CC BY
30
Стихотворение Державина «Евгению. Жизнь званская»
Derzhavin's Poem: "To Evgenii. Life at Zvanka"
Иоахим Клейн
Лейденский университет, Лейден, Нидерланды
Joachim Klein
University of Leiden, Leiden, Netherlands
Резюме
В предлагаемом анализе стихотворения Державина «Евгению. Жизнь званская» делается акцент на трех пунктах: 1. Отношение этого текста к II эподу Горация «Beatus ille...». 2. Контрастный фон, который создается в первых строфах: петербургский двор. 3. Контрастный фон, который присутствует имплицитно: традиционное в XVIII в. презрение к деревенской жизни русского дворянства. С точки реформенной политики Петра I она отвергалась как отсталый реликт Древней Руси. В этой перспективе державинское стихотворение представляет собой не только разоблачение безнравственности придворной среды, но и дидактическую попытку привести традиционную жизнь русского помещика в согласие с требованиями Нового времени: Званка должна была служить примером для подражания.
Ключевые слова
Державин, Гораций, поэтическая похвала деревенской жизни, придворная жизнь, традиционное презрение к деревенскому дворянству, дидактика
Цитирование: Клейн И. Стихотворение Державина «Евгению. Жизнь званская» // Slovene. 2022. Vol. 11, № 1. C. 192-203.
Citation: Klein J. (2022) Derzhavin's Poem: "To Evgenii. Life at Zvanka". Slovene, vol. 11, № 1, p. 192-203. DOI: 10.31168/2305-6754.2021.11.1.8
Slo
2022 №1
This is an open access article distributed under the Creative Commons Attribution-NoDerivatives 4.0 International
Abstract
This paper approaches Derzhavin's poem To Evgenii. Life at Zvanka from three angles: 1. Its relation to Horace's II epode Beatus ille____2. The contrasting backdrop which is established in the first stanzas of the poem: the imperial court of Saint-Petersburg. 3. A further backdrop of this kind, which is implicit in the poem: a contemporary disdain for gentry landowners. In the light of Peter I's reforms, their lifestyle was perceived as a backward relic of medieval Russia. From this point of view, Derzhavin's idealized picture of country life is not only a criticism of court life, but also a didactic attempt to bring the country gentry's way of life into accord with contemporary Russian culture: Zvanka was supposed to serve as a model to emulate.
Keywords
Derzhavin, Horace, country house poem, the imperial court of Saint-Petersburg, the rural gentry, didacticism
Державин и Гораций
«Жизнь званская» Державина1 объемом в 63 сапфических строф представляет собой шедевр пожилого Державина. Это не первое из его стихотворений, которое посвящено похвале деревенской жизни2. Ему предшествует в 1798 г. русифицирующее подражание II эподу Горация «Beatus ille qui procul negotiis...»3 — «Блажен, кто, удалясь от дел...»4. Лирический субъект латинского оригинала заслуживает особенного внимания: это римский ростовщик Альфий, который, представив прелести деревенской жизни с многими подробностями, снова обращается к своим нечистоплотным делам. В отличие от большинства русских и немецких авторов5, Державин в своем варианте II эпода не пропустил этого неожиданного и разочаровывающего поворота, а перенял его, отклоняясь от Горация лишь тем, что превратил римского ростовщика в русского откупщика.
1 «Похвала сельской жизни» [Державин 1869, 2: 102-104]; см. анализы: [Пумпянский 2000: 122-124; Крон 1995; Мейор 1996; Зыкова 2005: 22-24; Веселова 2006; Смолярова 2011: 259-557].
2 О русской традиции этого жанра см.: [Агамалян 1997; Зыкова 2005; Веселова 2006; Randolph 2007: 129-137].
3 См. латинский оригинал в: [Horaz 1957: 227-230]; см. русский перевод А. Семенова-Тян-Шанского в: [Гораций 1970: 219-221].
4 [Державин 1869, 2: 102-104]; в своем «объяснении» этого текста Державин называет его «подражанием» [Idem 1870, 3: 548-549, здесь 548].
5 См.: [Busch 1964: 230]; [Lohmeier 1981: 78]. Кроме Державина, есть еще два русских автора XVIII века, которые не отказались от римского ростовщика. Это Н. Н. Поповский [Поэты XVIII века 1972, 1: 122-124] и В. В. Капнист [1973: 197-200].
Иначе обстоит дело с «Жизнью званской». Никакая ирония здесь не омрачает очарование деревенской жизни. Кроме того, стихотворение создает впечатление, что лирическим субъектом выступает здесь не фиктивный, а 'реальный' персонаж: это не кто иной, как сам Державин, вернее, сильно идеализированный образ Державина. Он в своей двойной роли — как званский помещик и как поэт — в строфе 18 уединяется в своем кабинете, этом «святилище Муз», чтобы вести беседу с Горацием и Пиндаром, не только сочиняя торжественные оды и дружеские послания, но также воспевая «сельску жизнь». В строфе 3 мы находим намек на его пожилой возраст, а в конце стихотворения он отдается печальным размышлениям о смерти и о тленности своей поэтической славы. Последний стих похож на эпитафию: называются два стихотворения, которые заложили фундамент этой славы — «Здесь Бога жил певец, Фелицы».
Следуя за Горацием, Державин-помещик рассказывает подробно, как он проводит день с утра до вечера; это — типичный признак данного жанра (см.: [Зыкова 2005: 11]). Таким образом мы узнаем о приятности деревенской жизни с вкусной едой и продолжительными прогулками. Званский помещик при этом не избегает таких интимных деталей, как любовь вздремнуть после обеда (строфа 29), и говорится: «Когда же мы донских и крымских кубки вин, / И липца, воронка и чернопенна пива / Запустим несколько в румяный лоб хмелин, — / Беседа за сластьми шутлива» (строфа 27). Играют на Званке и в карты, но по «грошу в долг и без отдачи» (строфа 17). Этот интимный автобиографизм «Жизни зван-ской» мотивируется формой дружеского послания, ведь стихотворение посвящено «Евгению» (Болховитинову6); в русской литературе конца XVII — начала Х1Х в. и это является признаком данного жанра — жанра похвалы деревенской жизни (см.: [Агамалян 1997: 116]).
Как у Горация, деревенская приятность державинского стихотворения обязана своим полным эффектом контрастному фону, который создается в первых двух строфах. Деревенский житель Горация наслаждается безопасностью вдали от таких зол, как война, буря в открытом море или надменные вельможи. У Державина, напротив, речь идет не об общем зле человеческой жизни, а о конкретном зле определенной среды — петербургского двора, пышной сцены российской монархии и административного центра империи. Это было то рабочее место, на котором Державин дослужился до поста министра юстиции.
Это служебное поприще завершилось в 1803 г. обидным для Державина образом7, что имеет значение для интерпретации его стихо-
6 О Болховитинове и его отношении к Державину см. комментарий Грота: [Державин 1869, 2: 411-412].
7 См. [Грот 1997: 547].
творения. Дело в том, что в «Жизни званской» выражаются не только положительные чувства счастливого помещика, но также и ressentiment бывшего министра, который горько разочаровался в службе, а теперь наслаждается свободой и спокойствием в своем поместье. То, что на самом деле было поражением, переосмысляется как освобождение, которому соответствует во второй строфе метафорика: в «Петрополь» едет человек «с пространства в тесноту, с свободы за затворы». Не случайно стихотворение, написанное Державиным в 1803 г. по поводу своего увольнения с поста министра, имеет заглавие «Свобода» [Державин 1869, 2: 287-288]. Все это напоминает басню о лисице и кислом винограде — сравнение, которое постоянно навязывается в европейской традиции поэтической похвалы деревенской жизни (см.: [Lohmeier 1981: 267-404]).
Жизнь придворная, жизнь деревенская
Этот биографический аспект «Жизни званской» был, правда, доступен только той части публики, которая знала о прошлом Державина. Однако и остальные читатели поняли, что петербургский двор представляет собой мир суеты и карьеризма, где царит жадность к «золоту» и «честям» и где бесчинствуют соблазнительные «сирены» (строфа 1-2). Эти темы были традиционными в европейской культуре Нового времени для критики придворной жизни (см.: [Kiesel 1979]), что, однако, не обязательно уменьшало их достоверность: в автобиографическом контексте эта критика получала новую актуальность.
Деревенская жизнь Державина контрастирует с придворной безнравственностью. В третьей строфе речь идет не только о званском довольстве и здоровье, но и о «согласии с женой», причем имеется в виду вторая жена Державина Дарья Алексеевна. Званская жизнь отличается от придворной жизни также тем, что вместо пышности царит здесь го-рацианский принцип «золотой середины» — простого благополучия. Во II эподе ему соответствует радостное описание вкусной домашней пищи (ст. 47-60). Этот мотив развивается у Державина в духе русского патриотизма. В имплицитном контрасте с придворной жизнью не принято на Званке подражать французским нравам8. Державин-помещик любит русскую пищу: щи, пироги, раков, икру, щуку, русские напитки (причем слово 'русские' имеет не этническое, а имперское значение: это упомянутые уже «донские и крымские вина», а кроме них еще «лижц,
8 См. в державинской «Похвале сельской жизни» 1798 года сатирическое изображение французской пищи: «Тогда-то устрицы го-гу, / Всех мушелей заморских грузы, / Лягушки, фрикасе, рагу, / Чем окормляют нас французы, / И уж ничто не вкусно мне» [Державин 1869, 2: 102-104, строфа 14].
воронок и чернопенно пиво» (строфа 24-28)). За здоровье царского дома пьют на Званке не шампанское, а «древ русских сладкий сок», который бьет, «искрами горя», до «подвенечных бревен» (строфа 28).
Деревенский мир Державина представляет собой в высокой мере чувственный мир; жизнерадостность званского помещика является прежде всего чувственной радостью. Одно из поэтических достижений Державина заключается в том, что он открыл эту жизнерадостную чувственность для русских читателей. В восьмой строфе званский помещик прислушивается к деревенским звукам: «Пастушьяго вблизи внимаю рога зов, / Вдали тетеревей глухое токованье, / Барашков в воздухе9, / В кустах свист соловьев / Рев крав, гром жолн и коней ржанье». В строфе 44 помещик вернулся с прогулки и подходит к своему дому, в окна которого бьет вечернее солнце; слух наслаждается не меньше, чем зрение: «Стекл заревом горит мой храмовидный дом, / На гору желтый всход меж роз осиявая, / Где встречу водомет шумит лучей дождем, / Звучит музыка духовая»10.
Однако кажется, что самым главным чувством державинского помещика является не слух, а зрение; говоря словами Гете, это — «ein Augenmensch»:11 его мир — это мир света и цветов. Вспомним прежде всего его обеденный стол, который он сравнивает с цветочной грядой: «[...] / Я озреваю стол — и вижу разных блюд / Цветник, поставленный узором: // Багряна ветчина, зелены щи с желтком, / Румяно-желт пи-
9 «То есть бекасы, кои кричат как барашки», — так комментирует это место Державин в своих «Объяснениях» [1870, 3: 589].
10 См. «Объяснение» Державина; как и в других автобиографических текстах, он говорит здесь о себе в третьем лице: «Когда солнце ударяет в стекла, особливо при вечере, то оныя подобно зареву блистают; дом автора был с куполом
и с колоннами и немного похожий на храмик» [Державин 1870, 3: 591]. О классицистическом стиле «храмовидного» дома и его архитекторе Н. А. Львове см.: [Смолярова 2011, 466-467]. См. в связи с этим и комментарий Грота, который уподобляет дом Державина и его Званку сабинскому поместью Горация, частой теме державинской поэзии [Державин 1769, 2: 412]. Грот цитирует в связи с этим небольшое стихотворение, которым Державин посвятил акварель своего дома Болховитинову: «На память твоего, Евгений, посещенья, / Усадьбы маленькой изображен здесь вид. / Гораций как бывал Меценом в восхищеньи, / Так был обрадован тобой мурза-пиит» [Ibid.: 411]. Хотя Державин выступает здесь как «мурза-поэт», то есть как автор оды «Фелица», он ассоциирует себя и свою Званку и с Горацием, а своего гостя Болховитинова — с Меценатом. При этом он может иметь в виду 29 оду III книги, где Гораций приглашает того же Мецената гостить у себя в сабинском поместье. Иную позицию занимает в связи с этим Т. И. Смолярова. Она считает, что Державин как автор «Жизни званской» ориентировался в первую очередь не на Горация, а на А. Поупа и его знаменитый по всей Европе 'Sabinum' в Твикенхэме [2011: 293-302].
11 См.: [Kölle 1966]. См. также: [Смолярова 2011: 315]: «О повышенном интересе поэта к зрению свидетельствует число и разнообразие глаголов зрительного восприятия, встречающихся в тексте «Жизни званской» (18% всех глаголов, т. е. примерно пятая их часть)».
рог, сыр белый, раки красны, / Что смоль, янтарь-икра, и с голубым пером / Там щука пестрая — прекрасны!» (строфы 24-25).
Отказ от Простаковых и Скотининых
Стихотворение Державина получает свой идеальный характер не только на фоне петербургского двора, но и с учетом той дурной репутации, которой пользовалась деревенская жизнь русского дворянства в XVIII в. С точки зрения петровских реформ эта жизнь была остатком невежества, лени и отсталости Древней Руси (подробнее см. [Клейн 2017: 167-170]).
Мы можем сослаться в связи с этим также на самого Державина, то есть на его оду «Фелица» 1782 г. [Державин 1867, 1: 83-90]. Восхваляемой здесь трудолюбивой и просвещенной императрице противостоит в качестве лирического субъекта татарский Мурза, который живет старинной жизнью русского помещика. Его татарский костюм является данью модному в XVIII в. ориентализму, уж не говоря о том, что Державин намекает здесь на восточную «Сказку о царевиче Хлоре», льстя ее автору Екатерине II (еще один пример этой моды находим в «Китайской деревне» в Царскосельском парке).
Державинский Мурза много рассказывает о самом себе; так, например, в десятой строфе, где ориентализм полностью уступает место русским деталям: «Иль, сидя дома, я прокажу, / Играя в дураки с женой; / То с ней на голубятню лажу. / То в жмурки резвимся порой, / То в свайку с нею веселюся, / То ею в голове ищуся; / То в книгах рыться я люблю / Мой ум и сердце просвещаю: / Полкана и Бову читаю, / За Библией, зевая, сплю».
Отсталая жизнь деревенского дворянства является благодарной темой и в русской литературе XIX в., прежде всего в «Старосветских помещиках» Гоголя и в главе «Сон Обломова» в романе Гончарова. Подобно Державину, Гоголь и Гончаров изображают деревенскую жизнь с добродушным юмором. Не так у Фонвизина в его комедиях: здесь мы сталкиваемся с резкой сатирой. В его комедии «Недоросль» 1781 г. [Фонвизин 1959, 1: 105-177] отрицательные герои имеют говорящие имена «Простаков» и «Скотинин», причем последнее имя соответствует тому, как эти помещики обращаются со своими крепостными.
Тем ярче вырисовывается, с другой стороны, гуманность держа-винского помещика, который любит своих крестьян и заботится об их благополучии. Для них он содержит госпиталь, врач которого докладывает ему о пациентах и выпрашивает у него пищи для них (строфа 14). Званский помещик также любит по утрам окружать себя крестьянскими детьми, которым он дарит баранки и крендели, чтобы в нем
«не зрели буки» (строфа 22). В строфе 45 он благожелательно смотрит и на крестьянский праздник: «[...] / Толпа крестьян, их жен вино и пиво пьет, / Поет и пляшет под гудками».
Званская жизнь противопоставлена дурной традиции русской деревни и тем, что в ней не царит ни праздность, ни отсталость: на Званке можно найти древесную мельницу (строфа 33), кузницу (строфа 35), «красильну, где красят шелк, шерсть, лен и бумагу травными красками, сбирая оныя с царицы полей, т. е. Флоры»12, и даже механическую прядильню (строфа 34). Державин намекает здесь на вдовствующую императрицу Марию Федоровну, которая заказала такую же машину из Англии: на ней «один человек более нежели на ста веретенах может прясть»13. Не отстал от технического прогресса и сам помещик, что видно по его интересу к такой оптической новинке, как камера-обскура (строфа 32)14.
Державинский помещик отличается от Простаковых и Скотини-ных также своими литературными занятиями по следам Пиндара и Горация. Кроме того, на Званке «тешатся» и такими «столичными» занятиями, как «музыка, пляска» и «пение» (строфа 46). В следующей — 47 — строфе идет речь об «амурчиках» и «харитах»; упоминаются музы Талия и Терпсихора.
Другое отличие от скотининской жизни касается религии. Зван-ский помещик не только образован, но и благочестив; мы в тексте стихотворения часто сталкиваемся с религиозными мотивами (строфы 4, 20, 21, 53, 54). Вот каким образом помещик начинает свой день: «Воз-став от сна, взвожу на небо скромный взор: / Мой утренюет дух Правителю вселенной; / Благодарю, что вновь чудес, красот позор / Открыл мне в жизни толь блаженной» (строфа 4).
Званский помещик — не только благочестив, но и патриот, как мы уже видели по его описанию обеденного стола. Этот патриотизм носит более серьезный характер, когда он волнуется о судьбе отечества. Тогда он смотрит, другими словами, не только на свою спокойную Званку, а также на европейские театры антинаполеоновской войны: в 1807 г., когда Державин писал свое стихотворение, Россия воевала вместе с Пруссией против Франции; за два года до того она потерпела вместе с союзной Австрией катастрофическое поражение в битве под Аустерлицем.
12 См.: [Державин 1870, 3: 591]. Державинский комментарий относится к исчислению деревенских работ в строфе 35: «Иль как на лен, на шелк цвет, пестрота и лоск, / Все прелести, красы, берутся с поль царицы; [...]».
13 См. «объяснение» в: [Державин 1870, 3: 591]; об «индустриальных» мотивах в «Жизни званской», среди которых и прядильня, см. исторический комментарий: [Смолярова 2011: 392-458].
14 См. подробно об этом [Ibid.: 348-351].
В строфе 51 званский помещик печально вспоминает прошлую военную славу России при Екатерине II и Павле I и думает с тревогой о будущем. Однако в строфе 55 он черпает надежду в двух успехах российского оружия (сражение 14 декабря 1806 г. под польским городом Пултуском и сражение 26 декабря того же года под немецким городом Прейсиш-Эйлау)15. Званские крестьяне разделяют патриотизм своего барина: ««За Веру, за Царя, мы», говорят, «помрем, / Чем у Французов быть в подданстве!»« (строфа 36). И в упомянутой уже кузнице «сталь жесткая» превращается сначала «в мягкий, алый воск» а потом «в бердыши» для милиции [Ibid.], которая, как объясняет Державин, была создана по инициативе Александра I «для защищения границ империи от французов» [Державин 1870: 591].
Полезное наставление
Будучи поэтом XVIII века и «российским Горацием» (см.: [Грот 1997: 566, 584, 585, 587]), Державин хотел не только развлечь своих читателей, но также быть им полезным. С этой целью он как автор «Жизни званской» не ограничивается тем, что разоблачает безнравственность петербургского двора и подчеркивает превосходство своего поместья по отношению к традиционной жизни деревенских дворян. Он преследует и положительную — дидактическую — цель. Это становится ясным, если привлечь в качестве добавочного источника его автобиографию — «Записки», а именно его рассказ о своей службе в качестве тамбовского губернатора в 1785-1788 гг.
Державин тогда усиленно пытался повысить культурный уровень вверенного ему деревенского — и особенно дворянского — населения. Он не только основал народное училище, но также устраивал празднества, которые должны были служить не «к одному увеселению», но и «к образованию общества, а особливо дворянства, которое, можно сказать, так было грубо и необходительно, что ни одеться, ни войти, ни обращаться, как должно благородному человеку, не умели [...]» [Державин 1876, 6: 401-790, здесь 556]. Той же цели служили концерты, которые имели место в губернаторском доме «по четвергам»; там же организовались и «собрания» и «небольшие балы». Кроме того, Державин проводил в своем доме в дни государственных праздников «театральные представления, из охотников, благородных молодых людей обоего пола составленныя» [Ibid.: 557].
15 Державин говорит в связи с этим о двух «победах», что соответствовало официальной версии. На самом деле эти сражения имели нейтральный или ничейный результат — но в войне с Наполеоном можно было считать успехом и это; см.: [Безотосный 2014: 147-179, 174-193], [Шефов 2002: 463-464, 444-446].
Бросается в глаза в связи с этим сходство Державина с его современником А. Т. Болотовым (1738-1833). Он также был просвещенный дворянин, который в 1762 г. оставил военную службу, чтобы жить в своем поместье (см. о нем: [Newlin 2001]) и в 1789 г. начал работать над своими мемуарами для наставления потомков. Болотов для этого очень обстоятельно описывает на собственном примере, что русский дворянин может жить культурной жизнью и в деревне, причем подчеркивает воспитательную пользу театра и театральной деятельности [Болотов 1993, 3: 282-288]. Болотов, как и Державин, откликнулся этим на всеобщее тогда стремление европеизировать русскую провинцию, причем вопрос о том, как проводить свободное время, имел особенное значение (см.: [Клейн 2017: 171-175]); см. в связи с этим также «Предуведомление» анонимного автора в «Драмматическом словаре» 1787 г. [Драмма-тический словарь 1880, без пагинации].
Думается, что Державин преследовал подобные цели и как автор «Жизни званской». Другими словами, он хотел показать русскому деревенскому дворянству образец жизни, который соответствовал бы не только культурным, как у Болотова, но и нравственным требованиям Нового времени. Это было своего рода попыткой к модернизации. Это звучит странно, если учесть, что крепостное право воспринималось Державиным — как и подавляющим большинством русского дворянства — как естественный и никак не проблематичный факт русской жизни.
Экскурс: Державин и немецкая поэзия
В своей статье о русской деревенской поэзии Е. П. Зыкова [2005] ориентируется на английскую традицию этого жанра. Так же поступает и Т. И. Смолярова, считая, что такая традиция «не существовала нигде, кроме Англии» [2011: 312]. Однако поэтическая похвала деревенской жизни процветала и в немецких землях (см. основную работу: [Lohmeier 1981]); вполне возможно, что Державин как автор подобных стихотворений следовал именно немецким образцам16.
Немецкий был его единственным иностранным языком [Грот 1997: 25-26]. Среди заграничных авторов, которым он подражал в молодые годы, он называет целый ряд немцев, среди них Э. Х. фон Клейст (1715-1759) и Г. фон Гагедорн (1707-1754) [Кононко 1972: 81-83, здесь 83]. Оба автора разделяли интерес Державина к Горацию, может быть, даже пробудили его. Они оба выступали с поэтической похвалой деревенской жизни, Гагедорн, например, со стихотворением «Die Landlust»
16 О связи Державина с немецкой литературой см. прежде всего [Rosendahl 1953].
Slovene 2022 №1
(«Деревенское удовольствие») [Idyllen 1978: 28-31] и Клейст с «Das Landleben» («Деревенская жизнь», [Ibid.: 34-36]). Последнее стихотворение посвящено знаменитому тогда переводчику Горация К.-В. Рам-леру (1725-1798). Карамзинский путешественник, который навестил Рамлера в его берлинской квартире, называет его «Немецким Горацием» [Карамзин 1984: 44]. Стихотворение Клейста начинается со слегка измененной цитаты первой строки II эпода «Beatus ille...»: «Oh Freund, wie selig ist der Mann zu preisen.» [Ibid., 34-36]. Державин знал Рамлера (см. [Rosendahl 1953: 58-62]); кажется, что он в своем раннем стихотворении «Ручей» 1779 г. пользовался его переводом 13 оды III книги об Бандузийском источнике [Ibid., 58-60].
Библиография
Источники Болотов 1993
Болотов А. Т., Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самым им для своих потомков, 1-3, Москва, 1993. Гораций 1970
Квинт Гораций Флакк, Оды, эподы, сатиры, послания, М. Гаспаров, ред. переводов, вступ. ст. и комм., Москва, 1970. Державин 1768 -1878
Державин Г. Р., Сочинения. С объяснениями и примечаниями Я. К. Грота, 1-7, 2-е акад. изд., С.-Петербург, 1768-1878.
Драмматический словарь 1880
Драмматический словарь, 1787, Москва [репр.: С.-Петербург, 1880]. Капнист 1973
Капнист В. В., Избранные произведения, Ленинград, 1973. Карамзин 1984
Карамзин Н. М., Письма русского путешественника, Ю. М. Лотман, Н. А. Марченко, Б. А. Успенский, подгот. изд., Ленинград, 1984.
Кононко 1972
Кононко Е. Н., Рукописи Г. Р. Державина в Центральной научной библиотеке УССР, Русская литература, 3, 1972, 74-85.
Фонвизин 1959
Фонвизин Д. И., Собрание сочинений, 1-2, Москва, Ленинград, 1959. Поэты XVIII века 1972
Поэты XVIII века, 1-2, Г. П. Макогоненко, вступ. ст., И. З. Серман, биогр. справки, Г. П. Макогоненко, И. З. Серман, сост., Н. Д. Кочеткова, подгот. текста и примеч., Ленинград, 1972. Horaz 1957
Horaz, Sämtliche Werke. Lateinisch und deutsch, 1-2, München, 1957. Idyllen 1978
Idyllen der Deutschen, H. Schneider, Hrsg., Frankfurt am Main, 1978.
Литература
Агамалян 1997
Агамалян Л. Г., Изображение дворянской усадьбы в русской поэзии XVIII - 1-й половины Х1Х века, Державинские чтения. Сборник научных докладов, 1, С.-Петербург, 1997, 116-125.
Безотосный 2014
Безотосный В. М., Россия в наполеоновских войнах 1805-1815 гг., Москва, 2014. Веселова 2006
Веселова А. Ю., Усадебная жизнь в стихах поэтов львовско-державинского кружка, XVIII век, 24, С.-Петербург, 2006, 206-218.
Грот 1997
Грот Я. К., Жизнь Державина [1883], Москва, 1997. Зыкова 2005
Зыкова Е. П., Поэма/стихотворение о сельской усадьбе в русской поэзии XVIII - начала Х1Х в., Сельская усадьба в русской поэзии XVIII - начала XiX века, Москва, 2003, 3-36.
Клейн 2017
Клейн И., Служба, лень и «сладостный досуг» в русской дворянской культуре XVIII века, XVIII век, 29, С.-Петербург, 2017, 156-175. Крон 1995
Крон А.-Л., «Евгению. Жизнь Званская» как метафизическое стихотворение, Е. Эткинд, С. Ельницкая, ред., A symposium dedicated to Gavriil Derzhavin 1743-1816 = Гавриил Державин 1743-1816. Симпозиум, посвященный 250-летию со дня рождения (= Norwich Symposia on Russian Literature and Culture, 4), Northfield, Vermont, 1995, 268-281
Мейор 1996
Мейор А. Г., Пространство и время: Державин и Пушкин (Стихотворение Державина «Евгению. Жизнь Званская»), XVIIIвек, 20, С.-Петербург, 1996, 79-86. Пумпянский 2000
Пумпянский Л. В., К истории русского классицизма [1923-1924], Л. В. Пумпянский, Классическая традиция. Собрание трудов по истории русской литературы, Москва, 2000, 30-157. Смолярова 2011
Смолярова Т. И., Зримая лирика. Державин, Москва, 2002. Шефов 2002
Шефов Н., Битвы России, Москва, 2002. Busch 1964
Busch W., Horaz in Rußland. Studien und Materialien, München, 1964. Kiesel 1979
Kiesel H., «Bei Hof, bei Höll». Untersuchungen zur literarischen Hofkritik von Sebastian Brant bis Friedrich Schiller (= Studien zur deutschen Literatur, 60), Tübingen, 1979. Kölle 1966
Kölle H., Farbe, Licht und Klang in der malenden Poesie Derzavins, München, 1966. Lohmeier 1981
Lohmeier A.-M., «Beatus ille»: Studien zum «Lob des Landlebens» in der Literatur des absolutistischen Zeitalters, Tübingen, 1981. Newlin 2001
Newlin Th., The Voice in the Garden: Andrei Bolotov and the Anxiety of the Russian Pastoral. 1738-1833, Evanston, Illinois, 2001.
Randolph 2007
Randolph J., The House in the Garden: the Bakunin Family and the Romance of Russian Idealism, Ithaka, New York, 2007. Rosendahl 1953
Rosendahl G., Deutscher Einfluss auf Gavriil Romanovic Derzavin ( Diss. Phil., Bonn, 1953).
References
Agamalyan L. G., Izobrazhenie dvorianskoi usad'by v russkoi poezii XVIII - 1-i poloviny XIX veka, Derzhavinskie chteniia. Sbornik nauchnykh dokladov, 1, St. Petersburg, 1997, 116-125.
Bezotosny V. M., Rossiia v napoleonovskikh voin-akh 1805-1815gg., Moscow, 2014.
Busch W., Horaz in Rußland. Studien und Materialien, München, 1964.
Crone A.-L., «Evgeniiu. Zhizn' Zvanskaia» kak metafizicheskoe stikhotvorenie, E. Etkind, S. El-nitsky, eds., A symposium dedicated to Gavriil Der-zhavin 1743-1816 (= Norwich Symposia on Russian Literature and Culture, 4), Northfield, Vermont, 1995, 268-281
Grot Y. K., Zhizn' Derzhavina [1883], Moscow, 1997.
Kiesel H., «Bei Hof, bei Höll». Untersuchungen zur literarischen Hofkritik von Sebastian Brant bis Friedrich Schiller (= Studien zur deutschen Literatur, 60), Tübingen, 1979.
Klein J., State Service, Sloth and «Sweet leisure» in 18th Century Russian Gentry Culture, XVIII vek, 29, St. Petersburg, 2017, 156-175.
Kölle H., Farbe, Licht und Klang in der malenden Poesie Derzavins, München, 1966.
Lohmeier A.-M., «Beatus ille»: Studien zum «Lob
des Landlebens» in der Literatur des absolutistischen Zeitalters, Tübingen, 1981.
Mayor A. G., Prostranstvo i vremia: Derzhavin i Pushkin (Stikhotvorenie Derzhavina «Evgeniiu. Zhizn' Zvanskaia»), XVIII vek, 20, St. Petersburg, 1996, 79-86.
Newlin Th., The Voice in the Garden: Andrei Bo-lotov and the Anxiety of the Russian Pastoral. 17381833, Evanston, Illinois, 2001.
Pumpianskii L. V., K istorii russkogo klassitsiz-ma [1923-1924], L. V. Pumpianskii, K istorii russkogo klassitsizma, Moscow, 2000, 30-157.
Randolph J., The House in the Garden: the Bakunin Family and the Romance of Russian Idealism, Ithaka, New York, 2007.
Shefov N., Bitvy Rossii, Moscow, 2002.
Smoljarova T., Zrimaia lirika. Derzhavin, Moscow, 2002.
Veselova A. Yu., Usadebnaia zhizn' v stikhakh poetov l'vovsko-derzhavinskogo kruzhka, XVIII vek, 24, St. Petersburg, 2006, 206-218.
Zykova E. P., Poema/stikhotvorenie o sel'skoi usad'be v russkoi poezii XVIII - начала Х1Х v., Sel'skaia usad'ba v russkoi poezii XVIII - nachala XiX veka, Moscow, 2003, 3-36.
Prof. em. Joachim Klein
Universiteit Leiden Nederland / Netherlands j.h.klein6@mac.com
Received May 7, 2021
