CC BY
632
Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. Серия: Социальные науки, 2020, № 4 (60), с. 121—129
121
УДК 316.7
СТАНОВЛЕНИЕ MEMORY STUDIES КАК ОТДЕЛЬНОЙ ОБЛАСТИ ЗНАНИЯ: ОСНОВНЫЕ ВОПРОСЫ И ПОНЯТИЯ
© 2020 г. А.А. Нечаева
Нечаева Александра Андреевна, выпускница аспирантуры Санкт-Петербургского государственного университета по направлению «Социология»
Статья поступила в редакцию 17.06.2020 Статья принята к публикации 08.10.2020
С начала истории человеческой мысли память являлась важным концептом, занимавшим умы ученых и философов. Память служила объектом исследования в различных научных областях знания: психологии и нейробиологии, истории, политических науках, культурологии, memory studies и литературоведении. В начале ХХ века возникли идеи о функционировании памяти как коллективного феномена, интерес к исследованию памяти перешел, в том числе, в поле социологии. Возрастающее с 1980-х гг. количество исследований вопросов формирования идентичности сообществ, анализа смыслов, которыми наделяется прошлое в настоящем, выявления нарративов, определяющих общественные морально-ценностные ориентиры, привело к необходимости оформления memory studies в отдельную область знания. Этот процесс становления еще не завершен.
Созданная в 2016 г. Memory Studies Association и выходящий с 2008 г. журнал «Memory Studies» активно преследуют цель институционализации memory studies, однако продвигаемые ими идеи пока не нашли широкого распространения среди мирового академического сообщества. Вследствие междисциплинарного бэкграунда memory studies среди исследователей все еще встречаются разногласия в трактовке понятий, определении круга рассматриваемых вопросов и установлении методологического аппарата.
Цель представленной статьи - попытка определить основной круг понятий и вопросов memory studies, что привнесет вклад в ее становление как отдельной области знаний. Обработан пласт академической литературы, позволяющий оценить теоретические основания memory studies и концептуализировать используемые понятия. Решены следующие задачи: проследить становление понятия коллективной памяти и ее разновидностей (культурной, политической, социальной), проанализировать взаимосвязь между концептами идентичности, культурного наследия и коллективной памяти.
Ключевые слова: memory studies, коллективная память, культурная память, политическая память, идентичность, культурное наследие.
Введение
Memory studies начала выделяться в самостоятельную область знания в конце 1980-х -начале 1990-х гг. В рамках этой дисциплины стало возможным объединение самостоятельных взглядов на память с позиций других наук. С момента становления memory studies развивалась как мультидисциплинарная область знания с очерченным кругом вопросов: идентичности, исторических нарративов, политики памяти, практик забвения и т.д.
Исследователи предпринимали попытки объединить воззрения различных областей знания для формирования единого междисциплинарного поля memory studies. Одним из них стал Х. Рудиджер, выпустивший том «Science of Memory: Concepts». Его основной целью было стимулирование обсуждения исследователями, пользующимися различными методами, относящимися к различным областям знания и научным парадигмам. Впоследствии Дж. Бирн выступил редактором четырехтомного издания,
посвященного подходам к изучению памяти и преследовавшего ту же цель [1].
Во времена начавшегося «бума памяти» в 1980-е годы, когда значительное количество ученых начали размышлять о вопросах памяти, речь о «memory studies» как единой научной сфере еще шла. В то время изучение памяти в большей мере представляло скорее тему, набор проблем или призму, сквозь которую рассматривались вопросы политического конструирования идентичности, нации, сообщества, функционирования медиа и создания репрезентаций [2]. В конце 1980-х - начале 1990-х гг. стали заметны первые сигналы появления новой области знания. Исследования памяти сделали возможным объединение самостоятельных взглядов с позиций истории, антропологии, психологии и социологии в контексте постструктуралистских теорий идентичности, политики образа, исторических нарративов. Для некоторых областей знаний появление memory studies в какой-то степени представляло угрозу, для других оно служило зоной роста и расши-
рения. Потенциальную угрозу новой области знания усматривали представители исторических наук из-за подразумеваемой критики исторических исследований, содержащейся в некоторых работах, связанных с изучением коллективной памяти. Однако такие опасения оказались необоснованными, так как в рамках исторических наук и историографии появляются интереснейшие работы, рассматривающие вопросы памяти. В рамках культурологии, визуальных и медиаисследований, коммуникативи-стики вопросы изучения памяти тоже нашли свое отражение, однако в этих дисциплинах они служили лишь расширению тематического охвата дисциплин и позволяли развивать междисциплинарные исследования [2].
Понятие памяти используется исследователями различных дисциплин в обширном количестве значений. С одной стороны, интерес к памяти может послужить объединяющей темой для различных областей научного знания. С другой - разнообразное использование понятия может привести к непониманию и нарушению теоретической целостности дисциплины memory studies. Сложность проведения исследования коллективной памяти заключается в необходимости поиска пересечений и консенсуса между различными теоретическими моделями памяти, представленными в разных областях знания, когда это представляется плодотворным. В то же время необходимо с осторожностью подходить к заимствованию концепций из других научных дисциплин, чтобы избежать простого переноса понятий, объясняющих функционирование индивидуальной памяти, на явления коллективной памяти, обладающие другой сущностью.
Методы
Теоретико-методологическим основанием представленного исследования является теория коллективной памяти, на основании которой можно анализировать прошлое не как сформированную данность, а как сущность, подвергающуюся переосмыслению и интерпретации. Теорию коллективной памяти разрабатывали следующие исследователи: М. Хальбвакс, М. Блох, А. Варбург, Ян и Алейда Ассманн, Дж. Олик, А. Эрлл. Вопросами культурной памяти, в частности, занимались Ян и Алейда Ассманн, А. Эрлл, В. Фортунати и Е. Ламберти, Д. Харт; политическую память среди прочих изучали К. Ходкин и С. Рэдстоун, Дж. Олик, Е. Мейер; Д. Ловенталь указывал на взаимосвязь понятий идентичности и культурной памяти, изучал феномен культурного наследия параллельно с Л. Смит, Б. Грехемом и П. Ховардом.
В современных российских memory studies большое значение приобретает культурно-историческая психология, диалогический подход, семиотика, актуализируется теоретическое наследие Л.С. Выготского, А.Р. Лурии, М.М. Бахтина, Ю.М. Лотмана. Отечественные исследователи привносят вклад в развитие дисциплины memory studies, в основном, в области эмпирических исследований российской идентичности, способов трансляции коллективной памяти, исторических представлений российской молодежи и т.д. Теоретические работы посвящены вопросам идентичности, функционирования национальной и групповой идентичности в условиях глобализации, а также конструированию забвения, актуального для российских коммемора-тивных стратегий. Основными авторами, работающими в направлении изучения вопросов коллективной памяти, являются Ю. Лотман, К. Разлогов, А. Васильев, В. Касамара, Т. Емельянова, Н. Кочеляева, О. Астафьева, Д. Аникин.
Однако как зарубежные, так и российские исследователи занимались рассмотрением отдельных феноменов memory studies, не говоря о целостной системе понятий и их взаимосвязи в рамках данной дисциплины. Таким образом, подобного обзора в академической литературе на сегодняшний день представлено не было. Детальное рассмотрение теоретических трудов, внесших вклад в развитие исследований вопросов коллективной памяти, позволило автору выявить ключевые разновидности коллективной памяти (культурную, политическую, социальную, коммуникативную) и обозначить их отличительные характеристики, разграничить понятия в рамках memory studies и сформировать их систему, проследить взаимосвязь между феноменами коллективной памяти, идентичности и культурного наследия.
Результаты и их обсуждение
Становление концепта коллективной памяти
Научный бэкграунд ученых 1980-х гг., интересовавшихся вопросами той области, которая будет позже обозначена термином «memory studies», обязательно включал знание идей ком-меморативных ритуалов Э. Дюркгейма, высказанных в «Элементарных формах религиозной жизни», концепции «политического мифа» в работах Генри Тюдора, понимание значимости нарратива в конструировании идентичности, описанной философами Алистером Мак-Интайром и Дэвидом Карром. Основоположниками концептуальных основ memory studies были Эдвард Шилз, исследовавший природу традиций, Э. Хобсбаум и Т. Рэйнджер - авторы
работы «Изобретение традиций», изучавшие явление, но не использовавшие сами термин «коллективная память»; Барри Шварц, опубликовавший научный труд «Социальный контекст коммеморации»; Д. Ловенталь, обсуждавший научные результаты М. Хальбвакса в своей работе «Прошлое - чужая страна», которая, однако, больше внимания уделяла культурному наследию и идентичности, чем коллективной памяти [3, c. 24]. Таким образом, к началу 80-х появился определенный круг авторов, разрабатывавших идеи, которые позже были включены в тематическое поле исследований памяти, однако не использовавших уже устоявшуюся терминологию memory studies.
Дж. Олик полагает, что именно М. Хальб-ваксу удалось произвести убедительное разграничение между коллективной памятью как социологическим явлением и индивидуальной психологией, а также новаторски применить теории коллективных репрезентаций Э. Дюрк-гейма к вопросам памяти на групповом уровне [3]. В 1998 г. Дж. Олик совместно с Джойс Роб-бинс предпринял попытку объединить существующий материал, рассматривающий круг вопросов памяти, идентичности, традиций, коммемораций, в единую область знания. Результат данной работы был опубликован в эссе в журнале Annual Review of Sociology. Олик и Роббинс предложили обозначить новую область знания как social memory studies - «исследования социальной памяти». Авторы утверждали возникновение «непарадигматической», трансдисциплинарной сферы науки [4].
Как отмечает Астрид Эрлл, «в 1900-х исследователи, представляющие различные дисциплины и страны, заинтересовались взаимосвязью между культурой и памятью: в первую очередь, Зигмунд Фрейд, Анри Бергсон, Эмиль Дюркгейм, Морис Хальбвакс, Аби Варбург, Арнольд Цвейг, Карл Мангейм, Фредерик Барт-летт и Уолтер Беньямин» [5, c. 17].
Однако в это время еще было слишком рано говорить о зарождении новой научной дисциплины, так как исследования этих ученых были по большей мере дистанцированы друг от друга. Тем не менее интерес к данной теме уже в начале XX века стал очевидным.
Первое использование термина «коллективная память» связано с работами М. Хальбвакса 1925 г. Он объединил передовые идеи философа А. Бергсона и социолога Э. Дюркгейма, которые рассматривали актуальные процессы европейской цивилизации с различных позиций [6]. Сам термин был примерно в то же время использован коллегой Хальбвакса М. Блохом в 1925 г. [7]. М. Блох, однако, критически отно-
сился к попыткам М. Хальбвакса перенести психологические характеристики индивидуальной памяти на коллективный уровень [6].
Эмиль Дюркгейм впервые обозначил идеи, значительно повлиявшие на возникновение и дальнейшее развитие memory studies как научной области. Он заявил, что общее видение прошлого способствует формированию солидарности внутри группы [8]. С целью поддержания стабильности общественного образования проводятся повторяющиеся ритуалы, с помощью которых сохраняется и воспроизводится сакральное прошлое. В процессе изучения религиозных ритуалов в традиционных обществах автор вводит понятие коммеморативных ритуалов и определяет подобные действия в качестве носителей ценностей реального или мифологического прошлого. Э. Дюркгейм описывает коммеморативный ритуал как церемонию, направленную на представления мифологизированной истории предков [8]. Цель подобных ритуалов заключается в актуализации прошлого в настоящем посредством драматической репрезентации. Участие в ритуалах позволяет группе людей прожить сакральные события прошлого на высокоэмоциональном уровне и посредством этого усилить собственное чувство идентичности. Помимо функции формирования и сохранения идентичности ритуалы обладают образовательной функцией, так как, возвращаясь к прошлому, мы получаем возможность оценить роль и место определенных событий в истории. Кроме того, это позволяет вынести и усвоить моральные уроки прошлого в настоящем. Э. Дюркгейм заявляет, что базовые принципы функционирования коммеморативных ритуалов сохраняются неизменными в современных обществах относительно их роли в традиционных [8].
М. Хальбвакс, будучи учеником и последователем идей Дюркгейма, считается отцом-основателем memory studies как дисциплины. Он первым использовал термин «коллективная память» и развивал идеи социальной обусловленности памяти, как индивидуальной, так и коллективной, указывал на социальную обусловленность памяти, обращаясь к понятию «социальных рамок» памяти [9]. Человек, вспоминающий некоторое событие прошлого, помещает это воспоминание в социальный и исторический фреймворк, формируя таким образом собственное отношение к событию. Несмотря на уникальность памяти каждого отдельно взятого индивида, она всегда основывается на общих установках группы, частью которой этот человек является [10]. Коллективную память нельзя рассматривать как простое множество
индивидуальных воспоминаний участников группы, в коллективной памяти данные комме-морации приводятся к единству, целостности и непротиворечивости. Историческая коллективная память может существовать только посредством коммуникации. Таким образом, индивид может сохранять воспоминания не только о тех ситуациях, свидетелем которых он является, но и о тех, о которых ему было рассказано. В результате, существенное отличие коллективной памяти от индивидуальной заключается в том, что коллективная память может «пережить» во времени последнего свидетеля какого-либо события. «Социальные рамки памяти служат инструментом, взятым на вооружение коллективной памятью для воссоздания образов прошлого, которые в данный момент соответствуют ключевым идеям обозначенного общества» [10, c. 58]. Социальные рамки определяют, что и каким образом мы вспоминаем. Группы придают индивиду стимул для воспоминания, форму коммеморации и зачастую содержание [6].
М. Хальбвакс внес вклад в понимание коллективной памяти по трем основным направлениям: 1) посредством внедрения и разработки ценного понятия «социальные рамки памяти»;
2) занимался изучением семейной памяти и других персональных коммеморативных практик, которые важны для понимания устной истории;
3) в процессе изучения памяти религиозных сообществ выделил топографические аспекты коллективной памяти, предвосхищая появление понятия «места памяти» («lieux de memoire»).
Немецкий исследователь Аби Варбург начал исследование коллективной памяти одновременно с М. Хальбваксом - в 1920-х гг. Однако вместо использования термина «коллективная память» А. Варбург описывал феномен посредством термина «социальная память» [11]. Вар-бург был заинтересован в большей степени в обнаружении социальной памяти в произведениях искусства. Он считал, что художественные работы передают культурную идентичность эпохи и общества, в котором они были созданы. Изображения, символы и жесты и, в том числе, случаи их использования в произведениях искусства автор исследовал в своей главной работе - «Атлас «Мнемозина». По словам А. Вар-бурга, изображения, символы и жесты содержат социальную память, распространенную по «вспоминающему сообществу». Символы, запечатленные в произведении искусства, представлялись А. Варбургу хранилищами памяти. А. Варбург стремился проследить новую жизнь и использование архаических символов древних времен в западноевропейском искусстве не в качестве осознанной стилизации, а как бессо-
знательный опыт архаических слоев античной культуры [6]. Автора интересовало духовное взаимодействие произведений искусства с историческим материалом. Таким образом, Аби Варбург впервые начал изучать вопросы «материальных мест хранилища» коллективной памяти в произведениях культуры, что позволяет рассматривать его в качестве первооткрывателя пути к изучению культурной памяти.
Культурная память
Сам термин «культурная память» впервые был введен в научный оборот немецким ученым Яном Ассманном [12]. Я. Ассманн выделяет две разновидности коллективной памяти и разграничивает понятия коммуникативной и культурной памяти. Коммуникативную память определяет ее короткий жизненный цикл, срок ее формирования в рамках одного поколения. Коммуникативная память не закрепляется в определенных «точках фиксации». Культурная память формируется веками и сохраняется в материальных и нематериальных носителях, к которым Я. Ассманн относит монументальные конструкции, письменные источники, визуальные носители, церемонии и ритуалы [12].
Я. Ассманн описывал феномен культурной памяти, используя в качестве примера древние египетские культы, в том числе культ погребения мертвых. Он стремился показать, что гробница, как и символы, изображенные на ней, функционируют не только как единичный способ превознести умершего над временем, но и как передатчик культурной памяти. Понимание мира и самоидентификации древних египтян передавались через единство визуальной традиции изображения символов и наделения их смыслом. Я. Ассманн считает коммеморацию усопших живущими первоначальной формой культурной памяти.
Еще одним исследователем памяти как коллективного феномена стала Алейда Ассманн. А. Ассманн внесла вклад в обсуждение роли и функции памяти о прошлом, отметив, что современные историки лишились своей авторитетной позиции в определении и репрезентации событий прошлого. В настоящее время обязанность формировать коллективную память лежит на самом обществе, его задачей становится отбор событий и формы их коммеморации. Формирование памяти снизу вверх (через сообщества памяти, инициируемые вспоминающими группами ритуалы и т.д.) получило такую же значимость, как и формирование официального нарратива памяти сверху вниз (установка мемориалов, школьные учебники истории, государственные СМИ и др.).
А. Ассманн разделяет мнение М. Хальбвакса о том, что память существует исключительно внутри социальных рамок. Исследователь указывает на существование множественного числа личного местоимения «мы», которое говорит о том, что человек постоянно становится участником групп и, в результате этого, разделяет их идентичность [13]. Эти группы могут включать в себя семью, нацию или целую культуру. Чтобы стать полноценным участником группы, человек должен знать ее историю, которая, как правило, во временных рамках превышает продолжительность его жизни. Таким образом, история группы становится предметом научения и запоминания посредством различных материальных носителей. Автор видит различие между памятью группы и общим знанием в элементе построения идентичности. А. Ассманн полагает, что индивид может одновременно принадлежать к различным социальным группам, чьи воспоминания могут пересекаться. Разделение коллективной памяти группы является необходимым элементом построения чувства идентичности. Исследователь различала несколько типов памяти в зависимости от их распространенности во времени и пространстве, зафиксиро-ванности или динамичности, количества носителей. Эти характеристики позволили автору выделить четыре разновидности памяти: индивидуальную, социальную, политическую и культурную [13]. Социальная и культурная память в этом случае различается по принципу продолжительности существования. Как правило, социальная памяти существует только в рамках жизненного цикла одного поколения, так как передается в процессе коммуникации между живущими участниками вспоминающего сообщества. А. Ассманн определяет этот промежуток как 80-100 лет. В течение этого времени социальная память сохраняет способность устно передаваться между участниками группы -до смерти последнего очевидца исторических происшествий. Культурная память, согласно А. Ассманн, обладает более длительным периодом функционирования, кроме того, она чаще институциализируется посредством организаций и материальных и нематериальных хранителей.
Политическая память также институциали-зирована и направлена от правящих структур к населению. Обычно подобный тип памяти транслируется с помощью символических объектов, политическая память «сконструирована, поставлена (с элементом драматических сюжетов), использована и злоупотреблена для выполнения политических действий и формирования групповой идентичности» [14, а 220]. Символическое наполнение политической памяти
более прямолинейно и однородно по сравнению с памятью культурной. Оно призвано доносить до участников группы единую идею. В то время как символическая структура культурной памяти требует активного участия ее реципиентов в индивидуальных процессах восприятия и понимания, подразумевает такие действия, как чтение, письмо, критическое мышление, изучение.
Тот факт, что оба типа памяти конструируются с целью длительной продолжительности во времени, не указывает на то, что они перманентно зафиксированы. Как политическая, так и культурная память могут оспариваться, и как раз эти дискуссии вокруг памяти поддерживают ее жизнеспособность.
На современном этапе развития memory studies термин «культурная память» продолжает оставаться в некоторой степени неоднозначным. Представим важные подходы к пониманию этого понятия с целью выделения ключевых отличительных характеристик культурной памяти. Астрид Эрлл полагает, что в настоящее время «медиа, такие разнообразные практики и структуры, как мифы, памятники, историография, разговорные воспоминания, конфигурации культурного знания и нейросети могут быть включены в поле широкого понятия культурной памяти» [5, с. 49]. Во введении к Cultural Memory Handbook А. Эрлл дает общее определение культурной памяти, не вдаваясь в конкретные детали. Автор обозначает данный тип памяти как связь между прошлым и настоящим в социокультурном контексте, указывающая на неизбежное включение прошлого в актуальный контекст современности [15, c. 11]. Подобное определение дает возможность включить разные уровни воспоминания в поле значения термина, начиная от индивидуальных воспоминаний, сформированных в социальном контексте, и заканчивая транснациональными местами памяти. В таком случае изучение культурной памяти включает в себя анализ институтов, ритуалов и медиа, конструирующих разделяемое прошлое группы. Использование понятия «памяти» для описания подобных процессов представляется несколько метафоричным. Оно подчеркивает, что разделяемое прошлое реконструируется посредством выбора событий и ориентации на будущее, основанной на нуждах и целях настоящего. Поле изучения культурной памяти позволяет охватить исследования как целенаправленного построения нарративов и формирования идентичностей, так и неявного ненамеренного культурного воспоминания через наследованную, визуальную или телесную память.
В рамках термина «культурная память» заключено более широкое и антропологическое
понимание культуры, несводимое исключительно к культурным институтам и продуктам, но исследующее образ жизни сообществ и сеть смыслов, циркулирующих внутри них [15]. Культурная память объединяет символические, материальные и функциональные элементы [16].
В. Фортунати и Е. Ламберти утверждают, что культурная память представляет собой сложную сущность, которая отражает не только исторические факты и опыты кого-либо индивида или группы, но и восприятие данных фактов и опытов в настоящем [17]. Несмотря на точто событие остается прежним, посредством коммеморации оно приобретает новые значения. Таким образом, неизменная и зафиксированная версия прошлого недостижима. Память не представляет собой зафиксированное состояние, она является процессом, который развивается во времени в зависимости от условий настоящего. Процесс создания культурной памяти в большой степени определяется социальными взаимодействиями, его окружающими. Это позволяет объяснить динамику памяти, ее изменяемость во времени.
В целом, основной характеристикой культурной памяти является то, что она генерирует и служит хранилищем норм и ценностей, превосходит временной промежуток жизни отдельно взятого человека и формирует идентичность группы [18]. Сконструированные общие образы идентичности сакрализируются посредством религиозных, исторических, литературных или правовых традиций. Принятие норм и ценностей происходит в процессе обсуждения разделяемого прошлого опыта группы, выраженного в структурах коллективной памяти [18].
Рассмотрев теоретические работы различных авторов, можно выделить основные характеристики, определяющие культурную память:
- закрепленность в институциональных формах и медиация;
- отражение не фактических событий прошлого, но их избирательная репрезентация;
- использование контекста настоящего для определения значения событий прошлого;
- отсутствие стабильности и монолитности, развитие и изменение в процессе человеческого взаимодействия и оспаривания;
- ключевая роль в формировании идентичности группы;
- установка набора норм и ценностей в настоящем через интерпретацию прошлого.
Политическая память
«Взаимоотношения настоящего с прошлым обладают как историческими, так и политиче-
скими предпосылками. Центральная роль в понимании данного взаимоотношения отводится дискурсу памяти» [19, а 15].
Дж. Олик отмечает, что философское понятие «исторического сознания» тесно взаимосвязано с коллективной идентичностью как в более широком смысле, так и в более узком - с политическим использованием образов прошлого [20].
Память играет значительную роль в политической жизни, так как с каждой сменой режима появляется необходимость установить место и понимание событий прошлого [21]. Выстраивание наполнения памяти выполняет функцию легитимизации существующего режима - представление определенной интерпретации событий прошлого призвано оправдывать политический курс, выбранный в настоящем. Формирование современной реальности через политику памяти соотносится с легитимностью отдельного политического деятеля или политического порядка в целом. Те взгляды, которые политическая система имеет на прошлое, определяют ее модель развития и позицию в глобальном сообществе. Легитимность определенных взглядов и, соответственно, памяти зависит от публичной коммуникации внутри общества. Память, выстраиваемая политическим режимом, оказывает влияние на «политическую публичную сферу, академические исследования, образование, культурные репрезентации посредством произведений искусства, а также ин-ституциализированные коммеморации через памятники, музеи и мемориальные дни» [21, а 178]. Видение прошлого помогает формировать политический нарратив, который определяет отношения между историей и обществом. Различные интерпретации обсуждаются в общественной сфере, что служит валидизации их легитимности. Подобные дискуссии, существующие вокруг интерпретаций разделяемых смыслов, указывают на глубинные отношения между властью, интересами и ценностями, определяющими путь общественного развития.
Е. Мейер использует термин «политика прошлого», который по своему содержанию оказывается очень близок понятию политической памяти, если абстрагироваться от привязки к коннотациям немецкой истории, которые сформировались при изначальном использовании Фреем. Согласно позиции автора, политика прошлого формируется через амнистию, интеграцию и демаркацию [21]. Политика прошлого имеет дело с практико-политическими действиями, выраженными с помощью символов. Другое понятие «политика истории» объясняет историю сообщества и политически окрашенные диспуты, окружающие ее значение. Таким обра-
зом, данный термин также находится в тесной взаимосвязи с понятием политической памяти. Обсуждения политики истории/ политической памяти в меньшей степени затрагивают фактическую точность событий и уместность существующих интерпретаций, но скорее фокусируются на смысловом взаимоотношении прошлого, настоящего и будущего. Следовательно, основным интересующим вопросом является не научная точность репрезентации прошлого, но скорее способ его передачи, основной рассказчик, медиа, намерения и последствия коммуни-цирования опыта прошлого. В целом, политика истории/политика памяти, по существу, является выражением интерпретации истории политическими деятелями в публичной сфере с целью легитимизации существующего политического режима.
Основные создатели и институты, участвующие в трансляции политической памяти, стремятся не только презентовать историю с точки зрения собственных интересов, но и использовать ее для политической выгоды. Это происходит с помощью вынесения выбранных событий и вопросов в поле публичного обсуждения, в основном через использование СМИ. Е. Мейер отмечает, что общественные обсуждения контролируются не только политиками, но и теми группами лиц, которые обладают привилегией доступа к трансляции смыслов в публичной сфере - академическим сообществом, журналистами, деятелями культуры. Анализируя различные типы памяти, предложенные А. Ассманн, Е. Мейер делает вывод, что переход от коммуникативной к культурной памяти всегда требует принятия политического решения, так как этот переход требует закрепления памяти в инициированных официальными структурами материальных или нематериальных носителях - мемориалах, коммемора-тивных датах, музеях и т.д. [21].
Дж. Олик тоже придерживается мнения, что коллективная память может выступать значимым политическим инструментом и часто оказывается задействована политическими структурами [20]. Из-за того, что интерпретация событий прошлого часто является спорной, официальные репрезентации памяти должны конкурировать с «контрпамятью».
Акторы, транслирующие репрезентации прошлого в публичной сфере, формируют доминирующую память. Термин «доминирующая память» указывает на силу и убедительность, которой она обладает при представлении исторических репрезентаций, ее воплощение в институтах власти и роль, которую она выполняет при сохранении единогласия в политике [22]. Но при
этом доминирующая память не является стабильно зафиксированной и разделяемой всеми. Публичная сфера сталкивается с конкурирующими версиями прошлого. Доминирующая память, сформированная внутри управляющих общественных институтов, как правило, не основывается исключительно на критериях правдивости.
Характеристики политической памяти во многом совпадают с характеристиками памяти культурной. Однако ключевое различие между ними находится в целеполагании. Культурная память формирует идентичность, политическая память создает легитимность. Культурная память может включать в себя как официальную память производящей стороны, формируемую сверху вниз (от правящих структур к населению), так и публичную память, которая может соглашаться или оспаривать официальный нар-ратив; подобная память выстраивается снизу вверх. Таким образом, культурная память может быть понята как более широкий термин в сравнении с политической, являющейся исключительно официальной, более однородной и прямолинейной, представленной посредством административных структур, ключевых про-государственных СМИ, школьного учебного расписания. Политическая память формирует единый нарратив, не допускающий существования противоречащих ему интерпретаций.
Память, идентичность и культурное наследие
Культурная память неотделима от понятия идентичности. Национальная версия прошлого и понимание места, которое нация занимает в настоящее время, играет существенную роль в процессе формирования и реактуализации ее идентичностии.
Д. Ловенталь утверждает, что чувство идентичности является ключевым для регулирования политики страны, что наделяет особой значимостью понимание процесса выстраивания идентичности. Культурное наследие служит основой для построения идентичности. Оно может быть официальным и неофициальным, произведенным публичным или частным сектором. Д. Ловенталь полагает, что культурное наследие представляет прошлое определенным образом, чтобы служить целям настоящего. Он описывает его как «культурный продукт или ресурс с социальными или политическими функциями» [23, с. 142].
Г. Пекхам определяет культурное наследие как форму коллективной памяти, которая наделяет значимостью не материальные артефакты или нематериальные реконструкции прошлого, но то значение, которое им приписывается и которое их окружает [24]. Не все историческое
прошлое становится частью культурного наследия, а его смысловое наполнение формирует нормы и убеждения в обществе. Данное смысловое наполнение, однако, может изменяться в разных культурах и поколениях. Понимание культурного наследия в обществе отражает позицию доминирующих групп (политических, этнических, религиозных), которую Л. Смит обозначает как «авторизированный дискурс культурного наследия» (authorized heritage discourse) [25]. Количество потенциальных участников обсуждения культурного наследия в глобальных сообществах усложняет бинарное разделение между «инсайдером» и «аутсайдером», жертвой и преследователем, колонизатором и колонизируемым.
Появление интереса к культурному наследию можно проследить в XIX веке, когда значимую роль стали играть понятия принадлежности к территории. Кроме того, наследие стало ответом на дискурс гегемонии как свидетельство разнообразия и плюральности мира. Культурное наследие сочетает в себе свойства всеобщего знания, культурного феномена и политического ресурса. Культурное наследие отражает желание запомнить, сохранить определенное событие или культурный феномен для будущего. Таким образом, его можно рассматривать как «перспективу памяти» [25]. Разделяемые убеждения и взгляды играют важную роль в сохранении «чувства общности и культурной солидарности, которая важна для формирования и легитимизации каждой национальной идентичности» [23, c. 63].
Согласно Л. Смиту, идентичность обладает тремя основными характеристиками: чувство принадлежности к группе, дистанцирование себя от «другого» и установка ценностей и убеждений [26]. Понятия культурного наследия и идентичности тесно взаимосвязаны, однако не все аспекты идентичности могут быть выражены через наследие. Связь между идентичностью и наследием часто концентрируется на отношениях власти, которые возникают при использовании культурного наследия с целью социального контроля, и на нации как целостности, которая заключает в себе эти отношения.
Аллан Мегилл говорит о том, что сообщества особенно нуждаются в работе памяти в моменты глобальных потрясений или травмирующих событий. В таких случаях коммемора-тивная деятельность особенно обостряется и служит укреплению групповой идентичности, которая может находиться под угрозой [26]. Автор указывает, что исследователи, развивавшие вопросы memory studies на более ранних этапах становления дисциплины, полагали, что
коллективная память сообщества базируется на уже существующей закрепленной идентичности. Согласно этой позиции, именно монолитное чувство идентичности играет главную роль в формировании репрезентаций прошлого, коррелирующих с образом группы [26]. Однако в настоящее время мы часто сталкиваемся с ситуациями, когда идентичность еще не установлена. В таком случае работа памяти становится необходимой для создания самой идентичности. Вопросы построения идентичности через работу памяти исследуются в работах Б. Андерсона, где автор использует понятие «воображаемых сообществ» [27]. Идентичность этих воображаемых сообществ формируется в процессе ком-меморации и забвения.
Заключение
В ходе исследования были выявлены социологические основания становления memory studies как отдельной области знания. Родоначальником главного концепта memory studies -«коллективной памяти» - стал М. Хальбвакс, впервые употребивший данный термин. Кроме того, он предложил идею о существовании «социальных рамок памяти», которые определяют ее содержание в зависимости от той группы, к которой принадлежит индивид. Был проведен сравнительный теоретический анализ разновидностей коллективной памяти. Ключевое различие между культурной и политической памятью заключается в целеполагании. Культурная память формирует идентичность и предполагает больший простор для интерпретаций и дискуссий, политическая память призвана формировать легитимность, является официальной и односторонней. Разница между культурной и социальной/коммуникативной памятью лежит в сроке существования. Социальная память транслируется в рамках поколенческого цикла, в то время как культурная фиксируется в материальных/нематериальных местах памяти и может существовать на протяжении столетий.
Полученные результаты исследования внесут вклад в дальнейшее развитие memory studies и их становления в качестве отдельной дисциплины. Произведенный обзор и разработанная система понятий может быть использована рядом исследователей проблем построения идентичности групп, способов работы со сложным прошлым, репрезентации исторических событий в настоящем, функционирования сообществ памяти.
Список литературы
1. Roediger H., Wertsch J. Creating a new discipline of memory studies // Memory Studies. 2008. Vol. 1 (1). P. 9-22.
2. Sturken M. Memory, consumerism and media: Reflections on the emergence of the field // Memory Studies. 2008. Vol. 1(1). P. 73-78.
3. Olick J. «Collective memory»: A memoir and prospect // Memory Studies. 2008. Vol. 1 (1). P. 23-29.
4. Olick J., Robbins J. Social memory studies: From «collective memory» to the historical sociology of mnemonic practices // Annual Review of Sociology. 1998. Vol. 24. P. 105-140.
5. Erll A. Memory in culture. London: Palgrave Macmillan, 2011. 209 p.
6. Olick J. The collective memory reader. Oxford: Oxford University Press, 2011. 497 p.
7. В loch M. Mémoire collective, tradition et coutume: À propos d'un livre recent. Paris: La renaissance du livre, 1925. 83 p.
8. Дюркгейм Э. Элементарные формы религиозной жизни. Тотемическая система в Австралии. М.: ИД «Дело», 2018. 736 c.
9. Хальбвакс М. Социальные рамки памяти. М.: Новое издательство, 2007. 348 c.
10. Halbwachs M. On collective memory. Chicago: The University of Chicago Press, 1992. 254 p.
11. Warburg A. Atlas Mnemosyne. Rome: Ediciones Akal Sa, 2010. 192 p.
12. Assmann J. Cultural memory and early civilization: Writing, remembrance and political imagination. Cambridge: Cambridge University Press, 2012. 319 p.
13. Assmann A. Cultural memory and western civilization: Functions, media, archives. Cambridge: Cambridge University Press, 2011. 410 p.
14. Assmann A. Memory, individual and collective // The Oxford Handbook of Contextual Political Analysis. Oxford: Oxford University Press, 2006. P. 210-226.
15. Erll A., Nunning A. (eds.) Cultural memory studies: An international and interdisciplinary handbook. Berlin: de Gruyter, 2008. 441 p.
16. Nora P. Between memory and history: Les Lieax de Memoire // Representations, 1989. № 26. Special Issue: Memory and Counter-Memory. P. 7-24.
17. Fortunati V., Lamberti E. Cultural memory: a European perspective // Erll A., Nunning A. (eds.) Cultural Memory Studies: An International and Interdisciplinary Handbook. Berlin: de Gruyter, 2008. P. 127-141.
18. Harth D. The invention of cultural memory // Erll A., Nunning A. (eds.) Cultural Memory Studies: An International and Interdisciplinary Handbook. Berlin: de Gruyter, 2008. P. 85-97.
19. Hodgkin K., Radstone S. Contested pasts: Politics of memory. New York: Routledge, 2003. 284 p.
20. Olick J. The Politics of Regret. New York: Taylor & Francis Group, 2007. 240 p.
21. Meyer E. Memory and politics // Erll A., Nun-ning A. (eds.) Cultural Memory Studies: An International and Interdisciplinary Handbook. Berlin: de Gruyter, 2008. P. 173-181.
22. Popular Memory Group. Popular memory: theory, politics, method // Olick J. (eds.) The Collective Memory Reader. Oxford: Oxford University Press, 2011. P. 254-261.
23. Lowenthal D. The heritage crusade and the spoils of history. Cambridge: Cambridge University Press, 1998. 358 p.
24. Graham B., Howard P. The Ashgate research companion to heritage and identity. Aldershot: Ashgate, 2008. 474 p.
25. Smith L. Uses of heritage. New York: Routledge, 2006. 368 p.
26. Megill A. History, memory, identity // History of the Human Sciences. 1998. Vol. 11(3). P. 37-62.
27. Anderson B. Imagined communities: reflections on the origin and spread of nationalism. London: Verso, 2006. 240 p.
FORMATION OF MEMORY STUDIES AS A SEPARATE FIELD OF KNOWLEDGE: KEY RESEARCH TOPICS AND CONCEPTS
A.A. Nechaeva
St Petersburg State University
The concept of memory has been of interest to researchers and philosophers since the dawn of the history of human thought. Memory has become the object of research of various scientific disciplines, including Psychology and Neurobiology, History, Political Sciences, Culture Studies, Media Studies and Literature Studies. However, in the beginning of the 20th century memory began to also be seen as a collective phenomenon, bringing in into the field of Sociology research interest as well. The growing since the 1980s number of research into the issues of community identity building, the analysis of meaning given to the past in the present, the identification of narratives that define the moral-value societal orientation has called for a necessity to institutionalize Memory Studies as a separate field of knowledge. This process is not yet finalized.
The goal of Memory Studies institutionalization is actively pursued by, for example, the established in 2016 Memory Studies Association and existing since 2008 Memory Studies journal. Nevertheless, the ideas promoted through them have not been fully disseminated among the global academic community yet. Due to the interdisciplinary background of Memory Studies, there is still an amount of controversy between academics in the interpretation of notions, defining the research topics and establishing the methodological apparatus.
In the given paper, we aimed to define the general plurality of concepts and issues of Memory Studies, which will make an input into its institutionalization. We have analyzed a range of academic works that allowed us to evaluate the theoretical foundations of Memory Studies and conceptualize the notions applied. Our main tasks were: to follow the establishment of the "collective memory" notion as well as its categories (cultural memory, political memory, social memory) and to analyze the relation between the concepts of identity, cultural heritage and collective memory.
Keywords: Memory Studies, collective memory, cultural memory, political memory, identity, cultural heritage.
