CC BY
12
Вестник ПСТГУ. Серия III: Филология
2016. Вып. 3 (48). С. 131-142
Маркелова Ольга Александровна, канд. филол. наук dimentionen@yahoo.dk
Стихотворения Кристиана МАтраса
О. А. Маркелова
Кристиан Матрас (Christian Matras, 1900-1988) — одна из самых заметных фигур в фарерской культурной жизни ХХ в. С одной стороны, он известен как выдающийся лингвист, много сделавший для сохранения и развития фарерского языка, с другой — как самобытный лирический поэт.
Фарерские писатели, родившиеся ок. 1900 г., вошли в историю отечественной литературы под именем «великого поколения». Кроме Кр. Матраса к этому поколению принадлежали Вильям Хайнесен (1900-1991) и Йёрген-Франц Якоб-сен (1900-1938), писавшие по-датски, а также прозаики Хейин Брю (1901-1987) и Мартин Йоэнсен (1902-1966), поэт Ханус Андриас Джюрхус (младший брат Й. Х. О. Джюрхуса (1883-1951)). Они впервые заявили о себе на поприще художественной словесности в 1920-е гг.
К этому времени в молодой фарерской литературе уже была хорошо представлена лирика (в частности, Й. Х. О. Джюрхус находился в расцвете творческих сил), появился первый фарерский роман («Вавилонская башня» Рейина со Склона, 1909) и драматургия (пьесы Расмуса Эфферсё, поставленные уже в 1890-е гг.). В первые десятилетия ХХ в. острова всё еще считались амтом в составе Королевства Дании; языком преподавания в школах по-прежнему оставался датский (преподавание на фарерском было официально введено только в 1938 г.). Художественное творчество на фарерском языке было неразрывно связано с манифестацией национальной самобытности.
Матрас провел большую часть жизни в Дании: он изучал скандинавскую филологию в Копенгагенском университете и в дальнейшем стал там профессором фарерского языкознания. Среди трудов Матраса-филолога — издание архивов Свабо и Скрётера, записывавших фарерский фольклор, «История фарерской литературы» (1935), фарерско-датский словарь (в соавторстве с М. А. Якобсе-ном, 1927-28)1. Зарубежный читатель, взявший фарерско-датский словарь себе в помощь при чтении стихов Кр. Матраса, вскоре осознает, что находится в любопытной ситуации: и стихи, и словарь — плод труда одного и того же человека!
1 Svabos feroske visehaandskrifter; udg. for Samfund til Udgivelse af Gammel Nordisk Litteratur ved Chr. Matras, Kbh, 1939; J. H. Schroters optegnelser af Sjüröar kv^öi / udgivet af Chr. Matras. Kobenhavn : Munksgaard, 1951-53; Chr. Matras. Foroysk bökmentasoga, udg.: Foroya Malfelag, Keypmannahavn, 1935; M. A. Jacobsen, Chr. Matras. Foroysk-donsk oröabok. Foroya froöskaparfelag, Torshavn, 1961.
Матрас-лингвист вошел в память соотечественников как сторонник строгого пуризма. Его фарерско-датский словарь — кладезь старинных глосс и понятий, относящихся к традиционной фарерской культуре, но при чтении текстов, принадлежащих культуре второй половины ХХ в., он помогает не всегда.
«История фарерской литературы», вышедшая в свет в 1935 г., до последних десятилетий ХХ в. остававшаяся единственным систематическим описанием фарерского литературного процесса, целиком подчинена задачам «национального строительства». Книга начинается — ни больше ни меньше — с описания древнескандинавской словесности: тем самым дается понять, что фарерская литературная традиция имеет глубокие корни. Также в «Истории» создается фарерский литературный пантеон, в который включаются старшие современники автора и авторы первых записей фарерского фольклора минувших веков.
Матрас перевел на фарерский язык тексты множества поэтов. Примечательно, что среди этих переводов много переводов с датского, в том числе текстов, бытовавших или бытующих в фарерской культуре: псалмы Х. А. Брорсона и Т. Кинго, которые много веков исполнялись в фарерских церквях на языке оригинала, а также переводы книг Й.-Фр. Якобсена и В. Хайнесена, которые сознательно избрали языком своего творчества датский. Деятельность Матраса как переводчика художественной литературы в конечном счете также служит задачам построения моноязычной фарерской культуры.
Однако вопреки ожиданиям в его художественном творчестве основными темами являются не вопросы «национального строительства» или «прославление» фарерского языка, подавляющее большинство его стихов — описание повседневной жизни, пейзажная и медитативная лирика.
Первая книга лирических стихотворений К. Матраса вышла в свет в 1926 г.2 Этот сборник был озаглавлен «Grätt, kätt og hätt» («Серо, резво и высоко»). Такое заглавие отражает основные настроения, присутствующие в поэтическом универсуме этой книги: grätt 'серое' — потустороннее начало, связанное с нижним миром (в фарерском фольклоре нечисть — серого цвета); kätt 'резвое' — указание на ироническое начало; hätt 'высокое' — отсылка к космическому ощущению жизни3. Но такая характеристика справедлива и для лирики Матраса в целом: его поэтический универсум остается единообразным на протяжении всего его творческого пути.
За первым сборником последовали «Мир и родной дом» («Heimur og heima», 1933), «Из игр и таинств» («Ür leikum og loyndum», 1940). После этого в деятельности Матраса как поэта наступает перерыв до 1970-х гг., когда выходят в свет книги «Стоял я на Скале» («Ä Hellu4 eg st63», 1972), «Игра и тайна» («Leikur og loynd», 1975; собрание стихотворений, до того публиковавшихся в ранее вы-
2 Незадолго до этого была опубликована вторая редакция «Стихотворений» Й. Х. О. Джюр-хуса (1923) и основан литературный журнал «Varöin» («Веха», 1921, редактор — Рикард Лонг). В 1926 г. вышли первые книги поэтов Вильяма Хайнесена и Рикарда Лонга, а через год второй по счету фарерский роман — «Байнта» Хануса Андреаса Джюрхуса (1927).
3 Justesen A. «Heimurin i doggdropanum. ^vinleikin i lotuni». Um skaldskapin hjä Chr. Matras // Chr. Matras — aldarminning. T6rshavn: Foroya Fr6öskaparfelag og hovundarnir, 2002. S. 30.
4 Hella в данном случае — локальный топоним с острова Вийой.
шедших сборниках и в периодических изданиях, и переводов из европейской поэзии). Последняя книга стихов Матраса — «Увиденное и припомненное» («иг 8]6и og иг штш», 1978).
Как уже говорилось, значительная часть поэтического наследия Матраса — пейзажная лирика. В фарерской литературе 1920-х гг. сам этот жанр был новым. Для самого первого поколения фарерских поэтов, авторов патриотических песен, природа — прежде всего один из национальных символов, для поколения, следующего за ними, пейзаж целиком подчинен задаче передать настроение. Поколение фарерских поэтов, к которому принадлежал Матрас, делает природу самоценным объектом изображения в фарерской поэзии.
Главную особенность К. Матраса как поэта можно определить так: хотя содержательный план его стихов направлен в прошлое (часто идеализированное), их форма новаторская, причем не только по меркам младописьменной фарерской литературы. Матрас был один из первых в фарерской поэзии, кто отказался от традиционного стиха с обязательным наличием ритма и рифмы. В ранних сборниках этот отказ был далеко не полным, и рифмованных стихов там много. В сборнике «Увиденное и припомненное», напротив, рифма есть всего в двух стихотворениях из 20.
Один из важнейших мотивов поэтического творчества Матраса — воспоминание, память. При этом воспоминания, о которых идет речь в стихотворениях, предлагается понимать не как частности конкретной биографии, но как некий космический опыт, не в последнюю очередь по той причине, что они, как правило, связаны с явлениями природы. Такое же мироощущение присутствует в лирике В. Хайнесена (творчество которого одинаково органично вписывается в литературный процесс как на Фарерах, так и в Дании). В континентальной Скандинавии в 1920—1930-е гг. «космичность», интерес к проявлению вселенского начала в человеческой жизни также присутствовали у ряда поэтов (в норвежской литературе пример тому — Улав Бюлль, в Дании — Поуль ла Кур и Август Шаде), хотя отнюдь не были распространены повсеместно. В Дании время выхода в свет первой книги Матраса — время модернизма и социальной ангажированности; большинство лириков было занято поисками новых возможностей в том, что касается поэтического языка и содержания5.
В стихах Матраса нет ни выраженного автобиографизма, ни ностальгических настроений; временная дистанция между поэтом и явлением, о котором идет речь, всегда отсутствует, даже если это явление уже полностью исчезло к моменту написания стихотворения. Если темой становятся детали традиционного крестьянского быта, о них всегда говорится в настоящем времени; ср. стихотворение «Доярки» («№уакопиг»). Подобные стихотворения отнюдь не всегда являются простым бытописательством: конкретные детали могут обретать «универсальное» измерение. Характерный пример — стихотворение «Ска-
5 См.: Dansk litteraturhistorie. Bd. 7. Demokrati og kulturkamp 1901-1945. Gyldendal, 1984.
S. 240-271; Nordens litteratur efter 1860 / red. M. Bronsted. Gyldendal, 1972. S. 253-259. Следует отметить, что Первая мировая война затронула Данию, Норвегию и Швецию только незначительно в экономической сфере, так что социальный и культурный климат там существенно отличался от остальной Европы.
жу тебе честно» («Eg sigi ter satt»). Его предметный мир понятен без комментария только тем, кто знает, как выглядит традиционная полуземлянка фарерского крестьянина, где с потолка свисают клочья сажи. Но его символический план (человеческая память и невозможность «почистить» ее от нежелательных воспоминаний) доступен восприятию любого читателя. В ранних поэтических сборниках Матраса специфические для отдельной национальной культуры реалии становятся универсальными символами.
Ко времени выхода в свет «Увиденного и припомненного» модернизм уже отнюдь не был диковинкой в фарерской поэзии; это основной творческий метод поколений, впервые заявивших о себе во второй половине ХХ в. Сборник стихов Матраса, о котором идет речь, полностью состоит из поэтических миниатюр (от двух до восьми строк), по стилистике отдаленно напоминающих хокку. В основу многих из этих стихотворений легли отдельные впечатления раннего детства, проведенного на острове Вийой (Vidoy); в этих стихах часто фигурируют местные микротопонимы. Как правило, эти «впечатления» касаются очень мелких деталей: водопад, травы на взморье, блики на воде... Но именно миниатюрный масштаб делает эти впечатления универсальными: подобные эстетические переживания без труда найдет в своей памяти любой читатель, даже не знакомый с фарерской природой и бытом. Также значительное место во «Впечатлениях и воспоминаниях» занимает философская лирика, в т. ч. размышления о сущности поэзии. В частности, стихотворение «Та самая строфа» («0rindi3») исследователи творчества Матраса единогласно считают его поэтическим кредо; этот текст действительно можно назвать описанием той манеры, в которой написаны стихотворения, вошедшие в этот сборник. Различие между узколокальным и космическим, сугубо личным и универсальным стирается.
Стихотворения Кристиана Матраса переводятся на русский язык впервые. Перевод выполнен по изданиям: Christian Matras. Leikur og loynd. Fullfiggjaö ütgäva av egnum yrkingum og tyddum / Emil Thomsen. Törshavn, 1975; Ür sjön og ur minni. 0rindi. 2. Ütgäva. Törshavn: Ütgäva yrkjarans, 1978.
Кристиан МАтрас Из книги «Скатт, катт ов нал»
Чувство (ЕШ; кеш1)
И чувство лишь одно мне навсегда дано. Одна на свете сила мой ум навек пленила.
И чувство лишь одно... Но не каприз оно. Оно и днём, и ночью моё сознанье точит.
Всё чувство — лишь один пейзаж. Он переменчив, как мираж.
А в нём гора и брег под ней, и там песок, и там ручей.
И там скала, и там валун, и там прибой — идёт бурун.
И море там — седой простор, меня пленившее с тех пор.
И солнце там, и бури вой, и Рождество, и летний зной.
Но главное в пейзаже том — людское сердце бьётся в нём: ему сама природа здесь свою нашёптывает песнь.
И чувство лишь одно на свете мне дано. Моё сознанье точит оно и днём, и ночью!
Скажу тебе честно (Eg sigi tœr satt)
Скажу тебе честно: под крышей избушки моей
висят по сей день
хлопья
очажной сажи — как тролльи рожи:
тролли мрут с рассветом, плодятся в ночи.
Тебе смешно, что я сравнил клочья старых воспоминаний с хлопьями сажи (и с троллями тоже).
И ты мне: Почисти свою закопчённую память! Где пусто и чисто — там нечисти нет.
Вымыл я потолок и сажу всю соскоблил —
появилась течь.
Я течь залатал,
стало сухо в дому.
И вновь — хлопья сажи
как тролльи рожи:
тролли мрут с рассветом, плодятся в ночи.
Скажу тебе честно: избушка стоит по сей день. И хлопья сажи — как тролльи рожи:
впотьмах, при дожде, и при солнце тоже!
Толпа слепых (Hitt blinda liöiö)
В темноте идут слепцы устало; без дорог бредут куда попало. Где же цель пути, никто не знает; так толпа слепых вперёд шагает.
Кто-то устаёт, ложится наземь. Кто-то говорит, что путь напрасен. И плывут безмолвно по теченью;
как во сне бредут, без разуменья.
Но порой для чуда время наступает — и тогда слепые веки размыкают. И тому, что видят, — нет забвенья! Все пути сойдутся в час прозренья.
Но вновь во тьме бредут слепцы устало; без дорог идут куда попало. Где же цель пути, никто не знает; так толпа слепых вперёд шагает.
Остров Вийой (У1Эоу)
Плыви, островок! Теперь ты корабль, и мачты — вершины гор. Прочь из тумана и облаков выплываешь ты на простор.
В корму обрыва бьётся волна, у носа, у мыса — прибой! Ты много других кораблей-островов на стремнину ведёшь за собой.
И мы наблюдаем с мачты рассвет; озаряет вершины он. Скала выступает из темноты, луга и зелёный склон.
И щебет и свист на носу и корме оживляют россыпь камней. Везёт корабль драгоценный груз: животных, птиц и людей!
Утро (Morgun)
Встань, юно-лучистое солнце, из вод, взойди в ослепительном свете! На горных вершинах огонь полыхнёт — и рвутся сумрака сети. Мы в щедром багрянце проснулись с утра, мы вновь Мироздания дети.
Валун и ущелья прохладную сень ты греешь улыбкой своей. На волны и взморье бросаешь ты тень и блик — на прохладный ручей. И птицы, люди и звери встают, ожив в благодати лучей.
Мы живём на голых скалах (Byggja vit i urôaroyôi)
Мы живём на голых скалах — как трава, что вырастает в непогоду на горах.
На бесплодных голых скалах род наш селится — как птица, что гнездится средь камней.
С этим краем мы сроднились: нас ненастья закалили, камнепады и шторма.
Мы у скал и океана вырастаем, словно травы, — плодовитый, стойкий род!
Заграждение (Skjolveggur)
Снизу — скальный выступ. В старой трещине камень чернеет. Серые утёсы
очертились на фоне неба.
Галечная синь под скалой. Белеет студёное море у тёмного камня.
Здесь когда-то возвышалась стена — заслон от волн и северных штормов. Обрушились с утёсов валуны. Устлали дно обломки.
Гора кое-где обветшала — пошёл камнепад — остались лишь узкие скалы словно опоры чудовищного фундамента.
Щербатой стала стена, защищавшая землю! Течения да прибой точат старые камни.
Из книги «Увиденное и припомненное» («Ш 8.гом ов та мимм», 1978)
1. Юные глаза и память
Юные глаза и память
были снаряжением стихотворца.
2. Песнь во мне
Песнь во мне
всё та же, что и в юности.
Они ещё поют во мне, как раньше:
берег, холм, гора
и морской простор.
А ещё земля у хутора Мюли, которую я лелеял всю жизнь, как нежную деву.
3. Главная сила в мире
И главная в мире сила нисходила на меня порой. То бывало вечерами На поле близ Мюли. Её язык — живая тишина и творящий покой на берегу с морской травою.
4. Солнечные блики
Солнечные блики в лужицах на камне — отныне вы мой драгоценный улов и неразменный капитал.
5. Водопад
Нет, не шум
разбудил меня ночью, а сам водопад: он светился сквозь дни и годы.
Никогда я не видел его таким
сияющим,
как в эту ночь.
6. Хмурые Фареры
Нынче утром они хмурятся, — Фареры, —
но они пробуждают во мне
тон —
глубокий,
скрытый под толщей лет, полный мрачноватой радости.
7. Напою глаза
Напою свои глаза морским простором поутру. И живу.
8. Свет и море
Свет и море в древности затеяли игру.
Она продолжится в вечности.
9. У озера Великого Дробный, дрожащий серебряный танец
крошечных волн в ложбинке на воде светит мне из памяти — покуда не стемнеет.
10. Грустное воспоминание
Сорвался. А шест его лежит.6
11. Умерла молодой Смиренная —
как будто тебя здесь и нет — ты зажигала в душах ласковый огонёк. Он остался. А тебя нет.
12. Красивая старость
Рядом со мной сидела незнакомая женщина. И тогда я увидел, как красива бывает старость на женском лице.
13. Июньские травы
Июнь-трава в тумане на Взморье часто являлась мне.
Наполнение жизни в юности.
14. Ржанка
Пичуга, которая однажды оживила песней пастбище и поле, сопровождала его до могилы.
6 В стихотворении речь идет о гибели человека, который во время охоты на тупиков на птичьем базаре сорвался с обрыва в море. Шест — применявшаяся на такой охоте длинная палка с развилкой на конце, к которой крепилась сетка для ловли птиц.
15. Та самая строфа
Кто-то сказал, что росинка Отражает весь мир в лучах. Мечта поэта: одна лишь строфа, Что держит весь свет на плечах.
16. Поэт и строфа
Удачлив тот поэт, что отыщет слова, у которых — и почтенный возраст, и милая юность.
17. Олав Булль
И трещиной сквозь сознанье безумие пролегло... Он был — как поющая птица, что волочит больное крыло.
18. В этом мире
Иные так хорошо умеют рассказывать о другом мире. Я про него ничего не знаю. А вот в этом мире живёт человек.
Но насколько способен он жить?
19. Супруга
Прожили вместе годы. Прожили вместе жизнь.
Было славно — побыть человеком!
20. Простота в словах Простота
Ждет нас, стихотворцев. Обретем ли мы её?
Перевод О. А. Маркеловой
