УДК 329.14(091):141.824/827
Горлов А.В.,
старший преподаватель кафедры философии и истории ФГБОУ ВПО «Госуниверситет-УНПК»
СТАНОВЛЕНИЕ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ МОДЕЛИ УПРАВЛЕНИЯ РАЗВИТИЕМ РОССИЙСКОГО ОБЩЕСТВА ВО ВЗГЛЯДАХ МАРКСИСТОВ КОНЦА XIX - НАЧАЛА ХХ ВЕКА
По мнению автора статьи, становление социалистической модели управления развитием российского общества на рубеже XIX — ХХ веков шло в борьбе социалистических и либеральных идей. В подтверждение этой точки зрения автор приводит выдержки из наиболее важных теоретических трудов Плеханова, Струве и Ленина, а также документов РСДРП, относящихся к указанному периоду, с кратким анализом их содержания.
Ключевые слова: российский марксизм на рубеже XIX — ХХ веков, социалистическая модель управления развитием общества, РСДРП.
Едва появившись в России, марксизм активно включился в обсуждение вопроса о путях её развития, в частности о переменах, назревших в недрах её государственного устройства. Для марксистов главной проблемой в деле формирования социалистической модели управления развитием российского общества было отношение социализма к либерализму, и анализ их теоретических сочинений, а также важнейших документов РСДРП, относящихся к рубежу XIX —ХХ веков, убедительно подтверждает эту точку зрения.
Ещё в середине XIX века проблема отношения социалистического идеала государственного строя к либеральному получила своё принципиальное решение в трудах К. Маркса и Ф. Энгельса — в виде учения о диктатуре пролетариата. Однако, имея абстрактный характер, учение основоположников марксизма требовало конкретизации. Эта потребность особенно остро проявляла себя в России, где массовое сознание нередко ассоциировало политический диктат с практикой само-
державия, а социалистический идеал — с последовательно реализуемой системой либеральных свобод. Под давлением массового сознания и реальных потребностей общества первые российские марксисты, рассуждая о специфике государственного строя при социализме, далеко не всегда выдерживали принципиальную линию Маркса и Энгельса, тем более что и сами основоположники марксизма весьма туманно представляли себе конкретные черты будущего пролетарского государства.
Многих российских социалистов, особенно народников, сбивала с толку сельская община, которая казалась почти готовой ячейкой социалистического общества. В этой общине народники видели коллектив, построенный на принципе равенства, но в действительности даже самая архаичная форма российской общины XIX века — семейная община — была чрезвычайно далека от народнического идеала, ибо допускала вопиющее социальное неравенство. К примеру, описывая нравы семейной общины, один из респондентов историка М.М. Ковалевского отметил, что в ней «любовь отца бывает обращена на одних только сыновей; дочери же почитаются у них, по их же выражению, за навоз»1.
Отношение к русской общине К. Маркса и Ф. Энгельса было сложным, неоднозначным. Определяя её как «форму первобытного общего владения землёй» и проявляя в этом плане солидарность с либеральными экономистами, они, однако, не поддерживали стремление российских либералов как можно скорее уничтожить общинную собственность. В 1882 г. в предисловии ко второму русскому изданию «Манифеста Коммунистической партии» Маркс и Энгельс высказались на тему общины чрезвычайно осторожно: «Если русская революция послужит сигналом пролетарской революции на Западе, так что обе они дополнят друг друга, то современная русская общинная собственность на землю может явиться исходным пунктом коммунистического развития»2. Это заявление говорит о том, что основоположники марксизма, как и русские социалисты-народники, видели в русской общине XIX века, несмотря на всю её архаичность, значительный революци-
онный потенциал, но, в отличие от народников, не считали этот потенциал достаточным для перехода к социализму.
«...Не только возможно, но и несомненно, — писал Энгельс в 1894 г., — что после победы пролетариата и перехода средств производства в общее владение у западноевропейских народов те страны, которым только что довелось вступить на путь капиталистического производства и в которых уцелели ещё родовые порядки или остатки таковых, могут использовать эти остатки общинного владения и соответствующие им народные обычаи как могучее средство для того, чтобы значительно сократить процесс своего развития к социалистическому обществу и избежать большей части тех страданий и той борьбы, через которые приходится прокладывать дорогу нам в Западной Европе. Но неизбежным условием для этого являются пример и активная поддержка пока ещё капиталистического Запада. Только тогда, когда капиталистическое хозяйство будет преодолено на своей родине и в странах, где оно достигло расцвета, только тогда, когда отсталые страны увидят на этом примере, «как это делается», как поставить производительные силы современной промышленности в качестве общественной собственности на службу всему обществу в целом, — только тогда смогут эти отсталые страны встать на путь такого сокращённого процесса развития. Но зато успех им тогда обеспечен. И это относится не только к России, но и ко всем странам, находящимся на докапиталистической ступени развития. В России, однако, это будет сравнительно наиболее легко, потому что здесь часть коренного населения уже усвоила себе интеллектуальные результаты капиталистического развития, благодаря чему в период революции здесь возможно будет совершить общественное переустройство почти одновременно с Западом»3. ^
Г.В. Плеханов, бывший народник, а ^ с 80-х годов XIX века — один из первых О русских марксистов, гораздо менее оп- О тимистично, чем его учителя Маркс и ^ Энгельс, оценивал социалистический по- ^ тенциал российской общинной собствен- ^ ности. Споря на эту тему с народником ^ Л.А. Тихомировым на страницах своего
фундаментального труда «Наши разногласия» (1885 г.), он заявил, что «народная революция» с опорой на традиции сельской общины не только не будет социалистической, но и не станет основой для развития товарищеских отношений с прогрессивными силами Запада: «...Если после «переворота» мы вернёмся к натуральному хозяйству, то у нас будет «относительное равенство», но зато и Запад не в состоянии будет влиять на нас вследствие слабости международного обмена. Если же у нас будет развиваться товарное производство, то Западу будет трудно влиять на нас, потому что очень сильно расшатается наше «относительное равенство» и Россия превратится в страну мелкой буржуазии. В этом заколдованном кругу суждено вращаться ожиданиям г. Тихомирова от Запада» 4.
Открытая полемика Плеханова с народниками содержит в себе скрытую полемику с его учителями Марксом и Энгельсом: ведь если правда на стороне автора «Наших разногласий», то самое большее, что могла сделать для международного социалистического движения назревавшая русская революция, — это непроизвольно взбудоражить западный пролетариат, сыграть скромную роль внешнего сигнала к активизации его особенной, не связанной с этим сигналом политической борьбы, но уж никак не оказать прямую, непосредственную помощь в качестве чего-то такого, что дополняет пролетарскую революцию, выступает в качестве одного из её элементов. Следовательно, с плехановской точки зрения, в заколдованном кругу суждено было вращаться не только народническим ожиданиям от Запада, но и ожиданиям основоположников марксизма от России.
Едко и хлёстко критикуя Тихомирова и других народников за метафизичность их воззрений, автор «Наших разногласий» в рассуждениях на тему общинного образа жизни сам проявил себя как теоретик, склонный к метафизике. В отличие от Маркса и Энгельса, которые при всём своём негативном восприятии общины как явного пережитка прошлого исследовали её место в современном для них мире гибко, диалектично, не принимая свойственной
либералам абсолютизации несовместимости общинного и буржуазного строя, Плеханов ставил вопрос чрезвычайно жёстко: либо община, либо капитализм — и тем самым невольно становился соучастником оголтелой либеральной травли общинных традиций.
Критика народничества принесла автору «Наших разногласий» славу талантливого и старательного ученика основоположников марксизма. Но в ХХ веке склонность к метафизическому мышлению постепенно, шаг за шагом сделала социалиста Плеханова сторонником либерализма. У менее талантливых и старательных российских учеников Маркса и Энгельса такая политическая метаморфоза происходила резче и основательней.
Один из ярких примеров — трансформация политических взглядов П.Б. Струве. В конце XIX века Струве увлекался идеями марксизма и в своей книге «Критические заметки к вопросу об экономическом развитии России» широко использовал эти идеи для высмеивания народников за то, что они не признавали необходимость капиталистического развития российского общества и в упор не замечали его растущую буржуазность.
Считая экономические взгляды народников субъективно-идеалистическими, автор «Критических заметок» противопоставляет им «социологическое учение» под названием «историко-экономический материализм» или короче — «экономический материализм»5, в качестве главных представителей которого фигурируют у Струве, конечно же, К. Маркс и Ф. Энгельс, но кроме того — А. Риль, Г. Зиммель и другие философы и социологи, не только не сочувствовавшие марксизму, но и резко его осуждавшие. К примеру, по мнению Зиммеля, марксисты исходят «из типической ошибки, что труд прежде всего есть труд вообще», и кладут эту ошибку «в основание социалистической теории»6. В общем, компания «экономических материалистов» оказалась чрезвычайно разнородной.
Согласно Струве, «экономический материализм» — это теория общества, которая «игнорирует личность как социологически ничтожную величину»7. И пра-
вильно делает, убеждает читателя автор «Критических заметок», ибо, если социология имеет научный характер, она должна видеть в личности не более чем «формальное понятие, содержание которого даётся исследованием социальной группы»8.
Именно так, по мнению Струве, поступает с личностью марксизм. В подтверждение автор «Заметок» даёт большую цитату из «Анти-Дюринга», в которой Энгельс, описывая переход к коммунизму, ни разу не использует слово «личность». «Личность во всём этом ни при чём», — торжествующе комментирует Энгельса Струве9, не понимая, что его пример работает против него, ибо то место из «Анти-Дюринга», которое он процитировал, посвящено ... личности — общественному человеку, противостоящему обществу, чтобы чувствовать себя его господином, но становящемуся действительным господином общества лишь в собственном соединении с ним: «То объединение людей в общество, которое противостояло им до сих пор как навязанное свыше природой и историей, становится теперь их собственным свободным делом»10. Таким образом, пытаясь использовать марксизм для демонстрации полной научной несостоятельности народнического субъективизма, Струве совершил грубую ошибку, и не случайно: во-первых, несостоятельность этого субъективизма не такая уж и полная, как представлял себе автор «Заметок», а во-вторых, марксизм вовсе не чужд субъективности.
Вообще, привлекая к своей критике народничества тех или иных «экономических материалистов», П.Б. Струве проявляет себя как несомненно компетентный, высокообразованный философ и учёный только тогда, когда не ссылается на Маркса и Энгельса. Но стоит автору «Критических заметок» прямо или косвенно опереться на основоположников марксизма — и тут же его компетентность начинает вызывать вопросы, если откровеннейшим образом не переходит в свою противоположность.
Вот Струве пытается доказать с помощью Маркса абсурдность и безусловную реакционность враждебного отношения народников к буржуазному строю. При этом автору «Заметок», дабы его доказа-
тельство получилось убедительным, пришлось перекрасить автора «Капитала» из революционера в реформатора, т.е. пуститься на явную авантюру: Маркс-де «всегда все свои надежды полагал на дальнейшее развитие капиталистического строя»11 и в конце жизни так скорректировал своё учение, что «вместо пропасти, отделяющей капитализм от строя, долженствующего его сменить, и теория, и практика должны были признать целый ряд переходов»12.
Когда Струве, присоединяясь к либеральным экономистам, критикует народников за их любовь к натуральному хозяйству, доказывает отсталость этого хозяйства и демонстрирует превосходство хозяйства, построенного на частнокапиталистической собственности, он полон задора, энергии, решимости, уверенности в правоте своих слов, но, обсуждая главную тему социалистов, т.е. вопросы преобразования частной собственности в общественную, он сразу же сникает, и его слова становятся тусклыми, дряблыми, двусмысленными, а всё их содержание сводится к тому, что обобществление и так идёт, что оно не волк, в лес не убежит, а потому нечего о нём беспокоиться и незачем делать какие-то резкие движения. В своих «Критических заметках» Струве проявляет себя не столько как социалист, сколько как либерал, и поэтому не удивительно, что в скором времени его политическая ориентация круто изменилась и он, по образному выражению В.М. Чернова, «благополучно допелся до буржуазно-либеральных кантат»13.
Весьма показательно, что, критикуя теорию laissez faire, Струве, однако, категорически отрицает какую бы то ни было общественную полезность прямого участия государства в предпринимательской деятельности как самостоятельного соб- S ственника средств производства и жёст- ^ ко ограничивает государственную роль О в сфере капиталистической экономики О задачами регулирования. «Культурный ^ прогресс России, — утверждает Струве, — тесно связан с развитием обществен- S ного разделения труда, т.е. с развитием ка- ^ питализма... Единственная рациональная ft
государственная политика может состоять в расчищении почвы для этого процесса и смягчении социальных его последствий. Только такая политика и возможна для современного государства»14.
В России конца XIX века гораздо последовательней, чем автор «Критических заметок», и самостоятельней, чем Плеханов, использовал марксистский подход в рамках социалистического движения одногодок Струве В.И. Ульянов, вошедший в историю нового времени как Ленин. Его подробный анализ «Критических заметок к вопросу об экономическом развитии России», сделанный по горячим следам и напечатанный весной 1895 г., довольно-таки чётко показал теоретическую и политическую непоследовательность Струве, и это при том, что из тактических соображений все претензии к последнему были высказаны чрезвычайно мягко.
«Попытки критиковать народничество просто как теорию, неправильно указывающую пути для отечества, привели автора к неясной формулировке своего отношения к «экономической политике» народничества», — подчёркивает Ленин, а затем конкретизирует этот недостаток Струве: «.Отвергать всю народническую программу целиком, без разбора, было бы [ленинское «было бы» вместо «было» — всего лишь тактический ход, уступка самолюбию Струве. — А.Г.] абсолютно неправильно. В ней надо строго отличать её реакционную и прогрессивную стороны. Народничество реакционно, поскольку оно предлагает мероприятия, привязывающие крестьянина к земле и к старым способам производства, вроде неотчуждаемости наделов и т.п., поскольку они хотят задержать развитие денежного хозяйства, поскольку они ждут ... перемены пути ... от воздействия представителей бюрократии. Против подобных пунктов народнической программы необходима, конечно, безусловная война. Но есть у них и другие пункты, относящиеся к самоуправлению, свободному и широкому доступу знаний — к «народу», к «подъёму» «народного» (сиречь мелкого) хозяйства посредством дешёвых кредитов, улучшений техники, упорядочений сбыта и т.д., и т.д., и т.д.»15.
Правда, уточняет Ленин, вопросы улучшения народной жизни марксисты должны ставить иначе, чем народники. «У последних вопрос ставится с точки зрения «современной науки, современных нравственных идей»; дело изображается так, будто нет каких-нибудь глубоких, в самих производственных отношениях лежащих причин неосуществления подобных реформ, а есть препятствия только в грубости чувств: в слабом «свете разума» и т.п., будто Россия — tabula rasa, на которой остаётся только правильно начертать правильные пути. При такой постановке вопроса ему обеспечивалась, понятно, «чистота» ... институтских мечтаний, которая делает народнические рассуждения столь пригодными для бесед в кабинетах»16. Эта критика народников за их приверженность кабинетному стилю мышления имеет непосредственное отношение и к автору «Критических заметок», который, как мы видели, тоже грешит абстрактными ссылками на «объективные» требования «современной науки», в качестве которой выступает у него небрежно собранное из разнородных элементов социологическое учение.
«Постановка этих же вопросов у марксистов, — продолжает Ленин критику народников, а заодно и Струве, — необходимо должна быть совершенно иная. Обязанные отыскивать корни общественных явлений в производственных отношениях, обязанные сводить их к интересам определённых классов, они должны формулировать те же desiderata как «пожелания» таких-то общественных элементов, встречающие противодействие таких-то других элементов и классов. Такая постановка будет уже абсолютно устранять возможность утилизации их «теорий» для профессорских, поднимающихся выше классов, рассуждений, для каких-нибудь обещающих «блестящий успех» проектов и докладов»17.
Ленин не только агитировал за классовый анализ общественных явлений, но и сам постоянно применял его в своей политической публицистике. Стараясь рассуждать о классах строго последовательно, на высочайшем марксистском уровне, он, однако, не всегда делал это безупречно.
Например, в ленинской статье «Фридрих Энгельс», написанной осенью 1895 г., о злоключениях собственности в буржуазном обществе сказано так: «Развитие производительных сил создаёт общественные отношения, опирающиеся на частную собственность, но теперь мы видим, как то же развитие производительных сил отнимает собственность у большинства и сосредоточивает ее в руках ничтожного меньшинства. Оно уничтожает собственность, основу современного общественного порядка, оно само стремится к той же цели, которую поставили себе социалисты. Социалистам надо только понять, какая общественная сила, по своему положению в современном обществе, заинтересована в осуществлении социализма, и сообщить этой силе сознание её интересов и исторической задачи. Такая сила — пролетариат»18.
С точки зрения марксистского анализа это рассуждение Ленина выглядит очень странно. Сначала идёт речь о том, что кучка крупных капиталистов («ничтожное меньшинство») отнимает частную собственность у большинства и тем самым придаёт этой собственности всё более общественный характер, т.е. уничтожает её, а вместе с ней — фундамент капиталистического строя. Далее ставится вопрос: в интересах какой общественной силы уничтожение частной собственности? И тут же следует ответ: такой силой является пролетариат. Этот ответ составляет концовку цитаты, но из всего, что сказано в ней ранее, вытекает совсем другая концовка: искомая общественная сила — крупный капитал. Именно он, по словам самого же Ленина, уничтожает частную собственность. Получается, что социалистам нужно сотрудничать с капиталистами, причём не с мелкими и средними, а с крупными.
Откуда взялась эта несуразица? А вот откуда: в ходе развития капитализма общественный характер приобретает не собственность, а способ производства. Что касается собственности, то пусть она останется у одного-единственного человека во Вселенной, всё равно она будет частной. Капитал уничтожает не собственность, а собственников — до тех пор, пока не останется всего один. Но этого последнего соб-
ственника, этого супер-капиталиста, капитал, пребывая в здравом уме и твёрдой памяти, никогда не уничтожит — это было бы актом самоубийства. Его, согласно К. Марксу, может и должен уничтожить только пролетариат.
Случайно ли ошибся автор статьи «Фридрих Энгельс», проводя классовый анализ капиталистического развития? Думается, что нет. Преследуя идеалы коммунизма, реально В.И. Ленин, как и другие социалисты, последовательно и жёстко выступавшие против либеральной линии в экономической и политической деятельности, работал на государственный капитализм, т.е. на такой экономический строй, при котором господствует сверхкрупный капитал.
В 1898 г. российские марксисты создали свою политическую партию — РСДРП, благодаря чему характерная для них борьба социалистических и либеральных идей приобрела более масштабный, организованный и принципиальный вид. Но начало партийной жизни получилось довольно бледным. Скромный учредительный форум социал-демократической партии, нелегально прошедший в Минске, не выработал ни её программу, ни устав, а полицейские аресты не позволили избранному учредителями руководству наладить совместную деятельность региональных ячеек.
После минского съезда был выпущен лишь «Манифест», написанный П.Б. Струве. Склонность последнего к либерализму привела к тому, что в этом партийном документе тему социализма мощно заглушает тема политической свободы, которая преподносится российскому рабочему классу как «участие в управлении государством, свобода устного и печатного слова, свобода союзов и собраний»19. В общем, речь идёт о либеральных идеалах, т.е. фундаментальных ценностях мелкой и средней ^ буржуазии, но доставать эти либеральные ^ каштаны из огня полуфеодального само- О державия предстоит, согласно «Манифе- О сту РСДРП», российскому пролетариату ^ — и только ему, ибо «чем дальше на восток ^ Европы, тем в политическом отношении ^ слабее, трусливее и подлее становится ^ буржуазия», тем меньше у неё способно-
сти решать «культурные, политические задачи»20.
Поскольку стачки 1896 и 1897 годов продемонстрировали «силу и значение рабочего движения и опирающейся на него социал-демократии», автор «Манифеста» преисполнен оптимизма: «На своих крепких плечах русский рабочий класс должен вынести и вынесет дело завоевания политической свободы». А посему — «Да здравствует русская, да здравствует международная социал-демократия!»21
Интересно отметить, что в проекте «Манифеста», написанном киевским социалистом П.Л. Тучапским, тоже очень сильны либеральные мотивы. Здесь, в частности, в качестве антипода российского пролетариата выставлена «буржуазия с правительством», т.е. не вся буржуазия, а только крупная — та, которая «сделала правительство своим послушным слугой»22. Зато в концовке своего «Манифеста» Тучапский, в отличие от Струве, желает здоровья не только социал-демократии, но и русскому пролетариату23.
А как же Ленин? По его мнению, уже первый, учредительный съезд партии должен был принять её устав и программу. Поэтому ещё в 1895 г. Ленин написал проект партийной программы, в котором подчёркивает, с одной стороны, антирабочий характер буржуазного прогресса («. Рост капитализма означает громадный рост богатства и роскоши среди кучки фабрикантов, купцов и землевладельцев и ещё более быстрый рост нищеты и угнетения рабочих»), а с другой — антибуржуазный и вообще антиэксплуататорский характер коренных интересов пролетариата: «.Борьба рабочего класса с классом капиталистов есть борьба против всех классов, живущих чужим трудом, и против всякой эксплуатации. Она может окончиться лишь переходом политической власти в руки рабочего класса, передачей всей земли, орудий, фабрик, машин, рудников в руки всего общества для устройства социалистического производства, при котором всё производимое рабочими и все улучшения в производстве должны идти на пользу самим трудящимся»24.
Объясняя содержание своего проекта, автор уделяет особое внимание вопросам
собственности. Отмена крепостного права, утверждает он, искусственно поставила крестьян «в такие условия, что они не могли уже кормиться с оставшихся у них клочков земли»25. «Все большая и большая часть населения, — отмечает Ленин, — окончательно отрывается от деревни и от сельского хозяйства и собирается в города, фабричные и промышленные села и местечки, образуя особый класс людей, не имеющих никакой собственности, класс наёмных рабочих-пролетариев, живущих только продажей своей рабочей силы»26.
Говоря об особенностях капиталистической эксплуатации, Ленин, как и положено марксисту, подчёркивает, что в её основе лежит частная собственность на средства производства: «На чём же держится господство класса капиталистов над всей массой рабочего люда? На том, что в руках капиталистов, в их частной собственности находятся все фабрики, заводы, рудники, машины, орудия труда; на том, что в их руках громадные количества земли (из всей земли Европейской России более принадлежит землевладельцам, число которых не составляет полумиллиона). Рабочие, сами не имея никаких орудий труда и материалов, должны продавать свою рабочую силу капиталистам, которые платят рабочим только то, что необходимо на содержание их, и весь излишек, производимый трудом, кладут себе в карман; они уплачивают, таким образом, только часть потреблённого им на работу времени и присваивают себе остальную часть. Всё увеличение богатства, происходящее от соединенного труда массы рабочих или улучшений в производстве, достается классу капиталистов, и рабочие, трудясь из поколения в поколение, остаются такими же неимущими пролетариями»27.
Таким образом, ленинский проект партийной программы и её объяснение имеют ярко выраженную антилиберальную направленность, но на I съезд РСДРП они никак не повлияли, ибо просто-напросто не попали на этот скромный форум, — как и их автор, которому в период непосредственной подготовки и проведения съезда пришлось отбывать сибирскую ссылку.
Несмотря на наличие в «Манифесте РСДРП» мощной либеральной струи, Ле-
нин предпочёл не подвергать его какой бы то ни было критике, решив, по-видимому, что текст, написанный Струве, не так уж и плох, поскольку позволяет трактовать основное содержание «Манифеста» — тему борьбы за политическую свободу — не только в либеральном, но и в социалистическом духе, т.е. в смысле диктатуры пролетариата. Кроме того, образование РСДРП вызвало у всей российской социал-демократической интеллигенции, включая Ленина, такой эмоциональный подъём, что для его словесного выражения первому историку партии М.Н. Лядову понадобилась чрезвычайно торжественная, монументально-высокопарная фраза: «В России было, наконец, водружено собственное революционное социал-демократическое знамя»28. В обстановке необычайного воодушевления ни один из лидеров российской социал-демократии не испытывал ни малейшего желания копаться в недостатках учредительного съезда и его «Манифеста», а когда волнение улеглось, возникли другие, более актуальные вопросы, и главным из них стал вопрос о партийном уставе и партийной программе, т.е., образно выражаясь, о внутренней и внешней политике РСДРП.
Для принятия устава и программы нужен был второй съезд партии, и летом 1903 г. он состоялся. Наибольшую активность при его подготовке и проведении проявил В.И. Ленин, что сделало его неформальным лидером российской социал-демократии и предопределило успех его плана реорганизации партийной работы. Основной смысл этого плана — превращение РСДРП в антилиберальную революционную организацию.
Некоторые делегаты съезда, особенно Акимов (Б.П. Махновец), ссылаясь на опыт западной социал-демократии, выступили с позиций либерального «экономизма» в духе Э. Бернштейна. Жёсткую отповедь «экономистам» дал Г.В. Плеханов: «Тов. Акимов полагает, что уже в современном обществе возможно улучшение материального положения пролетариата в его целом и что эти постепенные улучшения в материальных условиях существования рабочего класса могут привести к социализму.
Из этих заявлений т. Акимова логически вытекает отрицание «увеличения зависимости наемного труда от капитала», отрицание «повышения уровня эксплуатации»; из заявлений т. Акимова логически вытекает отрицание роста общественного неравенства, необеспеченности существования, роста безработицы и пр. В самом деле, если современный капитализм, существование института частной собственности не ведут к относительному и даже к абсолютному ухудшению положения трудящихся масс, если они не ведут, с одной стороны, к концентрации капиталов в немногих руках и, с другой, — к пролетаризации масс всё в более и более широких размерах, если это так, то, спрашивается, почему должен расти дух недовольства, революционное настроение среди рабочего класса, почему должен развиваться антагонизм среди классов, почему должны обостряться классовые противоречия? Отрицание теории обнищания равносильно молчаливому признанию теории оппортунизма»29.
Но самым активным противником оппортунизма и либерализма (раннекапита-листического демократизма) проявил себя на II съезде РСДРП не Плеханов, а Ленин. «Я уверен, — заявил он, в частности, — что русская социал-демократия всегда будет с энергией выпрямлять палку, изгибаемую всяческим оппортунизмом, и что наша палка будет всегда поэтому наиболее прямой и наиболее годной к действию»30. Ленин решительно пресекал всякие попытки участников съезда совмещать либеральный и социалистический подходы к решению политических вопросов: «Только социалисты-революционеры с характеризующей их беспринципностью могут смешивать и смешивают постоянно демократические и социалистические требования, а партия пролетариата обязана строжайшим обра- ^ зом отделять и различать их»31. ^
Антилиберальные усилия В.И. Ленина О не пропали даром: по решению съезда он О и его сторонники образовали большинство ^ в руководстве РСДРП (отсюда их прозви- ^ ще — «большевики»), а основу партийной ^ программы составил ленинский проект. ^ «Большевизм, — подчёркивал Ленин мно-
го позже, в 1920 г., — существует, как течение политической мысли и как политическая партия, с 1903 года»32. С этого же года существует меньшевизм. А что такое большевизм и меньшевизм? В сущности, это два варианта российского социализма начала ХХ века: антилиберальный, т.е. последовательный, и либеральный, т.е. непоследовательный.
По отношению к собственности антилиберальный настрой социалиста означает неуклонное, не признающее никаких отступлений и проволочек стремление к её обобществлению. «.Усовершенствование техники, — записано в Программе РСДРП, принятой на II съезде, — концентрируя средства производства и обращения и обобществляя процесс труда в капиталистических предприятиях, всё быстрее и быстрее создает материальную возможность замены капиталистических производственных отношений социалистическими, т.е. той социальной революции, которая представляет собой конечную цель всей деятельности между-
народной социал-демократии, как сознательной выразительницы классового движения пролетариата.
Заменив частную собственность на средства производства и обращения общественною и введя планомерную организацию общественно-производительного процесса для обеспечения благосостояния и всестороннего развития всех членов общества, социальная революция пролетариата уничтожит деление общества на классы и тем освободит всё угнетённое человечество, так как положит конец всем видам эксплуатации одной части общества другою»33.
Мы видим, что развитие российского марксизма на рубеже ХГХ-ХХ веков шло в борьбе социалистических и либеральных идей. В ХХ веке эта борьба привела к резкому размежеванию социализма и либерализма, а затем — к длительному господству в марксистской среде антилиберальных настроений, породившему застой теоретической мысли последователей Маркса и Энгельса.
1 Ковалевский М.М. Первобытное право. Выпуск I. Род. М., 1886. С. 37.
2 Маркс К., Энгельс Ф. Избранные произведения. В 3-х т. Т. 1. М., 1983. С. 98.
3 Маркс К., Энгельс Ф. Избранные произведения. В 3-х т. Т. 2. М., 1983. С. 435 — 436.
4 Плеханов Г.В. Избранные философские произведения. Том I. М., 1956. С. 334.
5 Струве П.Б. Критические заметки к вопросу об экономическом развитии России. СПб., 1894. С. 30.
6 Зиммель Г. Избранное. Том 2. М., 1996. С. 475.
7 Струве П.Б. Критические заметки к вопросу об экономическом развитии России. СПб., 1894. С. 30.
8 Там же. С. 40.
9 Там же. С. 64.
10 Энгельс Ф. Анти-Дюринг. Переворот в науке, произведённый господином Евгением Дюрингом. М., 1978. С. 217.
11 Струве П.Б. Критические заметки к вопросу об экономическом развитии России. СПб., 1894. С. 130.
12 Там же. С. 131.
13 Чернов В.М. Марксизм и аграрный вопрос. СПб., 1906. С. 129.
14 Струве П.Б. Критические заметки к вопросу об экономическом развитии России. СПб., 1894. С. 284-285.
15 Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т. 1. М., 1979. С. 529, 530.
16 Там же. С. 532.
17 Там же. С. 532-533.
18 Там же. Т. 2. С. 8.
19 Первый съезд РСДРП. Документы и материалы. М., 1958. С. 80.
20 Там же.
21 Там же. С. 80-81.
22 Там же. С. 84.
23 Там же. С. 85.
24 Там же. С. 3.
25 Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т. 2. М., 1979. С. 88.
26 Там же. С. 89.
27 Там же. С. 96.
28 Лядов М.Н. История Российской Социал-демократической Рабочей Партии. Часть вторая. СПб., 1906. С. 78.
29 Второй съезд РСДРП. Протоколы. М., 1959. С. 130-131.
30 Там же. С. 135.
31 Там же. С. 214.
32 Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т. 41. М., 1981. С. 6.
33 Второй съезд РСДРП. Протоколы. М., 1959. С. 419.
Gorlov A.V.,e-mail: strix63@yandex.ru Senior lecturer
THE FORMATION OF SOCIALIST MODEL ADMINISTRATION OF THE DEVELOPMENT OF RUSSIAN SOCIETY IN THE VIEWS OF MARXISTS IN THE LATE XIX - EARLY XX
CENTURIES
From the author's point of view, the formation of socialist model administration of the development of Russian society at the turn of XIX — XX centuries went in the struggle of the socialist and liberal ideas. In support of this view the author draws quotes from the most important theoretical works of Plekhanov, Struve, and Lenin, as well as documents of the RSDLP, relating to the period, with a brief analysis of their contents.
Key words: Russian Marxism at the turn of XIX — XX centuries, the socialist model administration of the development of the society, the RSDLP.