возможно только с помощью натренированного чтением литературы воображения.
Э. Ильенков определил воображение как умение смотреть на отдельное явление глазами другого человека и человечества. Когда речь идет о человечестве, здесь, как правило, должны быть задействованы архетипические образы: архетип Бога, матери. Отца, ребенка и т. д. Мифологические образы - это образы живые. Кроме того, здесь могут помогать и литературные архетипы. Проявленные в художественном произведении архетипы бессознательного приобретают дополнительную окраску целостного определенного литературного произведения. Например, Каин и Авель в трагедии Шекспира, приобретают окраску общей атмосферы Эльсинора и всей трагедии в целом. Так архетипический тип становится литературным образом, сохраняя содержание, присущее данному, так сказать, классическому архетипу. Художественное произведение часто предстает как акаузальное создание. Надо особенно подчеркнуть, что
УДК.882(092)
ББК.83.3 Р7д
образная природа произведения не позволяет точно формулировать причину. Если даже произведение и называет причину каких-то внутренних действий и поступков, она все равно в своей основе многозначна и не сводится к одной причине. Причина в произведении как правила заявляет о себе из целостного подтекста. Место причины в художественном произведении занимает не формулируемая цель, образная цель.
Библиографический список
1. Августин, А. Исповедь [Электронный ресурс] / А. Августин. - Режим доступа : .Psylib.org.ua/books/ аЬ^о//кйех.Ыт (дата обращения : 10.09.2012).
2. Калмановский человек как измерительный
прибор [Электронный ресурс]. - Режим доступа : Snob.ru (дата обращения : 12.10.2012).
3. Юнг, К.Г. Психологические типы [Текст] /
К.Г. Юнг - СПб.-М. : Прогресс-Универс, 1996. - 716 с.
4. Юнг, К.Г. Аполлоническое и дионисийское начало [Текст] / К.Г. Юнг // Психологические типы. - СПб. : Ювента, 1995. - С. 186-189.
5. Юнг, К.Г. Синхронистичность [Электронный
ресурс] / К.Г. Юнг. - Режим доступа : plisand.narod.ru/
psyche/sincron.htm (дата обращения : 05.09.2012).
А.Г. Бичевин
СУБЪЕКТНЫЕ ФОРМЫ ВЫРАЖЕНИЯ АВТОРСКОГО СОЗНАНИЯ В ЛИРИКЕ Н.С. ГУМИЛЕВА («КОЛЧАН»)
В статье проанализирована субъектная структура сборника Н.С. Гумилева «Колчан». Основу статьи составляет дифференцированное описание субъектных форм выражения авторского сознания. Анализ субъектных форм ориентирован на выявление авторского присутствия в тексте, определение черт «концепированного автора».
Ключевые слова: автор; авторское сознание; «концепированный автор»; лирический субъект; субъектные формы выражения авторского сознания; лирическое «Я»; лирическое «мы»; лирический герой; лирический повествователь; герой «ролевой» лирики
ЛМ. Bichevin
SUBJECT FORMS OF AUTHOR’S CONSCIOUSNESS EXPRESSION IN GUMILEV’S LYRICS (COLLECTION «QUIVER»)
The article analyzes the subjective structure of Gumilev’s collection «Quiver». The essence of the article is based on differentiated description of subjective forms of the author’s consciousness expression. The analysis of subjective forms is focused on the identification of the author’s presence in the text and on the definition offeatures of «the author as a concept».
Key words: the author; the author’s consciousness; «author as a concept»; lyrical subject; subjective forms of expression of the author’s consciousness; a lyrical «I»; lyrical «we»; the lyrical hero; lyric narrator, the hero of the «role» lyrics
Целью данной статьи является рассмотрение субъектной структуры сборника «Колчан» в аспекте изучения проблемы авторского сознания («проблемы (теории) автора»).
Сборник «Колчан» (1916) представляет немалый интерес для изучения особенностей развития творческого метода Н. Гумилева. «Колчан» соединяет «старое» и «новое» - то, что читателям уже было хорошо знакомо из «раннего» творчества, с тем, что позволило первым рецензентам книги говорить о «новых далях», о «совсем трагическом, совсем необычном стиле Гумилева» [Эйхенбаум, 1995, с. 431], о «большом и взыскательном художнике», в которого вырос Гумилев [Жирмунский, 1995, с. 423]; современным же исследователям - о «Колчане» как о первой «подлинно гумилевской» книге [Павловский, 1986, с. 116]. Действительно, в таких стихотворениях сборника, как «Война», «Солнце духа», «Фра Беато Анжелико», «Пятистопные ямбы», характерная для поэзии Н. Гумилева проблематика выходит на качественно иной уровень, приобретает подлинно оригинальные черты.
Общий замысел сборника хорошо «читается» через анализ его субъектной структуры, рассмотрение субъектных форм выражения авторского сознания.
Термины «автор», «авторское сознание», «образ автора» - суть обозначения концепции, определенной позиции, некоего миро-отношения, воплощенных в произведении или группе произведений. При этом автор непосредственно в текст не входит - он опосредован, прежде всего, «субъектными формами выражения авторского сознания» (термин Б.О. Кормана) [Корман, 1978, с. 8].
В отечественном литературоведении основы «теории автора» были заложены в трудах В.В. Виноградова, М.М. Бахтина, Г.А. Гуковского, Л.Я. Гинзбург, Ю.Н. Тынянова.
В.В. Виноградов на протяжении всей своей научной деятельности разрабатывал понятие «образ автора». «Образ автора - не простой субъект речи, чаще всего он даже не назван в структуре художественного произведения. Это - концентрированное воплощение сути произведения» [Виноградов, 1971, с. 118]. Категория автора (образа автора) рассмотрена
В.В. Виноградовым в языковом («лингвости-
листическом») аспекте: «будучи вершиной субъектной организации текста, эта категория объединяет в себе все речевые партии других субъектов, все стилистические пласты произведения» [Трапезникова, 2008, с. 123]. В отношении собственно лирического творчества
В.В. Виноградов определяет «образ автора» как «образ, складывающийся или созданный из основных черт творчества поэта». И далее: «Он воплощает в себя и отражает в себе иногда также и элементы художественно преобразованной его биографии» [Виноградов, 1971, с. 113].
С иных позиций определяет автора М.М. Бахтин. Он дифференцирует типы субъекта в художественном произведении: «Первичный автор - natura non creata quae creat; вторичный автор - natura creata quae creat. Образ героя - natura create quae non creat» [Бахтин, 1979, с. 353]. В первом случае («первичный автор») - природа несотворенная, которая творит, во втором - природа сотворенная, которая творит, т. е. созданный творцом собственный образ, в третьем - природа сотворенная, которая «не творит». «Сознание автора есть сознание сознания (курсив наш далее везде - А.Б.), т. е. объемлющее героя и мир его сознания» [Бахтин, 1979, с. 14-15].
В связи с категорией «вторичного автора» разграничение автора-творца и прототипа образа автора (частного человека, исторического лица) становится особенно актуальным. М.М. Бахтин последовательно разграничивал автора как эстетическую категорию и автора биографического, «частного», «биографическую личность».
Особое внимание проблеме воплощения авторского сознания в лирике, где «человек присутствует... не только как автор, не только как объект изображения, но и как его субъект», уделяла Л.Я. Гинзбург [Гинзбург, 1974, с. 7].
В работах Б.О. Кормана «теория автора» нашла свое наиболее «полное завершение» [Корман, 1986, с. 5]. «Автор» Б.О. Кормана близок «образу автора» В.В. Виноградова. В то же время кормановский подход к пониманию проблемы авторского сознания в немалой степени наследует теории многоголосья М.М. Бахтина. Корман «исследует... взаимоотношение разных субъектов сознания, каждый из которых по-своему осмысляет дей-
ствительность», являясь при этом и формой выражения авторского сознания, «поскольку автор предстает как носитель концепции целого произведения («концепированный автор») [Трапезникова, 2008, с. 123].
Восхождение к «концепированому автору» (термин Б.О. Кормана) предполагает обращение ко всей структуре произведения, но в немалой степени именно к его субъектной организации.
Интерес к субъекту высказывания и его точке зрения появляется в результате различения (предложенного М.М. Бахтиным) события, о котором рассказано, и события самого рассказывания.
Субъект есть тот, чьими глазами увидена художественная предметность в мире литературного произведения; в лирике это «лирический субъект» - минимальное условие лирического высказывания. Лирическим субъектом может быть и «лирический герой» (в книге В.В. Виноградова «О теории художественной речи» «образ автора» фактически приравнен в поэзии к образу лирического героя), но не только он.
Изучение образа автора в лирике имеет свою специфику, обусловленную тем, что автор здесь «присутствует открыто», однако «авторский монолог - это лишь предельная, но не единственная ее форма. Лирика знает разные степени удаления от монологических форм, разные степени предметной и повествовательной зашифровки авторского «Я» - от масок лирического героя до всевозможных объективных сюжетов...» [Гинзбург, 1974, с. 7].
Все многообразие форм проявления авторской активности на субъектном уровне не отражено еще ни в одной классификации, однако наиболее признанными являются типологии лирических субъектов Б.О. Кормана и
С.Н. Бройтмана. Единой для всех типологии не создано, однако широко вошедшие в литературоведческий обиход дефиниции Кормана и Бройтмана во многом сходны.
Б.О. Корман (в исследовании лирики Некрасова) различает следующие субъектные формы: автор-повествователь, собственно -автор, лирический герой, ролевой герой.
С.Н. Бройтман, исходя из представления о невозможности четкого разграничения в лирике «полюсов» автора и героя, выделяет ли-
рического повествователя, лирическое «Я», лирического героя и героя «ролевой» лирики.
Критериями для разграничения субъектных форм являются:
1. Грамматические формы, сопутствующие выражению той или иной субъектной формы (к примеру, наличие местоимения 1-го лица единственного числа, за редким исключением, указывает на формы лирического, либо «ролевого» героев).
2. Объектная направленность, т. е. предметная действительность, отношением к которой характеризуется субъект сознания (тот, чье сознание выражено в тексте).
3. «Характеристические средства речевой типизации» [Корман, 1978, с. 10] (учитываются, как правило, при выявлении формы «ролевого» героя).
4. Система мотивов.
В данной статье используется следующая терминология:
- лирическое «Я» (имеющее «грамматически выраженное лицо», но не являющееся объектом изображения);
- лирический герой («отчетливее, чем лирическое «Я», отделяющийся от первичного автора, но кажущийся при этом максимально приближенным к автору биографическому»; лирический герой - это и субъект, и объект одновременно);
- лирический повествователь («высказывание принадлежит третьему лицу, а субъект речи (тот, кому приписывается высказывание - А.Б.) грамматически не выявлен»);
- герой «ролевой» лирики («выступает в качестве «другого»; герой, близкий к драматическому) [Бройтман, 2004, с. 310-322].
Также лирическое «мы» (в значении совокупности лиц, включающей «Я»; «мы» может толковаться и расширительно - вплоть до обозначения всего человечества [Ионова, 1989, с. 58]).
«Субъектная форма», таким образом, может быть определена на двух уровнях: «формальном (формально-грамматическом)» («Я» монологического высказывания, либо его отсутствие; также особые речевые приметы) и «содержательном» (объектная направленность, точка зрения наблюдателя - ценностная, пространственная, временная). При этом следует обратить внимание на комплекс мотивов, представленных в произведении. Обратимся непосредственно к поэтическим тек-
стам - в их соотнесенности с теми или иными субъектными формами.
Лирическое «Я» объединяет стихотворения «Колчана», вошедшие в так называемые «итальянский» и «военный» циклы. Приведем образец выявления субъектной формы на примере стихотворений «итальянского цикла», включающего следующие произведения: «Венеция», «Фра Беато Анжелико», «Рим», «Пиза», «Падуанский собор», «Генуя», «Болонья», «Неаполь», «Ода д’Аннуцио».
Грамматическое «Я» здесь не представлено, за исключением стихотворения «Фра Беато Анжелико (см. ниже); объект (та или иная поэтическая картина) «окрашен» динамикой точки зрения наблюдателя (субъекта), однако последний не оформлен в качестве «самостоятельной величины» [Максимов, 1986, с. 10], как герой. Иначе говоря, представлено так называемое лирическое «Я»
- обособленная субъектная форма.
Лирическое «Я» формирует позицию отстраненного наблюдателя.
Воспринимающее сознание целиком уходит во внешнее, предметное, в постижение внутренней сути наблюдаемых явлений, получающих неожиданную трактовку. Дои внекультурное, иррациональное видится автору («собственно-автор» Кормана соотносим с лирическим «Я» Бройтмана) залогом величия «вечного города»:
И город цезарей дивных,
Святых и великих пап,
Он крепок следом призывных,
Косматых звериных лап.
[Гумилев, 1990, с. 197]
То же в «Венеции», представшей городом-призраком, окружившим путника фантомами, лабиринтом зеркальных отражений:
Крикнул. Его не слыхали,
Он, оборвавшись, упал В зыбкие, бледные дали Венецианских зеркал.
[Там же. С. 192] В завершении пейзажной зарисовки «Неаполь» - описание «дымящего» и «храпящего», как «истый лаццарони», Везувия. Так или иначе, созерцающая мысль угадывает в природе наблюдаемых объектов культуры (города-артефакты), равно как и в обычной, освященной традициями повседневной жизни нечто вне-
рациональное, несущее угрозу, некую внепо-ложность миру собственно-духовного. Итак, анализ субъектной организации «итальянских стихов» дает нам основу для понимания цикла: с одной стороны, автор «раскрыт чему-то более важному, нежели он сам» [Козлов, 2006, с. 52], с другой - «развенчание» этого «большего». Наблюдатель, проникая в суть явлений, все же отстранен от них.
В единственном стихотворении «итальянского цикла», где мы видим приятие изображенного, - речь о стихотворении «Фра Беато Анжелико», очевидно исключение из «общего правила», поскольку в данном случае наблюдается тенденция к сближению субъектных форм, т. е. лирическое «Я» не дано в «чистом» виде. Лирическое «Я» сближается здесь с лирическим героем («оличнение» лирического «Я») за счет большей индивидуализированно-сти авторского монолога интонационно-синтаксическими средствами, использованием личного местоимения первого лица единственного числа. «Я» в стихотворении не просто элемент риторики, необходимость приписать кому-то высказывание. Но в то же время оно не заслоняет собой картин средневекового художника:
На всем, что сделал мастер мой, печать Любви простой и простоты смиренной.
О да, не все умел он рисовать,
Но то, что рисовал он, - совершенно.
[Там же. С. 194] Подобная структура - лирическое «Я» с тенденцией к лирическому герою - переходит в «военный цикл», который так же, как и «итальянское» стихотворение «Фра Беато Анжелико», обнаруживает связь с христианской проблематикой и символикой, со своеобразной проповедью смирения перед высшими силами - через активное, волевое начало, начало духовного поиска. Здесь же, в «военном цикле», и мотив «нестрашной» смерти, мотив «ясности» (т. е. просветления), мотив появления высших сил.
В «Солнце духа», «Наступлении», «Войне», «Смерти» мы не находим лирического героя как такового, но и отказаться от его присутствия здесь нельзя; приведем пример из «Наступления»:
Я кричу, и мой голос дикий,
Это медь ударяет в медь,
Я, носитель мысли великой,
Не могу, могу умереть.
[Там же. С. 211] «Я» подчинено единому порыву наступления, т. е. на первом плане именно оно, а не автохарактеристика лирического субъекта:
Та страна, что могла быть раем,
Стала логовищем огня,
Мы четвертый день наступаем,
Мы не ели четыре дня.
[Там же. С. 210] В случае лирического «мы» «носитель сознания. не индивидуален: он обязательно выступает как член некоего единства. внимание читателя фиксируется на том, что объединяет различных людей» [Корман, 1986, с. 43].
Стихотворения «Памяти Анненского», «Пятистопные ямбы», «Стансы», «Птица», «Снова море» , «Отъезжающему», «Я не прожил, я протомился.», «Я вежлив с жизнью современною», «Больной», «Дождь» характеризуются как наличием грамматического «Я», так и совпадением объекта и субъекта высказывания, что говорит о присутствии лирического героя. Особое внимание следует обратить на стихотворение «Дождь», представляющее собой сложный случай «опосредования» лирической эмоции: лирический герой «похож» на лирическое «Я». В то же время имеющееся грамматическое «Я» интенсифицировано за счет варьирования форм: «Сквозь дождем забрызганные стекла // Мир мне кажется рябым; // Я гляжу: ничто в нем <для меня> не поблекло // И не сделалось <мне> чужим» [Гумилев, 1990, с. 216]. Объект (в данном случае, картина дождя) ограничен точкой зрения субъекта.
За такой субъектной формой выражения авторского сознания, как лирический герой, закреплена область негативного опыта. Строй чувств лирического героя как отдельной, обособленной формы можно определить как несовпадение ожидаемого и данного. Герой находится во власти неразрешимых противоречий. Редкие исключения (см. «Снова море») не отменяют общей «настроенности» формы:
В моем бреду одна меня томит Каких-то острых линий бесконечность...
[Там же. С. 225].
А я, как некими гигантами, Торжественными фолиантами От вольной жизни заперт в нишу Ее не вижу и не слышу.
[Там же. С. 208]. Лирический герой Гумилева остается в центре «лирической системы» [Корман, 1978, с. 7], будучи связанным со всеми ее элементами.
Лирический повествователь (высказывание в третьем лице, грамматическое «Я» не представлено, субъект «скрыт» за объектом изображения), представленный в мистической балладе «Леонард» и шутливой «Сказке», фиксирует ситуацию парадоксального бессилия героев, наделенных нечеловеческой силой и властью. Однако если герои «Сказки» («дьявол», «ворон, оборотень и гиена») приходят, чтобы сеять зло, Леонард уходит за пределы этого мира, чтобы приобщиться к «согласному гулу голосов» [Гумилев, 1990, с. 202-203] (связь с «военным циклом»). За обликом и поведением Леонарда угадываются черты лирического героя.
По сути, лирическим повествователем в сборнике рассказывается одна история - утраты первоначальной свободы, но завершается она по-разному и в различных декорациях.
Герой «ролевой» лирики (субъект совпадает с объектом, но при этом не равноценен лирическому герою по степени самостоятельности) суть своеобразная реакция замкнутого на самое себя «романтического» сознания, попытка преодоления границ восприятия действительности. И все же связь «субъектных сфер» оказывается сильнее, и герой «ролевой» лирики начинает «травестировать» лирического героя. Драма лирического героя, его одиночество, преданность мечте и бесплодность стремлений, дисгармония, - все это иронически освещено в «ролевой» лирике сборника:
Выйду замуж, буду дамой,
Злой и верною женой,
Но мечте моей упрямой Никогда не стать иной.
[Там же. С. 224]
Ушла... Завяли ветки Сирени голубой,
И даже чижик в клетке Заплакал надо мной.
[Там же. С. 224]
Рассмотрев субъектную организацию сборника «Колчан», сделаем следующий вывод: ситуацию обретения своего подлинного «Я» и своего места в мире фиксирует синтез субъектных форм выражения авторского сознания, отдельность и обособленность формы говорит о негативном опыте (лирический герой), либо закрепляет определенную степень дистанцированности субъекта сознания от объекта восприятия. Так на субъектном уровне реализуется идея приобщенности к надындивидуальному, вне-личностному и ценности подобного приобщения в пространстве духовного опыта.
Таким образом, анализ системы «субъектных форм выражения авторского сознания», представленной в сборнике, позволяет конкретизировать определенные грани авторского видения (черты «концепированного автора»), важнейшей из которых становится тенденция к преодолению единичности, разрыва внешних связей.
Рассмотрение форм авторского присутствия в тексте, в том числе выявление «субъектных форм», занимает одно из центральных мест в изучении «проблемы (теории) автора», обращенной к вопросам творческой активности личности, специфике литературнохудожественной деятельности и ее результатов.
Библиографический список
1. Бахтин, М.М. Автор и герой в эстетической деятельности [Текст] / М.М. Бахтин // Эстетика словесного творчества: сб. избранных трудов. - М. : Искусство, 1979.
- С. 7-180.
2. Бахтин, М.М. Из записей 1970-1971 гг. [Текст]
/ M.M. Бахтин // Эстетика словесного творчества і c6. избранных тр. - M.! Искусство, 1979. - С. 336-361.
3. Бройтман, С.Н. Лирический субъект [Текст] I С.Н. Бройтман // Введение в литературоведениеі учеб. пособие / под ред. Л.В. Чернец. - 2-е изд., - M. і Высш. шк., 2004. - С. 310-322.
4. Виноградов, В.В. О теории художественной речи [Текст] / В.В. Виноградов. - M. і Высш. шк., 1971. - 240 с.
З. Гинзбург, Л.Я. О лирике [Текст] / Л.Я. Гинзбург. -
Л. і Сов. писатель, 1974. - 408 с.
6. Гумилев, Н.С. Стихи; Письма о русской поэзии [Текст] / Н.С. Гумилев; вступ. статья Вяч. Иванова; сост., науч. подгот. текста, послесл. Н. Богомолова. - M. і Худ. лит., 1990. - 447 с.
7. Жирмунский, В.М. Преодолевшие символизм [Текст] / ВМ. Жирмунский // Н.С. Гумилев і pro et contra I сост, вступ. ст. и прим. Ю.В. Зобнина. - СПб. і РХГИ, 1995.
- С. 397-427.
5. Ионова, И.А. Эстетическая продуктивность морфологических средств языка в поэзии [Текст] / И.А. Ионова; отв. ред. С.Д. Ледяева. - Кишинев і Штиинца, 1989. - 139 с.
9. Козлов, В. Поверх героя [Текст] / В. Козлов // Вопросы литературы. - 2006. - №5. - С. 52-66.
10. Корман, Б.О. Лирика и реализм [Текст] I Б.О. Корман. - Иркутск і Изд-во Иркут. ун-та, 1986. - 96 с.
11. Корман, Б.О. Лирика Некрасова [Текст] I Б.О. Корман. - Ижевск і Удмуртия, 1978. - 300 с.
12. Максимов, Д.Е. Брюсов. Поэзия и позиция [Текст] / Д.Е. Mаксимов // Русские поэты начала века і очерки. -Л.і Сов. писатель, 1986. - С. 8-198.
13. Павловский, А.И. Николай Гумилев [Текст] I А.И. Павловский // Вопросы литературы. - 1986. - №10. -С. 94-131.
14. Трапезникова, О.А. Еще раз об образе автора и его смысловых коррелятах [Текст] / О.А. Трапезникова // Филологические науки. Вопросы теории и практики. -2008. - № 2 (2). - С. 122-125.
15. Эйхенбаум, Б.М. Новые стихи Гумилева [Текст] I KM. Эйхенбаум // Н.С. Гумилев і pro et contra / сост., вступ. ст. и прим. Ю.В. Зобнина. - СПб. і РХГИ, 1995. - С. 428432.
УДК 81’1 ББК 81.2-5
В.Ю. Синцов
ОБРАЗНЫЕ НОМИНАЦИИ, ХАРАКТЕРИЗУЮЩИЕ ПЕРСОНАЖЕЙ, В РОМАНЕ Д. ФАУЛЗА «ПОДРУГА ФРАНЦУЗСКОГО ЛЕЙТЕНАНТА»
Статья посвящена анализу образных номинаций, характеризующих персонажей, в романе Д. Фаулза «Подруга французского лейтенанта». Доминирующим типом номинаций является метафора. Интенсификация иллокутивной силы образных номинаций достигается за счет многомерной структуры указанных номинаций, актуализации соответствующего аксиологического статуса лексем и других факторов.
Ключевые слова: образные номинации; метафора; метонимия; образное сравнение; иллокутивная сила
© Синцов В.Ю., 2013