CC BY
43
© 2005 г. Н.Н. Великая
СТАРЫЕ СПОРЫ О ГЛАВНОМ (ОБ ОСОБЕННОСТЯХ НАЦИОНАЛЬНОЙ ПОЛИТИКИ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ)
Проблемы историко-государственного, экономического и культурного единства народов Северного Кавказа и России не теряют своей актуальности. Как правило, они широко обсуждаются в переломные периоды жизни страны (настоящий этап не является исключением), когда отнюдь не только теоретическое значение приобретают вопросы, быть с Россией или без нее (и даже против нее). Ответы на них, которые дает местная интеллектуальная элита, во многом определяют моральный климат и политическую ситуацию в том или ином регионе Кавказа. Историческая память достаточно серьезно влияет и на взаимоотношения отдельных народов. Перефразируя поэта, можно сказать, что история в России больше, чем история. В ней постоянно пытаются найти ответы на вопросы, которые стоят на повестке дня. История является частью сегодняшнего мировоззрения современников, и это накладывает дополнительную ответственность на исследователей прошлого.
Работы последних лет о событиях прежде всего Х1Х в. на Северном Кавказе запестрели описаниями военных действий, в которых демонизируется одна сторона - российская. Призывы ряда местных историков сказать народу правду о прошлом сводятся к тому, что политика России в регионе рассматривается как исключительно колониальная, захватническая, кроваво-поработительская и т. п. Казалось бы, за последние 10 - 15 лет все самые «страшные» характеристики прозвучали и самые ужасные злодеяния показаны. Тем не менее призывы остаются. Очевидно, далеко не всех удалось убедить в «правильности» и «объективности» подобных взглядов, при которых все положительные стороны взаимоотношений России с народами Северного Кавказа отметаются с порога.
В ХХ в. вопрос о российской «колониальной» империи поднимался неоднократно [1]. И в ХХ1 в. тема эта не закрыта и вновь предложена к обсуждению статьями В.А.Матвеева [2] и А.В.Щербины [3]. Для первого, несмотря на вопрос, подразумеваемый в названии статьи, совершенно очевидно, как и для многих исследователей, что Россия не являлась колониальной империей, где существовали «заморские» колонии (со стороны которых никогда не исходила угроза), ранее не имевшие ни политико-дипломатических, ни экономических, ни культурных связей с метрополией, где сохранялось кастовое господство на военно-административных должностях представителей метрополии. Для последней «заморские» территории воспринимались лишь как источники сырья и рынки сбыта. Они не включались в состав государства, и поэтому на них не распространялись законы метрополии [4, с. 95-96, 256]. К приведен-
ным В. А. Матвеевым и А.В.Щербиной аргументам в пользу того, что Россия не являлась классической колониальной державой, добавим следующее.
Применительно к России трудно провести разграничение между метрополией и «колониальной окраиной», настолько все было тесно связано, органично. Поволжье - это метрополия или колония? А Терская и Кубанская области, где проживали десятки разных народов, в том числе и русские? Или термин «колониальная окраина» применим только для отдельных частей территории России, населенных исключительно «коренными» народами, а чересполосно с ними расположенные восточнославянские села и станицы уже к колониально-зависимым относить нельзя?
В этой связи отметим, что миграционные процессы оказывали серьезное влияние на степень «отдаленности» окраин от центра. Появлявшееся повсеместно разносословное русское население не только вносило свой вклад в развитие экономики и культуры, но и выполняло роль стабилизирующего, интегрирующего фактора в национальных регионах России, «привязывая» их к ней, сглаживая вражду местных этносоциальных групп. При этом в отечественной историографии по-прежнему мало внимания уделяется «обратным» переселениям народов окраин в другие районы страны, в том числе столичные центры. Такие миграции уже в дореволюционный период привели к образованию многочисленных внутренних диаспор, которые также внесли свой вклад в интеграционные процессы.
Не вяжется с классическим пониманием колоний положение Прибалтийских и других западных губерний. В составе империи такие окраины, как Финляндия и Польша, получили конституции, о чем в «метрополии» могли только мечтать. До конца дореволюционного периода многие окраины имели особенности в управлении. Но это происходило не потому, что российские власти не желали распространения здесь общеимперских законов и порядков, а потому что местное население к ним не было готово.
Положение «колонизаторов» и «колонизуемых» в России было иным, чем в других, создаваемых в тот же период империях. На Западе ограбление колоний и расцвет метрополий были взаимообусловленными процессами. В России подобного не наблюдалось. Уже тогда давало о себе знать явление, получившее в современной литературе название «донорства» России. Вот что говорил по этому поводу Председатель СНК СССР А.И. Рыков: «Термин "колониальная политика" может употребляться у нас только в том смысле, что колониальная политика, например, Великобритании за-
ключается в развитии метрополии за счет колоний, а у нас - колоний за счет метрополии» [5, с. 97]. Российские окраины не сыграли своей роли в процессе первоначального накопления капитала и не способствовали быстрому развитию центра. Более того, инкорпорация Кавказа, Средней Азии и других регионов затруднила процесс экономической и политической модернизации России.
Таким образом, термины «колония», «колониальный» применительно к российской действительности не срабатывают. Здесь можно говорить не о метрополии и колонии, а о центре и периферии (окраине). Нам представляется продуктивной мысль о типологическом разделении империй на колониальные и континентальные (к последнему типу и относилась Россия) с выделением полного набора соответствующих признаков [3, с. 45].
Отношение правительства к народам окраин не оставалось неизменным (сравним хотя бы правления Александра I и Александра III), но в главном совпадало: многочисленные народы рассматривались как подданные российского государства и должны были подчиняться его законам. При этом крестьянин Рязанской губернии не имел больше прав, чем крестьянин Кутаисской губернии. В то же время национальные верхи становились частью российской знати, их опыт использовался в управлении страной.
В составе России (в результате военного подчинения, крестьянской колонизации, добровольного присоединения) оказались народы, находившиеся на разных стадиях развития (некоторые «племена» Сибири не знали железа). В других регионах (Закавказье, Средняя Азия), где был экономический и политический кризис, вызванный изменением торговых путей, агрессивной политикой соседей, междоусобицами, местная элита, поступившись частью суверенитета, выиграла в стабильности под эгидой России. Прекращение мятежей и набегов, развитие промышленности и торговли способствовали «снятию» ситуации исторического тупика, в котором оказались по тем или иным причинам отдельные регионы. Распространение на окраинах русского языка не приводило к ликвидации других (в отличие от английского, например; он привел к гибели 90 % языков, с которыми соприкасался). Официальное господство православной церкви не способствовало разрушению местных религиозных традиций. Российская периферия, где бы она ни находилась, благодаря политике «гражданского приобщения» (по В.А. Матвееву), экономическим преобразованиям, достаточно быстро утрачивала окраинные признаки и втягивалась в совместное с центральными районами развитие.
При этом никто не замалчивает факты насилия, несправедливости в отношении народов России (от подавления антиправительственных выступлений до культивируемого покровительственно-пренебрежительного отношения к туземцам). Ан-
тироссийские, антирусские настроения имели место даже там, где казалось бы почвы для них не было. Например, в Польше. Она получила право на самоуправление, государственным языком на данной территории был объявлен польский, католическая религия не притеснялась. Польская экономика развивалась ускоренными темпами в безбрежном российском рынке (ее предприятия составляли конкуренцию русским промышленным центрам, но никаких мер, направленных на то, чтобы затормозить социально-экономическое развитие Польши, не было и в помине). В данном случае нужно учитывать национальную менталь-ность. Присутствие на этнической территории чужих войск, чужой или даже чуждой администрации уязвляло национальную гордость и самосознание. Без этого фактора понять историю освободительных движений в России просто невозможно.
Россия, объединяя вокруг себя народы, ограждала их от опустошительных вторжений извне, иногда и от уничтожения (в Х1Х и ХХ в. она остановила два мощных нашествия, ставивших своей задачей установление мирового господства). На окраинах происходило разрушение феодально-патриархальных устоев или даже родовых отношений, опережающие темпы были характерны для экономики. Развитие в стране промышленности, торговли, просвещения меняло мировоззрение и устройство жизни всех народов. Новые виды транспорта и связи сокращали не только расстояния между регионами, но и расстояния в уровне их развития. В цивилизационный актив следует отнести появление на окраинах светского, европейского образования, науки при сохранении местной интеллектуальной жизни и религиозных традиций. Можно согласиться с М.М. Блиевым, что Россия -это результат взаимодействия нескольких цивилизаций, плод государственного и общественного творчества многих народов и эпох [6, с. 26].
Акцент на особенностях создания и развития Российской империи не должен приводить к их абсолютизации, к представлениям о совершенной уникальности процессов, происходивших в Евразии в ХУ1-Х1Х вв. В указанный период создавались и другие империи (с огромными перифериями и колониями). Все это проходило в рамках определенных закономерностей, выявленных учеными Армавирского государственного педагогического университета [7]. В основу новой периодизации всемирной истории положена степень консолидации и интеграции народов земного шара. В этой связи выделяется эпоха ХУ1-Х1Х вв. как начальный этап объединения народов во всемирном масштабе. На этом этапе нашей стране принадлежала заметная роль. В своих границах Россия объединила более 100 народов, вовлекла их во всемирную историю. Российская культура в лице своих «разноплеменных» представителей сыграла огромную роль в создании общемировых материальных и духовных ценностей.
Повсеместно происходило стирание «негосударственных пятен» на карте земного шара, включение более слабых государственных образований в более сильные. История действительно становилась мировой. Центрами достаточно прочных объединений выступили Испания, Португалия, Англия, Франция, Австрия... Кавказ попал в поле притяжения Ирана, Турции и России. В чем состояли преимущества последней и как они были реализованы, хорошо показано В.В. Дегоевым [4]. Но до сих пор нет ответа на вопрос, почему в отличие от других империй Россия так долго сохраняла (а отчасти сохраняет и сейчас) старое наследство? Версия об исключительной роли российских штыков не выглядит сколько-нибудь убедительной [8, с. 47].
Использование силовых методов по включению и удержанию ряда окраин в составе России имело место. Однако силовая составляющая политики не была единственной и доминирующей [9]. Там, где обстоятельства позволяли, правительство обходилось без нее, используя иные меры. Главная цель государства, как нам представляется, заключалась не в ограблении и тем более уничтожении населения окраин, а в сплочении, создании в стране единого (при всем разнообразии) экономического, социального, культурного пространства.
Все вышесказанное хорошо подтверждается на примере небольшой части обширного Северокавказского региона - Терского левобережья [10, 11].
Выход Российского государства к Тереку, строительство городков и острожков произошли еще во второй половине ХУ1 - ХУ11 вв., но не привели к присоединению региона к России, поскольку власть воевод распространялась лишь на российские гарнизоны, а взаимоотношениями с народами Притеречья занимались внешнеполитические ведомства. Однако их деятельность не прошла бесследно, явилась важнейшей предпосылкой для последующего утверждения на Терском левобережье российской государственности.
Реальные шаги по включению региона в состав России были сделаны в начале ХУШ в. Знаменательными вехами на этом пути стали отнесение Терско-Кумского междуречья к Астраханской губернии в 1717 г., Персидский (Каспийский) поход Петра I (1722 - 1723 гг.), а также заключение Ганджинского договора с Ираном (1735 г.), определившего границу двух государств по Тереку. Как справедливо заметил Дж. Хоскинг, «...много раз на протяжении своей истории Россия как бы зондировала свои границы, чтобы выяснить, где, собственно, они пролегают и насколько они крепки» [12, с. 38-39]. Экономические потребности обусловливали стремление выйти к морям, в том числе к Каспийскому.
До ХУ111 в. Восточное Предкавказье было частично освоено ногайскими и казачьими группами, затем сюда уже по воле правительства переселяются казаки из других областей страны. Доступ в
регион был открыт для выходцев из Закавказья и Северного Кавказа (осетин, кабардинцев, кумыков и др.). Близ казачьих станиц возникают армянские и грузинские поселения. В ХУШ в. на Терском левобережье основываются города-крепости Кизляр (1735 г.) и Моздок (1763 г.), которые становятся центрами притяжения всех окрестных этнических групп. Сюда приходят торговать и работать, поселяются на постоянное жительство. Так, в Кизляре уже вскоре после его основания наряду с русским кварталом появляются армянский, грузинский, христианский (населен новокрещенами из числа кавказских народов), окочирский (где жили чеченцы, кумыки, ногайцы), черкесский, казанский и др. Переселенцам предоставлялись многочисленные льготы. Они не были включены в податные сословия, освобождались от рекрутской повинности, наделялись землей, получали право на свободное вероисповедание. Режим заселения, созданный правительством, преследовал вполне конкретные задачи: защитить, сохранить регион в составе России, экономически освоить его.
В ХУШ в. происходят процессы адаптации этнических групп Терского левобережья к новым «государственным» условиям существования. Центральная власть, получая информацию с мест, стремилась привести местные этнические группы в социально-правовое поле России, что неминуемо влияло на изменение системы управления ими, сказывалось на обретении российского самосознания.
Грузины достаточно быстро вошли в российскую социально-правовую систему. Грузинские дворяне на территории Терского левобережья получили десятки тысяч десятин земли, духовенство занималось проповеднической деятельностью, строительством храмов и монастырей, мещане -торговлей и ремеслом, крестьяне - земледелием. Аналогичные процессы происходили и с армянской диаспорой, привилегии которой постепенно ограничивались. В 1827 г. Николай I задался вопросом: «...справедливо ли дать пришельцам вечные преимущества перед коренными русскими» [13, с. 196]. Государственный совет признал, что никакие привилегии бессрочными быть не могут. Указы 30-х гг. Х1Х в. уравняли армян в правах с другими горожанами Кизляра и Моздока. В 1840 г. были упразднены и особые армянские суды [14, л. 1]. Таким образом, к середине Х1Х в. завершилось приведение армян в российское социально-правовое пространство. Они заняли свое место в рядах российских сословий, перешли в подчинение российской администрации на Тереке.
Достаточно сложно эти процессы происходили у кочевников-караногайцев. Они, как и казаки, состояли в ведении Коллегии иностранных дел. Но постепенно управление ими менялось. Первоначально ногайцы были освобождены «от всяких платежей и повинностей». С образованием в конце ХУШ в. Караногайского приставства они стали
поставлять арбы для перевозки грузов и провианта на Линию, содержать почтовые станции, кордоны, должностных лиц. С 1827 г. начинает действовать (до революции 1917 г. включительно) положение о кочевых инородцах. Оно предусматривало выборное самоуправление, сохранение судов по адату (обычному праву) и шариату (мусульманскому праву). Лишь уголовными делами занималась российская администрация. В целом имперская власть мало вмешивалась в уклад местной жизни.
В 1841 г. кочевники края были переданы в ведение министерства государственных имуществ, т. е. фактически стали рассматриваться как казенные крестьяне. Власти стремились максимально приблизить организацию управления и правового положения кочевников к крестьянским, и об этом прямо говорилось в документах [15, л. 1].
В пореформенный период изменяются повинности кочевых подданных Российской империи. Вместо натуральной повинности вводится денежная за выпас стад на государственной земле (своего рода денежный оброк). Что касается управления, то административно-полицейские функции принадлежали караногайскому приставу. Он наблюдал за процессом кочевания, исполнением повинностей, ведал причислением лиц в приставст-во, удалением из него, ходатайствовал об отправке мусульман в Мекку и др. Самоуправление осуществлялось на уровне кубов, аулов. На три года избирались и представители духовенства: один кадий и четыре наиба. Они решали спорные вопросы, касающиеся веры и семейных отношений, на основе шариатских норм. Хотя значительный шаг в приближении к российской социально-правовой системе, управлению сельским населением и был сделан, но, по свидетельству современников, в Караногае к началу ХХ в. действовали три закона: русский имперский (законы Российской империи), татарский народный (адат), арабский религиозный (шариат) [16, с. 18]. Причем главную роль играло обычное право, на основе которого решалось большинство дел. В то же время во взаимоотношениях с соседями и властями на первый план постепенно выступали российские законы. Очень медленное «врастание» караногайцев в российскую социально-правовую систему было связано прежде всего с особенностями их хозяйственных занятий и конфессии.
В ХУШ - Х1Х вв. произошли серьезные изменения во взаимоотношениях государства и казачьих групп на Тереке. Если ранее Москва обращалась к казакам с просьбами о «вспоможении», а они «учиняли меж себя совет», т.е. собирались на круг и решали, откликнуться ли им на призыв Российского государства или нет, то в начале ХУШ в. следовали указы, которые подлежали безусловному исполнению. Во взаимоотношениях государства и казаков Терского левобережья можно выделить несколько периодов.
На первом этапе (с начала и до конца ХУШ в.) постепенно определялись повинности, обязанности казаков, размеры постоянного жалования (как в деньгах, так и продуктах), которое государство выплачивало им за службу. Терско-кизлярские и моздокские казаки, имевшие в своем составе разнородные и «разноплеменные» элементы, уже при переселении лишились права на самоуправление. На этом этапе власти во многом шли путем проб и ошибок, пересматривая свои же решения.
В конце ХУШ - начале Х1Х в. происходит усиление гражданской администрации на Тереке. С этим связано размежевание земель, насаждение общинных земледельческих порядков. Делается ставка на продовольственное самообеспечение казаков. Наделение их паями рассматривается как главная компенсация, вознаграждение за службу.
В 10 - 50-е гг. Х1Х в. наступает новый этап. В 1819 г. ликвидируется самоуправление Гребенско-го войска. Огромными полномочиями наделяются назначаемые полковые командиры. От былого самоуправления остались лишь станичные сходы с весьма урезанными функциями.
Законодательные акты первой половины Х1Х в. свидетельствуют о том, что правительство подходило к казачеству как к сословию, права и обязанности которого, как и других социальных групп Российской империи, четко регламентировались. Это военно-служилое сословие вряд ли следует считать привилегированным, если учесть, что и в конце Х1Х в. помимо военной службы терские казаки выполняли почтовую, подводную, дорожную, квартирную, паромную и другие повинности.
И наконец, в пореформенный период хозяйственная деятельность и организация самоуправления казаков (под контролем правительственных структур) были максимально приближены к крестьянским, что позволяло как некоторым дореволюционным, так и современным историкам считать казачество особой группой крестьян России. Казачьи социоры действительно постепенно превращались в крестьянские общины с их ориентацией на земледелие. Однако развитие «мирных» хозяйственных занятий тормозилось сохранением продолжительной воинской службы.
Таким образом в ХУШ и особенно Х1Х вв. правительство пытается интегрировать этнические группы Терского левобережья в общероссийскую социальную структуру. Поскольку особенности занятий казаков и караногайцев невозможно было игнорировать, власти создавали правовые нормы, которые вводили целиком данные общности в определенное правовое поле, придавая им тем самым этносословный и достаточно замкнутый характер. Так, в документах Х1Х в. казаки именовались войсковым (военным, казачьим) сословием, а в посемейных списках караногайцев в графе «сословие» указывалось - «инородцы». В дореволюционной России не существовало общегражданского права, а были четко определены права и обязанности со-
словий, куда и относились отдельные представители и целые этнические группы региона. Определив сословность этногрупп, правительство исключило их соперничество, подчинение. Каждая из них существовала достаточно автономно. Этнические группы подчинялись не одна другой, а российским властям. В пореформенный период делаются заметные шаги по сближению правовых норм, касающихся разных сословий, т. е. к созданию гражданского общества. Но этот процесс так и не был завершен к началу ХХ в.
Адаптация к экологическим условиям Притере-чья, политика правительства способствовали появлению у названных этнических групп определенных хозяйственных ниш.
Хозяйственно-культурный тип караногайцев определялся экстенсивным скотоводством. В ХУ111 в., когда властями была определена «окружность каждым племенем владеемая», происходит переход к так называемому стационарному кочеванию. И к концу Х1Х в. у небольшой части кара-ногайцев, перешедших к оседлости, по-прежнему скотоводство (но уже в форме пастбищного) определяло систему жизнеобеспечения.
В ходе многолетних практических поисков другая часть населения Терского левобережья отдала предпочтение виноградарству и виноделию, шелководству и рыболовству как наиболее доходным отраслям экономики. С другой стороны, российское правительство поощряло развитие ряда отраслей, предоставляя населению многочисленные льготы. Например, указы, касающиеся шелководства, издавались регулярно на протяжении всего ХУ111 - начала Х1Х в., что не могло не сказаться на хозяйственных занятиях населения. Наличие городов на Тереке способствовало развитию торговли, что еще более укрепляло хозяйственную специализацию.
В ХУ111 - Х1Х вв. на территории Восточного Предкавказья выделилось несколько экономических зон, тесно связанных между собой. Города Кизляр и Моздок являлись не только административными, но и торгово-промышленными центрами. Притеречная плодородная полоса становилась важнейшим земледельческим районом, степи оставались базой скотоводческого хозяйства.
Исторически сложившееся разделение труда обеспечивало устойчивое экономическое и политическое развитие региона. Этнопрофессионали-зация, делавшая комплексным все хозяйство региона, стала одним из важнейших факторов добрососедских отношений.
Экологические и хозяйственные ниши, освоенные народами региона, вызывали необходимость тесного общения. Контакты народов Восточного Предкавказья проявлялись прежде всего в производственной деятельности, обмене и торговле, т.е. в тех сферах, от которых зависело жизнеобеспечение всего населения региона. Караногайцы выступали своеобразными монополистами в производ-
стве животноводческой продукции. Чрезвычайная специализированность кочевников предопределила их заинтересованность в регулярном обмене с земледельческими народами. В середине Х1Х в., по свидетельству современников, торговля ногайцев в городах стала входить в привычку. Кроме того, в результате перекочевок ногайцы появлялись вблизи центров ремесла и торговли, активно поставляли сюда свою продукцию. Важнейшую роль караногайцы играли в перемещении товаров в регионе. Именно они на своих арбах перевозили казенные и частные грузы от пристаней Каспия на левый фланг Кавказской линии, из Кизляра в Астрахань, Моздок, другие города и обратно. Таким образом, освоив степи и полупустыни Восточного Предкавказья, ногайцы активно участвовали в региональном разделении труда, развивали торговлю, обслуживали транспортные артерии, были посредниками в хозяйственном и культурном обмене. Поэтому не случайно «татарский» язык долгое время являлся языком межэтнического общения. В свою очередь армяне и грузины играли важную роль в развитии местной промышленности и торговли, связях региона с российскими и закавказскими областями. Казаки защищали регион и развивали хлебопашество, виноградарство, бахчеводство, рыболовство и другие отрасли. Экономическая целостность Притеречья базировалась на разнообразии хозяйственных занятий, этнопрофес-сионализации.
Разделение труда было присуще не только отдельным группам населения региона, но и российским регионам в целом. Утверждать, что специализация одних районов России на добыче угля, других на выращивании хлопка - признак явного колониализма, вряд ли допустимо [3, с. 45]. В этих же регионах, особенно в пореформенный период, создавались сотни предприятий, где применялось и перерабатывалось полученное сырье. Так, на Тереке на местных заводах из винограда производили винно-водочную продукцию, находившую сбыт во многих регионах страны.
Конфессиональная политика российских властей в Притеречье была достаточно взвешенной. Линия на укрепление позиций православной церкви не сопровождалась насильственными действиями в отношении представителей иных конфессий. Правительство пыталось интегрировать все этнические группы в российское конфессиональное пространство. Этой цели служили создание армянской Астраханской епархии, православных епархий, включавших и прихожан-грузин, подчинение караногайского духовенства Оренбургскому муфтияту и др.
В рассматриваемом регионе существовала реальная свобода вероисповедания. Она способствовала тому, что основная масса казаков-гребенцов сохранила приверженность местному варианту старообрядчества. Толерантность властей была характерна и в отношении религиозной системы
караногайцев. Длительные военные действия с горцами не приобрели характера конфессионального противостояния, и тысячи мусульман-ногайцев, находившихся в тылу русской армии, оказывали посильную помощь именно правительственным силам.
В ХУШ - Х1Х вв. в регионе имелись все средства для сохранения конфессиональных систем. Религиозные семьи, общины, монастыри (скиты), религиозная литература, учебные заведения вводили представителей новых поколений в мир религиозных идей и действий. На Тереке действовали православные, старообрядческие, армяно-григорианские храмы, мусульманские мечети.
Политические, социально-экономические и этнокультурные процессы, протекавшие в Восточном Предкавказье в ХУШ - Х1Х вв., оказывали серьезное влияние на самосознание этнических групп.
Школа историков профессора В.Б. Виноградова вот уже ряд лет разрабатывает понятие «россий-скости», обозначающее долговременную тенденцию к равноправному историческому партнерству народов под эгидой России, обеспечивающей интеграцию в социальной, культурной, политической и иных сферах [17]. Вместе с тем, и это весьма существенно, российскость являлась и важнейшей составной частью самосознания, приобретение которого происходило у народов Терского левобережья в ХУШ - Х1Х вв. (представления о новой «большой» Родине, идея подданства и др.).
Отечественная война 1812 г. оказала огромное влияние на народы Притеречья. Караногайцы сражались с Наполеоном в отряде донских казаков М.И. Платова. Кизлярские армяне пожертвовали на военные нужды в июле - августе 1812 г. 15 860 рублей, грузинская община выделила на ополчение 500 рублей, столько же дал епископ Досифей. По случаю победы торжественные молебны прошли повсеместно [18, с. 214-215]. Таким образом, общие беды и угрозы сплачивали народы, как не банально это звучит. Утверждению российского самосознания способствовало и расширение торгово-экономических связей региона. Достаточно стойкое российское самосознание народов Восточного Предкавказья выдержало испытание на прочность в период распада государства в начале 90-х гг. ХХ в. и всеобщей суверенизации. Ни одна из старожильческих групп не заявила о своем выходе из состава России.
В пореформенный период интеграционные процессы усилились. Под влиянием городской культуры происходила нивелировка многих элементов материальной и духовной культуры, приближение их к общероссийским стандартам. Изменения наблюдались в конструкции и материале жилищ, их внутреннем убранстве. Появились новые орудия труда, предметы быта, костюмы, привычки. Разложение старых традиций происходило одновременно с усилением светских школ, библиотек, по-
явлением кружков по интересам и др. Стандарты городской жизни становились престижными и для сельских обывателей.
Отмеченные нами интеграционные процессы, скрепляли отдельные части Терского левобережья и все более тесно объединяли его с остальной Россией. При многих общих чертах, проявлявшихся в социальной, экономической и других сферах жизни, регион сохранял и «свое лицо», свои традиции и культуру.
Сейчас необходимы конкретные исследования того, как происходило включение тех или иных территорий, народов в Российское имперское пространство. Они позволят перейти на новый уровень обобщения материала. Как известно, марксистский подход, отчасти сохраняющийся и поныне, требовал проведения постоянных сравнений с неким идеалом. Кто-то может взять за образец Британскую империю, кто-то - Османскую, но вполне возможно, что в вопросе о взаимодействии с окраинами (несмотря на пролитую кровь, грубейшие просчеты и ошибки), идеала для России просто не найдется.
Литература
1. Тройно П.Ф. Взгляд на создание Российской империи // Российский истор. журн. 1994. № 2; Родина. 1995.
2. Матвеев В.А. Северокавказская окраина Российской империи: колония или субъект единого Отечества // Изв. вузов. Сев.-Кавк. регион. Обществ. науки. 2004. № 3.
3. Щербина А.В. К вопросу о специфике Российской империи и имперского типа государственности (по материалам современных исследований) // Изв. вузов. Сев.-Кавк. регион. Обществ. науки. 2004. № 3.
4. Дегоев В.В. Большая игра на Кавказе: история и современность. М., 2003.
5. Родина. 1995. № 2.
6. Родина. 1995. № 10.
7. Виноградов В.Б., Дударев С.Л., Нарожный Е.И. Основные этапы всемирной истории. Методический материал // Восток. Афроазиатские общества: история и современность. М., 1995. № 5. С. 126-139; Проблемы всеобщей истории (в связи с ее новой периодизацией). Армавир, 1996; и др.
8. Дегоев В.В. Кавказ в составе России: формирование имперской идентичности (первая половина Х1Х в.) // Кавказский сборник. Т. 1 (33). М., 2004.
9. Клычников Ю.Ю. Российская политика на Северном Кавказе (1827-1840 гг.). Пятигорск, 2002.
10. Великая Н.Н. Казаки Восточного Предкавказья в ХУШ - Х1Х вв. Ростов н/Д, 2001.
11. Великая Н.Н. К истории взаимоотношений народов Восточного Предкавказья в ХУШ - Х1Х вв. Армавир, 2001.
12. Хоскинг Дж. Великое, но рухнувшее прошлое? // Родина. 1995. № 1.
13. Шидловский Ю. Записки о Кизляре // Журн. министерства внутренних дел за 1843 год. Ч. 1У. № 1-12.
14. Российский государственный исторический архив, ф. 1341, оп. 42, д. 563.
15. Государственный архив Ставропольского края,
ф. 101, оп. 1, д. 3880.
16. Якобий А.И. Тюрки степей Северного Кавказа. СПб., 1901.
17. Великая Н.Н., Виноградов В.Б., Клычников Ю.Ю., Нарожный Е.И. «Российскость» в новейших научных изданиях Северного Кавказа // Вопросы Северокавказской истории. Вып. 9. Армавир, 2004. С. 3-11.
18. Агаян Ц.П. Россия в судьбах армян и Армении. М., 1994.
Армавирский государственный педагогический университет
3 декабря 2004 г.
