CC BY
66Стефан Кирович Кузнецов - член Общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете
© 2017 г. А. С. Смирнов.
Статья посвящена освещению жизненного пути члена Казанского общества археологии, истории и этнографии С.К. Кузнецова (1854-1913). Описывается его жизнь и научная деятельность в Казани, Томске и Москве, раскрываются особенности его взаимоотношений с коллегами и сослуживцами. Особо рассматривается его деятельность как археолога, исследователя древностей Поволжья и Сибири. Основной источниковой базой статьи послужили архивные материалы, часть которых использовалось впервые.
Сформировавшись как ученый в стенах Казанского университета, С. К. Кузнецов в 1885 г. переезжает в Томск, где занимает должность библиотекаря открывавшегося университета. Несмотря на сложные взаимоотношения с попечителем Западно-Сибирского учебного округа В. М. Флоринским, молодой исследователь сумел систематизировать богатейшее книжное собрание университетской библиотеки. С. К. Кузнецову принадлежат лавры одного из первых исследователей уникального археологического памятники - Томского могильника.
Переехав после ухода в отставку в Москву, С. К. Кузнецов принял участие в создании Московского археологического института, в котором до конца своих дней преподавал историческую географию, библиотековедение, музееведение и ряд вспомогательных исторических дисциплин.
Анализ жизненного пути С. К. Кузнецова представляет собой пример так называемой «персональной истории». Его деятельность как ученого, библиографа и преподавателя позволяет увидеть в его поступках отражение общественных и политических реалий последней трети XIX - начала ХХ в., понять как они преломлялись в повседневной жизни и научной деятельности, проследить сочетание и взаимное влияние когнитивной и социокультурной составляющих в функционировании ученой корпорации.
Ключевые слова: археология, этнография, историческая география, Стефан Кирович Кузнецов, Казанский университет, Общество археологии, истории и этнографии, Томский университет, Томский могильник, Московский археологический институт.
«География по отношению к человеку не что иное, как история в пространстве, точно так же как история является географией во времени».
Элизе Реклю «Человек и земля».
По сложившейся в историографии традиции создание Общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете связывается с деятельностью IV археологического съезда и лично с А. С. Уваровым.
Несомненно, эти два события связаны между собой. Но столь быстрая организация общества и его последующая успешная деятельность не могут быть результатом одного, хотя и весьма важного, научного события.
Казань, «Афины Поволжья», как назвал их Г. Р. Державин, задолго до проведения IV археологического съезда являлись центром интеллектуальной жизни обширного региона, форпостом науки и культуры на восточных рубежах Российской империи.
Казань с ее университетом и Духовной академией, патронировавшими многие научные и религиозные объединения, была кузницей научных и преподавательских кадров для обширных пространств страны за Уралом, где вплоть до конца 80-х годов XIX в. не было ни одного высшего учебного заведения.
Члены Общество археологии, истории и этнографии при Казанском университете внесли существенный вклад в становление системы народного образования в Сибири. Достаточно вспомнить члена этого общества Василия Марковича Флоринского, известного врача, который был инициатором создания (1 июля 1885 г.) и первым попечителем Западно-Сибирского ученого округа (3 июля 1885 г.). Его трудам обязан своим учреждением Томский университет.
Многие профессора, преподаватели и сотрудники Томского университета начинали свою карьеру в Казани, а научную деятельность на заседаниях Общества археологии, истории и этнографии. То, что они были истинными подвижниками науки, всецело отдававшимся исследовательской и просветительской деятельности, говорит их решимость покинуть один из старейших российских университетов и отправиться в глушь неведомой Сибири, где «ко всякому приезжему относится подозрительно, как к негодному отбросу Европейской России» (РА НА ИИМК. Ф. 1. Оп. 1. 1887. Д. 26. Л. 32об.). Даже В. М. Флоринский, один из главных инициаторов создания нового университета, не ожидал столкнуться в Томске со столь удручающей картиной местной жизни. «Первое впечатление будущих университетских окрестностях было поистине удручающим... Вдвойне тяжело это разочарование» (Заметки и воспоминания, 1906, с. 143, 145).
Понятно, что на столь кардинальный поступок могли решиться только сильные люди, убежденные в необходимости подобных действий. А любовь к исторической науке, взращенная в рядах казанского Общества археологии, истории и этнографии, не покидала их на протяжении всей жизни. Примером этого может быть биография Стефана (Степана) Кировича Кузнецова (1854-1913), 160 лет со дня рождения которого исполнилось в 2014 г.
Выходец из крестьян Вятской губернии, С. К. Кузнецов родился в близ г. Мамлыжа в пригородной Ильинской слободе. Свое образование он начал в городском приходском, затем уездном училище, закончив его в 1866 г. У родителей не было средств для оплаты образования своего сына и мальчик два года провел дома. Но в 1868 г. С. К. Кузнецов поступает в 3 класс императорской I Казанской гимназии. По ее окончании, в 1873 г. он поступил на историко-филологический факультет Казанского университета. В 1877 г., он заканчивает университет сор степенью кандидата. Молодого выпускника оставляют при факультете для подготовки к профессорскому званию на кафедре римской словесности. Ограниченный в средствах, С. К. Кузнецов, одновременно с службой в университете, вынужден был преподавать греческий язык в родной ему Казанской гимназии. Тем не менее, он нашел возможность год стажироваться в Дерптском университете. В 1881 г. С. К. Кузнецов был ут-
вержден в должности приват-доцента по кафедре римской словесности (Милютин, 1913, с. 3).
Одновременно с преподаванием классической филологии С. К. Кузнецов отдавал много сил изучению археологии и этнографии. С 1879 г. он состоял хранителем университетского музея этнографии, древностей и изящных искусств, с 1880 г. являлся членом Общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете. А два года (1883-1884) был секретарем общества (Первый университет, 1889, с. 76; Биографический словарь, 1904, с. 160-161). С.К. Кузнецов активно занимался полевыми изысканиями, осуществил раскопки ряда древних могильников, опубликовав результаты своих исследований (Кузнецов, 1879; 1882; 1884а; 1884б; 1884в; 1884г).
В настоящий момент не до конца ясно, что послужило непосредственной причиной переезда в 1885 г. С. К. Кузнецова в Томск на должность библиотекаря открывавшегося университета. В литературе превалирует точка зрения, что в Томск его пригласил В. М. Флоринский (Некрылов, 2009, с. 183, 250; Сеченова, 2009, с. 141; Коршунова, 2012, с. 121-126), коллега по Казанскому университету и Обществу археологии, истории и этнографии, в котором доктор медицины состоял почетным членом.
Если это действительно так, то следует признать, что оба героя, как показали дальнейшие события, были лишь поверхностно знакомы друг с другом.
С. К. Кузнецов сразу по приезде энергично занялся устройством библиотеки. «Организация молодой библиотеки, нового рассадника знания; развитие и укрепление хранилища духовной пищи в первом сибирском центре высшей культуры; неустанная бессменная работа библиотекаря-радетеля, библиотекаря-книголюба, библиотекаря-энциклопедиста - вот какие неувядающие цветы вплетены в венок Стефана Кировича на протяжении 17-летняго служения его делу культуры и науки в Сибири» (ОР РГБ. Ф. 783. Оп. 1. Карт. 7. Д. 53. Л. 1об.), писал в последствие У. Г. Иваск1, коллега С. К. Кузнецова по Русскому библиографическому обществу.
1 Иваск Удо Георгиевич (1878-1922), художник, историк, библиофил, окончил Московский археологический институт, где в последствие преподавал совместно с С.К. Кузнецовым. См.: Григорьев Ю.В. Удо Георгиевич Уваск // Книга. Материалы и исследования. М., 1970. Сб. 21. С. 221-230.
Но первое же знакомство с положением дел в библиотеке повергло С. К. Кузнецова в недоумение. «Приехал я 10 августа, 3 дня разбирал свое имущество, воскресенье отдыхал, да, должно быть, забыл, что по понедельникам работ не начинают, и начал. До моего приезда В. М.2 с моим помощником успел вскрыть ящиков сто, причем тот и другой по своему усмотрению. Валили в дублеты, что им казалось таковыми, а журналы вязали в связки (разумеется, руками сторожа) и т. п. Явился я в библиотеку: весь пол завален связками. «Все это можно сейчас же ставить. Мы уже три шкафа уставили. Надо спешить. Вероятно будет до 800 ящиков, а к Рождеству нужно разобрать и уставить». Хорошо, говорю. Начал смотреть связки. Владычица! Связаны вместе по одному №: журналы М. Н. Пр., Ж. М. Пут. Сообщ., Журн. Конн., Журн. Охота, Журн. Мануфакт. и Торг3. Иду дальше: все тоже, по всему полу тоже. Подхожу к шкафам: тончайшие брошюры стоят с разрозненным томом Тургенева, который вдобавок покоится вверх ногами; многотомные вещи все разбиты или спутаны издания. Отошел на дистанцию: все пригнано по росту, так что глаз умиляется даже. Кто ставил? спрашиваю сторожа. -Вот их превосходительство4, кои мы больше, а помощник подбирал. - Да, подбирал! Вали, говорю, ребята, на пол эту музыку. Так я для почину промаялся до 6 часов вечера и кончил шкаф, а на завтра другой, часов в 11 приходит В. М. «А я думал, что вы уже все с полу-то подобрали и поставили. Что это у вас?... Вы вот служителям велите-ка ставить и заполнять одну полку за другой.» Нельзя, говорю, все разбито, зря связано. «Как же? Я сам просматривал.» А вот говорю, убедитесь. И пошел показывать. Кончилось тем, что я в три недели едва осилил эту музыку и тут же понял, что В.М. любит скоро, а как - другой вопрос, с одним условием, чтобы по его было» (ОР РЦТМ. Ф. 200. Оп. 2.. Д. 6. Л. 1-1об.).
Уже первые контакты попечителя учебного округа и библиотекаря университета на ниве библиографической деятельности показали глуби-
2 АС - Василий Маркович Флоринский.
3 С.К. Кузнецов имел в виду «Журнал Министерства народного просвещения», «Журнал Министерства путей сообщения», «Журнал коннозаводства», журнал «Охота», «Журнал мануфактур и торговли».
4 АС - Василий Маркович Флоринский.
ну противоречий в их характерах, представлениях об устройстве и порядке действия университетского книгохранилища. Болезненней всего С. К. Кузнецов воспринимал пренебрежительное отношение к себе со стороны В.М. Флоринского. «Я лакей в мундире VI класса, лакей прсе, человек, не умеющий по складам читать ни на одном языке, кроме рус-скаго. Почему-то мне сдается, что меня убьет эта библиотека, и убьет скоро» (ОР РЦТМ. Ф. 200. Оп. 2. Д. 6. Л. 4 об.).
С.К. Кузнецов не желал мириться с требованиями В. М. Флоринско-го, которые он считал не только ошибочными, но наносящими прямой ущерб библиотеке. «В ответ на это варварство я подал в канцелярию в конверте (и под расписку) на его имя докладную записку, в которой в 12 пунктах изложил почтительно свои с ним разногласия по библиотечному делу и добавил, что дальнейших отеснений не вынесу и буду жаловаться министру» (ОР РЦТМ. Ф. 200. Оп. 2. Д. 6. Л. 3). Понятно, что подобные поступки не способствовали улучшению отношений между университетским библиотекарем и попечителем учебного округа.
К тому же, в своем радении делу С. К. Кузнецов нередко пренебрегал административными правилами, что также не способствовало благоволению к нему начальства. «Моя стрелецкая кровь частенько бурлит от таких фантазий... Душевно сознаю, что, может быть, не всегда умел соблюсти правила субординации: может, сгрубил иногда» (ОР РЦТМ. Ф. 200. Оп. 2. Д. 6. Л. 3, 4). Судя по всему, эта несдержанность С.К. Кузнецова, его нежелание считаться с установленным порядком и традициями университетской корпорации, и привели его к открытому конфликту с В. М. Флоринским.
Как это часто бывает, профессиональные противоречия реализовались в личную неприязнь и постоянные трения. Споры о системе расстановки книг, правил издания библиотечных каталогов вылились в повседневные претензии В. М. Флоринского к деятельности С. К. Кузнецова и даже привели к отказу в выделении дров для отопления рабочих помещений библиотеки, в результате чего температура в комнатах падала до +8о.
С другой стороны, нельзя пройти мимо неоднозначных поступков попечителя, ставивших под угрозу не только здоровье университетского библиотекаря, но и сохранность уникальных книжных раритетов. К
тому же В. М. Флоринский и сам нередко превышал свои полномочия, что приводило к конфликтам в университетской среде (Ястребов, 1994, с. 98-99).
Сложные служебные отношения С. К. Кузнецова и В. М. Флорин-ского, автора известного трехтомника «Первобытные славяне по памятникам их доисторической жизни (Опыт славянской археологии)» (Фло-ринский, 1894-1897), усугублялись их различными взглядами в области археологии, к которой оба проявляли большой интерес. С.К. Кузнецов не принимал позицию В. М. Флоринского, всячески стремившегося доказать широчайшие границы древнего славянского мира от Адриатики до Балтики, Памира и Восточного Туркестана, считая даже саков славянским племенем, которое покинуло район Семиречья «за 200 лет до нашей эры». Порой критика С. К. Кузнецова панславянских взглядов попечителя была достаточно язвительна. «Ах, если бы Вы знали, что гнет он здесь по части библиографии и археологии, в присутствии здешних почетных лиц, заседающих у него в гостях! Нет, Вы лишены этого удовольствия! Что тут твой Шумбут и красные паруса венедов! Куда им? Отныне знайте, что в мире два археолога: П.А. Пономарев и Самоквасов. Только им можно верить, все остальные - не патриоты и нигилисты -предатели своей родины», писал в С.К. Кузнецов своему другу Андрею Николаевичу Островскому, младшему брату известного драматурга, члену Совета ОАИЭ и заведующему библиотекой общества (ОР РЦТМ. Ф. 200. Оп. 2. Д. 6. Л. 3 об.).
Не менее критически С. К. Кузнецов отзывался и об интерпретации В. М. Флоринским местных археологических находок. «Прислал ему откуда-то исправник бронзовых идолов, но так как некоторые были поломаны заступом, то исправник велел кузнецу спаять их. В. М. всем доказывал, что эти боги спаяны в бронзовую эпоху» (ОР РЦТМ. Ф. 200. Оп. 2. Д. 6. Л. 4).
Тяжелые бытовые и рабочие условия доводили С. К. Кузнецова буквально до слез, следы коих имеются на его письмах к А. Н. Островскому. «Ревматизм коробит руки и ноги, а седой волос начал пробиваться в усах и голове. Видит бог, я не лгу! Подумайте только, что мне 32 года, что я сам с детства сам зарабатывал себе хлеб и к труду привычен, - и оцените, чего стоила мне эта библиотека!» (ОР РЦТМ. Ф. 200. Оп. 2. Д. 6.
Л. 3-3об.), так оценивал С. К. Кузнецов последствия своей первой зимы 1885-1886 гг., проведенной в Томске (Подробнее см.: Смирнов, 2014). Спустя несколько лет подобной жизни библиотекарь в значительной степени потерял зрение и, по свидетельству его коллег, «страдал многими внутренними болезнями, свойственными людям сидячих профессий» (РГАЛИ. Ф. 637. Оп. 1. Д. 79. Л. 214).
К чести С. К. Кузнецова следует признать, что он нашел в себе силы преодолеть негативное отношение к В. М. Флоринскому и объективно оценить его деятельность как попечителя Западно-Сибирского учебного округа. В написанной им краткой истории Томского университета, вышедшей в последний год жизни В.М. Флоринского, он отмечал его заслуги в создании Томского университета и местного музея археологии (Кузнецов, 1898, с. 609, 612, 614-617).
В эти тяжелые для него годы С.К. Кузнецов не оставлял вниманием вопросы, связанные с жизнью «инородцев», интересовавшие его еще с казанских времен. Он был активным участником так называемого «мул-танского дела», где свидетельствовал против практики человеческих жертвоприношений у вотяков, активно защищая от наветов народы Поволжья (Кузнецов, 1895; ОР РГБ. Ф. 135. Оп. 1. Карт. 32. Д. 1968. Л. 1).
Перипетии жизни на новом месте, не лучшее состояние здоровья не отвадили С. К. Кузнецова от занятий археологией. Стефан Кирович был одним из первооткрывателей и исследователем одного из наиболее известных памятников Западной Сибири - знаменитого Томского могильника, обнаруженного в апреле 1887 г. Но и в этом случае судьба испытывала выдержку, самообладание и приверженность науке С. К. Кузнецова.
В археологической литературе первооткрывателем могильника и его первым исследователем принято называть местного журналиста, известного как путешественника и этнографа, А. В. Адрианова, благодаря выдержкам из его дневника, впервые процитированным в 1889 г. в Отчетах императорской Археологической комиссии (Томский могильник, 1892, с. 99).
В действительности информация о памятнике, поступившая от местных жителей, одновременно достигла и А. В. Адрианова, и С. К. Кузнецова в апреле 1887 г. С.К. Кузнецов первый телеграммой сумел сообщить об открытии в Археологическую комиссию, которая выдала ему
открытый лист на исследование могильника и деньги на раскопки (РА НА ИИМК. Ф. 1. Оп. 1. 1887. Д. 26. Л. 1об.). Однако А. В. Адрианов, человек чрезвычайно энергичный, острый на язык и, к тому же, активно публиковавшийся в местной газете, всячески воспротивился этому, считая лишь себя обладающим правом на раскопки могильника. А. В. Адрианов направил свое обращение в Археологическую комиссию постой и оно, по понятным причинам, пришло в Петербург позже телеграммы С. К. Кузнецова. Но в своем обращении А. В. Адрианов просил выдать разрешение не на раскопки могильника, а на «производство раскопок с научными целями, не ограничивая это разрешение ни каким-либо определенным местом, ни временем». Судя по этому письму, А. В. Адрианов имел весьма амбициозные планы, надеясь развернуть обширные исследования в Сибири, «системное исследование страны» и охрану древностей. Лишь в одном абзаце автор указывает, что «весной, в 87 г., мне удалось открыть стоянки и на правом берегу Томи, выше города» (РА НА ИИМК. Ф. 1. Оп. 1. 1887. Д. 26. Л. 14-15).
На стороне А. В. Адрианова выступил пребывавший тогда в Томске известный путешественник, этнограф и археолог Д. А. Клеменц, который высказал С.К. Кузнецову «несколько замечаний. насчет обычаев между людьми науки, насчет дозволительных и недозволительных приемов» (РГАДА. Ф. 1412. Оп. 3. Д. 15. Л. 1об.).
В целях разрешения конфликта между С. К. Кузнецовым и А. В. Адриа-новым 1 мая 1887 г. в Томске был проведен третейский суд, который был должен покончить с противостоянием двух исследователей. Перед судьями было поставлено три вопроса: 1. Кто первый открыл предполагаемый могильник: Кузнецов или Адрианов; 2. Кто имеет преимущественное право на раскопку могильника и 3. Заслуживают ли действия Кузнецова в этом деле осуждения.
Судьи пришли к следующим заключениям. «Ни Адрианов, ни Кузнецов открывателями признать нельзя. Археологическое значение местности под лагерями и далее до Спасского села известно давно, но к обследованию могильника приступил первый Адрианов». Преимуществом на раскопки, по мнению судей, обладает «первый приступивший к обследованию могильника». В действиях С. К. Кузнецова, которого А. В. Адрианов обвинял во всех грехах, судьи не увидели ничего предо-
судительного, посчитав, что осуждения они «не заслуживают, как добросовестные» (РГАДА. Ф. 1412. Оп. 3. Д. 15. Л. 4). Касаясь дальнейших действий сторон «третейский суд признает гг. Адрианова и Кузнецова нравственно обязанными, в интересах науки, производить раскопки сообща по совместно выработанному плану» (РГАДА. Ф. 1412. Оп. 3. Д. 15. Л. 4).
Но добиться действительного примирения между претендентами так и не удалось, каждый интерпретировал ситуацию в выгодном для себя свете и стремился доказать свою правоту перед Археологической комиссией. С. К. Кузнецов считал, что, хотя А. В. Андрианов начал первым раскапывать памятник, он делал это без разрешения Археологический комиссии, то есть незаконно. А открытый лист на могильник первым получил он, С. К. Кузнецов, и начал работы только после получения разрешения из Петербурга. «Я только не приступал к исследованию в смысле раскопок и не рылся, подобно Адрианову, целые дни, не испросив на то разрешения» (РА НА ИИМК. Ф. 1. Оп. 1. 1887. Д. 26. Л. 26).
А. А. Бобринский, который первоначально просил томского губернатора «оказать г. Кузнецову благосклонное содействие к успешному выполнению. поручения» (РА НА ИИМК. Ф. 1. Оп. 1. 1887. Д. 26. Л. 2), после писем и жалоб обоих претендентов, отчаялся примирить исследователей и отдал решение вопроса на волю местного губернатора. В конфиденциальном письме он сообщал ему, что «не имея возможности войти в рассмотрение этих недоразумений и составить себе по полученным доселе заявлениям ясное понятие о том, кто из обоих собственно прав в этом деле, императорская Археологическая комиссия считает долгом обратиться к Вам с покорнейшей просьбой принять на себя разрешение возникшего недоразумения и, передав дальнейшее ведение раскопки с оставшимися от произведенных работ деньгами по усмотрению Вашему тому из них, за которым Вы изволите на то признать большее право» (РА НА ИИМК. Ф. 1. Оп. 1. 1887. Д. 26. Л. 68-68об.).
Вот тут и сказались натянутые отношения С. К. Кузнецова с попечителем учебного округа В. М. Флоринским. Судя по всем, последний представил губернатору нелестную характеристику об университетском библиотекаре, и право на раскопки, вместе с деньгами Археологической комиссии, было передано А. В. Адрианову.
Это решение сыграло не лучшую роль в истории исследования Томского могильника. В Петербурге так и не дождались отчета от А.В. Адрианова о раскопках памятника, так же как и документов о расходовании выделенных средств, большая часть которых была истрачена не по назначению.
Следует признать, что А. В. Адрианов не обладал серьезными знаниями в области археологии и мало владел полевой методикой, признаваясь в своих письмах в Петербург, что он не знаком с требованиями, предъявляемыми комиссией к проведению раскопок (РА НА ИИМК. Ф. 1. Оп. 1. 1887. Д. 26. Л. 14-15, 64-65). Разница в научной подготовке обоих исследователей проявилась в их интерпретации изучаемого памятника. С. К. Кузнецов изначально считал его могильником (РА НА ИИМК. Ф. 1. Оп.1. 1887. Д. 26. Л. 1). В отличие он него, А. В. Адрианов утверждал, что обнаружена «простая стоянка» (РА НА ИИМК. Ф. 1. Оп. 1, 1887. Д. 26. Л. 29), о чем он и информировал Археологическую комиссию (РА НА ИИМК. Ф. 1. Оп.1. 1887. Д. 26. Л. 15). Лишь спустя месяц после начала раскопок А.В. Адрианов понял, что имеет дело с древним некрополем (РГАДА. Ф. 1412. Оп. 3. Д. 15. Л. 1).
Это объясняет то обстоятельство, что если А. В. Адрианов по результатам своих первоначальных обследований памятника смог констатировать лишь «большую древность этих остатков» (РГАДА. Ф. 1412. Оп. 3. Д. 15. Л. 1 об.), то С. К. Кузнецов в первой же телеграмме, направленной в Археологическую комиссию, констатировал, что «обнаружен бронзовый могильник обширных размеров., обрыв мыса. заключает в черноземной толще разнообразные остатки каменного и, главным образом, бронзового века» (РА НА ИИМК. Ф. 1. Оп. 1, 1887 г. Д. 26. Л. 1, 9).
Разнилась и манера описания обнаруженных археологических материалов. А. В. Адрианов так характеризовал А. А. Бобринскому свои первоначальные результаты: «нашел. костяк лошади без головы, лежавший на груде жженых и полуобгорелых костей, углей и головешек; на этом кострище находилась железная крышка (вполне напоминающая крышки от жестяных фунтовых коробок из под табаку), а недалеко от сюда я нашел железный гвоздь» (РГАДА. Ф. 1412. Оп. 3. Д. 15. Л. 2). Информация С. К. Кузнецова выглядела гораздо более научной: «имею честь уведомить комиссию, что мной вскрыто шесть могил, одна брон-
зового, одна каменного, четыре железного века» (РА НА ИИМК. Ф. 1. Оп. 1, 1887 г. Д. 26. Л. 11).
Все это во многом объясняет, почему С.К. Кузнецов тяжело переживал непоследовательное поведение А. А. Бобринского, в результате чего исследования могильника были переданы А. В. Адрианову. Тем более, что еще в казанский период своей жизни, в 1882 г. он столкнулся в подобной ситуацией, когда приняв у себя дома некого господина Молохова и показав ему археологические памятники в окрестностях г. Мамлыжа, он позднее увидел опубликованными его гостем, но без его ведома, материалы (Кузнецов, 1884а).
В 1889 г. С. К. Кузнецов нашел возможность продолжить работы на памятнике, издав в 1890 г. результаты своих исследований, где ни словом не упомянул существовавшего конфликта (Кузнецов, 1890). Результаты исследований А.В. Адрианова так никогда и не были им напечатаны (Смирнов, 2013).
Материалами Томского могильника вклад С.К. Кузнецова в изучение прошлого Западной Сибири не ограничился. В 1889 г. им был раскопан курганный могильник «Тохтамышевы юрты». В 1890-1891 гг. на левобережье Оби он, совместно с С. М. Чугуновым, раскопал Воронов-ский курганный могильник, провел обследование и раскопки памятников по р. Яе, а также осуществил ряд археологических поездок на Алтай. Им раскапывалось «Трояново городище», в том числе совместно с зарубежными учеными - шведом Фредериком Мартином (1891) и французом Жозефом де Бай (1898). В 1896 г. изучался курганный могильник «Архиерейская заимка» (Кузнецов, 1889; 1894; 1896; 1898).
Однако здоровье давало о себе знать. В 1903 г. С. К. Кузнецов выходит в отставку и переезжает в Москву. Его энергичный характер не позволял оставаться в стороне от проблем науки и просвещения
Вскоре после переезда, в 1904 г. его избирают членом-корреспондентом Московского археологического общества, а на следующий год действительным членом. Он выступает на заседаниях общества, принимает участие в создании Археологического словаря (ОПИ ГИМ. Ф. 17. Оп. 1. Д. 555. Л. 786-790). С.К. Кузнецов также становится секретарем Археографической комиссии МАО (Императорское Московское археологическое общество, 1915, с. 184). В 1907 г. его избирают членом-со-
трудником Русского библиографического общества при Московском университете (Личный состав Русского библиографического общества, 1907, с. 6).
В 1907 г. фамилия С.К. Кузнецова появляется в списке членов-учредителей Московского археологического института (РГИА. Ф. 733. Оп. 145. Д. 91. Л. 5об.), в жизни которого он принимал активное участие. Он переписывался с инициатором создания МАИ генералом В. Г. Глазовым об организации учебного процесса в институте, своих экспедиций в Вятскую, Казанскую и Пермскую губернии (РГИА. Ф. 733. Оп. 145. Д. 91. Л. 5об.).
Как преподаватель он читал в институте лекции по исторической географии (Кузнецов, 1910-1912), которой давно занимался. Но кроме этого он взял на себя преподавание библиотековедения, которое впервые в России в МАИ стало преподаваться как самостоятельная дисциплина. Проблемы этой отрасли, как мы видели выше, были ему хорошо знакомы, библиотечное дело было одним из главных в его жизни. Основное внимание в его лекциях было уделено изучению деятельности крупнейших европейских библиотек, а также анализу работы губернских и уездных библиотек в России (Соков, 2011, с. 26; Ананьев, 2013, с.6).
С. К. Кузнецов в МАИ также читал лекции по метрологии и хронологии (Кузнецов, 1909; 1913). Эти дисциплины были далеки от его научных интересов, что и сказалось в компилятивности курсов по этим предметам, носивших научно-популярный характер (Пашков, 1984, с. 147-151, 153). Так же ему пришлось преподавать такой предмет как музееведение (ЦИАМ. Ф. 376. Оп. 3. Д. 14. Л. 2об.).
С. К. Кузнецов читал лекции не только в Москве, но и в филиалах института - в Смоленске, Витебске, Калуге, Нижнем Новгороде, выезжая в эти города по несколько раз в год.
В московский период своей жизни С.К. Кузнецов продолжал заниматься археологией. И это проявлялось во многих сторонах его преподавательской и научной деятельности. В своем курсе исторической географии он широко использовал и тщательно анализировал многочисленные археологических источников (Кузнецов, 1912, с. 9-24). Недаром студенты С.К. Кузнецова нередко писали свои дипломные работы на чисто археологические темы. Можно назвать такие работы как «Городища
жертвенного характера в бассейнах Оки и Волги», «Культура веси по данным археологии» (ЦИАМ. Ф. 376. Оп. 3. Д. 14. Л. 59об - 60; Отчет о состоянии, 1911, с. 45). В ряде случаев С.К. Кузнецов аргументировано давал негативные оценки дипломным «диссертациям» по археологии. По его настоянию работа И. Г. Лурье «Скифские древности в Западной Европе» была признана Советом МАИ неудовлетворительной и направлена на доработку (ЦИАМ. Ф. 376. Оп. 3. Д. 14. Л. 141).
Ученики С. К. Кузнецова внесли свой вклад в развитие российской археологии. Достаточно вспомнить Евфимия (Ефима) Дмитриевича Стре-лова, одного из первых якутских археологов и основателя архивного дела в этом крае, защитившего в 1911 г. в МАИ «диссертацию» «Историко-архео-логический очерк Якутской области» (ЦИАМ. Ф. 376. Оп. 1. Д. 3842. Л. 2).
С. К. Кузнецов всячески старался способствовать профессиональному росту своих учеников, поддерживая с ними связь и после окончания Московского археологического института. Как вспоминал в последствии Е.Д. Стрелов, «уезжая из Москвы, я условился со Стефаном Кировичем, что буду писать ему подробно о всех своих научных занятиях; последние же, по нашим общим планам, должны были вестись возможно в большем масштабе» (ОР РГБ. Ф. 434. Оп. 1. Карт. 6. Д. 72. Л. 1).
С. К. Кузнецов продолжал и собственные археологические исследования, по результатам которых делал доклады на заседаниях МАИ. В том числе и на сибирскую тематику, например о погребальных масках (РГАЛИ. Ф. 890. Оп. 2. Д. 120. Л. 5).
Он с большой охотой вел полевые археологические работы на своей родине - в Мамлыжском уезде Вятской губернии (ЦИАМ. Ф. 376. Оп. 3. Д. 14. Л. 85). Там же он продолжал заниматься этнографией. Признавая его авторитет в области изучения истории и культуры местного населения Поволжья Департамент духовных дел Министерства внутренних дел в 1911 и 1912 гг. командировал его «в Казанскую, Вятскую, Уфимскую и Пермскую губернии для изучения религиозных и бытовых условий жизни инородцев» (ЦИАМ. Ф. 376. Оп. 2. Д. 191. Л. 3).
Активная жизненная позиция С. К. Кузнецова послужила причиной тому, что он был избран в комиссию Московского археологического института «для составления проекта по сохранению памятников русской старины», где должен был разработать раздел «по первобытной архео-
логии» (ЦИАМ. Ф. 376. Оп. 3. Д. 15. Л. 18об.). Он был избран делегатом от МАИ на IV областной археологический съезд в Костроме в 1909 г. (ЦИАМ. Ф. 376. Оп. 3. Д. 14. Л. 38об.).
При этом надо помнить, что С. К. Кузнецов с сибирских времен имел проблемы со здоровьем. Но при этом сохранил любовь к этому суровому краю.
Одновременно с чтениемлекций в МАИ С.К. Кузнецов руководил студенческим кружком Сибирской библиографии, организованном в 1907 г. при Русском библиографическом обществе Московского университета. Участвовавшие в его деятельности студенты-сибиряки занимались составлением библиографического указателя книг и статей о Сибири, увидевших свет в России и за рубежом после 1890 г. (Машкова, 1969, с. 433).
Позднее, в 1913 г. этот кружок был реорганизован в комиссию сибирской библиографии в составе Русского библиографического общества. Под руководством С. К. Кузнецова комиссия составила правила библиографического описания, опубликованные в «Библиографических известиях» (Каталография, 1913; Кузнецов, 1913).
С. К. Кузнецов отдавался библиографической деятельности со всей душой. Как писал в некрологе уже упоминавшийся У. Г. Иваск, «Стефан Кирович вновь отзывчиво принес свои силы сибирскому делу, любя Сибирь, как вторую отчизну. И вновь под его драгоценнейшим руководством началось работа молодых сибирских библиографов. Но судьба решила иначе. Нашего дорогого, незабвенного руководителя не стало» (ОР РГБ. Ф. 783. Оп. 1. Карт. 7. Д. 53. Л. 3 об ).
Скончался Степан Кирович у себя на родине, в г. Мамлыже 13 августа 1913 г. Его супруга краткой телеграммой сообщила эту печальную весть директору Московского археологического института А.И. Успенскому: «Сегодня в ночь скончался Степан Кирович Кузнецов» (ЦИАМ. Ф. 376. Оп. 2. Д. 191. Л. 9).
Коллеги С. К. Кузнецова по Московскому археологическому институту почтили его память специальным заседанием Совета МАИ, состоявшемся 5 декабря 1913 г. (ЦИАМ. Ф. 376. Оп. 3. Д. 15. Л. 86). Московское археологическое общество предполагало прочитать на XVI археологическом съезде в Пскове в 1914 г. особый доклад, посвященный деятельности С. К. Кузнецова (ОПИ ГИМ. Ф. 17. Оп. 1. Д. 557. Л. 174).
Министерство внутренних дел готовило посмертное издание его трудов по этнографии поволжских «инородцев» (ЦИАМ. Ф. 376. Оп. 2. Д. 191. Л. 3).
Не забыли С. К. Кузнецова и в Томске. Его приемник на посту университетского библиотекаря Александр Иванович Милютин так отозвался на смерть своего предшественника: «Прости, дорогой учитель и друг, ты честно и блестяще выполнил свое библиотечное тягло! Легким пухом пусть ляжет родная земля над тобой, а библиотека тебя не забудет!» (Милютин, 1913, с. 3).
Стефан Кирович Кузнецова своими трудами доказал, сколь убежденных приверженцев исторической науки взрастило в своих рядах Общество археологии истории и этнографии при Казанском университете.
Анализ жизненного пути С. К. Кузнецова есть яркий пример так называемой «персональной истории», внимание к которой находит все большее понимание у современных историков (Минников, 2004; Трапш, 2004; Репина, 2011, с. 287-324). Биография этого ученого, библиографа и преподавателя позволяет не только увидеть в его поступках отражение общественных и политических реалий последней трети XIX - начала ХХ века, но и понять как они преломлялись в повседневной жизни и научной деятельности, проследить сочетание и взаимное влияние когнитивной и социокультурной составляющих в функционировании ученой корпорации. Казань с давними университетскими традициями, юный сибирский университет в Томске, частный институт в Москве - эти этапы жизненного пути С. К. Кузнецова позволяют представить себе атмосферу различных регионов Российской империи, характер жизни образованного общества в первопрестольной и провинции.
Занятия С. К. Кузнецовым, университетского приват-доцента, профессионального ученого, широким кругом наук от археологии и этнографии до исторической географии, библиотековедения и метрологии в определенной степени характеризуют уровень развития этих дисциплин.
Помимо подобных макроструктурных моментов, поступки С.К. Кузнецова позволяют представить и узкопрофессиональную специфику археологической деятельности ушедших лет. Наиболее ярким примером тому служит история конфликта С. К. Кузнецова и А. В. Адрианова по поводу Томского могильника. Отсутствие в 1887 г. единого государствен-
ного органа, регламентирующего проведение археологических исследований, крайне негативно сказалось на судьбе уникального памятника, материалы исследований которого полностью так никогда и не были опубликованы. Всего два года отделяли это событие от императорского указа 1889 г. об исключительном праве ИАК на выдачу открытых листов и регламентацию полевых исследований.
ЛИТЕРАТУРА
1. Ананьев В. Г. Национальные и международные музейные организации: Учебно-методическое пособие. СПб., 2013. 140 с.
2. Биографический словарь профессоров и преподавателей императорского Казанского университета (1804-1904). - Ч. I. - Казань, 1904.552 с.
3. Григорьев Ю. В. Удо Георгиевич Уваск // Книга, исследования, материалы: Сб. 21. М., 1970. С. 221-230.
4. Заметки и воспоминания В. М. Флоринского // Русская старина. 1906. № 4. С. 281-323.
5. Императорское Московское археологическое общество в первое пятидесятилетие его существования. (1864-1914). Т. II. М., 1915. 256 с.
6. Каталография. Техника библиографического описания // Библиографические известия. 1913. № 4. С. 269-275.
7. Коршунков В. А. Мултанское дело и «дело просвещения инородцев»: Н.Н. Блинов и В.Г. Короленко о человеческих жертвоприношениях // Десятые Петряевские чтения: Материалы Всероссийской научной конференции (Киров, 25-26 февраля 2010 года). Киров, 2010. С. 219-231.
8. Коршунова А. А. Библиотека императорского Томского университета в дореволюционный период // Вестник Томского государственного университета. 2012. Вы9. Кузнецов С. К Атамановы кости: Старинное кладбище близ с. Черемисского Малмыжа в Малмыжском уезде Вятской губернии. СПб., 1879. 23 с.
10. Кузнецов С. К. Археолого-этнографические этюды. - Казань, 1882. - 26 с.
11. Кузнецов С. К Археологические заметки по пути в Малмыжский
уезд Вятской губернии // Известия Казанского общества археологии, истории и этнографии. Т. 5. Казань, 1884а. С. 17-18.
12. Кузнецов С. К Атамановы кости. Могильник бронзовой эпохи близ села Черемисского Малмыжа и деревни Ахпая, в Малмыжском уезде Вятской губернии // Известия Казанского общества археологии, истории и этнографии. Т. 3. Казань, 1884б. С. 394-410.
13. Кузнецов С. К. Археологические заметки по пути в Малмыж-ский уезд Вятской губернии уездов // Известия Казанского общества археологии, истории и этнографии. Т. 5. Казань, 1884в. С. 17-18.
14. Кузнецов С. К. О раскопках, произведенных на границе Уржумского и Малмыжского уездов // Известия Казанского общества археологии, истории и этнографии. Т. 4. Казань, 1884г. С. 83-86.
15. Кузнецов С. К. Предварительное сообщение о результатах раскопок над Ройским истоком, на границе Уржумского и Малмыжского уездов Вятской губернии // Известия Казанского общества археологии, истории и этнографии. Т. 3. Казань, 1884д. С. 326-329.
16. Кузнецов С. К. Случайная находка натуральной мумии в Томске. Томск, 1889. 19 с.
17. Кузнецов С. К. Отчет об археологических розысканиях в окрестностях г. Томска, произведенных летом 1889 года с рисунками картой, планом и четырьмя таблицами рисунков и чертежей. Томск, 1890. 78 с.
18. Кузнецов С. К. К вопросу об охране древностей от истребления // Сибирский вестник. 1894. № 114.
19. Кузнецов С. К. Мнимое человеческое жертвоприношение // Казанский биржевой листок. 1895. № 204.
20. Кузнецов С. К. Находка скелета мамонта со следами человека близ г. Томска // Сибирский вестник. 1896. № 90, 92.
21. Кузнецов С. К. Императорский Томский университет // Сибирский торгово-промышленный календарь за 1898 год. Томск, 1898. С. 609-617.
22. Кузнецов С. К. Отчет о раскопках курганного кладбища у Архиерейской заимки близ г. Томска // Отчет Императорской Археологической комиссии за 1896 год. СПб., 1898. С. 94-98.
23. Кузнецов С. К. Курс лекций по метрологии и хронологии, читан в Московском археологическом институте в 1908/9 академическом году. М., 1909. 98 с.
24. Кузнецов С. К. Русская историческая география. Курс лекций, читанный в Московском археологическом институте в 1907-1908 г. С.К. Кузнецовым. Вып. 1-2. М., 1910-1912. 197, 73 с.
25. Кузнецов С. К. Курс лекций по метрологии и хронологии, читан в Московском археологическом институте в 1908/9 академическом году. Малмыж, 1913. 128 с.
26. Кузнецов С. К. Каталография. М., 1913. 22 с.
27. Личный состав Русского библиографического общества при императорском Московском университете к 1 октября 1907 г. М., 1907. 17 с.
28. Машкова М. В. История русской библиографии начала ХХ века (до октября 1917 года). М., 1969. 492 с.
29. Милютин А. И. Стефан Кирович Кузнецов. Первый библиотекарь императорского Томского университета (1854-1913) // Томский вестник. 1913. № 180.
30. Минников Н. А. Человек второго ряда как исследовательская проблема // Человек второго плана в истории. Вып. 1. Ростов-на-Дону, 2004. С. 4-13.
31. Мултанское дело: история и современный взгляд: Материалы научно-практической конференции. Ижевск, 2000. 127 с.
32. Некрылов С. А. Томский университет - первый научный центр в Азиатской части России (середине 1870-1919 г.). Дисс. . докт. ист. наук. Томск, 2009.
33. Отчет о состоянии Московского археологического института в 1909-1910 акад. году. М., 1911. 140 с.
34. Пашков А. М. Вспомогательные исторические дисциплины в отечественном архивном образовании в конце XIX - начале ХХ вв. Дисс.. канд. ист. наук. М., 1984.
35. Первый университет в Сибири. Томск, 1889. 93 с.
36. Репина Л. П. Историческая наука на рубеже ХХ-ХХ! вв. М., 2011. 559 с.
37. Сеченова А. А. Василий Маркович Флоринский - первый попечитель Западно-Сибирского учебного округа // Вестник Томского государственного педагогического университета. 2009. Вып. 12.
38. Смирнов А. С. «... Чего стоила мне эта библиотека!..» Письмо первого библиотекаря С. К. Кузнецова Томского университета библиофилу А.Н. Островскому. 1886 г. // Отечественные архивы. 2014. № 2.
39. Смирнов А. С. Третейский суд о Томском могильнике // Вестник Томского государственного университета. 2013. № 369. С. 96-103.
40. Соков П. С. Высшее библиотечно-информационное образование в России: основные этапы развития. М., 2011. 281 с.
41. Томский могильник. Извлечения из дневника раскопок, произведенных А.В. Адриановым в 1887 и 1889 гг. // Отчет Императорской Археологической комиссии за 1889 год. СПб., 1892.
42. Трапш Н. А. «Историк второго плана» в структуре персональной историографической иерархии (на примере развития дореволюционной исторической науки // Человек второго плана в истории. Вып. 1. Ростов-на-Дону, 2004. С. 13-29.
43. Флоринский В. М. Первобытные славяне по памятникам их доисторической жизни: Опыт славянской археологии. Ч. 1-2. Томск, 18941897.
44. Шатенштейн Л. С. Мултанское дело. 1892-1896 гг. Ижевск, 1960. 71 с.
45. Ястребов Е. В. Василий Маркович Флоринский. Томск, 1994. 170 с.
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
МАИ - Московский археологический институт МАО - Московское археологическое общество ОПИ ГИМ - Отдел письменных источников Государственного исторического музея
ОР РГБ - Отдел рукописей Российской государственной библиотеки ОР РЦТМ - Отдел рукописей Российского центрального театрального музея им. А.А. Бахрушина
РА НА ИИМК - Рукописный архив Научного архива Института истории материальной культуры РАН
РГАДА - Российский государственный архив древних актов РГАЛИ - Российский государственный архив литературы и искусства
РГИА - Российский государственный исторический архив ЦИАМ - Центральный исторический архив Москвы
Информация об авторе:
Смирнов Александр Сергеевич, доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник, Институт археологии РАН, г. Москва, 117036 Москва, ул. Дм. Ульянова 19; E-mail: assmirnov@mail.ru
Stephan Kirovich Kuznetsov: a member of the Society for archeology, history and ethnography at Kazan university
A.S. Smirnov
Summary:
The article covers the biography of S.K. Kuznetsov (1854-1913), a Member of the Kazan Society for Archeology, History and Ethnography. It gives a description of his life and scientific work in Kazan, Tomsk, and Moscow, and reveals the peculiarities of his relations with colleagues and fellow workers. Special attention is given to his work as an archeologist who studied the ancient relics of the Volga region and Siberia. In terms of sources, the article is mostly based on archive materials; part of such materials was employed for the first time.
S.K. Kuznetsov acquired his key skills as a scientist in Kazan University; in 1885, he moved to Tomsk to hold an appointment as a librarian for the newly being opened university. Despite complicated relations with Curator for the West Siberian Academic District V.M. Florinsky, the young researcher succeeded in systematizing the extensive book collection of the university library. S.K. Kuznetsov has the laurels of being among the first researchers of the Tomsk Burial Ground (a unique archeological monument).
After resignation, S.K. Kuznetsov moved to Moscow, and took part in founding the Moscow Archeological Institute; there, for the rest of his life, he taught historical geography, library science, museology, and several auxiliary historical disciplines.
The analysis of S.K. Kuznetsov's biography is an example of the so-called "personal life story". His work as a scientist, a bibliographer and a teacher allows discerning, in his deeds, a reflection of social and political realities of the time span between the last third of the 1800s and the early 1900s, understanding the
"refraction" of such realities in everyday life and in scientific work, and tracing the combination and mutual influence of the cognitive component and social-cultural component in the functioning of the scientific corporation.
Keywords: Archeology; ethnography; historical geography; Stephan K. Kuznetsov; Kazan University; Society for Archeology, History and Ethnography; Tomsk University; Tomsk Burial Ground; Moscow Archeology Institute
Information about the author:
Smirnov A.S, Doctor of Historical Sciences, Leading Research Associate of the Archeology Institute of the Russian Academy of Sciences, 19 Dmitry Ulyanov Street, Moscow, 117036, Russia; E-mail: assmirnov@mail.ru
