CC BY
81
ИСТОРИЯ И СОВРЕМЕННОСТЬ
ББК 63.3 (2) 6-36 УДК 94 (470)
Брачев В.С.
СТУДЕНТЫ ГОРНОГО ИНСТИТУТА -
ПРОТИВ В.М. ПУРИШКЕВИЧА: «ДЕЛО О КЛЕВЕТЕ»
27-29 НОЯБРЯ 1909 Г.
Рассматривается противостояние студентов-академистов и фондовой комиссии Горного института. Главную роль в организации этого процесса играл В.М. Пуришкевич и его «Русский народный союз Михаила Архангела».
Ключевые слова:
Академисты, Горный институт, В.М. Пуришкевич, союз Михаила Архангела, студенческое движение
Судебный процесс 27-29 ноября 1909 г.1, затеянный группой студентов - членов Фондовой комиссии Горного института императрицы Екатерины II против председателя Русского народного союза Михаила Архангела, члена Государственной думы Владимира Митрофановича Пуриш-кевича (1870-1920) и редактора газеты «Колокол» Валерия Федоровича Смирнова по обвинению их в клевете в печати, в свое время хотя и наделал немало шума в прессе, но очень скоро был заслонен другими событиями и ныне основательно забыт. А между тем обращение к его материалам представляет немалый интерес, т.к. дает много нового, относящегося к биографии В.М. Пуришкевича и, особенно, студенческого движения первых послереволюционных (1908-1909) лет. Во многом в неожиданном свете предстает перед нами и напряженная борьба, которую пришлось
Общество
Terra Humana
вести правым партиям и группам в это время за оздоровление русской высшей школы. Причем не только с трибуны Государственной думы2, в прессе3, но и в стенах самих учебных заведений4. Особенно был заметен в этом плане В.М. Пуришкевич5 и возглавляемый им Русский народный союз Михаила Архангела6.
Несмотря на жесткое противодействие7 со стороны студентов-радика-лов, либеральной профессуры и выборных администраций вузов, даже и слышать не желавших о возможности появления здесь черносотенных организаций, расчет последних на то, что большинство молодых людей приходит в Университет все же для того, чтобы учиться, а не «делать революцию», оказался верным. Действенность выдвинутого правыми лозунга «школа (университет) - для науки», как и значительность их общего вклада в борьбу за искоренение прочно поселившегося здесь за годы революции вируса революционализма и освободительства не подлежит сегодня никакому сомнению.
В центре развернувшегося в связи с этим острого общественно-политического противостояния суждено было оказаться министру народного просвещения (1908-1910) Александру Николаевичу Шварцу (1848-1915). Филолог-классик Московского Университета до 1900 г., оказавшись в январе 1908 г. в министерском кресле, руководствуясь общей установкой правительства П.А. Столыпина на «наведение порядка» в стране, он уже буквально с первых шагов в новой должности решительно потребовал от подведомственного ему начальства ликвидации не предусмотренных законодательством выборных студенческих организаций, удаления из университетских аудиторий самовольно появившихся здесь в 1905-1907 гг. женщин-вольнослушательниц, наконец, соблюдения никогда не соблюдавшейся в годы революции процентной нормы для студентов-евреев8, за что и получил в глазах возмущенной этим прогрессивной общественности ярлык реакционера.
Возмущено политикой А.Н. Шварца было не только революционное студенчество, что понятно, но и либеральная профессура, увидевшая здесь покушение власти на дарованные университетам и другим высшим учебным заведениям 27 августа 1905 г. права. В авангарде развязанной в связи с этим против А.Н. Шварца шумной кампании был Санкт-Петербургский Университет, кульминацией же ее стала, несомненно, объявленная на общеуниверситетской студенческой сходке 20 сентября 1908 г. в знак протеста против политики правительства в университетском вопросе студенческая забастовка9. Забастовка тут же была поддержана студентами других вузов Санкт-Петербурга: Политехнического, Лесного, Технологического и Психо-неврологического институтов, Историко-филологических, Естественно-научных, Юридических, Фребелевских педагогических и Высших женских курсов10. 30 сентября 1908 г. к забастовке присоединились студенты Горного института11.
Положение осложнялось еще и тем, что волновались и бастовали студенты не только в Санкт-Петербурге, но и в Москве, Киеве и других уни-
верситетских городах. И хотя объявленная ее организаторами всероссийской забастовка в конечном счете провалилась, и уже 13 октября студенты Санкт-Петербургского Университета, а вслед за ними и других вузов приступили к обычным своим занятиям12, предвидеть именно такой весьма благоприятный для правительства исход дела не мог, конечно, никто. Более вероятным современникам этих событий казалась совсем другая альтернатива: распространение беспорядков на все высшие учебные заведения, т.е. превращения забастовки в акцию всероссийского масштаба и как следствие - отставка А.Н. Шварца. Для правых, которые всецело поддерживали политику министра, считали ее абсолютно правильной и в лице В.М. Пуришкевича даже заявили, что в сложившихся условиях берут на себя его защиту13, такой исход дела был неприемлем. Чтобы не допустить этого в короткий срок, буквально за считанные месяцы, ими были предприняты самые серьезные усилия по насаждению в вузах студенческих отделов Союза русского народа, Русского народного союза Михаила Архангела и инициирование здесь организованного академического движения.
Расчет правых оказался верным и уже 2 октября 1908 г. на сходке в Санкт-Петербургском Университете «студенты-союзники» во главе с Георгием Шенкеном сумели оказать организованное сопротивление сторонникам забастовки14. 4 октября 1908 г. было объявлено об учреждении как общегородского «Академического союза студентов», так и начале работы под его эгидой академических союзов Санкт-Петербургского Университета, Политехнического, Горного и Лесного институтов15. Завидной активностью среди них отличалась Академическая корпорация «Россия» студентов Горного института, становление которой во многом было связано с деятельностью Степана (Стефана) Ивановича Осматескула.
Родился он 28 марта 1879 г. в селе Фараоновка Ивановско-Русской волости Аккерманского уезда Бессарабской губернии в семье крестьянина. Учился в церковно-приходской школе. После чего учительствовал. В Горный институт поступил в 1906 г. после окончания экстерном Кишиневского реального училища и успешной сдачи необходимых для поступления в вуз экзаменов за курс седьмого дополнительного класса16.
Что привело 27-летнего крестьянского юношу к несколько странной мысли учиться именно в Горном институте, мы не знаем. Скорее всего, понятное в его положении желание «стать человеком», выбиться в люди. Как бы то ни было, в Горный институт С. Осматескул не только поступил, но и успешно закончил его, получив 18 октября 1911 г. диплом горного инженера17.
Оказавшись в Горном институте Степан Осматескул по необходимости как неимущий студент, вынужден был обратиться в фондовую комиссию студентов института, которая, собственно, и распределяла стипендии. Стипендию он получил, но порядки или, вернее, беспорядок и злоупотребления, которые царили в этом органе студенческого самоуправления, поразили его. Попытки Осматескула и его товарищей «найти правду» в ру-
Общество
Terra Humana
ководстве института ни к чему не привели. И тогда он принимает весьма необычное решение - обратиться к общественности.
Правда, его визит к одному из ее тогдашних «столпов» - известному правому журналисту из «Нового времени» М.О. Меньшикову оказался безуспешным. Зато В.М. Пуришкевич, к которому он пришел после этой неудачи, выслушал его очень внимательно и обещал помочь.
Понять В.М. Пуришкевича можно: в свете той борьбы, которую вели в это время правые с засильем левых партий в высшей школе (напомним, что большая часть студентов учебных заведений Санкт-Петербурга в это время бастовала) визит к нему Степана Осматескула с целым ворохом компрометирующей прогрессивное студенчество из фондовой комиссии Горного института, информации, начиная с выдачи фальшивых стипендий и кончая отчислением определенных сумм на революционные нужды, был как нельзя кстати и не дать ходу этому материалу он, как политик, просто не мог.
Такова предыстория появления в газете «Колокол» за 3 и 7 октября 1908 г. двух сенсационных публикаций В.М. Пуришкевича, которые собственно и спровоцировали его конфликт с прогрессивным студенчеством Горного института.
В первой из них от имени Главной палаты Русского народного союза Михаила Архангела (РНС МА) за подписью В.М. Пуришкевича сообщалось о сходке студентов Горного института, организованной 30 сентября 1908 г. Коалиционным комитетом и раскрывалась «тайна» его персонального состава: 5 евреев, 1 выкрест и 1 русский - секретарь комитета Николай Ларионов. Эти же лица, - отмечалось в публикации, - собственно и являются главными инициаторами объявленной сходкой забастовки, причем решение о ней проведено ими лишь одной третью наличного состава студентов института. Все это, - отмечалось в статье, - не случайно, так как большинство выступавших всходя на трибуну «с пеной у рта» требовали отмены 10 % нормы для евреев в стенах высших учебных заведений и тем самым показали истинный характер и цели той смуты, в которую оказался ввергнут ими Горный институт.
«Принимая во внимание изложенное и имея ввиду еще и то обстоятельство, что в руках студенчества этого типа находятся крупные суммы денег на нужды студентов, пожертвованные учреждениями и лицами, по которым производятся этими господами бесконтрольные расходы <...> Главная палата, - подчеркивается в публикации, - сообщает об этом во всеуслышание, признавая невозможным дальнейшее безучастное отношение монархических организаций к засилью в учебных заведениях Империи нравственных босяков, называющих себя студенчеством»18.
7 октября 1908 г. в «Колоколе» опять-таки за подписью все того же В.М. Пуришкевича от имени Главной палаты РНС МА появляется еще одна публикация, где на основании сведений С.И. Осматескула собственно и была вскрыта вся подноготная деятельности фондовой комиссии Горного института. В студенческие организации, пишет здесь В.М. Пуришкевич, добиваются выбора, как правило люди исповедующие ту или иную по-
литическую программу (эсдеки, эсеры и отчасти кадеты), немыслимую в высших учебных заведениях. «Такие студенты, пользуясь своим положением в видах чисто политических оказывают давление на некоторых малодушных, обирая их и пользуясь ими как орудием для пополнения своих партийных касс, а чаще собственных карманов. Способ выколачивания денег следующий: если студент, предположим, «X» просит освобождения от платы за право учения и если он считается благонадежным (с их точки зрения), то член фондовой комиссии <^» предлагает ему просить стипендию и обещает устроить ее при условии, что X выдаст ему доверенность и Y получит его стипендию из имущества института». В результате, констатирует В.М. Пуришкевич, деньги, предназначенные для поддержки бед-няков-студентов, идут на нужды революционных партий. Выяснить эту грязь самим студентам весьма затруднительно. Не в силах бороться с этим злом и профессура, как не имеющая серьезного нравственного влияния на студенчество вследствие своей дряблости и трусости19.
Далее В.М. Пуришкевич приводит в своей публикации целых четыре списка справок из ведомостей распределения стипендии в Горном институте за четыре месяца 1908 г.: февраль, март, апрель и май, из которых видно, что по выданным этими студентами доверенностям деньги (на сумму 1 087 руб. 91 коп.) были получены вместо них членом фондовой комиссии Иосифом Липавским. Документ этот с точки зрения фактической доказательности безупречен, т.к. в справках указаны помесячно не только фамилии студентов, стипендии за которых были получены Иосифом Липавским, но и проставлены их суммы.
Все это дало В.М. Пуришкевичу основание назвать в своей публикации Иосифа Липавского «ростовщиком и вором». Далее здесь же Пуришкевич, сообщив о создании при «Академическом союзе» своей фондовой комиссии для помощи нуждающимся студентам-академистам, пообещал продолжить работу по разоблачению злоупотреблений прогрессивного студенчества, «как позорящих студенческий мундир».
Несомненно, что публикуя свои разоблачения, В.М. Пуришкевич рассчитывал на определенный эффект, и он был. Но, видимо, не совсем такой, какой он ожидал. Вместо того, чтобы возмутиться безобразиями, происходящими в фондовой комиссии Горного института, либеральная пресса не нашла ничего лучшего, как обвинить самого автора этих разоблачений в грехе добровольного доносительства20.
Явно задетые этим за живое В.М. Пуришкевич и его сторонники вынуждены были оправдываться. Позвольте, - парировал эти обвинения автор статьи «Где шпионы?», напечатанной 5 октября 1908 г. в «Колоколе», - почему вмешиваться в жизнь обыкновенного человека, что ежедневно практикуется либеральной прессой, смакующей самые интимные подробности его семейной и общественной жизни можно и это вполне нравственно, а вот ознакомить читателей с практикой повседневной жизни прогрессивного студенчества нельзя. Это, де, непорядочно. Это шпионство.
Общество
Terra Humana
«Нам хотелось бы знать, - задает резонный вопрос автор статьи, - почему сыск и донос, когда он касается не революционера, является актом гражданского мужества, а раз ему подвергается революционер - нет слов изобразить гнусность этого деяния»21.
Что касается реакции на обвинение В.М. Пуришкевича со стороны самих членов фондовой комиссии Горного института, то 19 октября в ряде газет за подписью ее председателя студента Николая Ларионова и секретаря Андрея Радзишевского было опубликовано ее официальное заявление, в котором публикация В.М. Пуришкевича квалифицировалась как «грязная клевета», и было заявлено о принятии ею в заседании 9 октября постановления о возбуждении против него и редактора «Колокола» В.Ф. Смирнова уголовного преследования22.
Все это, подчеркнем, происходило в октябре 1908 г., однако реально к суду «доносчика» В.М. Пуришкевича удалось притянуть только через год -в конце ноября 1909 г. За это время много воды утекло и хотя в принципиальном плане политика правительства в университетском вопросе не претерпела серьезных изменений, студенческие беспорядки осенью 1908 г. кое-чему научили все-таки правительство и на прямую конфронтацию с либеральной профессурой оно старалось больше не идти. Но и отказываться от курса по наведению порядка в высшей школе оно было все же не намерено. Свидетельство тому - прошедшие в феврале и апреле 1909 г. судебные процессы по делу профессоров Новороссийского Университета в Одессе и Политехнического института в Санкт-Петербурга.
Наиболее громким из них оказался состоявшийся в феврале 1909 г. процесс по делу бывшего ректора Новороссийского Университета И.М. Зан-чевского и проректора Е.В. Васьковского, обвинявшихся в ненадлежащем исполнении своих прямых обязанностей в лихолетье 1905-1907 гг., из-за чего вверенный их попечению Университет фактически оказался в это время в руках революционеров23. В результате Е.В. Васьковский был отрешен от должности, а И.М. Занчевский и вовсе исключен с государственной службы24.
В апреле 1909 г. - еще один процесс, на этот раз петербургских профессоров - бывшего директора (1902-1907 гг.) Политехнического института профессора князя Андрея Григорьевича Гагарина (1855-1921), заведующего общежитием студентов профессора Станевича и его помощников профессора Матусевича и инженера Устругова. Дело в том, что, как оказалось в результате проведенного 18 февраля 1907 г. полицией обыска, под крылышком этих господ в студенческом общежитии института хранился целый арсенал из бомб, взрывчатых веществ, метательных снарядов и револьверов, не говоря уже о таких «пустяках», как горы нелегальной антиправительственной литературы. Дело это было рассмотрено Особым присутствием Правительствующего сената с 14 по 17 апреля 1909 г., где всем им было предъявлено обвинение в бездействии власти. И хотя, как и в случае с одесскими профессорами, приговор суда в отношении князя Гагарина и его коллег был сравнительно мягким - всего лишь отрешение их
от занимаемых ими должностей в Политехническом институте25, как тенденция, как свидетельство того, что правительство отнюдь не намерено отказываться от взятого им курса на наведение порядка в высшей школе эти процессы были, конечно же, важны.
В целом же можно констатировать, что обстановка, которая объективно складывалась в стране на протяжении 1909 г., указывала на нецелесообразность инициирования прогрессивной общественностью каких-либо громких судебных процессов против правых. Однако механизм судебного преследования В.М. Пуришкевича был уже запущен и остановить его после того, как «примирительное разбирательство» в суде 8 декабря 1908 г. ни к чему не привело, было уже едва ли возможным.
Обвинителей на предстоящем процессе против В.М. Пуришкевича было два: с одной стороны - это бывший казначей фондовой комиссии Горного института Иосиф Евсеевич Липавский, оскорбленный тем, что В.М. Пу-ришкевич назвал его в своей статье «ростовщиком и вором», а с другой -собственно члены фондовой комиссии Дмитрий Мельников, Владимир Медведев, Лазарь Монин, Андрей Радзишевский, Иван Яговкин и Николай Ларионов.
Поскольку благодаря статье В.М. Пуришкевича именно фигура Липав-ского оказалась в центре общественного внимания, стоит привести некоторые факты из биографии этого студента-общественника.
Родился он 4 сентября 1888 г. в городе Кременчуг Полтавской губернии в купеческой семье. Отец - купец первой гильдии Евсей Вульфович Липавский. Мать - Фейга Менахимовна26. После окончания в 1905 г. Кременчугского Александровского реального училища и испытаний за дополнительный седьмой класс в Екатеринославском реальном училище Липавский оказался в 1906 г. на первом курсе Горного института. Здесь он попал под влияние партии социалистов-революционеров и по ее списку прошел на выборах в фондовую комиссию, где занимал в 1907-1908 гг. должность казначея. Окончить институт ему, правда, не удалось, т.к. 7 декабря 1910 г. вместе с группой своих товарищей (всего 7 человек) за организацию студенческих беспорядков приказом министра торговли и промышленности он был исключен из института27. Но все это случилось чуть позже. Тогда же в 1909 г. мысль о том, что его неуемный революционаризм может привести к столь плачевным результатам Липавскому, похоже, не приходила в голову.
Защиту интересов стороны обвинения, т.е. Иосифа Липавского и членов фондовой комиссии, взял на себя известный адвокат Оскар Осипович Грузенберг (1866-1940). В.М. Пуришкевича же и редактора газеты «Колокол» В.Ф. Смирнова согласились защищать известные правые деятели член Государственной думы Георгий Георгиевич Замысловский (1870-1920) и присяжный поверенный Павел Федорович Булацель (1867-1919).
«На суде, - отмечал Андрей Радзишевский, - студентам-фондовикам пришлось встретиться с очень сильным противником. Помимо того, что там был и сам Пуришкевич, несомненно образованный и талантливый
Общество
Terra Humana
человек, он имел еще своими помощниками Булацеля и Замысловского, которые изо всех сил старались доказать факт связи между студенческими организациями и революционными партиями»28.
Но «был ли мальчик?» - вправе спросить читатель. Быть может никакой связи между фондовой комиссией Горного института и революционными партиями, не говоря уже о таком «пустяке» как финансовые злоупотребления ее прогрессивных «заправил» на самом деле и не было и все разговоры на сей счет не что иное, как плод больного воображения черносотенца В.М. Пуришкевича?
В том то и дело, что была. И в своих попытках доказать эту связь В.М. Пуришкевич шел, как говорится, по верному следу. «Положение, - констатировал Андрей Радзишевский, - было чрезвычайно трудным в тот момент. Само собой разумеется, наиболее выгодным для радикальной части студенчества было бы заявить о том, что действительно отчисления (средств в пользу революционных партий - Б.В.) производятся согласно постановлению студенческой сходки, которая считала необходимым оказывать не только моральную, но и материальную помощь революционному движению. Однако занять эту позицию было нельзя, потому что это было бы равносильно выдаче всех работников комиссии, а также части профессоров в руки жандармов для привлечения их за помощь революционным партиям политическому процессу. Пришлось занять менее выгодную позицию с точки зрения общего дела и отрицать совершенно возможность помощи революционным партиям»29.
Сделать это было нелегко, так как наряду с партийными товарищами в фондовую комиссию входили и беспартийные студенты, склонить которых на свою сторону партийцам было не так то и легко. Тем не менее, они справились и с этой задачей. «После длительных совещаний, - отмечает А. Радзишевский, - удалось добиться того, что выступление было проведено единым фронтом с беспартийными»30 или, говоря другими словами, в конце концов все члены фондовой комиссии согласились дать на суде согласованные ложные показания, в чем их и уличил, как мы увидим в дальнейшем, в ходе судебного разбирательства дела Г.Г. Замысловский.
Сам процесс по делу В.М. Пуришкевича был рассмотрен Санкт-Петербургским окружным судом без участия присяжных заседателей и продолжался целых три дня с 27 по 29 ноября 1909 г. Председательствовал на нем товарищ председателя Санкт-Петербургского окружного суда В.И. Виноградский. В состав присутствия вошли члены суда Н.В. Коссович-Динаров-ский и И.У Веножинский.
Собственно само судебное рассмотрение дела началось, как это и положено, с решения вопросов процедурного характера. В итоге по ходатайству присяжного поверенного О.О. Грузенберга было принято решение об объединении двух исков к В.М. Пуришкевичу, т.е. И.Е. Липавского и группы студентов - членов фондовой комиссии Горного института - в один31.
«Первым из свидетелей предстал перед судом для допроса бывший инспектор Горного института проф. В.В. Никитин. Допрос его продолжался
почти два часа и вывод, который можно было сделать из всего сказанного им, мог быть только один: к службе своей он относился формально и сама мысль о том, что стоило бы поинтересоваться, что происходило в фондовой комиссии, ему просто не могла прийти в голову.
Замысловский: - Так что если бы в стенах Вашего института была бы устроена организация социал-революционеров, Вам до этого не было бы никакого дела?
Никитин: - Никакого. Я не входил в политическую сторону студенческих дел и предоставлял в этом отношении полную свободу студентам.
Замысловский: - Вы никогда не были на выборах (членов комиссии -Б.В.)?
Никитин: - Никогда»32.
Представший после В.В. Никитина перед судом директор Горного института профессор Евграф Степанович Федоров (1853-1919) еще более запутал дело. Крупный ученый-кристаллограф, один из основоположников современной минералогии и петрографии (в 1919 г. Евграф Степанович стал даже академиком), он всегда отличался левыми взглядами, что собственно и привело его к избранию в 1905 г. первым выборным директором Горного института. Однако как администратор он оказался явно не на высоте своего положения.
«К выборам в фондовую комиссию я никакого отношения не имел и не знаю, по каким спискам проходили ее члены. <...> За выборами по моему поручению следил инспектор В.В. Никитин. Ни о каких нарушениях деятельности фондовой комиссии мне не известно и вообще, - заявил Федоров, - я не администратор, мне моя худая память много вредит».
Естественно, что присяжный поверенный П.Ф. Булацель тут же попросил занести в протокол суда, что у директора Горного института плохая память.
.П.Ф. Булацель <...> требует очной ставки Е.С. Федорова с В.В. Никитиным. - Господин инспектор заявлял нам, что в эти детали, подробности, как проходили выборы, он не входил, а господин директор объяснил нам, что выборами не интересовался именно потому, что возложил эти обязанности на инспектора - это противоречие.
Очная ставка двух профессоров ничего существенного впрочем не дала, хотя Е.С. Федоров и вынужден был признать, что В.В. Никитин не выполнил его распоряжение по наблюдению за выборами в фондовую комиссию <...>.
Булацель: - Во всяком случае, Вы признаете неправильным, что он Ваше поручение не исполнил?
Федоров: - Да. Вообще я должен сказать, что личное мое свойство - это очень плохая память. <...> Я не администратор именно благодаря дурной памяти, что мне много вредило в моем положении; встречаясь со студентом сегодня, я завтра уже и фамилии его не помню. Где же мне запомнить стипендии и цифры? Я заявляю об этом громко и открыто, чтобы не было сомнения, что это действительно так»33.
Общество
Terra Humana
Показания проф. Е.С. Федорова были существенно дополнены бывшим (до 1908 г.) преподавателем Горного института Л.И. Лутугиным. Фондовая комиссия, о которой здесь идет речь, - заявил он, - возникла давно. Во всяком случае, когда он сам учился в институте (конец 1880-х гг.) здесь существовала подпольная конспиративная студенческая касса взаимопомощи, с которой вынуждено было считаться институтское начальство. Впоследствии деятельность комиссии, получившей название «фондовой», расширилась.
Г.Г. Замысловский задал Л.И. Лутугину вопрос: «По каким спискам производились выборы в фондовую комиссию: партийным или непартийным?» И получил ответ: «Не вникал в это. Мне кажется, что каждый мог выбирать другого, они все себя расписали, такая мода была: один говорил, что он социал-революционер, другой говорил, что он еще левее. Это была такая мода. Закона, запрещающего выбирать социал-демократов, не было»34.
Большой интерес у присутствующих вызвали показания престарелого профессора Горного института Ивана Петровича Долбни (1853-1912), который, как член комиссии совета профессоров по студенческим делам должен был быть в курсе того, как работала и что представляла собой фондовая комиссия. Несмотря на уклончивый характер показаний И.П. Долбни на самом деле они очень много помогли «союзникам». Дело в том, что может сам того не желая, профессор сказал то, о чем ему следовало бы промолчать. Речь идет о фиктивных стипендиях студентов и незаконных отчислениях фондовой комиссии на революционные нужды.
«Булацель: Что Вам известно о фиктивных стипендиях?
Долбня: Лично я не одобрял института фиктивных стипендий. До моего сведения, что что-то такое доходило, но подробностей я не знаю.
Булацель: Вы в Совете говорили, что неодобрительно относитесь к институту фиктивных стипендий?
Долбня: Это я заявлял на нашем совещании по студенческим делам.
Булацель: Итак, Вы признаете, что были фиктивные стипендии.
Долбня: Признаю».
К допросу словоохотливого профессора присоединяется Г.Г. Замыс-ловский.
Замысловский: Не случалось ли Вам слышать, что фондовая комиссия что-то отчисляет на революционные цели?
Долбня: Совет получил формальное заявление от академической корпорации, что подобное явление имело место. <...>
Замысловский: А Вам не приходилось слышать, что отчисления на революционные цели установлены традицией?
Долбня: Это слишком серьезное дело, чтобы я кидал необдуманно фразы. <...>
Булацель: Постановление 1906 г. отчислять на нужды революции Вам стало известно в 1907 г. Но оно было?
Долбня: Этого никто не отрицает.
Булацель: Между тем, профессор Никитин именно это и отрицал. Тоже допрошенный под присягой он показал, что постановления сходки об отчислении на нужды революции никогда не было».
Возникшее противоречие в показаниях двух главных свидетелей подвигло П.Ф. Булацеля потребовать очной ставки проф. Долбни с проф. Никитиным. Возможность такая была ему предоставлена»35.
Несмотря на то, что после допроса И.П. Долбни вопрос об отчислениях фондовой комиссии на революционные нужды и фиктивных стипендиях стал проясняться, общее впечатление от допроса «начальствующих лиц» Горного института было тяжелым. Как оказалось, никакой опасности в фактическом хозяйничаньи в институте представителей левых партий никто из них не видел. Не видели ее и представшие перед судом товарищи министра торговли и промышленности (которому собственно и был подотчетен Горный институт) Михаил Александрович Остроградский (1857-1917) и Дмитрий Петрович Коновалов (1856-1929). Статью В.М. Пуришкевича в газете «Колокол» они читали, но заинтересовались ею исключительно, как частные лица, о происходящем в институте, заявили эти господа, они ничего не знают, т.к. назначения товарищами министра получили совсем недавно. М.А. Остроградский, правда, подтвердил, что устав фондовой комиссии не был утвержден министерством, как противоречащий существующему законодательству, но не более того. Не удовлетворенный этим Г.Г. Замысловский пошел в наступление.
«Итак, группа лиц, никем на то не уполномоченных, осуществляет ряд правительственных функций. Министерство, видя это, разве не считало своим долгом, своей обязанностью пресечь недозволенные действия этих лиц? - задает он вопрос товарищу министра.
- Я не все их действия могу считать недозволенными, - отвечает Остроградский. - Затем я уже имел честь объяснить, что стремления министерства заключались именно в том, чтобы упорядочить эти действия в надлежащие рамки»36.
После М.А. Остроградского суд переходит к допросу Д.П. Коновалова. В 1904-1907 гг. он был директором Горного института и, казалось бы, должен был знать проблему изнутри, но, увы! Добиться от него чего-нибудь путного не удалось.
«Булацель: Вам известно что-либо о деятельности фондовой комиссии за последние годы после уже оставления Вами директорской должности?
Коновалов: Нет, я совершенно этим не интересовался.
Булацель: В качестве товарища министра Вы совершенно не интересуетесь теперь жизнью того заведения, где Вы были директором?
Коновалов: Я не имею времени»37.
Один за другим проходят перед судом свидетели обвинения: чиновник Вериго, ревизовавший по распоряжению министерства Горный институт и не нашедший там никаких злоупотреблений, бывший секретарь и казначей фондовой комиссии 1901-1903 гг. Реингволд, студент Ларионов, правитель дел канцелярии Горного института Жданов, член общества вспо-
Общество
Terra Humana
моществования нуждающимся студентам Штубе. Обтекаемыми и в целом неблагоприятными для В.М. Пуришкевича оказались и показания студентов Никитина, Тихонова и Эберлинга, ревизовавших фондовую комиссию в марте 1908 г. и не нашедших там, как и следовало ожидать, никаких нарушений.
«Были ли Вы направлены в комиссию кем-либо? - спрашивает Тихонова присяжный поверенный П.Ф. Булацель. И когда тот ответил, что эсдеками, тут же адресует ему новый вопрос: «Значит, Вы принадлежали к этой партии?»
- Нет, - отвечает тот.
- Это обыкновенно, что партии рекомендовали лиц к ним не принадлежащих? - не отстает от него П.Ф. Булацель.
- Нет, - но на этот раз уже не так уверенно отвечает студент.
- Кем был рекомендован Липавский в комиссию?
- Социалистами-революционерами.
- А Медведев?
- Деловиками»38.
Показания дает еще один член ревизионной комиссии студент Эбер-линг.
«Мы, - заявил он, - рассмотрели все статьи доходов и расходов, все оправдательные документы фондовой комиссии, но все оказалось в полном порядке.
Замысловский: Вас поддерживала какая-нибудь группа?
Эберлинг: Да, группа эсде.
Замысловский: Какие еще были группы?
Эберлинг: Были эсеры, кадеты, академисты, корпорация «Россия».
Замысловский: Кто были четыре лица, попавшие в ревизионную комиссию.
Эберлинг: Тихонов, Никитин, Ларионов и я.
Замысловский: Ларионов, поддерживался списком независимых левых?
Эберлинг: Да.
Замысловский: Значит, было два человека, поддержанных списком эсде, один независимыми левыми и один от эсеров?
Эберлинг: Да»39.
Еще один член ревизионной комиссии студент Никитин, в частности показал, что случаи выдачи стипендии авансом взамен получаемых доверенностей действительно были. Вынужден был подтвердить он в ходе допроса и существование постановления студенческой сходки, состоявшейся в ноябре 1906 г., об отчислении части студенческих стипендии на нужды революционных партий, хотя, по его словам, председатель фондовой комиссии Ларионов, якобы совсем не собирался его исполнять. Присутствовавший здесь же Ларионов тут же подтвердил это.
«Булацель: Мой вопрос: какая партия рекомендовали Эберлинга членом той ревизионной комиссии, в которой он был Вашим сотоварищем вместе с Тихоновым?
Никитин: Какой партии?
Булацель: Да. Просто, какая партия, ведь у Вас было три партии.
Никитин: Нет, больше. У нас были академисты, кадеты.
Председатель: Свидетель отвечайте на вопрос, известно ли Вам или не известно.
Никитин: Мне известно, но.
Председатель: Тогда отвечайте.
Никитин: Эберлинга выдвигала группа эсде (социал-демократы - Б.В.).
Булацель: Теперь весь состав ревизионной комиссии мне известен. Беспартийных или правых среди них не было, так?
Никитин: Да, не было. Они не получили никакого доверия»40.
На следующий день 28 ноября заседание суда было продолжено. На этот раз перед ним предстали свидетели-студенты Болдырев, Бобков, Пу-чинский, Гапеев, Коблянский, Бигура, Алферов, Емельянов, Осматескул, Калинин, Слинин-Коробов, Миронов, Ильинский, Шевелев. Благодаря их показаниям Г.Г. Замысловскому и П.Ф. Булацелю удалось во многом прояснить и детализировать картину того, что творилось в 1906-1908 гг. в фондовой комиссии.
Так, студент Николай Бобков (его вызвал В.М. Пуришкевич) показал, что он тоже получил фиктивную стипендию. «В 1907 г., - заявил он, - я добился стипендии 35 руб., но в январе 1908 г. неожиданно нашел работу и от стипендии отказался.
Замысловский: В какой форме Вы подали отказ?
Бобков: Я выдал доверенность на получение стипендии Липавскому. Сначала на два месяца, а затем на месяц.
Тут неожиданно встает В.М. Пуришкевич и зачитывает длинный список из 16 студентов, получавших фиктивную стипендию.
- Были ли эти лица освобождены от платы за лекции? - спрашивает он у Бобкова.
- Не знаю, - отвечает тот. - По аналогии думаю, что и они уступили свои стипендии»41.
Показания Бобкова подтвердились показаниями его товарищей Би-гуры, Миронова и Пучинского, которые также вынуждены были уступить свои стипендии фондовой комиссии и расписаться в фиктивных ведомостях.
Предстал перед судьями и тогдашний (ноябрь 1909 г.) председатель фондовой комиссии студент Александр Александрович Гапеев. Сын костромского мещанина, Гапеев после окончания Орловского реального училища поступил в 1901 г. на первый курс Горного института, и хотя на дворе был уже ноябрь 1909 г. все никак не мог завершить учебу. Причина этого очевидна - явное увлечение студента революционной борьбой, закончившейся в апреле 1904 г. исключением его из института за «деятельное участие в беспорядках в институте и в обструкции против профессоров и товарищей». Подвергался А. А. Гапеев за свою революционную деятельность и кратковременному аресту.
Общество
Terra Humana
Правда, через 2 года институтское начальство в апреле 1906 г. восстановило его, предоставив возможность благополучно завершить (1910 г.) свое образование в Горном институте42. Но, понятное дело, от убеждений своих и соответствующего образа действий тот и не думал отказываться.
На суде А.А. Гапеев держался уверенно, говорил гладко, как человек абсолютно уверенный в правильности действий фондовой комиссии.
Замысловский: Какая группа рекомендовала Вас в члены комиссии?
Гапеев: И социалисты-революционеры и социал-демократы, обе группы. Я прошел 305 голосами из 360 баллотировавших.
Замысловский: Сколько всех студентов в институте?
Гапеев: Свыше тысячи, 300-400 отсутствовало в это время из Петербурга.
Замысловский: А Вы к какой партии принадлежите?
Гапеев: Я марксист по убеждениям, но к партии не принадлежу.
Замысловский: Вы сколько лет в институте?
Гапеев: 7 лет.
Замысловский: Вы вычитаете то время, когда сидели в тюрьме?
Гапеев: Вычитаю. Впрочем, я сидел только два месяца за сотрудничество в «Молодой России».
Булацель: Почему выборы в комиссию были назначены тогда, когда 350 человек отсутствовало из Петербурга?»
И тут свидетель, как говориться «поплыл». А.А. Гапеев говорил долго, красноречиво, но внятного ответа на вопрос от него П.Ф. Булацелю так и не удалось.
Крайне важными для защиты В.М. Пуришкевича и В.Ф. Смирнова стали показания студента-академиста Коблянского.
«В прошлом году (1908 г.) в конце сентября или начале октября, - заявил он, - когда был предложен на разрешение путем голосования вопрос прекращать или нет забастовку, я был назначен в комиссию по подсчету голосов. Это было в чертежной первого курса. Подходит ко мне господин Липавский, подавать свой бюллетень, а с ним подошло и еще несколько человек.
В это время уже было известно о статье В.М. Пуришкевича, которая состоялась в «Колоколе» и вот один из студентов спросил Липавского: «Правда ли то, что в статье написано?» Господин Липавский ответил: «Да, это правда, я действительно получал стипендии, действительно фиктивные стипендии выдавались, но я не брал их себе, как сказано, в статье, а отдавал нуждающимся студентам, которые не имеют права получать официально пособия в виду своей неуспешности. Конечно, отчетности тут не может быть никакой, потому что все велось не официально»43. Когда в сентябре 1908 г., - продолжал свои показания Коблянский, - на сходке было принято решение о забастовке, студенты-академисты в количестве 18 человек, не подчинились этому решению и ушли с собрания. Внизу они встретили инспектора института проф. В.В. Никитина и заявили ему, что намерены посещать лекции и он, якобы, сказал им: «Успокойтесь, Совет примет меры». Но на самом деле никаких мер принято не было. Не принял
никаких мер Совет профессоров Горного института и в отношении тех безобразий, которые происходили с ведома и под прикрытием фондовой комиссии в столовой института.
После Рождества в связи с разоблачениями В.М. Пуришкевича была созвана в начале 1909 г. сходка студентов и на ней студентами-академистами был поставлен вопрос о фиктивных стипендиях и отчислениях на революцию. Однако не тут-то было. Поднялся один из присутствующих - студент Медведев - и сказал: «Господа, я прошу вас не давать сведений, они (академисты - Б.В.) собирают эти сведения для процесса над В.М. Пуришке-вичем». Выступило 8 студентов, а затем председательствующий на сходке А.А. Гапеев заявил, что никаких сведений о своей деятельности фондовая комиссия никому давать не будет, и вопрос об этом был закрыт.
Обескураженные этим академисты решили было по примеру С. Осма-тескула прибегнуть к помощи прессы, но на всякий случай посоветовались с уже известным нам проф. Иваном Петровичем Долбней. «Я вам не советую, заявил тот, из-за этого могут быть крупные неприятности. Министерство может назначить ревизию, вы навредите директору, его опять второй раз не утверждают в должности. Мне все равно, я пенсию выслужил, но пожалейте тех, кому осталось до выслуги еще немного. Вы им можете сильно навредить»44.
В ответ на законный вопрос студентов: что же им делать? Иван Петрович не нашел ничего лучшего, как посоветовать им обратиться в Совет профессоров института, хотя рассчитывать на него, по его словам, особенно не приходилось. «Совет не станет связываться. Это консистория, она отпишется - и только! Да и стоит ли ввязываться в это болото? Попробуйте связаться с каким-нибудь Гапеевым!»45. Заявление студенты в Совет профессоров написали, но ответа никакого не получили.
Тем временем В.М. Пуришкевич выступил в Государственной Думе со своей речью, посвященной Горному институту. И лишь после этого, наконец, представители академической корпорации института удостоились приглашения в Совет профессоров или вернее советскую комиссию по студенческим делам в составе: проф. В.В. Никитина, проф. В.И. Баумана, проф. И.П. Долбни и секретаря совета Яковлева. Здесь студентам было заявлено, что существование фиктивных стипендий - это действительный факт и комиссия признает это. В тоже время профессора не преминули упрекнуть студентов: «Зачем вы все это делаете? Зачем вы выносите все это на публику, когда, наверное, в других высших учебных заведениях творится больше безобразий, чем у нас и ничего не известно, а вы выносите в свет». А профессор В.И. Бауман пошел еще дальше: «Зачем вы терпите среди вас лиц, которые доставляют эти сведения в газеты?»46.
После того как Коблянский закончил свое выступление суд приступил к допросу свидетеля.
Булацель: Вам известно, что была сходка в ноябре 1906 г., которая постановила отчислять на революционные цели 10 % от всех стипендий?
Общество
Terra Humana
Коблянский: Эта сходка была в ноябре 1906 г., но была предложена градация в отчислениях: с балов и вечеров - 25 %, а с временных пособий - 10 %.
Булацель: Против этого не было возражений?
Коблянский: Очень мало. Не решались.
Булацель: Боялись выступить?
Коблянский: Да, большинство не решалось выступить.
Булацель: Могли академисты рассчитывать получить стипендию?
Коблянский: Кажется, было два случая: Осматескул и Васин, кажется, получили по 16 руб. каждый.
Булацель: Но ведь не двое же у вас академистов, нуждающихся?
Коблянский: Калинин подавал прошение, но ему было отказано, т.к. выяснилось, что он против забастовки.
Булацель: Значит, Вы удостоверяете, что бедным студентам, которые были против забастовки, отказывали»47.
Т.к. значительная доля показаний Коблянского оказалась посвящена его рассказу о доверительных разговорах студентов - членов академической группы Горного института с профессором И.П. Долбней и, явно желая поставить их под сомнение, сторона обвинения в лице присяжного поверенного О.О. Грузенберга тут же потребовала передопросить И.П. Долбню. Ходатайство это судом было удовлетворено.
Надо сказать, что и как ученый, и как профессор Иван Петрович Долбня пользовался большим уважением и широкой известностью среди сту-дентов48. Однако на этот раз, вновь представ перед судом, он явно растерялся.
«Как Вам объяснить мое положение? - вынужден был оправдываться теперь И.П. Долбня. - Ведь я педагог, мог ли я посоветовать публиковать в газетах непроверенное заявление, не обоснованное фактами? <...> Какими аргументами я пытался их отговорить, в точности не припомню. Нет никакого сомнения, что употребляя то или иное выражение, я и не подозревал, что это будет когда-нибудь вынесено на какое-нибудь публичное обсуждение, а тем более на суд. Поэтому весьма возможно, что я употреблял и те выражения, о которых сейчас говорил Коблянский. Но я полагаю, что я не так просто говорил, как передавал Коблянский, а если и допускал какие-нибудь дипломатические уловки, то делал это с педагогической целью.
Грузенберг: Вы боялись их собственной компрометации?
Долбня: Я считал их своим долгом, как несовершеннолетних в моральном отношении, в качестве старого учителя, 35 год занимающегося воспитанием юношества, оградить. <...>
Замысловский: Вы говорили свидетелю Коблянскому по адресу Совета: это болото, это консистория, попробуйте связаться с Гапеевым? Ваши слова были правдой? <...> Свидетель удостоверяет под присягой, что Вы это говорили?
Долбня: А я удостоверяю, что не помню.
Замысловский: Сумма 9 тыс. не была ли результатом такого определенного расчета: состоялось постановление сходки отчислять на революци-
онные цели: с балов 25 %, со стипендий 10 %, если бы это постановление приводилось в исполнение, то и получилась бы сумма с 9 тыс.?
Долбня: Да, это было похоже на то, если на эту точку зрения встать. <...> Все так. Нужно было проверить. Арифметические выкладки нуждаются в тщательной проверке. <...>
Булацель: Если академистам заявляют, что не желают и не будут давать им никаких ответов, то при таких условиях, как Вы находите, легко ли им было достать книги, доказательства?
Долбня: Академистов мало, права столь ограниченного меньшинства трудно отстаивать»49.
Показания Коблянского полностью подтвердил и студент Емельянов, который лично присутствовал на сходке, когда принималось решение об отчислениях на нужды революции. Это, подчеркнул свидетель, было именно постановление, а не какое-то пожелание.
Поскольку в своих показания от 27 ноября 1909 г. инспектор Горного институт В.В. Никитин уверял, что такого постановления на самом деле не было, суду пришлось передопросить и его. Однако В.В. Никитин, как и раньше в подобных случаях, твердо заявил, что он ничего не знает, т.к. на сходке сам не был, а знает лишь то, что ему передали в свое время о решениях этой сходке другие.
Особый интерес у публики вызвали показания главного свидетеля защиты, студента Степана (Стефана) Ивановича Осматескула, визит которого к В.М. Пуришкевичу, как мы уже знаем, и спровоцировал начало всей этой истории с разоблачением злоупотреблений фондовой комиссии студентов Горного института. Семья С.И. Осматескула была бедной, и на регулярные денежные переводы от родителей он рассчитывать не мог. Это-то и привело студента в фондовую комиссию. Увиденное здесь потрясло его.
(Окончание следует)
1 Идейные кассиры. Из истории Горного института императрицы Екатерины II (Дело по обвинению В.М. Пуришкевича в клевете). - СПб., 1910.
2 Замысловский Г.Г. Развал в Высшей школы. Речь в Государственной думе 20 апреля 1911 г. - СПб., 1911; Юрский Г. (Г.Г. Замысловский). Правые в Третьей Государственной Думе. - Харьков, 1912. - С. 173, 184.
3 Молодая Россия // Колокол, 11 октября 1908 г. - С. 1; Новая кадетская ложь // Колокол,
12 октября 1909. - С. 3.
4 Кушнырь-Кушнарев Г.И. Исторический очерк возникновения и развития академического движения в России. - СПб., 1914.
5 Пуришкевич В.М. Материалы по вопросу о разложении современного русского университета. - СПб., 1914.
6 Правые партии: Документы и материалы в 2-х томах. Т. 2 (1911-1917 гг.). - М., 1998. - С. 219, 283, 284.
7 Кушнырь-Кушнарев Г.И. Указ. соч., - С. 11, 30 и др.
8 Л.Л. Прием евреев в учебные заведения. // Речь, 1 (14) декабря 1908. - С. 4.
9 Савельева В.Г., Яковлев В.П. Студенческая забастовка в 1908 г. в Санкт-Петербургском Университете // Вестник ЛГУ. 1979. - Вып. 2. № 8. - С. 29-32.
Общество
Terra Humana
10 Не поддержали идею студенческой забастовки в сентябре-октябре 1908 г. среди вузов Санкт-Петербурга только Институт инженеров путей сообщения, Институт гражданских инженеров, Электротехнический институт, Историко-филологический институт и Военно-медицинская академия.
11 В учебных заведениях // Речь. 1 (14) октября 1908. - С. 3.
12 Возобновление обычных занятий в высшей школе // Петербургская газета. 14 октября 1908. - С. 3.
13 Академический вопрос// Новая Русь. 24 сентября 1908. - С. 2.
14 Побоище на сходке в Университете // Петербургская газета. 3 октября 1908. - С. 3.
15 Кушнырь-Кушнарев Г.И. Указ. соч., - С. 10.
16 Центральный Государственный Исторический Архив СПб (ЦГИА СПб). Ф. 963 (Горный институт). Оп. 1. Д. 11636 (Стефан Осматескул, 1906). Л. 5.
17 Там же. Л. 57.
18 От Главной палаты Русского народного союза Михаила Архангела // Колокол. 3 октября 1908. - С. 1.
19 Ростовщичество студентов левых партий Горного института. От Главной палаты РНС МА // Колокол. 7 октября 1908. - С. 3.
20 Угрозы В. Пуришкевича // Речь. 5 (18) октября 1908. - С. 5.; В печати и обществе // Новая Русь. 4 (17) октября 1908. - С. 3.
21 Где шпионы? // Колокол. 5 октября 1908. - С. 1.
22 Письмо в редакцию // Новая Русь. 19 октября (1 ноября) 1908. - С. 3.
23 Дело об одесских профессорах // Колокол. 1909, 24 февраля. - С. 4.
24 Приговор по делу одесских профессоров // Колокол. 1909, 1 марта. - С. 2.
25 Дело князя Гагарина // Петербургская газета. 18 апреля, 1909. - С. 3.
26 ЦГИА СПб. Ф. 963 (Горный институт). Оп. 1. Д. 11616 (Иосиф Липавский, 1906 г.). Л. 10.
27 Там же. Л. 65.
28 Арский Р. (Андрей Радзишевский) Горный институт в революционном движении // На пути к победе. Из истории Горного института. - Л., 1925. - С. 16.
29 Там же. - С. 14.
30 Там же. - С. 15.
31 Вскрытый гнойник. Дело по обвинению В.М. Пуришкевича иудеем Липавским и другими в клевете // Земщина. 28 ноября, 1909 г. - С. 2.
32 Там же.
33 Идейные кассиры.. - С. 22.
34 Вскрытый гнойник.. - С. 2.
35 Идейные кассиры.. - С. 27-29.
36 Там же. - С. 34.
37 Там же. - С. 34-35.
38 Вскрытый гнойник.. - С. 2.
39 Идейные кассиры.. - С. 52.
40 Там же. - С. 52.
41 Вскрытый гнойник.. - С. 2.
42 ЦГИА СПб. Ф. 963 (Горный институт). Оп. 1. Д. 11086 (Дело студента Гапеева Александра Александровича, 1901). - Л. 4.
43 Идейные кассиры.. - С. 64.
44 Там же. - С. 65.
45 Там же. - С. 66.
46 Там же. - С. 67.
47 Там же. - С. 67-68.
48 Крылов Н.М. И.П. Долбня. - СПб., 1912.
49 Идейные кассиры. Из истории Горного института императрицы Екатерины II (Дело по обвинению В.М. Пуришкевича в клевете). - СПб, 1910. - С. 70-71.
