CC BY
241
СОЦИОЛОГИЧЕСКИЕ И ПОЛИТОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ
УДК 1: 577.2
СТРАХ КАК ФОРМА ОТНОШЕНИЯ ЧЕЛОВЕКА К СМЕРТИ
М. А. АНТИПОВ Кафедра социологии и социальной работы
В статье предпринимается попытка раскрыть сущность страха смерти. Для этого автор анализирует взгляды различных западных философов о причинах и сущности страха смерти и приводит свое мнение по данной проблеме. В заключение статьи приводится мнение Элизабет Кублер-Росс о тех последствиях, к которым приводит такое отношение человека к феномену смерти.
ПРИЧИНЫ
Когда возник страх смерти? Сразу с возникновением человека или позднее? Чем это было обусловлено? Приведем мнение Розина, которое он приводит в своем учебном пособии «Введение в культурологию». Розин считает, что страх смерти возник не сразу с возникновением на земле человека. Страх перед смертью и ее переживания возникли не ранее второго тысячелетия до нашей эры, до этого человек довольно спокойно воспринимал смерть. И вот почему. В архаической культуре смерть понималась как уход души из тела. Душа - это легкое, подвижное, неуничтожимое, неумирающее существо (самое главное в человеке, суть живого). Смерть - это всего лишь смена места существования, в принципе «образ жизни» души после смерти не меняется. Люди следующей же культурной эпохи (Древний Египет, Вавилон) считали, что загробная жизнь существенно отличается от земной: после смерти человек лишается всего. Но относились они к этому совершенно спокойно, принимая такое положение дел как естественный план своего существования, ибо так, считали люди той эпохи, решили Боги.
Ко второму же тысячелетию до нашей эры формируется, по мнению Розина, личность человека. У человека образуется представление о собственном «Я», об индивидуальной жизни. Если раньше человек считал себя воплощением Бога на земле, то теперь человек осознает свою самоценность, индивидуальность, свое «я», ценит его и боится его потерять. Смерть, неизменно влекущая за собой потерю человеком своего «Я», становится нежеланна и страшна. Между современным человеком и представителем древней эпохи существует огромная разница в восприятии себя - в -мире. «Современный человек считает, что его жизнь, желания, воля принадлежат ему самому, обусловлены его телом и психикой. Ничего подобного, возразил бы ему древний человек: источником воли, жизни и желаний является не человек, а Бог и демоны или ангелы. Во всех культурах, кроме современной, и воля, и ум, и желания, да и сама жизнь считались приходящими. Они овладевали душой человека независимо от его усилий. Сам человек мог лишь способствовать или сопротивляться этим силам, но не более того» [5, с. 86]. Проблемы смерти, бессмертия и смысла жизни стали интересовать людей, «когда из первобытного
племени (где индивид отождествлялся с предками и потомками) начали вычленяться индивидуальности» [1, с. 200], то есть представители рода человеческого, обладающие уникальным набором характеристик и свойств и, что самое главное, осознающие свою уникальность и единичную неповторимость.
Человек, сущность которого заключается в преобразовании окружающей его среды в соответствии с имеющимися у него потребностями, обладающий де-ятельностной активностью, не принимает смерть как должное, поскольку она означает прекращение его существования. Смерть резко обрывает активную жизнь человека, означает конец его преобразующей деятельности, отчуждение его от мира, в котором он живет и с которым взаимодействует. Человек, осознающий себя и свою роль в этом мире, свое неотъемлемое место в системе «личность-среда», не может принять смерть как должное.
Важно, что такое отношение к смерти характерно для европейской культуры. Для культурных традиций Востока характерно отношение к смерти как к естественному явлению, смерть ассоциируется там с прекращением страданий на Земле, с переселением бессмертной души в другой мир либо в тело другого человека. Так, например, в буддизме жизнь есть непрерывная череда страданий, а поскольку смерть знаменует собой окончание жизни, то она приводит и к прекращению страданий человека. Для восточной культуры характерен традиционализм, то есть взгляды, убеждения и образцы поведения, которые передаются от поколения к поколению веками и тысячелетиями. Так, с древних времен на Востоке господствует убеждение, что смерть
- лишь уход бессмертной души из тела, поэтому смерть там не вызывает страха. В силу этого феномен страха смерти исследовался западными мыслителями.
Почему европейский человек относится к смерти именно со страхом? Рассмотрим, как отвечали на этот вопрос некоторые мыслители Запада. По мнению Артура Шопенгауэра, страх смерти исходит из того, что человек есть проявление воли к жизни, слепого и иррационального начала всего сущего. «Таким образом
- пишет он - могучая привязанность к жизни неразумна и слепа; она объясняется только тем, что все наше внутреннее существо уже само по себе есть воля к жизни, и жизнь поэтому должна казаться нам высшим бла-
гом, как она ни горестна, кратковременна и ненадежна; объясняется эта привязанность еще и тем, что эта воля сама по себе и в своем изначальном виде бессознательна и слепа» [11, с.31].
«Познать то, что отдельный индивидуум есть лишь самореализация воли, человек не в состоянии, поскольку разум мы получаем от матери - пишет мыслитель - с рождением, и этот разум чистый, лишенный каких-либо воспоминаний». Одним из проявлений разума является познание, но для познания, считает Шопенгауэр, «смерть не есть зло». «Исключительно от слепой воли исходит бегство от смерти, которым проникнуто все живущее. А для воли это бегство существенно именно потому, что это - воля к жизни, которой (воли) вся сущность заключается в тяготении к жизни и бытию и которой познание не прирожденно, а лишь сопутствует вследствие ее объективации в животных индивидуумах» [11, с.34]. В качестве панацеи от страха смерти Шопенгауэр рассматривает такие «метафизические утешения», как философия и религия. Религия и философия рождают в человеке способность глядеть в лицо смерти» [11, с.29]. Страх смерти Шопенгауэр рассматривает в рамках своего иррационалистическо-го учения, которое можно назвать «философией воли к жизни».
Фромм считал страх смерти результатом неверного отношения человека к жизни, а именно преобладанием в человеке и всем обществе ориентации на обладание чем-либо, а не на полноценное бытие. Фромм считает, что «людям присущи две тенденции: иметь, обладать», которая «черпает силу в биологической культуре, в стремлении к самосохранению», и «быть, а значит отдавать, жертвовать собой», которая «обретает свою силу в специфических условиях человеческого существования и внутренне присущей человеку потребности в преодолении одиночества посредством единения с другими. Учитывая, что эти два противоположных стремления живут в каждом человеке, можно сделать вывод о том, что социальная структура, ее ценности и нормы определяют, какое из этих двух стремлений станет доминирующим. Те культуры, которые поощряют жажду наживы, а значит, модус обладания, опираются на одни потенции человека; те же, которые благоприятствуют бытию и единению, опираются на другие» [7, с. 131 -132].
Фромм рассуждает так: «Есть толь один способ, как учат Будда, Иисус, стоики и Майстер Экхарт, действительно преодолеть страх смерти - это не цепляться за жизнь, не относиться к жизни как к собственности. Страх смерти - это в сущности не совсем то, что нам кажется, это не страх, что жизнь прекратится. Можно, конечно, бояться страданий и боли, которые, бывает, предшествуют смерти, но этот страх отличен от страха смерти. Хотя в этом случае страх смерти мог бы показаться иррациональным, дело обстоит иначе, если относиться к жизни как к собственности.
И тогда этот страх перестает быть страхом смерти, это - страх потерять то, что я имею: свое тело, свое «Я», свою собственность и свою идентичность; это - страх «потерять себя», столкнуться с бездной,
имя которой - небытие. Поскольку мы руководствуемся в жизни принципом обладания, мы должны бояться смерти» [7, с. 152].
Фромм, таким образом, выделяет две ориентации человека: ориентацию на обладание и ориентацию на бытие. Первая ориентация характерна для большинства представителей современного общества, люди «цепляются» к тому, что имеют и в этом их единственный смысл жизни, хотя, считает Э. Фромм, нужно стремиться «быть», а «быть», по Фромму, это значит искренне любить окружающих и заниматься творческой деятельностью. «Радость сопутствует творческой деятельности, это не «пиковое переживание», которое внезапно возникает и также внезапно прекращается, это скорее ровное эмоциональное «плато», то состояние, которое сопровождает продуктивное проявление самых важных человеческих способностей. Радость - это не исступленное, сиюминутное пламя. Радость - это ровное горение бытия» [7, с. 143].
Интересно доказательство естественности для человека страха смерти, которое приводит Б. уи-льямс. Процитируем его: ««Если я хочу чего-то, то (при прочих равных условиях) я предпочту скорее такое положение вещей, при котором я получаю желаемое, такому их положению, при котором я его не получаю и (опять же при прочих равных условиях) я планирую такое будущее, в котором скорее получу желаемое, чем не получу его». А отсюда следует, что наличие желания чего бы то ни было, уже дает человеку основание избегать смерти.
«Пусть даже я не преуспею в удовлетворении желания, мне о том не нужно знать, как не нужно знать и о том, какие возможности я упускаю. С точки зрения желания человека, есть смысл стремиться к такому положению вещей, при котором оно будет удовлетворено, и, следовательно, рассматривать смерть как нечто нежелательное, то есть как зло» [4, с. 424]. Данное рассуждение носит прагматический характер, уильямс считает причиной наличия страха смерти у человека то, что смерть для него не полезна в практическом плане, она, наоборот, приносит ему лишь вред, мешая осуществить задуманное.
Также еще одной из причин страха смерти является то, что человек, разорванный между эмпирическим и трансцендентным мирами, первый из которых детерминирует конечность человека, а второй - его бессмертие, не в состоянии познать то, что он как «проявление абсолютного бытия» бессмертен, он не может это проверить на опыте и доказать умозрительно. Человек не может рационально обосновать наличие трансцендентного мира, а значит, и свое бессмертие. Человек склонен воспринимать лишь то, что подлежит рациональному объяснению. Об этом писал Шестов: «Мы все, в большей или меньшей степени, и живя, продолжаем спать, мы все, зачарованные нашим еще столь недавним небытием, лунатики, автоматически двигающиеся в пространстве. Каждый раз, когда что-либо неожиданное, необъяснимое, извне или изнутри, выводит нас из обычного, милого сердцу и душе, равновесия, все наше существо наполняется тревогой. Неожиданность - она
же необъяснимость - это неестественно, противоестественно, это то, чего нет» [10].
Человеку присущ страх смерти, потому что он не знает, что несет смерть, что после нее, что за гранью реальности. Так, Р. Моуди, беседовавший с людьми, перенесшими клиническую смерть, утверждает, что «основная причина, из-за которой смерть перестает быть чем-то устрашающим, заключается в том, что человек, переживший подобный опыт, уже не сомневается в факте, что жизнь не прекращается со смертью тела».
Страх смерти можно объяснить и, исходя из натуралистической парадигмы. Человек занимает верхнюю ступень иерархии природных объектов. Согласно религиозным верованиям, Бог создал его последним. Он один обладает сознанием, способен к осознанному целенаправленному преобразованию предметов природы, то есть к деятельности. В деятельности состоит сущность человека, если опираться на марксистскую антропологию.
Человек, несмотря на то, что он «оторвался» от природного мира и противопоставил себя природе, все же является неотъемлемой ее частью. Биологическую составляющую сущности человека отрицать нельзя. Он был, есть и будет природным организмом, со всеми вытекающими из этого последствиями. А последствия заключаются вот в чем. То, что человек - это часть природной системы, означает его неразрывную связь с природой и взаимозависимость природы как системы и человека как подсистемы, включенной в природную систему. На человека распространяются природные законы, в том числе и закон конечности живых существ. Ясперс писал об этом так: «Конечность человека есть, во-первых, конечность всего живого. Он зависит от окружающего его мира, от питания и показаний его органов чувств; он отдан во власть безжалостного немого и слепого природного процесса; он должен умереть».
Человек - часть живой природы. А уже из самого словосочетания «живая природа» следует то, что все, что противоположно жизни, то «неприродно», то есть неестественно. Сходство определений «природный» и «естественный» подтверждает, например, тот факт, что в английском языке они обозначаются одним словом «natural».
Жизни, конечно же, противоположна смерть. жизнь и смерть находятся в диалектическом единстве. наличие инстинкта жизни характерно для любого представителя органической природы: трава, стремясь к жизни, тянется к Солнцу, иногда пробиваясь ради этого даже через асфальт; мельчайшие бабочки умирают лишь после того, как оставляют после себя потомство; всем млекопитающим изначально, на мой взгляд, присущи три инстинкта: защитный, пищевой и половой. И все они детерминированы жизнью и смертью. Защитный инстинкт предназначен для сохранения жизни, пищевой - для ее поддержания, и половой предназначен для продолжения жизни единичного живого существа в многочисленных потомках. Человек здесь не является исключением.
итак, человек есть часть природной системы, вследствие чего ему изначально присуще стремление
к жизни, или, говоря словами Эриха Фромма, био-фильная ориентация. Биофильная ориентация проявляется в двух направлениях: интенсивно (стремление к поддержанию и сохранению жизни) и экстенсивно (стремление к продолжению жизни в потомстве). Биофильная ориентация человека означает его некрофобию или страх смерти, то, что смерть для него неестественна, она всегда будет оставаться в его представлении ужасной. Э. Фромм не согласен с позицией З. Фрейда о том, что влечение к смерти является определяющим для человека. Фромм пишет: «Я разделяю точку зрения множества биологов и философов, что имманентное свойство любой живой субстанции - жить и сохраняться в жизни. Эту тенденцию жить мы наблюдаем у любой живой субстанции вокруг нас: у травы, которая сквозь камни ищет свой путь к свету и жизни; у животного, которое борется до последнего, чтобы избежать смерти; у человека, который делает почти все, чтобы сохранить себе жизнь.
Тенденция к сохранению жизни и борьбе против смерти является элементарнейшей формой биофиль-ного ориентирования и присуща любой живой материи. До тех пор, пока речь идет о тенденции сохранять жизнь и бороться против смерти, она представляет лишь одни аспект стремления к жизни. другой аспект состоит в том, что живая субстанция обнаруживает тенденцию объединяться и расти соответственно структуре. Объединение и совместный рост имеют отношение не только к клеткам, но также и к мышлению, чувствам. Так, полярность мужчины и женщины образует ядро потребности к соединению, от которого зависит продолжение человеческого рода. В результате этого соединения биологически обычно появляется новое существо. Смерть, рождение и рост составляет цикл жизни, также как цикл смерти состоит из прекращения роста, из дезинтеграции и распада» [6, с. 35-36].
Основной же причиной страха смерти, по моему мнению, является то, что смерть знаменует собой отчуждение от человека его деятельностной сущности, прекращение его существования, заключающегося в преобразующей активности.
СУЩНОСТЬ
Результатом действия данных причин является то, что современное же общество старательно прячется от смерти, замалчивает ее, избегает всяческих о ней разговоров и упоминаний. Смерть в представлении индивида - что-то ужасное и неотвратимое. Так, Кюб-лер-Росс писала, что «Смерть всегда была для человека отвратительной и, похоже, останется такой в будущем. ...подсознание считает свою смерть совершенно невозможной... оно просто не в силах представить себе прекращение своего собственного существования на земле» [3, с. 12]. Фрейд в одном из своих выступлений сказал: «Мы не верим в собственную смерть. Трудно отдельному человеку проникнуться убеждением в собственной смертности».
Если представители европейских стран, находящихся на современном этапе развития страшатся смерти, то представители племен, отставших от всего
остального мира на несколько тысячелетий, страшатся не смерти, а умерших сородичей. Вот как это описывает Дж. Дж. Фрэзер в своей работе «Золотая Ветвь»: «У полинезийского племени маори всякий, кто имел дело с мертвецом - помогал доставить его на место захоронения или прикасался к костям умершего человека, - оказывался почти в полной изоляции от окружающих. Он не мог не войти в дом, ни вступить в контакт с тем или иным лицом, ни прикоснуться к какому-либо предмету без того, чтобы не навести на него порчу. Он даже не мог дотронуться до пищи руками, которые были столь сильно табуированы и нечисты, что делались бесполезными» [8, с. 199].
«Индейцы-шусвап (Британская Колумбия) изолируют вдовцов и вдов во время ношения траура и запрещают им дотрагиваться до своей головы и тела; чаши и сосуды для приготовления и подачи пищи, которыми они пользуются в это время, ни могут использоваться никем другим. Они должны построить рядом в водоемом парильню и потеть там всю ночь, регулярно мыться, после чего растирать свое тело еловыми ветками. Ветки могут использоваться лишь одни раз. Затем их втыкают в землю внутри хижины. Мимо людей в трауре не пройдет ни одни охотник, так как считается, что они приносят несчастье. Даже тот, на кого упадет их тень, сразу же почувствует себя дурно. Для постели и подушек они используют ветви колючего кустарника, чтобы держать от себя на расстоянии духа умершего. Постели их должны быть обложены колючим кустарником. Последняя предосторожность ясно показывает, какого рода духовная опасность требует исключения таких лиц из нормального общения: существует страх перед привидением, которое будто бы находится в непосредственной близости от них» [8, с. 200-201]. Такое отношение к умершим характерно для представителей данных племен, несмотря на то, что страх собственной смерти у них отсутствует.
Много внимания феномену смерти и отношению к данному феномену человека уделяли экзистенциальные философы, так как считали смерть одной из основных ситуаций бытия человека. Так, Хайдеггер писал, что для человека характерно стремление прятаться от неизбежной смерти в повседневной суете жизни, избегание ее приятия. Хайдеггер рассуждает об этом следующим образом: «умирание нивелируется до происшествия, присутствие, правда, задевающего, но ни к кому, собственно, не относящегося. Прячущее уклонение от смерти господствует над повседневностью так упрямо, что в бытии друг - с - другом» ближние именно умирающему часто еще втолковывают, что он избежит смерти и тогда сразу снова вернется в успокоенную повседневность своего устраиваемого оза-бочением мира. Такая заботливость мнит даже умирающего. уже мысли о смерти считаются в публичности трусливым страхом, нестойкостью, присутствием и мрачным бегом от мира. Люди не дают хода мужеству перед ужасом смерти. Обыденное бытие к смерти есть как падающее постоянное бегство от нее. Что присутствие, всегда свое, фактично всегда уже умирает, то есть существует в бытии к своему концу, этот факт оно
утаивает себе тем, что переделывает смерть в обыденно происходящий смертный случай у других, в любом случае лишь яснее удостоверяющий нам, что сам ты еще ведь жив» [9, с. 252-255]. Такую повседневную суету Хайдеггер определяет как «заботу».
О том, что люди прячутся от своей конечности в повседневной суете, писал и Альбер Камю, представитель французского экзистенциализма. Приведем фрагмент его произведения «Чума», в который, как нельзя лучше, иллюстрирует «человеческую глупость» и самоуверенность. Персонажи этого романа-притчи прячутся за своими повседневными делами, не думая о том, что смерть может настигнуть их в любой момент и показать, что человек не всесилен, что он лишь крупинка в целом мироздании. Неожиданно настигнувшая их смерть в форме чумы «выбивает» их из повседневности, из привычного ритма жизни, заставляет по-другому взглянуть на привычные вещи.
Камю пишет: «Вообще глупость - вещь чрезвычайно стойкая, это нетрудно заметить, если не думать все время только о себе. В этом отношении наши сограждане вели себя так, как и все люди - они думали о себе, то есть были в этом смысле гуманистами: они не верили в бич Божий. Стихийное бедствие не по мерке человеку, потому-то и считается, что бедствие - это нечто ирреальное, что оноде дурной сон, который скоро пройдет. Но не сон кончается, а от одного дурного сна к другому кончаются люди, и в первую очередь гуманисты, потому что они пренебрегают мерами предосторожности. В этом отношении наши сограждане были повинны не больше других людей, просто они забыли о скромности и полагали, что для них еще все возможно, тем самым предполагая, что стихийные бедствия невозможны. Они по-прежнему делали дела, готовились к путешествиям и имели свои собственные мнения. Как же могли они поверить в чуму, которая разом отметает будущее, все поездки и споры. Они считали себя свободными, но никто никогда не будет свободен, пока существуют бедствия» [2, с. 114].
Но люди боятся не только своей смерти, но и смерти близких людей. Марсель писал о том, что «каждый причастен бытию-против-смерти, не только в силу инстинкта самосохранения, но и - в более глубоком интимном смысле - против смертности того, кого он любит, и кто для него значит для него значительно больше, чем он сам...» [4, с. 418]. Шопенгауэр утверждал, что Человек боится не столько своей смерти, сколько смерти своих близких. Для человека характерно, что он «.больше всего боится смерти не только для собственной личности, но и горько оплакивает смерть своих родных, горюет о великом несчастии, которое постигло его близких» [11, с.29].
Смерть вызывает в человеке страх, и этот страх выражается в том, что человек старается избегать мыслей о собственной конечности, о смертности близких ему людей. Человек не может принять того факта, что он не вечен, что его бытие в этом мире, его деятельность когда-то окончатся. Более того, человек прячется от смерти в своей деятельности. В повседневных делах,
в тех или иных видах преобразовательной активности человек ищет убежище от смерти, не думая о том, что она рано или поздно станет и его участью.
СЛЕДСТВИЯ То, что человек прячется от смерти, не несет для него ничего хорошего, лишь иллюзию душевного спокойствия. Но смерть все равно «прорывается» наружу в виде насилия. Приведем точку зрения психотерапевта, работавшего с терминальными онкологическими больными в Великобритании, врача, стоявшего у истоков хосписного движения за рубежом Элизабет Кюб-лер-Росс. Она пишет о том, что Игра «в прятки» со смертью, отрицание страха смерти, характерного для каждого человека, ведет к росту насилия, в котором и прорывается старательно игнорируемый человеком страх смерти. Пытаясь убежать от него, люди начинают доказывать себе и другим, что не боятся смерти. «Подсознание не в силах представить себе прекращение собственного существования, оно уверено в бессмертии своей личности... Если же отрицать смерть уже невозможно, мы пытаемся покорить ее. Если целый народ, целое государство страдает от страха смерти и отрицает ее как явление, ему приходится прибегать к определенным защитным механизмам, и механизмы эти могут быть только разрушительными. Войны, восстания, рост убийств и прочих преступлений могут служить признаками ослабевания нашей способности смотреть в лицо смерти со смирением и достоинством. Может быть, нам пора вернуться к отдельной личности, живому человеку и начать все сначала: попытаться представить себе собственную смерть, научиться открыто воспринимать это печальное, но неизбежное событие, избавившись от своего иррационального страха» [3, с. 25-26].
Таким образом, страх смерти является одной из проблем, рассматриваемых в западной философской традиции (Шопенгауэр, Фромм, Уильямс, Хайдеггер, Камю, Марсель), так как подобное отношение к смерти господствовало и господствует именно на Западе. В восточных обществах же смерть рассматривается как переход в иной мир. По моему мнению, страх смерти неотъемлем от европейского человека из-за того, что он осознает себя как личность, стремится к самореализации и развитию, проявлению деятельнос-тной сущности. Страх смерти заключается в избегании мыслей о смерти, «замалчивании» проблем, связанных с нею, стремлении укрыться от смерти за жизненной активностью.
список литературы
1. Волков Ю. Г., Поликарпов В. С. Интегральная природа человека: естественнонаучный и гуманитарный аспекты. Ростов-на-Дону, 1994. 282 с.
2. Камю А. Чума / Камю А. Чума. Посторонний. М.: 2003. 333 с.
3. Кублер-Росс Э. О смерти и умирании М., 2001. 320 с.
4. Проблема человека в западной философии: Переводы / Общ. ред. Ю. Н. Попова. М.: 1988. 552 с.
5. Розин В. М. Введение в культурологию. М., 1998. 219 с.
6. Фромм Э. Душа человека. М., 1992. 430 с.
7. Фромм Э. Иметь или быть М., 1986. 238 с.
8. Фрэзер Д. Д. Золотая ветвь: Исследование магии и религии. М., 1983. 703 с.
9. Хайдеггер М. Бытие и время. М., 1997. 445 с.
10. Шестов Л. И. Сочинения: Т. 2. На весах Иова. М., 1993. 558 с.
11. Шопенгауэр А. Метафизика половой любви СПб., 2005. 224 с.
УДК 364.4
философские основания социальной помощи в ее сравнении с социальной работой
А. С. ДУДКИН Кафедра социологии и социальной работы
Статья раскрывает качественное своеобразие социальной помощи как общественного явления. Автор предпринимает попытку разграничения социальной работы и социальной помощи с целью объяснения сущности последней. Делается вывод, что, в конечном счете, наличные конкретные общественные отношения определяют то, к какому явлению будет отнесено известного рода содействие человеку или группе лиц.
Незаметная категориальная ошибка, когда яв- социальной работе не имеет никакого отношения. Но
ление, претендующее на философское обозначение, "втискивается" в конкретные социологические рамки, а социологическое понятие заявляет о собственной философской глубине, в последнее время встречается довольно часто в спорах о месте и роли социальной работы и социальной помощи в обществе.
Как соотносятся между собой социальная работа и социальная помощь? Из физики мы знаем, что работа - это мера действия силы, количественная характеристика преобразования предмета, и это значение к
мы также знаем, что работа - это то, чем занимаются люди на профессиональной основе, чтобы прокормить себя. Работа в этом смысле характеризуется последовательностью, интенсивностью, эффективностью, определенным методом, и главное - оплатой труда.
Уже на этой основе можно отличить помощь от работы, ведь помощь характеризуется иным, а именно: тем, как именно не нуждающийся человек обращает внимание на человека нуждающегося, с какой целью и в чем смысл этого обращения. Социальная работа
