Стратегическое партнёрство с Российской Федерацией (выступление в академии бундесвера в Гамбурге) Текст научной статьи по специальности «Политологические науки»

Эгон БАР

СТРАТЕГИЧЕСКОЕ ПАРТНЁРСТВО С РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИЕЙ

(Выступление1 в академии бундесвера в Гамбурге)

Наш важнейший и мощнейший союзник — США — предпринимает основополагающую смену курса своей политики. С момента окончания Второй мировой войны США сознательно пытались сделать недосягаемым своё превосходство. Политика по отношению к Советскому Союзу стала конфронтацион-ной с 1945 года. После утраты монополии на атомное оружие и приобретения Советским Союзом способности нанести удар по Америке с помощью стратегических ядерных ракет пришлось отказаться от стратегии массивного возмездия и заменить её стратегией гибкого реагирования. Пришлось вести переговоры с Москвой об ограничении стратегических вооружений, хотя сохранялась конфронтационная цель вновь стать недосягаемыми путём вынесения оружия в космическое пространство. После роспуска Варшавского договора стало излишним передовое базирование ракет среднего и ближнего радиуса действия, так называемого "ядерного оружия театра боевых действий", с целью ограничить масштабы общей ядерной войны территорией Европы. И они были ликвидированы. Однако конфронтация осталась и достигла своего апогея при принятии гигантской программы перевооружения президента Буша-младшего. Эта программа, при отсутствии новых угроз, должна была обеспечить недосягаемость мощи Америки благодаря новым наземным, морским, воздушным и кос-

1 19 января 2010 года. Комментарий к выступлению - доктора политических наук, посланника в отставке, г.н.с. ИЕ РАН Максимычева И.Ф. - в заключительной части материала. E-mail: igormaxim@mtu-net.ru

© Эгон Бар - министр федерального правительства ФРГ в отставке. Ключевые слова: Европа, безопасность, роль США и НАТО, Россия, стратегическое партнёрство.

мическим системам, включая новое ядерное оружие. Она была внесена на рассмотрение сената за три месяца до 11 сентября и принята практически без обсуждения. Её апогеем стала стратегия безопасности, провозгласившая право на превентивную войну и нашедшая своё выражение в принципе: "Кто не за меня, тот против меня". Вспомнить об этом тотальном наследии полезно, чтобы осознать ту фундаментальную смену курса, которую начал президент Обама: от конфронтации к кооперации, от однополюсности к многополюсности, от мирового господства к глобальности, где Америка — первая среди равных. Эта смена курса базируется на понимании, что военной силы Соединённых Штатов уже не хватает для продолжения политики его предшественника, хотя США в военном отношении остаются сильнейшей державой и их потенциал продолжает расти. Здесь сказался растущий вес Китая и Индии, а также осознание того факта, что с опасностями для климата, нехваткой энергии и воды, ростом народонаселения и голодом можно справиться только через сотрудничество.

Фундаментальная смена курса потребует больше времени, чем два президентских срока, которые по максимуму есть у Обамы. Однако она оказывает стимулирующее действие на Германию, поскольку включает в себя новое отношение к нашему стратегическому партнёру России. Ведь речь идёт об обоих государствах, которые только и обладают готовым к применению стратегическим оружием и способностью к нанесению ответного удара. Во всяком случае, Европа остаётся под зонтиком устрашения, раскрытым Вашингтоном и Москвой.

Возможности действий для каждой из этих стран складываются на основе анализа реальностей ситуации, на который у нас нет непосредственного влияния. Данный тезис базируется на моём опыте, согласно которому безопасность остаётся, как и прежде, определяющим элементом поведения государств. В нашей стране этот фактор недооценивается. Это неудивительно, если обратиться к нашей истории, которая привела от упоения силой к забвению силы и подарила объединённой Германии суверенитет и вместе с ним непривычную ответственность исключительно через последовательное использование нашей собственной слабости. Я повторяю: мы не должны ни недооценивать, ни забывать мягкую силу, но восполнять пробелы нам нужно в области полузабытой жёсткой силы.

При рассмотрении этой классической разницы не учитывался до сих пор один фактор: речь идёт о деньгах, точнее жадности к деньгам. Первой и самой неотложной заботой Обамы было предотвратить экономический коллапс, что он выполнил путём выделения авантюрно больших государственных средств. Отдельные люди не виноваты ни в возникновении, ни в крахе финансовых пирамид. Алчность не является американской монополией. Она преодолевает границы государств, континентов, союзов и разницу в политических системах. Перспективе лёгкого обогащения не могут противостоять ни банки или правительства, ни сверхбогачи или середняки. В этом смысле можно говорить о всемирном бесклассовом обществе, объединённом жаждой наживы. Финансо-

вые пирамиды и их крах продемонстрировали на практике большинству людей на планете масштабы глобальности, причём убедительнее, чем предостережения о том, что нельзя допускать потепления нашего климата более чем на два градуса к концу столетия. Московское руководство испытало в ноябре 2008 года шок, убедившись в том, что впервые за 400-летнюю историю Россия не может более суверенно принимать решения о ценах на нефть и газ1.

Остаётся открытым вопрос о том, удастся ли воспрепятствовать появлению новых финансовых пирамид? Сможет ли Обама получить необходимую для этого поддержку республиканцев, решающим образом покажет, какими силами он располагает для реализации своего эпохального намерения перейти к глобальному сотрудничеству. Если денежный фактор не будет контролироваться глобальными правилами, миру предстоит хаотическое, во всяком случае непредсказуемое будущее. На этот фон с многочисленными вопросительными знаками мы должны проецировать наш интерес к стратегическому партнёрству с Россией.

Плоды здравого смысла2

Ни одна страна в Европе не добилась за истекшие 40 лет ничего похожего на отношения сотрудничества с Москвой, какие выстроили Бонн и Берлин. Имена таких разных политиков, как Брандт, Шмидт, Коль, Шредер и Меркель, а также равным образом таких несопоставимых руководителей, как Брежнев, Андропов, Черненко, Горбачев, Путин и Медведев подчеркивают преемственность интересов представляемых ими государств. Эта преемственность оказалась сильнее, чем личные симпатии и антипатии, внутриполитические трудности, осложнения вследствие германского единства и системной смены при дезинтеграции Советского Союза. При взгляде на центр Европы смягчались даже антагонизмы обеих великих держав, и в моменты, когда между Потомаком и Москвой-рекой возникали угрозы рецидивов "холодной войны", с обеих сторон проявлялось терпение в отношении усилий двух германских государств сохранить выгоды, полученные ими от разрядки. Вечером накануне подписания Московского договора один из советских друзей3 сказал мне: "Я не знаю, достигнете ли вы когда-нибудь германского единства, но если достигнете, то, поставив завтра подпись под нашим договором, вы сделаете первый шаг к нему". Брандт знал, что Москва будет решающим фактором для германского единства. В американской под-

1 Можно было бы принять эту сентенцию за шутку (четыреста лет назад мы экспортировали не нефть и газ, а зерно и пушнину), но она показывает, насколько глубоко засели в немецких головах русофобские тезисы германской историографии, которая не признаёт за нашей страной более чем тысячелетнюю историю, датируя её возникновение созданием Московского княжества. (Здесь и далее примечания и комментарии И.Ф. Максимычева).

2 Подзаголовки даны редакцией.

3 По всей вероятности, имеется в виду В.Н. Фалин.

держке он был уверен. Когда Коль не стал разрушать здание восточных договоров, включая договор о границе по Одеру/Нейссе, и укрепил его предоставлением ГДР несвязанных кредитов, а затем даже заговорил о "дружбе" в отношении СССР (Брандт не решился на это), Горбачев мог быть уверенным в прикрытии с тыла для своей политики в центре Европы и для центра Европы, для своей исторической миссии разоружения как ядерного, так и обычного.

В итоге возникла идеальная комбинация безопасности для Германии и от Германии. Она стала основой для статуса безопасности, разработанного президентами Бушем и Горбачёвым без участия Миттерана, Тэтчер и Коля и остающегося в силе по сегодняшний день — без иностранных войск и атомного оружия в Восточной Германии. Согласие в отношении жёсткой силы стало основой достижения единства по договору "два плюс четыре". Шрёдер заявил о стратегическом партнёрстве, это повторила и подкрепила его преемница. Данная формулировка оказалась полностью оправданной.

Итак, была достигнута цель всех наших соседей: чтобы от Германии не исходила более угроза и чтобы Россия не была более опасной в области обычных вооружений, а ядерный сектор оставался де-факто, как и в прошедшие десятилетия, в компетенции Вашингтона и Москвы.

Безопасность — дело общее

Стратегическое партнёрство означает совместную убеждённость в том, что интересы обоих государств на длительную перспективу, независимо от временных расхождений во мнениях, не содержат угроз для соседей и направлены на достижение такого состояния в Европе, при котором континенту при участии Америки обеспечивается совместная безопасность от Лиссабона до Владивостока, надёжно гарантированная для каждого его члена в соответствии с Парижской хартией 1990 года.

В целом надо признать, что цель стратегического партнёрства ещё не достигнута. Горбачев говорил о Европейском доме. Были и другие соображения в общеевропейском плане. Обама размышлял об общеевропейских структурах. Медведев выступил (не случайно, как и его предшественник, в Германии) с инициативой, оставшейся до сих пор без широкого отклика. Теперь он предложил проект договора, охватывающего территорию от Ванкувера до Владивостока. Это предложение носит крупномасштабный характер, и я не располагаю авторизованным переводом на немецкий язык, который позволял бы его комментировать, но следует приветствовать тот факт, что по обе стороны Атлантики наличествуют представления об общеевропейской стабильности, направленные на создание надёжных структур безопасности для старого континента. Достигнув этого, обе великие державы смогли бы обратиться к действительно опасным регионам в Азии, для которой до сих пор нет никаких договоров об укреплении доверия, ограничении вооружений или соглашений, опирающихся на опыт Совещания по безопасности и сотрудничеству (СБСЕ). Политический и

временной приоритет принадлежит переговорам об ограничении стратегических вооружений, о контроле за выполнением договора о нераспространении и о конгломерате связанных с ними проблем. От их успеха зависит, каким будет комплекс общеевропейских структур.

НАТО — организация с отдельным суверенитетом?

Выработкой своей новой стратегии параллельно занята НАТО. Гельмут Шмидт сказал однажды: "НАТО не является собственностью Америки". В международно-правовом плане этот тезис так же бесспорен, как и знаменитая фраза из романа Джорджа Оруэлла "Ферма животных": все звери равны, но некоторые более равны, чем остальные. Прорыва в направлении структуры безопасности для объединённой Германии добился старший Буш, который разъяснил Горбачёву, что, выведя войска из ГДР, он утратит контроль над Германией — это под силу только Америке с инструментальной помощью НАТО. Данная формулировка точно отражает роль Атлантического альянса, который рассматривается и воспринимается во всём мире как инструмент американской политики, хотя и является союзом суверенных государств и функционирует как таковой.

По-прежнему сохраняет силу определение де Голля, согласно которому в решении о применении атомного оружия, от которого зависит судьба собственной нации, не может участвовать даже самый близкий друг. Это определение, которое, между прочим, исключает появление атомного оружия у Евросоюза, действует также и для Америки. НАТО является организацией, у членов которой есть интересы, но нет компетенции в атомной сфере. Исключительный характер американского права принимать соответствующие решения обеспечен конструкцией, при которой самый высокопоставленный генерал США в Европе напрямую подчиняется своему президенту, информируя одновременно союзников о концепциях и планировании и даже участвуя в примирении их расходящихся интересов. НАТО может советовать, но не решать. Например, она не может наложить вето, если Вашингтон сочтёт необходимым переступить атомный порог. Генеральный секретарь НАТО не может также переместить остающиеся в Германии 20 ядерных боезарядов, скажем, в Данию. Ликвидации атомного минного пояса вдоль зональной границы во времена раскола Германии федеральный канцлер Шмидт добился в двустороннем порядке, точно так же как Вашингтон в двустороннем порядке договорился о размещении атомных ракет в Польше, а затем отменил этот план по согласованию с Россией.

Совещательные механизмы в ядерной сфере именуются в альянсе участием. Это "участие" исключает полномочие принимать решения как в положительном, так и в отрицательном плане. Таков однозначный итог происходившего на протяжении десятилетий развития. Само собой разумеется, это относится и к находящимся ещё у нас 20 ядерным боезарядам, являющимся пережитками "холодной войны". Если бы Америка сочла необходимым их применение сила-

ми предназначенной для этого авиаэскадрильи германских ВВС, то немцам оставалось бы только дать указание о невыполнении приказа. Немецкое "участие" также не включает в себя право решающего голоса.

Поставленная Обамой цель безъядерного мира привнесла успокоение в обсуждение этой темы. Надпартийная группа в составе Генри Киссинджера, Джорджа Шульца, Уильяма Перри и Сэма Нанна рекомендовала подобную переориентацию политики США ещё за год до того, как Обама приступил к исполнению своих обязанностей. Аналогичная немецкая группа, состоящая из Рихарда фон Вайцзеккера, Гельмута Шмидта, Ганса-Дитриха Геншера и Эгона Бара, поддержала эту рекомендацию и предложила вывести 20 оставшихся ядерных боезарядов. Такую позицию заняло и новое федеральное правительство. Обе группы впервые встречаются в начале февраля в Берлине для обсуждения возможностей придания эффективного характера растущей международной поддержке, шагнувшей за пределы Европы1.

Переориентация американской политики от конфронтации к сотрудничеству облегчает углубление стратегического партнёрства с Россией. Сотрудничество является ключевым понятием функционирования Европейского Союза с момента его возникновения. Его целью является обеспечение способности действовать в условиях многополярного мира. Оно провозглашено более 40 лет тому назад и неоднократно подтверждалось. Как старый политик (что не означает "старик"), я хочу рассказать об одном эпизоде. В начале февраля 1970 года советский министр иностранных дел Громыко впервые посетил резиденцию посла ФРГ для участия в обеде. За послеобеденным кофе он задал мне вопрос: "Когда следует ожидать, что Европа заговорит одним голосом?" Я ответил: "Спросите об этом через 20 лет". Он засомневался: "Вы действительно так думаете?" Я подтвердил. Когда я сообщил об этом в Бонне, реакцией Брандта было: "Да ты пораженец!" Этот эпизод любопытен по двум причинам. Во-первых, Брандт не мог себе представить, чтобы европейское единство потребовало больше времени, чем германское единство. Во-вторых, вместо названных мною 20 лет прошло уже 40 лет, но никто не может всерьёз назвать дату или сроки, когда расширившийся тем временем Евросоюз заговорит одним голосом и станет дееспособным полюсом в глобализированном мире. При обсуждении повестки дня 2020 этот момент на ближайшие 10 лет не предусматривается.

1 В отношении итогов состоявшейся 3 февраля американо-германской встречи Бар сообщил, что её участники поддержали предложение о выводе ядерных боезарядов с территории ФРГ и выразили заинтересованность в участии аналогичной группы представителей России в подобных дискуссиях, тем более что в пользу безъядерного мира уже выступают бывшие высокопоставленные политики Франции, Норвегии, Польши, Италии, Испании и Великобритании. В ходе продолжившегося 5 февраля в Мюнхене обсуждения данной тематики подчеркивалось центральное значение американо-российских переговоров о заключении договора СНВ-2 также для предстоящей конференции по выполнению договора о нераспространении.

Во всяком случае, структура, после стольких усилий вступившая, наконец, в строй и назначившая себе президента и министра иностранных дел, не сможет этого сделать. Вопреки привычке воздерживаться от громких слов я хочу сказать, что европейский прогресс — это улитка, на скорость движения которой остальной мир не обращает внимания. Послевоенное развитие Европы является беспримерной историей успеха. Сначала под крылышком Америки, а потом самостоятельно она выросла в политически значимый организм, ориентированный на мировой рынок. Большего при помощи мягкой силы не добиться. Суверенная жёсткая сила, за исключением валюты, осталась в Вашингтоне.

"Старая дружба не ржавеет "

Необратимо и полностью связать себя с европейским континентом с упорством отказывается Англия, как это и предсказывал Джордж Кеннан в 1949 году. "Особые отношения" с США остались определяющими на протяжении более шести десятилетий, независимо от того, кто возглавлял правительство в Лондоне. Английский историк Гартон Эш умолял европейцев в одной из своих книг: "Не требуйте от нас отказаться от особых отношений с Америкой; это прикончит нас". Эту точку зрения можно понять. С другой стороны, пока она доминирует, Англия делает беспредметной цель достижения Европой способности к глобальным действиям. Тони Блэр и Гордон Браун в качестве премьер-министров официально подтвердили, что по жизненным вопросам своих национальных интересов Великобритания не чувствует себя связанной тем документом, который только что вступил в силу. Что является национальным интересом, решается в Лондоне, а не в Брюсселе. О введении евро нет и речи. В слегка упрощённой форме это означает следующее: Англия остаётся в комфортной ситуации, когда она пользуется всеми преимуществами общего рынка и правом решающего голоса в нём, но отказывается стать частью Европы, самоопределившейся в сфере внешней политики и политики безопасности. Мягкой силе — да, жёсткой силе — нет.

Создание европейской армии — потребность или мечты?

Пока не будет изменений, останутся в силе выводы Збигнева Бжезинского, сделанные в книге "Америка как единственная мировая держава": в сфере политики безопасности Европа остаётся протекторатом Америки. Требуется создание европейской армии. Она стала бы естественным продолжением "европеизации Европы", о необходимости чего заговорили ещё тогда, когда существовали две сверхдержавы. Сегодня одной из них нет. Теперь самоопределение должно быть достигнуто лишь в отношениях с Америкой. Это возможно только без Англии. До сих пор для этого не хватало ни воли, ни силы. Возможно, задача упростится, если вероятное следующее консервативное правительство Камерона посредством референдума добьётся подтверждения национального самоопределения.

Европейская армия соответствовала бы концепции, предложенной президентом Бушем-старшим после освобождения Кувейта: "Мир, в котором господство права сменит господство джунглей; мир, в котором сильные уважают права слабых". По существу такая концепция объявляет политику насилия отрицанием права.

Европейская армия должна быть оснащена современным оружием, обучена по единым стандартам и обладать собственным командованием. Её нельзя будет использовать без мандата Объединённых Наций. Как оснащённый обычным вооружением инструмент, не затрагивающий ядерных реалий, она должна быть в состоянии гарантировать выполнение обязательств по поддержанию стабильности в критических регионах, то есть предотвратить переход кризиса в военную стадию или выиграть время для установления мира. Европейская армия не будет никому угрожать. Она будет служить стремлению Европы стать глобальным полюсом, без которого мир не может обойтись.

Такая армия укрепит Объединённые Нации, не затрагивая НАТО и усилия Брюсселя по совершенствованию существующих механизмов в преддверии расширения с 27 до 30 членов. Она была бы логическим следствием притязания на глобальную роль, которое было заявлено уже появлением евро, и необходимым шагом для того, чтобы организация с претенциозным наименованием "союз" смогла превратиться в настоящий Европейский Союз.

В европейскую армию должны входить как минимум Франция, Польша и Германия. Первые шаги с привлечением государств Бенилюкса уже делались. В Восточной Европе пробивает себе дорогу понимание, что благосостояние и политический вес зависят не столько от НАТО, сколько от Евросоюза. Будет приветствоваться участие любого государства, готового и способного принять правила постепенно возникающей самоопределяющейся Европы, которая не является антиамериканской и не препятствует реализации представлений об общеевропейской стабильности.

Каковы же итоги?

Ясно, что стратегическое партнёрство с Россией должно рассматриваться в международном контексте. Чем лучше отношения между Америкой и Россией, тем лучше для него. Чем более мужественно Европа добивается цели своего самоопределения, тем более полезным станет это партнёрство.

Определение Германии как срединной державы Европы правильно и весомо, но у неё нет достаточно сильных рычагов, чтобы в одиночку добиваться принятия определяющих решений. Если закончатся неудачей усилия, которые мы можем поддержать как на одном, так и на другом уровне, мы будем отброшены на национальный уровень.

В своём поздравительном послании по случаю Нового года Ангела Меркель не упомянула Америку, Россию, Европу и Афганистан. Можно понять концентрацию её внимания на собственной стране. Однако по меньшей мере Афганистан потребует от Германии решений на протяжении начавшегося легислатур-

ного периода. Речь идёт об уникальном комплексе проблем, выходящих за рамки классического деления на мягкую и жёсткую силу. Нет меча, которым можно было бы разрубить этот поистине Гордиев узел. Наряду с этическими и моральными вопросами, правовыми, историческими и географическими факторами и границами объективно достижимого и недостижимого налицо в конечном счёте основополагающая ответственность за наших солдат и гражданский персонал миссий помощи. Никто не снимет её с нашего парламента и федерального правительства — ни ООН, ни НАТО, ни Обама.

Сколько бы за истекшие десятилетия глобализации ни потеряли веса государства — в том числе более мощные, чем Германия, — они остаются незаменимыми при принятии фундаментальных решений о жизни и смерти своих граждан. Мы стали свидетелями драматических масштабов приливов и отливов глобального развития и войн. При этом стратегическое партнёрство с Россией остаётся солидной и успокоительной опорой.

* * *

Анализ1 ситуации в области европейской безопасности, сделанный Эгоном Баром в выступлении в академии бундесвера, интересен тем, что с безупречной логикой доказывает не только желательность, но и необходимость для ФРГ тесного российско-германского взаимодействия. С начала 1960-х годов, когда Бар призвал Бонн осознать бесперспективность попыток "отбрасывания" СССР и сформулировал принцип "изменения через сближение" (следуя именно этому принципу, ФРГ добилась в конечном счёте объединения Германии), он остаётся одним из ведущих внешнеполитических теоретиков ФРГ. После завершения политической карьеры "канцлера единства" Гельмута Коля, который привык обращаться с советским и российским руководством, как с обитателями приюта для даунов, именно идеи Бара вновь задают тон в политике ФРГ по отношению к нашей стране. Ни смена канцлеров, ни назначение новых министров иностранных дел не изменили принципиального решения ФРГ в пользу равноправного партнёрства с Россией. Мнение Бара о целесообразности создания "европейской армии" остаётся на его совести. Однако его оценки отношений с Россией позволяют надеяться на прочность российско-германского курса на взаимодействие в международных делах.

1 Комментарий И.Ф. Максимычева.