CC BY
51
УДК 349.3
DOI 10.24411/2078-5356-2018-10458
Эксархопуло Алексей Алексеевич Aleksey A. Exarkhopulo
доктор юридических наук, профессор, профессор кафедры криминалистики Башкирский государственный университет (450076, Республика Башкортостан, г. Уфа, ул. Заки Валиди, 32)
doctor of law, professor, professor of the department of criminalistics
Bashkir state university (32 Zaki Validi st., Ufa, Republic of Bashkortostan, Russian Federation, 450076)
E-mail: a.exarkhopulo@mail.ru
Структура частной криминалистической методики как историческая база для реформирования досудебного производства
The structure of private criminalistic methodology as a historical basis for reforming pre-trial production
Статья посвящена истории формирования структуры частной криминалистической методики, ее соотношению со структурой уголовного процесса и возможностям использования криминалистических рекомендаций для проведения реформы досудебного производства. В статье с учетом исторического опыта анализируются недостатки процессуальной регламентации отечественного дознания и предварительного следствия и пути их устранения на основе заимствования методических разработок криминалистической науки.
Ключевые слова: криминалистика, криминалистическая методика расследования отдельных видов преступлений, структура криминалистической методики расследования преступлений, досудебное производство по уголовному делу, реформа, исторический анализ.
The article is devoted to the history of formation of the structure of the private criminalistic methodology, its correlation with the structure of the criminal process and the possibilities of using forensic recommendations for the reform of pre-trial proceedings. In the article, taking into account historical experience, the shortcomings of the procedural regulation of the domestic inquiry and preliminary investigation and ways of their elimination on the basis of borrowing methodical developments in criminal science.
Keywords: criminalistics, forensic methods of investigation of certain types of crimes, the structure of the criminalistic methodology for investigating crimes, pretrial proceedings in the criminal case, reform, historical analysis.
Еще задолго до принятия первого отечественного уголовно-процессуального кодекса в 1716 году, известного под названием «Краткое изображение процессов и судебных тяжб», от следствия по уголовным делам требовалось соблюдать строгий порядок выяснения обстоятельств преступления. Как отметил В.А. Ли-новский со ссылкой на «старую итальянскую практику», первый вопрос, который надлежало решить по уголовному делу, был вопрос о фак-
те преступления: «судья вправе начинать дело лишь в том случае, если ему известно, что совершено преступление» [1, с. 62].
Став к концу XVI века господствующим в Европе, правило первоочередного выяснения преступного характера расследуемого события «перешло, - как писал В.А. Линовский, - в наше законодательство», получив закрепление в Кратком изображении процессов и судебных тяжб [1, с. 63]. Таким образом, к началу
© Эксархопуло А.А., 2018
XVIII века в российском законодательстве впервые была обозначена главная задача первого этапа расследования, определившая начало его структурного оформления. Многие принятые впоследствии законы Российской империи (в частности: изданные императрицей Екатериной «Учреждение об управлении губерниями» 1775 года; «Устав Благочиния» 1782 года и др.) неизменно повторяли правило об «исследовании, прежде всего, учинилось ли происшествие, заключающее в себе преступление» [1, с. 63]. Ибо наши предшественники прекрасно понимали, что только после достоверного установления характера события постановка иных задач, в том числе поиск виновного, обретали свой смысл.
Между тем основная задача начального этапа досудебного производства, представленная в нынешнем российском уголовно-процессуальном законе основаниями возбуждения уголовного дела (ч. 2 ст. 140 УПК РФ), увы, утратила ту категоричность, которая была присуща структуре следствия многовековой давности. Для начала расследования сегодня уже не требуется однозначной оценки события как преступления, а достаточно лишь предположения «... для возбуждения уголовного дела, - авторитетно заявляет Б.Т. Безлепкин, - требуется не факт преступления, а лишь обоснованное предположение о его существовании, которое базируется на фактах-признаках» [2, с. 34] (тот же вывод следовал и из содержания аналогичных статей УПК РСФСР 1922, 1923, 1960 годов).
Не считая обязательным начинать досудебное производство с достоверного подтверждения факта преступления, уголовно-процессуальный закон, начиная с первого советского 1922/23 годов, по сути дела, утвердил новое структурное правило, отчасти провоцирующее произвол в досудебном производстве. Ибо по уголовному делу, возбужденному на основании лишь данных, указывающих на признаки преступления (ч. 2 ст. 140 УПК РФ), то есть на основании предположения о криминальном характере события, стало вполне допустимым требовать объяснений от любого лица, задержанного по одному только подозрению в совершении деяния, кажущегося преступлением. Современная структура уголовного процесса вполне допускает такой порядок работы по уголовному делу.
Таким образом, сформулированная в современном уголовно-процессуальном праве первая, решаемая в порядке очередности, задача досудебного производства, изменившая правило, которое в Российской империи применялось
на «законных основаниях» с 1716 года, усилиями отечественных законодателей превратилась в «воспоминания о прошлом». А все потому, что категорическое требование устанавливать факт преступления раньше других было заменено в процессуальном законе на возможность вести следствие, основываясь лишь на предположении о криминальном характере расследуемого события.
Исправить ситуацию, сформировавшуюся, прежде всего, из-за порочности современной структуры уголовного процесса, провоцирующей злоупотребления, возможно только путем ее изменения. И обойтись здесь без привлечения достижений криминалистики и ее криминалистической методики вряд ли удастся
Как подсказывает история, начинать реформирование структуры отечественного досудебного производства необходимо с четкого разделения задач и функций розыска (собственно, дознания) и предварительного следствия. Сегодня такая потребность ощущается не меньше, чем в первой половине XIX века. Однако и тогда, и в наше время эту проблему пытались и пытаются решать исключительно путем организационных преобразований следственных органов: в 1860 году с учреждением института судебных следователей, а нынче (с 2011 года) -за счет создания Следственного комитета РФ, выведенного из ведомственной подчиненности, то есть при сохранении или в лучшем случае с минимальными изменениями прежней структуры досудебного производства. Одним из таких изменений стало, например, придание следователям Следственного комитета РФ функций органов дознания по некоторым категориями уголовных дел (п. 7 ч. 3 ст. 151 УПК РФ).
Между тем разработки криминалистики с ее сформировавшейся структурой частной криминалистической методики, представленной поэтапным решением задач предварительного расследования, могли бы оказаться весьма полезными для реформирования всего досудебного производства. Сегодня такое заимствование было бы вполне уместно. Однако, судя по инициативам некоторых агрессивно настроенных ученых, с реформой следует поторопиться, пока структура частной криминалистической методики расследования усилиями законодателя, находящегося под впечатлением от идей «криминальных процессуалистов», не превратилась, по выражению профессора А.С. Александрова, в хлам [3]. Именно о такой печальной перспективе писал он в своей ста-
тье «Семь смертных грехов современной криминалистики»: «Криминалистика... навязала криминальным процессуалистам свой предмет исследования (закономерности) и свое видение этого предмета.». Решительно требуя от криминалистов «оставить занятия по изобретению всякого рода спекулятивных схем», профессор искренне убежден, что все, с «чем носятся криминалисты. есть производное от структуры уголовного процесса. Изменится структура (предположим) досудебного производства и весь рой криминалистических построений относительно доказывания (типа пресловутых «уровней») превратится в хлам».
Приступая к изменению (реформированию) структуры досудебного производства, важно, однако, помнить о том историческом опыте, который был накоплен наукой и практикой за последние полторы сотни лет. И этот опыт подсказывает, что ни в период проведения Судебной реформы 1861-1864 годов, ни в начале второго десятилетия XXI века законодателю так и не удалось решить проблему четкого функционального разграничения дознания (собственно розыска) и предварительного следствия. Этому не помог в свое время ни Устав уголовного судопроизводства 1864 года (далее - УУС) [4] с его новшествами по производству полицейских дознаний, ни современный УПК РФ, еще более запутавший решение данного вопроса.
Впрочем, не будь глупых законодательных инициатив, не было бы и прогресса в развитии криминалистической науки. При том что издержки существуют в любой отрасли знания, но не ими, в конце концов, определяется результативность криминалистических научных исследований.
Вопрос о том, где кончается розыск с его обвинительной (инквизиционной) сутью и начинается предварительное следствие с его состязательными предпосылками, так и остался нерешенным, несмотря на все усилия по реформированию досудебного производства, предпринимавшиеся с начала XIX века и по настоящее время. Интересно, что даже критические замечания ученых, высказанные в XIX веке и касающиеся недостатков структуры досудебного производства, подозрительно точно совпали с аналогичными претензиями, озвученными процессуалистами через 120 лет, уже в XXI веке, вынуждая думать о некоей закономерности ошибочного нормотворчества.
«Принципиальный недостаток предварительного следствия, - писал, например,
В.П. Даневский в 1895 году, - коренится в инквизиционном начале, проникающем эту стадию процесса, противоречащем состязательному принципу, который. сказывается. в смешении дознания (собственно розыска), его целей и средств с предварительным следствием, с задачами и целями последнего» [5, с. 26] (выделено нами. - А.Э.).
Опасность такого смешения ученые XIX века видели в преобладании обвинительного начала в работе судебного следователя. «Закон склонился в пользу обвинительной функции следователя, то есть увеличил силы обвинения», - писал в 1895 году В.П. Даневский [5, с. 27]. И это несмотря на то, что в статье 265 УУС специально оговаривалась обязанность судебного следователя «с полным беспристрастием приводить в известность как обстоятельства, уличающие обвиняемого, так и обстоятельства, его оправдывающие» [4, с. 30].
Видимо, реальность оказалась слишком далека от идей законодателя, если обвинительное начало предварительного следствия становилось очевидным даже на фоне провозглашенной УУС 1864 года обязанности судебного следователя полно и беспристрастно исследовать как уличающие, так и оправдывающие обвиняемого обстоятельства дела. Что уж говорить о сегодняшнем дне.
Между тем спустя полтора века новый отечественный УПК РФ с легкостью «исправил» недостатки практической реализации положений УУС 1864 года, устранив «на законном основании» все препятствия к превращению следователя в полноценного обвинителя. В частности, однозначно причислив его к стороне обвинения (п. 47 ст. 5 УПК РФ) и ликвидировав статью 20 УПК РСФСР, требовавшую от него объективности, всесторонности и полноты исследования обстоятельств события преступления.
Кроме того, законодатель, сохранив дознание в качестве самостоятельной формы предварительного расследования, ввел в закон еще одно новшество, согласно которому производство дознаний по некоторым категориям уголовных дел законом передавалось в ведение следователей Следственного комитета РФ (п. 7 части 3 ст. 151 УПК РФ). По этому поводу профессор Б.Т. Безлепкин с удивлением заметил: «Производящий дознание следователь - явление с научно-теоретических позиций необъяснимое» [2, с. 52].
В результате следователь стал почти таким же сыщиком, как орган дознания, а дознаватель пре-
вратился в «недоразвитого» следователя. Что, собственно, и позволило Б.Т. Безлепкину охарактеризовать процессуальные нововведения УПК РФ 2001 года как перерождение дознания в следствие второго сорта [2, с. 26-27]. Укрепление позиций следователя-обвинителя и дознавателя-следователя, увы, продолжилось на законодательном уровне и во втором десятилетии XXI века. Нисколько не сожалея о перспективах превращения частной криминалистической методики «в хлам» [3], законодатель фактически приступил к изменению структуры досудебного производства, делая бессмысленным само существование стадии возбуждения уголовного дела в качестве самостоятельной стадии уголовного процесса с ее особыми целями и задачами.
Так, изменения, внесенные законодателем в структуру досудебного производства в 2013 году, окончательно запутали вопрос о функциональном разграничении розыска (сыска), дознания и предварительного следствия. Расширив круг процессуальных действий, допускаемых до возбуждения уголовного дела (ст. 144 УПК РФ), законодатель фактически превратил их в комплекс, сопоставимый с комплексом неотложных следственных действий, которым ранее по УПК РСФСР было ограничено производство дознаний по делам, по которым предварительное следствие признавалось обязательным. Но при этом «забыл» обязать органы расследования с достоверностью устанавливать на этой стадии досудебного производства факт совершения преступления.
По поводу этих процессуальных нововведений профессор Б.Т. Безлепкин справедливо заметил: «Формирование современного института дознания по образу и подобию предварительного следствия - явление необычайно запутанное... В результате ОРД оказалось ни при чем. а дознание как предельно напряженная работа по горячим следам тяжких и особо тяжких преступлений. (первоначальный этап расследования), стало отмирать». Продолжив свои оценки УПК РФ, автор предупредил, мол, «история не прощает умозрительных предприятий в правоохранительной сфере, потому что это не художественное творчество, где сюжет может быть продуман самим автором» [2, с. 28].
Разобраться в предельно запутанной структуре досудебного производства, представленной дознанием и предварительным следствием, а тем более исправить ее недостатки без обращения к историческому опыту вряд ли возможно.
Однако, первое, что нам подскажет история, будет то, что вместо придания возбуждению
уголовного дела качеств еще одного «предварительного следствия», целесообразнее было бы вообще ликвидировать эту стадию уголовного процесса как самостоятельную, предоставив органу дознания право начинать работу по делу при наличии только повода. Заявления о преступлении или иного сообщения о криминальном событии было бы вполне достаточно, чтобы, приняв дело к своему производству, заняться разыскной работой и решать первую и важнейшую свою задачу. А именно, подтвердить с достоверностью факт совершения преступления.
То есть примерно так, как это было установлено в дореволюционной России и отражено в Уставе уголовного судопроизводства 1864 года, где для «начатия дел», подсудных мировым судьям, достаточно было лишь жалобы или сообщения о преступлении (ст. 42 УУС), а для производства дознания - сведений о происшествии (ст. 252 УУС). Для начала же предварительного следствия, проводимого вслед за дознанием, помимо повода Устав требовал иметь еще и достаточное основание (ст. 262 УУС), в качестве которого признавались результаты полицейского дознания (ст. 260 УУС), сообщения полиции или жалоба частного обвинителя (ст. 263 УУС).
Однако современный законодатель поступил иначе, продолжив менять структуру досудебного производства путем наделения стадии возбуждения уголовного дела атрибутами предварительного следствия, в частности, возможностями добывать доказательства путем производства комплекса процессуальных действий, не будучи уверенным в криминальном характере расследуемого события. А дознание, которое еще по замыслу разработчиков УУС 1864 года должно было олицетворять собой розыск, современный законодатель по некоторым категориям дел доверил проводить следователям.
Нет поэтому ничего удивительного в том, что вслед за процессуальной структурой досудебного производства структура частной криминалистической методики, весь арсенал разработанных криминалистикой алгоритмов следственной работы, будучи плодом многолетних усилий криминалистов, оказались под угрозой, по терминологии профессора А.С. Александрова, «превратиться в хлам». Только вряд ли этому стоит радоваться. Ни к чему хорошему изменения структуры досудебного производства вопреки рекомендациям криминалистики не привели и привести не могут. И хотя в условиях этих необъяснимых законодательных инициатив криминалистической
методике действительно трудно оставаться научно обоснованной «опорой» современного предварительного следствия, тем не менее только криминалистика, ставящая перед собой цель познания истины, в состоянии понять всю пагубность состоявшихся изменений процессуальных правил. Ибо только в сохраняющей «здравомыслие» криминалистике можно найти проверенные историческим опытом ответы на вопросы об оптимальной последовательности решения его главных задач на разных этапах. И прежде всего в тех криминалистических разработках, которые отражают наиболее общее структурное оформление предварительного расследования, именуемое «структурой частной криминалистической методики».
Руководствуясь этой структурой, уголовному процессу легче будет искать решение вопроса о разграничении дознания (сыска, розыска) с его обвинительным уклоном и следствия с атрибутами состязательного процесса. Но при этом важно помнить, что криминалистика в разграничении дознания и следствия была и остается приверженной идее формирования структуры досудебного производства на основе поэтапного перехода от доследственной проверки к первоначальному, а затем к последующему этапу расследования. Будучи в значительной части заимствована из донаучной криминалистики, эта структура, по сути дела, явилась прообразом той самой структуры, которую в 1832 году легализовал Свод законов Российской империи, разделив следствие на предварительное и формальное. Это деление и сегодня подсказывает нам путь реформирования досудебных стадий российского уголовного процесса, будучи, как выясняется, заслугой не столько законодателей, сколько донаучной криминалистики. Поскольку и то, и другое было освоено практикой задолго до издания и «Краткого изображения процессов.», и Свода законов Российской империи.
Идея делить следствие на две стадии: предварительное (розыск) и формальное (доказывание) родилась, как выясняется, еще в «древности». Со ссылкой на книгу немецкого автора Бинера, изданную в 1827 году в Лейпциге и посвященную истории следственного производства, В.А. Линовский писал: «Древний взгляд юристов на inquisition generalis (переводится как «предварительное следствие». - А.Э.) постепенно изменяется так, что оно, имевшее сперва предметом исследование, когда не было известно преступление или когда хотя бы было известно преступление, но не было известно
лицо преступника, переменилось в следствие предуготовительное, служащее введением для inquisition specialis (в переводе - «формальное следствие». - А.Э.). Так что inquisition generalis (предварительное следствие) есть совокупность всех материалов, которые служат к тому, чтоб иметь возможность судить о том, должно ли и можно ли известное лицо по причине известного действия, поставить в состояние обвинения» [1, с. 128].
Иными словами, структура предварительного следствия с древних времен включала в себя, во-первых, меры, позволяющие убедиться в преступном характере расследуемого события, и, во-вторых, действия по сбору материала, достаточного для предъявления обвинения конкретному лицу.
Именно так и в той же последовательности отечественными криминалистами формулировались задачи досудебного производства, получившие отражение в структуре частной криминалистической методики. Например, советский ученый-криминалист Б.Л. Зотов говорил: «.всегда следует вначале установить, существовал ли в действительности самый факт и, если существовал, то каков его характер с точки зрения уголовного закона. Вторым основным обстоятельством, которое необходимо исследовать, является установление субъекта преступления» [6, с. 9].
Аналогично строится и современная структура частной криминалистической методики расследования, в которой выделены те же задачи для последовательного их решения во время дослед-ственной проверки и на первоначальном этапе расследования [7, с. 414-416; 8, с. 682; 9, с. 58-61].
Читая далее сочинение В.А. Линовского, находим у него, помимо описания сути формального следствия, для которого, согласно древнему взгляду юристов, предварительное следствие служило неким «введением», еще и обозначение границы, разделяющей эти этапы досудебного производства.
«Формальное следствие, - говорится в книге В.А. Линовского, - inquisition specialis, есть совокупность всех действий следователя, которые направляются против известного лица, поставленного в состояние обвинения по причине известного преступления, чтобы иметь возможность окончательно решить, действительно ли и в каком виде и степени учинило оно рассматриваемое преступление и достойно ли оно наказания или напротив, это лицо должно быть освобождено от лежащего на нем подозрения» [1, с. 144].
Таким образом, не только сами стадии расследования преступлений - предварительное и формальное следствие, но и условная граница между ними были четко обозначены задолго до своего законодательного закрепления в Своде законов Российской империи 1832 года. Таковой, кстати, она сохраняется и сегодня, но только в структуре частной криминалистической методики, предлагаемой современными авторами [10, с. 337; 11, с. 153-155].
Многие советские процессуалисты, заимствуя эту идею у дореволюционного уголовного процесса, а фактически у «древних юристов», также выделяли два этапа расследования, разделенных появлением фигуры обвиняемого: первый - с принятия следователем возбужденного уголовного дела к своему производству и до предъявления обвинения; и второй - от привлечения в качестве обвиняемого до окончания расследования [12, с. 129; 13, с. 153]. Тем не менее о структуре досудебного производства с ее делением на эти два этапа и с тем же критерием их разграничения как о процессуально обусловленной структуре можно было говорить весьма условно. Хотя бы потому, что в современном уголовно-процессуальном законе структура досудебного производства как была, так и остается сформированной не столько этапами предварительного расследования, сколько его формами: дознанием и предварительным следствием. И даже дознание, предшествующее следствию и проводимое в форме неотложных следственных действий, структурно остается весьма неопределенным, ибо оно завершается не в связи с достижением целей и решением задач, стоящих перед расследованием на каждом его этапе, что отличает криминалистический этап от процессуальной формы, а в связи с истечением сроков или утратой производимыми следственными действиями качеств неотложности до наступления предельного срока. При том что критерии оценки неотложности следственных действий законом в принципе регламентированы быть не могут, поскольку невозможность откладывать их производство определяется не процедурными требованиями, а следственной ситуацией.
Таким образом, получается, что только в криминалистической методике и этапы расследования, и условная граница между ними сохраняют качества процедур, имеющих именно познавательные цели, без чего невозможно доказывание ни одного из обстоятельств преступления. Сегодня эти этапы представлены в
криминалистической методике доследственной проверкой, первоначальным и последующим этапами расследования, из которых последние два, как предварительное и формальное следствие по законам Российской империи XIX века, разделены моментом появления в процессе обвиняемого [12, с. 337; 7, с. 414; 13, с. 153-155].
Такому представлению о структуре предварительного следствия, сформировавшемуся в криминалистической науке, не стоит удивляться, поскольку, как верно заметил И.М. Лузгин, «подразделение расследования на эти два этапа соответствует. не только процессуальной регламентации расследования, но и его познавательной сущности» [14, с. 91].
И поэтому, что бы ни изобрели законодатели, принудительно внедряя свои новшества в структуру досудебного производства, исправить издержки их не всегда понятной, а бывает, и неоправданной инициативы в этой части оказалась готова и способна только криминалистика. И прежде всего потому, что сегодня только криминалистика ставит перед собой цель создания средств познания истины в уголовном судопроизводстве, не ограничиваясь потребностями доказывания. И если досудебное производство, представленное в УПК дознанием и предварительным следствием, максимум на что способно, так это обеспечить законность установленной процедуры, то, придерживаясь криминалистической структуры частной методики расследования, можно добиться еще и достоверности полученных в процессе расследования данных об обстоятельствах дела, а значит, и гарантировать справедливость принимаемых по нему решений.
Поэтому научные рекомендации криминалистики, причем, не только предлагаемая наукой структура расследования, но и любые иные ее разработки, если и могут, выражаясь словами профессора А. Александрова, превратиться в «хлам», то не тогда, когда процессуальный закон что-либо меняет в правилах досудебного производства, а когда законодатели делают это, игнорируя достижения, которые после многовековой апробации доказали свою состоятельность.
Надо полагать, что возврат к идее формального разделения досудебных стадий уголовного процесса на этапы, как это было установлено Сводом законов Российской империи 1832 года, и сегодня сохраняется в структуре частной криминалистической методики расследования, был бы вполне уместен и своевременен. Для этого досудебное производство должно быть
представлено в процессуальном законе унифицированной схемой (структурой), а именно:
1) дознанием (розыском), начинающимся с принятия дела к производству при наличии повода и решающим свой особый круг задач, из которых первой для органа дознания должна стать задача достоверного подтверждения факта совершения преступления. Только после этого усилия органа дознания могут быть направлены на розыск, установление местонахождения и задержание потенциального преступника;
2) предварительным следствием, к которому можно приступать только после обнаружения и задержания лица, подозреваемого в совершении преступления. Первым следственным действием, с которого будет начинаться предварительное следствие, должен стать допрос обвиняемого.
В предлагаемой структуре досудебного производства и дознание, и предварительное следствие становятся его обязательными стадиями, независимо от вида и тяжести совершенного преступления. При этом предварительное следствие, которому дознание всегда предшествует, вправе проводить только следователь, обладающий статусом федерального судьи. Этот статус гарантирует ему процессуальную самостоятельность и независимость. Называться он может судебным следователем, как в дореволюционной России или следственным судьей, как в Европе.
В гипотетической структуре досудебного производства, предлагаемой как вариант его реформирования, нет ничего принципиально нового по сравнению с той структурой, которая была представлена Сводом законов Российской империи 1832 года, однако в законодательном исполнении просуществовала, увы, недолго. Но именно такими по специфике решаемых задач виделись тогда в структуре досудебного производства «предварительное следствие» (прообраз дознания-розыска) и «следствие формальное» (прообраз второй стадии досудебного производства - следствия предварительного).
Например, профессор В.П. Даневский в 1895 году так охарактеризовал эти две стадии в структуре досудебного производства. «В содержание розыска, - писал автор, - входит собирание данных, необходимых для «открытия преступного деяния и нахождения лица, подозреваемого в его совершении. всякими, в законе не запрещенными способами», в то время, как на предварительном следствии судья-следователь «может - и обязан - указывать сторонам на недостающие доказательства и дать
сторонам возможность воспользоваться средствами, законом разрешенными для собирания и предоставления доказательств.» [5, с. 28].
Принципиальная разница между этими двумя стадиями (этапами) досудебного производства состоит, однако, в следующем.
Во-первых, в объеме полномочий, которыми наделены органы, осуществляющие дознание и предварительное следствие. Дознание, руководимое и контролируемое прокуратурой, представляя сторону обвинения, выполняет исключительно разыскные функции. Очевидно, что принцип состязательности на этой первой (разыскной) стадии досудебного производства, если и может в чем-то выражаться, то лишь в том, что тайному совершению преступления государство противопоставляет тайное (негласное) выяснение характера имевшего место события и такое же в основном негласное получение сведений о предполагаемом преступнике и его местонахождении.
Во-вторых, в специфике используемых на каждой из этих досудебных стадий процесса познавательных средств. Так, в дознании, проводимом сыскными службами криминальной полиции (или иного органа дознания) под руководством прокуратуры, должны быть допустимы любые действия и средства, не запрещенные законом. Их применение на стадии дознания определяется исключительно целью установления факта совершения преступления и получения сведений о предполагаемом преступнике и его местонахождении. Только после решения этих задач и обнаружения лица, которому можно предъявить «претензии», материалы дознания, проверенные и утвержденные прокурором, передаются судебному следователю для проведения первого допроса и ведения следствия. При этом собранные органом дознания сведения и источники информации об обстоятельствах преступления могут быть признаны полноценными судебными доказательствами лишь после их легализации следователем с использованием процессуальных средств.
На предварительном следствии, которое может начинаться не раньше, чем будет задержано лицо, подозреваемое в совершении преступления, процессуально независимый следователь (следственный судья или судебный следователь), получив от прокурора материалы завершенного дознания, вправе проводить только те процессуальные действия, которые прямо предусмотрены уголовно-процессуаль-
ным законом. И первым таким следственным действием на этой второй стадии досудебного производства должен стать допрос подозреваемого (обвиняемого), обязанность проведения которого возложена исключительно на судебного следователя. Причем в этом первом допросе адвокат участия не принимает. Только после окончания допроса обвиняемого, главной целью которого является получение объяснений по поводу предъявленного ему обвинения, профессиональный защитник вправе приступить к своим обязанностям. Иными словами, принцип состязательности на предварительном следствии реализуется в полной мере только после первого допроса обвиняемого.
Предлагаемое деление начальных стадий уголовного процесса на дознание и предварительное следствие, исчерпывающе представляющие досудебное производство, могло бы стать сегодня одним из вариантов его реформы, если бы не российская действительность, которая, к сожалению такова, что идея формирования структуры досудебного производства на основе разделения функций ее субъектов и очередности решаемых ими задач усилиями законодателя, действительно, рискует превратиться в тот самый «хлам», о котором как о неизбежной перспективе криминалистических разработок рассуждает профессор А.С. Александров. И именно потому, что, начиная с первых советских УПК, структура досудебного производства была заменена на дознание и следствие, разделенные не по функциям или специфике решаемых задач, как это было в Своде законов Российской империи 1832 года и отчасти в УУС 1864 года, а по подследственности, определявшейся степенью тяжести совершенных преступлений, что сделало дознание и предварительное следствие в принципиальном, познавательном плане практически неразличимыми.
Но даже после этих изменений криминалистике удалось сохранить то, что было наработано за годы ее существования, в том числе восстановить хорошо известную «древним юристам» структуру расследования уголовных дел в виде сменяющих друг друга этапов, определив для каждого из них свои специфические задачи. И сегодня структура частной криминалистической методики служит не только полезной научной рекомендацией следователям и дознавателям, ориентируя их на то, как следует строить свою работу по уголовному делу, но и прямым напоминанием о том, к чему приводит забвение
исторического прошлого, если бездумно менять структуру досудебного производства «назло» криминалистам.
Похожую структуру можно найти только в ее аналогах, ставших прообразом современной структуры частной криминалистической методики и известных в истории уголовного судопроизводства как предварительное и формальное следствие.
Но вряд ли профессор А.С. Александров найдет в себе мужество покаяться за годы и десятилетия, в течение которых криминалистике приходилось, преодолевая яростное сопротивление в основном процессуалистов, внедрять в практику свои новейшие разработки. Сто с лишним лет назад это была дактилоскопия, в середине 60-х годов прошлого века - одорология. Затем уголовный процесс «восстал» против «психологических хитростей» и «ловушек», против проверки показаний на месте и многого другого, рекомендованного криминалистикой. Сегодня процессуалисты не очень-то сопротивляются массовому отказу судов приобщать к делу и признавать доказательственное значение за заключениями специалистов, оценивающих, к примеру, научную обоснованность судебных экспертиз, несмотря на то, что эта их функция прямо обозначена в пункте 19 постановления Пленума Верховного Суда РФ № 28 от 21 декабря 2010 года. Не говоря уже про отрицание допустимости производства так называемой «правовой экспертизы».
Похвастать «криминальные» (по терминологии профессора А.С. Александрова) процессуалисты могут сегодня лишь отменой статьи 20 УПК РСФСР, да угрозами одиозных представителей процессуальной науки изменить структуру досудебного производства, превратив тем самым криминалистическую методику вместе с ее программами и алгоритмами в заурядный «хлам». А еще тотальным обвинительным уклоном всего отечественного судопроизводства, ставшим привычной и повседневной практикой не только следствия, но и суда, «штампующего» обвинительные заключения, не понимая того, что порочная практика сформировалась, помимо всего прочего, еще и благодаря изменениям структуры уголовного процесса на фоне забвения прошлого.
И все же рискну предположить, что в случае возврата к идеям, касающимся структуры расследования преступлений, мы будем иметь не только основу для реформирования отечественного досудебного производства, но и пер-
спективы для исправления ошибок, непризнание которых порождает новые злоупотребления со стороны правоохранительных и судебных органов страны. Для этого некоторым представителям уголовно-процессуальной науки было бы куда полезнее не «грехи» искать у коллег-криминалистов, особенно там, где их нет, а пути повышения эффективности взаимодействия с ними для решения общих проблем.
Таковыми представляются рациональные пути развития криминалистической методики и возможности использования ее достижений для совершенствования российского уголовно-процессуального законодательства, в том числе с учетом накопленного исторического опыта. И прежде всего достижений в разработке структуры частной криминалистической методики, которая может быть с успехом и пользой заимствована уголовным процессом для реформирования досудебного производства. Хочется верить, что при таком взаимодействии двух отраслей знания то, что наработано криминалистикой за многие десятилетия и столетия своего существования, будучи воспринято уголовно-процессуальной наукой, все же не превратится «в хлам», как это прогнозирует один известный профессор.
Примечания
1. Линовский В.А. Опыт исторических розыска-ний о следственном уголовном судопроизводстве в России. М.: ЛексЭст, 2001. 222 с.
2. Безлепкин Б.Т. Настольная книга следователя и дознавателя. М.: Изд-во Прогресс, 2008. 159 с.
3. Александров А.С. «Семь смертных грехов современной криминалистики». URL: http://www.iuaj. net/node/342#_ftnref6 (дата обращения: 01.08.2018).
4. Уголовно-процессуальный кодекс России. Часть 1. Официальные тексты / отв. ред. В.А. Па-нюшкин. Воронеж: Издательство Воронежского государственного университета, 1998. 456 с.
5. Даневский В.П. Наше предварительное следствие: его недостатки и реформа. Киев, 2003. 142 с.
6. Зотов Б.Л. Общие положения методики расследования отдельных видов преступлений: лекции для студентов ВЮЗИ. М.: ВЮЗИ, 1955. 38 с.
7. Макаренко И.А., Эксархопуло А.А. Криминалистика: учебник для бакалавриата. М.: «Юрлитин-форм», 2014. 520 с.
8. Эксархопуло А.А. Криминалистика: учебник. СПб.: изд-во Лема, 2009. 902 с.
9. Курс криминалистики: в 3 т. Том 2 / под ред. О.Н. Коршуновой и А.А. Степанова. СПб.: Изд-во Юридический центр Пресс, 2004. 1889 с.
10. Белкин РС. Курс криминалистики: в 3 т. Т. 3. М., 1997. 480 с.
11. Возгрин И.А. Криминалистическая методика расследования преступлений. Минск, 1983. 215 с.
12. Строгович М.С. Уголовный процесс. М.: Изд-во «Наука», 1938. 468 с.
13. Элькинд П.С. Сущность советского уголовно-процессуального права. Ленинград: Изд-во ЛГУ 1965. 171 с.
14. Лузгин И.М. Методологические проблемы расследования. М.: «Юридическая литература», 1973. 215 с.
Notes
1. Linovsky V.A. The experience of historical searches about investigative criminal proceedings in Russia. Moscow: Leks Est Pabl., 2001. 222 p. (In Russ.)
2. Bezlepkin B.T. Handbook of the investigator and the investigator. Moscow: Publishing House Progress, 2008. 159 p. (In Russ.)
3. Aleksandrov A.S. «Seven deadly sins of modern criminalistics». URL: http://www.iuaj.net/node/342#_ftn-ref6 (accessed 01.08.2018). (In Russ.)
4. The Code of criminal procedure of Russian. Part 1. Official texts / otv. ed. V.A. Panyushkin. Voronezh: Publishing house of Voronezh state university, 1998. 456 p. (In Russ.)
5. Danevsky V.P. Our preliminary investigation: its shortcomings and reform. Kiev, 2003. 142 p. (In Russ.)
6. Zotov B.L. General provisions of the methodology for investigating certain types of crimes: lectures for students of the VYUZI. Moscow: VYUZI Pabl., 1955. 38 p. (In Russ.)
7. Makarenko I.A., Exarkhopulo A.A. Forensic science: textbook for undergraduate. Moscow: Yurlitinform Pabl., 2014. 520 p. (In Russ.)
8. Exarchopoulo A.A. Forensic science. Textbook. St. Petersburg: Lema Publishing House, 2009. 902 p. (In Russ.)
9. Course of criminalistics: in 3 vol. Vol. 2 / ed. O.N. Korshunova and A.A. Stepanov. St. Petersburg: Publishing house Legal Center Press, 2004. 1889 p. (In Russ.)
10. Belkin R.S. The course of criminalistics: in 3 vol. Vol. 3. Moscow, 1997. 480 p. (In Russ.)
11. Vozgrin I.A. Criminalistic methods of investigating crimes. Minsk, 1983. 215 p. (In Russ.)
12. Strogovich M.S. Criminal process. Moscow: Publishing house «Science», 1938. 468 p. (In Russ.)
13. Elkind P.S. The essence of Soviet criminal procedure law. Leningrad: Leningrad state university Publishing House, 1965. 171 p. (In Russ.)
14. Luzgin I.M. Methodological problems of the investigation. Moscow: Legal Literature Pabl., 1973. 215 p. (In Russ.)
