CC BY
208
УДК 130.2
Вестник СПбГУ. Сер. 6. 2013. Вып. 3
А. В. Смирнов
СТРУКТУРАЛИЗМ КАК ПЕРСПЕКТИВНЫЙ МЕТОД КУЛЬТУРФИЛОСОФСКОГО ИЗУЧЕНИЯ ПОВСЕДНЕВНОСТИ
Цель данной статьи состоит в том, чтобы установить те составляющие структуралистского подхода к изучению культуры, которые могут быть применены в ходе построении культурфилософской концепции повседневности.
В философии ХХ в., в частности в феноменологии и экзистенциализме [1, 2], было выработано специфическое понимание повседневности. Потенциально содержащаяся в структурах сознания, повседневность актуализировалась в операциональном отношении субъекта к миру. Такой подход не привел, тем не менее, к построению концепции повседневности в целом, поскольку данное понятие играло лишь инструментальную роль в философии, объясняя закономерности обыденного мышления. Философия культуры, исходя из собственных задач, способна придать повседневности совершенно иные смыслы, зачастую выходящие за рамки феноменологического или экзистенциалистского понимания последней. По этой причине для изучения повседневной жизни и, в частности, для построения концепта повседневности необходимы совершенно иные методологические основания, апробированные, прежде всего, на тематическом поле изучения социокультурных реалий, а не на исследовании закономерностей мышления субъекта в пространстве обыденной жизни. Культурфилософская концепция повседневности акцентирует внимание не на анализе смыслового горизонта субъективных структур, но на закономерностях и способах порождения знаков — носителей смыслов в культуре — и восприятии этих знаков индивидами. Повседневность при этом рассматривается как структура смыслопорождения и как сфера циркуляции и усвоения смыслов.
Для реализации данной задачи целесообразно привлечь инструментарий структурализма, понимаемого в качестве методологического аппарата, позволяющего описывать феномены социокультурной реальности в категориях структур различной природы, в частности, семиотической или лингвистической. Это дает возможность перейти от семиотического анализа сферы повседневного к способам фиксации, репрезентации и трансляции смыслов, а саму сферу повседневного рассматривать в качестве текста — носителя смысла. Благодаря такому подходу открывается возможность анализа сферы повседневного и концептуализации повседневности в категориях семиотики, избежав, тем самым, необходимости рассматривать повседневность в онтологических категориях бытия и субъекта. Структуралистский метод при рассмотрении реальности как структуры подразумевает, что эта структура имеет знаковый характер. Это делает применимым структуралистский инструментарий в качестве метода междисциплинарного исследования, поскольку области объектов различных наук о человеке могут
Смирнов Алексей Викторович — канд. филос. наук, старший преподаватель, Санкт-Петербургский государственный университет; e-mail: darapti@mail.ru © А. В. Смирнов, 2013
51
быть описаны одними и теми же структурами, семиотическими в частности. Структурализм представляет собой самостоятельное междисциплинарное научное направление, отдельные положения которого используются в социологии, теории литературы, культурной антропологии, философии, культуральных исследованиях и ряде других гуманитарных наук, выступая в качестве равноправного метода по сравнению с традиционными методами, сложившимися и применяемыми этими науками. В качестве метаметода наук о человеке структурализм оказывается инвариантен как к объектам этих наук, так и к их предметным областям, что говорит о потенциальной возможности его применения и к исследованию сферы повседневного в силу ее многоаспектности.
Структурно-антропологическая концепция К. Леви-Стросса [3] положила начало применению структуралистской методологии для анализа культуры примитивных сообществ. Однако более широкое применение структурализм получил при анализе социокультурных феноменов современного общества, причем спецификой этого применения оказалось тесное переплетение структурализма с семиотикой. Постепенно тематика повседневности, формировавшаяся в науках о человеке начиная с первой половины ХХ в., стала входить и в круг интересов представителей французского направления структурализма, занимавшихся проблемами современной культуры, в том числе и в тех предметных областях, которые можно отнести к сфере повседневного. Впервые данная тематика появилась в цикле работ Р. Барта, объединенных общим названием «Мифологии» [4], где отдельные феномены повседневной жизни рассматривались в контексте сформулированной Бартом семиотической концепции мифа — семиоло-гической структуры, обеспечивающей функционирование всякого объекта в качестве культурного феномена с тем или иным значением. Данный цикл статей положил начало интересу Барта к проблемам повседневности, который в дальнейшем реализовался в ряде более крупных и методологически обоснованных работ, таких как, например, «Система моды» [5].
Стратегии применения Р. Бартом структуралистского подхода к изучению проблем повседневности состоят, прежде всего, в установлении роли феноменов повседневной жизни в семиотических практиках, т. е. практиках присвоения культурных значений. Поэтому одна из его стратегий сводится, в частности, к поиску возможных культурных значений и доказательствам их действенности, т. е. присутствию этих значений в различных культурных практиках в форме кодов. Действенность этих значений доказывается апелляцией к неким результатам вербализирующих процессов, сопровождающих культурную деятельность, т. е. к деятельности масс-медиа, литературе и рекламе, где эти коды приобретают максимальную активность. Реклама и масс-медиа при этом рассматриваются и как основной способ вербализации культурных означаемых, и как сфера циркуляции культурных означающих. Именно поэтому Барт обращался по преимуществу к прессе и рекламе, когда анализировал, во-первых, мифы, а во-вторых — систему моды [6].
Р. Барт предложил рассматривать реальность в качестве набора означающих, что, собственно, и служит опорой для семиологии, приобретшей известность в России под названием «семиотика культуры». Именно второй вариант привел его к понятию текста как возможности произвольного прочтения. Эти две стратегии наиболее тщательно прорабатывались Р. Бартом. Однако следует выделить как минимум еще две: возможность рассмотрения того или иного культурного феномена (в частности питания) как сложной системы культурной коммуникации, включающей в себя элементы
52
различной природы (питание как пища и питание как процесс потребления). Кроме этого в статье «Дендизм и мода» [7] Р. Бартом была намечена стратегия интерпретации смены форм репрезентации культурных феноменов (например костюма) при переходе от одной культурной ситуации к другой. Причем эта смена форм описывается вне рамок традиционной эволюционистской или диффузионистской модели, поскольку данная стратегия выработана применительно не к смене различных культурных феноменов, но к смене форм их репрезентации. Можно также с уверенностью утверждать, что Р. Барт закладывает основы нового метода изучения феноменов повседневной жизни, выделенной в качестве предмета исследования историками — последователями новой исторической науки.
Стратегия семиотического анализа различных сфер повседневности, примененная Р. Бартом, вписывается в более обобщенную модель символического обмена и производства, предложенную Ж. Бодрийяром [8]. Кроме того, Бодрийяра интересуют стратегии фиксации семиотической деятельности культуры на тех или иных элементах предметной среды в качестве означающих [9]. Главной сферой циркуляции символических ценностей начиная с середины ХХ в. становится сфера потребления [10-12], один из существенных аспектов повседневности, поскольку именно процесс потребления создает материальную основу для организации пространства развертывания отношений повседневности. Ограничение сферы повседневного проблемами потребления и товарного производства, свойственное концепции Бодрийяра, следует из особенности осуществленного им построения семиологической модели культуры, в которой вещь рассматривается как знак, а обмен — как способ циркуляции знаков в культуре. При этом стоимость рассматривается как основная форма культурного означаемого, что предполагает тождественность придания вещам значений и рассмотрения их в качестве товара. В этом проявляется влияние политико-экономической теории К. Маркса на выработанную Бодрийяром концепцию символического обмена, возможным развитием которой могла бы стать функциональная концепция повседневности, основанная на теории потребностей и способов их удовлетворения. Однако если вслед за Бодрийяром предположить, что стоимость носит символический характер, то семиотическая концепция культуры будет основана на процессе символического обмена и должна будет учитывать символический характер потребления. Принципиально важным оказывается доказанное Бодрийяром отношение изоморфизма между потреблением и языковой коммуникацией, делающее возможным рассмотрение и общества, и культуры в качестве смыслообразующих структур [13].
Наиболее эффективной семиотической моделью повседневности представляется концепция дискурса, предложенная М. Фуко [14]. Данная концепция основывается на использовании ряда понятий, к наиболее важным из которых относятся понятия «высказывание», «дискурсивная практика», «дискурсивная формация», «позитивность», «знание» и ряд других. В науках о человеке, однако, эта концепция в полном объеме не применялась, в отличие от отдельных ее понятий, важнейшим из которых является ее основополагающее понятие — понятие дискурса. Также важным является понятие «дискурсивная практика», рассматриваемая как процесс приобретения или присвоения новых значений (объективации). При этом дискурсивный характер социокультурных практик не отождествляется с вербальной ее природой [15]. М. Фуко предложил и обосновал принципиально новый вариант структурно-семиотического метода, обратившись к инстанции «архива», который способен предъявить не только наличие
53
тех или иных культурных значений, но продемонстрировать тенденции в изменении способа их присвоения, внедрения, а также стратегий их валоризации, подтверждения, что позволяет рассматривать его в качестве основы для формирования нового концептуального и методологического аппарата гуманитарных исследований, отражающего феномен размывания границ между дисциплинами.
Поэтому можно сформулировать следующую теоретико-методологическую задачу для дальнейшего исследования: от общетеоретических и методологических принципов, высказанных и обоснованных в книге «Археология знания», перейти к культурфи-лософским исследованиям частных вопросов повседневной жизни. Это даст возможность по-иному группировать события, традиционно относимые к преобладающим в настоящее время традициям построения научного знания о повседневной жизни, прежде всего к истории и социологии, и сформировать тем самым предметную область культурфилософских исследований повседневности.
Концепция дискурса позволяет решить несколько теоретико-методологических задач, актуальных для исследования сферы повседневного науками о человеке [16]:
— установить принципы описания феноменов повседневной жизни в рамках единой категориальной системы;
— выработать принципы изучения сферы повседневного наукой о культуре в рамках культурфилософской концепции повседневности.
Применение данной концепции к исследованиям сферы повседневного предполагает реализацию следующих исследовательских интенций:
— проведение анализа взаимопроникновения и взаимного влияния различных сфер повседневной жизни в единой категориальной системе;
— рассмотрение комплекса феноменов, составляющих повседневную жизнь, в категориях дискурсивных практик;
— научное исследование сферы повседневной жизни возможно, среди прочего, в форме построения истории данных практик, т. е. выявлении исторических форм присвоения, фиксации и трансляции культурных значений, характерных для сферы повседневного.
Отдельно укажем еще на один важный вывод: с использованием концепции дискурса в качестве теоретико-методологического инструментария становится возможным свести воедино результаты исследований повседневности, достигнутые наукой о культуре, и знание о повседневной жизни, уже сформированное в истории, социологии и культуральных исследованиях. Основная эпистемологическая проблема, связанная с изучением сферы повседневного этими науками, состоит в том, что данная сфера представляет собой лишь частную, относительно узкую, тематическую область той или иной науки о человеке. Это не позволяет рассматривать повседневность в качестве самостоятельного предмета научного исследования, поскольку каждая из упомянутых наук конструировала свой предмет применительно к изучению сферы повседневного самостоятельно, в результате чего не возникало предпосылок для формирования единого понимания повседневности и построения научного знания о ней.
Подведем итог нашим рассуждениям. Структурализм как метод, основанный на применении семиотических категорий, является универсальным инструментарием, пригодным для описания и анализа различных сфер социокультурной реальности, в том числе и повседневной жизни, благодаря чему на его основе может быть сформирована культурфилософская концепция повседневности. Применение данного метода
54
к исследованиям сферы повседневного открывает перспективы построения культур-философской концепции, охватывающей вербальные и невербальные аспекты социокультурной реальности (и повседневной жизни как ее составляющей) в рамках единой понятийной системы, основанной на категориях дискурса.
Литература
1. Шютц А. Повседневное мышление и научная интерпретация человеческого действия // Современная зарубежная социология (70-80-е годы). М.: ИНИОН РАН, 1993. С. 104-124.
2. Хайдеггер М. Бытие и время. М.: Ad Marginem, 1997. 452 с.
3. Леви-Стросс К. Структурная антропология. М.: Эксмо-Пресс, 2001. 512 с.
4. Барт Р. Мифологии. М.: Изд-во им. Сабашниковых, 1996. 312 с.
5. Барт Р. Система моды // Барт Р. Система моды. Статьи по семиотике культуры. М.: Изд-во им. Сабашниковых, 2003. С. 29-356.
6. Смирнов А. В. Идентификационные стратегии повседневности: методологический аспект // Вестн. С.-Петерб. ун-та. Сер. 6. 2008. Вып. 3. С. 48-55.
7. Барт Р. Дендизм и мода // Барт Р. Система моды. Статьи по семиотике культуры. М.: Изд-во им. Сабашниковых, 2003. С. 393-398.
8. Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. М.: Добросвет, 2000. 387 с.
9. Бодрийяр Ж. Система вещей. М.: Рудомино, 1995. 174 с.
10. Бодрийяр Ж. Идеологический генезис потребностей // Бодрийяр Ж. К критике политический экономии знака. М.: Библион — Русская книга, 2003. С. 52-83.
11. Бодрийяр Ж. Общество потребления. Его мифы и структуры. М.: Культурная революция; Республика, 2006. 269 с.
12. Смирнов А. В. Проблема повседневности в работах Ж. Бодрийяра // Вопросы культурологии. 2010. № 10. С. 26-30.
13. Смирнов А. В. Концепция Мишеля Фуко как источник в поиске методов изучения повседневности // Обсерватория культуры. 2011. № 1. С. 34-37.
14. Фуко М. Археология знания. Киев: Ника-Центр, 1996. 208 с.
15. Смирнов А. В. Дискурсивные практики как инструмент исследования повседневности // Вестн. Орловского гос. ун-та. Сер. «Новые гуманитарные исследования». 2012. № 2 (22). С. 264-267.
16. Смирнов А. В. Применение генеалогического метода для культурфилософского анализа спорта // European Social Science Journal. 2012. № 7. С. 14-20.
Статья поступила в редакцию 12 марта 2013 г.
55
