CC BY
68
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 11. ПРАВО. 2022. № 6
Научная статья УДК 343.232
П. П. Огепанов*
сто кошек все еще не стали тигром: к вопросу об административной преюдиции в современном уголовном праве россии
Аннотация. В статье рассматривается вопрос о критериях, которые законодатель может использовать при выборе деяний, наказуемых в административно-правовом порядке, для конструирования уголовно-правовых норм с административной преюдицией. Показано, что грань между административными правонарушениями и уголовно-наказуемыми деяниями стирается (в том числе ввиду расширяющегося применения законодателем административной преюдиции). Приведены исторические примеры конструирования составов с пре-юдицией в отечественном законодательстве, возможные причины отсутствия таких норм в первые годы действия УК РФ 1996 г. Анализируются Постановления Конституционного Суда от 10.02.2017№ 2-Пи от 08.04.2021 № 11-Пс точки зрения таких критериев. Формулируются и обосновываются выводы об актуальности и эффективности «объективной» общественной опасности как основания криминализации, а также о некорректности и опасности некоторых доктринальных и правоприменительных предложений оценивать опасные наклонности личности в качестве основания для криминализации деяний при помощи административной преюдиции. Представляется, что использование «субъективной» общественной опасности при конструировании составов преступлений противоречит принципам законности, вины и справедливости. Ее использование сближает законодательную тенденцию на расширение административной преюдиции с положениями теории опасного состояния личности, которая зиждется на совершенно других принципах.
Ключевые слова: административная преюдиция, общественная опасность, объект преступления, криминализация, пенализация, опасное состояние, уголовная политика .
Для цитирования: Степанов П. П. Сто кошек все еще не стали тигром: к вопросу об административной преюдиции в современном уголовном праве России // Вестник Московского университета . Серия 11 . Право . 2022. № 6 . С.42-57.
* Павел Павлович Степанов — кандидат юридических наук; ассистент кафедры уголовного права и криминологии, юридический факультет МГУ имени М . В . Ломоносова (Москва, Россия); pavel@stepanov .law .ru © Степанов П . П ., 2022 .
В российской уголовно-правовой доктрине популярным, если не сказать избитым, является спор о правовой природе административной преюдиции и обоснованности ее существования в отечественном уголовном законодательстве . Еще в 1993 г. профессор Н . Ф . Кузнецова выразила содержание большинства споров вокруг этого института одной метафорой: «сто мышей не образуют одну овцу, а двести зайцев — одного слона»1 . Через 10 лет, оценивая первые итоги действия Уголовного кодекса Российской Федерации (далее — УК РФ), принятого в 1996 г ., автор несколько смягчит и свое первоначально негативное отношение к административной преюдиции, и метафору, которая стала крылатой: «сто кошек не могут образовать одного тигра»2 . Оценивая перспективы гуманизации уголовного законодательства России уже в конце 2000-х, профессор Н . Ф . Кузнецова вновь отметила, что «как сто мышей не могут образовать одну кошку, так и два административных проступка не составят преступное деяние», заключив, что «более предпочтительной является позиция действующего УК РФ, отказавшегося от норм с административной преюдицией»3 . С момента написания этих строк прошло много лет . За это время произошло много изменений в уголовной политике, уголовном законе и практике его применения . Одно из таких изменений — повсеместное законодательное расширение применения административной преюдиции, соответствующее увеличение количества судебных актов, вынесенных по делам о преступлениях с административной преюдицией, и, таким образом, рост правоприменительных проблем
Нормы с административной преюдицией исчезли (на некоторое время) из отечественного уголовного законодательства одновременно с утратой юридической силы последним Уголовным кодексом советской эпохи — УК РСФСР 1960 г., в первоначальной редакции УК РФ 1996 г. такие нормы отсутствовали . Постепенное возвращение соответствующих норм началось в 2009 г . 4 и пополнение их ряда происходит с завидным постоянством . В современном отечественном уголовном законе административная преюдиция содержится в диспозициях 29 статей (ст. 116.1, 151.1, 157, 158 .1, 171.4, 171.5, 191, 193, 201.2, 201. 3, 212.1,
1 Кузнецова Н. Ф. Кодификация норм о хозяйственных преступлениях // Вестн . Моск. ун-та . Сер . 11 . Право . 1993 . № 4 . С . 17 .
2 Кузнецова Н. Ф. Семь лет Уголовному кодексу Российской Федерации // Там же . 2003.№ 1.С . 6 .
3 Кузнецова Н. Ф. Пути гуманизации уголовного законодательства России // Законодательство . 2009. № 7 . С. 58 .
4 Именно в 2009 г . Президент Д . А. Медведев призвал законодателей к возвращению в уголовное законодательство административной преюдиции: Стенографический отчет о заседании президиума Государственного совета «О состоянии уголовно-исполнительной системы Российской Федерации»:
URL: kremlin .ru/events/president/transcripts/3150 (дата обращения: 3 .11 .2022) .
215 .3, 215 .4, 255, 264.1, 264.2, 264.3, 274.2, 280.1, 280.3, 282, 282.4, 284.1, 284.2, 285 .5, 285 .6, 314.1, 315, 330.1) . С одной стороны, использование административной преюдиции в составе позволило законодателю охватить и «традиционные» («признанные», malum in se) преступления, такие как побои и хищения, и новые криминализации (malum prohibitum), такие как участие в деятельности организации, признанной нежелательной, и нарушение правил управления техническими средствами противодействия угрозам сети «Интернет» . С другой стороны, законодательная техника такой криминализации неоднородна (различается способ указания на наличие административной преюдиции в статьях, разнится количество необходимых преюдициальных фактов привлечения к административной ответственности, по-разному указывается время их совершения и необходимая частота), что влечет множество правоприменительных проблем5 .
При активности и изобретательности законодателя в указанном направлении, дискуссия относительно обоснованности применения административной преюдиции не угасла, а видные представители уголовно-правовой науки все еще придерживаются диаметрально противоположных взглядов относительно указанного института .
В самом общем виде административную преюдицию можно представить как законодательный прием, используемый при конструировании составов преступлений в нормах уголовного закона, устанавливающих ответственность за повторное (совершенное два или более раз) деяние, запрещенное Кодексом об административных правонарушениях Российской Федерации (далее — КоАП РФ), лицом, которое является подвергнутым административному наказанию за это же или схожее правонарушение в течение определенного времени . Результатом такого законодательного приема является норма уголовного закона с бланкетной диспозицией, отсылающая к нормам законодательства об административных правонарушениях, устанавливающим признаки составов таких правонарушений, а также срок, в течение которого данное лицо считается подвергнутым административному наказанию .
Попутно отметим, что истории развития отечественного законодательства известна не только конструкция, которая условием для привлечения к уголовной ответственности принимает факт административной наказанности (такая конструкция и именуется административной преюдицией), но и, к примеру, такая конструкция, которая принимает факт наличия применения к лицу дисциплинарного взыскания (одного или нескольких) в качестве условия наступления уголовной ответствен-
5 См .: Пудовочкин Ю. Е. Проблемы квалификации преступлений с административной преюдицией (судебная практика) М ., 2022; ЦепелевК. В., Медунцова С. М. Проблемы квалификации преступлений с административной преюдицией: научно-практическое пособие . М ., 2021.
ности . Так, например, в ст . 118 УК РСФСР 1922 г . предусматривались следующие санкции за «непредставление должностным лицом необходимых сведений, справок, отчетов и т . п . по запросу центральных и местных властей, представление которых для них обязательно по закону»: в первый раз — в дисциплинарном порядке; во второй раз — принудительными работами на срок не ниже трех месяцев с увольнением от должности (т . е . в уголовном порядке) . Подобные конструкции использовались советским законодателем и до, и после УК РСФСР 1922 г . и получили в доктрине наименование дисциплинарной преюдиции6 .
Среди причин, по которым молодое уголовное законодательство постсоветской России не могло взять административную преюдицию в «светлое будущее», называлось, в частности, отсутствие оснований для изменения юридической природы деяния (от административного правонарушения к преступлению) от его повторения7 .
М .И . Ковалев указывал, что повторность не может изменить внутреннюю сущность (того же) поступка как события объективной действительности, следовательно, не может изменить и предмет правового регулирования8 . Такую же позицию высказывала С . Г . Келина, призывавшая к отказу от административной преюдиции в будущем9
Н . И . Пикуров, напротив, не считает, что первое правонарушение и последующее — это одно и то же деяние, правовая природа которого меняется от повторения10 . По мнению автора, преступление с административной преюдицией — качественно новое (по отношению к административным проступкам) деяние, представляющее собой систему, которая состоит из двух или более элементов (действий), каждое из которых в отдельности имеет иную (отличную от преступной) природу, но приобретает в рамках системы новое качество11 . При этом, с точки зрения Н . И . Пикурова, аргумент о невозможности перерастания административного правонарушения в преступление выглядел бы убедительным, если бы между ними была непреодолимая граница12 .
6 См .: Малков В. П. Административная и дисциплинарная преюдиция как средства декриминализации и криминализации в уголовном праве // Пробелы в российском законодательстве. 2008 . № 2 . С . 195-198 .
7 См .: Современные тенденции развития уголовного законодательства и уголовно-правовой теории . Материалы конференции РАН «Современные тенденции развития уголовного законодательства и уголовно-правовой теории» // Государство и право . 1994. № 6 . С. 44.
8 Ковалев М. И. Преступление и проступок // Сб . научных трудов «Проблемы совершенствования законодательства по укреплению правопорядка и усиление борьбы с правонарушениями» . Свердловск, 1982 . С . 11-12 .
9 См .: Современные тенденции развития уголовного законодательства . С . 45 .
10 См .: Пикуров Н. И. Уголовное право в системе межотраслевых связей . Волгоград, 1998.С . 176 .
11 Там же . С . 177 .
12 Там же .
В настоящее время позиция относительно того, что между административными правонарушениями и преступлениями существует лишь формальная граница, серьезно усилилась по сравнению с тем периодом, когда были высказаны каждая из указанных точек зрения Это усиление прослеживается как в доктрине, так и в правоприменительной практике
Так, например, о стирании границ между административными проступками и преступлениями высказывались Г .А Есаков13, Л . В . Головко14, В . В . Хилюта15, а также другие известные авторы . Опираясь на исторический (противопоставляя дореволюционные «полицейские проступки» преступлениям), сравнительно-правовой (взяв за основу классическое континентальное деление «проступки, правонарушения и преступления» при сравнении с отечественной дихотомией «административные правонарушения — преступления»), а также диалектический (соотнося общественную опасность преступлений и правонарушений, не отрицая в последнем случае ее фактического наличия) методы, исследователи приходят к выводу о том, что административные правонарушения — часть целого, в которое, наряду с ними, входят и преступления .
Такая позиция встречается и в практике правоприменителей самого высокого уровня . Так, Европейский суд по правам человека (далее — ЕСПЧ), рассматривая жалобы заявителей о нарушении государствами ст . 6 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, выработал доктрину «уголовно-правовой сферы», согласно которой «любое нарушение закона, наказуемое государством, входит в состав уголовного права независимо от строгости наказания (от штрафов до смертной казни), а ответственность за него может реа-лизовываться исключительно в уголовно-процессуальном порядке»16 . При таком подходе административные правонарушения (некоторые из которых, как показала отечественная законодательная и правоприменительная практика, могут караться строже, чем деяния, предусмотренные в уголовном законе) должны рассматриваться с точки зрения предоставления обвиняемому процессуальных прав, как относящихся к «уголовной сфере» (criminal matter), обеспечивая их полноту в таком же объеме, как если бы оно и формально относилось к уголовно-наказуемым деяниям
13 См .: Есаков Г. А. От административных правонарушений к уголовным проступкам, или о существовании уголовного права в «широком» смысле // Библиотека криминалиста . 2013 . № 1. С . 37-44.
14 См .: Головко Л. В. Границы уголовного права: от формального к функциональному подходу // Там же . № 2 . С . 77-90 .
15 См .: Хилюта В. В. Административная преюдиция в контексте понимания сущности преступления // Актуальные проблемы государства и права . 2021. Т . 5 . № 17 . С . 117-136 .
16 Курс уголовного процесса / Под ред . Л . В . Головко . М ., 2017 .С . 50 .
Похожую позицию (и со ссылками на решения ЕСПЧ) высказал и Конституционный Суд Российской Федерации в своем знаменитом постановлении от 10.02.2017 г. № 2-П «По делу о проверке конституционности положений статьи 212 .1 Уголовного кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданина И . И . Дадина»17 . Суд указал, что дуалистический подход (в том смысле, что нарушение административно-правовых норм может квалифицироваться в некоторых случаях как преступление) к использованию административной и уголовной ответственности обусловлен тем, что «будучи разновидностями юридической ответственности за совершение деяний, представляющих общественную опасность, они имеют схожие задачи, базируются на рядоположенных принципах, преследуют общую цель защиты прав и свобод человека и гражданина, обеспечения законности и правопорядка и, по сути, во многом дополняют друг друга» . Именно этим, с точки зрения Суда, объясняется наличие в правовом регулировании смежных составов административных правонарушений и преступлений, а также право законодателя менять границы между административным и уголовным правом, т е корректировать противоправность деяний, преобразовывать составы отдельных административных правонарушений в составы преступлений и наоборот . Позицию о единстве публично-правовой природы административной и уголовной ответственности Конституционный Суд повторил и в Постановлении от 08 .04.2021 г. № 11-П18 .
Конституционный Суд также высказал интересные позиции относительно криминализации, квалификации и пенализации составов с административной преюдицией . Так, относительно криминализации было отмечено, что «при установлении уголовной ответственности за повторное (неоднократное) нарушение тех или иных запретов нельзя не учитывать природу таких правонарушений, исключающую (курсив мой . — П.С.) отнесение к преступлениям деяний хотя и противоправных, но не обладающих действительной общественной опасностью (malumprohibitum). В части, касающейся квалификации, Суд отметил необходимость установления и учета общественной опасности конкретно взятого нарушения административных правил: «если же нарушение установленного порядка <...> имело формальный характер и не повлекло за собой наступления или реальной угрозы наступления указанных негативных последствий, такое нарушение не может
17 Постановление Конституционного Суда РФ от 10.02 .2017 г . № 2-П «По делу о проверке конституционности положений статьи 212 .1 Уголовного кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданина И . И . Дадина» // СЗ РФ . 2017 . № 9 . Ст. 1422 .
18 Постановление Конституционного Суда РФ от 08.04.2021 г . № 11-П «По делу о проверке конституционности статьи 116 .1 Уголовного кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданки Л . Ф . Саковой» // Собрание законодательства РФ . 2021. № 16 (ч. 3) . Ст. 2874.
рассматриваться как представляющее криминальную общественную опасность, а потому наступление уголовной ответственности за него, мотивированное одной лишь неоднократностью совершения, выходит за границы конституционно допустимого уголовно-правового ограничения прав и свобод человека и гражданина»19 . Наконец, относительно пенализации орган конституционного контроля соизмерил общественную опасность неоднократного нарушения правил проведения публичных мероприятий (ст . 212 . 1 УК РФ) с опасностью иных преступлений средней тяжести, таких как убийство матерью новорожденного ребенка (ст. 106 УК РФ), доведение до самоубийства (ст . 110 УК РФ), насильственное самоуправство (ч . 2 ст . 330 УК РФ), а также иных, предусмотренных в УК РФ редакции февраля 2017 г ., преступлений с административной преюдицией, заключив, что применение к лицам, совершившим неоднократное нарушение административных правил, лишения свободы, возможно только в том случае, когда суд приходит к обоснованному выводу о невозможности исправления виновного без изоляции от общества20 . И что важно — суд отметил, что, решая вопрос об уголовном наказании лица, совершившего преступление, предусмотренное ст . 212 .1 УК РФ, суды обязаны основываться исключительно на оценке общественной опасности и противоправности соответствующего деяния, которая не может быть поставлена в зависимость от отношения этого лица — негативного (критического) или позитивного (одобрительного) — к принимаемым органами публичной власти решениям и проводимой ими политике21 .
При этом, каковы критерии, по которым законодатель выбирает деяния, «достойные» того, чтобы попасть в случае неоднократного совершения в УК РФ как в акт более строгий и суровый? Если говорить о единстве публично-правовой ответственности за административные правонарушения и преступления, то логика подсказывает, что это должны быть самые тяжкие административные правонарушения, которые, как бы живя в своей комнате, вплотную приблизились к границе соседней комнаты той же квартиры — комнате уголовного права .
Анализ действующего законодательства об административных нарушениях показал неэффективность такой логики . Нормы ст . 3 . 9 КоАП РФ предусматривают возможность в исключительных случаях назначать административный арест (являющийся самой суровой мерой административной ответственности, которая, по мнению Конститу-
19 Там же .
20 Надо сказать, что указанное требование относится ко всем случаям назначения наказания судами Российской Федерации, не только по делам о преступлениях с административной преюдицией . Привлекает внимание соотнесение Конституционным Судом их общественной опасности с обычными (malum in se) преступлениями .
21 Там же
ционного Суда, представляет в конституционно-правовом смысле не что иное, как лишение свободы22) на срок свыше предусмотренного предела в 15 суток — до 30 суток . Такими исключениями являются: нарушение установленного порядка организации либо проведения собрания, митинга, демонстрации, шествия или пикетирования либо организацию повлекшего нарушение общественного порядка массового одновременного пребывания или передвижения граждан в общественных местах, нарушение требований режима чрезвычайного положения или правового режима контртеррористической операции, совершение административных правонарушений в области законодательства о наркотических средствах, психотропных веществах и об их прекурсорах Если указанная логика о том, что критерием «занесения» правонарушения в состав преступления с административной преюдицией является пограничное с преступлениями состояние, действительно применима, то остается непонятным, почему нахождение в уголовном законе обеспечено (из перечисленного) только для неоднократного нарушения публичных мероприятий (митингов и пр . ) Аналогичным образом далеко не все деяния, которые в КоАП РФ получают оценку как наиболее общественно опасные, получили место в каком-либо уголовно наказуемом составе с административной преюдицией . Так, например, караемое административным арестом от 10 до 15 суток получение дохода от занятия проституцией, если этот доход связан с занятием другого лица проституцией (ст . 6 .12 КоАП РФ); караемое административным арестом до 15 суток невыполнение лицами, находящимися на борту воздушного судна, законных распоряжений командира воздушного судна (ч . 6 ст . 11.17 КоАП РФ) и ряд других нарушений, караемых самым суровым образом в административном порядке, не знакомы уголовному законодательству . Ему знакомы иные деяния, близкие по охраняемому благу к перечисленным административным проступкам . Таковыми являются, соответственно, организация занятия проституцией (ст 241 УК РФ), а также хулиганство на воздушном транспорте (ст . 213 УК РФ) и хулиганские действия, угрожающие безопасной эксплуатации транспортных средств (ст . 267. 1 УК РФ) . Граница между обозначенными уголовно-наказуемыми и административно-наказуемыми деяниями, очевидно, пролегает в критикуемой некоторыми авторами «объективной» общественной опасности: организация про-
22 Постановление Конституционного Суда РФ от 16.06 .2009 г . № 9-П «По делу о проверке конституционности ряда положений статей 24.5, 27.1, 27.3, 27.5 и 30 . 7 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях, пункта 1 статьи 1070 и абзаца третьего статьи 1100 Гражданского кодекса Российской Федерации и статьи 60 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобами граждан М . Ю . Карелина, В . К . Рогожкина и М . В . Филандрова» // Там же . 2009 . № 27 . Ст .3382 .
ституции, содержание притона, систематическое предоставление помещений для занятия проституцией более общественно опасны, чем получение дохода от занятия другим лицом проституцией, и потому первое помещено законодателем в УК РФ, а второе — в КоАП РФ . Аналогичным образом более общественно опасно грубое нарушение общественного порядка, выражающее явное неуважение к обществу, и действия, угрожающие безопасной эксплуатации транспортных средств, чем невыполнение лицами, находящимися на борту воздушного судна, законных распоряжений командира .
Попутно отметим, что общественная опасность деяний, запрещенных приведенными уголовно-правовыми и административно-правовыми нормами, пожалуй, не вызывает сомнений . Между тем далеко не все административные правонарушения бесспорны с этой точки зрения (например, пропаганда закиси азота (ст. 6 .13 .1 КоАП РФ); спонсорство табака (ст . 14 . 3 . 1 КоАП РФ); реализация ненадлежащими лицами билетов, абонементов и экскурсионных путевок (ст. 14 . 4 . 3 КоАП РФ) и т . п . ) . Применительно к подобным деяниям административной пре-юдиции, как представляется, быть не может, поскольку наличие общественной опасности (в некоторых случаях — вредности в принципе) сомнительно . В иных случаях, когда наличие общественной опасности сомнений не вызывает, законодателю следует (если принять мысль о том, что без административной преюдиции ему не обойтись, что тоже небесспорно) устанавливать соразмерные санкции . Логика, которой мы уже пользовались, указывает, что только такие административные правонарушения должны браться законодателем в арсенал уголовно-правовой репрессии, которые уже «не умещаются» в характер, рамки «младшей» публично-правовой ответственности с ее меньшим набором процессуальных гарантий .
Однако представляется, что вопреки позиции Конституционного Суда, высказанной в постановлении от 10.02.2017 г. , законодатель избрал иной критерий для выбора деяний, которые криминализуются с использованием метода административной преюдиции
В уже упоминавшемся постановлении от 08 .04.2021 г. (по делу о проверке конституционности ст . 116 . 1 УК РФ) Конституционный Суд высказался о критериях криминализации административных правонарушений иным образом, нежели в постановлении от 10.02.2017 г. (по делу о проверке конституционности ст . 212 .1 УК РФ) . Так, орган конституционного контроля указывает: «повторное совершение аналогичных или однородных административных правонарушений объективно свидетельствует как о недостаточности примененных средств для результативного противодействия возбраняемому поведению, так и о повышенной общественной опасности содеянного, что вкупе с иными факторами может рассматриваться в качестве конституционно
значимой причины для криминализации соответствующих действий» . По справедливому замечанию Н . Г. Иванова, в указанном постановлении Конституционный Суд существенным образом сместил акцент на субъекта преступления23, «рассматривает личностные свойства и, в частности, склонности как основание криминализации и одновременно как фактор, повышающий общественную опасность деяния» 24 .
Конституционный Суд характеризует субъекта ст . 116 .1 УК РФ и его наклонности следующим образом: «повторность указывает на устойчивость поведения виновного, склонность к разрешению конфликтов насильственным способом, неуважение к достоинству личности»
Позиция, согласно которой при конструировании норм с административной преюдицией акцент следует делать не на деянии, а на личности виновного, совершающего повторное правонарушение, нашла своих сторонников и в доктрине
Так, Д . В . Мирошниченко считает, что преступление с преюдицией основано не на сложении объективных сторон правонарушений, а на оценке поведения конкретной личности, где предшествующий проступок есть показатель социальной деформированности и устойчивости ее антисоциальной установки25 . По мнению указанного автора, возможность перехода из качества административного проступка в качество преступления основана на понимании общественной опасности личности и ее поведения, а не деяния26
Н . Ф . Кузнецова, описывая общественную опасность как критерий криминализации и декриминализации, выделяла четыре подсистемы, которые составляют указанную категорию Среди них она выделяла: объект; величину причиненного или угрожаемого ущерба объекту; вину и цель; способ совершения преступления27 . Именно эти характеристики, как представляется, и отличают преступления от иных нарушений закона, и должны выступать критериями отнесения негативных повторяющихся в обществе деяний к сфере действия уголовного закона .
Д . В . Мирошниченко, используя доктрину единой публично-правовой ответственности и единой природы правонарушений и преступлений, указывает, что коль скоро она единая, то «объективная» общественная опасность деяния (т . е . характеризуемая вредом объекту) не может выступать в качестве надежного критерия, характеризующего
23 Иванов Н. Г. Преюдициальность в УК РФ в свете позиций Конституционного Суда РФ (на примере ст . 116 .1 УК РФ) // Уголовное судопроизводство . 2021. № 3 . С . 34-39 .
24 Там же
25 Мирошниченко Д. В. Преюдиция в уголовном праве России: теоретико-прикладное исследование М , 2022 С 32
26 Там же . С . 33 .
27 См . : Кузнецова Н. Ф. Значение общественной опасности деяний для их криминализации и декриминализации // Государство и право . 2010 . № 6 . С . 72 .
административное правонарушение и преступление В таком случае, как считает автор, необходимо руководствоваться «субъективным» критерием общественной опасности: «в оценке преступности как качества правонарушения должен находиться уже не вред или абстрактное понятие общественной опасности, а субъект, чье сознание и воля обусловливают возможность существования нормы с объективной преюдицией»28
Такая позиция представляется некорректной и весьма опасной . Некорректной она представляется потому, что существующий перечень признаков преступления включает деяние, общественную опасность, противоправность и наказуемость29 . Позиции о необходимости криминализации определенных личностных установок высказываются отнюдь не только применительно к проблематике административной преюдиции, но и, например, применительно к немедицинскому употреблению наркотиков30 . Однако ответ в таких случаях универсален -«криминализируются только деяния, а не признаются преступниками определенные категории лиц, обладающие определенными социально-психологическими установками и признаками»31 . Иное означало бы отрицание принципов законности и вины криминализацией так называемого «опасного состояния личности», доктрина о которой допускает уголовно-правовую борьбу с различными категориями лиц, которые, хоть и не совершили уголовно-наказуемого деяния, но представляют «опасность» для общества
Например, Адольф Принс, бельгийский пеналист и социолог, сторонник криминализации опасного состояния, писал, что классическое уголовное право допускает вмешательство в общественные отношения слишком поздно32 Констатируя частоту и связь пьянства с домашним насилием, автор утверждает о необходимости «лишить опасных алкоголиков возможности вредить прежде даже, чем они начали действовать»33 . Надо сказать, что реализации данной теории
28 Мирошниченко Д. В. Указ . соч . С . 52 .
29 Наклонности или взгляды человека не должны включаться и в состав преступления . Н . Ф . Кузнецова еще в 1967 г . высказалась о том, что состав преступления включает в себя лишь то, что характеризует содержание и структуру преступления (см .: КузнецоваН. Ф. Преступление, состав преступления, диспозиция уголовно-правовой нормы (в порядке обсуждения) // Вестн . Моск. ун-та. Сер . 11. Право . 1967 . № 4 . С . 41) . Наклонности и взгляды преступление характеризовать не могут, они характеризуют преступника
30 См . подробнее: БудниковаА.Б. К вопросу о возможности криминализации потребления наркотических средств и психотропных веществ без назначения врача . 2022. № 8 .С . 27-29 .
31 Прозументов Л. М. Основание криминализации (декриминализации) деяний // Вестн. Томск, гос. ун-та. Сер . Право . 2014. № 4 (14) . С. 86-87 .
32 См .: Принс А. Защита общества и преобразования уголовного права . М . , 1912 .
С . 20 .
33 Там же
на практике получили печальные последствия . Таковы, например, политика красного террора и последующее преследование (в том числе — уголовное) «врагов народа» в СССР, ограничение членов их семей в правах. Использование расплывчатых терминов в результате уголовно-правовой борьбы с нежелательными членами общества до сих пор осмысливаются ведущими учеными-юристами, причем не только пеналистами34
Вопреки мнению А. Принса, писавшего, что уголовное право не имеет своей существенной целью торжество морального закона35, автор данной статьи, наоборот, считает, что уголовный закон должен быть выражением морального закона, а посему в нем нет места криминализации опасных состояний
Более того, конструкция административной преюдиции предполагает возможность вынесения решения по первому правонарушению юрисдикционным (административным), не судебным органом по процедуре, обеспечивающей меньшим количеством процессуальных прав и гарантий, нежели уголовно-процессуальный закон Учитывая судебную практику, позиция о том, что факты, установленные решением по делу об административном правонарушении, не являются неопровержимыми, нашедшая подтверждение в постановлении Конституционного Суда от 10 02 2017 г , не утешает
Кроме принципов законности и вины, как представляется, конструкция административной преюдиции не соответствует и принципу справедливости, поскольку первое правонарушение учитывается дважды . Сторонники административной преюдиции указывают, что «административное правонарушение, за которое лицо уже понесло (курсив мой . — П. С.) установленную законом ответственность, не является структурным элементом преступления с административной преюдицией, а лишь выступает основанием наличия у виновного специальной административной наказанности, наделяющей его чертами специального субъекта преступления, содержащего признак повторно совершенного административного правонарушения»36 . Однако необходимо отметить, что если исходить из однородности публично-правовой ответственности (на которой сторонники преюдиции и основываются), не делимой на уголовно-правовую и административно-правовую, то надо сказать, что она состоит не только из собственно наказания, но
34 Например, С .А. Авакьян отмечает, что времена, когда использовались понятия «враг народа» и подобные ему остались в прошлом, однако не исключает «какие-то новшества, которые вызывают симпатии у сил и людей, пришедших или стремящихся к власти» (см .: Авакьян С. А. Представительство в конституционном праве: вопросы теории и практики М , 2022 С 432)
35 См .: ПринсА. Указ . соч . С . 39 .
36 См .: Богданов А. В. Административная преюдиция в уголовном праве России . М ., 2021. С. 31 .
и из претерпевания лицом состояния наказанности (что в уголовном праве именуется судимостью) . Более того — некоторые авторы в целях упрощения изложения материала называют состояние привлеченности к административной ответственности просто — «административной судимостью» . В таком случае лицо еще не понесло всей ответственности за совершенное административное правонарушение, и именно поэтому виновный в повторном таком нарушении, привлекается к ответственности уголовной . Совершенно очевидно в таком случае то, что первое правонарушение учитывается дважды, что не является справедливым .
Список литературы
I. Авакьян С. А. Представительство в конституционном праве: вопросы теории и практики . М . , 2022 .
2 . Богданов А. В. Административная преюдиция в уголовном праве России М , 2021
3 . Головко Л. В. Границы уголовного права: от формального к функциональному подходу // Библиотека криминалиста. 2013 . № 2 . С . 77-90 .
4 . Есаков Г. А. От административных правонарушений к уголовным проступкам, или о существовании уголовного права в «широком» смысле // Библиотека криминалиста. 2013 . № 1. С . 37-45 .
5 . Иванов Н. Г. Преюдициальность в УК РФ в свете позиций Конституционного Суда РФ (на примере ст. 116 .1 УК РФ) // Уголовное судопроизводство 2021 № 3 С 34-39
6 . Кузнецова Н. Ф. Преступление, состав преступления, диспозиция уголовно-правовой нормы (в порядке обсуждения) // Вестн . Моск. ун-та . Сер . 11. Право . 1967 . № 4 . С . 35-48 .
7 . Кузнецова Н. Ф. Кодификация норм о хозяйственных преступлениях // Вестн . Моск. ун-та . Сер . 11. Право . 1993 . № 4 . С . 12-21.
8 . Кузнецова Н. Ф. СемьлетУголовномукодексу Российской Федерации // Вестн . Моск. ун-та . Сер . 11. Право . 2003 . № 1. С . 6-18 .
9 . Кузнецова Н. Ф. Пути гуманизации уголовного законодательства России // Законодательство . 2009 . № 7 . С . 51-59 .
10 . КузнецоваН. Ф. Значение общественной опасности деяний для их криминализации и декриминализации // Государство и право 2010 № 6 С 67-75
II. Малков В. П. Административная и дисциплинарная преюдиция как средства декриминализации и криминализации в уголовном праве // Пробелы в российском законодательстве . 2008 . № 2 . С . 195-198 .
12 . Мирошниченко Д. В. Преюдиция в уголовном праве России: теоретико-прикладное исследование М , 2022
13 . Пикуров Н. И. Уголовное право в системе межотраслевых связей . Волгоград, 1998 .
14 . Принс А. Защита общества и преобразования уголовного права . М . ,
1912
15 . Проблемы совершенствования законодательства по укреплению правопорядка и усиление борьбы с правонарушениями: Межвуз . сб . науч. тр . / Отв . ред . М . И . Ковалев и др . Свердловск, 1982.
16 . Прозументов Л. М. Основание криминализации (декриминализации) деяний // Вестн. Томск. Гос . ун-та. Сер . Право . 2014 . № 4 (14) . С . 81-91.
17 . Пудовочкин Ю. Е. Проблемы квалификации преступлений с административной преюдицией (судебная практика) М , 2022
18 . Хилюта В. В. Административная преюдиция в контексте понимания сущности преступления // Актуальные проблемы государства и права . 2021. Т . 5 . № 17 .С . 117-136 .
19 . ЦепелевК. В., Медунцова С. М. Проблемы квалификации преступлений с административной преюдицией: научно-практическое пособие . М . , 2021 .
Статья поступила в редакцию 08 .11 .2022; одобрена после рецензирования 18 .11.2022; принята к публикации 26. 12 .2022
Original article Pavel P. Stepanov*
A HUNDRED CATS STILL HAVE NOT BECOME A TIGER: ON THE ISSUE OF ADMINISTRATIVE PREJUDICE IN THE MODERN CRIMINAL LAW OF RUSSIA
Abstract. The article covers the issue of the criteria that the legislator can use when choosing acts punishable in the administrative-legal order for the construction of criminal-legal norms with administrative prejudice. It is shown that the line between administrative offenses and criminal acts is blurred (including due to the expanding use of administrative prejudice by the legislator). Historical examples of the construction of compositions with prejudice in domestic legislation are given, possible reasons for the absence of such norms in the first years of the Criminal Code of the Russian Federation of 1996. Decisions of the Constitutional Court dated 10.02.2017 No. 2-P and dated 08.04.2021 No. 11-P are analyzed from the point of view of such criteria. Conclusions are formulated and substantiated about the relevance and effectiveness of "objective" public danger as a basis for criminalization, as well as about the incorrectness and danger of some doctrinal and law enforcement proposals to evaluate the dangerous inclinations of a person as a basis for criminalizing acts using administrative prejudice. It seems
* Ph. D. (Law), Assistant Professor, Department of Criminal law and Criminology, Faculty of Law, Lomonosov MSU (Moscow, Russia)
that the use of "subjective" social danger in the construction of elements of crimes is contrary to the principles of legality, guilt and justice. Its use brings the legislative trend towards the expansion of administrative prejudice closer to the provisions of the theory of the dangerous state of the individual, which is based on completely different principles.
Keywords: prejudicial question, dangerousness, criminalization, dangerous state, penalization, criminal policy.
For citation: Stepanov, P. P. (2022) . A hundred cats still have not become a tiger: on the issue of administrative prejudice in the modern criminal law of Russia . Moscow University Bulletin. Series 11. Law, 6, pp . 42—57 (in Russ . ) .
Bibliography
1 . Avakyan, S . A. (2022) . Representation in constitutional law: issues of theory and practice. Moscow (in Russ . ) .
2 . Bogdanov, A .V. (2021) . Administrative prejudice in the criminal law of Russia . Moscow (in Russ . ) .
3 . Golovko, L.V. (2013) . Borders of criminal law: from formal to functional approach . Forensic Library, 2, pp . 77—90 (in Russ . ) .
4 . Esakov, G .A. (2013) . From administrative offenses to criminal offenses, or about the existence of criminal law in the "broad" sense . Forensic Library, 1, pp . 37-45 Moscow (in Russ . ) .
5 . Ivanov, N . G . (2021) . Prejudice in the Criminal Code of the Russian Federation in the Light of the Positions of the Constitutional Court of the Russian Federation (on the Example of Article 116 . 1 of the Criminal Code of the Russian Federation) . Criminal Justice, 3, pp . 34-39 Moscow (in Russ . ) .
6 . Kuznetsova, N. F. (1967) . Crime, corpus delicti, disposition of the criminal law norm (in order of discussion) . Moscow University Bulletin. Series 11. Law, 4, pp . 35-48 (in Russ. ) .
7. Kuznetsova, N. F. (1993) . Codification of norms on economic crimes. Moscow University Bulletin. Series 11. Law, 4, pp . 12-21 (in Russ . ) .
8 . Kuznetsova, N. F. (2003) . Seven years of the Criminal Code of the Russian Federation . Moscow University Bulletin. Series 11. Law, 1, pp . 6-18 (in Russ . ) .
9 . Kuznetsova, N . F. (2009) . Ways of humanization of the criminal legislation of Russia. Legislation, 7, pp . 51-59 (in Russ . ) .
10 . Kuznetsova, N. F. (2010) . The significance of the public danger of acts for their criminalization and decriminalization State and Law, 6, pp 67-75 (in Russ )
11 Malkov, V P (2008) Administrative and disciplinary prejudice as a means of decriminalization and criminalization in criminal law. Gaps in Russian legislation, 2, pp . 195-198 (in Russ . ) .
12 . Miroshnichenko, D .V. (2022) . Prejudice in Russian criminal law: theoretical and applied research . Moscow (in Russ . ) .
13 Pikurov, N I (1998) Criminal law in the system of intersectoral relations Volgograd (in Russ )
14 . Prince, A. (1912) . Protection of society and the transformation of criminal law. Moscow (in Russ. ) .
15 . Kovalev, M . I . (Ed. ) (1982) . Problems of improving legislation to strengthen the rule of law and strengthen the fight against offenses: Interuniversity collection of scientific papers. Sverdlovsk (in Russ. ) .
16 . Prozumentov, L. M . (2014) . Grounds for criminalization (decriminalization) of acts . Bulletin of the Tomsk State University. Series: Law, 4(14), pp . 81—91 (in Russ )
17. Pudovochkin, Yu. E . (2022) . Problems of qualification of crimes with administrative prejudice (judicial practice). Moscow (in Russ . ) .
18 . Khilyuta, V.V. (2021) . Administrative prejudice in the context of understanding the essence of the crime. Actual problems of state and law, Vol. 5, 17, pp . 117-136 (in Russ . ) .
19 . Tsepelev, K .V. and Meduntsova, S . M . (2021) . Problems of qualifying crimes with administrative prejudice: a scientific and practical guide Moscow (in Russ )
The article was submitted 08. 11.2022; approved 18 . 11.2022; accepted 26 .12.2022
