CC BY
167
М. В. НАЗУКИНА
СТРУКТУРНЫЕ УРОВНИ РЕГИОНАЛЬНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ1
Ключевые слова: регионализм, региональная идентичность, имидж региона, региональные символы, бренд, миф
Key words: regionalism, regional identity, regional image, regional symbols, brand, myth
В современной России формируются различные варианты проявлений региональной идентичности. Их теоретическое осмысление и способы изучения трудно переоценить для понимания динамики российской регионализации и функционирования региона как сложной социально-экономической и социально-политической системы.
Исследователи по-разному определяют структурные компоненты региональной идентичности. Так, в зависимости от степени осознанности и политизации региональных особенностей М. Китинг считает, что в региональной идентичности есть три пласта. Первый пласт — когнитивный, он связан с процессом осознания существования региона, его географических пределов, сравнения своего региона с другими, а также с нахождением ключевых характеристик региональной особости (например, через язык, кухню, историю и др.). Второй — эмоциональный, он включает способ восприятия людьми своего региона и степень ее актуализации по сравнению с другими основаниями для идентификации, например, классовой и национальной. Третий — инструментальный, на уровне которого регион рассматривается в качестве основы для мобилизации и коллективных действий в преследовании общих целей2.
Х. Хутам и А. Лагендик также выделяют в региональной идентичности три уровня: стратегический, культурный
НАЗУКИНА Мария Викторовна, заведующая лабораторией по исследованию идентичности кафедры политических наук Пермского государственного университета, кандидат политических наук.
и функциональный. «Регион обретает свою идентичность, если он отличается от других регионов политически оформленными стратегическими планами, имеет или производит культурное достоинство и функциональное строение»3. Концепции Китинга и Хутама-Лагендика строятся на включении в структуру региональной идентичности двух измерений: объективированных выражений региональной уникальности, например, историко-культурный фон, на основе которого «вырастает» самосознание жителей, и механизмов актуализации этих особенностей через политику по их конструированию.
Таким образом, в самом общем виде региональная идентичность может быть рассмотрена на двух уровнях: культурном и стратегическом.
Культурный уровень (характеристики региональной уникальности, которые можно описать формулой «о чем жители региона думают как о чем-то общем для всех»). В нем объединены черты регионального сообщества, формирующиеся в процессе взаимодействия внутри региона, начиная от культурно-исторического наследия и заканчивая формированием особого регионального сообщества, выраженного в типических характеристиках (ментальность). Иными словами, когда мы рассматриваем региональную идентичность на этом уровне, мы должны говорить о культурном измерении этой проблемы, изучать сложившиеся в рамках региона нарративы, мифологемы, ценности и символы.
Стратегический уровень — сознательное «изобретение» и использование региональной уникальности (символическая политика, «изобретение традиций», политика идентичностей региональных элит), а также продвижение конструируемой уникальности, выражающейся в формировании регионального имиджа (политика по формированию имиджа, позиционирование территории во внешнее пространство и т. д.). Причем целенаправленное продвижение позитивного образа может идти в двух направлениях: внутрь региона (для улучшения позитивного восприятия региона его жителями) и наружу (другим регионам, федеральному центру, международным акторам).
Основу конструирования региональной идентичности составляет не только воображение об уникальности территории, но и материал, лежащий вне его, — осознание отношения к региону и восприятие региона извне. Поэтому к культурному
и стратегическому следует добавить внешний уровень, или образы о регионе, сформированные «внешними наблюдателями», и результаты рефлексии регионального сообщества по отношению к этим образам.
Таким образом, если на стратегическом уровне региона мы имеем дело с имиджем как целью и инструментом управления общественными настроениями, то на внешнем срезе имидж предстает в качестве образов о территории.
Формирование единства территории на культурном уровне невозможно без оформления границ региона. Причем речь идет не сколько об административном маркировании пространства, сколько о их символическом оформлении. Анализируя случай США, Б. Андерсон отмечает, что изначально границы между штатами создавались искусственно, а лишь позже приобрели символическое значение4. История почти всего XIX в. США показывает, как происходило оформление региональных воображаемых сообществ. В штатах создавались исторические общества, задачей которых было изучать историю конкретных штатов, формулировать региональный интерес, пропагандировать территориальные достижения5.
Таким образом, границы конструируются через формирование социально значимых представлений (мифы, символы и т. д.). Причем необязательно административные границы и границы регионального сообщества будут совпадать. Возможны ситуации, при которых символическая легитимация пространственной локализованности будет опираться на исторические или природно-географические границы (горы, моря, реки и озера), играющие роль маркеров регионального пространства.
В случае если границы территории региона совпадают или соприкасаются с государственными границами иностранных государств, роль границы становится более значимой. Геополитический статус приграничных территорий дополняется еще одной важной спецификой — связями местных жителей с населением соседних государств.
Культурный уровень региональной идентичности наполняют мифы и символы. Мифы обычно классифицируют на основе их тематики. В регионах существуют разные мифы: об «особом» региональном (национальном) государстве; особой исторической миссии провинции и особом народе, населяющем провинцию; о первоначальном заселении территории
и первопоселенцах, преодолевающих сопротивление сил природы и коварных жителей; «золотом веке» провинции; «своих» и «чужих»; «злом гении»; «культурных героях»; антимосковские мифы6.
Наиболее распространенными региональными мифами в России являются мифы о культурном герое и столичные и провинциальные мифы. Основу мифа о культурном герое составляет фигура так называемого «регионального выходца» — известного земляка, исторической личности, родившейся в том или ином регионе и впоследствии получившей всероссийское или мировое признание7. Культурным героем может быть не только историческая личность, но и современные «звезды» регионов (певцы, актеры и т. д.) и региональные лидеры (губернаторы, президенты республик), взявшие на себя роль силы, «наводящей порядок». В основе формирования регионального мифа лежит комплекс провинциальной неполноценности, испытываемый региональным сообществом по отношению к столице.
Объективированное выражение региональная мифология находит в региональной символике. В зависимости от региона их роль могут играть природные символы (река, озеро, животное, растение) и различные архитектурные памятники. В зависимости от производственной специфики территории символом индустриального региона могут быть исторические события, личности, национальные и культурные герои; различные неодушевленные предметы, элементы народного творчества и специфика региональной кухни; крупнейшее производство (завод, электростанция и др.) и т. д.
Кроме того, на семантическом уровне регион приобретает внутреннее «самоназвание», которое также становится местным символом (например, вместо Краснодарского края часто говорят «Кубань», а вместо Кировской области — «Вятка»). Символами могут стать и памятные для региональных сообществ даты, особенно дни рождения регионов и иные символически значимые исторические события.
Таким образом, на уровне культурного осознания региональная идентичность находит выражение в эмоционально-ценностной сопричастности к региональному сообществу и проявляется в ответе на вопрос «Кто мы?» через один или несколько дискурсов региональной уникальности, описывающих исключительные черты сообщества через мифологе-
мы, символы. В итоге культурный уровень идентификации предстает в тех или иных характеристиках регионального сообщества.
Как только наличествующие особенности начинают использоваться в политических целях или сознательно изобретаться, региональная идентичность приобретает стратегический уровень. Основополагающим аспектом здесь является работа над представлениями о регионе внутри и за его пределами.
Стремление выделиться из ряда других субъектов, четко обозначить себя отдельным элементом в пространстве страны, включенным в более общие системы взаимодействий, приводит к появлению политического курса по конструированию позитивной известности территории. Политика идентичности региональных элит обычно имеет два направления: создание и популяризация местных героев и символов, формирование позитивного регионального имиджа. Цель подобного политического курса состоит в изменении социальных представлений о регионе, развитии позитивного самоощущения и чувства гордости населения от проживания в этом региональном пространстве. Механизмы, которые региональная элита использует при его проведении, в основном сводятся к мифотворчеству, ритуализации региональной жизни, созданию и поддержанию новых традиций, маркетингу территории, разработке стратегий и концепций регионального развития.
В большинстве регионов наблюдается формирование устойчивого политического курса, направленного на практическое и рациональное использование региональной идентичности. Наибольшее внимание региональные власти уделяют символическому позиционированию, брендингу территорий, что рассматривается ими в качестве предпосылки решения прагматичных задач, стоящих перед региональными сообществами, начиная от формирования инвестиционной и туристической привлекательности регионов и заканчивая улучшением социального климата территорий, сокращающего утечку человеческого капитала.
Направленность и значение элитных практик по позиционированию территории могут быть описаны термином «региональные амбиции», который заслуживает введения в научный оборот в качестве отдельного понятия политической практики. В семантической форме он предстает в виде лозунга о маркировании статуса региона, составляющего его наибольшую гордость.
В российских регионах отчетливо вырисовываются различные маркеры амбициозности: столица, центр, оплот, форпост и др. Категория «центра» предстает в виде некой стратегической точки, сосредоточия значимой позиции: географической («Центр Азии» — Республика Тыва, «Центр Евразии» — Алтайская республика, Читинская область); социальной («Центр славянского единства» — Белгородская область); политической («Центр России» — Красноярский край).
Претензии на столичный статус являются наиболее распространенными проявлениями региональных амбиций. Причем их начинают выдвигать не только города, имевшие этот статус в истории России, но и территории, легитимирующие свою потребность в столичном статусе через обращение к понятиям «истинная», «третья», «экономическая», «культурная» и иная столица России.
Самым привлекательным и конкурентным стало звание «третьей столицы России», на которое претендовало несколько российских городов: Нижний Новгород, Екатеринбург, Новосибирск и Казань. Ситуация разрешилась в тем, что в начале апреля 2009 г. Федеральная служба по интеллектуальной собственности, патентам и товарным знакам (Роспатент) рассмотрела заявки Нижнего Новгорода и Казани на право называться «третьей столицей России» и приняла решение в пользу столицы Татарстана. Таким образом, региональная амбиция оказывается способной конвертироваться в региональный бренд, закрепленный юридически.
Политика идентичности, направленная внутрь региона и формирующая образы о регионе, связана с ритуалами. В регионах есть памятные даты и формы их условного воспроизведения для закрепления в сознании населения.
Помимо ритуализации, ведется активная работа по укреплению в региональном сознании символов регионального сообщества. Регионы включились в проект «7 чудес России» и проводят аналогичные акции уже в масштабах субъекта Федерации. Вариацией подобных мероприятий становится определение «символа региона», или «имени региона». Обычно это приурочено к символически важной дате, например, ко дню рождения города или региона. Так, Кемеровская область определяла сразу «10 символов угольного Кузбасса», посвященных профессиональному празднику — Дню шах-
тера; Пермский край определял «Имя Перми Великой» ко дню рождения города.
Высшим проявлением стратегического уровня становится выражение приоритетов развития региона. Регион как часть страны играет в ее развитии определенную роль, которая связана с программой развития региона. Она представляет собой оформленные стратегические приоритеты развития территории и описание механизмов, обеспечивающих их достижение: идентификация по принципу «кто мы» дополняется вопросами «Куда мы идем?», «Каким путем?».
Каждый российский регион — это уникальный «набор» проявлений региональной идентичности в содержательном выражении и дискурсивных практик, конституирующих региональную самость. Между тем обращение к опыту российских регионов также показывает, что в одних регионах активно осуществляется политика по конструированию региональной идентичности, а где-то региональная «самость» развивается стихийно. Это открывает перспективы для типологии региональной идентичности, определяющим критерием для формирования которой является соотношение ее структурных уровней: культурного и стратегического.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Статья выполнена в рамках гранта Президента Российской Федерации МК-3809.2010.6.
2 См.: Китинг М. Новый регионализм в западной Европе // Логос. 2003. № 6. С. 93.
3 Houtum H., Lagendijk A. Contextualizing Regional Identity and Imagination in the Construction of Polycentric Urban Regions: The Cases of the Ruhr Area and the Basque Country // Urban Studies. 2001. Vol. 38. № 4. P. 751—752.
4 См.: Андерсон Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма. М., 2001. С. 94.
5 См.: Хантингтон С. Кто мы?: вызовы американской национальной идентичности. М., 2004. С. 186.
6 См.: Морозов С.А., Морозова Е.В. Политическая мифология: региональный аспект // Культура. Политика. Молодежь: сб. науч. ст. Вып. 4. Ч. 2. М., 2001. С. 107—110.
7 См.: Нечаев В.Д. Региональный миф в процессе становления российского федерализма // Полития. 1999. № 11. С. 63—64.
Поступила 15.03.11.
