраслевой правовой конфликт: границы дозволенного

Попытки разрешения проблемы соотношения торговли людьми (детьми) и суррогатного материнства в доктринальных источниках строятся на основе международных стандартов, не содержащих прямого указания на него как признак конвенционного преступления. В итоге исследователи приходят к взаимоисключающим выводам.

Одна группа авторов полагает, что по причине отсутствия прямого запрета в международных актах использование вспомогательной репродуктивной технологии не может расцениваться как форма эксплуатации [31, р. 119], концептуализация суррогатного материнства как продажи детей подрывает цель стандартизации его регулирования [33, рр. 5-6],

новление Пленума Верхов. Суда РФ от 24 дек. 2019 г. № 58 // Бюл. Верхов. Суда Рос. Федерации. 2020. №3.

1 Исключена в связи с принятием Федерального закона от

8 дек. 2003 г. №162-ФЗ.

особенно когда это касается интересов биологических родителей, в частности одиноких отцов, вне зависимости от того, на возмездной или безвозмездной основе оно осуществлялось [21].

Другие, напротив, считают, что международные стандарты не содержат каких-либо изъятий для суррогатного материнства [53, р. 20] и определяют его как разновидность торговли людьми, обусловленной целью эксплуатации репродуктивной системы женщин [32] и (или) куплей-продажей родившихся у них младенцев [41], ссылаясь на то, что коммерческое суррогатное материнство должно считаться незаконным для подписавших его сторон, в соответствии с Факультативным протоколом, в котором есть определение «продажа детей», включающее любое действие или сделку, в результате которых ребенок одним лицом или группой лиц передается другому за вознаграждение [47].

Сторонники третьей точки зрения, осознавая тонкую грань между суррогатным материнством как легальной вспомогательной репродуктивной технологией и торговлей людьми, сетуют на отсутствие действенных механизмов, способных предотвратить ее использование в противоправных целях. Pyali Chatterjee, поднимая проблему суррогатного материнства в обозначенном аспекте, замечает, что действующее законодательство не пригодно для решения новой серьезной проблемы торговли женщинами/девочками с целью коммерческого суррогатного материнства в репродуктивных отраслях [34]. Katarina Trimmings и Paul Reid Beaumont в этой связи отмечают: если суррогатное материнство само по себе является незаконным, а международное и внутреннее законодательство не сможет разрешить существующие между ними противоречия, то оно будет оставаться в тени, что приведет к еще большей эксплуатации женщин и детей [52, рр. 622, 647].

Специальный докладчик ООН в своем Докладе по вопросу о торговле детьми и сексуальной эксплуатации детей, включая детскую проституцию, детскую порнографию и изготовление прочих материалов о сексуальных надругательствах над детьми 2018 г. (далее -Доклад Специального докладчика ООН), опираясь на статью 2 Факультативного протокола к Конвенции о правах ребенка, указал, что суррогатное материнство может квалифицироваться как торговля людьми, если суррогатная мать

получает вознаграждение или иное возмещение за ребенка или в обмен на него (п. 42)1.

Есть предложение использовать эти рекомендации в разграничении рассматриваемых категорий: «Для этого необходимо устанавливать, передавались ли денежные средства генетическими родителями сурмаме за вынашивание и рождение ребенка (тогда это не купля-продажа) или же деньги передавались именно за передачу ребенка» [11, с. 103-115].

В этой связи обращает на себя внимание следующий пример. В Санкт-Петербурге возбуждено уголовное дело по признакам преступления, предусмотренного статьей 127.1 УК РФ, в отношении женщины, участвовавшей в программе суррогатного материнства, отказавшейся возвращать детей биологическим родителям без дополнительной оплаты, на том основании, что договором было предусмотрено рождение только одного ребенка, в то время как родились близнецы2. Поводом к возбуждению дела, очевидно, стало предложение о передаче ребенка за плату, а не участие женщины в программе суррогатного материнства на возмездной основе, которое часто именуют «коммерческим». Несмотря на активное использования этого термина как в России, так и за рубежом, его объем и содержание не ясны.

В Докладе Специального докладчика ООН (п. 69) предпринята попытка сравнения «коммерческого суррогатного материнства» с контрарным понятием «альтруистическое суррогатное материнство». По мысли Докладчика, последнее представляет собой безвозмездный акт, не являющийся обменом, денежным вознаграждением за услуги и/или передачу ребенка на основании договорных отношений. При этом допускается «разумное» постатейное возмещение как суррогатной матери, так и посредникам. В свою очередь, «неразумное» может быть скрытой платой за передачу ребенка. Схожее суждение высказано в доктринальной литературе. В США коммерческое суррогатное материнство часто именуют компенсационным

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

1 Доклад Специального докладчика ООН по вопросу о торговле детьми и сексуальной эксплуатации детей, включая детскую проституцию, детскую порнографию и изготовление прочих материалов о сексуальных надругательствах над детьми (A/HRC/37/60) 2018 г.

2 Пояснительная записка к проекту Федер. закона «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в части запрета суррогатного материнства». URL: https://sozd.duma.gov.ru/bill/133590-7.

[37]. В то же время справедливо обращается внимание на отсутствие единообразия в использовании терминов «компенсация», «возмещение» и «оплата» [50].

Очевидно, что алогизм суждения допущен ввиду сложности разрешения указанной проблемы и понимания нежизнеспособности идеи «абсолютного» альтруистического суррогатного материнства, которое является скорее исключением, чем правилом, учитывать следует необходимость включения в процесс медицинских работников, юристов и прочих посредников, оказывающих услуги на возмездной основе. Не оспаривая суждение по существу, отметим, что какое бы ни было возмещение, оценочный признак «разумности» при отсутствии прямого запрета коммерческого суррогатного материнства и нормативно установленных статей расходов на него не является надежным критерием его разграничения с торговлей детьми.

Рекомендации относительно «вычленения» платы за ребенка из «неразумного» возмещения расходов представляются умозрительными и процессуально не осуществимыми. Доказать умысел на торговлю ребенком, родившимся от суррогатной матери, в этом случае вряд ли возможно. Потерпевшего на момент заключения договора и его исполнения нет, более того, его может и не быть, например в случае прерывания беременности или если суррогатная мать откажется дать Согласие на запись генетических родителей и будет воспитывать ребенка сама. Гипотетически можно рассуждать о приготовлении к совершению преступления. Однако вряд ли это оправдано, учитывая алеаторный характер договора, а также отсутствие единообразия научных взглядов на возможность приготовления к преступлениям с формальным составом, к числу которых относится и торговля людьми.

Полагаем, что обсуждаемый термин «коммерческое суррогатное материнство» не решает проблему разграничения легальной вспомогательной репродуктивной технологии и торговли людьми. Он имеет негативный подтекст и указывает на вид деятельности, в то время как вспомогательная репродуктивная технология есть способ лечения бесплодия у женщины. Она носит исключительный характер и не должна терять это свойство, превращаться в сегмент рынка и инструмент решения индивидуальных психоэмоциональных проблем.

Применительно к российскому правопорядку определяющее значение в разграничении указанных понятий имеют содержание договора (как отмечалось ранее, оно ограничено вынашиванием и рождением ребенка и исключает условие его передачи-получения потенциальными родителями) и субъекты, наделенные правом прибегнуть к этой технологии в целях лечения бесплодия. Соответственно, те из них, которые таким правом не обладают, с позиции действующего российского законодательства, устанавливающего повышенные стандарты охраны прав человека вне зависимости от возраста, как в отношении детей, так и взрослых, и предусматривающего уголовную ответственность за совершение любых сделок (как возмездных, так и безвозмездных), опосредующих противоправную их передачу-получение, рискуют оказаться в поле зрения уголовного закона.

В этом случае Согласие суррогатной матери на запись генетических родителей или одинокого отца, воспользовавшихся технологией вопреки установленным требованиям, правового значения не имеет и не влечет возникновения родительских прав в отношении рожденного ею ребенка. Его передача-получение при таких обстоятельствах будет носить противоправный характер (п. 13 Пленума №58) - сущностный признак состава преступления, предусмотренного статьей 127.1 УК РФ.

Остается открытым вопрос о субъективной стороне рассматриваемого деяния применительно к потенциальным родителям, незаконно прибегнувшим к технологии, и суррогатным матерям, выносившим для них ребенка. Представляется, что установлению подлежит осознание не только общественной опасности деяния, но и его противоправности. Последнее предполагает знание сложного межотраслевого законодательства, обслуживающего сферу суррогатного материнства. Некогда традиционное преступление, сопоставимое с «вечными» «не убий», «не укради», трансформировалось, по сути, в преступление со смешанной противоправностью. Его границы стали подвижными и зависящими от регулятивного законодательства. Несмотря на отсутствие в доктрине уголовного права единства во мнениях относительно проблемы осознания лицом, совершившим преступление, противоправного характера своего деяния1 [12, с. 104-106; 17, с. 276],

1 В число компонентов вины осознание противоправности, т. е. запрещенности деяния, не включено (ст. 25, 26 УК РФ). Для преступлений с уголовно-правовой противо-

руководствоваться принципом ignorantia juris non excusat в отношении суррогатных матерей и потенциальных родителей считаем социально и политически неверным. Не способствует пониманию социального значения фактических свойств совершаемого деяния порочная практика легитимации отцовства одиноких мужчин посредством обращения в суд с заявлением о внесении актовой записи о рождении их биологических детей, родившихся от суррогатных матерей. Игнорировать данные обстоятельства нельзя. В противном случае это приведет к нарушению принципа вины и объективному вменению.

Применительно к репродуктологам, юристам и другим профессиональным участникам, обслуживающим сферу суррогатного материнства, должен быть иной подход. Знание ими регулятивного законодательства презюмирует-ся. Они должны быть осведомлены об особенностях применения и характере вспомогательной репродуктивной технологии, о том, что она есть исключительно способ лечения бесплодия у женщин. Более того, представляется, что именно они стоят у истоков нарушения, поскольку от них зависит фактическая возможность применения технологии. Прямо или косвенно эти лица формируют или укрепляют желание прибегнуть к процедуре. В большинстве случаев ими движет корыстный мотив: обогатиться за счет непоказанной медицинской услуги. Этим обусловлены общественная опасность фактических свойств совершаемого деяния и их оценка как преступного. Неслучайно в Германии к уголовной ответственности привлекаются именно лица, которые выступают

правностью оно презюмируется. Противоречие преодолевается известным принципом ignorantia juris non excusat (незнание закона не освобождает от ответственности). Исключением являются преступления со смешанной (двойной) противоправностью, предусматривающие уголовную ответственность за нарушение специальных требований нормативных актов другой отраслевой принадлежности. В целях недопущения объективного вменения (нарушения принципа вины) в доктрине уголовного права в качестве компонента вины таких преступлений называют осознание лицом их противоправности наряду с осознанием общественной опасности деяния. См.: Лопашен-ко Н. А. Размышления об уголовном праве. Принципы уголовного законодательства. Уголовный закон. Преступление, проступок и состав преступления. Авторский курс: монография. М.: Юрлитинформ, 2020. С. 104-106 и др. Есть иная, менее распространенная, точка зрения, согласно которой для преступлений со смешанной противоправностью при установлении вины нет никаких изъятий. См.: Пикуров Н.И. Теоретические проблемы межотраслевых связей уголовного права: дис. ... д-ра юрид. наук. М., 1998. С. 276.

посредниками при суррогатном материнстве, в то время как потенциальные родители и сама суррогатная мать от нее освобождены (§ 14Ь Закона о посредничестве и сопровождении усыновления и о запрете на посредничество суррогатных матерей (в ред. 01.04.2021 г.)1.

Еще один вопрос, требующий разрешения в рамках настоящего исследования: наличие признаков состава рассматриваемого преступления в случае, когда суррогатная мать становится жертвой торговли людьми. Речь идет о совершении в ее отношении противоправных действий, перечисленных в диспозиции части 1 статьи 127.1 УК РФ, в целях ее эксплуатации в этом качестве.

Пленум № 58 указывает: цель эксплуатации человека является обязательным признаком состава преступления только для таких действий, как вербовка, перевозка, передача, укрывательство или получение потерпевшего. При этом подчеркивается, что осведомленность потерпевшего о характере совершаемых с ним действий и его согласие не влияют на квалификацию «торговля людьми» (п. 12).

В то же время характер вспомогательной репродуктивной технологии предполагает эксплуатацию физиологических возможностей женщины, участвующей в программе суррогатного материнства. Без нее применение технологии невозможно в принципе. Таким образом, легальность согласия женщины на участие в программе находится в социально приемлемых границах и служит критерием отграничения дозволенного от преступного. Возникает вопрос: что следует понимать под легальностью такого согласия?

Международный стандарт перечисляет признаки, характеризующие очевидно преступный характер эксплуатации. Это физическое или психическое принуждение, мошенничество, похищение, обман, злоупотребление властью или уязвимостью положения потерпевшего, подкуп и некоторые другие (п. «Ь» ст. 3 Па-лермского протокола).

Среди криминальных средств воздействия обращает на себя внимание признаки «уязвимость» и «подкуп». Женщина, рискуя своим физическим и психическим здоровьем, согла-

1 Gesetz über die Vermittlung und Begleitung der Adoption und über das Verbot der Vermittlung von Ersatzmüttern. URL: Adoptionsvermittlungsgesetz (AdVermiG) - dejure.org.

шается на применение технологии суррогатного материнства, часто находясь в трудной жизненной ситуации. Иногда это едва ли не единственный способ существования для ее семьи2. Можно ли определять положение женщины в этом случае как «уязвимое»?

Интересное решение применительно к сексуальной эксплуатации, альтернативного признака рассматриваемого преступления, предложила И. С. Алихаджиева. По ее мнению, уголовно-правовое значение он будет иметь тогда, когда эксплуатирующий использует сексуальные способности «человека против его воли при несогласии, ограниченной свободе выражения желания или согласия и (или) при применении против него недозволенных способов воздействия (физическое или психическое насилие, уязвимое положение, зависимость и др.). Сексуальная эксплуатация осуществляется помимо воли человека при отсутствии права выбора поведения, когда его согласие не испрашивалось и (или) при неочевидном для него ... причинении вреда ... (без насилия (обман) или в силу неспособности эксплуатируемого осознавать характер и значение совершаемых против него преступных действий (несовершеннолетие, невменяемость, состояние здоровья и др.). Волеизъявление лица, достигшего по закону возраста согласия, принимается при невынужденном распоряжении личными неимущественными правами» [2, с. 75].

Думается, тот же подход должен быть и в определении легитимности согласия женщины на участие в программе суррогатного материнства. В его основе - свобода волеизъявления. Использование женщины в качестве суррогатной матери против воли или помимо воли в собственных интересах или в интересах третьих лиц вне зависимости от того, что вынашивание ребенка и роды осуществлялись ею безвозмездно или она за это получала плату, переводит отношения в уголовно-правовую плоскость. Признаками, указывающими на использование подневольного положения в этом случае, могут быть ограничение свободы передвижения женщины, несовершеннолетний возраст, многократное использование ее детородных функций и др.

2 Сдаюсь в аренду: воспоминания суррогатной матери. URL: https://www.miloserdie.ru/article/sdayu-utrobu-v-aren-du-vospominaniya-surrogatnoj-materi.

Выводы

Институт вспомогательных репродуктивных технологий является неотъемлемым элементом развития общества. Порождая сложные социальные и нравственные противоречия, оно все же работает на общеполезную для человечества идею: продолжение рода и улучшение демографической ситуации. Вместе с тем осмысление последствий существования и применения технологии суррогатного материнства свидетельствует об отсутствии внешне и внутренне непротиворечивых законодательных и доктри-нальных подходов к разрешению связанных с ним острых проблем. К их числу относится межотраслевой конфликт между рассматриваемой вспомогательной репродуктивной технологией и конвенционным преступлением - торговлей людьми в условиях, когда международное сообщество едино не восприняло суррогатное материнство как легальный способ борьбы с бесплодием. Это накладывает отпечаток на установления национального законодательства государств, вынужденных лавировать в поисках границ дозволенного между легализацией технологии и ее полным запретом.

Проведенное исследование позволило сформулировать концептуальные основы развития института суррогатного материнства во взаимосвязи с составом торговли людьми, выявившего порочные заблуждения представителей частноправовых и уголовно-правовых наук в отношении применения рассматриваемой технологии, которые могут негативно отразиться на стабильности сложных, неоднозначных отношений, охватывающих огромный пласт международного и российского законодательства.

1. Институт суррогатного материнства представляет собой межотраслевой институт, регулирующий отношения по применению вспомогательной репродуктивной технологии для лечения бесплодия у женщин.

В его предметную область входят отношения, возникающие из: 1) договоров на оказание медицинских услуг, заключаемых медицинской организацией с заинтересованными лицами в целях реализации технологии в соответствии с установленными обязательными требованиями;

2) договора по вынашиваю и рождению ребенка;

3) легитимации родительских прав потенциальных родителей, поставленной в зависимость от Согласия суррогатной матери. Факультативное

значение имеют организационные, юридические, информационные услуги (посреднические договоры), сопровождающие исполнение основных обязательств и призванные обеспечивать их законный характер.

Институализация указанных отношений с учетом особенностей предмета регулирования строится преимущественно с использованием императивного метода воздействия, ограничивающего свободу усмотрения участников в целях защиты здоровья и нравственности, прав и законных интересов главным образом суррогатных матерей и рожденных ими детей.

Публичный интерес обеспечивается охранительными инструментами, к числу которых относится уголовно-правовая норма о торговле людьми.

2. Договор на вынашивание и рождение ребенка, в том числе преждевременные роды (договор суррогатного материнства), является межотраслевым договором с системным воздействием на него норм различных отраслей права и законодательства. Сочетание частных и публичных интересов находит свое отражение в его субъектном составе, определении предмета договора и императивном порядке записи генетических родителей по отношению к ребенку, рожденному от суррогатной матери, имеющих определяющее значение в межотраслевом разграничении торговли людьми и легальном суррогатном материнстве.

Фундаментальные начала понимания частноправовой сущности отношений, возникающих в рамках договора суррогатного материнства, должны основываться на ясных пределах дозволенного: полный запрет использования в доктрине и законодательстве термина «услуга», формулировки предмета договора как «передача ребенка» и иных подобных вариантов; установление обязанности суррогатной матери выдать согласие на запись потенциальных родителей и ответственности за ее неисполнение; заключение договоров в интересах лиц, не имеющих медицинских показаний к применению технологии, с которыми закон связывает легальность ее применения.

Внедрение вышеперечисленного в правовое поле порочно и фактически влечет за собой легализацию торговли людьми, поскольку с точки зрения уголовного законодательства «услуга» обусловливает связь с эксплуатацией человека - признаком торговли людьми; ребенок

ни при каких обстоятельствах не может выступать ни предметом договора, ни предметом его исполнения; Согласие - это юридический факт, трансформирующий договорные отношения в семейные; последнее не имеет правового значение, если к суррогатному материнству прибегли лица, которые не вправе это делать. Договорные отношения между суррогатной матерью и потенциальными родителями/одинокой женщиной в части вынашивания прекращаются сразу после рождения ребенка, переходя в русло реализации субъективных прав на материнство, фиксации соответствующих юридических фактов и установления родительских отношений.

Другие договоры, обеспечивающие применение указанной технологии (оказание медицинских и иных услуг), имеют «подчиненное» значение, прямо или косвенно они не могут и не должны вести к искажению нормативных предписаний.

Пороки договорных конструкций в части субъектного состава и (или) предмета, установления обязанности по легитимации родительских прав потенциальными родителями вопреки установленным требованиям ведут к ничтожности сделок как противных основам правопорядка и нравственности. Иное восприятие нарушений порядка договорного регулирования суррогатного материнства повлечет за собой опасную практику, способствующую трансформации общественного сознания в пользу признания нормальности эксплуатации человеческого тела и распоряжения ребенком. Применение технологии суррогатного материнства носит исключительный характер и таким должно оставаться.

3. Отсутствие в диспозиции нормы о торговле людьми (ст. 127.1 УК РФ) указания на нарушение правил применения вспомогательной репродуктивной технологии правового значения не имеет. Несмотря на трансформацию традиционного конвенционного преступления в уголовно-правовой запрет со смешанной противоправностью, обусловленной не только охранительным, но и регулятивным законодательством, суть его остается неизменной - совершение как возмездных, так и безвозмездных сделок, опосредующих противоправные передачу и получение человека, конкретно ребенка, рожденного суррогатной матерью.

В то же время приобретенные в результате легитимизации вспомогательной репродуктив-

ной технологии суррогатного материнства признаки бланкетности статьи 127.1 УК РФ диктуют необходимость уяснения сложного регулятивного законодательства, обусловившего его смешанную противоправность. По этой причине социально и политически неверным является привлечение к уголовной ответственности лиц, которые прибегли к этой процедуре вопреки установленным требованиям, не осознавая общественную опасность таких действий. Обратное может привести к объективному вменению. В свою очередь, осознание противоправности деяния профессиональными участниками отношений, включенными в реализацию вспомогательной репродуктивной технологии по роду деятельности (врачи-репродукто-логи, юристы и др.), напротив, должно презю-мироваться. Нарушение императивных требований ее применения осуществляется ими из корыстных побуждений. Этими обстоятельствами исчерпывается общественная опасность их действий.

4. Жертвой рассматриваемого преступления может быть также женщина, детородные функции которой используются или могут быть использованы в отсутствие с ее стороны права выбора (помимо воли) или при ограниченной свободе выбора (против воли). К обстоятельствам, характеризующим цель эксплуатации потерпевшей по признаку подневольного состояния, относятся физическое или психическое насилие, обман, несовершеннолетний возраст, ограничение свободы, многократное привлечение потерпевшей к процедуре суррогатного материнства и др.

5. Международное право не располагает средствами, способными разрешить конфликт между легальной вспомогательной технологией и составом торговли детьми. В отличие от российского уголовного закона, устанавливающего ответственность за совершение любых сделок в отношении человека, международные стандарты определяют торговлю детьми уже, исходя из возмездного характера актов или сделок, совершаемых в их отношении. Рекомендации о разумной компенсации (возмещении расходов) суррогатной матери с целью недопущения скрытой платы за ребенка имеют оценочный характер и не могут служить надежным критерием разграничения рассматриваемых категорий. Учитывая транснациональный характер явлений торговли людьми и суррогатного материнства,

определение границ дозволенного и критериев их разграничения требует принятия решения на международном уровне. В противном случае предпринимаемые отдельными государствами попытки контролировать сферу применения репродуктивных технологий останутся полумерами, не способными кардинально повлиять на стабилизацию отношений в этой сфере.

Библиографический список

1. Алборов С. В. Правовое и индивидуальное регулирование суррогатного материнства: дис. ... канд. юрид. наук, М., 2018. 243 с.

2. Алихаджиева И. С. Сексуальная эксплуатация человека: уголовно-правовое понятие и проблемы его определения // Известия Юго-Западного государственного университета. Серия: История и право. 2020. № 4. С. 73-84.

3. Антонян Ю. М., Тимошина Е. М. Вик-тимологические общественно опасные проблемы коммерческого суррогатного материнства в России // Виктимология. 2021. № 4. С. 273-283.

4. Безверхов А. Г. О действии уголовного закона в условиях межотраслевых связей // Lex russica (Русский закон). 2015. № 10. С. 76-92.

5. Богданова Г. В. Проблемы правового регулирования личных и имущественных отношений между родителями и детьми: дис. ... канд. юрид. наук. Саратов, 1999. 181 с.

6. Богданова Е. Е., Белова Д. А. Актуальные проблемы реформирования законодательства о суррогатном материнстве // Актуальные проблемы российского права. 2021. № 4. С. 66-75.

7. Борисова Т. Е. Договор суррогатного материнства: актуальные вопросы теории, законодательства и практики // Российская юстиция. 2009. № 4. С. 7-10.

8. Борисова Т.Е. Суррогатное материнство в Российской Федерации: проблемы теории и практики. М.: Проспект, 2012. 144 с.

9. Жук М. С. Бланкетность как форма отражения межотраслевых связей уголовного права // Общество и право. 2010. № 4. С. 139-143.

10. Корнакова С. В., Полетаева Е. Л., Чиг-рина Е. В. Правовое регулирование суррогатного материнства: обзор законодательства стран СНГ // Семейное и жилищное право. 2022. № 3. С.9-12.

11. Лапин И.В. Торговля людьми и суррогатное материнство: проблема разграничения // Вестник Московского университета. Серия 11. Право. 2021.№ 4. С. 103-115.

12. Лопашенко Н. А. Размышления об уголовном праве. Принципы уголовного законодательства. Уголовный закон. Преступление, про-

ступок и состав преступления: авторский курс. М.: Юрлитинформ, 2020. 440 с.

13. Митрякова Е. С. Правовое регулирование суррогатного материнства в России: дис. ... канд. юрид. наук. Тюмень, 2007. 175 с.

14. Степанов С. А. Цивилистика классическая и постклассическая. Развитие основных идей Гражданского кодекса России в современном законодательстве и судебной практике: сб. науч. ст., посвященный 70-летию С. А. Хох-лова. М.: Статут, 2011 [Электронный ресурс]. Доступ из справ.-правовой системы «Консуль-тантПлюс».

15. Палькина Т. Н. Личные неимущественные права и нематериальные блага в гражданском и семейном праве Российской Федерации: проблемы теории и практики: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 2011. 22 с.

16. Пестрикова А. А. Обязательства суррогатного материнства: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Самара, 2007. 19 с.

17. Пикуров Н. И. Теоретические проблемы межотраслевых связей уголовного права: дис. ... д-ра юрид. наук. М., 1998. 410 с.

18. Романовский Г. Б. Правовая охрана материнства и репродуктивного здоровья. М., 2020. 216 с.

19. Савельев Д. Б. Соглашения в семейной сфере. М.: Проспект, 2017. 144 с.

20. Стеблева Е. В. Проблемы реализации прав участников отношений суррогатного материнства: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 2012. 18 с.

21. Трунов И. Л., Айвар Л. К. Криминологические аспекты суррогатного материнства // Евразийский Союз: вопросы международных отношений. 2021. Т. 10. № 4(38). URL: https://trunov.com/nauchnye_i_uchebno_meto di-cheskie_trudy/nauchnye_publikacii_advokatov_ kollegii/kriminologicheskie-aspekty-surrogatnogo-materinstva-nauchnyj -zhurnal-evrazijskij-sojuz-4-38-2021/.

22. Фетисова О. В. Бездетные семьи в России: пути решения проблемы // Труды Института государства и права Российской академии наук. 2008. № 2. С. 44-59.

23. Чашкова С. Ю. Система договорных обязательств в российском семейном праве: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 2004. 23 с.

24. Челышев М. Ю. Система межотраслевых связей гражданского права: цивилистиче-ское исследование: дис. ... д-ра юрид. наук. Казань, 2008. 501 с.

25. Чефранова Е. А., Чашкова С. Ю. Применение семейного законодательства в нотариальной практике. М., 2012. 183 с.

26. Шапиро И. М. Сравнительно-правовой анализ условий договоров суррогатного материнства и возмездного оказания услуг // Семейное и жилищное право. 2018. № 3. С. 19-22.

27. Хилюта В. В. Пределы автономности уголовного права // Lex russica (Русский закон). 2019. № 4. С. 117-128.

28. Abdullah F. M. Legal and Ethical Aspects beyond Commercial Surrogacy: Modern Form of Human Trafficking // Journal of Legal, Ethical and Regulatory Issues. 2019. Vol. 22, Special Special № 1. URL: https://www.abacademies.org/articles/ Legal-and-ethical-aspects-beyond-commercial-sur-rogacy-modem-form-of-human-trafficking-1544-0044-22-S1-260.pdf.

29. Pregnant Cambodian Women Charged with Surrogacy and Human Trafficking'on // The Guardian. 2018. 7 July. URL: https://www.the-guardian.com/world/2018/jul/07/pregnant-cambo-dian-women-charged-with-surrogacy-and-human-trafficking.

30. Building Families through Surrogacy: A New Law. Рр. 162-164. URL: Surrogacy-consultation-paper.pdf - Yandex.Documents. URL: https://s3-eu-west-2.amazonaws.com/law-com-prod-storage-11jsxou24uy7q/uploads/2019/06 /Surrogacy-consultation-paper.pdf.

31. Baird N. Commercial surrogacy and the sale of children: a call to action for the committee on the rights of the child // Perspectives on Commercial Surrogacy in New Zealand: Ethics, Law, Policy and Rights/ ed. by A. Masselot, R. Powell. Christchurch. Canterbury 2019. P. 115-136. URL: https://ir.canterbury.ac.nz/handle/10092/17564.

32. Bromfield N. Global surrogacy in India: Legal, ethical and human rights implications of a growing «industry» // Reproductive Health Reality Check: Information and Analysis for Reproductive Health. 2010, June 11. URL: https://rewirenews-group.com/2010/06/11/stateless-babies-legal-ethi-cal-human-rights-issues-raised-growth-global-sur-rogacy-india/.

33. Michaels C. A booming baby business: surrogacy arrangements and the need for regulation // New York University Journal of International Law and Politics. 2022. Vol. 54. Рр. 5-6. URL: https://www.nyujilp.org/wp-content/uploads/2022/ 04/Michaels_0nline_Note_Booming_Baby_Busi-ness.pdf; https://www.nyujilp.org/online-notes/.

34. Chatterjee Р. Human Trafficking and Commercialization of Surrogacy in India // European Researcher. 2014. Vol. 85. Issue 10-2. Pp. 1835-1842. DOI: 10.13187/er.2014.85.1835. URL: https://www.researchgate.net/publication /307692581_Human_Trafficking_and_Commer-cialization_of_Surrogacy_in_India.

35. Ellenbogen A., Feldberg D., Lokshin V. Surrogacy - a worldwide demand. Implementation and ethical considerations // Gynecological and Reproductive Endocrinology and Metabolism. 2021. № 2(2). Pp: 66-73. URL: https://grem-journal.com/wp-content/uploads/2021/06/01 .pdf.

36. Fortpflanzungsmedizin in Deutschland -für eine zeitgemäße Gesetzgebung. 2019. 124 S. URL: 2019_Stellungnahme_Fortpflanzungsmedi-zin_web.pdf.

37. Finkelstein A. et al. Surrogacy Law and Policy in the U.S.: A National Conversation Informed by Global Lawmaking Report of the Columbia Law 2016. 89 p. URL: https://www.re-searchgate.net/publication/354891069_Surrogacy_ Law_and_Policy_in_the_US_A_National_Convers ation_Informed_by_Global_Lawmaking

38. Global Report on Trafficking in Persons. 2020. URL: https://www.unodc.org/documents /data-andanalysis/tip/2021/GL0TiP_2020_15jan _web.pdf.

39. Johnson L. Commercial Surrogacy Is the Sale of Children?: An Argument That Commercial Surrogacy Does Not Violate International Treaties in Washington // Washington International Law Journal. 2019. Vol. 28. № 3. URL: https://digital-commons.law.uw.edu/wilj/vol28/iss3/9.

40. Donohue-Dioh J.-J. Conceptualizing the prevention of human trafficking: survivors perspectives. 2018. D0I:10.13023/etd.2018.481. URL: https://uknowledge.uky.edu/cgi/viewcontent.cgi? article=1022&context=csw_etds.

41. Holt S.-R. Survivor-Centred Anti-Traf-ficking Measures: What Can Be Learned From Survivors' Stories to Inform, Prevent and Protect. 2019. 117 p. URL: https://www.brookes.ac.uk/do-cuments/cendep/survivor-centred-anti-trafficking-measures/.

42. Il contratto di maternita surrogata: un'analisi comparata della normativa italiana e internazionale. Anno Accademico, 2015/2016. 108 p. URL: https://www.uteroinaffitto.com/wp-content/uploads/tesi_di_laurea_in_giurispruden-za.pdf.

43. Poroy M. A. Cross-border surrogacy under turkish law and the jurisprudence of the European court of human rights // Nomos. 2018. Pp. 27-51. URL: https://www.kansai-u.ac.jp/ILS/ pub-lication/asset/nomos/42/nomos42-02.pdf. URL: nomos42-02.pdf.

44. Regulierung der Leihmutterschaft / Herausgegeben von Beate Ditzen und Marc-Philippe Weller. Germany, 2018. 152 p. DOI 10.1628/9783-16-156311-9. URL: https://www.mohrsiebeck. com/uploads/tx_sgpublisher/produkte/leseproben/ 9783161563119.pdf.

Eогдан B. B., ypda M. H.

45. Trezza R. Maternita Surrogata: Ordine pubblico o best interest of the child? // Federalis-mi.it. 2020. № 22. Pp. 278-308. URL: https://www.sipotra.it/wp-content/uploads/2020/07 /Maternit%C3%A0-surrogata-ordine-pubblico-o-best-interest-of-the-child.pdf.

46. Sax H. Child Trafficking - A Call for Rights-Based Integrated Approaches // Routledge Handbook of Human Trafficking / eds. R. Piotro-wicz, C. Rijken, B. Heide. 2017. URL: https://www.taylorfrancis.com/chapters/edit/10. 4324/9781315709352-20/child-trafficking-call-rights-based-integrated-approaches-helmut-sax.

47. Smolin D. M. Surrogacy as the Sale of Children: Applying Lessons Learned from Adoption to the Regulation of the Surrogacy Industry's Global Marketing of Children // Pepperdine Law Review. 2016. Vol. 43. Pp. 265-341. URL: http://works.bepress. com/david_smolin/19/.

48. Strasser M. Traditional Surrogacy Contracts, Partial Enforcement, and the Challenge for Family // Law Journal of Health Care Law and Policy. 2015. Vol. 18, Issue 1. Article 4. URL: http://digitalcommons.law.umaryland.edu/jhclp/ vol18/iss1/4.

49. Schön T., Tagwerker S., Zabl M. International surrogacy arrangements and the establishment of legal parentage. Vienna, 16th April 2015. URL: https://www.ejtn.eu/Documents/Catalogue% 202011/Written_paper_Austria%202_pdf.

50. Storrow R. F. Surrogacy: American Style // Surrogacy, Law and Human Rights / ed. P. Gerber and K. O'Byrne. Ashgate Publishing, 2015. URL: https://ssrn.com/abstract=2652835.

51. Storrow R. F. International Surrogacy in the European Court of Human Rights // North Carolina Journal of International Law and Commercial Regulation. 2018. Vol. 43. URL: https://ssrn.com/ abstract=3291587.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

52. Trimmings K., Beaumont P. R. International Surrogacy Arrangements: An Urgent Need for Legal Regulation at the International Level // Journal of Private International Law. 2011. Vol. 7. Issue 3. Pp. 627-647. URL: https://www.semantic-scholar.org/paper/International-Surrogacy-Arran-gements%3A-An-urgent-for-Trimmings-Beau-mont/06608771592a1d45645aed3bc56491d96 a136bcb.

53. Tobin J. To Prohibit or Permit: What is the (Human) Rights Response to the Practice of International Commercial Surrogacy? // Melbourne Legal Studies Research Paper. 2014. № 689. URL: https://papers.ssrn.com/sol3/papers.cfm?abstract

id=2476751.

References

1. Alborov S. V. Pravovoe i individual'noe regulirovanie surrogatnogo materinstva: dis. ... kand. yurid. nauk [Legal and Individual Regulation of Surrogacy: Cand. jurid. sci. diss.]. Moscow, 2018. 243 p. (In Russ.).

2. Alikhadzhieva I. S. Seksual'naya eksplu-atatsiya cheloveka: ugolovno-pravovoe ponyatie i problemy ego opredeleniya [Sexual Exploitation of a Person: a Criminal Law Concept and Problems of Its Definition]. Izvestiya Yugo-Zapadnogo gosu-darstvennogo universiteta. Seriya: Istoriya i pravo - Proceedings of the Southwest State University. Series: History and Law. 2020. Issue 4. Pp. 73-84. (In Russ.).

3. Antonyan Yu. M., Timoshina E. M. Vikti-mologicheskie obshchestvenno opasnye problemy kommercheskogo surrogatnogo materinstva v Ros-sii [Victimological Socially Dangerous Problems of Commercial Surrogacy in Russia]. Vikti-mologiya - Victimology. 2021. Issue 4. Pp. 273283. (In Russ.).

4. Bezverkhov A. G. O deystvii ugolovnogo zakona v usloviyakh mezhotraslevykh svyazey [On the Operation of Criminal Law in the Context of Interbranch Relations]. Lex Russica. 2015. Issue 10. Pp. 76-92. (In Russ.).

5. Bogdanova G. V. Problemy pravovogo regulirovaniya lichnykh i imushchestvennykh otno-sheniy mezhdu roditelyami i det'mi: dis. ... kand. yurid. nauk [Problems of Legal Regulation of Personal and Property Relations between Parents and Children: Cand. jurid. sci. diss.]. Saratov, 1999. 181 p. (In Russ.).

6. Bogdanova E. E., Belova D. A. Aktual'-nye problemy reformirovaniya zakonodatel'stva o surrogatnom materinstve [Current Problems of Reforming the Legislation on Surrogacy]. Ak-tual 'nye problemy rossiyskogo prava - Actual Problems of Russian Law. 2021. Issue 4. Pp. 6675. (In Russ.).

7. Borisova T. E. Dogovor surrogatnogo materinstva: aktual 'nye voprosy teorii, zakonodatel'stva i praktiki [Surrogacy Contract: Topical Issues of Theory, Legislation and Practice]. Ros-siyskaya yustitsiya - Russian Justice. 2009. Issue 4. Pp. 7-10. (In Russ.).

8. Borisova T. E. Surrogatnoe materinstvo v Rossiyskoy Federatsii: problemy teorii i praktiki [Surrogacy in the Russian Federation: Problems of Theory and Practice]. Moscow, 2012. 144 p. (In Russ.).

9. Zhuk M. S. Blanketnost' kak forma ot-razheniya mezhotraslevykh svyazey ugolovnogo prava ['Blanketness' as a Form of Reflection of Interbranch Relations of Criminal Law]. Obsh-

chestvo i pravo - Society and Law. 2010. Issue 4 (31). Pp. 139-143. (In Russ.).

10. Kornakova S. V., Poletaeva E. L., Chi-grina E. V. Pravovoe regulirovanie surrogatenogo materinstva: obzor zakonodatel'stva stran SNG [Legal Regulation of Surrogacy: a Review of the Legislation of the CIS Countries]. Semeynoe i zhi-lishchnoe pravo - Family and Housing Law. 2022. Issue 3. Pp. 9-12. (In Russ.).

11. Lapin I. V. Torgovlya lyud'mi i surro-gatnoe materinstvo: problema razgranicheniya [Human Trafficking and Surrogacy: a Problem of Differentiation]. Vestnik Moskovskogo universite-ta. Seriya 11. Pravo - Moscow University Bulletin. Series 11. Law. 2021. Issue 4. Pp. 103-115. (In Russ.).

12. Lopashenko N. A. Razmyshleniya ob ugo-lovnom prave. Printsipy ugolovnogo zako-nodatel'stva. Ugolovnyy zakon. Prestuplenie, pros-tupok i sostav prestupleniya. Avtorskiy kurs [Reflections on Criminal Law. Principles of Criminal Legislation. Criminal Law. Crime, Misdemeanor and Corpus Delicti. Author's Course]. Moscow, 2020. 440 p. (In Russ.).

13. Mitryakova E. S. Pravovoe regulirovanie surrogatnogo materinstva v Rossii: dis. ... kand. yurid. nauk [Legal Regulation of Surrogacy in Russia: Cand. jurid. sci. diss.]. Tyumen, 2007. 175 p. (In Russ.).

14. Stepanov S. A. Tsivilistika klassicheskaya i postklassicheskaya. Razvitie osnovnykh idey Grazhdanskogo kodeksa Rossii v sovremennom zakonodatel'stve i sudebnoy praktike: sbornik nauchnykh statey [Classical and Post-Classical Civil Law. Development of the Main Ideas of the Civil Code of Russia in the Modern Legislation and Judicial Practice: collection of scientific articles]. Moscow, 2011. Access from the legal reference system 'ConsultantPlus'. (In Russ.).

15. Pal'kina T. N. Lichnye neimushchest-vennye prava i nematerial 'nye blaga v grazhdans-kom i semeynom prave Rossiyskoy Feder atsii: problemy teorii i praktiki: avtoref. dis. ... kand. yurid. nauk [Personal Non-Property Rights and Intangible Benefits in Civil and Family Law of the Russian Federation: Problems of Theory and Practice: Synopsis of Cand. jurid. sci. diss.]. Moscow, 2011. 22 p. (In Russ.).

16. Pestrikova A. A. Obyazatel'stva surro-gatnogo materinstva: avtoref. dis. ... kand. yurid. nauk [Surrogacy Obligations: Synopsis of Cand. jurid. sci. diss.]. Samara, 2007. 19 p. (In Russ.).

17. Pikurov N. I. Teoreticheskie problemy mezhotraslevykh svyazey ugolovnogo prava: dis.

. dokt. yurid. nauk [Theoretical Problems of In-terbranch Relations of Criminal Law: Dr. jurid. sci. diss.]. Moscow, 1998. 410 p. (In Russ.).

18. Romanovskiy G. B. Pravovaya okhrana materinstva i reproduktivnogo zdorov'ya [Legal Protection of Maternity and Reproductive Health]. Moscow, 2020. 216 p. (In Russ.).

19. Savel'ev D. B. Soglasheniya v semeynoy sfere [Agreements in the Family Sphere]. Moscow,

2017. 144 p. (In Russ.).

20. Stebleva E. V. Problemy realizatsii prav uchastnikov otnosheniy surrogatnogo materinstva: avtoref. dis. ... kand. yurid. nauk [Problems of Realization of the Rights of Participants in Surrogacy Relationships: Synopsis of Cand. jurid. sci. diss.]. Moscow, 2012. 18 p. (In Russ.).

21. Trunov I. L., Ayvar L. K. Kriminolo-gicheskie aspekty surrogatnogo materinstva [Cri-minological Aspects of Surrogacy]. Evraziyskiy Soyuz: voprosy mezhdunarodnykh otnosheniy -Eurasian Union: Issues of International Relations. 2021. Vol. 10. Issue 4 (38). Available at: https://trunov.com/nauchnye_i_uchebno_metodi-cheskie_trudy/nauchnye_publikacii_advokatov_ kollegii/kriminologicheskie-aspekty-surrogatnogo-materinstva-nauchnyj -zhurnal-evrazijskij-sojuz-4-38-2021/. (In Russ.).

22. Fetisova O. V. Bezdetnye sem'i v Ros-sii: puti resheniya problemy [Childless Families in Russia: Ways to Solve the Problem]. Trudy Instituta gosudarstva i prava Rossiyskoy akade-mii nauk - Proceedings of the Institute of State and Law of the RAS. 2008. Issue 2. Pp. 44-59. (In Russ.).

23. Chashkova S. Yu. Sistema dogovornykh obyazatel'stv v rossiyskom semeynom prave: avtoref. dis. ... kand. yurid. nauk [System of Contractual Obligations in Russian Family Law: Synopsis of Cand. jurid. sci. diss.]. Moscow, 2004. 23 p. (In Russ.).

24. Chelyshev M. Yu. Sistema mezhotras-levykh svyazey grazhdanskogo prava: tsivilisti-cheskoe issledovanie: dis. ... dokt. yurid. nauk [The System of Interbranch Relations of Civil Law: Dr. jurid. sci. diss.]. Kazan, 2008. 501 p. (In Russ.).

25. Chefranova E. A., Chashkova S. Yu. Pri-menenie semeynogo zakonodatel 'stva v nota-rial'noy praktike [Application of Family Legislation in the Notary Practice]. Moscow, 2012. 183 p. (In Russ.).

26. Shapiro I. M. Sravnitel'no-pravovoy analiz usloviy dogovorov surrogatnogo materins-tva i vozmezdnogo okazaniya uslug [Comparative Legal Analysis of the Terms of Surrogacy Contracts and Paid Services Agreements]. Semeynoe i zhilishchnoe pravo - Family and Housing Law.

2018. Issue 3. Pp. 19-22. (In Russ.).

27. Khilyuta V. V. Predely avtonomnosti ugolovnogo prava [Limits of the Autonomy of Cri-

Eогдан B. B, Ypda M. H.

minal Law]. Lex Russica. 2019. Issue 4. Pp. 117128. (In Russ.).

28. Abdullah F. M. Legal and Ethical Aspects beyond Commercial Surrogacy: Modern Form of Human Trafficking. Journal of Legal, Ethical and Regulatory Issues. 2019. Vol. 22. Special Issue 1. Available at: https://www.abacademies.org/ar-ticles/Legal-and-ethical-aspects-beyond-commer-cial-surrogacy-modern-form-of-human-trafficking-1544-0044-22-S1-260.pdf. (In Eng.).

29. Pregnant Cambodian Women Charged with Surrogacy and Human Trafficking. The Guardian. 2018. 7 July. Available at: https://www.theguardian.com/world/2018/jul/07/ pregnant-cambodian-women-charged-with-surro-gacy-and-human-trafficking. (In Eng.).

30. Building Families through Surrogacy: a New Law. A Joint Consultation Paper. Scottish Law Commission, 2019. Pp. 162-164. Available at: Surrogacy-consultation-paper.pdf - Yandex. Documents. (In Eng.).

31. Baird N. Commercial Surrogacy and the Sale of Children: a Call to Action for the Committee on the Rights of the Child. Perspectives on Commercial Surrogacy in New Zealand: Ethics, Law, Policy and Rights. Ed. by A. Masselot, R. Powell. Canterbury, 2019. Pp. 115-136. Available at: https://ir.canterbury.ac.nz/handle/10092/ 17564. (In Eng.).

32. Bromfield N. Global Surrogacy in India: Legal, Ethical and Human Rights Implications of a Growing 'Industry'. Reproductive Health Reality Check: Information and Analysis for Reproductive Health. 2010. June 11. Available at: https://re-wirenewsgroup.com/2010/06/11/stateless-babies-legal-ethical-human-rights-issues-raised-growth-global-surrogacy-india/. (In Eng.).

33. Michaels C. A Booming Baby Business: International Surrogacy Arrangements and the Need for Regulation. New York University Journal of International Law and Politics. 2022. Vol. 54. Available at: https://www.nyujilp.org/wp-con-tent/uploads/2022/04/Michaels_0nline_Note_ Booming_Baby_Business.pdf. (In Eng.).

34. Chatterjee P. Human Trafficking and Commercialization of Surrogacy in India. European Researcher. 2014. Vol. 85. Issue 10-2. Pp. 1835-1842. DOI: 10.13187/er.2014.85.1835. Available at: https://www.researchgate.net/publica-tion/3076925 81_Human_Trafficking_and _Com-mercialization_of_Surrogacy_in_India. (In Eng.).

35. Ellenbogen A., Feldberg D., Lokshin V. Surrogacy - a Worldwide Demand. Implementation and Ethical Considerations. Gynecological and Reproductive Endocrinology and Metabolism. 2021. Issue 2(2). Pp. 66-73. Available at:

https://gremjournal.com/wp-content/uploads/2021/ 06/01.pdf. (In Eng.).

36. Fortpflanzungsmedizin in Deutschland -für eine zeitgemäße Gesetzgebung. 2019. 124 p. Available at: 2019_Stellungnahme_Fortpflanz-ungsmedizin_web.pdf. (In Germ.).

37. Finkelstein A. et al. Surrogacy Law and Policy in the U.S.: A National Conversation Informed by Global Lawmaking. Report of the Columbia Law School Sexuality & Gender Law Clinic. 2016. 89 p. Available at: https://www.re-searchgate.net/publication/354891069_Surrogacy_ Law_and_Policy_in_the_US_A_National_Convers ation_Informed_by_Global_Lawmaking. (In Eng.).

38. Global Report on Trafficking in Persons 2020. Available at: https://www.unodc.org/docu-ments/data-and-analysis/tip/2021/GLOTiP_2020_ 15jan_web.pdf. (In Eng.).

39. Johnson L. Commercial Surrogacy Is the Sale of Children? An Argument that Commercial Surrogacy Does Not Violate International Treaties. Washington International Law Journal. 2019. Vol. 28. Issue 3. Available at: https://digitalcom-mons.law.uw.edu/wilj/vol28/iss3/9. (In Eng.).

40. Donohue-Dioh J.-J. Conceptualizing the Prevention of Human Trafficking: Survivors Perspectives. 2018. DOI: 10.13023/etd.2018.481. Available at: https://uknowledge.uky.edu/cgi/ viewcontent.cgi?article=1022&context=csw_etds. (In Eng.).

41. Holt S.-R. Survivor-Centred Anti-Traf-ficking Measures: What Can Be Learned from Survivors' Stories to Inform, Prevent and Protect. 2019. 117 p. Available at: https://www.brookes. ac.uk/documents/cendep/survivor-centred-anti-tra-fficking-measures/. (In Eng.).

42. Il contratto di maternita surrogata: un'analisi comparata della normativa italiana e internazionale. Anno Accademico, 2015/2016. 108 p. Available at: https://www.uteroinaffitto.com /wp-content/uploads/tesi_di_laurea_in_giurispru-denza.pdf. (In Ital.).

43. Poroy M. A. Cross-Border Surrogacy under Turkish Law and the Jurisprudence of the European Court of Human Rights. Nomos. 2018. Issue 42. Pp. 27-51. Available at: https://www.kansai-u.ac.jp/ILS/publication/asset/ nomos/42/nomos42-02.pdf. (In Eng.).

44. Regulierung der Leihmutterschaft. Ed. by B. Ditzen, M.-P. Weller. Germany, 2018. 152 p. DOI: 10.1628/978-3-16-156311-9. Available at: https://www.mohrsiebeck.com/uploads/tx_sgpublis her/produkte/leseproben/9783161563119.pdf.

(In Germ.).

45. Trezza R. Maternita surrogata: ordine pubblico o Best Interest of the Child? Federalis-mi.it. 2020. Issue 22. Pp. 278-308. Available at:

https://www.sipotra.it/wp-content/uploads/2020/07 /Maternit%C3%A0-surrogata-ordine-pubblico-o-best-interest-of-the-child.pdf. (In Eng.).

46. Sax H. Child Trafficking - a Call for Rights-Based Integrated Approaches. Routledge Handbook of Human Trafficking. Ed. by R. Piot-rowicz, C. Rijken, B. H. Uhl. London: Routledge, 2017. Available at: https://www.taylorfrancis.com/ chapters/edit/10.4324/9781315709352-20/child-trafficking-call-rights-based-integrated-approaches -helmut-sax. (In Eng.).

47. Smolin D. M. Surrogacy as the Sale of Children: Applying Lessons Learned from Adoption to the Regulation of the Surrogacy Industry's Global Marketing of Children. Pepperdine Law Review. 2016. Vol. 43. Pp. 265-341. Available at: http://works.bepress.com/david_smolin/19/. (In Eng.).

4S. Strasser M. Traditional Surrogacy Contracts, Partial Enforcement, and the Challenge for Family Law. Journal of Health Care Law and Policy. 2015. Vol. 1S. Issue 1. Article 4. Available at: http://digitalcommons.law.umaryland.edu/jhclp/ vol18/iss1/4. (In Eng.).

49. Schön T., Tagwerker S., Zabl M. International Surrogacy Arrangements and the Establishment of Legal Parentage. Vienna, 2015. Avail-

Информация об авторах:

В. В. Богдан, доктор юридических наук, заведующий кафедрой гражданского права Юго-Западный государственный университет 305040, Россия, г. Курск, ул. 50 лет Октября, 94 ORCID: 0000-0001-9686-4687 ResearcherID: B-4785-2016

Статьи в БД «Scopus» / «Web of Science»: DOI: 10.14704/WEB/V 18 SI04/WEB18174 DOI: 10.1007/978-3-030-47945-9_127 DOI: 10.5829/idosi.mejsr.2013.15.8.11500 DOI: 10.5829/idosi.mejsr.2013.17.12.12350 DOI: 10.14704/WEB/V 18 SI04/WEB18174 DOI: 10.14419/ijet. v7i4.38.24453

М. Н. Урда, кандидат юридических наук, старший научный сотрудник Юго-Западный государственный университет 305040, Россия, г. Курск, ул. 50 лет Октября, 94

ORCID: 0000-0002-1711-3031 ResearcherID: AAD-3227-2021

Статьи в БД «Scopus» / «Web of Science»:

DOI: 10.17150/2500-4255.2022.16(1).30-38

DOI: 10.17516/1997-1370-0405

DOI: 10.17223/15617793/437/32

DOI: 10.17150/2500-4255.2017.11(1).205-215

DOI: 10.21003/ea.V157-0006

DOI: 10.17150/1996-7756.2015.9(2).313-323

able at: https://www.ejtn.eu/Documents/Catalogue% 2020n/Written_paper_Austria%202_pdf (In Eng.).

50. Storrow R. F. Surrogacy: American Style. Surrogacy, Law and Human Rights. Ed. by P. Gerber, K. O'Byrne. Ashgate Publishing, 2015. Available at: https://ssrn.com/abstract=2652835. (In Eng.).

51. Storrow R. F. International Surrogacy in the European Court of Human Rights. North Carolina Journal of International Law and Commercial Regulation. 2018. Vol. 43. Available at: https://ssrn.com/abstract=3291587. (In Eng.).

52. Trimmings K., Beaumont P. R. International Surrogacy Arrangements: An Urgent Need for Legal Regulation at the International Level. Journal of Private International Law. 2011. Vol. 7. Issue 3. Pp. 627-647. Available at: https://www.semanticscholar.org/paper/Interna-tional-Surrogacy-Arrangements%3A-An-urgent-for-Trimmings-Beaumont/06608771592a1d45645 aed3bc56491d9 6a136bcb. (In Eng.).

53. Tobin J. To Prohibit or Permit: What is the (Human) Rights Response to the Practice of International Commercial Surrogacy? Melbourne Legal Studies Research Paper No. 689. 2014. Available at: https://papers.ssrn.com/sol3/papers. cfm?abstract_id=2476751. (In Eng.).

About the authors:

V. V. Bogdan

Southwest State University

94, 50 let Oktyabrya st., Kursk, 305040, Russia

ORCID: 0000-0001-9686-4687 ResearcherID: B-4785-2016

Articles in Scopus / Web of Science: DOI: 10.14704/WEB/V18 SI04/WEB18174 DOI: 10.1007/978-3-030-47945-9_127 DOI: 10.5829/idosi.mejsr.2013.15.8.11500 DOI: 10.5829/idosi.mejsr.2013.17.12.12350 DOI: 10.14704/WEB/V18 SI04/WEB18174 DOI: 10.14419/ijet. v7i4.38.24453

M. N. Urda

Southwest State University

94, 50 let Oktyabrya st., Kursk, 305040, Russia

ORCID: 0000-0002-1711-3031 ResearcherID: AAD-3227-2021

Articles in Scopus / Web of Science:

DOI: 10.17150/2500-4255.2022.16(1).30-38

DOI: 10.17516/1997-1370-0405

DOI: 10.17223/15617793/437/32

DOI: 10.17150/2500-4255.2017.11(1).205-215

DOI: 10.21003/ea.V157-0006

DOI: 10.17150/1996-7756.2015.9(2).313-323

СУРРОГАТНОЕ МАТЕРИНСТВО & ТОРГОВЛЯ ЛЮДЬМИ: МЕЖОТРАСЛЕВОЙ КОНФЛИКТ Текст научной статьи по специальности «Право»

Аннотация научной статьи по праву, автор научной работы — Богдан В. В., Урда М. Н.

Похожие темы научных работ по праву , автор научной работы — Богдан В. В., Урда М. Н.

SURROGACY & HUMAN TRAFFICKING: INTERBRANCH CONFLICT

Текст научной работы на тему «СУРРОГАТНОЕ МАТЕРИНСТВО & ТОРГОВЛЯ ЛЮДЬМИ: МЕЖОТРАСЛЕВОЙ КОНФЛИКТ»