CC BY
23ISSN 2078-9823 (Print), ISSN 2587-7879 (Online) DOI: 10.15507/2078-9823.048.019.201904.440-453
УДК 141.201
Ю. К. Волков
Нижегородский государственный университет им. Н. И. Лобачевского (Нижний Новгород, Россия), e-mail: [email protected]
Сумрачный свет философской мудрости (комментарии к избранным частям книги В. А. Кутырева «Сова Минервы вылетает в сумерки»)
Введение. Анализируется концептуальное содержание книги российского философа
B. А. Кутырева «Сова Минервы вылетает в сумерки (Избранные философские тексты XXI века)». Книга вышла в 2018 г и сразу же вызвала интерес со стороны ряда специалистов. За этим частным интересом прослеживается общая тенденция, связанная с необходимостью осмысления наиболее оригинальных наработок современных российских философов. Материалы и методы. Теоретико-методологической основой настоящего исследования выступает метод критического анализа книги В. А. Кутырева в форме развернутого комментирования содержащихся в ней материалов. В качестве предмета для комментариев выбраны материалы двух ключевых тем: человеческого бессмертия и «смерти» языка. Результаты исследования. Дана критическая оценка метафизических принципов построения современной картины мира, в которой однозначность авторских заключений достигается за счет расширения выбранного негативно-оценочного смысла. Отсюда - избыточность аргументов, призванных доказать опасность идеологии бессмертия для человечества, а также процессов, связанных с заменой знаков и способов их передачи, которые объявляются «смертью» языка. Обсуждение и заключение. Как следует из разбора двух ключевых тем книги, понятие человека в антропоконсервативной доктрине В. А. Кутырева используется в качестве синонима понятия человечества, представляющего собой неотъемлемую часть природного макромира. Вместе с тем осознанный и ответственный выбор в обществе современного типа может сделать только человек, обладающий качествами личности.
Ключевые слова: антропоконсерватизм, метафизика, дистопия, человек, человечество, личность, коэволюция, прогресс, идеология бессмертия, «смерть» языка.
Для цитирования: Волков Ю. К. Сумрачный свет философской мудрости (комментарии к избранным частям книги В. А. Кутырева «Сова Минервы вылетает в сумерки») // Гуманитарий : актуальные проблемы гуманитарной науки и образования. - 2019. - Т. 19, № 4. -
C. 440-453. DOI: 10.15507/2078-9823.048.019.201904.440-453.
© Волков Ю. К., 2019
Л Л Л гуманитарии : актуальные проблемы ^
440 - я том 19, № 4, 2019
■ ■ ^ гуманитарной науки и образования ' '
Yuri K. Volkov
Lobachevsky State University of Nizhny Novgorod (Nizhny Novgorod, Russia), e-mail: [email protected]
The Gloomy Light of Philosophical Wisdom (Comments to Selected Parts of the Book of V. A. Kutyrev "The Owl of Minerva Flies at Dusk")
Introduction. The article analyzing the conceptual content of the book of the Russian philosopher V. A. Kutyrev "The Owl of Minerva Flies at Dusk (Selected Philosophical Texts of the XXI Century)". The book was published in 2018 and immediately aroused interest from some specialists. This particular interest can be traced to the general trend associated with the need to understand the most original developments of modern Russian philosophers. Materials and Methods. The theoretical and methodological basis of this study is the method of critical analysis of V. A. Kutyrev's book in the form of detailed commenting on the materials contained in it. As a subject for comments the materials of two key topics were chosen: human immortality and the "death" of the language. Results. A critical assessment is given of the metaphysical principles for constructing a modern picture of the world in which the uniqueness of the author's conclusions is achieved by expanding the chosen negative-evaluative meaning. Hence the redundancy of arguments designed to prove the danger of the ideology of immortality for humanity as well, as the processes associated with the replacement of the signs and the modes of their transmission which are declared the "death" of language. Discussion and Conclusions. As follows from the analysis of the two key themes of the book the concept of a person in the Kutyrev's anthropoconservative doctrine is used as a synonym for the concept of humanity which is an integral part of the natural macrocosm. At the same time, a conscious and responsible choice in a modern-type society can be made only by a man with the qualities of the human persona..
Keywords: anthropoconservatism, metaphysics, dystopia, man, humanity, human persona, co-evolution, progress, the ideology of immortality, the "death" of the language.
For citation: Volkov Y. K. The Gloomy Light of Philosophical Wisdom (Comments to Selected Parts of the Book of V. A. Kutyrev "The Owl of Minerva Flies at Dusk"). Gumanitarian: aktual'nye problemy gumanitarnoi nauki i obrazovaniia = Russian Journal of the Humanities. 2019; 19(4): 440-453. (In Russ.). DOI: 10.15507/2078-9823.048.019.201904.440-453
Введение
В 2018 г. в санкт-петербургском издательстве «Алетейя» вышла книга российского философа-нижегородца Владимира Александровича Кутырева «Сова Минервы вылетает в сумерки (Избранные философские тексты XXI века)». Издание книги было приурочено к 40-летию философской деятельности автора и 75-летию со дня его рождения. Знаковость событий определила формат монографии, которая представляет собой обзор философских работ, написанных В. А. Кутыревым в конце XX - первых десятилетиях XXI в.
Разумеется, обобщение высказанного ранее неизбежно порождает повторения, о
чем В. А. Кутырев самокритично пишет во введении. Вместе с тем актуальность идей, высказанных в недавнем прошлом, можно объяснить исходя из потребности - «остановиться, оглянуться». К такому незлободневному пониманию философского сознания, в его сравнении с вечным, призывает автор книги. Соглашаясь в этом с Гегелем, который афористично предлагал искать неизменную суть форм жизни в сумрачном свете философской мудрости, когда «полный битв и сражений день уже отгремел» [17, с. 7].
Сразу же после выхода в свет монографии В. А. Кутырева в журнале «Цифровой ученый: лаборатория философа» была опу-
бликована рецензия на нее В. М. Розина [20]. Несколько позднее обстоятельный разбор книги В. А. Кутырева был дан в одной из последних статей П. С. Гуревича [9]. За этим, казалось бы, частным интересом двух известных представителей философского сообщества к творчеству нижегородского философа можно увидеть наличие общей тенденции, связанной с потребностью в осмыслении результатов поиска общей концептуальной основы для разных версий современной отечественной философии. Примером такого многолетнего, целенаправленного поиска является антропокон-сервативная метафизика В. А. Кутырева.
Материалы и методы
Рефлексия по поводу рефлексии. Так коротко можно определить форму и эвристическую сущность метода критического анализа избранных частей новой книги В. А. Кутырева. Внешней стороной указанной разновидности аналитического метода выступает развернутое комментирование основного содержания интересующих нас разделов монографии. Общая цель указанной формы аналитики мотивирована желанием отыскать главный критерий оценки предлагаемого автором варианта метафизической картины мира, в котором одновременно сочетаются дистопийные мотивы и вера в человеческий разум.
В силу ограниченного объема статьи из всей совокупности обсуждаемых в книге проблем в качестве аналитического материала для комментариев выбраны две темы: человеческого бессмертия и «смерти» языка, входящие в оба раздела книги. Основанием такого выбора тем послужила степень их дискуссионной значимости для той версии «Философии (для) людей», которую представляет в книге В. А. Кутырев.
Результаты исследования
«Прельщение бессмертием» - так называется параграф, входящий в главу, посвященную критике главных утопических про-
442
ектов XX в. Вместе с тем сразу же после начала его прочтения возникает сомнение в основаниях подобной идентификации. Почему «королева утопий» - мечта о бессмертии связана с «наступлением сциентизма на жизнь» и отражает экспансию ноотех-носферы [17, с. 49]? Разве тема воскресения из мертвых входит в состав научной картины мира?
Ранее в одной из журнальных публикаций, послужившей основой для параграфа книги «Бытие или ничто» [13, с. 54-61], Владимир Александрович указывал на религиозные корни идеологии бессмертия. В этой же статье он отмечал, что именно наука Нового времени нанесла «самый тяжелый, казалось, смертельный удар по бессмертию» [12, с. 233]. Поэтому возрождение «грез о бессмертии» В. А. Кутырев связывает не с самой наукой, а с превращением науки в технологию [12, с. 233].
Вместе с тем, как показывает история наук о старении, научная геронтология возникает не раньше середины прошлого века [1, с. 21]. Что же касается биомедицинских технологий, направленных на продление жизни, то они стали доступны еще позднее, во второй половине XX столетия. Следовательно, если классическая наука несовместима с идеологией бессмертия, а современные научные знания и технологии продления жизни еще не вошли в медицинскую практику, то спрашивается: что же послужило причиной теоретического, а позднее практического интереса к этой теме в России в конце XIX - начале XX столетия? Ведь для идеологии преодоления смерти была необходима более обширная и устоявшаяся мировоззренческая основа, нежели религиозный догмат о воскресении.
С целью устранения очевидного логического затруднения В. А. Кутырев предлагает гипотезу о возможности симбиоза между религиозной идеей воскресения и человеческой способностью решить эту задачу
ГумАнитАРиЙ : актуальные проблемы ю V /I
гуманитарной науки и образования , " ,
[12, с. 233]. Другими словами, учение о бессмертии становится той сферой знаний о человеке, где религиозная теория вступает в союз с научной практикой. Отсюда логически следует возможность определить учение Н. Ф. Федорова о бессмертии как научно-религиозную концепцию [17, с. 50].
Однозначность авторских заключений, вытекающих из индуктивных обобщений специально выбранных примеров, достаточно часто встречается на страницах цитируемой статьи и содержательно соответствующего ей параграфа книги. Убедительность сформулированных в них утверждений достигается за счет приписывания выбранного в примерах смысла всему значению денотата. В случае с концепцией бессмертия Н. Ф. Федорова обнаружение в ней сходства с современными представлениями о «всемогущем боге как компьютере максимальной мощности» [17, с. 50] демонстрирует лишь один из множества смыслов, возникающих в процессе оценки проекта «Общего дела».
Исторически более достоверной, а следовательно, близкой к основному значению, представляется общая «технико-атеистическая» характеристика воззрений поздних космистов, у которых в их «бессмертии по-научному» упования на Бога «постепенно вообще сходят на нет» [12, с. 233].
В. А. Кутырев, как он пишет в книге «Последнее целование» [15, с. 206], знаком с содержанием статьи К.Г. Фрумкина, посвященной теме бессмертия в русской культуре [23]. Однако ни в этой работе, ни в новой книге нижегородского философа нет объяснений, каким образом произошла трансформация религиозного догмата о воскресении в научную утопию бессмертного человека. Почему идея бессмертия распространилась в кругах европейски образованной российской интеллигенции в конце XIX - первой трети XX в.? В то время как подобные объяснения напрашивают-
ся из-за недостаточности аргументов, подкрепляющих тезис о гибридном характере космистских концепций бессмертия.
Проблема смерти и бессмертия составляет важный культурный пласт христианской цивилизации. По этой теме имеется достаточно обширная, постоянно пополняемая библиография [10, с. 127-135], заметное место в которой занимает классическая работа Ф. Арьеса «Человек перед лицом смерти». Однако мы не будем подробно останавливаться на концепции смерти французского интеллектуала. Отметим лишь, что среди пяти моделей восприятия смерти, рассматриваемых в книге Арьеса, традиционной для христианской европейской культуры является модель «прирученной» смерти. Суть последней заключена в несовпадении физической смерти и конца жизни, между которыми пролегает вечность [2, с. 506]. Что же касается модели «неприрученной», «дикой» смерти, то она в типологии Арьеса принадлежит к более ранним культурным архетипам.
В оценках «прирученной» смерти параметр веры в посмертное существование долгое время ослаблял негативное отношение к смерти, но не делал его полностью нейтральным. Смерть воспринималась как относительное зло, которое имеет посюстороннее, этическое происхождение. С уходом понимания смертности человека как наказания за его грехи смерть начинает оцениваться в «перевернутой» модели природного зла. Поэтому успехи медицины в борьбе с физическими страданиями, как считает Ф. Арьес, не только не избавили людей от осознания бессилия и страха перед смертью. Напротив, смерть в больнице окончательно возвратила ее в первоначальное «дикое» состояние, поскольку лишила культурного статуса «прирученного» зла [2, с. 516-517].
Возвращаясь к вопросу об особенностях взглядов русских мыслителей Серебряного
века на проблему смерти и бессмертия, отметим, что характерная для русской культуры конца XIX столетия линия, направленная на оценку феномена смерти как природного зла, в ее сопряжении с нравственными идеалами любви и жертвенности, способствовала амбивалентности танатологической тематики [3, с. 58]. С другой стороны, в отечественной философии рубежа XIX-XX вв., включая разнородную по составу школу русского космизма, тема смерти и бессмертия была непосредственно связана с феноменом нового богоискательства.
Испытавший сильное влияние су-праморалистских идей Н. Ф. Федорова, В. С. Соловьев в работах конца 1890-х гг. предложил богоискательскую, по сути, версию сверхчеловека, связанную с верой в реальность воскресения. Последнее понимается им как индивидуальный акт восхождения от человека к Богу, главными условиями которого являются нравственное совершенство при жизни, достойная смерть и уникальное послесмертное качество -«сила воскресения для вечной жизни» [22, с. 625]. В свою очередь естественным обоснованием возможности персонального воскресения служит у Соловьева аргумент телесной завершенности человека [21, с. 631].
Атеистическая и одновременно квазирелигиозная идеология русской революции первой четверти XX в. определила одной из главных задач формирование нового человека, идеал которого предполагал сверхчеловеческие качества, символизирующие коллективное бессмертие трудовой общности. Увлеченный в свое время идеологией богостроительства как верой во всесилие трудового коллектива [7, с. 332, 376, 378], А. М. Горький в послереволюционных публикациях, касающихся вопросов появления нового человека, проводит мысль о необходимости создания условий, при которых соединились бы индивидуальное и коллективное начало [8, с. 13].
Однако, как это часто бывает в период коренной ломки старого, то, что декларируется в качестве нового символа веры, приобретает облик веры прагматической. Метафора бессмертия на волне революционного энтузиазма начала приобретать вид проектов, имеющих практическую направленность. Например, частично похожего, но одновременно отличного от философии панпсихизма К. Э. Циолковского, движения биокосмистов-анархистов с их лозунгами: Иммортализм и Интерпланетаризм [5, с. 317-341]. Позднее уже под патронатом государства и на платформе государственной идеологии возник институт экспериментальной медицины, деятельность которого также была направлена на продление жизни [5, с. 351].
Вместе с тем иммортологические идеи первой трети XX в., возникшие в Советской России, не изменили типичного для мировоззрения людей эпохи индустриального общества отношения к смерти. В массовом сознании промышленно-урбанисти-ческого социума утвердилась секулярная модель «неприрученной» смерти. Смерти как внешней природной необходимости, сопровождающей конец физиологического существования индивидов, но не останавливающей внутренней жизни социума. Возрождение идеологии практического бессмертия, начавшееся в СССР в конце 1980-х гг., произошло лишь в постсоветской России [6, с. 4-9]. Тем не менее даже здесь в условиях идейного плюрализма тема бессмертия остается предметом чисто теоретических дискуссий либо утопических проектов, не имеющих большой аудитории.
Таким образом, как показывает краткий экскурс в историю отечественной иммор-тологии, апологетика бессмертия не угрожает массовому сознанию, а тем более не входит в число реально осуществимых научных проектов. Поэтому опасность, которую видит В. А. Кутырев в идеологии бес-
ГумАнитАРиИ : актуальные проблемы ю V /I
гуманитарной науки и образования том 19, № 4, 2019
смертия как нарушении целостности жизни и апологии смерти [17, с. 51], на наш взгляд, далека от тех жизненных проблем, которые на самом деле волнуют сегодня абсолютное большинство людей. Посмотрим, какие же аргументы для обоснования угрозы, исходящей от проектов достижения человеческого бессмертия, приводит автор «Полета Совы Минервы».
Как справедливо замечает В. А. Куты-рев, бессмертие можно понимать либо как продление жизни, либо в качестве противопоставления понятию «конечное существование». В первом случае термин «бессмертие» не нужен, поскольку не соответствует тому, что он должен обозначать. Следовательно, бессмертие - это неограниченное ничем существование живых существ. Что же нужно для того, чтобы существо было бессмертным?
По мнению В. А. Кутырева, для этого необходимо прекратить жизненные циклы рождения и смерти и пересадить сознание на неорганический субстрат [17, с. 50]. Полученный гибрид автор книги сравнивает с искусственным интеллектом, у которого, в отличие от человека, нет души, которая в свою очередь возникает при встрече с внутренней природой. «Кинжал разума», вонзенный в тело человека, образует «рану» человеческую душу, которая одухотворяет внешнюю природу [17, с. 51].
Опасность сциентизации и технизации, как считает В. А. Кутырев, прежде всего состоит в игнорировании душевной стороны человеческого бытия. Сюда, кроме влечений, страданий, чувства любви и других эмоций, автор книги относит и сознание человеческой смертности [17, с. 51].
Следовательно, применительно к внутреннему миру человека смертность - это прежде всего осознание индивидом своей смерти, хотя и в комплексе с другими эмоциональными состояниями. То есть, как следует из приведенных рассуждений,
сознание, в котором присутствуют бередящие «рану» тела - душу, мысли о смерти тела, нуждается в теле самого носителя сознания. Мысли о смерти, как и мысли о существовании, не могут иметь анонимного адресата. Речь всегда идет об осознании факта персонального существования в единстве с осознанием факта неизбежности своей смерти.
Указанный личностно-психологиче-ский подход к проблеме бессмертия лишает смысла все последующие рассуждения о возможности существования сознания в неорганическом субстрате, о тождестве бестелесного сознания и информации, об информации как бессмертном качестве. Гипотетическое разрушение целостности человеческого «Я» исключает проблему осознания человеком конечности индивидуального существования в мире, хотя допускает наличие некоторых паллиативных вариантов его мнимого продления. В виде собственных потомков, памяти друзей и учеников, открытий, изобретений и т. д.
С другой стороны, в большом опосредованно организованном социуме осознание каждым его членом возможности персональной смерти интенсивно вытесняет и сублимирует современная культура. В итоге реальная смерть, как и сопровождающие ее мысли о смерти, изгоняются из повседневного мира современного общества либо переводятся в формат эстетических образов и символов. Тем не менее осознание индивидом неизбежности собственной смертности по-прежнему придает жизни каждого человека личностно окрашенный драматический смысл. Хотя очевидно, что этот смысл содержится в мыслях о бренности жизни, но не в осознании факта смерти, как полагает В. А. Кутырев [16, с. 187], поскольку смерть каждого находится по ту сторону его жизни.
Таким образом, предметным ограничением проблемы смерти и бессмертия
служит феноменологическая область субъективного понимания и переживания конкретным человеком уникальности и конечности персонального бытия. Эта часть индивидуального сознания, конечно же, связана с исторически определенным контекстом социальной и культурной интерсубъективности, но не тождественна ему.
Во втором разделе книги, в главе, посвященной критике проектов эпохи Мо1^о, В. А. Кутырев указывает на сходство им-мортализма с трансгуманизмом на том основании, что второй ставит цель - непрерывную эволюцию человека без каких-либо ограничений «до бесконечности» [17, с. 315]. Однако филогенез человечества даже в таком футурологическом проекте не предполагает персонального бессмертия, а тем более воскресения мертвых предков. Вот почему вывод автора «Полета Совы Минервы» о бессмысленности понятия личного бессмертия, аргументированный ссылкой на позицию в этом вопросе Н. А. Бердяева [17, с. 52], лишь подтверждает избыточность рациональной критики проектов персонального преодоления смерти за рамками религиозной догматики. Все другие нерелигиозные проекты, которые так или иначе трактуют проблему имперсо-нального бессмертия, относятся к разряду квазинаучных либо откровенно фантастических гипотез.
В отличие от очевидной бессмысленности обсуждения путей достижения личного бессмертия, которое, будучи предметом веры, действительно выходит за пределы рассудочного мышления [17, с. 52], несомненный теоретический интерес вызывает рассмотрение в книге понятия бессмертия в контексте проблемы конечности единичного.
«Индивидуальное, единичное, - пишет В. А. Кутырев, - потому и единичное, что выделено, от-граничено, о-конечено: а) в пространстве; б) во времени... О бессмер-
тии, следовательно, можно говорить лишь применительно к бытию в целом» [17, с. 51].
К сказанному можно добавить, что в философской онтологии пространственно-временная бесконечность бытия конкретизируется через понятие Единого, представляющего собой сущность всех возможных модусов ее существования. Значимость изучения проблемы Единого привела даже к появлению целого направления «хеноло-гии», одним из создателей которого и автором термина является норвежский философ и историк Э. А. Виллер [4].
Как показывает история хенологиии, представители разных философских направлений с целью доказательства существования Единого, которое есть одновременно небытийная, бытийная и сверхбытийная онтологическая характеристика, использовали различные методологические подходы: от апофатического до диалектического. Поэтому, когда автор «Полета совы Минервы» пишет о том, что «индивидуальное бессмертие невозможно не только из-за бренности природного субстрата, но "по определению". Его запрещает сама логика» [17, с. 51], он, вероятно, имеет в виду формальную логику. В то время как в диалектике тождества и различия бессмертие теоретически возможно и логически обосновано. Конечно, если понимать его не в качестве модуса неограниченного существования живого и социального индивида, а как принцип актуальной бесконечности конечных форм.
Николай Кузанский в «Ученом незнании» пишет: «Абсолютный максимум пребывает в полной актуальности, будучи всем, чем он может быть, и по той же причине, по какой он не может быть больше, он не может быть и меньше: ведь он есть все то, что может существовать» [11, с. 55].
Приведенный пример интеллектуального творчества кардинала Кребса, кроме содержащейся в нем иллюстрации принци-
ГумАнитАРиИ : актуальные проблемы ю V /I
гуманитарной науки и образования том 19, № 4, 2019
па противоречивого единства конечного и бесконечного, свидетельствует о потенциальной возможности гносеологического отрыва количественных характеристик форм бытия от характеристик их качественной определенности. Какую угрозу для человечества XXI в. несет в себе подобный доктринальный отрыв числа от предмета, а знака от слова, можно узнать, если обратиться к главе книги В. А. Кутырева под названием «Смерть языка (и) жизни», входящую во второй раздел.
В отличие от абстрактных структур гносеологического априоризма и трансцендентализма, язык, как его понимает В. А. Кутырев, представляет собой естественную структуру, изначально используемую человеком для «овладения реальностью» [17, с. 252]. В этом ракурсе язык предстает как своеобразный объект-инструмент, основная функция которого состоит в том, чтобы сформировать картину мира «еще чувственную, но уже организованную мыслью» [17, с. 252]. Неразрывная связь языка с человеком, а также с картиной мира, сконструированной при помощи языка, определили его приоритетное место в философии XX в.
Однако, как считает В. А. Кутырев, до появления постструктурализма лингвистическая линия в философии в целом не противоречила основаниям метафизической картины мира. Постструктурализм, по мнению В. А. Кутырева, полностью изгнал метафизику, устранив субъекта и изменив понимание структур как отношений, существующих вне времени [17, с. 253].
Первоначальной формой постструктурализма автор книги считает деконструкцию Ж. Деррида, критическому анализу которой в основном и посвящена большая часть главы о языке, а также целый параграф, основанный на материале отдельной статьи [16]. Поскольку в довольно объемной главе о «смерти» языка соединены сразу несколько тем, связанных с критикой
постмодернистской картины мира в целом, мы попробуем выделить только то, что касается ее лингвистических аспектов.
Обозначив линию философской картины мира-XXI на постлингвизм, автор книги оговаривается. Его, как выясняется, больше интересует когнитивный аспект языка в ситуации разрушения традиционных форм человеческого бытия. Говоря точнее, линия на формализацию и математизацию языка, в пределах которой рассматриваются отношения человека и языка [17, с. 254-255].
Если ранее в других работах структурно-лингвистический поворот в философии В. А. Кутырев объявлял катастрофой и смертью языка [13, с. 411-417], то теперь он представляется ему существенно меньшей угрозой, нежели когнитивная лингвистика [17, с. 254]. Структуралистская языковая парадигма, как оказалось, не уничтожает язык как таковой. Она всего лишь переводит живой язык в формат универсальной смыслообразующей сети, предназначенной для любой межсубъектной коммуникации [17, с. 255]. Указанная универсальность языка как знаковой системы определила его центральную роль в гуманитарной культуре. Как пишет В. А. Кутырев, «.. .идти глубже языка, по крайней мере, в гуманитари-стике - некуда» [17, с. 256].
Поэтому новейшая критика языка началась не с позиции бытийно-познавательной парадигмы, а исходя из каких-то не очень ясных, новейших антиязыковых установок. В отечественной философии одной из таких альтернатив живому языку, кроме уже признанной текстовой формы языка, как считает В. А. Кутырев, является проект «мышления без слов» Г. П. Шедровицкого [17, с. 257].
Вместе с тем наиболее полную завершенность контрлингвистические проекты языка получают, по мнению автора книги, в грамматологии Жака Деррида, где заменой языку становится письмо. Далее
«индуктивным скачком», используя многозначную цитату Деррида о письме, которое в истории цивилизации переполнило язык, В. А. Кутырев приходит к следующему умозаключению. Грамматология - это форма осознания перехода человечества от языка к цифре, от мышления к исчислению. В свою очередь с распространением исчисления «наступает великое, драматическое для вещей и тел Событие: утрата ими имен, полученных в процессе преобразования предметного мира или "данных Богом" и замена их сначала "никами", паролями, потом цифрами. Потеря имени - потеря идентичности. Себя». [17, с. 257].
Следует заметить, что грамматология как Событие утраты имен описывается в книге весьма драматично, с разных сторон и в разных смысловых значениях. Вот несколько типичных примеров, в которых варьируется тема конца языка. «Конец языка и начало письма», «конец книги и начало компьютера», «конец логоса и начало мате-зиса», «конец дискурса и начало программирования», «конец слова и начало цифры», «конец чтения и начало исчисления» [17, с. 258].
Следующим, еще более радикальным шагом антиязыковой драмы В. А. Кутырев считает проекты ликвидации дигитальной коммуникации и создание технологии вне-семиотической, бессловесно-безъязыковой передачи мыслей и их чтения. «От мозга к мозгу, от чипа к чипу, от чипа к мозгу и наоборот.» [17, с. 258]. «Язык» в молчании, без звуков и слов. Так, по мнению В. А. Кутырева, может выглядеть новый, более фундаментальный этап лингвистической контрреволюции. Язык без коммуникации в форме коммутации информации без выведения ее «вовне». Подлинный антиязык [17, с. 259].
Общая линия «жизни» и «смерти» языка выглядит у В. А. Кутырева следующим образом. От «естественных языков (речи) к
письменным текстам и структурам, от них к дигитальной коммуникации через «разли-чание» (протописьмо, биты, скрипторика и риторика числа, программирование), далее к новому тождеству в виде неких киберор-ганизмов, Матрицы или World Wide Grid» [17, с. 259]. В конечном счете растянувшаяся во времени «смерть» языка, которая, как полагает В. А. Кутырев, наступит вместе с несемиотической прямой коммутацией, приведет к концу человеческой цивилизации семантических возможных миров [17, с. 259-260].
Если следовать вышеуказанной схеме жизни и смерти языка, то пока язык как семиотическая система еще жив, а потому реализует семантическую функцию. Поэтому семиотические альтернативы «живому» языку существуют и активно продвигаются их авторами. В качестве такой новейшей альтернативы, где главным действующим лицом выступает человек пишущий, автор «Полета совы Минервы» определяет скрип-торику М. Эпштейна. Поскольку оценку этой стороны книги В. А. Кутырева уже дал в своей статье П. С. Гуревич [9, с. 18], мы обратимся к другой, критикуемой в книге альтернативной модели языка, - риторической теории числа (РТЧ) С. А. Шилова.
Надо отдать должное В. А. Кутыреву. Его «посильная трактовка» обширного и тяжело изложенного содержания концепции С. А. Шилова, включающего большое количество математических и естественно-научных примеров, завершается ясным и коротким выводом: «Первичным языком человеческого мышления и основанием моделирования любой реальности предлагается считать Число. Оно будет новым, адекватным стоящим перед современной наукой проблемам, "архе"» [17, с. 264].
Поскольку под числовую парадигму С. А. Шилов подводит не только язык науки, но также философский языковой контекст, общим фоном, на котором разворачивается
Гуманитарий : актуальные проблемы to v /I
гуманитарной науки и образования ' " '
поиск новых оснований языка и мышления, становится история философии. Философский антиисторизм автора РТЧ и прежде всего то, что в истории философии связано с именем М. Хайдеггера, вызывает у
B. А. Кутырева особенно резкое несогласие [17, с. 266].
На наш взгляд, историко-философская преемственность в работе С. А. Шилова присутствует в виде оригинальной логической схемы. Она призвана актуализировать концепцию РТЧ, а потому идентифицирует творчество М. Хайдеггера в качестве представителя срединного пути критиков «проекта чистого разума» (Гуссерль - Хай-деггер - Деррида). Завершение этой линии
C. А. Шилов определяет как «окончательный самозамкнутый солиптизм» [24, с. 39]. В то время как две первых линии, составленные из числа сторонников «проекта чистого разума» (Декарт - Кант - Гегель) и его критиков (Маркс - Ницше - Фрейд), были, как считает Шилов, направлены на выход за пределы самосознания в область естественных законов мышления или природы [24, с. 36].
В. А. Кутырева крайне огорчает и возмущает, что противника терминов, ориентировавшего мышление на этимологию слов, «почвенника, консерватора и наци(онали) ста», М. Хайдеггера «поселяют в дом из цифр» [17, с. 266]. Имеются в виду прежде всего попытки автора РТЧ переосмыслить некоторые цитаты М. Хайдеггера из статьи «Вопрос о технике» [24, с. 508-532].
Из апологетики хайдеггеровского понимания языка как «дома бытия» следует общая негативная оценка РТЧ, для опровержения которой используются два основных тезиса. Подлинный мир - это не бессловесная реальность, матрицей которой выступают цифры. Рассказывать о нем следует не машинным, а человеческим живым языком, в котором количество не заменит качество [17, с. 267].
Первое положение, которое, как следует из предваряющего главу пояснения [17, с. 254], а также текста анализируемой главы «Полета совы Минервы», частично утратило актуальность. Философия языка, расширившая языковую картину мира до пределов системы «мир - человек», как оказывается, не отвергает какое-то особое, до-и-внечеловеческое бытие, но защищает живой язык, который в своих понятиях раскрывает потаенности бытия. Что же касается того, какие языковые знаки, в каком наборе и по каким правилам могут быть использованы для поиска потаенного, то ответы на эти вопросы, видимо, следует искать в семантическом и синтаксическом измерениях семиотики. Отношения между которыми в конечном счете всегда опосредует прагматика.
Как известно, для того, чтобы установить соответствие между знаками и внея-зыковыми объектами, необходимо создать особый «вещный язык». Это в свою очередь ведет к развитию знаковой структуры языка и усилению зависимости семантики от синтактики. В итоге правила семантики замещаются правилами построения знаков. Не случайно в общеупотребительном «живом» языке общения больше всего оказывается вспомогательных знаков, которые указывают не на объект, а на реакцию того, кто пользуется знаками [18, с. 60].
В языке науки вспомогательные знаки также достаточно распространены. Например, математические термины, которые обычно рассматриваются как знаки, добавленные к языку с тем, чтобы сделать возможными некоторые операции, а также сформулировать с наибольшей степенью обобщения некоторые выражения, нуждавшиеся в ограничениях [18, с. 60-61]. Следовательно, хотя семантика предполагает синтактику, однако для существования той или иной языковой системы прежде всего требуются практическое применение ин-
терпретатором знаковых средств на основе семантических и синтаксических правил [18, с. 65].
Ядро парадигмы РТЧ является примером языковой модели, построенной с использованием математических символов и соответствующих правил их использования в практике различных видов творческой и репродуктивной деятельности. Однако, как для всякой закрытой формализованной системы, для использования и интерпретации РТЧ требуется язык другой ступени. Поэтому даже в учебнике, который Шилов предлагает для освоения алфавита, грамматики, синтаксиса и лексики предлагаемой модели искусственного языка [24, с. 665-668], не обойтись без использования той или иной разновидности языка общения в связке с языками описания и демонстрации изучаемых фрагментов мира и мира в целом.
В этом смысле язык представляет собой необходимый «промежуточный рубеж» между миром и человеком как носителем национальной культуры, особую внутреннюю форму человеческого бытия, сложную совокупность знаково-языковых и понятийных мыслительных средств [19, с. 250]. Потому в системе отношений «мир - сознание - человек» полностью от языка освободиться невозможно. Хотя в определенных обстоятельствах, действительно, можно поменять одни языковые знаки на другие, вербальные знаки на знаки невербальные, живую речь - на рукописный или машинный текст. Подобные замены постоянно происходят в современном языке, однако не являются источником и движущей силой лингвистической контрреволюции, которая, как предрекает автор «Полета совы Минервы», несет доразумному живому смерть, а разумному человечеству - «влечение к смерти» [17, с. 270-271].
Обсуждение и заключение
Подведя итоги критического анализа двух концептуальных положений книги
450
В. А. Кутырева, отметим, что специфика антропологического подхода, который сложился в истории философии в качестве альтернативы натурфилософской ориентации, прежде всего состоит в рефлексии внутреннего мира человека как особой внеприрод-ной формы бытия. В чем эта особенность, отличающая человека от природного макрокосмоса, - центральный вопрос философской антропологии. Ответ на него предваряет все другие вопросы.
Как следует из разбора тем бессмертия и «смерти» языка, понятие человека в антро-поконсервативной доктрине В. А. Кутырева используется в качестве синонима понятия человечества. Именно для человечества предложенной в книге альтернативой является либо гибель (самоапокалипсис), либо всеобщее спасение. Для чего следует всем и каждому осознать угрозу бесконечности научно-технического прогресса и по возможности остановить его.
Таким образом, в предлагаемой автором книги субстанциально-феноменологической «Философии (для) людей» смертность человека, как и живая человеческая речь, являются необходимыми условиями сохранения человечества, составляющего неотъемлемую часть макромира. Мира, частично преобразованного культурой традиционного общества и общества эпохи Просвещения, но не изменившего естественную сущность. Все последующие искусственные трансформации жизни человека, если они не являются параллельными (коэволюци-онными) природным процессам, представляют собой зло, которое следует критиковать и которому нужно сопротивляться [17, с. 17-18].
Такова метафизическая, дистопийная картина мира В. А. Кутырева, в которой тем не менее сохраняется вера в человеческий разум. К сожалению, в предлагаемом проекте сохранения человеческого мира не названы те, кто способен реализовать его.
ГумАнитАРиИ : актуальные проблемы ю V /I
гуманитарной науки и образования том 19, № 4, 2019
Остается только предположить, что призыв «продлиться» обращен к анонимному человечеству. Хотя разумный и персонально ответственный выбор всегда делает человек, представляющий из себя личность.
Надежда на свет разума, который лучше виден в сумраках наступающей тьмы, -образ, который неоднократно использует автор книги. Образ света традиционно символизирует культуру общества, освобождающегося от тьмы невежества и насилия. В отличие от этого упоминаемый В. А. Ку-тыревым пелевинский Солнечный город -это город, свет которого убивает [17, с. 17].
Означают ли принципиальные различия в оценках символики света, что единственным бесспорным суждением, способным стать основой современного мировоззрения, является лишь утверждение о действи-
тельном существования этого мира? В то время как все другие характеристики бытия остаются в ранге его потенциальных оценок, попадая в зависимость от того, кто их использует и по каким основаниям.
Новая книга В. А. Кутырева обобщает и подтверждает категорическое несогласие автора с априорно-когнитивным подходом в объяснении неустранимости человеческого измерения мира. Хотя концепция книги так же очевидно избирательна. Она направлена против нигилизма многознания. Того, что автор книги образно называет «слепящая тьма». Свет Люцифера. Тот свет. Свет без тени. Вместе с тем тени от предметов полностью исчезают лишь тогда, когда исчезает источник направленного на них света. Если источником света было солнце, то тени исчезнут после его захода. В сумерках.
Библиографический список
1. Анисимов В. Н. Молекулярные и физиологические механизмы старения : в 2 т. - 2-е изд., перераб. и доп. - СПб. : Наука, 2008. - Т. 1. - 481 с.
2. Арьес Ф. Человек перед лицом смерти : пер. с фр. - М. : Прогресс - Прогресс-Академия, 1992. - 528 с.
3. Борисов С. Б. Символы смерти в русской ментальности // Социологические исследования. -1995. - № 2. - С. 58-63.
4. Виллер Э. А. Учение о Едином в античности и средневековье. - СПб. : Алетейя, 2002. - 668 с.
5. Вишев И. В. Проблема жизни, смерти и бессмертия человека в истории русской философской мысли. - М. : Академический Проект, 2005. - 432 с.
6. Вишев И. В. Иммортология - наука о бессмертии : учебная программа и энциклопедический словарь : учеб. пособие. - Челябинск : Энциклопедия, 2015. - 244 с.
7. Горький М. Исповедь // Горький М. Собрание сочинений : в 30 т. - М. : Гос. изд-во худож. лит., 1950. - Т. 8. - С. 211-378.
8. Горький М. О социалистическом реализме // Горький М. Собрание сочинений : в 30 т. - М. : Гос. изд-во худож. лит., 1953. - Т. 27. - С. 5-13.
9. Гуревич П. С. Тяжба между бытием и ничто (размышления по поводу книги В. А. Кутырева «Сова Минервы вылетает в сумерки») // Философская антропология. - 2018. - Т. 4. - № 2. - С. 6-23.
10. Красильников Р. Л. Образ смерти в литературном произведении: модели и уровни анализа. -Вологда : ГУК ИАЦК, 2007. - 140 с.
11. Кузанский Н. Сочинения : в 2 т. - М. : Мысль, 1979. - Т. 1. - 488 с.
12. Кутырев В. А. Идеология бессмертия как выражения абиотического развития современной цивилизации // Вестник Нижегородского университета им. Н. И. Лобачевского. Серия : Социальные науки. - 2008. - № 1. - С. 231-239.
13. Кутырев В. А. Бытие или ничто. - СПб. : Алетейя, 2009. - 496 с.
14. Кутырев В. А. Читать Деррида. Забыть Дерриду! // Вопросы философии. - 2013. - № 9. -С. 175-184.
15. Кутырев В. А. Последнее целование. Человек как традиция. - СПб. : Алетейя, 2015. - 312 с.
16. Кутырев В. А. Унесённые прогрессом: эсхатология жизни в техногенном мире. - СПб. : Алетейя, 2016. - 300 с.
17. Кутырев В. А. Сова Минервы вылетает в сумерки (Избранные философские тексты XXI века). - СПб. : Алетейя, 2018. - 526 с.
18. Моррис Ч. У. Основания теории знаков // Семиотика. Сборник статей / сост., вступит. ст. и общ. ред. Ю. С. Степанова. - М. : Радуга, 1983. - С. 37-89.
19. Радченко О. А. Язык как миросозидание. Лингвофилософская концепция неогумбольдтиан-ства : в 2 т. - М. : Метатекст, 1997. - Т. 1. - 308 с.
20. Розин В. М. Размышление, инициированное знакомством с книгой В. А. Кутырева «Сова Минервы вылетает в сумерки» [Электронный ресурс] // The Digital Scholar: Philosopher's Lab / Цифровой ученый: лаборатория философа. - 2018. - № 2. - С. 171-179. - URL: http:// digital-scholar.unn.ru>arhiv-zhurnala/. - Загл. с экрана.
21. Соловьев В. С. Идея сверхчеловека // Соловьев В. С. Сочинения : в 2 т. - 2-е изд. - М. : Мысль, 1990. - Т. 2. - С. 626-634.
22. Соловьев В. С. Жизненная драма Платона // Соловьев В. С. Сочинения : в 2 т. - 2-е изд. -М. : Мысль, 1990. - Т. 2. - С. 582-625.
23. Фрумкин К. Г. Бессмертие: странная тема русской культуры // Новый мир. - 2012. - № 4. -С. 129-152.
24. Шилов С. Е. Риторическая теория числа. - М. : ЛЕНАНД, 2013. - 800 с.
References
1. Anisimov V. N. Molecular and Physiological Mechanisms of Aging: in 2 vol. Saint Petersburg, 2008, vol. 1, 481 p. (In Russ.).
2. Ar 'es F. Man in the Face of Death. Moscow, 1992, 528 p. (In Russ.).
3. Borisov S. B. Symbols of Death in the Russian Mentality. Sociological Studies. 1995; 2: 58-63. (In Russ.).
4. Wilier E. A. The Doctrine of the Unity in Antiquity and the Middle Ages. Saint Petersburg, 2002, 668 p. (In Russ.).
5. Vishev I. V. The Problem of Life, Death and Immortality of Man in the History of Russian Philosophical Thought. Moscow, 2005, 432 p. (In Russ.).
6. Vishev I. V. Immortology - the Science of Immortality: Curriculum Program and Encyclopedic Dictionary: Study Guide. Chelyabinsk, 2015, 244 p. (In Russ.).
7. GorkyM. Confession. Works: in 30 vol. Vol. 8. Moscow, 1950: 211-378. (In Russ.).
8. GorkyM. About Socialistic Realism. Works: in 30 vol. Vol. 27. Moscow. 1953: 5-13. (In Russ.).
9. Gurevich P. S. Litigation Between Being and Nothing (Reflections on the Book by V Kutyrev "The Owl of Minerva flies at dusk"). Philosophical Anthropology. 2018, vol. 4; 2: 6-23. (In Russ.).
10. Krasilnikov R. L. Image of Death in a Literary Work: Models and Levels of Analysis. Vologda, 2007, 140 p. (In Russ.).
11. Kuzansky N. Works: in two vol. Vol. 1. Moscow, 1979, 488 p. (In Russ.).
12. Kutyrev V. A. The Ideology of Immortality as an Expression of the Abiotic Development of Modern Civilization. Bulletin of Lobachevsky Nizhny Novgorod University. Series: Social Sciences. 2008; 1: 231-239. (In Russ.).
13. Kutyrev V. A. Being or Nothing. Saint Petersburg, 2009, 496 p. (In Russ.).
14. Kutyrev V. A. Read Derrida ... Forget Derrida! Voprosy Filosofii = Questions of Philosophy. 2013; 9: 175-184. (In Russ.).
15. Kutyrev V. A. Last Kissing. Man as a Tradition. Saint Petersburg, 2015, 312 p. (In Russ.).
16. Kutyrev V. A. Gone with the Progress: Eschatology of Life in Technogenic World. Saint Petersburg, 2016, 300 p. (In Russ.).
17. Kutyrev V. A. The Owl of Minerva Flies at Dusk (Selected Philosophical Texts of the XXI Century). Saint Petersburg, 2018, 526 p. (In Russ.).
18. Morris W. W. Foundations of the Theory of Signs. Semiotics: Digest of articles. Moscow, 1983: 37-89. (In Russ.).
19. Radchenko O. A. Language as a Worldview. Lingvophilosophical concept of Neo-Humboldtism: in 2 vol. Vol. 1. Moscow, 1997, 308 p. (In Russ.).
A.CL'J Гуманитарий : актуальные проблемы № 42пю
* гуманитарной науки и образования ' " '
20. Rozin V. M. Reflection Initiated by Acquaintance with the Book V A. Kutyreva "The Owl Minerva Flies at Dusk". The Digital Scholar: Philosopher's Lab / Digital Scientist: Laboratory of the Philosopher. 2018; 2: 171-179. Available at: http://digital-scholar.unn.ru>arhiv-zhurnala/. (In Russ.).
21. Soloviev V. S. The Idea of a Superman. Works: in 2 vol. Vol. 2. Moscow, 1990: 626-634. (In Russ.).
22. Soloviev V. S. The Life Drama of Plato. Works: in 2 vol. Vol. 2. Moscow, 1990: 582-625. (In Russ.).
23. Frumkin K. G. Immortality: a Strange Theme of Russian Culture. New World. 2012; 4: 129-152. (In Russ.).
24. Shilov S. E. Rhetorical Theory of Number. Moscow, 2013, 800 p. (In Russ.).
Поступила 03.06.2019.
Сведения об авторе
Волков Юрий Константинович - доктор философских наук, профессор, кафедра права, философии и социальных дисциплин, Арзамасский филиал Нижегородского государственного университета им. Н. И. Лобачевского (Нижегородская обл., г. Арзамас, Россия). Сфера научных интересов: социальная философия, философия истории, философия культуры, социальная эпистемология. Автор более 120 научных и учебно-методических публикаций. ORCID: https://orcid.org/0000-0002-3954-6639.
E-mail: [email protected]
Submitted 03.06.2019
About the author
Yuri K. Volkov - Doctor of Philosophy, Professor, the Department of Law, Philosophy and Social Discipline, Lobachevsky State University of Nizhny Novgorod, Arzamas Branch (Arzamas, Nizhny Novgorod region, Russia). Research interests: social philosophy, philosophy of history, philosophy of culture, social epistemology. The author has more than 120 scientific and educational publications. ORCID: https://orcid.org/0000-0002-3954-6639.
E-mail: [email protected]
