CC BY
163Стратегическая культура как инструмент военно-политического анализа
Полковник в отставке А.А. БАРТОШ, кандидат военных наук
АННОТАЦИЯ
ABSTRACT
Радикальная трансформация международных отношений, появление новых видов конфликтов требует от российской военной науки активизации исследований стратегической культуры. Разработанная автором матрица стратегической культуры служит основой для создания интегрированной информационной среды, охватывающей военно-стратегические, экономические, информационные возможности государства. Использование матрицы открывает возможности для проведения аналитической работы по прогнозированию военно-политической обстановки, оценке ресурсов и планированию действий в современных военно-политических ситуациях.
The radical transformation of international relations getting increasingly chaotic, the change in the view of military force employment are urging Russian military science to step up research into strategic culture. The matrix of strategic culture devised by the author serves the basis of making an integrated information environment that encompasses military-strategic, economic, informational and certain other resources of the state. Using the matrix opens up new opportunities for analyzing the forecast of the military-political situation, estimating resources and planning actions in the contemporary military-political situation.
КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА
Международная безопасность, национальная безопасность, фактор культуры, военная культура, стратегическая культура, матрица.
KEYWORDS
International security, national security, culture factor, military culture, strategic culture, matrix.
ПАНДЕМИЯ коронавируса, нефтяные войны, неуправляемая миграция наряду с обострением противостояния между центрами силы — США, Китаем, Россией приводят к хаотизации международных отношений, которая приобретает все более угрожающий характер в условиях очевидного дефицита управляемости системой международной безопасности в экономической, военно-политической и культурно-мировоззренческой сферах.
Гибридная война в реалиях современности
Важным фактором хаотизации международной обстановки является курс США на глобальное доминирование с использованием военного и экономического потенциалов консолидированного Запада при одновременном беспрецедентном снижении авторитета и дееспособности организаций обеспечения международной безопасности — ООН и ОБСЕ. Мир вступает в эпоху большей разобщенности, а объединительные скрепы между народами и странами достаточно слабы. Невольно напрашивается аналогия с событиями 30-х годов прошлого века, приведшими человечество к трагедии Второй мировой войны.
Сегодня глобальные, региональные и международные институты ^-20, ЕС, ОПЕК), отдельные государства и их коалиции, международные организации демонстрируют неспособность эффективно реагировать на вызовы, риски, опасности и угрозы не только на уровне конкретных принимаемых решений, но и, что самое главное, — на концептуальном уровне.
Концептуально такой ответ мог бы быть разработан при участии системных субъектов международных отношений на нескольких направлениях: во-первых, на основе формирования долговременного стратегического партнерства между ЕС и Россией, способного консолидировать в мягкой форме Большую Евразию и, во-вторых, на базе развития устойчивого партнерства между США, Китаем и Россией.
Однако жесткие правила гибридной войны США и консолидированного Запада против России и Китая не позволили обеспечить необходимое развитие ни по одному из взаимовыгодных направлений. Наоборот, Вашингтон и его союзники делают ставку на угрозу применения военной силы, сохранение режима незаконных экономических санкций и ведение информационной войны, построенной на фальсификациях и дезинформации. Синергетику влияния военных, экономических и информационных возможностей обеспечивает единая стратегия гибридной войны, которая целенаправленно ведется против конкурентов США и Запада в целом.
Смысл гибридной войны состоит в создании условий для безудержного обогащения элиты общества и обнищания всех прочих, а массированное информационное обеспечение пытается внедрить в сознание противников, что возврат к прежней жизни теперь невозможен. Сильными мира сего уже приготовлены лекала нового миропорядка, более жестокого и бесчеловечного.
В жесткой конкурентной борьбе на первое место выходят уже не вопросы политического строя, степени демократичности и либерализма политической системы, а культурный, цивилизационный фактор, о котором говорили С. Хантингтон1 и некоторые другие геополитики.
Политические реалии современности убедительно свидетельствуют, что с учетом влияния культурно-ци-вилизационного фактора на способность обеспечить стабильность и выживание страны, судя по эффективности борьбы с пандемией, у культур государств, представляющих Большую Евразию (Китай, Россия, Южная Корея, Япония), потенциал устойчивости выше.
Возможности этих государств оказываются сильнее как в операционном смысле, позволяя принять конкретные меры борьбы с новыми вызовами, так и в концептуальном, поскольку ослабление либеральной идеологии и демократического политического устройства не выбивают у этой группы стран полностью почву из-под ног, чем рискуют государства консолидированного Запада.
Культура в конфликтах XXI века
Сказанное позволяет утверждать, что в процессе создания глобальной, комплексной системы обеспечения международной безопасности важное место следует отводить восприятию и учету функций культуры в мировой политике и в военной сфере в частности. Культура включает совокупность знаний и представлений о мире, разделяемых членами определенного человеческого сообщества, а различия в представлениях влияют на политику отдельных государств, на функционирование неправительственных и международных организаций, на общественное мнение и массовое поведение.
Видный американский антрополог М. Херсковиц полагает, что каждая культура имеет определенный «культурный фокус» — преобладающую, существенную черту того или иного народа2. Культурный фокус отражает тенденцию любого общества к особой сложности и изощренности одних аспектов и институтов на фоне относительной простоты других.
Когда общество фокусируется, сосредоточивает усилия на развитии какого-то одного аспекта своей культуры, этот аспект становится очагом инноваций, так как именно он, а не другие, находится в центре внимания. У одних стран это развитие технологий (страны Европы), у других — совершенствование экономического и
военного потенциала, для того чтобы на основе самопровозглашенной исключительности добиться глобального доминирования (США), у третьих — закон и право (Швейцария, Исландия).
Культурный фокус России в течение столетий ориентирован на решение задач обороны собственного государства и защиту народа, на поддержку справедливости в международном сообществе. Вопросы соотношения понятий «культурный фокус» и «стратегическая культура» представляют собой важный предмет отдельного исследования.
Отражение феномена культуры в военной сфере жизни общества имеет ряд специфических особенностей. Под военной сферой жизни общества следует понимать «область жизнедеятельности государства, которая объективно необходима для обеспечения его динамичного, устойчивого и безопасного развития, в которой занято большое количество специально подготовленных, имеющих отношение к военному делу людей, которая предполагает в своем функционировании использование государством в потенциальной или реализованной форме военной мощи страны и регулируется посредством военной политики на основе военно-доктринальных установок и определенной нормативно-правовой базы»3.
Развитие и совершенствование военной сферы обусловлено необходимостью локализации и минимизации негативных последствий военных опасностей и угроз с использованием военной силы, вооруженных сил по их прямому предназначению — ведению вооруженной борьбы в военных условиях и в потенциальной, сдерживающей форме для предотвращения войн и агрессий против государства в мирных условиях. Вместе с тем использование военных для решения задач по ликвидации последствий чрезвычайных ситуаций приобретает все более широкие масштабы (например, гуманитарная помощь России в Сирии, оказание российскими военными помощи в борьбе с пандемией COVID-19 в Италии, Сербии и некоторых других государствах).
Однако военная сила продолжает оставаться важной составляющей международных отношений. В современных политических реалиях основным моментом обоснования применения военной силы нередко является утверждаемое агрессором несоответствие ценностных установок страны-жертвы цивилизаци-онным ценностям доминирующей страны (действия США в Югославии, Ираке, Сирии).
В этих условиях культура, безусловно, является одним из важных факторов современной международной безопасности, однако требуется провести дополнительные междисциплинарные исследования глубины и сферы ее влияния. Особое внимание современных исследователей привлекает феномен стратегической культуры как базовой основы военно-политического анализа.
Национальная безопасность и становление концепта «стратегическая культура»
По определению академика РАН А.А. Кокошина: «Стратегическая культура (СК) выражается в особом, присущем данной стране и ее народу характере поведения вооруженных сил, в способах использования военной силы. Стратегическая культура представляет собой совокупность стереотипов устойчивого поведения соответствующего субъекта при масштабном по своим политическим задачам и военным целям применении военной силы, в том числе при подготовке, принятии и реализации стратегических решений»4. Эта емкая формула в наиболее полной мере отражает особенности СК.
Вместе с тем практически каждый исследователь пытается дать собственные определения понятия СК. При этом общим является понимание, что СК представляет собой атрибут не только вооруженных сил или даже государственной машины, но и всего
народа в целом. Это долговременный, весьма инерционный социопсихологический феномен, который часто сохраняется почти в неизменном виде при смене военно-политического руководства, политических систем и политических режимов.
Анализ научных работ позволяет выделить три «волны» интереса к вопросам стратегической культуры.
Первая волна — исследования связи между культурой и стратегиями национальной безопасности впервые начали проводиться в США в начале 40-х годов прошлого века в рамках изучения «национального характера» Германии и Японии как потенциальных противников.
Однако после окончания Второй мировой войны ядерная угроза, связанная с развитием холодной войны, отодвинула на задний план изучение культуры и ее влияния на национальную безопасность. Главное
внимание было уделено развитию геополитической теории сдерживания, основанной на предположении о преобладании рациональных подходов в политике противостоящих социально-экономических систем. В целом исследование связи между национальной культурой и стратегией не получило развития во время холодной войны.
Вторая волна исследований феномена стратегической культуры в контексте изучения влияния культурных особенностей на международную безопасность начала формироваться в период 70-х годов прошлого века. Начальный импульс работам в этом направлении придало исследование эксперта корпорации РЭНД Джека Снайдера «Советская стратегическая культура: последствия для ограниченных ядерных операций»5.
Д. Снайдер — автор термина «стратегическая культура» — указал в 1997 году на некоторые исторические, институциональные и политические факторы, которые сформировали уникальный советский подход к разработке ключевых составляющих стратегии государства и сопоставил их со взглядами тогдашних правящих элит США. Он отметил, что американские доктрины сдерживания и ограниченной ядерной войны противоречат глубоко укоренившимся советским взглядам; следовательно, советские лидеры, принимающие решения, видят мир через призму собственной уникальной стратегической культуры, основные положения которой далеки от американских представлений о взаимной сдержанности при выборе целей и оружия.
В результате был сделан вывод, что диаметральная противоположность стратегических культур двух стран не позволяет рассчитывать на «допустимость» ограниченного использования ядерного оружия про-
тив СССР, и прогнозировался вероятный «односторонний ответ Москвы, предусматривающий ограничение ущерба своей стране путем нанесения по противнику неограниченного контрсилового удара». Объяснение этого феномена Д. Снайдер пытался найти в российской истории незащищенности и авторитарного контроля. Он определил стратегическую культуру как «совокупность идеалов, условных эмоциональных реакций и моделей привычного поведения, которые члены национального стратегического сообщества приобрели путем наставления или подражания и поделились друг с другом в отношении стратегии».
Работа Д. Снайдера в то время представляла одну из немногих попыток разработать концепцию стратегической культуры применительно к реалиям холодной войны и провести сопоставительный анализ СК государств-соперников.
В целом второе поколение работ по СК описывает синергетическую связь между стратегической культурой и политикой в области применения оружия массового уничтожения. Авторитетные исследователи утверждали, что культура обладала полупостоянным влиянием на политику, сформированную элитами и социализированную в отличительные способы мышления. Одним из сделанных ими выводов было утверждение о предсказуемости ядерной стратегии потенциальных противников.
Подход Снайдера описывал советское предпочтение наступательному, упреждающему применению силы и объяснял модернизаци-онные инициативы в ядерной инфраструктуре для поддержки этой ориентации. Результатом данного исследования стало новое внимание ученых к потенциально прогностической силе СК.
Третья волна исследований по
проблемам стратегической культуры охватывает период с конца XX века и до настоящего времени. К числу наиболее важных работ по вопросам СК в третьем поколении исследований следует отнести книгу Алисте-ра Джонстона «Культурный реализм: стратегическая культура и великая стратегия в китайской истории», в которой изучается стратегическая культура Китая, ее становление, сущность и характер. Эта работа представляет собой некий промежуточный итог всего комплекса предыдущих исследований по СК и направлена на изучение существования и характера китайской СК и причинно-следственных связей с применением военной силы против внешних угроз. Джонстон считал, что концепция стратегической культуры позволяет получить конкретные предсказания о стратегическом выборе. В своем исследовании он определяет понятие СК как представляемую стратегическую ситуацию, которая предопределяет спектр моделей поведения в ней и способствует выбору конечного действия. Он рассматривает культуру как среду идей и представлений, которая ограничивает стратегические выборы. При этом СК представляет собой целостную «систему символов» (т. е. способов аргументации, аналогий, метафор), которая формирует представления о роли и эффективности военной силы в межгосударственных отношениях, придавая им ауру очевидности. Тем самым СК создает долговременные стратегические предпочтения, формирует базовые представления о стратегической среде, в числе которых:
• роль войны, а также то, представляет ли собой война норму или отклонение;
• неприятель и связанные с ним угрозы;
• эффективность использования военной силы и способность контролировать результат применения
силы, а также условия, при которых применение силы целесообразно;
• представления о наиболее эффективных вариантах стратегических ответов на угрозы.
В начале ХХ! века участились попытки использовать возможности концепта СК для углубленного анализа таких проблем, как обострение отношений между Россией и США, хаоти-зация Ирака, провал операции в Афганистане, развитие обстановки в Сирии, усиливающееся американо-китайское противостояние, ядерная напряженность с Ираном и война с террором. Это обусловило усиление интереса госдепартамента и министерства обороны США к вопросам СК и ее военно-стратегическим аспектам.
В 2006 году американское «Управление по передовым системам и концепциям Агентства по снижению угроз обороны» (Defense Threat Reduction Agency Advanced Systems and Concepts Office) подготовило ряд работ по стратегической культуре стран, представляющих особый интерес для Вашингтона (Россия, Китай, Япония, Индия, Израиль и некоторые другие). Была исследована и СК самих США.
Американцы исходят из того, что изучение СК других государств и своей собственной позволит выработать новый взгляд на военную доктрину и критические решения, такие как ядерная стратегия и применение силы.
Методологически важной представляется появившаяся в 2005 году работа американского политолога Д. Лантиса «Стратегическая культура: понимание сути стратегии от Клаузевица до конструктивизма», который поднял ряд ключевых проблем, имеющих принципиальное значение для теории и направленности дальнейших исследований в данной области. Он задается вопросами, обеспечивают ли различные теории СК адекватное объяснение выбора по-
литики национальной безопасности; характеризуется ли СК неким постоянством или же она способна развиваться в течение долгого времени; насколько СК универсальна7. Немалый практический интерес представляют собой ряд задач анализа проблем СК, включая развитие понятийного аппарата, определение источников, хранителей и субъектов СК, и, наконец, разработка моделей СК.
Стратегическая культура предлагает огромные возможности для изучения политиками, дипломатами и военными вариантов стратегического выбора в XXI веке. Модели СК отражают возможные варианты выбора политики обеспечения национальной и международной безопасности и позволяют адаптировать дипломатические шаги к культурным различиям в максимально возможной степени.
Например, неуклюжие попытки США в борьбе с ядерными программами КНДР и Ирана иллюстрируют важность понимания особенностей СК государств. Дипломатические маневры и силовое давление с целью отговорить и удержать потенциальных противников от разработки ядерного оружия до сих пор в основном не увенчались успехом. В этом контексте знание особенностей СК конкретной страны служит фундаментом для прогнозирования ее возможных реакций на переговорах, планирования действий и обоснования рациональных шагов.
Исходя из того, что такие понятия, как принуждение, риск и сдерживание имеют высокую культурную специфику, разработка адаптивных моделей становится необходимой для международного сотрудничества в сфере обеспечения безопасности.
Формирование российской научной школы стратегической культуры
Работы русского и советского военачальника, военного теоретика А.А. Свечина, выдающегося военного теоретика и философа А.Е. Снесаре-ва, наших современников генерала армии М.А. Гареева, академика РАН А.А. Кокошина, генерал-полковника Л.Г. Ивашова, О.П. Иванова, Е.Н. Ожиганова, Т.А. Алексеевой и некоторых других формируют уникальный пласт в сфере отечественных исследований вопросов стратегической культуры.
А.А. Свечин в своей фундаментальной работе «Стратегия» подчеркивает, что разработка стратегии включает рассмотрение как вопросов, непосредственно связанных с вооруженными силами (строительство вооруженных сил, военная мобилизация и т. д.), так и вопросов влияния политики, дипломатии и экономики на ход и исход войны, что обусловлено появлением ряда но-
вых экономических, технологических и военно-технических факторов, делающих сами войны качественно иными. Это утверждение в полной мере относится к проблеме изучения стратегической культуры как своего государства, так и многих других стран8.
А.Е. Снесарев еще в 1926 году в своей рецензии на материалы труда А. Свечина «Стратегия» отмечал, что война может вестись не только мечом, но и другими средствами. Таким образом, наряду со сферой собственно вооруженной борьбы в современной войне осуществляется противоборство в политической, экономической, идеологической и других сферах при доминировании сферы вооруженной борьбы.
Бывший президент Академии военных наук, генерал армии М.А. Га-реев и генерал-майор Н.И. Турко отмечали: «Активное применение «жестких невоенных» средств в со-
четании с «мягкими» нетрадиционными средствами (в первую очередь информационными) составляет главную особенность протекания первой фазы войны в современных условиях. Цель войны — не уничтожение противника, а силовое перераспределение ролевых функций стран»9.
В то же время, по мнению российского философа В.В. Серебрянникова, если из войны изъять вооруженную борьбу, то она превратится в другую форму силовой борьбы, весьма возможно «войноподобную», но это уже не будет война. Указание на обязательное наличие вооруженной борьбы — центральное звено в определении войны, главный критерий, позволяющий отделять войну от форм мирного решительного и жесткого противоборства политических субъектов10.
Некоторые из упомянутых авторов не использовали термин «стратегическая культура», по всей вероятности, из-за недостаточной его проработки в отечественных исследованиях. В то же время работы советских и российских военных ученых заложили основу подхода к СК как интегратору исследований возможностей различных видов противоборства как вооруженного, так и
Стратегическая культура выражается в особом, присущем данной стране и ее народу характере поведения вооруженных сил, в способах использования военной силы.
СК представляет собой совокупность стереотипов устойчивого поведения соответствующего субъекта при масштабном по своим политическим задачам и военным целям применении военной силы, в том числе при подготовке, принятии и реализации стратегических решений.
невооруженного в интересах обеспечения военной безопасности и ведения войны. При этом СК является отражением национального подхода государства к войне как инструменту политики и, в свою очередь, выступает в роли эффективного инструмента военно-политического анализа и принятия решений.
Э.Н. Ожиганов выделяет шесть основных (перекрещивающихся) причин, объясняющих значимость концепции СК.
Во-первых, она разрушает воздействие этноцентризма на все, что подразумевает теорию и практику стратегии. Этноцентризм различными способами влияет на стратегическое взаимодействие, однако его результаты наиболее очевидны в неправильном восприятии друг друга стратегическими акторами.
Во-вторых, понимание СК является фундаментальной частью одного из основных принципов войны: «Узнав своего врага, познаешь и себя». Это способствует оцениванию стратегическим субъектом своего поведения согласно собственным характеристикам, что является отправной точкой понимания.
В-третьих, следует отметить связанный с предыдущим способ, которым СК обращает наше внимание на важность истории, если мы хотим задать правильные вопросы о мотивации, представлении о самих себе, а также об образцах поведения других.
В-четвертых, СК помогает сломать искусственную границу между внутренней средой, в рамках которой осуществляется политика, и внешней средой безопасности. Стратегическая культура напоминает нам, что структуры принятия решений, военные институты, процессы принятия решений — все это функционирует в особых политических культурах. Именно поэтому СК привлекает внимание к различи-
ям между национальными государствами, в то время как «научность» в политической науке стремится свести их на нет.
В-пятых, СК помогает объяснить очевидную иррациональность в мышлении и поведении тех, кто не был социализирован в культурных традициях эксперта-наблюдателя. Это улучшает способность общаться и взаимодействовать с другими участниками мировой политики.
В-шестых, понимание переменных СК может быть критически важным для оценки сценариев и угроз, поскольку дает возможность уловить нюансы и понять способ действий в больших и малых вопросах. Ученый подчеркивает, что СК среди прочего — это способность стратегического сообщества предвидеть длительные последствия своих решений и принимать их, оценивая множество конкурирующих точек зрения и оценок перед лицом сложных и динамических процессов с весьма неясными исходами11. Результаты проведенного Э.Н. Ожигановым анализа являются важным аргументом в пользу расширения применения концепта СК в военно-научных исследованиях.
О.П. Иванов в диссертации «Применение военной силы США в современных условиях: рациональный и иррациональный подход» и в ряде научных статей определяет содержание и эволюцию развития теории СК12; выделяет и анализирует особенности американской СК как фактора планирования и применения военной силы13.
Ученый отмечает, что на особенности применения военной силы вообще и реализации стратегии сдерживания в частности большое влияние оказывает СК. Именно фактор культуры создает тот локальный контекст, в котором внешнеполитическая и военная стратегия находят свое воплощение. СК является от-
ражением национального подхода к войне как инструменту политики. Знание и использование этого фактора может облегчить разработку и реализацию стратегии. Именно стратегическая культура может помочь объяснить фактор иррационализма, а также поведение государства, выходящее за рамки рациональной модели поведения. Знание СК другой стороны имеет практическое значение, так как позволяет выработать наиболее эффективную политику в отношениях.
Т.А. Алексеева в статье «Стратегическая культура» как инструмент международно-политического анализа» рассматривает потенциал концепта «стратегической культуры» как инструмент классификации проблем безопасности и подготовки к переговорам с другой стороной. Важным представляется вывод о необходимости создания теоретически прогрессивных моделей на основе концепции СК, выхода за пределы линейности в становлении СК и о ее универсальности, а также уточнении связей между внешними и внутренними факторами политики безопасности. Автор показывает тесную связь концепта «стратегической культуры» с политической культурой, а также с конструктивистской парадигмой в теории международных отношений.
Геополитик Л.Г. Ивашов, анализируя задачи России как одной из ключевых мировых цивилизаций, пишет: «По моему глубокому убеждению, задачи России, вытекающие из истории: нести справедливость в международное сообщество; останавливать претендентов на мировое владычество и регулировать отношения между западом и востоком; показывать человечеству направления устремлений (космос, ядерная энергетика, мировой океан, социализм и пр.), подвигать всестороннее развитие интеллекта,
объединять вокруг общего проекта сотни различных народов, национальных групп при сохранении их национальных культур, традиций, религий. И экономика должна выстраиваться для обеспечения этих функций. Перестраивать нынешнюю мировую финансово-экономическую модель — это наша главная задача»14. В течение многих веков нацеленность России на решение перечисленных задач, имеющих как национальное, так и общечеловеческое измерение, способствовала формированию уникальной российской стратегической культуры. В основу рассмотрения СК как контекста положены две основные гипотезы.
Первая — исследователи исходят из того, что поведение государств в предшествующие периоды оказывает сильное влияние на современные и будущие возможности и варианты их поведения на международной арене, а это предполагает поиски ответа на вопрос о том, как именно данные государства действовали в прошлом.
Вторая гипотеза опирается на представления государств и народов о самих себе, или иначе, на
Стратегическая культура
предлагает огромные возможности для изучения политиками, дипломатами и военными вариантов стратегического выбора
в XXI веке. Модели стратегической культуры
отражают возможные варианты выбора политики обеспечения национальной и международной безопасности и позволяют адаптировать дипломатические шаги к культурным различиям в максимально возможной степени.
идентичность или национальный характер, предполагающие предрасположенность к определенному типу политики. Культура неизбежно оказывает мощное воздействие на стратегию, либо организуя компетенции лиц, принимающих решения, либо формируя их представления о реальности15. Работы автора данной статьи также посвящены вопросам сопоставительного анализа стратегических культур отдельных государств16.
Таким образом, исследователи стремятся расширить представление о концепции «стратегической культуры» и ее эвристических возможностях, показать способы ее применения в сравнительных политических исследованиях, вскрыть связи СК с другими аспектами политических явлений и процессов в интересах военно-политического сравнительного анализа политических процессов и выработки решений.
Российский стиль разработки и практического учета концепта СК в военно-политическом анализе находится пока в стадии формирования. Если перечень работ западных специалистов по вопросам СК насчитывает не один десяток страниц, то отечественный вклад в разработку этого вопроса выглядит пока заметно скромнее.
В этом контексте актуальность проблемы, связанная с трансформацией международных отношений, изменением взглядов на использование силы, появлением новых видов конфликтов XXI века — гибридной войны и цветной революции, настоятельно требует активизации исследований СК как важного системообразующего фактора при решении задач стратегического прогнозирования и планирования с последующим внедрением результатов в различные сферы деятельности государства — политическую, дипломатическую,
социально-экономическую, военную, культурно-мировоззренческую.
Использование концепта «стратегическая культура» в военно-политическом прогнозировании и планировании позволяет лучше понять преемственность, лежащую в основе международных кризисов, и мотивы действий государств и их коалиций. Каждое государство выходит на международную арену со своим историческим багажом накопленного опыта, убеждений, культурных влияний географических и ресурсных ограничений; все это влияет на его поведение. Преемственность во внешней политике государства поддерживается исторической тенденцией сохранять традиционные сферы влияния, что придает существенную временную протяженность анализу возможных действий правящих элит. Стратегическая культура позволяет интегрировать культурные соображения, совокупную историческую память и их влияние в анализ политики безопасности государств и международных отношений.
Сказанное позволяет выделить следующие преимущества практического применения концепта СК как инструмента анализа и прогнозирования внешней политики других международных субъектов и планирования внешней политики своего государства:
• лучшее понимание совокупности факторов, которые влияют на политику государства;
• проведение эффективной политики сдерживания, основанной на более глубоком понимании культурных ценностей других государств и эффективном выборе соотношения затрат и выгод;
• четкое представление о факторе военной силы в политике других государств и балансе силовых и несиловых способов в навязывании противнику своей воли;
• укрепление отношений сотрудничества с союзниками и партнерами;
• повышение точности и адекватности интерпретации разведданных, собранных различными видами разведки;
• выбор эффективной стратегии публичной дипломатии, направленной на ослабление пропагандистской кампании противника и использование собственных культурных ценностей при проведении внешней политики;
• более успешная и точная оценка возможных последствий собственных внешнеполитических шагов.
Сопоставительное междисциплинарное изучение формирования, влияния и процесса изменения СК крупных держав в современную эпоху, безусловно, способно внести полезный вклад в исследования вопросов войны и мира.
Матрица стратегической культуры как основа для создания интегрированной информационной среды
В интересах дальнейшего системного изучения феномена СК в настоящей статье впервые предлагается в компактной форме представить факторы, формирующие СК, в виде элементов своеобразной «матрицы стратегической культуры». Матрица позволяет создать интегрированную информационную среду для проведения аналитической работы по прогнозированию, аудиту ресурсов и
планированию действий в современных военно-политических ситуациях. Использование матрицы дает возможность систематизировать задачи сбора информации в интересах ее оценки обеими сторонами, обработки и формулировки рекомендаций для принятия управленческих решений политиками, дипломатами и военными. В общем виде осуществлена классификация совокупности факторов по
сферам их проявления, сформированы группы объективных и субъективных геополитических факторов.
Группа объективных геополитических факторов:
1. Территориально-географические:
• пространственно-территориальное положение страны (размеры и конфигурация территории, физико-географические особенности границ, расположение относительно основных международных транспортных коммуникаций, комплекс природных условий);
• наличие природных ресурсов и их доступность;
• возможности выхода к водам мирового океана.
2. Политические:
• форма политического режима, форма правления и форма государственного устройства;
• степень эффективности политической системы;
• характер партийной системы и наличие политического плюрализма;
• место страны в системе международных отношений;
• степень вовлеченности государства в международные конфликты и характер этих конфликтов;
• наличие или отсутствие острых политических конфликтов внутри страны.
3. Военно-стратегические:
• уровень боеспособности и боеготовности вооруженных сил;
• уровень развития военно-промышленного комплекса и его возможности по обеспечению вооруженных сил боевой техникой и вооружением;
• эффективность системы подготовки военных кадров;
• участие страны в военно-политических союзах и характер международного военно-технического сотрудничества;
• наличие исторического опыта участия в войнах, уровень развития оборонного сознания населения;
• готовность и способность вооруженных сил участвовать в миротворческих операциях, в борьбе с международным терроризмом, эпидемиями.
4. Экономические:
• уровень экономического суверенитета;
• уровень развития производственной базы страны;
• уровень развития производительных сил;
• характер и тип экономических общественных отношений;
• мобилизационные возможности страны и запасы стратегических ресурсов;
• уровень жизни населения.
5. Экологические:
• уровень загрязненности окружающей среды;
• наличие и внедрение в производство экологически безопасных технологических процессов;
• степень истощенности природных ресурсов, степень использования ресурсосберегающих технологий;
• наличие и обеспечение безопасности хранения оружия массового уничтожения, способы и надежность утилизации радиоактивных, ядовитых, пожароопасных и других отходов.
6. Этнические:
• уровень гомогенности (однородности) и национальной консолидации страны;
• наличие и характер внутренних межнациональных конфликтов;
• положение этнических диаспор за рубежом и характер отношений с ними;
• основные типы национального самоопределения в многонациональной стране.
7. Демографические:
• численность и динамика населения;
• образовательный и культурный уровень населения;
• мобилизационные возможности страны по людским ресурсам.
8. Религиозные:
• основные религии и конфессии, их место и роль в политической системе страны;
• наличие или отсутствие внутренних конфликтов на межрелигиозной почве;
• религиозные составляющие международных конфликтов с участием государства.
Наряду с объективными на формирование СК важную роль оказывают и субъективные геополитические факторы:
• уровень общественного сознания и культуры в стране;
• степень религиозности населения;
• степень идеологического единства нации, наличие «государственной идеи» и ее адекватность специфике государства;
• наличие и научная обоснованность концепций общественного раз-
вития, их реализация в рамках практической политики;
• характер военной доктрины, уровень развития военной мысли;
• профессионализм политического и военного руководства, компетентность государственных служащих, эффективность структурной организации государственного аппарата;
• национально-исторические традиции;
• национально-психологические особенности основной массы населения страны.
Приведенный перечень геополитических факторов не является исчерпывающим. Более того, не все перечисленные факторы в равной степени влияют на формирование СК. Вес каждого фактора зависит от конкретной специфики, и для каждого государства их перечень и характер влияния будет свой.
Военная история и стратегическая культура государств
В современной политике и дипломатии важно учитывать свойство некоторых геополитических факторов радикально трансформироваться, что влечет за собой радикальные изменения СК страны и нередко приводит к своеобразному «перекосу» исторически сложившейся матрицы СК или даже к ее полному исчезновению. Как правило, начальный импульс подобным трансформациям придают различные исторические катаклизмы, резкие изменения в национальной судьбе страны.
Например, поражение нацистской Германии во Второй мировой войне привело к кардинальной трансформации некогда весьма развитой СК немецкого государства. Современная весьма расплывчатая СК Германии практически полностью сформирована в послевоенные годы. По
мнению исследователя Оборонного колледжа НАТО в Риме Яна Тешау, отраженному в его работе «Никакой стратегии, пожалуйста, мы — немцы! Восемь элементов, которые формируют стратегическую культуру Германии на пути к комплексному подходу: стратегические и оперативные вызовы», стратегическая культура современной Германии строится на следующих факторах: позор и отказ от нормальной жизни; воинствующий пацифизм и антимилитаризм; право быть оставленными в покое; урезанный суверенитет; сдержанность, пассивность, боязливость; Европа как эрзац-религия, или изнурительная многосторонность; великая трансатлантическая сделка 1949 года (обязательство США обеспечить Европе защиту в обмен на обязательство европейцев нести часть оборонных
расходов против СССР); большой консенсус германской внешней политики (лидирующая роль Германии в ЕС, поддержка ООН, военная интеграция в НАТО, а также тесная связь с США, дружба с Францией, прагматичные, но удаленные отношения с СССР)17. Судя по итогам анализа, одна из ключевых целей НАТО — «держать Германию под контролем» — пока выполняется.
Однако часть факторов носят явно унизительный для Германии характер, поэтому неудивительно, что в последние годы ФРГ все чаще отказывается безоговорочно следовать в фарватере своего труднопрогнозируемого и деспотичного заокеанского союзника-сюзерена. Берлин пока робко, но начинает «показывать зубы».
Невольно возникает ассоциация с Версальскими соглашениями, навязанными немцам победителями в Первой мировой войне и последствиями, к которым привел разрыв Германии с Версальской системой...
В противовес Германии СК современной Великобритании неизменно демонстрирует безоговорочную приверженность заокеанскому сюзерену. Стратегическая культура Великобритании исторически сформировалась под воздействием следующих факторов: сравнительная изоляция от ближайших соседей и, как следствие, появление «островного мышления»; богатый опыт колониальной деятель-
ности (с середины XVI века до начала XX века); акцент на статусе великой державы (наследие Pax Britannica — роль английского языка в различных областях по всему миру; страна-победитель во Второй мировой войне; постоянное членство в Совете Безопасности ООН; ядерная держава; дилемма атлантизма и европеизма, т. е. быть сильным политическим субъектом, но иметь многочисленных союзников на континенте). Однако выход Соединенного Королевства из ЕС снизил роль Великобритании как обособленного политического субъекта на сцене мировой политики, что приведет к очередной трансформации СК страны. Лондон больше не сможет рассчитывать на поддержку из Брюсселя и будет вынужден еще теснее ориентироваться на США.
Следует отметить, что СК Великобритании после распада Британской империи существенно трансформировалась, а сегодня в значительной своей части превратилась в придаток американской стратегической культуры. Статус «придатка» тем не менее не препятствовал важному вкладу Великобритании в развертывание атомного проекта США, оказанию серьезной поддержки в создании ЦРУ И сегодня Лондон с опорой на финансово-экономическую и военную мощь США выступает инициатором различных провокаций против России и некоторых других государств.
Использование концепта «стратегическая культура» в военно-политическом прогнозировании и планировании позволяет лучше понять преемственность, лежащую в основе международных кризисов, и мотивы действий государств
и их коалиций. Каждое государство выходит на международную арену со своим историческим багажом накопленного опыта, убеждений, культурных влияний географических и ресурсных ограничений; все это влияет на его поведение. Преемственность во внешней политике государства, например, поддерживается исторической тенденцией сохранять традиционные сферы влияния, что придает существенную временную протяженность анализу возможных действий правящих элит.
В контексте формирования военной идентичности Европейского союза представляют интерес изменения геополитических факторов, связанных с эволюцией стратегического мышления европейских элит. Попытку оценить перспективы сотрудничества НАТО и Евросоюза с использованием понятия СК недавно предприняли в совместном докладе «НАТО и ЕС: основные партнеры» Институт исследований в сфере безопасности Евросоюза и Оборонный колледж НАТО в Риме18. Под надуманными предлогами в документе утверждается, что ЕС и НАТО заинтересованы в защите от российской агрессии, ее сдерживании, а также в продвижении мира и стабильности на Балканах, проецировании стабильности на Ближнем Востоке и в Северной Африке в целях борьбы с терроризмом и предотвращения конфликтов.
В связи с этим объединяющим фактором могут стать общие интересы, прежде всего противодействие «вновь усиливающейся России», которая якобы относится к одному из важнейших современных вызовов, а также противостояние всей совокупности гибридных угроз. При этом авторы считают, что Североатлантический альянс будет оставаться гарантом европейской безопасности, пока существует ядерное оружие.
Более того, между объединениями существует разделение ответственности. Так, Евросоюз играет роль «внутреннего игрока» и становится главной силой в противодействии вызовам, в которых есть важная составляющая внутренней безопасности, в частности в областях борьбы с терроризмом и гибридными угрозами, безопасности и обороны в ки-берпространстве, а также военной мобильности. При этом НАТО рассматривается как «внешний игрок», обеспечивающий военные аспекты
противостояния с Россией и парирования других угроз. Таким образом, обе организации заинтересованы в совместном противостоянии современным угрозам для достижения максимального эффекта.
Еще предстоит оценить степень влияния на развитие Европейского союза решения о выходе Великобритании из ЕС и изменения баланса между европеизмом и атлантизмом в британской политике. Мощный удар по мифу о единстве Европы нанесли пандемия коронавируса, неконтролируемая миграция, энергетические войны.
Париж с учетом хаотизации обстановки в Европе и мире пытается предложить союзникам по ЕС и НАТО активнее внедрять присущие СК Франции важные принципы коалиционной политики, в частности, военно-гражданские отношения как фактор формирования коалиционной стратегической культуры, организационную культуру и механизмы принятия политических решений в области военной политики, дипломатическое искусство находить компромиссы с несговорчивыми на первый взгляд собеседниками.
В целом влияние геополитических факторов как элементов матрицы СК не только обусловливает стабильное и устойчивое развитие государства, но и способствовует созданию «окон уязвимости», которые используются конкурирующими странами для ослабления позиций соперника. Эта особенность придает первостепенную значимость изучению СК как союзников, так и конкурентов России.
Умение использовать знание особенностей СК как инструмента военно-политического анализа строится на учете слабых и сильных сторон каждого геополитического фактора собственного государства и государства-соперника, союзника или партнера. Подобное качество является мерилом профессиональной подго-
товленности политика, дипломата и военного к защите интересов национальной безопасности государства. Важным стимулом для углубленного изучения политики ведущих государств Запада является усиление во-
енных приготовлений США и НАТО против России, что находит отражение в трансформации их стратегических культур в сторону большей агрессивности и консолидации на антироссийской основе.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. М.: ООО «Издательство АСТ», 2003. 603 с.
2 Herskovits М. Cultural Anthropology. N.Y., 1955. P. 351.
3 Бернацких И.В. Военная сфера жизни общества: сущность, особенности и структура. М.: Военный университет, 2012. URL: https://cyberleninka.ru/ article/n/voennaya-sfera-zhizni-obschestva-suschnost-osobennosti-i-struktura (дата обращения: 24.03.2020).
4 Кокошин А.А. Вопросы прикладной теории войны. М.: Изд. дом НИУ ВШЭ, 2018. С. 160—161.
5 Snyder J. The Soviet Strategic Culture: Implications for Limited Nuclear Operations // Santa Monica: RAND Corporation, 1977. URL: https://www.rand.org/pubs/reports/ R2154.html (дата обращения: 24.03.2020).
6 Johnston A.I. Cultural Realism: Strategic Culture and Grand Strategy in Chinese History. Princeton, New Jersey: Princeton University Press, 1995.
7 Lantis J.S. Strategic Culture: From Clausewitz to Constructivism // Strategic Insights. 2005, October. Vol. 1. № 10. Р. 5—23.
8 Свечин А.А. Стратегия, Государственное военное издательство, 1927. 264 с.
9 Гареев М.А., Турко Н.И. Война: современное толкование теории и реалии практики // Вестник АВН. 2017. № 1 (58). С. 4—10,
10 Серебрянников В.В. О понятии «война» // Военная Мысль. 2004. № 10. С. 64.
11 Ожиганов Э.Н. Стратегическая культура: понятие и направления исследований. М.: Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Политология, 2012. С. 91—102.
12 Иванов О.П. Применение военной силы США в современных условиях: рациональный и иррациональный подход: автореф. дис. ... доктора полит. наук. 2008.
13 Иванов О.П. Американская стратегическая культура // Обозрева-тель-Observer. 2007. № 1. С. 87—97.
14 Ивашов Л.Г. Идеология во времена пандемии. URL: https://zzackon. ru/blog/43033646044/Leonid-Ivashov-Ideologiya-vo-vremena-pandemii?utm_ referrer=mirtesen.ru (дата обращения: 24.03.2020).
15 Алексеева Т.А. «Стратегическая культура» как инструмент международно-политического анализа // Общественно-политический альманах «Поиск. Альтернатива. Выбор». 2016. 1 (1) Январь.
16 Бартош А.А. Стратегическая культура в конфликтах XXI века: монография. М.: Горячая линия — Телеком, 2020. 248 с.; Он же. Сопоставительный анализ стратегических культур России, США и Китая // Военно-промышленный курьер. 2019. № 19, 20, 21.
17 Jan Techau No Strategy, Please, We're German — The Eight Elements that Shaped German Strategic Culture — Towards a Comprehensive Approach: Strategic and Operational Challenges, NATO Defense College, Rome, 2011, P. 69—93. URL: https:// carnegieendowment.org/files/The_Eight_ Elements_That_Shaped_German_Strategic_ Culture1.pdf (дата обращения: 24.03.2020).
18 The EU and NATO: the essential partners — European union Institute for security studies (EuIss). URL:-https:// www.iss.europa.eu/content/eu-and-nato-essential-partners, December 2018 (дата обращения: 24.03.2020).
