CC BY
212
ТЕМА НоМЕрА: МИР ОБРАЗОВАНИЯ. ОБРАЗОВАНИЕ В МИРЕ
материалы международной научно-практической конференции «современное образование: векторы развития»
Л.А. Микешина
УДК 13
Субъект образования в контексте современной философии познания1
В философии образования вслед за философией познания происходит принципиальное изменение содержания категорий субъекта и объекта . Современная эпистемология, пришедшая на смену абстрактной гносеологии, нуждается в категории субъекта как целостности, содержащей в себе не только когнитивные, логико-гносеологические, но и экзистенциальные, культурно-исторические и социальные, в том числе смысловые и ценностные, качества и свойства . Происходит снижение уровня абстракции субъекта познания, что требует переосмысления основных понятий и принципов философии познания в целом Рассматриваются коммуникации как феномен, фиксирующий изменения субъекта познания, его ценностных ори-ентаций Представлен анализ конкретных подходов к проблеме: «тринитарная модель инфообъекта» В .С. Меськова и А.А. Мамченко; идеи Л .А. Марковой, исследующей опыт Ж . Делёза, существенно снижающего уровень абстракции субъекта; З .А. Сокулер, по-новому представившей понимание субъекта, его природы и роли в познании у Э. Ле-винаса
Ключевые слова: философия образования, философия познания, эпистемология, уровень абстракции субъекта, субъект образования, коммуникативная рациональность, когнитивный субъект, «тринитарная модель инфообъекта»
В конце ХХ века в нашей стране методологическая функция философии по отношению к педагогике и теории образования в целом стала общепризнанной . Это, в частности, проявляется в широком применении философских категорий субъекта и объекта: преподавания по отношению к педагогу и образования — по отношению к ученику. Сегодня происходит их существенное уточнение и, в частности, все более, по крайней мере теоретически, ученик понимается преимущественно как субъект, и эта ситуация закрепляется de farto, особенно при активном овладении учащимися средствами Интернета, что требует существенных изменений в теории и прак-
1 Работа выполнена по гранту: 16-03-00826 Философско-ме-тодологические проекты русских историков и современные проблемы методологии © Микешина Л .А. , 2016
тике обучения и преподавания . Вместе с тем, необходимо принимать во внимание, что в самой философии образования вслед за философией познания происходит принципиальное изменение содержания категорий субъекта и объекта, направленное на приближение к реальному процессу познания в целом, а также к реальным обучению и образованию.
Чтобы понять данные процессы, необходимо обратиться к тем фундаментальным изменениям, которые происходят в философии познания Прежде всего, на место абстрактной гносеологии пришла эпистемология в ее многообразных вариантах, а также в прикладных формах . Если до конца ХХ века, по крайней мере в нашей стране, господствовал абстрактный гносеологизм с его трансцендентальным субъектом познания как условием истинности знания, то уже в первые десятилетия нового века ситуация существенно изменилась . Вслед за новой традицией, складывающейся в европейской философии и в работах наших философов и ученых, появилось понятие эпистемологии, преодолевающей предельные абстракции как субъекта познания, так и самого познавательного процесса . Развитие и обогащение понятия эпистемологии тесно связано с необходимостью его применения в конкретном научном знании . Так, например, с появлением за рубежом и в нашей стране такого нового направления в исторической науке, как «интеллектуальная история», понятие эпистемологии стало необходимым, поскольку устаревшая наивно-реалистическая теория познания как теория отражения в полной мере показала свою неадекватность современной гуманитарной науке, историческому знанию в особенности, где, как показывает известный историк, чл . -корр. АН Л . П . Репина, требуется «глубокая проработка важнейших и становящихся все более актуальными эпистемологических проблем» [16, с . 41].
Веками, на основе идеалов классической рациональности, считалось, что истинное знание можно получить, лишь максимально абстрагируясь от конкретных характеристик как эмпирического субъекта, так и реального процесса познания . Именно таким путем шел Р. Декарт, впервые разработавший абстракцию гносеологического, в отличие от эмпирического, субъекта (XVII век) . Сегодня мы, по принципу диалектического отрицания, вновь приближаемся к реальному познанию, снижая уровень абстракции субъекта и его познавательной деятельности
Современная эпистемология нуждается в категории субъекта как целостности, содержащей в себе не только когнитивные, логико-гносеологические, но и экзистенциальные, культурно-исторические и социальные, в том числе смысловые и ценностные, качества и свойства, участвующие в познании Иными словами, человека, замененного «частичным» гносеологическим субъектом в традиционной теории познания, необходимо на новом уровне вернуть в современную эпистемологию, сочетая абстрактно-трансцендентальные и экзистенциально-антропологические компоненты
Целостный подход к субъекту познания (в этом смысле он может быть назван эмпирическим субъектом), не может сегодня удовлетвориться идущей от Платона традицией понимания субъекта в виде «чистого сознания», но предполагает также осмысление телесности человека как одной из характеристик эмпирического субъекта . Как отмечал, например, М . Мер-ло-Понти в «Феноменологии восприятия», в опыте тела «мы учимся распознавать это сочленение сущности и существования», что приводит нас к признанию смысла, идущего не только от универсального конструирующего сознания, но и от телесности Для познания значимо само постоянство тела, всегда присутствующего для познающего человека как первое и главное «воплощение бытия», посредник и средство общения с миром, «неявный горизонт нашего опыта», «мера всего» и «универсальный измеритель» [10, с. 131] .
Знание — это всегда знание человека в отличие от информации как «обезличенной формы» Человек, осознавая возможные, в том числе ценностные и другие свои позиции, сам вырабатывает принципы и условия достижения объективной истинности знания, которое он получает с помощью разработанных им языка, приемов и методов обоснования и проверки, в том числе исключающих его собственное влияние на процессе познания Но это не означает, что проблема познания сводится к действию некоего «нормативного разума», борющегося с одними приемами, методами и принимающего другие. Познавательная ситуация, как известно, гораздо сложнее, и именно это, казалось бы, банальное утверждение, стало предметом особого размышления и подхода к знанию сегодня, на что обратил особое внимание французский философ и социолог Э. Морен, идеи которого сегодня осваиваются многими исследователями и все шире распространяются в образовании и культуре Проблема сложности познания — «это фундаментальный вопрос для науки и образования, поскольку он касается нашей способности организовывать знания . ...Чтобы мы смогли организовывать наши знания надлежащим образом, ученые и преподаватели должны обучать видению контекстуальной сложности проблем» [13, с. 8].
Кратко напомню, что для него прежде всего важна целостность и нетривиальность видения: «рациональность — это диалог с нерационализи-руемым», «диалогическое соединение противоположностей»; плодотворно для развития то, что лишено симметрии, в состоянии, далеком от равновесия, разупорядочено Значимо то, что «разделяется нередуцируемыми противоречиями, которые не разрушают, но строят сложное. балансируя на краю хаоса». Он разрабатывает «диалогику»: принимает, по Н . Бору, что противоположность глубокой истины — это тоже истина, «взаимодополнительные сущности», которые «несовместимы, но необходимы», не замена простого сложным, но «движение мышления между простым и сложным» Он формулирует «семь принципов сложности мышления», особенно важно, как он понимает «трансдисциплинарные стратегии научных иссле-
дований и образования». В пятитомной монографии «Метод» есть и такая важная идея, как понимание «физической неосновательности» гуманитарных наук и «неосознанность социальной реальности» естественных наук . При этом отмечается, что «ни одна наука не захотела познать самую объективную категорию познания — категорию познающего субъекта . Ни одна естественная наука не захотела познать свое культурное происхождение Ни одна физическая наука не захотела признать своей человеческой природы Великий разлом между наукой о природе и наукой о человеке скрывает одновременно и физическую реальность последней и социальную реальность первой Мы сталкиваемся со всемогуществом принципа разъединения» [14, с. 32]. Он ставит фундаментальные задачи — реформировать современное мышление человека, пересмотреть устаревшие оценки многих его форм как в науках, так и в социокультурной реальности
Очевидно, что познание, в том числе научное, всегда сопровождается богатым набором приемов и методов, в которых присутствует сам субъект и его повседневное знание, личный опыт и здравый смысл . При всей технизации и математизации знания, внедрении электронной техники и Интернета, в эпоху «общества знания», когда интуиция, личное знание, в том числе неявное, личный опыт и талант заново осмысливаются как источник решения научных проблем, а также развития общества в целом, «человек познающий» оказывается на первом плане Очевидно, что по-прежнему рациональность развивается не только через совершенствование и обогащение технических способов получения знания, но и через развитие и непосредственное использование особенностей познавательной деятельности и возможностей самого человека . Таким образом, можно констатировать, что реконструкция познания давно уже не ограничивается предельно абстрактным гносеологическим субъектом или «сознанием вообще», она осуществляется, исходя из разных оснований, представлений и целей субъекта, в частности, из жизни как «жизнеосуществления» и «жизненного мира», по Э . Гуссерлю [5, с . 74, 174], и телесно-ориентированного подхода в эпистемологии [8, с . 20—36].
Коммуникативная рациональность — базовая составляющая субъекта познания
Проблема коммуникативности исследуется сегодня в различных направлениях и аспектах Одно из ее социальных последствий — возникновение «второй реальности», символической, виртуальной, замещающей саму действительность и выдающей себя за нее. Коммуникативный аспект познания, наряду с культурно-историческим, социально-психологическим и лингвистическим аспектами, в полной мере выражает социокультурную природу познания Коммуникации складываются в целостную систему различных интерсубъективных, межличностных, массовых формальных и неформальных, устных и письменных связей и отношений и тем самым
предстают как феномен, чутко улавливающий и фиксирующий изменения ценностных ориентаций научных сообществ, смену парадигм, исследовательских программ, в конечном счете отражающих изменения в социально-исторических отношениях и культуре в целом . Именно в процессе профессионального общения, формального и неформального, непосредственного и опосредованного, происходит социализация ученого, то есть становление его как субъекта научной деятельности, освоение им не только специальной информации, но самого способа видения парадигмы, традиций, а также системы ценностного предпосылочного знания — фило-софско-мировоззренческого и методологического .
Активно разрабатываемому в последние годы понятию «коммуникативная рациональность» способствовало осмысление его прежде всего в контексте развития и движения от классического нормативного разума к «радикальному сдвигу в трактовке критериев знания: вместо поиска истины — определение правдоподобности, вместо дедуктивного вывода — логика аргументации, вместо гомогенного трансцендентального субъекта — коммуникативное сообщество» [15, с . 48] .
Сегодня обоснована, в частности в работах А. Ю. Антоновского, необходимость работать с самим понятием «коммуникация», различать историю семантики и вариативность этого понятия, не зафиксированного однозначно в виде термина . Отмечено, что два центральных подхода — интеграционно-коммуникативный и медиа-коммуникативный — обладают исторической спецификой как типы коммуникации, предполагают соответствующие различия смысловых контекстов в предметном, пространственно-временном и социальном измерениях или контекстах коммуникации Истина предстает как «медиум» коммуникативного наблюдения в его генезисе из ценностных установок, то есть познание понимается как «выделенный тип коммуникации, мотивированный поисками истины». Наряду с этим типом существуют «нормативно-ориентированные типы общения» — политической коммуникации, ориентированной на власть, хозяйственной деятельности, религиозного общения и др . Выясняется, что истина и ценность не противостоят друг другу, а имеют общую функцию удостоверения общего знания Ego и Другого . Именно в контексте коммуникативного различения «истина/ложь» ложь получает нормальное, разрешенное состояние как заблуждение [1, с . 98, 109]. «В рамках научного дискурса, ориентированного на ценность истинного, достоверного, непротиворечивого знания, рациональным является вклад участника коммуникации (например, научная статья, доклад, гипотеза, теория), также ориентированный на эту ценность, учитывающий критерии научности» [2, с . 42, 44, 49] .
Развиваясь в контексте решения этих и близких к ним проблем, современная (неклассическая) эпистемология проходит путь от теории коммуникативных медиа к социальной философии науки, а также гуманитарной системы научного познания, что фиксируется и изучается, в частности, в
социальной и культурно-исторической эпистемологии . Эти области философии науки отстаивают свою самостоятельность в принципах, методах, отношении к системе ценностей по сравнению с естествознанием, тем самым обретая самостоятельность и выступая против позитивистского принципа «единого научного метода» .
Концепция когнитивного субъекта В.С. Меськова и А.А. Мамченко
Признание необходимости снижения уровня абстракции категории «субъект» поставило проблему в целом переоценки его роли и места в познании и в соотношении с объектом . Традиционно в наивном материализме не признавалось равноправия категорий субъекта и объекта и тем более ведущей роли субъекта, несомненное первенство отдавалось веками объекту, что выражалось также в отрицательно-пренебрежительном содержании термина «субъективизм». Объективность истины традиционно понималась и определялась как независимость содержания истинного знания от субъекта . Сегодня стало очевидным, что оценка роли субъекта в познании должна быть онтологически более точной, учитывающей современное понимание рациональности в науке и культуре и новый уровень в развитии философии познания . Как мне представляется, одной из требующих внимания концепций субъекта познания сегодня является концепция В .С . Меськова и А.А. Мамченко. Это «тринитарная модель инфообъекта», который задается как единство «субъект — среда — объект». Авторы непосредственно рассматривают «цикл трансформации когнитивного субъекта» сегодня Концепция пока не попала в поле внимания эпистемологов, поэтому кратко изложу необходимые для обсуждаемой проблемы субъекта ее основные положения
Прежде всего, в ней идет речь о включении человека как «когнитивного субъекта» в научную картину мира, что далеко не всегда принимается во внимание в абстрактно-теоретических науках . Уже одно это обосновывает положение о том, что любое научное знание является результатом когнитивной деятельности субъекта и не существует вне и независимо от контекста познающего человека . Отмечу, что развитое, то есть формализованное, имеющее математический аппарат научное знание всегда претендует на трансцендентальность, то есть субъект предельно абстрактен, — оно не содержит экспликации присутствия человека как когнитивного субъекта Однако, сколько бы абстрактно-всеобщим истинным знанием ни было математико-теоретическое знание, в нем всегда «присутствует» когнитивный субъект (например, его конвенции), как правило, не выявляемый и даже не осознаваемый исследователями Это можно проиллюстрировать работой Л. Витгенштейна, в которой он многократно обсуждает роль «согласия», например: «согласие принадлежит счету по самой его сути», «один человек сам по себе не мог бы считать», «логический вывод — это часть языковой игры» и др. [4, с. 101, 189] .
Подход с позиций разрабатываемой авторами концепции «тринитар-ной модели инфообъекта», который задается как единство «субъект — среда — объект», позволяет обосновать «когнитивный характер представлений о видах реальности», вариативный характер соотнесения «субъект — среда», что зависит от смены субъекта, а не только среды; создание смыслов субъектом, и другие Авторы делают эпистемологически значимый вывод: «Активность когнитивного субъекта невозможно объяснить в рамках существующих детерминистических подходов, и необходимо вводить новый тип причинности (внутренняя мотивация к когнитивной деятельности), не сводимый ни к классической, ни к неклассическим причинност-ным зависимостям» [11, с . 67]. Итак, ставится проблема введения нового типа (вида) причинной зависимости не детерминистического характера, имеющего гуманитарный характер как внутренняя мотивация субъекта Такой подход — причинение, зависящее от субъекта, — известен, но обычно он оценивается как «субъективизм», тогда как авторы данной концепции справедливо подчеркивают его значение для выявления роли субъекта познания в науке. Я усматриваю здесь своего рода продолжение традиции в русской философии — определенную перекличку с идеями С . Н . Булгакова, который среди русских философов очень рано обратился к этой проблеме, еще в 1912 году критически оценивая понимание марксизмом роли «социального детерминизма» в научном познании, а также не принимая упрощения проблемы в ленинской критике понятия и роли «свободы воли» Подчеркивая роль свободы в познании, он отмечал, что «свобода есть не беспричинность, но самопричинность, способность действовать от себя. из себя начинать причинность. Свобода есть особый вид причинности, способность причинения в точном смысле слова» [3, с . 435] . Итак, не только объективная причинность, но и «самопричинение» мыслящего субъекта-исследователя значимы в научном поиске и обосновании его результата Но и сегодня осознание необходимости введения такого типа причинности, как внутренняя мотивация субъекта к когнитивной деятельности, не осмысливается в полной мере и часто понимается как критикуемая форма «субъективизма»
Исследуя «цикл трансформации когнитивного субъекта», Меськов и Мамченко выявляют существование реальных форм и способов, а также необходимость снижения уровня абстракции когнитивного субъекта Тем самым, по существу, ими обосновывается необходимость включения ценностного измерения в реальное, в том числе научное, знание и его эпистемологию Сегодня этот подход уже реализуется как в социальной, так и в культурно-исторической — в целом неклассической эпистемологии
Авторы исследуют «цикл трансформации когнитивного субъекта», опираясь на ряд базовых предпосылок, прежде всего справедливо напоминая, что мышление, разум, сознание, способность создавать ценности и строить модели есть базовая форма активности человека как значи-
мой составляющей Универсума, его неотъемлемой составляющей . Однако справедливое обоснование значимости субъекта, его вхождения в Универсум, на мой взгляд, «разрушается» неожиданным предложением вообще отказаться от дихотомии «субъект — объект», так как в Универсум входит субъект в своем категориальном единстве с объектом, не менее значимой части Универсума . Необходимое сохранение дихотомии не мешает, однако, рассматривать субъект в «тринитарности»: субъект — среда — контент, — снижая уровень абстракции и переходя на иной уровень исследования реального познания, наполняя категорию субъекта конкретным содержанием, в том числе системой ценностей, зависящей от контекста. Авторы рассматривают когнитивного субъекта, приближаясь к реальному познавательному процессу, что значимо для современной эпистемологии и понимания процесса снижения уровня абстракции субъекта Они конкретизируют понятие когнитивного субъекта, вводя понятие «тринитарности» как единства субъекта, среды, контента, что позволяет рассмотреть базовые составляющие современной неклассической методологии, эпистемологии в целом. Таким образом, когнитивный субъект, получаемый в результате «снижения» уровня абстракции гносеологического субъекта, приближается к реальному познанию, главным выражением которого становится Homo Cognoscens — человек, познающий в обществе знания и «инфоми-ра» [12, с. 67—80].
Очевидно, что данная концепция предлагает один из убедительных вариантов понимания того, какие изменения необходимы в развитии категорий субъекта и объекта познания, по-прежнему базовых в философии познания и эпистемологии, но требующих современного переосмысления Вместе с тем, считаю, что введение понятия «когнитивный субъект» в его трактовке Меськовым и Мамченко в единстве со средой и контентом дает возможность эпистемологически более корректно исследовать прикладные формы, в частности, место и роль категорий субъекта, объекта в образовательном процессе и теории педагогики . Именно здесь сегодня существует острая необходимость выяснения природы и функций субъекта и объекта образования, поскольку присутствует чисто формальное их разграничение и непонимание фундаментальной значимости этих категорий в процессе обучения и воспитания, нет также корректного и содержательного понимания отношения «ученик как субъект и объект обучения и воспитания» Разумеется, эти проблемы требуют специального обсуждения .
Снижение уровня абстракции субъекта познания как условие адекватного прочтения современных зарубежных философов
Разумеется, это не единственное, но значимое условие. Меня убедили в этом, в частности, глубокие нетривиальные исследования последних лет отечественных философов Л .А. Марковой, З. А. Сокулер и многих других Современные зарубежные философы, размышляющие о научном поз-
нании, как и о познании вообще, давно мыслят не в рамках классической рациональности и предельно абстрактного гносеологического субъекта, вне ценностей и смыслов. Так, Маркова, обращаясь в своих исследованиях научного познания к работам крупнейшего европейского философа Ж. Делёза (1926—1995), особенно известного у нас как соавтора работы «Что такое философия?» [6], а также как автора «Различия и повторения», «Логики смысла» и др. , выявляет множество аргументов, отрицающих эпистемологическую значимость абстрактного гносеологического субъекта . В его работах в полной мере присутствует изменение представлений о субъекте познания, логике познавательной деятельности, роли и особенностях смысла в познании Маркова, исследуя идеи Делёза, приходит к выводу, что неклассическая «наука руководствуется уже другой логикой, где субъект-предметное отношение, истина и ложь, объективность знания, монологика не отрицаются как ненужные, но отступают на второй план Доминирующими же становятся полисубъектность, плюрализм, смысл, контекст, наблюдатель, точки неразличимости и др Именно в их сторону смещаются базовые основания мышления, не отрицая и не объявляя ложным основания классического мышления» [9, с . 141]. При обсуждении проблемы снижения абстракции субъекта познания особенно значимы выводы об отказе от «монологики» — от одного логического субъекта, признание роли и реальности эмпирического субъекта в его соотношении с субъектом теоретическим
Отмечу также специфическое понимание субъекта познания в монографии Делёза «Различие и повторение», переведенной на русский язык, но явно недостаточно изученной эпистемологами В ней исследуются многообразные методы, приемы, формы познавательной деятельности, как бы выходящие за пределы субъекта Однако очевидно, что философ не нуждается в субъекте как предельной гносеологической абстракции, он углубляется в конкретные формы и особенности познавательной деятельности в целом, обозначенные им как повторение и различение Там, где идет речь о мыслящем и познающем субъекте, он предстает в достаточно конкретных свойствах и формах знания Так, при рассмотрении связи здравого смысла с обыденным сознанием, Делез исходит из того, что «мы не только не являемся универсальным Мыслящим субъектом, но и не находимся перед каким-либо универсальным объектом . < . ..> .Здравый смысл, в свою очередь, превосходит себя в инстанции обыденного сознания, придающей ему форму универсально Мыслящего субъекта как некоторого объекта Таким образом, у самого здравого смысла есть два определения, объективное и субъективное, соответствующих дефинициям обыденного сознания» [7, с 276]
Особый интерес в связи с категорией субъекта вызывает сегодня исследование З. А. Сокулер «Субъективность, язык и Другой: новые пути и искушения мысли, открываемые учением Эммануэля Левинаса» [17]. Здесь
очень обстоятельно обсуждается проблема субъекта как у Левинаса, так и в современном контексте эпистемологии Трудность и оригинальность работы состоит, в частности, в том, что автору пришлось «искать свои слова и свой ракурс» и то, что «продуктивно для эпистемологии», и это, как мне представляется, в полной мере удалось Отмечу только то, что непосредственно имеет отношение к теме статьи . Снижение уровня абстракции субъекта здесь предстает как концептуализация «субъективности, которая позволяет связать темы телесности, ответственности, времени, истории и истины» [17, с . 8] . Кроме того, показано, что для Левинаса «аксиологическое измерение независимо от бытия и самоценно», он стремится к тому, что «превышает бытие» — к измерению ценности и смысла Непосредственно ставится цель — исследовать проблему субъекта в классической и современной философии, как ее видит и понимает Левинас, по существу, разрывая с классической традицией, где субъект всегда был «от века» или от Бога, однако сам он развивает концепцию «несамодостаточной субъективности», отличая ее от «я» Декарта, европейской рациональности, где субъект начало всякого познания и гарантия его успеха
З. А. Сокулер отмечает, что в философии ХХ века представлена существенная «деконструкция классического концепта субъекта», в чем приняли участие многие значимые философы, такие как К. Маркс, Ф. Ницше, М . Хайдеггер, Л. Витгенштейн, Г. -Г Гадамер и другие, показавшие, что «абстракции, заложенные в идее трансцендентального субъекта, слишком сильны и уже не соответствуют самоощущению человека наших дней В современной философии... субъект получает телесное воплощение, бессознательное, он получает желания, становится конечным, уязвимым, смертным, тогда как к вневременному и всеобщему трансцендентальному субъекту такие характеристики неприложимы» [17, с. 81].
Однако, как мне представляется, это другая крайность, представленная, в частности, в постмодернизме, когда субъект познания растворяется в эмпирическом и перестает вообще выполнять свою функцию в системе субъектно-объектного отношения. Снижая уровень абстракции субъекта, мы все-таки сохраняем присутствие его связи с объектом, что проявляется в первую очередь в том, что познавательные действия субъекта по-прежнему осуществляются на основании методов, которые ориентированы на объективные характеристики предметов и отношений действительности, а не только на познающего субъекта . Речь идет не о разрыве субъект-объектных связей, но о снижении уровня абстракции (трансцендентности) и приближения реального субъекта познания к реалиям объекта, как и процесса познания В этом и состоит, как я считаю, сложность процесса снижения абстракции субъекта: сохранить единство и взаимоотношение субъектно-объектных отношений, при этом не надеясь на абсолютную истинность трансцендентального уровня, а принимая на себя ответственность как «Я» (на основании системы ценностей и смыслов) за связь с исследуемым объ-
ектом, проявляя различные степени свободы и творчества . Иными словами, снижение абстракции — это возрастание уровня ответственности и значимости субъекта познания, его системы ценностей и смыслов .
З .А. Сокулер также специально оговаривает, что для Левинаса это и есть проблема «этической ответственности», что совпадает с этикой И . Канта, рассматривавшего мораль как нравственную предпосылку познания . Завершая исследование идей и положений философии Левинаса, З. А. Сокулер объясняет свое обращение к ней тем серьезным обстоятельством, «что в настоящее время уже невозможно опираться на основную модель, из которой до сих пор исходила теория познания. ...Эта модель чем дальше, тем более мешает описывать процессы выработки нового знания, то есть научного знания, получаемых в определенных институтах определенными признанными способами» [17, с . 198—199] . В целом я поддерживаю это утверждение З А Сокулер, однако считаю, что современная эпистемология еще не исчерпала своих возможностей, а философия познания в целом не заканчивает своего развития, переходя на новый уровень изучения природы и деятельности субъекта познания сегодня
Как итог, необходимо отметить, что развитие категории субъекта познания, ее обогащение — это процесс, отражающий не только совершенствование философии познания, но и потребности конкретных наук, нуждающихся в обновленном эпистемологическом понятийном аппарате, среди которых, несомненно, одно из первых мест занимают педагогика и теория образования
Литература
1 . Антоновский А.Ю. Коммуникативная философия знания: от теории ком-
муникативных медиа к социальной философии науки . М . : РАН, Институт философии, 2015. 167 с .
2 . Антоновский А.Ю. Какова коммуникация, такова и рациональность // Ком-
муникативная рациональность и социальные коммуникации / Под ред .
И .Т. Касавина, В. Н . Поруса . М . : Альфа-М, 2012 . С. 42—49.
3 . Булгаков С.Н. Философия хозяйства // Булгаков С . Н . Соч . : в 2 т. М . , На-
ука, 1990 Т 1 603 с
4 . Витгенштейн Л. Замечания по основаниям математики // Витгенштейн Л .
Философские работы / Пер . с нем . М . С. Козловой, Ю. А. Асеева . М . : Гно-
зис, 1994. Ч . 2 . 208 с .
5 . Гуссерль Э. Кризис европейских наук и трансцендентальная философия .
СПб . : Владимир Даль, 2004. 400 с .
6 . Делёз Ж., Гваттари Ф. Что такое философия? СПб . : Алетейя, 1998 . 280 с .
7. Делез Ж. Различие и повторение / Пер. с фр. Н . Б. Маньковской,
Э. П. Юровской. М. : Петрополис, 1998 . 384 с.
8 . Князева Е.Н. Сложность человеческой телесности: структура и динамика //
Бескова И . А . , Князева Е . Н . , Бескова Д . А. Природа и образы телесности .
М . : Наука, 2011 . 455 с.
9. Маркова Л.А. Наука на грани с ненаукой . М . : КАНОН+, 2013 . 336 с . 10. Мерло-Понти М. Феноменология восприятия . СПб. : Ювента; Наука, 1999. 606 с
11 . Меськов В.С., Мамченко А.А. Мир информации как тринитарная модель Уни-
версума . Постнеклассическая методология когнитивной деятельности // Вопросы философии . № 5 . 2010 . С . 57—68 .
12 . Меськов В.С., Мамченко А.А. Цикл трансформации когнитивного субъекта .
Субъект, среда, контент // Вопросы философии . № 10 . 2010 . С. 67—80 .
13 . Морен Э. Принципы познания сложного в науке XXI века // Вызов позна-
нию: Стратегии развития науки в современном мире / Пер . Е . Н . Князевой. М. : Наука, 2004. С. 7—28 .
14 . Морен Э. Метод. Природа Природы . М . : Прогресс-Традиция, 2005. 464 с .
15 . Огурцов А.П. От нормативного разума к коммуникативной рациональности //
Этос науки . М . : Academia, 2008 . 535 с .
16 . Репина Л.П. Историческая наука на рубеже XX—XXI веков . Социальные
теории и историографическая практика М : Кругъ, 2011 560 с 17. Сокулер З.А. Субъективность, язык и Другой: новые пути и искушения мысли, открываемые учением Эммануэля Левинаса . М . : Университетская книга, 2016 240 с
