CC BY
359
4. Кюрегян Т. С. Музыкальная энциклопедия. Под ред. Ю. В. Келдыша. - М.: Сов. энциклопедия. Советский композитор. - [Электронный ресурс]: // http://dic.academic.ru.
5. Лейдерман Н. Л. Теория жанра / Институт филол. исследований и образовательных стратегий «Словесник» УрО РАО; Урал. гос. пед. ун-т. - Екатеринбург, 2010.
6. Лирическая книга в современной научной рецепции: коллект. монография / отв. ред. О. В. Мирошникова. - Омск: Изд-во ОмГПУ, 2008.
7. Мирошникова О. В. Книга-цикл и книга-композиция в лирике //Лирическая книга в современной научной рецепции: коллект. монография / отв. ред. О. В. Мирошникова. - Омск: Изд-во ОмГПУ, 2008. - С. 63-73.
8. Михельсон Б. И. Причуды сердца: Новеллы и этюды: Introduction. - Владивосток: тип. В.К. Иогансон, 1909.
9. Носова И. П. Социокультурная детерминация эволюции малых музыкальных форм в культуре нового времени на примере музыкального этюда): автореф. дис. ... канд. культурологии. - Кемерово, 2009.
10. Орлицкий Ю. Б. Прозиметрические (стихотворно-прозаические) книги в истории русской поэзии // Лирическая книга в современной научной рецепции: коллект. монография / отв. ред. О. В. Мирошникова. - Омск: Изд-во ОмГПУ, 2008.
С. А. Комаров
Стихотворный фельетон В. В. Маяковского: реализация жанровых характеристик
Фельетон представляет собой особый жанр, характеризующийся чертами как художественной литературы, так и публицистики. В русской словесности он прошел богатую и плодотворную историю развития. Возникший как раздел в газете, назначение которого было приблизить информационное издание одновременно к целям прессы и беллетристики, фельетон постепенно становится частью «большой литературы», жанром сатирическим, критикующим человеческие и общественные недостатки. «Срединное», «пограничное» положение фельетона в иерархии жанров является причиной постоянного обращения литературоведов к его изучению, обусловливает актуальность его исследования. Цель предлагаемой работы - выделение и анализ жанровых особенностей фельетона в произведениях В.В. Маяковского.
С приходом к власти большевиков начинается формирование новой литературы. Писатели, журналисты, литературоведы 20-х годов широко обсуждали пути развития сатиры и юмора, которые переживали прогресс. Данную тенденцию можно объяснить изменениями в общественнополитической и экономической жизни страны (НЭП), необходимостью, насколько позволяла ситуация относительной свободы, объективного изучения настоящего. Советский исследователь литературы этого периода Л.Ф. Ершов высказал мнение, что тогда «совпали... эволюция массового читателя и рост писательского мастерства» [3, с. 133], подкрепив свои слова высказыванием В.Г. Белинского о доступности не для каждого читателя комизма, юмора, иронии: «Всякому легче понять идею, прямо и
положительно выговариваемую, нежели идею, которая заключает в себе смысл, противоположный тому, который выражают слова ее. Чтоб
75
понимать комическое, надо стоять на высокой степени образованности» [3, с. 133]. Безусловно, содержание и направленность сатиры данной эпохи определялись требованиями партии. Наиболее важными были объявлены экономические вопросы, проблема организации и дисциплины на производстве, борьба за повышение качества. Все и вся, кто препятствовал развитию нового общества, подвергались жесткой критике, среди них -разнообразные типы мещан, тунеядцы, вредители. Также, был взят курс на искоренение бюрократизма и карьеризма.
1920-е годы, вне всякого сомнения, являются временем расцвета фельетонного жанра. Этот процесс следует рассматривать в качестве одного из проявлений интереса к жанрам сатиры и юмора. Связано это как с широким развитием прессы (количество сатирико-юмористических еженедельников и журналов только на русском языке исчислялось десятками, причем, часто издания - в целях удовлетворения запросов различных читательских групп - классифицировались по профессиональному признаку), а также - «памятью жанра» [2] - советские журналисты и писатели стали использовать литературный опыт мастеров прошлого. Сказанное касается и особой формы фельетона - стихотворного. Как и традиционный, прозаический, фельетон, эта его разновидность имеет свою традицию в русской литературе Х1Х века: к его разработке обращались Н.А. Некрасов, Д.Д. Минаев, В.С. Курочкин. В 1920-е годы выступила целая плеяда поэтов, работавших в жанре стихотворного фельетона, среди которых Д. Бедный, В. Лебедев-Кумач, Ю. Олеша (Зубило), В. Катаев (Старик Саббакин), Н. Адуев, А. Безыменский, В. Воинов [1].
О фельетонном методе в творчестве Маяковского можно говорить уже приментельно к некоторым стихотворениям начала 20-х: «О дряни» (1921), «Прозаседавшиеся» (1922), «Бюрократиада» (1922). Принято считать, что в них автор одним из первых обратился к сквозным в советской сатире периода темам: мещанству и бюрократизму. В первом из названных произведений акцентируется проявление обывательщины в новом обществе. Ее «выразители» с приходом новой власти сумели к ней удачно приспособиться: «Намозолив от пятилетнего сидения зады, / крепкие, как умывальники, / живут и поныне / тише воды. / Свили уютные кабинеты и спаленки» [5, IV, с. 15]. Автор подчеркивает мысль о том, что люди, заботящиеся о собственной сытости и благополучии, должны были остаться в прошлом. Непременным атрибутом мещанства в стихотворении выступает канарейка, беспечно распевающая в уютных обывательских гнездышках. Финальный аккорд тенденциозно патетический - это призыв, исходящий от самого Маркса, портрет которого висит в квартире некоего партийного чиновника («мрази»): «Скорее / головы канарейкам сверните - / чтобы коммунизм / канарейками не был побит!» [5, IV, с. 16]. От фельетона в этом стихотворении - соединение публицистичности (острота тематики) и художественности (на фоне обстановки здесь передан красноречивый диалог чиновника и его жены), а также - глобальное обобщение.
Заявленная уже в названии своеобразного миницикла «Бюрократиада» проблема раскрывается поэтапно: сатирик сравнивает деятельность
76
чиновников до и после революции и приходит к выводу, что их методы не изменились - в авторской «резолюции» вся история российского бюрократизма названа «сказкой про белого бычка». Все так же высятся «недоступные форты, серые крепости ... канцелярий», все так же требуются кипы никому не нужных документов для решения того или иного дела (в старые времена - «бумаги негодной - на миллион» [5, IV, с. 68], теперь -«забредшие киски» играют «листиками из переписки» [5, IV, с. 69]).
В стихотворении «Прозаседавшиеся» Маяковский высмеивает привычку к бесконечному количеству мешающих реальной работе заседаний. Неоднократно подчеркивается бессмысленность собраний (например, в одной из контор заседают по поводу «покупки склянки чернил / Губкооперативом» [5, IV, с. 31]). Чиновники разных мастей не успевают побывать на всех назначаемых вышестоящими бюрократами заседаниях («в день / заседаний на двадцать / надо поспеть» [5, IV, с. 31]), поэтому «поневоле приходится раздвояться» [5, IV, с. 31]. В финале автор в ироническом ключе раскрывает свою мечту о тотальной ликвидации заседательской волокиты: «О, хотя бы / еще / одно заседание / относительно искоренения всех заседаний» [5, IV, с. 32]. Фельетонных черт в стихотворении, на наш взгляд, немного: это актуальность проблематики (так сказать «на злобу дня»), наличие сюжета, в котором лирический герой описывает свои похождения по инстанциям, и метафоричность изображаемого.
Эти и некоторые другие сатирические стихотворения автора начала 20-х годов А.С. Субботин называет «повествовательно-изобразительными фельетонами». Они, считает исследователь, «стреляют по большой площади, обличают тенденцию, принцип, опознают и оценивают социальное зло, не подвергая его серьезному анализу, не затрагивая его корней и истоков» [6, с. 17]. Позволим себе не согласиться с высказанной дефиницией - данные произведения еще нельзя назвать фельетонами в чистом виде, в них нет многих жанровых черт: фактографичности, сатирического подтекста (здесь сатира прямолинейна) и особой структурной организации (о ней будет сказано ниже), которые проявятся в цикле стихотворений 1928 года, опубликованных в журнале «Крокодил». Это «Служака», «Трус», «Помпадур», «Плюшкин», «Халтурщик», «Столп», «Зевс-опровержец», «Подлиза», «Сплетник», «Ханжа». Их А.С. Субботин называет «обобщенными сатирическими портретами», жанром, согласно его логике, по сравнению с фельетоном, более значительным: «Это уже не фельетоны: сатирические краски сгущаются, персонажи приобретают характерность и психологическую индивидуализацию. Это уже «углубленная сатира» [6, с. 18]. Действительно, сатирическая направленность в этих произведениях сильнее, типизация и психологизм глубже, но как раз эти характеристики позволяют назвать стихотворения уже полноценными фельетонами. Ученый определенно снижает публицистическую, идейную и художественную категориальность фельетонного жанра.
Круг проблем, затрагиваемых Маяковским в фельетонах 1928 года, коррелируется с вопросами, которые поднимали ведущие фельетонисты эпохи. Одной из наиболее типичных была проблема бюрократизма.
77
Предпосылкой оперирования Маяковским данной темой в «крокодильевском» цикле стало обращение ЦК партии (июнь 1928), в котором подчеркивалась оппозиция рабочих и «бюрократов в партийном и государственном аппарате», в деятельности которых находят «волокиту, гниль, чиновническое перерождение, распущенность, пьянство, злостное невнимание к нуждам массы, чванливое угодничество и подхалимство к «верхам», невежество, косность, консерватизм, рутину» [7, с. 154].
Героями большинства фельетонов Маяковского 1928 года выступают чиновники. Только, в каждом из них читателю представлен определенный его тип, вынесенный уже в заголовок. Так, в «Трусе» обрисован бюрократ, всего боящийся - ответственности, начальства; он прячется за приказы и циркуляры («оброс / бумаг / корою. / «Где решать?! / Другие пусть. / Вдруг не выйдет? / Вдруг покроют? / Вдруг возьму / и ошибусь?» [5, IX, с. 178]) и равнодушен к заботам простых тружеников. «Мнение - / это не именье, потерять его / не страшно» [5, с. 178], - рассуждает персонаж, демонстрируя свой конформизм. У него, фактически, и нет своей точки зрения на тот или иной предмет - она совпадает с начальственной («Если ж / старший / сменит мнение, / он усвоит / мненье старшино» [5, IX, с. 178]). Фельетон «Подлиза» показывает другой тип служащего - пробивающегося к высоким чинам методом пресмыкательства и восхваления непосредственных руководителей. Автор подчеркивает, что такова печальная тенденция любого времени, новая власть пока ничего не изменила: «Этот фрукт / теперь согрет / солнцем / нежного начальства. .. .И ему пошли / чины, / на него / в быту / равненье. Где-то будут / вручены / чуть ли не - / бразды правленья» [5, IX, с. 246]. Люди, живущие по принципу «уважать начальство надо» всегда в почете.
Фельетон «Столп» связан с проблемой критики и самокритики, особенно актуализировавшейся после 15 съезда ВКП (б) (декабрь 1927), на котором Сталин заявил об отсутствии самокритики в обществе и предложил рабочему населению, партии, государственному аппарату коллективно критиковать «самих себя». Л. Эррен полагает, что, пропагандируя самокритику, власть хотела создать некую общественность, которая давала бы возможность критиковать «недочеты», «безобразия», «недоразумения», «тем самым направляя гнев подданных не на режим, а на бюрократов» [8, с. 57]. Выдвинутый лозунг «Невзирая на лица, критика сверху и снизу доверху» должен был «создать иллюзию, что полезную критику можно осуществлять, несмотря на существующую иерархию» [8, с. 57]. Маяковский, обрисовывая в упомянутом фельетоне отношение общества к развернувшейся кампании, выражает свою искреннюю веру в ее объективность. Сатирик выводит тип испуганного чиновника, убежденного, что критику необходимо вести «осторожненько», «не задевая столпов, / в кругу своих, / братишек». Герой с фамилией Попов, занимающий некую должность, особенно возмущен провозглашенной возможностью для простых людей критиковать вышестоящих: «...критикуют, / не щадя авторитета, / ни чина, / ни стажа, / ни должности. / Критика / снизу- / это яд. Сверху - / вот это лекарство! / Ну, можно ль / позволить / низам, / подряд, / всем! - / заниматься критиканством!» [5, IX, с. 258]. Тенденция повсеместной критики, по его
78
мнению, подорвет «государственные устои». Автор отвергает такую мысль, полагая, что критика только укрепит основы нового государства. Его финальный тезис о том, что критика является «лучшим доказательством ...чистоты и силы» [5, IX, с. 259] советской власти, тенденциозен и наивен. Но фактически Маяковский оказывается прав, ведь объявленная «война» «недостаткам» и «пережиткам» касалась, прежде всего, обстановки на производстве и не затрагивала общего положения на «идеологическом фронте».
Волна критики повлекла за собой тенденцию опровержений критических материалов: «.огнедышащие опровержения / лавятся / на поля газет» [5, IX, с. 264]. Это веяние отражено в фельетоне «Зевс-опровержец», в котором выведен тип чиновника, озабоченного открывшейся в прессе «свободой» критики и потому стремящегося публично доказать свою невиновность в «приписываемых» ему злоупотреблениях. Сатирик передает слово самому герою, и тот играет в честность и демократичность, рассказывая о реальных проступках и попутно критикуя журналистские порядки: «Хроникеры / анекдотами / забавляются, блея, / а факты / в воздухе висят. / Никогда не крал / трехсот рублей я, / а присвоил / триста пятьдесят. / Массам / требуется / серьезное чтение, / а не плоские / полосы и полоски.» [5, IX, с. 265]. Так выражается едкая авторская ирония.
Другой характерный объект высмеивания в фельетонистике 20-х годов -мещанство. Маяковский в своих образцах жанра также живописует несколько обывательских типов. Это и скопидом Плюшкин, опасающийся новых войн и революций, а потому скупающий различные товары про запас, «на всякий случай»; и «Сплетник», постоянными несусветными пересудами скрашивающий свое однообразное существование (его глобальным желанием было превращение мира в огромную замочную скважину, «чтоб .смотреть / без конца, / без края смотреть - / в чужие / дела и постели» [5, IX, с. 279]); и «Ханжа», верящий в Бога, но совершающий поступки, далекие от праведных, и применяющий религиозные постулаты избирательно.
В стихотворных фельетонах Маяковского реализуются не только содержательные, но и формальные характеристики жанра, проявившиеся в 1920-е годы. Прежде всего, это касается структурных особенностей. Е. Журбина в статье 1926 года «Современный фельетон» вводит понятия, которые затем часто использовались применимо к фельетонному жанру - три типа тем, как правило, присутствующие в любом фельетоне: «малая», «ассоциативная» и «большая». Под «малой» темой подразумевается частный случай, фактический материал, ставший импульсом для написания фельетона, отправной точкой для развития «большой» темы - некоего обобщения, морального, социального, политического. Исследователь считает, что «линия переключения малой темы в большую» является «основным динамическим фактором от фельетона, как организации материала», этой «линией» определяется сюжет произведения [4, с. 22]. Ассоциативная тема, по мысли ученого, «представляет звено в процессе переключения малой в план большой» [4, с. 24]. Внешне она может быть далека от главной проблемы фельетона («уводит от основной темы и потому носит характер ложности»
79
[4, с. 25]), так проявляется ее метафоричность. Посредством нее автор усиливает комический (сатирический или юмористический) эффект. Уже в 70-е годы Л.Ф. Ершов подхватывает размышления Журбиной о темах фельетона: «Фельетонист строит свою вещь двупланово... возвышая
конкретный жизненный факт до проблемы общественного звучания. один из главнейших законов фельетонного жанра - ассоциативность. При ассоциативном зачине с самого начала привносится элемент эмоциональнообразного развития темы» [3, с. 151]. Исследователь рассматривает возможное содержательное наполнение структурных частей фельетона: «ассоциативного зачина», фрагмента, излагающего «малую» тему, и концовки, которая обычно «дает концентрированное выражение авторской мысли» [3, с. 152]. Добавим, что в финале ассоциация часто еще раз осмысливается.
В фельетонах Маяковского всегда функционируют две из названных тем: «малая» и «большая». В частности, в стихотворении «Помпадур» творчески преображен фактический материал - случай рукоприкладства члена ЦК по отношению к простому пассажиру. На нем выстраивается «малая» тема, он же становится основой отражения «большой» темы -произвола партийной номенклатуры высоких рангов, уверенных в своей безнаказанности. Примечательно, что в этом фельетоне сообщение о реальном инциденте, опубликованное в «Правде», выступает эпиграфом к произведению - это прием часто использовали фельетонисты «Гудка» (особенно М.А. Булгаков), предпосылая тексту фельетона фрагмент из письма рабкора, в котором излагалось происшествие, ставшей точкой развития сюжета. Таким способом усиливается фактографичность фельетона. На этом же примере можно продемонстрировать, как происходит «переключение» двух тем. Давая общую сатирическую характеристику типу советского чиновника, кичащегося своей властью («И кажется ему, / что навсегда / дано / ему/ над всеми / «володеть и княжить» [5, IX, с. 214]), пренебрежительно относящегося к «беспартийным», позволяющего себе хамить и ни с кем не считаться, удовлетворяя свои прихоти - ведь у него есть «мандат» и высокие знакомства, Маяковский переходит к описанию конкретного случая: «Соседу по столу, / напившись в дым и дрызг, / орет он: / «Гражданин, / Задернуть занавеску!» / Взбодрен заручками / из ЦИКа и из СТО, / помешкавшего / награждает оплеухой» [5, IX, с. 215].
Ассоциативная тема - не частый гость в фельетонах Маяковского. Едва ли не самый яркий пример ее использования - стихотворение «О дряни». Начинается оно с ассоциативного пассажа, построенного по принципу антитезы: «Слава, Слава, Слава героям!!! / Впрочем, / им / довольно воздали дани. / Теперь / поговорим / о дряни» [5, IV, с. 16]. Сатирик предпочитает демонстрировать свою прямолинейность в критическом освещении актуальных общественных проблем.
Еще одной характерной композиционной особенностью фельетонов Маяковского является патетический вывод, мораль, высказываемая в финале. Похожий прием часто использовали И. Ильф и Е. Петров в фельетонах конца 1920-х - начала 1930-х годов. Чаще всего резюме у Маяковского решено в
80
форме призыва, оно контрастирует с общим ироническим тоном повествования. Например, в фельетоне «Халтурщик», посвященном проблеме подмены искусства производством (его герой - художник, «создающий» картины по заказу), автор обращается к рабочему и крестьянину с просьбой шваброй «смести» «халтуру с искусства» [5, IX, с. 254]. В подобной риторике проявляется искренняя, явно утопическая, вера поэта в возможность устранения изображаемых проблем и построения действительно справедливого общества.
Подводя итог, подчеркнем: В.В. Маяковский в стихотворных фельетонах выражал общие тенденции развития жанра на уровнях проблематики и поэтики. Интересным представляется сравнительный анализ идейнохудожественных особенностей стихотворных фельетонов Ю. Олеши и В. Лебедева-Кумача. В этом состоит перспектива разработки темы.
Список литературы
1. Барштейн А. И. Некоторые проблемы развития журнальной сатиры 1920-х годов: автореф. дис. ...канд. филол. наук. - М., 1972.
2. Буй Тхук Там. Сатира В. Маяковского советского периода: автореф. дис. .канд. филол. наук. - М.з 1987.
3. Ершов Л. Ф. Сатирические жанры русской советской литературы. - Л.: Наука, 1977.
4. Журбина Е. Современный фельетон (опыт теории) // Печать и революция. - 1926. -Кн. 7. - С. 18-35.
5. Маяковский В. В. Полн. собр. соч.: в 13 т. - М.: ГИХЛ, 1955-1958.
6. Субботин А. С. Поэзия В.В. Маяковского как система жанров: автореф. дис. .д-ра филол. наук. - М.з 1980.
7. Тепляшина А. Н. Творческая природа комического: жанровая парадигма современной журналистики: дис. .д-ра филол. наук. - СПб., 2007.
8. Эррен Л. «Самокритика своих собственных ошибок». Истоки покаянных заявлений в
среде партийных литературных интеллектуалов // Культура и власть в условиях коммуникационной революции ХХ века: мат-лы Форума немецких и российских
культурологов. - М.: АИРО-ХХ 2002. - С. 50-65.
Е. Л. Лаврова
Символика города в художественном мире М. Цветаевой
В художественном мире Цветаевой важное место занимает образ-символ города с присущими ему атрибутами. Г ород - узел жизненных противоречий и контрастов. «Символ порядка цивилизации, содержит полюса жизни. Его составляющие имеют своё символическое значение. Перекрёсток - символ выбора, встречи, опасности. Улица - символ ориентации в пространстве. Тупик - символ безысходности. Площадь - символ массовости» [1, с. 188].
Образ-символ города появляется в первом стихотворении сборника «Вечерний альбом»: «Вечерний дым над городом возник» («Встреча»). Это город без имени, город «вообще». Если он несёт в себе какую-то символику, то, традиционную: акцент делается на противопоставлении жизни и смерти. Призрак давно умершей девушки является живой лирической героине в окне движущегося вдаль вагона. Окно вагона здесь как окно в иной мир, куда не-
81
