CC BY
267
Н.И. Сазонова
СТАРООБРЯДЧЕСКИЙ БОГОСЛУЖЕБНЫЙ ТЕКСТ XVII в.
КАК ЯВЛЕНИЕ РЕЛИГИОЗНОЙ КУЛЬТУРЫ (НА МАТЕРИАЛАХ ЧАСОСЛОВА И ТРЕБНИКА)
Статья посвящена богослужебным текстам XVII в., принятым в Русской православной церкви до реформы Патриарха Никона. Эти же тексты впоследствии воспринимались противниками реформы, старообрядцами как единственно правильные и, следовательно, во многом отражают особенности их мировоззрения, восприятия религии. В статье рассматриваются основные черты религиозности старообрядцев в связи с особенностями старообрядческих богослужебных текстов.
С момента начала церковной реформы Патриарха Никона (1654 г.) возник раскол Русской православной церкви и общества в целом на сторонников и противников реформы. После оформления раскола на церковных соборах 1666-1667 гг. оппоненты Патриарха начали создавать самостоятельные религиозные общины. Впоследствии происходило все большее их обособление, создание старообрядцами собственного религиозного и культурного пространства. Быт, особенности культуры старообрядцев многие годы представляют большой интерес для историков, этнографов, культурологов. В последние годы в дискуссиях о старообрядчестве преобладает культурно-семиотический подход, предполагающий обращение к точке зрения участников событий для понимания их смысла и значения. Следует отметить тот факт, что значительную роль в старообрядческой духовной культуре играет богослужебный текст. В XVII в. именно он послужил отправной точкой раскола: текстовые разночтения дониконовской и никоновской редакций богослужебных книг вызывали острые разногласия сначала среди духовенства, затем и среди верующих. Это, в свою очередь, привело к возникновению такого феномена, как «старообрядческий богослужебный текст», хотя применительно к XVII в. речь можно вести не о «старообрядческом богослужебном тексте» как оригинальном богослужебном тексте, созданном старообрядцами (такого рода явления относятся уже к периоду самостоятельного существования старообрядчества в виде целого ряда толков, согласий), а об особенностях принятой до реформы Патриарха Никона редакции православных богослужебных текстов, которую поддерживала часть верующих, не принявших церковной реформы. И эти дореформенные богослужебные тексты представляют не меньший интерес, чем оригинальные старообрядческие тексты, так как позволяют понять фундаментальные основы мировоззрения, религиозных принципов старообрядчества как религиозного течения.
В этой связи правомерно обратить внимание на особенности православного богослужебного текста вообще. С точки зрения православных богословов для верующего основным средством богопознания является не анализ и размышление, а непосредственное общение с Богом, которое происходит при помощи молитвы. При этом православный верующий обычно предпочитает обращаться к Богу не собственными словами, а словами канонических молитв, составленных отцами Церкви. Именно через такое общение с текстом и происходит бо-гопознание: Бог открывает истину по вере молящегося. Следовательно, в таком случае молитва как средство богопознания должна содержать всю сумму догматичес-196
ких представлений, формировать у молящегося представление о нормах и принципах религиозной жизни (понимание роли Божественного и своего места по отношению к нему). Функции и значение молитвы достаточно обширны, она сама является символом иной реальности и иного мира и вообще всего, с ним связанного. Вот почему одной из основных особенностей православной обрядности, в состав которой входит и богослужебный текст, является символизм, предполагающий многозначность всякого совершаемого действия, равно как и каждого элемента церковного устройства: символический смысл имеют все составляющие церковного обряда -облачение священнослужителя, церковный престол, и даже сам священник в определенные моменты литургии символизирует Христа.
Многозначное понимание символа лежит в основе его восприятия, а это, в свою очередь, значит, что в рассматриваемом нами случае человек, погруженный в среду православного богослужения, всем его строем приучен воспринимать окружающие его символы неоднозначно и всегда, сознательно или нет, выстраивает ассоциативные ряды, видя в той или иной фразе, действии одновременно несколько смыслов. Вот почему значение богослужебного текста очень велико: именно он формирует у верующего представления, касающиеся как догматики христианства, так и общих понятий о религиозной жизни, т.е. отношения к молитве, храму, священству, семье и т.п.
Важным также представляется то, что понятия и представления даются в богослужебном тексте, как правило, не в виде четко определенных правил или «тезисов», а неявно - в виде определенного набора символов, понятий, примеров из Священного Писания. Отсюда и огромное значение каждого слова в богослужебном тексте, важность каждого смыслового оттенка и отсюда же - большая сложность, которую представляет «расшифровка» богослужебного текста, всех «пластов» его восприятия. Однако тем важнее результат такой работы - понимание особенностей мировоззрения, формируемых данным текстом. При этом не избежать и вопроса о причинах обособления старообрядчества от церкви, о причинах церковного раскола. Такого рода особенности старообрядческого богослужебного теста могут быть выявлены при сравнительном анализе дониконовской и никоновской редакций богослужебных книг. Источниковая база этой темы - богослужебные книги, изданные до и после церковной реформы 1654 г.
Выводы данной статьи основаны на анализе особенностей дониконовской редакции часослова и требника. Причина такого выбора - большая распространенность
и «популярность» именно этих книг в среде верующих. Часослов содержит весь суточный круг богослужения, кроме литургии, и, таким образом, является настольной книгой в каждой православной семье. Содержание требника - последования наиболее важных таинств (исповедь, крещение, венчание, елеосвящение и др.) и обрядов, также сопровождающих человека каждый день. Таким образом, именно эти богослужебные книги в большой степени формировали особенности религиозного мировоззрения верующих XVII в., а изменения, вносимые в них, могли иметь серьезнейший резонанс, что, однако, не умаляет важности рассмотрения и особенностей дониконов-ской и никоновской редакций других богослужебных книг. Следует также отметить, что в наиболее тесном контакте с богослужебным текстом находились священнослужители и, следовательно, речь может идти в основном об особенностях их мировоззрения, что также важно для определения причин церковного раскола, ведь инициаторами его были именно люди, облеченные духовным саном.
Значительная часть книг дониконовской редакции бережно сохранялась в старообрядческих общинах, в том числе на территории Сибири, впоследствии попадая в собрания сибирских музеев и библиотек. Так, в фондах Отдела редких книг хранятся экземпляры часословов и Псалтырей, изданные с 40-х гг. XVII в. до 1653 г. включительно: Часовники издания Московского печатного двора 1646 и 1649 гг., Псалтыри с восследованием, издание московской типографии Ф. Бурцова 1638 г., издания Московского печатного двора 1651 и 1653 гг. (археографическое описание сделано В.В. Лобановым [15]). В фондах Томского областного краеведческого музея находится ряд старопечатных богослужебных книг из старообрядческих библиотек А.Н. Нифантова и Ф.И. Тиу-нова. Это часовник издания Московского печатного двора 1640 г., псалтыри с восследованием (Московский печатный двор, 1640; 1642 гг.), требники (Московский печатный двор, 20.VII. 1639; 26.IX. 1651), Минеи служебные (Московский печатный двор, 1.IV. 1636; 20.VI. 1644; 8.IX. 1645; 25.VII. 1646) и др. (археографическое описание сделано О.Н. Бахтиной [16]).
В то же время количество сохранившихся экземпляров никоновских изданий существенно меньше, что связано с особенностями проведения реформы. Достаточно высокий темп «исправления» богослужебных книг приводил к значительному количеству неточностей в текстах, что зачастую влекло к изъятию и уничтожению тиража.
Одной из первых новоисправленных книг являлся часослов. Его новая редакция появилась уже в 1656 г. - через год после первого издания никоновского Служебника. При Никоне часослов издавался еще несколько раз, в том числе в составе Псалтырей с восследованием. К настоящему времени большинство экземпляров никоновских часословов утрачены, так что издания 1656,1658,1660,1666 гг. сохранились в единственном экземпляре (археографическое описание сделано A.C. Зерновой) [14].
Сложной была ситуация с исправлением требника, одной из наиболее объемных богослужебных книг. В период активного участия Патриарха Никона в реформе требник был издан единожды - в 1658 г. После ухода Никона от дел издание требника было предпринято еще
раз, в 1662 г. Несмотря на меньшую, в сравнении с дореформенными требниками, распространенность (процесс изменения текста продолжался и после ухода Патриарха Никона, и, таким образом, «неисправные» экземпляры изымались из употребления), издания 1658 и 1662 гг. сохранились в фондах Российской государственной библиотеки, Государственного исторического музея, Государственной публичной исторической библиотеки, Библиотеки Академии наук [14].
При рассмотрении дониконовских изданий часослова и требника можно выявить ряд характерных особенностей по сравнению с никоновской редакцией.
Ряд особенностей касается грамматического строя текста. Одной из важнейших таких особенностей является преобладание в дониконовской редакции архаичных грамматических форм - аористные формы глаголов, краткие формы прилагательных и местоимений [1.Л. 3,17,21, 56; 2. Л. 5, 18,32,67, 198; 3. Л. 43,87,89, 186, 192; 4. Л. 76, 98, 134, 157; 5. Л. 98, 134, 234, 236; 7. Л. 13, 15, 18; 8. Л. 45, 78, 93, 96 и др.].
Смысловое значение обеих форм не было идентичным. «Аорист выражает простое действие, предшествовавшее моменту повествования, без какой-либо характеризации действия, т.е. без обозначения длительности или недлительное™ или временной отдаленности действия».
«Перфект выражает ретроспективную направленность говорящего, то есть воззрение назад... поставляет процесс, им обозначаемый вне основного контекста, составляющего действие рассказа и отражающего живое участие говорящего. Таким образом, говорящий пользуется перфектом для выражения тех или иных действий и фактов, которые в его сознании имеют объективное значение... значение объективности в перфекте можно было бы перефразировать словами «это неоспоримый факт» или «как всем это хорошо известно» - так трактуются смысловые значения времен аориста и перфекта А. Гамановичем [18. С. 200].
К этим характеристикам Т. А. Иванова добавляет, что аорист «обозначал прошедшее действие, как конкретный факт, совершившийся до момента речи и служивший продвижением в повествовании», отвечая на вопросы «что стало?», «что случилось?», «что произошло?», в то время как перфект обозначал только состояние в настоящем как результат прошлого действия [19. С. 142-148]. Б.А. Успенский определяет перфект как обозначающий «состояние, отмеченное в своем конце, то есть то, что случилось, но более уже не имеет места» [20. С. 18].
Аористные формы глаголов, употреблявшиеся при рассказе о недавно происшедших событиях, вышли из разговорного употребления еще в XII в., однако сохранялись в богослужебном тексте, в особенности там, где речь шла о евангельских событиях (напр., Пасхальный тропарь, начинающийся со слов «Христос воскресе» -аористная форма, сохранившаяся до наших дней) и, как представляется, оставались актуальными для части верующих, в особенности - священнослужителей, по роду деятельности постоянно соприкасавшихся с богослужебным текстом и воспринимавших архаичные, с точки зрения разговорного языка, формы достаточно остро. Необходимо отметить, что употребление, наряду с аорист-
ными формами глаголов, кратких форм прилагательных (обычно применяемых при упоминании впервые названного предмета или явления [18. С. 213]) создавало общее ощущение близости евангельских событий, а значит, влияло и на общий настрой текста.
Другой особенностью старообрядческих богослужебных текстов является их больший, по сравнению с позднейшей никоновской редакцией, объем: это касается как объема отдельных молитв, так и целых чинов. И если в часослове объем отдельных служб практически одинаков как в дореформенной, так и в никоновской редакциях и различия в тексте в основном касаются отдельных слов, присутствующих в дореформенной редакции и отсутствующих в новой [7. Л. 19, 29, 48, 56; 8. Л. 34, 62, 64, 67; 9. Л. 128, 223, 229; 10. С. 162, 234, 279 и др.;
11. С. 224, 234, 354; 12. Л. 169 об., 213, 215 и др.], то в отношении требника различия в объеме значительно более серьезны.
Очень характерен здесь чин исповеди, в общей сложности превышающий объем исповеди в никоновском требнике в 3 раза. Так, в требнике дониконовской редакции перед исповедью священником читается 5 псалмов, тогда как в никоновском требнике-лишь 1. Существенно больше и перечень вопросов к исповеднику, в частности очень подробны вопросы священника к кающемуся по каждому из членов Символа веры - основы христианского вероучения. В никоновском требнике от кающегося просто требуется прочесть Символ веры. Исповедь в дониконовской редакции содержит также и вопросы о почитании креста, икон, мощей святых, отсутствующие в новом требнике. Кроме этого, существенно больше, чем в требнике никоновской редакции, и объем речи священника, обращенной к кающемуся. Большим является объем богослужебных текстов дониконовской редакции и в чинах основания церкви, таинства венчания (сравн. [1. Л. 2-15, 124-130; 2. Л. 1-6, 151-163; 4. С. 262-264, 98-105; 5. С. 256-258,123-134; 6. С. 267-270,324-337]).
Больший объем дониконовской редакции богослужебных текстов объясним еще и тем, что в дореформенных богослужебных книгах существенно больше внимания уделяется детальному описанию действий священника (или диакона) по совершению обрядов и таинств. Особенно показателен в этом отношении требник. В чине исповеди, например, дониконовская редакция требника более подробно, чем послереформенная, говорит о том, как кающийся подходит к священнику, где должен стоять, как кланяться. В чине крещения, описывая действия священника при благословении воды, дониконовский требник указывает, что «иерей приемлет спичку из сосуда масленого с маслом и тою погружая в воде крестообразно трижь, поя с сущими ту: “Аллилуйя”». Никоновская же редакция требника ограничивается замечанием о том, что «священник, поя аллилуйя трижды с людьми, творит кресты три елеем на воде» (сравн. [1. Л. 89—89об.; 2. 97об.; 4. Л. 100; 5. Л. 89; 6. Л. 96].
По-иному выглядит и описание самого акта крещения. Дореформенный требник: «Крещает его (младенца. - Я.С.),священник, погружая к себе лицем во Имя Отца и Сына и Святаго Духа...». Никоновская редакция: «Крещает его во Имя Отца и Сына и Святаго Духа, на коемждо приглашении низводя его и возводя», таким
образом, реформаторами удалено упоминание о полном погружении в воду крещаемого во время таинства [1. Л. 24об.; 2. Л. 35; 3. Л. 45; 4. С. 35; 5. С. 44]. В этом случае реформаторы невольно спровоцировали обвинения в свой адрес по поводу якобы имевшего место введения в практику обливательного крещения, аналогичного католическому. Стоит отметить, что традиционное понимание слов «низводити» и «возводити» включало в себя не только собственно акт погружения при крещении, но и ряд нецерковных значений, среди которых такие, как «поднимать», «опускать» [17. Вып. 3. С. 37; Вып. 15. С. 45]. Это могло восприниматься как предписание священнику совершать погружение «символически», «низводя и возводя».
Сократив подобным же образом описание облачения крестившегося до слов «облачает его священник» (в то время как дониконовская редакция описывает облачение подробно, с соответствующими молитвами на одеяние сорочки, на возложение креста и т.д.) [1. Л. 64об.; 2. Л. 55; 3. Л. 65; 4. С. 64; 5. С. 64; 6. С. 75], реформаторы вызвали новые обвинения со стороны оппонентов: якобы «никониане» запретили носить нательный крест, несмотря на то, что запрет на ношение креста никогда не вводился в церковную практику. Приходится признать, что подобные изменения во многом создали негативный образ реформы и успешно использовались в полемике оппонентами Патриарха: детальная регламентация действий священнослужителя не просто была более привычной для верующих, но показывала трепетность отношения к «великому и страшному» для человека таинству. В связи со сказанным представляется отнюдь не случайной иная, нежели в никоновской редакции, позиция священника, которую демонстрирует дореформенный требник в таинстве исповеди: священнику прямо рекомендуется с кающимся «говорить с тихостью и смирением, Бога свидетелем поставляя, себя же грешна именуя» [1. Л. 42; 2. Л. 48], то есть подчеркивается роль священника как свидетеля исповеди, а не судьи.
Таким образом, особенностью старообрядческого богослужебного текста является формирование им обостренного восприятия религии: ощущения близости реальности евангельских событий, вследствие этого - достаточно высоких требований к верующему. Это касается как продолжительности богослужения и таинств, так и общего настроя молитв. В.Н. Лосский определяет старообрядческое восприятие религии как «экклезиологическое монофизитство» [21. С. 217-218], т.е. акцент на Божественную составляющую церкви в ущерб человеческой.
Такой акцент на Божественную составляющую религии, на греховность человека, по-видимому, во многом и обусловливал резкую реакцию верующих как на сам факт исправления сакрального текста, так и на характер вносимых изменений, например сокращения богослужения. Эта особенность восприятия религии частью верующих могла стать одной из причин конфликта, а в дальнейшем обусловить многие особенности мировоззрения старообрядцев. Вопрос о дальнейшей судьбе богослужебного текста в старообрядческих общинах, о создании старообрядцами самостоятельных богослужебных текстов и эволюции их мировоззрения - предмет дальнейшего изучения исследователей.
1. Требник. М.: Печатный двор. 8.V.1625. 524 л. Томский областной краеведческий музей (далее ТОКМ). 7904/16.
2. Требник. М.: Печатный двор. 26.IX.1651. 613 л. ТОКМ. № 7904/57.
3. Требник. М.: Печатный двор, 1639. 820 л. ТОКМ. № 7904/116.
4. Требник. М.: Печатный двор, 10.XII.1658. 515 л. № 18069 в Российской государственной библиотеке (далее РГБ).
5. Требник. М.: Печатный двор, 10.XII. 1658. 515 л. № 856.2 в Нижегородской областной библиотеке.
6 Требник. М.: Печатный двор, 24.11.1662. 369 л. № 18156 в Российской государственной Библиотеке (далее РГБ).
7. Часовник. М.: Печатный двор, 21.V.1640. 526 л. ТОКМ. № 7904/33.
8. Псалтырь с восследованием. М.: Печатный двор, 18.VIII. 1640. 710 л. ТОКМ. № 7904/38.
9. Псалтырь с восследованием. М.: Печатный двор, 12.V.1642. 779 л. ТОКМ. № 7904/56.
10. Часослов. М., 26.11.1656. Государственный исторический музей. 374 л. № 14904.
11. Часослов. М.: Печатный двор. 15.08.1666.415 л. РГБ. № 1356/89 (микрофильм).
12. Псалтырь с восследованием. М.: Печатный двор, 1658. 568 л. РГБ. № 8095.
13. Псалтырь с восследованием. М.: Печатный двор, 1660. 575 л. РГБ. № 8984.
14. Зернова A.C. Книги кирилловской печати, изданные в Москве в XVI-XVIII вв. М., 1958.
15. Лобанов В. В. Славянские книги кирилловской печати XVI-XVIII вв. Томск, 1976.
16. Бахтина О Н. Старопечатные книги Томского историко-архитектурного музея: Каталог. Новосибирск, 1996.
17. Словарь русского языка XI—XVII века. М., 1975-1996. Вып. 1-23.
18. Алипий (Гаманович). Грамматика церковно-славянского языка. М., 1991.
19. Иванова ТА. Старославянский язык. М., 1997.
20. Успенский Б.А. Отношение к грамматике и риторике в Древней Руси // Успенский Б.А. Избранные труды. М., 1994. Т. 2. С. 7-25.
21 Лосский В.Н. Очерк мистического богословия Восточной церкви // Мистическое богословие. Киев, 1991. С. 96-369.
Статья представлена кафедрой отечественной истории исторического факультета Томского государственного университета, поступила в научную редакцию «История» 9 декабря 2003 г
