CC BY
40
А.Н. Авдулов
СТАНОВЛЕНИЕ СОВРЕМЕННОЙ ПАРАДИГМЫ
НАУЧНО-ТЕХНИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ*
Авдулов Андрей Николаевич - доктор
философских наук, главный научный
сотрудник ИНИОН РАН.
Цель данной работы состоит в том, чтобы кратко охарактеризовать состояние парадигмы научно-технического развития, проследить перемены, произошедшие за последние примерно полвека как внутри науки, так и в ее внешних взаимосвязях, рассмотреть вероятные направления ее дальнейшего развития.
Динамика внутренних характеристик сферы науки
Первое, что характеризует ситуацию внутри сферы науки сегодня - это значительные изменения дисциплинарного спектра. Традиционные отрасли, такие как физика, химия, биология и т.д., с одной стороны, все больше сближаются, а с другой - дробятся на узко специализированные дисциплины. Процесс сближения отчетливо проявился уже несколько десятилетий тому назад, когда стали возникать так называемые междисциплинарные отрасли -физическая химия, химическая физика, молекулярная биология и т.п.
На атомном уровне нет ни физики, ни химии, ни биологии, есть единая атомарная материя, о которой мы знаем уже довольно много. Процесс сближения естественнонаучных дисциплин объективен, он происходит с ускорением, и в перспективе, не очень близкой, но весьма вероятной, может привести к постепенному слиянию их в единое целое.
Возможно, что предвестником такого рода качественного изменения служит появление нанонауки. То, что уже известно о наночастицах, позволя-
Грант РФФИ, проект № 05-06-80000.
ет найти им много чрезвычайно полезных практических приложений в самых разных областях: в медицине, в сельском хозяйстве, в электротехнике и т.д.
Дисциплинарный спектр науки изменяется в настоящее время и в связи с укрупнением предметных отраслей - науки о Земле, науки о жизни, науки о человеке, экологии, искусственного интеллекта. Такого рода отрасли объединяют большие группы традиционных дисциплин, естественных, технических, гуманитарных - единой целевой функцией. В ходе этих изменений гуманитарная составляющая проникает в чуждый ей ранее мир естественных и технических наук и начинает играть при решении определенной категории проблем значительную, а в отдельных случаях и решающую, определяющую роль.
Наряду с трансформациями в дисциплинарном спектре, размывается и традиционное деление науки по видам исследований на фундаментальную и прикладную. В целом ряде дисциплин граница между ними оказывается весьма условной.
Наука нашего времени обходится обществу очень дорого, требует больших капиталовложений, и общество идет на крупные затраты, будучи уверено, что если не сегодня, то завтра они окупятся повышением качества жизни в самом широком смысле этого слова. Даже такая, казалось бы, далекая от повседневной жизни наука, как астрономия, по мере освоения человеком космического пространства обретает практическую составляющую и активно развивается во многом благодаря выводу оптических телескопов, работающих также в радиодиапазоне, в инфракрасном спектре или спектре гамма излучения, за пределы земной атмосферы на околоземные орбиты.
Примерами областей исследований, в которых фундаментальная и прикладная наука практически слились воедино, могут служить генетика и ряд других отраслей биологии, кибернетика, создание новейших интегральных схем и архитектур суперкомпьютеров, программное обеспечение решения сложных проблем, вычислительное моделирование, климатология, материаловедение, физика элементарных частиц, нанонауки и нанотехнологии.
Параллельно описанным трансформациям внутри научной сферы развивается и очень близкий по содержанию, но не идентичный процесс «сращивания» науки и технологии. Важным этапом на пути наукофикации технологий стала интеграция науки и производства, начавшаяся в середине XIX столетия. С момента появления первых промышленных исследовательских лабораторий научная работа, получение новых знаний, стали необходимым этапом производственного процесса, предшествующим технологическим разработкам. Вечный спор о том, что появилось раньше, яйцо или курица, был бесповоротно решен в пользу науки.
Во второй половине ХХ в. исследовательская работа оказалась органически вплетенной в технологический процесс. Научные знания и научный под-
СТАНОВЛЕНИЕ СОВРЕМЕННОЙ
ПА=““-ития РОССИЯ И МИР В XXI ВЕКЕ
ход в наукоемких отраслях хозяйства необходимы с первого до последнего шага инновационного цикла. Научная составляющая производственного процесса является самой дорогостоящей, и в себестоимости наукоемкой продукции доля расходов на исследования и разработки гораздо выше, чем в других, еще не наукофицированных отраслях. Правда, таких остается все меньше во всех областях жизни общества.
Наконец, перечисляя крупные перемены внутри сферы науки, нельзя не отметить колоссальный рывок в ее техническом оснащении. Новейшие приборы, аппараты и инструменты позволяют производить исследования на качественно новом, по сравнению, допустим, с серединой прошлого столетия, уровне. Ученые могут сегодня наблюдать воочию на экранах компьютеров тоннельных микроскопов* атомы вещества, постепенно овладевают техникой манипулирования молекулами, есть сообщения о создании искусственным путем простейших бактерий. Гигантский шаг вперед совершила медицина, диагностируя состояние пациента с помощью компьютерных томографов, биологи расшифровали геномы многих животных и определили последовательность нуклеидов в геноме человека, овладели техникой клонирования живых существ, материаловеды создают новые, неизвестные природе материалы и т.д. и т.п., все перечислить просто невозможно.
Многие из этих достижений стали возможны на базе стремительного прогресса информационных технологий - вычислительной техники, средств телекоммуникации, оптики и оптоэлектроники. Появились гораздо более эффективные методики изучения сложнейших процессов. В качестве примеров можно назвать компьютерное моделирование взрывов водородных бомб или динамики климата планеты, экспериментальные испытания и «проигрывание» моделей крупных сооружений, механизмов, даже ландшафтов. Согласно установленному в 1965 г. сотрудником фирмы «ИНТЕЛ» закону Мура, число транзисторов на чипе удваивается каждые 12-18 месяцев (16, гл. 9, с. 6). Вычислительные мощности интегральных схем стремительно возрастают, а цена их столь же стремительно падает. Как еще в конце 80-х годов отмечал один из американских науковедов, «если бы автомобили прогрессировали столь же стремительно как полупроводники, все мы сегодня (1989) водили бы роллс-ройсы, развивающие скорость 1 млн. миль в час и стоящие 25 центов» (8, с. 29).
Помимо новых замечательных приборов и методик, ученые, благодаря информационным технологиям, обрели возможности общения и обмена информацией, которые недавно и предвидеть-то было невозможно. Научные коллективы, работающие над одной проблемой, могут теперь не объединять-
* Современные сканирующие тоннельные микроскопы позволяют наблюдать объекты размером 1-5 нанометров.
ся территориально, совместный труд в режиме реального времени стал возможен сегодня с помощью скоростного Интернета. Очевидно, что для новой парадигмы характерно активное использование целого ряда новых форм организации и управления исследовательской работой. Глобализация науки обрела прочную эффективную техническую базу, и если раньше она протекала полустихийно и медленно, то теперь научные коллективы всего мира практически могут, если это потребовалось бы, работать совместно и одновременно над единым комплексом проблем.
Глобализация науки, однако, не сводится к информационному обмену и сотрудничеству в рамках научного сообщества. Применительно к науке это означает появление новых научных центров, новых стран-игроков на рынке разработки и производства наукоемкой продукции, расширение и перераспределение «плотности» мирового научно-технического потенциала.
Различают три основных волны глобализации (12). Первая приходится на 50-е и 60-е годы прошлого века. В ходе ее американские, а частично и оправившиеся от военной разрухи западноевропейские фирмы переносили (строя свои филиалы или продавая лицензии и ноу-хау) сравнительно простые, зачастую устаревшие технологии в страны, как тогда говорили, «третьего мира», чтобы наращивать прибыли на менее требовательных, чем «дома», рынках как рабочей силы, так и потребительских. Конкуренции поставщики таких технологий не опасались, поскольку собственные производства были на голову выше, да к тому же внутренние рынки защищались торговыми ограничениями.
В конце 60-х годов формируется вторая волна послевоенной глобализации. Для нее характерно появление большого числа конкурентоспособных «незападных», прежде всего японских, фирм в целом ряде важных отраслей, таких, как автомобилестроение, станкостроение, производство бытовой электроники, металлургия и т.д. Япония и некоторые другие страны Восточной Азии постепенно становятся в ряд основных центров нововведений и финансовой мощи мира. К тому же на своих национальных и близлежащих рынках они имели безусловное преимущество перед иностранцами, а рынки эти росли быстрее, чем в западных странах. Транснациональные компании рассредоточивают свои производственные мощности по всему миру, стремясь экономически оптимизировать производственный процесс в целом, активно диверсифицируют производство. В 80-е годы США потеряли сотни тысяч рабочих мест из-за того, что транснациональные компании перевели многие производства в регионы с более дешевой рабочей силой, с облегченным налоговым режимом. Одновременно новые транснациональные корпорации из Японии и Южной Кореи теснили западных конкурентов, наращивая свою долю мирового рынка.
Сегодня мы наблюдаем «глобализацию третьего поколения», качественное отличие которой от предыдущих состоит в том, что транснациональные компании, большинство которых базировалось в США, где при выводе производственных мощностей оставались штаб-квартиры и научно-
исследовательские подразделения, начали и свою науку все в большей мере выводить за рубеж, создавая разрабатывающие новые виды продукции и новые технологии подразделения в Китае, Индии и других бурно развивающихся странах. Так поступают «General Electric», «General Motors», «IBM», «Intel», «Microsoft», «Motorola», такой перечень становится все длиннее и длиннее. Некоторые американские специалисты уже опасаются, что этот процесс ослабит инновационные возможности США, ослабит связи промышленности и вузов, финансирование последних и, следовательно, приведет к ухудшению системы образования.
О масштабах «вывоза» ИР из американских «материнских» фирм в зарубежные страны можно судить по данным таблицы 1, памятуя при этом, что США сегодня - это страна, которая всегда первой формирует новые тенденции в экономике, позже перенимаемые другими государствами.
Таблица 1 (17, гл. 4. с. 84).
ОСНОВНЫЕ ПОКАЗАТЕЛИ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ МАТЕРИНСКИХ КОМПАНИЙ И ИХ ЗАРУБЕЖНЫХ ФИЛИАЛОВ
Показатели
Валовая продукция (млрд. долл.) Доля (%) Продажи (млрд. долл.) Доля (%) Затраты на ИР (млрд. долл.) Доля (%)
Материнские компании 2089,4 78,0 6547,1 72,0 131,6 87,0
Зарубежные филиалы 605,4 22,0 2486,9 28,0 19,8 13,0
Всего 2694,8 100 9034,0 100 151,4 100
«Переезд» ИР происходит, главным образом, в страны Западной Европы, но в качестве новых территорий фигурируют и Япония, и Азиатско-Тихоокеанский регион, и Латинская Америка, и даже Африка и Средний Восток (там же). Как видно из таблицы, масштабы «третьей волны глобализации» пока не очень велики (13%), но для выявления тенденции вполне достаточны.
Одновременно растут крупные собственные национальные научноисследовательские центры в странах-реципиентах технологий и результаты их работ достигают мирового уровня. Например, Китай уже занимает второе место в мире по числу научных публикаций из области нанотехнологий, а Индия стала мировым центром офшорного программирования. Короче гово-
ря, теперь происходит не только виртуальная, но и вполне материальная глобализация научно-технического потенциала.
В итоге этот потенциал в мире интенсивно растет, возможности кооперации технически не ограничены и все это создает условия для значительного ускорения научно-технического прогресса, а основным сдерживающим этот процесс препятствием становятся политические факторы - конфликты, кризисы, войны и т.п., отвлекающие огромные ресурсы, концентрирующие научные усилия в военных отраслях, причем наличие так называемых «технологий двойного назначения» этих потерь не компенсирует.
Однако трансформациями, которые происходят внутри научно-технической сферы, особенности современной парадигмы научно-технического развития отнюдь не ограничиваются. Действуют не менее весомые внешние факторы.
Изменения внешних взаимосвязей науки
Из числа внешних факторов, влияющих на развитие науки, мы рассмотрим два наиболее значительных - это отношения науки с государством и ее контакты с широкой общественностью.
Взаимосвязи с государством определяются той ролью, которую играет наука в современном обществе. Со времен окончания Второй мировой войны, когда наука заявила о себе как о важнейшем источнике военной мощи страны, фактически полностью перестроив военно-технический потенциал сражавшихся держав и увенчав военные годы овладением атомной, а затем и ядерной энергией, сформировалась научно-техническая политика, как одно из основных направлений государственной деятельности, возникли соответствующие государственные органы, программы и т.д. (2). В частном промышленном секторе исследовательские лаборатории еще в довоенные годы прочно заняли место «мозговых центров». Наука постепенно превращалась в главное, определяющее звено системы производительных сил, главный источник экономического роста и успехов в конкурентной борьбе на мировых рынках. В 2003 г. Д. Бромлей, бывший в 1989-1993 гг. советником по вопросам науки при президенте США, в статье «Растущая политическая сила науки» подчеркивал, что «утверждение газеты “Нью-Йорк Таймс” от 5 марта 2001 г., гласившее “нет науки, нет и прироста экономики”, остается сегодня столь же справедливым, каким оно было и два года и 20 лет назад. Будущее Соединенных Штатов зависит от мощной государственной поддержки научных исследований» (9, с. 5). Столь же отчетливо роль науки в обеспечении благосостояния, темпов развития, военной мощи, влияния страны уже во второй половине ХХ в. понимали правительства всех развитых государств мира.
Соответственно, политика государства по отношению к научнотехнической сфере за последние чуть более полувека претерпела коренные изменения. Главные из них можно свести к четырем моментам.
1. Финансовая поддержка науки со стороны государства (так же, как и со стороны частного капитала) в указанный период постоянно возрастала. Небольшие перебои в отдельных странах случались в связи с экономическими спадами, но общий рост не прерывался. Более того, в тех случаях, когда какая-либо из крупных держав попадала в тяжелое экономическое положение, она искала выход, наращивая вложения в исследования и разработки (ИР). Так, в частности, поступала Япония после того, как в начале 90-х годов лопнул «мыльный пузырь» ее экономики, и страна попала в длительную полосу депрессии. На международном уровне в качестве показателя, обеспечивающего высокий и плодотворный уровень научно-исследовательской деятельности в стране признан объем затрат на ИР, равный 3% от ВВП. Европейский союз выдвинул достижение этого уровня в качестве официального требования к своим членам. Если считать, что суммарный ВВП в мире сегодня равен приблизительно 40 трлн. долл. (13, с. 2), то речь идет о сумме, близкой к 1012 трлн. долл. в год. Разумеется, эта цифра завышена, поскольку далеко не все страны обладают заметным научно-исследовательским потенциалом, но грубую ориентировку она дает, так как львиную долю мирового ВВП обеспечивают именно развитые государства. Намеченный рубеж в 3% на сегодняшний день преодолело лишь несколько стран. Крупные державы в этой группе представлены Японией, остальные относятся к числу небольших, но высокоразвитых и весьма благополучных в социальном плане стран - Финляндия, Швеция, Сингапур и др. В России этот показатель равен 1,17 (2004), и занимает она по нему 25-е место в мире (3, с. 280).
Причин непрерывного возрастания государственных расходов две. Первой является отмечавшийся еще Максом Планком давно известный факт, что каждый шаг науки вперед сложнее предыдущего и требует гораздо больших ресурсов. Английский физик и философ Н. Решер даже сформулировал так называемый «закон логарифмической отдачи», согласно которому для поддержания существующего темпа появления крупных открытий в науке необходимо наращивать затрачиваемые ресурсы по экспоненте (15).
2. Вторая причина обусловлена тем, что начиная с 80-х годов прошлого века (а в Японии еще раньше, с начала 70-х годов) правительства передовых стран постепенно переходят от финансирования фундаментальных исследований к более широкому охвату научно-технической сферы своей поддержкой. Даже термин в государственных документах меняется, вместо «научной» политики речь теперь идет о «научно-технической» или «научнотехнологической». Государственная поддержка постепенно распространяется на следующие после фундаментальных ИР этапы инновационного цикла:
прикладные исследования, разработки, технологическую стадию и в конце концов даже на этап внедрения новой продукции на рынок - ее коммерциализацию. Процесс этот достигает зрелости к концу ХХ в. Используются не только финансовые или юридические рычаги внутри страны, но и возможности политического и экономического влияния на международной арене, в двусторонних отношениях и через организации типа ВТО.
Приведем лишь пару примеров государственной поддержки этапов ИР, отличных от фундаментальной науки. Одним из важнейших актов, затрагивающих науку США, был подписанный в 1988 г. президентом Рейганом «Сводный закон о торговле и конкурентоспособности» («Omnibus Trade and Competitiveness ЛсЪ>), который, по мнению американских обществоведов (12, с. 2), «...содержал радикальную перемену в правительственной политике: Программу передовой технологии, направленную на повышение коммерческой конкурентоспособности в области высоких технологий» (Advanced Technology Program - ATP) (11, с. 2). Переданная в ведение коммерческого отделения Национального института стандартов и технологии, АТР рассчитана на снижение рискованности частных капиталовложений в инновации, имеющие хороший коммерческий потенциал. На самых ранних стадиях таких исследовательских проектов государство поддерживает их, финансируя половину расходов. На первых порах на программу выделялись небольшие средства, но в 1990 г. Белый Дом принял постановление «Технологическая политика США», согласно которому ассигнования на АТР утроились. Обозреватели подчеркивали, что этим постановлением правительство США впервые официально признало необходимость государственной технологической политики.
Второй пример иллюстрирует участие государства в практической коммерческой реализации новых изделий, поддержки их сбыта и внедрения в повседневную жизнь. В Японии, как, впрочем, и в других передовых странах, в том числе в США, уже далеко не первый год ведутся работы по созданию двигателей внутреннего сгорания, работающих не на бензине, а на водороде. Сначала его использованию мешала взрывоопасность этого газа. Проблема была решена, когда нашли исключающие взрывоопасность присадки. И сегодня образцы водородных или гибридных (на водороде и бензине) двигателей есть уже у всех ведущих изготовителей автомобилей в мире. Важнейшим достоинством водорода в качестве автомобильного топлива является его экологическая безопасность. При сгорании водорода никаких вредных соединений не выделяется, образуется только водяной пар.
Японские фирмы «Тойота» и «Хонда» создали и поставили на серийное производство несколько моделей машин с гибридными двигателями (20, с. 77). Но с продажей их возникли серьезные трудности: они были значительно дороже обычных, поскольку получение водорода известным сегодня спо-
собом (гидролитическое разложение воды) требует крупных затрат электроэнергии. И тогда правительство пошло на субсидирование продаж новых автомобилей, оно компенсировало покупателю различие в ценах. Это в значительной мере решило проблему сбыта. По мере совершенствования технологического процесса, роста масштабов производства и сбыта цены машин на водороде и обычных сближались, а правительственные субсидии уменьшались и в конце концов сошли на нет. Хотя новые машины остались несколько дороже, к ним уже привыкли, и сегодня более половины новых продаваемых легковых автомобилей имеют гибридные двигатели.
3. На протяжении последних десятилетий государство последовательно принимает разнообразные меры для консолидации национального научнотехнического потенциала. Во всех странах наука делится на сектора - государственный, частный промышленный и вузовский. Последний на Западе называют академическим или университетским. Взаимодействие этих секторов, их кооперация, а также кооперация близких по профилю фирм между собою в научной сфере являются важным, если не решающим фактором интенсивного научно-технического развития и усиления конкурентоспособности страны на мировом рынке, где все большее значение приобретают наукоемкие технологии и виды продукции. Долгое время на пути такой кооперации стояли два основополагающих принципа свободного капитализма: его своего рода «священные коровы», которых нельзя было трогать - принцип равных возможностей и принцип свободы конкуренции.
Первый из них затруднял передачу технологий из государственного сектора в промышленность. Нововведения, разрабатывавшиеся в госсекторе, оплачивались из бюджета, т.е. налогоплательщиками. Следовательно, они должны принадлежать государству и быть доступны любому гражданину. Если какая-либо фирма получит на такое новшество лицензию, то эта лицензия не даст ей исключительного права производить и продавать соответствующий товар, чтобы частный предприниматель был заинтересован в коммерциализации новинки, он должен такое право иметь. Иначе вкладывать деньги в организацию производства, маркетинг и т. д. слишком рискованно, конкуренты, коль скоро они тоже имеют доступ к патенту, могут перехватить рынок, и дело кончится убытками, если не разорением.
Второй принцип - свобода конкуренции - вылился в так называемое «антитрестовское законодательство», нарушение которого было чревато огромными судебными издержками, штрафами и вполне могло поставить фирму на грань разорения.
Первыми от этих пут, мешавших консолидации национального научнотехнического потенциала избавились японцы, которые еще в 1962 г. приняли «Закон о научно-технической кооперации в добывающей и обрабатывающей промышленности». Этот закон вводил право промышленных фирм как субъ-
ектов научно-технической деятельности на кооперацию. Этот вид кооперации - в научно-технической сфере - выводился из-под антитрестовского законодательства. Первенство Японии в решении данной проблемы вполне объяснимо. Во-первых, она больше других нуждалась в наиболее рациональном и эффективном использовании выделяемых на научно-техническое развитие средств, поскольку, едва оправившись от послевоенной разрухи, бросилась «сломя голову» догонять наиболее развитые на тот момент страны, прежде всего США, а во-вторых, она традиционно была империей, страной с авторитарной властью и демократические принципы свободного капитализма ее не слишком волновали.
Дольше всех этим вопросом занимались американцы. Наиболее бросающаяся в глаза особенность американской науки - это ее давно сложившееся традиционное деление на три анклава - промышленность, правительство и академия - каждый из которых преследует совершенно разные цели и руководствуется разными принципами и мотивами (10, с. 35). Государственные научные лаборатории, одна из наиболее мощных частей национального научно-технического потенциала США, тратя большие деньги налогоплательщиков, мало пользы приносили экономике страны в целом, поскольку контактировали только с корпорациями, выполнявшими госзаказы, распространявшиеся почти исключительно на вооружения и освоение космоса. «Когда мы вступали в 80-е годы ИР в наших национальных лабораториях со всех точек зрения выглядели как пленник, застрявший в непроходимой чаще законов и постановлений, относящихся к проблемам интеллектуальной собственности, кооперации в научной сфере, лицензирования и участия ученых в процессе коммерциализации», - утверждал на слушаниях в конгрессе президент Института промышленной технологии в штате Мичиган (18, с. 328).
Шаг за шагом американские законодатели распутывали эту ситуацию, всякий раз не решаясь исправить ее коренным образом, и в то же время испытывая очень сильное давление со стороны японских конкурентов, которые вместе с некоторыми странами Западной Европы фактически вытеснили США из целого ряда сегментов мирового рынка. В Америке не стало станкостроения, производства бытовой электроники, сократилось производство ширпотреба, интегральных схем памяти и т.д. В период с 1980 по 1993 г. конгресс США принял восемь законодательных актов, которые в своей совокупности сформировали юридическую базу, позволявшую решить две крупные, консолидирующие научно-технический потенциал задачи*. Во-первых, раз-
* Последний закон, касающийся данной проблемы и несколько улучшавший один из предыдущих был принят в 2000 г. Он облегчил министерствам и ведомствам коммерциализацию их разработок.
тгл ~ **
вернуть при выполнении ИР на так называемой «доконкурентной» стадии кооперацию субъектов научно-технической деятельности в любой возможной комбинации (частные фирмы между собою, они же с университетами, с государственными центрами, госцентры с университетами или, наконец, все упомянутые организации совместно). Во-вторых, была открыта дорога беспрепятственной коммерциализации объектов интеллектуальной собственности, созданной с использованием средств федерального бюджета, где бы она ни создавалась - в государственных лабораториях или вне их, но на основе правительственных грантов или контрактов.
Более того, руководителям национальных лабораторий и иных научных учреждений госсектора вменялось в обязанность организовывать передачу разработанных новинок в промышленность, заключать с частными фирмами и университетами соглашения о кооперации. Эта работа рассматривалась как одно из важнейших направлений деятельности упомянутых учреждений. Этот «кнут» был дополнен «пряником» в виде системы материальных поощрений.
В ведущих странах Западной Европы процесс консолидации научного потенциала не вызывал особых проблем. Видимо потому, что основная его часть изначально концентрировалась так или иначе в государственном секторе. Сегодня актуальна проблема создания «общеевропейского научного пространства». Над ее решением активно работает Европейский союз, в рамочных программах которого пять-шесть лет тому назад появился специальный крупный раздел данного направления. В Великобритании разработана и внедряется методология «Форсайт» (18), предусматривающая тесную координацию деятельности всех уровней управления (от местного до общеевропейского) в целях развития научного потенциала, использования его достижений для обеспечения экономического роста и конкурентоспособности того или иного региона (методика отрабатывалась на примере Шотландии) на национальном и мировом рынке.
4. Тут мы подходим к наиболее актуальному сегодня аспекту взаимодействия государства со сферой наука-техника - к инновационной государственной политике. Тема эта обширна, и в нашем случае ее подробное рассмотрение не предусматривается. Отметим лишь наиболее важный, на наш взгляд, момент: государство впервые за время своих связей с наукой конкретно и до-
«Доконкурентная» стадия - это теоретические работы, эксперименты, разработка и испытания опытного образца. Чтобы на его основе создать рыночный продукт необходимо выполнить еще большой объем работ. Вот на этом этапе между кооперировавшимися фирмами разворачивается острейшая конкуренция - кто быстрее и лучше использует совместно созданный задел. Таким образом, «доконкурент-ная» кооперация не исключает, а, скорее, обостряет конкуренцию, обеспечивая в то же время повышение технического уровня всех участников сотрудничества.
вольно жестко поставило перед последней задачу прямого, непосредственного содействия экономическому росту. Обеспечивая науке солидную финансовую поддержу, создавая все условия для ее развития, государство ждет и требует отдачи от этих капиталовложений, в первую очередь в виде самого различного рода инноваций, которые вели бы к ощутимым экономическим результатам, к росту ВВП, конкурентоспособности страны на мировом рынке, расширению своей доли этого рынка и, соответственно, росту благосостояния населения и совершенствованию всей социальной сферы.
Буквально через несколько месяцев после инаугурации президента Клинтона появился официальный документ Белого Дома, названный «Технологический и экономический рост Америки: новое направление экономической мощи», где на первой же странице провозглашалось: «Традиционная роль федерального правительства в развитии технологии ограничивалась поддержкой фундаментальной науки и целевых исследований министерства обороны, НАСА и других ведомств. Такая стратегия была правильной для предыдущего поколения, но она не соответствует требованиям сегодняшнего дня. Мы не можем просто полагаться на благотворное восприятие частным сектором военных технологий, мы должны прямо ставить перед собой такие цели, помогая частным фирмам развивать инновации и получать от них прибыли» (15, с. 38). И наука отвечала «взрывом» инноваций. Появился даже специальный термин «каскадные инновации», иными словами, получение от какого-нибудь достижения фундаментальной науки целых серий технических и технологических новинок, чуть ли не каждый год менявших ассортимент на рынке наукоемкой продукции.
Ситуация в начале нынешнего века на этом рынке такова. Соединенные Штаты занимают 42,5% (2003) , Япония - 12, страны Европейского союза -18,4% (18, с. 6-12).
Американский обществовед В. Бонвиллиан, обсуждая эту проблему, сформулировал четкий вывод: «Откуда появилась новая, каскадная форма инноваций, где ее корни? Строительные блоки, по которым льется нынешний каскад, созданы фундаментальной наукой 20-30 лет назад» (18, с. 31). Таким образом, и в условиях современной парадигмы фундаментальная наука остается важнейшим приоритетом государственной научно-технической политики. Правда, волна коммерциализаций все же фундаментальную науку задела. Появились и поощряются так называемые «целевые фундаментальные ИР» (теперь их называют ориентированные фундаментальные исследования), нечто среднее между чисто фундаментальными исследованиями и прикладными.
Оценка.
В глобальном плане следствием консолидации национальных научнотехнических потенциалов ведущих стран мира стало энергичное наращивание потенциала мировой науки в целом. Если выразить прогресс общества за последние 400-500 лет в цифрах, то мы получим весьма впечатляющую картину. В 1500 г. совокупный мировой валовой продукт в стоимостном выражении составлял сумму порядка 0,5 трлн. долл. США и очень медленно возрастал до 1800 г., когда стал приближаться к одному трлн. долл. Затем рост несколько ускорился и за XIX в. ВВП мира достиг примерно двух трлн., а в ХХ в. нарастал по крутой параболе и к концу столетия насчитывал уже около 37,5 трлн. долл. В начале XXI в. функция ВВП(1;) при масштабе по оси абсцисс в один дюйм (25,4 мм) составляет уже столетие, превращается в почти вертикальную прямую (21, с. 2). Основой этого роста является научнотехнический прогресс и, следовательно, развитие глобального научного потенциала влечет за собою рост экономики, благосостояния и социального благополучия населения.
Второй внешний фактор - это взаимоотношения науки с широкими слоями населения, с общественностью и ее организациями. В докладе американского президента конгрессу о состоянии науки в стране, который в соответствии с законом представляется каждые два года (начиная с 1972) всегда присутствует раздел, посвященный оценке уровня научной грамотности населения и его отношения к науке и наиболее актуальным на данный момент научным проблемам, имеющим важное значение для жизнедеятельности общества и потому привлекающим его пристальное внимание. Материалы этого доклада четко свидетельствуют, что общий фон упомянутых выше взаимоотношений безусловно положителен. В одном из обследований, проведенных в США университетом штата Вирджиния в 2004 г., с утверждением «наука помогла сделать общество лучше» согласились 90% респондентов, а с более четкой формулировкой «научные исследования весьма важны для повышения качества жизни человека» согласились 92%, причем, эти показатели в указанном году были выше, чем когда-либо раньше. Примерно те же результаты дают и опросы в Западной Европе: девять из каждых десяти опрошенных согласились с тем, что «развитие науки и технологии повысили качество жизни их поколения», а восемь из каждых десяти заявили, что «наука и технология улучшают жизнь будущих поколений». Аналогичные результаты были получены в Японии, в России, КНР и Южной Корее, Малайзии (198, с. 6-23).
Однако в ходе научно-технического прогресса взаимоотношения науки и каждого гражданина претерпевают качественные изменения. Сравнительно недавно обычный средний гражданин лишь пассивно воспринимал результаты прогресса и как все в принципе одобрял развитие науки. К тому же у него
всегда был выбор, он мог воспользоваться тем или иным техническим достижением, а мог и пренебречь им.
В последние же десятилетия глобализация, развитие информационных технологий и прочие научно-технические достижения настолько меняют общество, что никакого выбора индивидууму не оставляют, захватывая его в свой поток. Если он не пользуется современными технологиями, например Интернетом или телевизором, то в результате резко сокращает его возможности в деловой сфере, в исследовательской работе, в образовании, трудоустройстве, знакомстве с достижениями культуры и искусства, развлечениях и других аспектах повседневной жизни. В то же время и государство теряет активного и, возможно, квалифицированного специалиста, обедняется его кадровый потенциал общества - главная движущая сила прогресса.
Есть и другой аспект взаимоотношений науки с обществом. Мы имеем в виду реальные и потенциальные негативные последствия научно-технических достижений. Они тоже затрагивают всех и каждого. Речь идет о воздействии новых технологий на окружающую среду, о связанных с ними рисках, о таких проблемных со многих точек зрения направлениях науки, как клонирование живых организмов, использование эмбриональных стволовых клеток в медицине, генная инженерия, нанотехнология. Значительная часть населения в какой-то мере опасаются научного прогресса. Его сходство с двуликим Янусом широко известно: многие научно-технические достижения, с одной стороны, приносят блага, а с другой - содержат в себе потенциальную опасность. Примеров тому более чем достаточно, от атомной энергии и до пестицидов. Поэтому, поддерживая и одобряя науку в целом, многие респонденты проявляют серьезную озабоченность. Например, в уже упоминавшемся выше обследовании Вирджинского университета, когда подавляющее большинство поддержало науку, 61% респондентов (следовательно, и часть тех, кто одобрял научные исследования и положительно оценивал их результаты) признали, что «сегодня исследователи не уделяют достаточного внимания моральным ценностям общества», а 59% в 2002 г. и 51% в 2004 г. считали, что «научные исследования создают для общества столько же проблем, сколько они их решают» (19, с. 6-23). В том же обследовании выяснилось, что в США, Южной Корее, Малайзии более половины опрошенных (56%) полагают, что «мы слишком сильно зависим от науки и недостаточно полагаемся на веру». Правда, в Европе и в России такое утверждение поддержали значительно меньшее число респондентов. Кроме того, треть американцев и россиян, а в других странах еще больше - до половины респондентов, ощущают, что «наука изменяет нашу жизнь чересчур быстро» (там же, с. 6-24).
На этом фоне события типа эпидемии «коровьего бешенства» в Великобритании и ее ошибочной оценкой учеными вызывают очень резкую реакцию в обществе. Чрезвычайно осторожно, а зачастую и негативно реагирует об-
щественность и на генетическую модификацию продуктов питания, а, допустим, клонированию человека подавляющее большинство всех цивилизованных стран говорит решительное «нет», и президент США налагает вето на закон, разрешающий использовать бюджетные средства на использование эмбриональных стволовых клеток в медицинских целях. Все это при том, что ученые утверждают: модифицированные с помощью генной технологии продукты совершенно безопасны, а упомянутые стволовые клетки способны резко продвинуть лечение таких недугов, как болезнь Паркинсона или Альцгеймера, а то и вовсе от них избавиться.
Важной особенностью современной парадигмы научно-технического развития является несравнимо более высокая активность общественности, чем это было в предыдущие годы.
Наибольшую озабоченность общественность проявляет в Западной Европе. В США, в России и на Востоке обстановка в этом плане немного спокойнее. В ходе дискуссий о влиянии на окружающую среду того или иного проекта на европейских и мировых форумах на одно из первых мест выдвинулся так называемый «принцип упреждения» (ПУ). Смысл его состоит в том, чтобы заранее, на стадии проработки того или иного проекта, направления исследований, выработки политических решений оценить уровень риска от возможных результатов перечисленных шагов и либо согласиться с такого уровня риском, либо отказаться от планируемых мероприятий, сочтя его неприемлемым. Хотя смысл принципа очевиден, его четкого определения в ходе дискуссий, продолжающихся уже несколько лет, пока не выработано. Во всех официальных документах, где ПУ фигурирует, а таковых набралось уже много, в том числе Декларация ООН, Директива ЕС, национальные документы вплоть до конституции Франции формулировки расплывчаты, юристы толкуют его по-разному, одни считают неким общим принципом, другие определенным подходом к проблемам, третьи - политической декларацией и т.п. (14, с. 307). Дать строгую формулировку действительно трудно, поскольку ПУ неразрывно связан с вероятностными характеристиками, а следовательно, и с неопределенностью. Но ситуация эта открывает широкое поле для дискуссий и различных толкований.
Особенно явно разноголосица проявляется в вопросе об использовании генетически модифицированных зерновых культур. Так, на уровне Европейского союза они не запрещены, хотя порядок их выращивания и использования жестко регламентирован. Но на национальных уровнях царит разнобой: где-то запрещают, где-то разрешают одни культуры, но не разрешают другие, где-то наоборот, в иных странах некоторые регионы объявляют себя свободными от ГМ продуктов. Австрия, например, вообще хотела бы быть свободной от них страной. Создаются и работают много всевозможных экспертных групп, комиссий, правительственных органов. После случаев с коровьим бе-
шенством, заражением СПИДом при переливании крови, разных, часто противоположных экспертных заключений о ГМ продуктах авторитет научной экспертизы пошатнулся. Общественные организации требуют максимальной открытости процесса принимаемых решений, прозрачности их разработки. Иной раз под сомнение ставится даже объективность научной экспертизы (6, 7). О серьезности деятельности общественности свидетельствует такой факт. В 2005-2006 гг. в США был опубликован доклад бесприбыльной организации «Наука в интересах общества». В течение года она обследовала состав консультативных комитетов и экспертных групп АН США, работающих с правительственными органами. Выяснилось, что у каждого пятого эксперта присутствует так называемый «конфликт интересов», т.е. в настоящее время или в недавнем прошлом он имел финансовые связи с фирмами, которые были заинтересованы в исходе обсуждения в правительстве вопросов по профилю консультативного органа, где состоял данный эксперт. В докладе не ставилась под сомнение объективность рекомендаций, исходивших от упомянутого органа, но наличие «конфликта интересов» считается в таких случаях недопустимым. Подобную работу провела и общественная группа «Граждане». Были проведены 221 заседание 16 консультативных комитетов, и оказалось, что в 73% хотя бы один член комитета обладал «конфликтом интересов». Правительство вынуждено было пересмотреть порядок формирования консультативных органов, ограничить число представителей из промышленных кругов, установить обязательность сбалансированности состава (промышленность, академия, представители общественности) и широкого представительства разных взглядов на обсуждаемую проблему. Что же касается «конфликта интересов», то любой эксперт или консультант не должны иметь финансовых связей с заинтересованными фирмами в течение не менее пяти последних лет.
Новая характерная особенность современной парадигмы научнотехнического развития - это широкое и активное участие общественности в лице ее различных организаций в формировании решений по вопросам развития научных исследований. Можно говорить об определенной степени общественного контроля за наукой. К сожалению, в этом вполне положительном явлении есть и негативная сторона: научные проблемы начинают зачастую переплетаться с политикой, становиться объектом политических спекуляций.
Особенности современной парадигмы научно-технического развития интернациональны. Они, в конечном счете, определяют государственную политику в области науки и техники развитых стран. Это относится и к России. Но ситуация с наукой, инновациями, малыми наукоемкими фирмами и иными компонентами научно-технического комплекса, начиная с фундаменталь-
ной науки, в РФ все еще неутешительная. Не вдаваясь в подробности, отметим лишь несколько основных моментов.
Как и в прошлом, главным источником финансирования науки России остается государство. Причем не только фундаментальной, но и таких ее форм, где первую скрипку в других странах (кроме КНР, недавно начавшей кампанию создания государственных научных парков) изначально играл и продолжает это делать уже более полувека бизнес. В России есть все современные формы организации науки - и парки, и фонды, и центры трансферта технологий, и всякого рода программы, но все это формируется и оплачивается государством, нередко становясь удобным каналом перекачивания денег в частные, в том числе в чиновничьи карманы. По определению сотрудника Высшей школы экономики И.Л. Строганова, «в условиях сложности и неэффективности вложений в науку для частного бизнеса государство вынуждено играть его роль и выступать неким глобальным венчурным инвестором» (3, с. 26). К сожалению, пока бизнес не будет массово заинтересован наукой, эффективность перечисленных выше форм будет очень мала. Они выглядят, как нагромождение новых, комфортабельных домов и домиков, но без тех жильцов, для которых строились. Возможно, есть смысл сосредоточить львиную долю выделяемых государством на науку средств (и это предлагают некоторые специалисты) в фундаментальном секторе. Ведь инновации, конкурентные технологии и изделия вырастают из его достижений. Фундаментальную науку необходимо поднять на мировой уровень в плане финансовой, технической и кадровой обеспеченности, пусть и за счет малоэффективных квазинаучных программ-кормушек. Ведь мы и сегодня тратим на науку из госбюджета несравнимо меньше других развитых стран1, а ученые имеют зарплату намного ниже, чем заработки работников многих секторов сферы обслуживания, строительства, даже учителя многих школ получают в несколько раз больше ученых. Малый бизнес в городе и на селе под государственной опекой, задыхается от гнета коррумпированной бюрократии, не может пробиться сквозь ее препоны без взяток на всех стадиях своего существования. А как фундаментальная наука порождает инновации можно увидеть на примере совсем недавно созданной (5) в Новосибирске фирмы «Сибирский центр фармакологии и биотехнологии», начавшей производство нового полностью конкурентоспособного препарата «Тромбовазим», очень перспективного лекарства, предотвращающего образование тромбов и разрушающего уже существующие. Правда, инициаторами и учредителями в данном случае выступили три академика и один бизнесмен со средствами. Два академика - директора двух из трех институтов, обеспечивавших (без
1. Приблизительно в 16 раз меньше США, в 7 раз - Японии, в 3 раза - Германии, даже меньше Канады, где население всего около 30 млн. человек (3, с. 278).
затрат бюджетных средств ) разработку препарата, а третий академик является одним из руководителей Сибирского отделения РАН. При таком составе учредителей наш малый бизнес может утвердиться. Но необходимо снять бюрократические заслоны для всех, может быть тогда этот сегмент экономики, обеспечивающий в развитых странах до 70% занятости, заработает и у нас в полную силу. А пока нужно сконцентрировать усилия государства на том, чтобы поднять, омолодить и перевооружить фундаментальную науку. Выступление президента на заседании Совета по науке, технологии и образованию в конце ноября 2007 г. позволяет надеяться на позитивные сдвиги в этом направлении. Пока же государственная (в лице Министерства образования и науки) «забота» выражается в первую очередь в усилении бюрократизации научной деятельности - бесконечные инструкции, планы, отчеты, подсчеты неких баллов, якобы характеризующих эффективность, и прочие хорошо знакомые с советских времен совершенно непродуктивные мероприятия.
В заключение подчеркнем, что парадигма научно-технического развития - это динамичная многофакторная система, которая не стоит на месте, она постоянно меняется, меняется и дисциплинарный спектр науки, и состав основных «игроков» на мировой арене, и, судя по последнему десятилетию, перемены эти происходят с ускорением и нелинейно. Через пять-десять лет мы будем иметь иную парадигму, которая будет лучше, а может быть, и хуже сегодняшней.
Литература
1. Авдулов А.Н. Наука и производство: Век интеграции. - М.: Наука, 1992.
2. Авдулов А.Н., Кулькин А.М. Периодизация государственной научно-технической политики промышленно развитых стран: Становление, эволюция, тенденции и этапы ее формирования // Вестник РФФИ, № 2(24), июнь 2001. - С. 25-37.
3. Индикаторы науки. Статистический сборник. - М., 2006.
4. Стерлигов И.А. А нужна ли нам национальная инновационная система? // Конкурс. -М., 2007, № 3. - С.7 26-27.
5. Юдина Л. Даешь тромбовазим! // Наука в Сибири. - Новосибирск, М., 2007, № 43.
6. Are the National Academies fair and balanced? CSPI news room. - 2006. July 27. - Mode of access: http://nuw.cspient.org/new/200607241.html.
7. Baley R. Buying science // Reasonline, 2006. - July 28. Mode of access: http:// w2ww.reason.com/rt/rb072806.shtml.
8. Bonvillian W.B. Science at a crossroads // Technology in society. - NY etc., 2002, Vol. 24, N 1-2. - P. 27-38.
9. Bromlay D., Lubell M. Science’s growing political strength. Issue in science and technology on line. Fall 2003. - http://www.nap.edu/issues/19.4/Bromley and Lubell.html. - 5 p.
10. Grinberg D.S. Innovate they must // Business month. - N.Y., 1988. - Vol. 131, N 3. - P. 3240.
11. Lewis M. Branscomb. What’s Next for Technology policy? Issues in science and technology on line. - Summer 2003. http://www.isues/19.4/branscob.html. 9 p.
12. Lynn L., Salzman H. Collaborative advantage. Issues in Science and Technology, winter 2006. http://www.issues.org/22.2/lynn.html. 14 p.
13. MEXT. Changes in society one to scientific and technological progress. White paper on science and technology 2004. http://www.mext.gp.jp/english/news/2005/04/05051301/001/htm.
14. How the French GM controversy led to the reciprocal emancipation scientific expertise and policy making? Marris C., Joly P., Ronda S., Bonneulis C. // Science and public policy. - Guildford,
2005. - Vol. 32, N 4. - P. 301-308.
15. Resher N. Scientific progress: A philosophical essay on the economics of research in natural science. - Oxford, 1978.
16. Science and Engineering Indicators 2000. National Science Board. - Wash.: Gov. print. off.,
2000.
17. Science and Engineering Indicators 2004. - Nat. Science Board. - Wash.: Gov. print. off.,
2004.
18. Science & Engineering Indicators 2006. - Nat. Science Board. - Wash.: Gov. print. off.,
2006.
19. Transfer of technology from federal laboratories: Hearing before the subcomm. on technology a. competitiveness of the Comm. on science, space a. technology, House of representatives, 102nd Congr., 151 sess., May 30, 1991. - Wash.: Gov. print off., 1991.
20. Watanabe C., Tokumasu S.. National innovation policies in an IT society: the myth of technology policies focusing on supply side // Science and public policy. - Guildorf., 2003. - Vol. 30, N 2. - P. 70-84.
21. Wite paper on science and technology 2004. Mode of access. http://www.next.go.jp.// english/news.2005/04/05051301/001/htm.
