CC BY
40
DOI:10.37614/2307-5228.2020.12.3.004 УДК 94(470.23-25) «1800/1850»
«СТИПЕНДИЮ ИМЕНИ ПУШКИНА НАЗНАЧИТЬ...»:
КАЧЕСТВО ЖИЗНИ И МАТЕРИАЛЬНОЕ ОБЕСПЕЧЕНИЕ СТУДЕНТОВ XIX ВЕКА К. С. Казакова
Центр гуманитарных проблем Баренц региона ФИЦ КНЦ РАН, г. Апатиты
Аннотация
В статье на основе архивных материалов и мемуарной литературы представлены особенности материального положения студенчества Санкт-Петербургского университета в первой половине XIX в. Показано, что особым рычагом корректирования социального состава студенчества являлась система государственной материальной поддержки посредством различных стипендий и выплат. Ключевые слова:
Санкт-Петербургский университет, студенты, качество жизни, стипендия, университетология.
"TO ESTABLISH A SCHOLARSHIP NAMED AFTER PUSHKIN...":
QUALITY OF LIFE AND MATERIAL SUPPORT TOSTUDENTS OF THE 19TH CENTURY
Ksenia S. Kazakova
Barents Centre of the Humanities, Kola Science Center of the Russian Academy of Sciences, Apatity
Abstract
On the basis of archival materials and memoirs is represented the quality of life of the students of St. Petersburg University in the first half of the 19th century. It is shown that the system of state material support through various grants was a special process for correcting the social heterogeneity in community of students.
Keywords:
Saint-Petersburg University, students, quality of life, grant, university studies.
В русской литературе, живописи сложился традиционный образ студента: худого, полунищего, с голодным блеском в глазах и передовыми идеями в голове. Реален ли этот образ? Всегда ли студент в России был беден? При каких условиях у него была возможность рассчитывать на государственную поддержку, насколько совершенной и отлаженной она была? Попробуем разобраться и оценить уровень материальной обеспеченности студента позапрошлого века, когда университеты в России только появились.
От «бурсаков» до «аристократов»
Петербургский университет всегда пользовался особой популярностью среди молодежи. Постепенно его начали наделять
«Если весь мир — тюрьма, — как говорят пессимисты, то... студенческая комната —неблагоустроенный карцер в этой тюрьме...» Газета «Речь». Санкт-Петербург, декабрь 1908 г.
особой метафизической значимостью и силой, он обрел статус уникального резервуара творческой энергии. Образ столицы с ее университетом становился мечтой целых поколений русской молодежи. Между тем исполнение этой мечты требовало определенных материальных ресурсов. Качество жизни студента в столице определялось его сословным происхождением, уровнем доходов, интересами. Основное различие между студентами заключалось в том, учился ли молодой человек за счет казны и принадлежал к категории «казеннокоштных» или был «своекоштным», т. е. ежегодно оплачивал курс обучения в университете и расходы на проживание в столице.
Рис. 1. Южный фасад университета. Гравюра К. Вейермана. 1850-е гг.
Когда в 1819 г. Петербургский университет был преобразован из Педагогического института, почти все студенты обучались за казенный счет, включая размещение, питание, обмундирование. После окончания курса (сначала три, потом четыре года обучения) они принимали распределение в учительские должности и отправлялись на шесть лет служить учителями губернских гимназий, в том числе в отдаленные пределы Российской империи, не исключая Сибири, Кавказа, польских окраин.
С XVIII в. до конца 1820-х гг. малочисленное университетское сообщество (число студентов в этот период составляло от 50 до 120 человек) было изолировано от столичной жизни благодаря компактному расселению в университетских зданиях, что способствовало оформлению «семейного стиля»
взаимоотношений в университетском сообществе в начальный период его
становления (см. подробнее: [Казакова, Жуковская, 2020]).
Студентов, набранных в основном из выпускников духовных семинарий, современники называли «бурсаками», от латинского bursa, которым именовали в Средние века общежитие для учащихся. В университетском общежитии Петербургского университета они селились по 10-12 человек. Сырые и душные комнаты, скученность порождали хаос и неустроенность. Из отчетов инспектора видно, что никого не удивляло битье стекол студентами, их разгульный образ жизни и панибратство по отношению друг к другу.
Увеличение числа абитуриентов в конце 1820-х гг. привело к расселению студенчества по городу. Плотная застройка близлежащих к расположенному в центре города университету кварталов не способствовала созданию студенческого городка — явления,
характерного для окрестностей старых европейских университетов. Некоторые студенты, имевшие в Петербурге родственников, селились у них. Большая же часть абитуриентов, приезжающих в Петербург,
В 1830-е гг., когда учительская карьера перестала быть основной перспективой для выпускника, а университетский диплом стал залогом успешной карьеры в статской или военной службе, столичный университет стал престижным и для дворян. Это были уже «своекоштные» студенты, которые платили за обучение. В столичном университете учились и дети аристократов, сыновья министров, сенаторов, придворных. Не случайно наиболее привлекательным и, соответственно, многочисленным становится юридический факультет университета.
Вот лишь одно из описаний студентов-аристократов, оставленное выпускником Петербургского университета А. А. Чумиковым [Чумиков, 1888: 126]:
«Находились между этими сливками студенчества и такие, которых предусмотрительные родители отпускали на лекции не иначе как вместе с гувернерами. Последние, обыкновенно услужливые французы, сопровождали своих милых
вынуждена была снимать жилье в разных частях города, стараясь по возможности селиться в пределах Васильевского острова.
питомцев также в биржевые лавки и другие злачные места. Этот же кружок студентов, неизвестно на каком основании, присвоил себе право садиться на ближайших к профессорской кафедре скамьях; так было, по крайней мере, в старом здании университета и студенты-демократы, как бы сторонясь чуждой им сферы, не думали протестовать против этой привилегии. О некоторых из этих аристократов рассказывали, что они приняты были в университет лишь благодаря частным, дорого оплаченным урокам у экзаменаторов, незадолго перед экзаменом».
«Аристократы» составляли незначительный контингент учащихся и не пользовались расположением товарищей, не желавших участвовать в их кутежах и подражать их развязным манерам, иногда выходившим за рамки приличия. Большая часть дворянско-чиновничьего студенчества была представлена детьми чиновников и мелкопоместных дворян. Подобно своим товарищам из других сословий, они старались попасть в число казеннокоштных
или добывали средства, давая уроки, занимаясь перепиской бумаг, работая для журналов. Таким образом, получался парадокс: традиционно сохранялся дворянско-чиновнический состав студенчества, а половину студенческой массы составляла
малообеспеченная молодежь.
Рис. 3. Студенты Санкт-Петербургского университета А. С. Фаминцын, П. П. Храповицкий, А. В. Веселовский. 1856-1857 гг. (Литературный музей ИРЛИ РАН)
Порой известные впоследствии ученые в университетские годы вынуждены были нищенствовать. Ярким примером служит биография Т. Н. Грановского, профессора Московского университета, известного историка-медиевиста (1813-1855). Незадолго до поступления молодого человека на юридический факультет Петербургского университета у него умирает мать, которая обеспечивала сына скромным содержанием в столице. Грановский вынужден был снимать жилье вместе со своими товарищами по пансиону. Вот как описывали современники этот тяжелый для будущего профессора период лишений [Кудрявцев, 1858: 33-34]:
«Трудность, которая предстояла ему в этой общей жизни со старым товарищем, была совсем другого рода. Стол положено было держать вместе, но Грановский скоро заметил, что ему вовсе не под силу тянуться за своим товарищем. Чтобы скрыть свое замешательство, он начал под разными предло-
гами уклоняться от домашних обедов. Он ссылался на какое-нибудь мнимое приглашение, уходил из дому и не раз оставался вовсе без обеда. Мы даже не знаем, какими чрезвычайными средствами, или какою особенною изворотливостью мог он выбиться из этого крайне затруднительного положения. Верно только то, что, несмотря на все трудности, он устоял в своем намерении и почти без всякой помощи проложил себе дорогу к университету».
Т. Н. Грановский, не получая полгода ответа от отца о возможности финансовой помощи, уже собирался бросить учебу, как неожиданно получил от него 500 рублей. Привыкший экономить, Грановский лишь заказал себе приличный фрак, без которого было стыдно показаться в обществе.
V \ \
■V
Рис. 4. Повседневная форма студентов Петербургского университета. 1834 г.
Материальное положение значительной части русского студенчества было нестабильным, многие бедные студенты из провинции вели в Петербурге чрезвычайно аскетичный образ жизни, надеясь по окончании университета получить чин и устроиться на службу. Единые материально-бытовые условия способствовали появлению различных форм кооперации в студенческой среде, сплачивали студенческую массу в единую социальную группу.
Чтобы скрасить учебные будни и забыть о материальной неустроенности, юноши пытались разнообразить свой досуг развлечениями, которые определялись как идейными интересами, так и толщиной кошелька.
Беллетрист, этнограф И. Д. Белов, учившийся в Петербургском университете в 1836-1840 гг., с ностальгией вспоминал о юношеских годах [Белов, 1880: 784]:
«Нам были не чужды многие общественные интересы... Бывали вечера, когда мы проговаривали за полночь, довольствуясь одним чаем, что, впрочем, <...> в большинстве случаев происходило от неимения денег, которые текли у нас, как вода, т. е. я говорю об отсутствии вина во время бесед. Впрочем, беседы, живые, задушевные, дававшие толчки нашему умственному развитию, шли горячо и за вином, и без вина. Конечно, в этих беседах и кружках господствовали отдельные личности, дававшие толчки умственной деятельности менее умственно развитых юношей».
Студенты участвовали в литературных вечерах и чтениях, устраивали пирушки, проникали на чужие свадьбы в надежде прилично отужинать и повеселиться, слонялись по Невскому проспекту в поисках приключений и, конечно, не обходили своим вниманием женский пол. В целом, такое легкомысленное поведение формировало негативный образ в сознании городского обывателя,
оценивающего студента как человека ненадежного. Образ студента-оппозиционера или студента-интеллектуала появляется уже во второй половине XIX в. с развитием общественной и политической активности студенчества.
Виды «вспомоществования» беднейшим студентам
В первой половине XIX в. стипендиальной системы в образовательной сфере фактически не существовало, что было связано с характерными особенностями учебных заведений закрытого типа и с недостаточно развитой благотворительностью. Документы свидетельствуют о том, что студент мог получить от университета
единовременно материальную поддержку за особые успехи.
Так, например, по ходатайству профессора восточной словесности О. И. Сенковского в 1823 г. попечитель округа просил министра о разрешении выдать студенту Михаилу Волкову из общих университетских остатков 300 руб. Подобной награды за успехи по представлению Конференции был удостоен и студент Иван Гра-цилевский за составление персидской грамматики. Оба студента были оставлены затем при университете в статусе магистров и преподавателей [Жуковская, Казакова, 2018: 186]
С ростом престижа университетского образования число мест для «казеннокоштных» студентов сокращалось, кроме того, в 1839 г. во всех русских университетах была введена плата за слушание лекций. Поначалу она была невысока, но ощутима для небогатых семейств.
За 20 лет (начиная с 1835 г.) стоимость обучения в Петербургском университете выросла с 14 до 50 рублей в год. Плата за обучение играла роль социального фильтра для уменьшения числа выходцев из непривилегированных сословий, поступающих в университет, а система материальной помощи была призвана оказать поддержку тем студентам из беднейших слоев, которые, по мнению администрации, были достойны получения университетского диплома. Политика целевого стимулирования академической активности продолжала линию государственного патронажа над университетами, избранную в начале XIX в., но была более со-словно ориентированной [Жуковская, Казакова, 2018].
На старших курсах, на основании академических успехов, некоторым студентам удавалось получить какую-либо стипендию, добиться перевода в пансионеры или освобождения от платы за обучение. Если студент успешно сдавал годовые экзамены и имел положительный отзыв инспектора о поведении, то попечитель рекомендовал Совету «иметь молодого человека в виду при избрании воспитанников для замещения вакансий казеннокоштных студентов». Таким образом, в университете происходила постоянная ротация категорий студентов, а при определении государственных льгот устанавливалась связь между казенным содержа-
нием, интеллектуальными способностями студента и его благонадежностью. Многие студенты при этом могли считать, что их поощрение или наказание зависит от профессоров, что увеличивало ресурс власти университетских преподавателей.
В годовом отчете за 1847 г. ректор Санкт-Петербургского университета писал о «недостаточных» студентах так: «Те из них, которым необходимо денежное пособие для продолжения курсов по разрешению попечителя получают стипендии и таким образом принимают от университета вдруг нравственную, умственную и вещественную помощь, чтобы вполне обеспечено было их будущее» [Годовой..., 1847: 49]. Согласно данным университетских отчетов, доля студентов, получающих стипендию, была невысока; если в 1846/47 г. университетское пособие получали 4 % своекоштных студентов, в 1848/49 гг. лишь 2 %, то с начала 50-х гг. XIX в. число своекоштных студентов, получающих материальную поддержку от университета, составляло от 6 до 8 %.
С увеличением числа «недостаточных» студентов и сокращением числа «бюджетных» мест появляется разнообразие стипендий, которые учреждает государство и частные лица, что было отчасти стимулировано общественным обсуждением тяжелого бытового положения петербургских универсантов.
В 1846 г. по высочайшему повелению в Санкт-Петербургском университете были учреждены три стипендии Его Императорского Величества по 300 руб. серебром в год. В 1850-е гг. среди учредителей стипендий стали появляться частные лица, региональные сообщества и ведомственные структуры. В 1850 г. князь Н. Б. Юсупов, будучи студентом университета, пожертвовал капитал в 10 тыс. руб. на учреждение из процентов двух стипендий по 200 руб. для беднейших студентов, которые на вступительном экзамене получат высшие баллы по русской словесности и русской истории [Гришу-нин, Жерихина, 2008: 596-598].
С 1855 г. в университете стали выдавать 10 стипендий от Министерства иностранных дел и 11 — от Министерства народного просвещения по 300 руб. в год. Стипендиаты должны были представить в вуз свидетельство о бедности. По условиям статута стипендии они обязывались
прослужить несколько лет, обычно не менее шести, по распределению ведомства, предоставившего студенту возможность относительно безбедно проучиться и получить специальность.
Университетское сообщество тоже не оставалось в стороне от вопроса финансовой поддержки учащихся. В 1852 г. сами студенты собрали сумму в 2 500 руб. с целью учреждения стипендии в 100 руб. для содержания одного студента — «стипендиата Мусина-Пушкина», так как стипендия была учреждена в честь попечителя Санкт-Петербургского учебного округа М. Н. Мусина-Пушкина. Выбор в данном случае мог носить конъюнктурный характер, ведь в памяти современников М. Н. Мусин-Пушкин остался как человек вспыльчивый, нередко возмущавший своим поведением не только студентов, но и просвещенное общество столицы. Учреждение стипендии имени русского поэта А. С. Пушкина, о котором, вероятно, вспомнил читатель данной статьи, произошло значительно позже и относится скорее к современным университетским хроникам.
В первой половине XIX в. для университетского сообщества важно было подчеркнуть свое единство и внимание университетской администрации к решению вопроса о материальной поддержке способных студентов. Именно поэтому стипендии учреждались в честь людей, которые внесли весомый вклад в развитие университетского образования, как, например, попечитель М. Н. Мусин-Пушкин, ректор М. А. Балугьянский, профессор Н. М. Колмаков и др.
В статутах стипендий подробно оговаривались условия премирования отличившихся студентов. Большинство частных меценатов хотели, чтобы студенты, получавшие именные стипендии, имели высокий средний балл на итоговых экзаменах из курса в курс. К примеру, претенденту на трехсотрублевую стипендию, учрежденную статским советником В. П. Маки-ным, необходимо было набрать средний балл не менее 4. Для некоторых филантропов определяющим фактором при выборе стипендиата становилась конфессиональная или национальная принадлежность или факультет, на котором когда-то обучался или преподавал благотворитель. В 1875 г. на таких условиях появилась сти-
пендия имени профессора права и первого ректора университета М. А. Балугьянского — в память о нем члены семьи собрали 2 150 руб. и учредили одну стипендию в размере 120-180 руб. в год для православного студента юридического факультета.
Рис. 5. М. Н. Мусин-Пушкин (1795-1862) —
попечитель Санкт-Петербургского учебного округа
Условия и размер выплат были зафиксированы в правительственном распоряжении об учреждении стипендии. Так, стипендия И. А. Крылова, определенная в 800 руб. в год, выдавалась по третям года, именная стипендия Алексея Евреинова — ежемесячно по 20 руб. серебром, в начале каждого полугодия перечислялось еще по 30 руб. «на экипировку» студента. Некоторую сумму студент-стипендиат мог получить и по завершении обучения. Это предусматривалось, например, положением о стипендии на счет капитала Тамбовцева, согласно которому, студент при выпуске из университета в учительскую службу получал 120 руб. на обмундирование и 80 руб. на учебные пособия.
Были стипендии совсем незначительные в финансовом отношении, учрежденные скорее для того, чтобы оказать некое моральное поощрение или материальное содействие студенту, нежели обеспечить его на время прохождения курса. Такие стипендии, как правило учрежденные в отдаленных губерниях для подготовки учителей, были единичными. Так, стипендиат дирекции училищ Ковенской губернии получал всего 60 руб. в год, столько же было определено для студента-стипендиата Тамбовского приказа общественного призрения.
Рис. 6. М. А. Балугьянский (1769-1847) — первый ректор Санкт-Петербургского университета
Многие современники отмечали, что размер стипендии был недостаточен и не обеспечивал молодым людям средств к самому скромному существованию. Во многих случаях назначение столь скромной стипендии не достигало своей цели, поскольку не давало возможности посвятить себя наукам, не прибегая к дополнительным источникам заработка: урокам, переводам, переписыванию бумаг в канцеляриях.
Особенно тяжело приходилось первокурсникам, не имеющим права на получение стипендии. В незначительной степени положение
спасали благотворительные акции самих студентов с перечислением вырученных средств беднейшим товарищам или организованные в середине XIX в. студенческие кассы. Один из студентов того времени писал: «Можно было, правда, выхлопотать что-нибудь из суммы, собранной с ежегодного концерта, наконец, из нашей собственной, едва возникшей кассы, но нуждающихся было так много, а денег так мало, что урвать что-либо было и трудно, да и просто совестно, если только проситель буквально не умирал с голоду» [Острогорский, 1895: 82].
О бедном студенте замолвите слово...
Остаться без материальной поддержки в столичном городе было равносильно жизненной катастрофе. Безвыходное материальное положение вынуждало молодых людей на отчаянные поступки. В феврале 1825 г. своекоштный студент Иван Сокальский обратился с прошением (а точнее, письмом, поскольку оно было подано вопреки установленному порядку) прямо на высочайшее имя, вероятно, препроводив его в отделение императорской канцелярии. Студент сообщал, что живет на вольной квартире, не имеет средств содержать себя, и просил вспомоществования на год, до окончания курса наук. «Иначе мне придется, — говорилось в прошении, — оставить продолжение наук, так необходимое средство к общей пользе <...> Нет у меня ни родных, ни благодетелей, могущих поддержать меня еще один год до окончания наук моих, без которых нельзя быть полезным отечеству» [ЦГИА СПб. Ф. 139. Оп. 1. Д. 3917. Л. 2].
Император вмешался в это дело и повелел перевести на содержание студента Сокальского в Санкт-Петербургском университете до окончания курса учения по 500 руб. в год, а кроме того, выдать ему единовременно на уплату долга 150 руб. из сумм Государственного казначейства. Но для Сокальского это благодеяние оказалось роковым. Будучи поселен вместе с казеннокоштными студентами в здании университета, он оказался не в состоянии перенести регламентацию быта и совершил «нравственные проступки». Он несколько раз без разрешения уходил со двора университета к
своим знакомым, живущим поблизости, найден был там специально посланным служителем пьяным и приведен в университет. Правление университета определило ходатайствовать об исключении Сокальского 19 ноября 1825 г. (в день смерти его благодетеля!) [Жуковская, Казакова, 2018: 190].
Встречаются случаи личного участия и Николая I в судьбе универсантов. Однажды студент, у которого не было средств заплатить за съем жилья, «поселился» на скамейке, в парке рядом с императорским дворцом, а чтобы привлечь внимание, написал на скамье: «Квартира студента Александрова». Его забрали в полицию, но наказывать не стали. Попечитель Петербургского учебного округа К. М. Бороздин в переписке с директором департамента МНП Д. И. Языковым выразил глубокое сожаление о невозможности поместить на казенное содержание бедствующего своекоштного студента Александрова, «ибо в Университете нет даже места для воспитанников, окончивших курс в гимназии»; но добавил, что весьма желательно было бы сделать Александрову какое-либо вспомоществование, которое он весьма заслужил, но университет не имеет на это совершенно никаких средств». Дело дошло до императора Николая I и «украсилось» его собственноручной резолюцией, предписывающей дать студенту помещение в университете и денежное содержание.
Не имея законных оснований для получения стипендии, молодые люди решались обращаться с личной просьбой и к ректору. Так, в личном фонде П. А. Плетнева сохранилось письмо от студента Ивана Кудринского с просьбой о помощи в получении стипендии. Из письма понятно, что молодой человек не впервые обращается к Плетневу. Он пишет: «Обязанный уже Вам многим, многим, я не решился беспокоить Вас до тех пор, пока не убедился, что положение мое безвыходно» [РО ИРЛИ. Ф. 234. Оп. 3. Д. 353]. Студент сообщает о том, что по болезни отсутствовал в университете в течение академического года, и Правление согласилось на перевод его со второго курса на третий с обязательством сдать в августе экзамен по дифференциальному исчислению. Однако перенос экзамена на осень означал потерю стипендии на следующий год. Из письма ясно, что
Кудринский ежемесячно получал «балловые деньги» (т. е. пособие за хорошие успехи), которые составляли для него единственное средство к существованию. «Не имея здесь души знакомой, не имея даже товарищей, которые могли бы мне помочь, тревожимый опасностью нетерпимой нищенской жизни, которую я испытывал в Одессе, я решился обратиться снова к Вам», — пишет он Плетневу.
Молодой человек просит ректора поручиться за него перед университетским Правлением в том, что он выдержит экзамен в августе. Кудринский пишет, что он мог бы обратиться за поручительством и к начальству гимназии, которую он окончил с золотой медалью, но согласия пришлось бы ждать около трех месяцев. «Опыт научил меня, что значит просить формально, о чем бы то ни было за 2000 верст, — печально констатирует он, — согласие я получил бы тогда, когда уже не нуждался бы в нем». Кудринский, однако, допускает, что его просьба о поручительстве может быть невыполнима. При таком исходе он просит П. А. Плетнева как «частного человека» ссудить его (попросту дать в долг) суммой, равной месячной стипендии, т. е. 25 руб. 83 1/3 коп. в июле и такой же суммой в августе, и гарантирует возврат долга своим честным словом. Можно предположить, что отзывчивый П. А. Плетнев оказал молодому человеку финансовую помощь приватно. Практика обращения с личными прошениями к ректору существовала и в других русских университетах.
Иногда судьба «недостаточных» студентов заканчивалась трагически. Так, 17 ноября 1851 г. в лесу, примыкающем к Чесменской военной богадельне, было найдено тело студента Петербургского университета Осипа Петрицы. После тщательного расследования выяснилось, что молодой человек, проучившись год за казенный счет как стипендиат Виленского учебного округа, был исключен из числа стипендиатов из-за недостатка вакансий. Оставшись без средств, студент обратился за помощью к дяде,
который не смог ему помочь. По заключению следствия, «находясь в совершенной нужде», Петрица застрелился.
Вообще, в конце 1840-х гг. студенчество охватывает первая «волна» самоубийств, имеющая, видимо, чисто социальные причины: бедность, невозможность погасить долги, отсутствие или внезапное лишение содержания. Все это происходило на фоне ужесточения политики Николая I в университетском вопросе: повышения платы за обучение, сокращения количества казенных стипендий, усиления учебного, полицейского и нравственного надзора. Практика личного вмешательства монарха в дела студентов и трагические судьбы некоторых универсантов свидетельствуют о несовершенстве системы государственной помощи беднейшим студентам [Жуковская, Казакова, 2018: 191-192].
Социальные и национальные различия, а также неодинаковый материальный статус студентов и система их финансовых отношений с университетом определяли вариативность моделей поведения, принятых в студенческой среде, — от «аристократов», находившихся на одном полюсе студенческой массы, до беднейших «бурсаков», сохранивших грубость нравов и аскетические привычки в быту. Но в целом единые для всех условия обучения, одинаковое правовое положение в стенах университета и общность профессиональной деятельности (занятий науками) способствовали сглаживанию сословных, возрастных и национальных различий петербургских студентов, которые ради обучения в университете готовы были терпеть различные лишения и невзгоды, формируя в своем коллективном сознании дух товарищества и университетского братства. Государство, с одной стороны, стремилось поддержать способных университетских воспитанников, с другой — сократить число студентов из непривилегированных сословий, которых, по мнению правительства, отличали радикальные политические взгляды.
Литература
Белов И. Д. Университет и корпорация (отрывок из воспоминаний) // Исторический вестник. 1880. № 4. С. 779-804.
Годовой торжественный акт в Императорском Санкт-Петербургском университете, бывший 8 февраля 1847 г. СПб., 1847. 300 с.
Гришунин П. В., Жерихина Е. И. Стипендии // Три века Санкт-Петербурга. Девятнадцатый век: Энциклопедия. Кн. 6. СПб., 2008. С. 596-598.
Жуковская Т. Н., Казакова К. С. Anima universitatis: студенчество Петербургского университета в первой половине XIX века. М.: Новый хронограф, 2018. 576 с.
Казакова К. С., Жуковская Т. Н. Студенты и инспекторы: от «семейного стиля» к нравственно-политическому надзору (на материалах Педагогического института и Петербургского университета 1800-1850-х гг.) // Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 4, История. Регионоведение. Международные отношения. 2020. Т. 25, № 2. С. 68-79. DOI: https://doi.org/10.15688/jvolsu4.2020.2.5.
Кудрявцев П. Н. Детство и юность Грановского // Русский вестник. 1858. Т. XVIII, кн. 1. С. 5-50; кн. 2. С. 157-186.
Острогорский В. П. Из истории моего учительства. Как я сделался учителем (1851-1864 гг.). СПб., 1895. 293 с.
Рукописный отдел Института русской литературы РАН (РО ИРЛИ). Ф.234. Оп. 3. Д. 353. Письмо к Плетневу П. А. Кудринского Ивана (студента). 1860 г.
Центральный государственный исторический архив Санкт-Петербурга (ЦГИА СПб). 1825. Ф. 139. Оп. 1. Д. 3917. [По всеподданнейшему прошению своекоштного студента Сокальского о вспомоществовании. 1825 г.].
Чумиков А. А. Петербургский университет полвека назад. Воспоминания бывшего студента // Русский архив. 1888. Кн. 3, № 9. С. 120-150.
