CC BY
343
СОЦИОЛОГИЯ КУЛЬТУРЫ
УДК 316.1/316.7
В. Л. АБУШЕНКО,
кандидат философских наук, доцент,
Институт социологии НАН Беларуси, г. Минск
СТАНОВЛЕНИЕ КУЛЬТУР-СОЦИОЛОГИЧЕСКИХ ДИСКУРСОВ В социальном ЗНАНИИ: ПРЕДЕЛьНАЯ РАмКА
Рассматриваются основные векторы становления культур-социологии. Выделяются этапы ее развития. Анализируются национальные контексты ее формирования. Культур-социоло-гия понимается как отличная от линии Дюркгейма-Парсонса версия теоретического социологического знания. Проводится различие между социологией культуры и культур-социологией. Выясняются перспективы развития культур-социологии на постсоветском пространстве.
Ключевые слова: культур-социология, социология культуры, социология знания, репрезентативная культура, неклассика, постнеклассическое знание, методология, предмет исследования, М. Вебер, Дж. Александер, Ф. Тенбрук, Л. Ионин.
Необходимо различать два принципиально различных подхода к исследованию культуры и ее феноменов в социологическом знании [2]. В традиционно понимаемой социологии культуры (как социологической субдисциплине) была предпринята попытка описания и анализа культуры на уровне теории среднего уровня (отраслевой социологии) в аспекте включенности культурной компоненты в социальную жизнь общества и его подсистем (культура труда, быта и т. д., политическая, экономическая и т. д. культура) и/или в аспекте выявления специфической области (сферы) культуры (духовной жизни, сферы производства интегрирующих (со)общество культурных образцов) как в институциональном, так и в поведенческом срезе, т. е. как особой предметности (особого предмета) социологического изучения. В неоклассическом социологическом знании, уходящем своими истоками в структурно-функциональный анализ, культура рассматривается как специфическая подсистема общества, наряду, например, со сферами политики и экономики.
В случае культур-социологии речь ведется о социологическом изучении культуры как предельной рамки генерирования и воспроизведения социальной жизни. Такой тип социологического дискурса потребовал переформулировки классического методологического принципа социологизма, сформулированного Э. Дюркгеймом и по умолчанию принятого, хотя постоянно и оспаривавшегося социологической неоклассикой в концепциях и теориях, квалифицируемых в рамках «социологического психологизма». Социальное начинает пониматься и трактоваться либо как социокультурное («слабая программа»
культур-социологии, вполне согласуемая с социологической неоклассикой, хотя и требующая ее существенной переинтерпретации), либо в терминах не только и не столько социокультурного, сколько знаково-текстового («сильная программа» культур-социологии, опять же возможная в двух версиях: в одной из них рассматриваются механизмы взаимодействия «текстового» и «социокультурного» в аспекте порождения новых параметров общественной жизни; во второй, так или иначе, обыгрывается тезис об «исчезновении социального» и порождении квазисоциальных феноменов общественной жизни).
В обоих случаях в культур-социологических дискурсах речь, по сути, идет об объединении (синтезе) «социального» и «культурного» анализов в рамках единого целого и фокус внимания исследователей так или иначе смещается с поиска особой предметности (особого предмета) социологического изучения (при этом происходит неизбежная проблематизация любых вводимых онтологических представлений) на эпистемологический статус так понимаемого знания об обществе. Соответственно возникает и ряд проблем парадигмаль-ной и методологической соотнесенности культур-социологических дискурсов и их дисциплинарной определенности. В последнем случае проблемным становится не только их соотношение с социологической неоклассикой, но и их соположенность (как минимум) с дискурсами культурной (и социальной) антропологии и культурологии (так как она прописывается в русскоязычном дискурсивном пространстве).
В рамках рассмотрения становления социологических дискурсов исследования культуры следует отметить, что конституирование культур-социологии изначально не вписывалось в ту или иную парадигматику и более того -требовало критического переосмысления социологического проекта в целом. Культура и ее феномены исходно не полагались как исследовательское поле ни в «позитивной» версии социологии, берущей свое начало, как считается, в разработках О. Конта, ни в «критической» версии социального знания, возводимой к работам К. Маркса. Обращение социологов к исследованию проблематики культуры следует связывать с теми процессами, которые связаны с общей культурной, социальной и интеллектуальной историей Запада, по крайней мере начиная с последней трети XIX века.
Ее возникновение было инспирировано в значительной мере теми проблемами, которые возникли и обсуждались в европейской (главным образом немецкоязычной) философии того времени и были связаны прежде всего с рефлексией кризиса классической философии и поисками выхода из него. Тотальному пересмотру (сам это процесс начался гораздо раньше) были подвергнуты практически все концепты немецкого трансцендентального идеализма (начиная с понятия субъекта познания, в качестве какового понималось прежде всего «чистое сознание», «познавательная способность как таковая»), принципы универсализма европейских дискурсов и сами методологические основания философского и научного познания.
Эти проблемы не могли не затронуть и социологию, само появление которой можно рассматривать в том числе и как реакцию на «кризис европейского
сознания». С одной стороны, под сомнение была поставлена продуктивность социологического проекта как такового, по крайней мере в том виде, как он был заявлен Контом и прописан затем Дюркгеймом. В этой перспективе социология была расценена как принципиально натуралистически ориентированная по своей сути и с неизбежностью позитивистская по своей методологии. С другой стороны, в связи с этим потребовалось переопределение (как минимум - уточнение) онтологических, гносеологических, а самое главное эпистемологических и методологических основ социологической дисциплинар-ности. Встал вопрос о том, сможет ли социология предложить адекватные ситуации ответы на возникшие вопросы и достойно ответить на критику в свой адрес. Поэтому значительную часть предпосылок возникновения куль-тур-социологии следует искать во многом не в социологии, а за ее пределами - в общем контексте «слома эпох» и в рефлектировавшей его философии, переопределявшей себя в том числе и как культур-философия.
Таким образом, первые социологические проекты, которые с сегодняшних позиций могут быть распознаны как культур-социологические, - понимающая социология М. Вебера и формальная социология Г. Зиммеля, во многом фундировались разворачиванием общих дискурсов специфики (первоначально) «наук о духе» («Geistwissenschaften»; основная фигура - В. Дильтей) и/или (главным образом) «наук о культуре» («Kulturwissenschaften»; основные фигуры - В. Виндельбанд, Г. Риккерт, Г. Коген, а затем прежде всего Э. Кассирер) и соответствующих споров (не утихших до настоящего времени) об особенностях их методологии.
В понимании неокантианцев выход интеллектуальной мысли в область универсального неизбежно приводит к самоопределению ее в терминах куль-тур-философской рефлексии (философия и есть философия культуры - «КиЬиг-рЫ^орЫе» и, наоборот, - философия культуры и есть философия). «Философия жизни» же четко артикулировала глобальность кризиса западной цивилизации, в основе которого лежит кризис европейского типа рациональности и, еще шире, европейской культуры.
В этой перспективе попытки конституировать культур-социологию («КиЬиг-soziologie» с последующим более поздним ее противопоставлением «социологии культуры») лежали в русле общих интенций развития европейского философского и гуманитарного (по)знания, для которого конец XIX - начало XX века во многом ознаменованы установками на выявление специфики культурных оснований европейской цивилизации, а рубеж 20-х годов XX века можно рассматривать как прошедший под знаком «критики культуры». Другое дело, что эти интенции (главным образом немецкоязычной социологии) не были восприняты социологическим мейнстримом, а порожденные ими тексты остались на долгое время на периферии внимания дисциплинарного сообщества или даже (в случае с рядом работ Зиммеля) были маргинализированы в силу их нераспознанности именно как социологических. Это не помешало Т. Парсонсу при определенной избирательности в отборе текстов и их (пере)интер-
претации включить ряд тем веберовской и зиммелевской социологий в корпус неоклассического социологического знания.
Не до конца остался отрефлектирован терминологический переход в немецкоязычных «науках о культуре» от понятий «Geist» («дух») и «Bildung» («образование», «воспитание»), фиксировавшихся на «высших проявлениях (достижениях)» человеческой сути и «овладении ими», к понятию «культура» как характеристике человеческой активности («ее оформленности» и «наде-ленности смыслом»).
Это различение позже так или иначе воспроизводилось в различных по своим методологическим основаниям культур-социологических дискурсах, обозначая отличие «высокой» культуры как от повседневных и/или субкультурных социокультурных практик различных социальных субъектов, так и от практик «массовой» и/или «популярной» культуры.
При недостаточной отрефлектированности этого различения (и его принятия «по умолчанию») предметность культур-социологии схлопывалась до области искусства (хотя она, несомненно, одна из основных ее «предметностей»), в меньшей степени религии, науки и т. д., и соответствующих видов человеческой активности - художественной, образовательной и т. д. С одной стороны, такой ход позволяет, конечно, более четко фиксировать предметные (проблемно-тематические) поля для социологического изучения, но с другой -делает излишними усилия по вычленению собственно культур-социологи-ческих дискурсов, во многом возвращая исследователя в рамку традиционно понимаемой социологии культуры. К тому же соответствующие проблемы искусства, религии, образования и т. д. вполне вписываются в рамки социологических субдисциплинарностей - социологии искусства, религии, образования и т. д. При этом ничто не мешает «плодить» субдисциплинарности под исследование возникающих проблем в рамках массовой культуры, например, или при возникновении новых субкультур.
Однако есть достаточные основания полагать, что исходные дискурсы немецкой культур-социологии удачно, в силу самой корректности постановки исследовательских задач и адекватности (на тот момент времени) избранного методологического оснащения исследовательских практик, смогли избежать подобного рода ловушек. Если говорить предельно упрощенно, то у того же Вебера рассмотрение культуры как сложно устроенной ценностной системы с ядром в виде религиозных ценностей и включением ценностей самого исследователя, принадлежащего той или иной культуре, достаточно аргументировано (опять же на тот момент времени) переводится в комплексное изучение религиозных и трудовых практик (как и иных сложных форм социальной жизни) на уровне их пронизанности культурными и личностными смыслами, с соответствующим построением типологий социального действия, господства (власти) и т. д. В итоге формулируется идея «социологии как эмпирической науки о культуре» и создается концепция рационализации (с полюсами «материальной» и «формальной» рациональности) как основания современного
типа социальности), оказывающаяся способной удержать целостность социологического видения («воображения») и избранный социокультурный срез анализа, не позволяя ему «сваливаться» в излишний антропологизм и не теряя его «предметность».
В период Веймарской Германии эти интенции были развиты прежде всего
A. Вебером (но он так и «остался в тени» брата) и в меньшей степени К. Ман-хеймом (работы которого по исследованию собственно проблематики культуры «остались в тени» его разработок по социологии знания и более поздних послевоенных работ в области социологии образования). Реконструкция же культур-социологической программы М. Вебера пришлась на времена институционализации неовеберианства в постгитлеровской Германии. Развернутый проект восстановления веберовского наследия был предложен, в частности,
B. Шлюхтером [72]. Однако наибольший интерес в рассматриваемом контексте представляет попытка институционализации культур-социологического подхода, предпринятая в 70-е годы XX века рядом немецких авторов (Ф. Х. Тен-брук - глава направления, Х.-П. Турн, В. Липп, А. Хаан, Ю. Шталь, Й. Вайс, В. Хеннис, В. М. Шпрондель, К. Зейфарт и некоторые другие) на основе преодоления междисциплинарных границ и синтеза различных парадигмальных ориентаций в самой социологии, но с сохранением оппонирования теоретикометодологическим установкам англоязычной культурной (и социальной) антропологии.
Данная школа (культур-социологии неовеберианского толка) ориентировалась на выявление значения целостных смысловых конструкций, определяющих стратегии социального действования, на конституирование феноменов социального, взятое в длительной исторической ретроспективе. Для обозначения таких комплексов Тенбрук ввел представление о репрезентативной культуре («reprasentative Kultur»), т. е. такой культуре, которая производит идеи, ценности, значения (смыслы), которые действенны для существующего социального сообщества в силу их фактического (активного или пассивного) признания, что и конституирует эти сообщества (социум является в культуре). Отсюда задача культур-социологии для круга авторов этой школы - установление и истолкование (интерпретация) целостных смысловых комплексов репрезентативной культуры [76]. Особое внимание в этой перспективе они уделяли исследованию религии и искусства, снимая тем самым и границы между культур-социологией и социологиями религии и искусства и развивая веберовскую установку на одновременное исследование «высокой» культуры и ха-битуализированных культурных практик.
Идея «репрезентативной культуры» как очерчивающей поля «предметности» культур-социологических дискурсов в русскоязычной традиции была активно поддержана и развита в работах Л. Г. Ионина: «Репрезентативная культура репрезентирует, представляет в сознании членов общества все и любые факты, которые что-либо означают для действующих индивидов. И означают они для них именно то и только то, что дано в культурной репрезентации. Только это
существует для членов общества и только в этом, т. е. в культурной репрезентации, и существует общество» [26, с. 49-50]. Интересно отметить то, что Ионин при интерпретации Тенбрука акцентирует внимание на «жесткой принудительности» социальных фактов именно как фактов репрезентативной культуры, как «действенных в силу их фактического признания», что явно отсылает к социологическому проекту Дюркгейма и свидетельствует о возможности инкорпорировать его (при, понятно, существенной переинтерпретации и избирательности в отборе дюркгеймовских тематизмов) в рамку культур-социологии. Особенно показательна в этом отношении следующая цитата из ионинской «Социологии культуры»: «Если принять этот ответ, то можно сделать вывод, что все эти жесткие социальные факты являются не чем иным, как фактами культуры. При этом не возникает необходимости противопоставлять культуру и общество. Культурное видение и социальное видение - это просто два разных аспекта видения одного и того же феномена. В любом эмпирическом явлении социальной жизни невозможно отделить «социальную часть» от «культурной части»; здесь налицо, как выразился Тенбрук, «бесшовное соединение» [26, с. 50].
В отличие от версии Ионина, попытка переинтерпретации репрезентативной культуры Тенбрука в терминах «актуальной культуры» [70] (как определяющих «предметность» социологических дискурсов культуры) не представляется достаточно убедительной. Акцент на «актуальности» призван подчеркнуть «функционирующее начало культуры», актуальная культура - это «наличная культура, выражающая в масштабе общества массовое, типичное, господствующее» [70, с. 94], отделенная от «культуры «невостребованной» в данный период». При этом эта сквозная («антропологическая») характеристика культуры должна быть соотнесена с ее «гуманистической, человекотворческой гранью»: «В этом смысле она есть человеческое, личностное измерение истории, выражение изменения самого человека в ходе исторического развития, процесс и мера самоопределения и самореализации человека. Она -средство социализации человека» [70, с. 94]. Представляется, что такое прочтение привносит в понимание «предметности» социологических дискурсов культуры одновременно излишний натурализм и оценочную модальность («Актуальная культура выступает как инвариантный компонент, овладение которым возможно и необходимо для каждого, чтобы быть в состоянии «войти» в современную культуру» [70, с. 96]).
Возвращаясь к немецкоязычным истокам культур-социологических дискурсов, необходимо обратиться к еще одному сюжету (неомарксистская линия влияния на их становление при этом выводится за рамку рассмотрения). Речь идет о связке между социологическим исследованием культуры и антропологической проблематикой в том виде, в каком она сложилась в Германии, т. е. прежде всего о философской антропологии («philosophische Anthropologie»). Связка эта в наших контекстах на данный момент прописана слабо, поэтому можно ограничиться лишь обозначением нескольких принципиальных моментов.
У истоков этого проекта стояли М. Шелер и Кассирер позднего этапа его творчества (что уже само по себе может указывать на наличие связи между дискурсами культур-социологии и философской антропологии). Многие представители этого направления одновременно работали и в философии, и в социологии (Х. Плеснер, А. Гелен, Э. Ротхакер, Х. Шельски), ориентируясь на исследование возможных осознанных и критически рефлексируемых структур человеческого опыта мира.
Согласно основной теоретико-методологической установке философской антропологии, человек сам практически творит мир, в котором живет, он всегда относится к своему совместному с другими бытию («ведет жизнь»), обращаясь, в том числе и прежде всего, к самому себе и к своему сознанию. В целом свойственный культур-социологии антипсихологизм дополняется в случае философской антропологии требованием снятия присущих европейскому сознанию дихотомий (прежде всего разделения человека на субъект и объект познания, на тело и душу) и попыткой построить целостное и синтетическое (вне дихотомии естествознание - гуманитаристика) знание о человеке в мире «естественной искусственности», «опосредованной непосредственности» и «утопического местоположения». Иначе говоря, исходя из «эксцентрической позициональности» человека, который есть «ничто», призванное стать посредством собственных усилий тем, кем он исходно уже есть.
Ориентируясь на природу (в которой человек не укоренен и поэтому есть «недостаточное существо» - идея, сформулированная еще И. Г. Гердером), и Плеснер, и Гелен приходят, по сути, к культуре, снимая саму дихотомию человека естественного и человека культурного. Культура оказывается в конечном итоге тем единственным окружением, в котором только и может «вести жизнь» человек, обеспечивая это «ведение» через социально-институциональный уровень общества. У Ротхакера же развитие тезиса о принципиальной человеческой «открытости миру» смещает акцент на конкретику культурных, языковых, этнических, религиозных человеческих сообществ (на «жизненные стили») и переформулирует весь философско-антропологический проект как проект культур-антропологии (Kulturanthropologie).
Показательно, что и поздняя философская антропология (прежде всего в лице Шельски) приходит к критике самого знаниевого социологического проекта и прежде всего принципа социологизма (на фоне рассмотрения места интеллектуалов в современных обществах) и необходимости очередного пере-обоснования социологии через обращение к самим социокультурным условиям, делающим возможным социологическое мышление.
Подводя некоторый промежуточный итог сказанному, следует отметить, что выше речь шла большей частью об истоках формирования культур-соци-ологических дискурсов и в гораздо меньшей степени о них самих в том виде, в каком они презентированы в социологическом знании в настоящее время. Это связано с двумя основными факторами.
При всем несомненном влиянии М. Вебера на последующее социологическое развитие, прежде всего на становление так называемой интерпрета-
тивной социологии (первой версией которой и являлась, по сути, его понимающая социология), а в этой перспективе и на появление теоретико-методологической перспективы культур-социологии, следует помнить о том, что исследовательская программа Вебера была реконструирована и проинтерпретирована в этом контексте достаточно поздно (60-80-е годы XX века). Наследие Зиммеля как культур-социолога в должной мере не отрефлектировано до сих пор. Фигуры А. Вебера, Манхейма (как культур-социолога), да и Тен-брука малоизвестны и недостаточно влиятельны за пределами национального дисциплинарного сообщества (показательно, что в России, где на Тенбрука в культур-социологических текстах принято ссылаться, нет репрезентативных переводов его работ). Линии же немецкой культур-социологии и философской антропологии, что также уже отмечалось, остались почти «непере-секающимися прямыми». Таким образом, можно с известными допущениями утверждать, что «немецкая» линия развития культур-социологических исследований в значительной мере используется в настоящее время для «обоснования традиции», вписывания культур-социологии в широкий дисциплинарный контекст, аргументации собственных построений и т. д., т. е. в значительной мере как «модернизирующая» реконструкция.
Второй фактор коррелирует с первым. Основное влияние на становление культур-социологии, начиная примерно с 30-х годов XX века, а особенно в период после Второй мировой войны, оказывали инопарадигмальные течения социогуманитарной мысли, связанные преимущественно с франко- и англоязычными контекстами. Собственно же «культурный поворот» в социогума-нитарном знании начинается где-то с конца 60-х годов XX века.
Эта парадигматика (с некоторыми изъятиями, о чем следует сказать отдельно) гораздо лучше проработана и отрефлектирована в русскоязычном соци-огуманитарном и философском пространстве, хотя ее интенсивное освоение началось с большим отставанием по отношению ко времени создания «западных» образцов лишь с середины 80-х годов XX века. Насколько при этом многие из этих введенных в научный оборот текстов «встроены» в культур-социологию - вопрос по-прежнему открытый. Тем не менее есть некоторые основания ограничиться ниже лишь обозначением основных векторов развития данной проблематики.
В рассматриваемом контексте речь должна идти прежде всего о наработках различных версий собственно интерпретативной линии в социологии, выведших исследованиях культур-социологического типа на микроуровень, введших понятия повседневности, интерсубъективности, Другого, и тем самым «реабилитировавших» в социологии «личностный» уровень исследования. Отдельно следует упомянуть исследования механизмов типизации обыденного знания и «релевантизации» различных жизненных перспектив, механизмов ритуализации социальных взаимодействий и стигматизации (шире -социального символизма), фреймовый и ситуационный анализ, изучение языковых, речевых, дискурсивных, знаниевых, игровых и (само)идентификаци-онных практик.
Принципиально важным для развития культур-социологии явилось кон-ституирование социологии знания как области метатеоретических исследований. В частности, в ней были поставлены и разработаны тематизмы знания в культуре, проблематика знаниевых (затем и языковых) способов описания и действования в культуре, многообразия возможных логик и технологий (рациональностей) действования и их социальной эффективности. Фактически проблематика, опознаваемая как относящаяся к социологии знания, латентно присутствовала в культур-социологической перспективе изначально (как минимум в работах М. Вебера. Шелера, Манхейма). Важнейшей вехой для рассматриваемого контекста стала совместная работа П. Л. Бергера и Т. Лукмана «Социальное конструирование реальности» (1966), давшая толчок появлению различных (по методологическому оснащению) версий исследования конструирующей и конституирующей роли различных типов знания в генезисе и воспроизводстве социальности и разнообразных социокультурных практик (истоки такой постановки вопросов в социологии лежат в феноменологической социологии А. Шюца, а в настоящее время они активно прорабатывается в рамках социального конструктивизма).
Большое значение для конституирования и проблемно-тематического оформления культур-социологического направления, а также преодоления ее «привязки» к немецкоязычному пространству имело и развитие идей французского структурализма (в том числе и структурной антропологии К. Леви-Стро-са и его последователей), ориентировавшегося на выявление безличностных (анонимных) социальных и прежде всего культурных инвариантных структур (устойчивых к изменениям отношений между элементами целого), но в большей мере постструктурализма, выступившего под лозунгами тотальной критики культуры как таковой, дезавуации идеи человека как идеологической иллюзии и пересмотра онтологического статуса социального(сти).
Размывание исходно заявленной оппозиционности структуралистских дискурсов по отношению к культур-социологическому знанию началось с акцентирования рядом авторов-структуралистов (включая представляющих структуралистски ориентированную семиотику) социально-политических и культурно-исторических контекстов продуцирования смыслов, знаково закрепляемых в текстах, а в этом смысле автономизированных от порождающих их контекстов. Со своей стороны, собственно культур-социология, все больше переплетаясь с социологией знания и обратившись к проблематике исследования языковых реалий, также стала размывать границу между социальной (социокультурной) и знаковой («закрепляющей культуру») реальностями. (В результате этих встречных движений во многом и сложился - во всяком случае во франкоязычной традиции - комплекс постструктуралистских идей на основе (само)-критики установок структурализма.)
Было отрефлексировано то обстоятельство, что неосознаваемые на уровне социальных взаимодействий акторов «глубинные структуры отношений» и определяют, собственно, суть социокультурной действительности, репрезен-
тируемой через знаково-языковые и знаниевые средства и выступающей, следовательно, в значительной мере как «квазизнаковая реальность». В свою очередь, знаково-языковые и знаниевые целостности открыты к воспринимающим их контекстам, производящим их селекцию и задающим им ту или иную интерпретацию (а тем самым (вос)производящим и их «натурализацию»).
Для становления этой исследовательской перспективы существенное значение имели не только разработка идей генетического структурализма Л. Гольд-мана; опыты в области «социологии символических форм» («социоанализа культуры») П. Бурдьё, концепция «безсубъектных трансформаций» праксиса Л. П. Альтюссера, но и собственно работы Леви-Строса. Революционизирующее же значение для последующего пересмотра всей проблематики и тема-тизмов структурализма (и культур-социологии) с иных теоретико-методологических позиций сыграли разработки Р. Барта и М. Фуко (концепты «мифологий», «нулевой степени письма», «смерти автора», «чтения-письма», «культурного кода», «дискурсивных практик», «эпистемы», «архива», «археологии знания», «дисциплины» и «дисциплинарности», «власти-знания» и некоторые другие), задавшие совершенно специфические по отношению к уже существовавшим представления о «социологике» современных обществ.
Весь обозначенный круг идей вел к выдвижению в структурных и семиотических анализах на первый план «неструктурного» в структуре и «нетекстового» в тексте, что и способствовало «размыканию» исследуемой проблематики и тематики в широкие и многомерные социокультурные контексты, критике структуралистской методологии с позиций постструктурализма, а главное - фиксировало переход к постнеклассическому периоду в европейском культурном и интеллектуальном развитии.
Принципиально важными в этом аспекте для появления новых интенций культур-социологии оказались идеи «позднего» Фуко, но прежде всего Ж. Бо-дрийяра (концепция симулякра и симуляции, на которую, в иной, неомарксистской традиции, как на факт социокультурной жизни обратил внимание уже А. Лефевр) и Бурдьё (концепты «объективация субъекта объективации», «социальное поле», «габитус» и «капитал», прежде всего культурный и/или символический, «практический смысл», «власть именования» как результат «символической борьбы»). Через соответствующие переинтерпретации в современную культур-социологию проник и был усвоен в ее языке и опыт других представителей постструктурализма: Ж. Деррида, Ж. Делеза, Ф. Гваттари, Ю. Кристевой (тезис о «онто-тео-телео-фалло-фоно-лого-центризме» европейских типов дискурса, концепты «ацентризм» и «деконструкция» (разрабатывавшийся также представителями Йельской школы - США), «differance», «след», «складка», «ризома», «гипертекст», «интертекст» и некоторые другие).
Однако далеко не все сторонники культур-социологической перспективы видят возможность (а иногда и необходимость) усвоения тематизмов структу-ралистско-постструктуралистского комплекса идей в рамках своего направления. Но и в этом случае они в нем присутствуют в качестве «фона» и пред-
мета критики. Какого-то удовлетворительного решения на данный момент не предложено, и данный вопрос требует самостоятельного рассмотрения. Аналогичная неоднозначная картина складывается и с наработками культур-со-циологического типа в рамках неомарксизма, а теперь уже и постмарксизма.
Если вернуться к истокам становления культур-социологических дискурсов, то обнаруживается, что еще один импульс к их конституированию задал неокантиански окрашенный австромарксизм (интерес к проблемам культуры, который изначально весьма сильно стимулировался обращением к проблематике национального самоопределения), а затем и основные версии неомарксизма (начиная с круга идей Д. Лукача и А. Грамши), в значительной мере сосредоточившиеся на изучении феноменов культуры и сознания. Более того, собственно и само представление о специфике социологического изучения культуры и сам соответствующий термин были впервые введены в научный оборот в австромарксизме М. Адлером (другая точка зрения - А. Вебером). Адлер видел задачи культур-социологии в изучении социальных факторов становления, функционирования и развития культурных феноменов (прежде всего ценностей и соответствующих им норм), рассматриваемых в свою очередь в аспекте их определяющего воздействия на социум и социальные взаимодействия людей.
Из неомарксизма (исходно же из критики идеологий как ложных форм сознания, имеющих социально-классовые детерминанты в социуме, и тотальной критики капитализма как особого типа общества и общественно-экономической формации Маркса) берет начало одна из линий критики культуры как критики общества. Особую роль в этом отношении сыграла публикация в первой трети XX века так называемых ранних работ Маркса, анализирующих феномены отчуждения и антропологическую проблематику. Линию «критики культуры» (с разных концептуальных и методологических позиций и в разных пограничных дисциплинарностях, но с присутствием в той или иной мере импульсов, исходящих из неомарксизма) развивали представители Франкфуртской школы, Ю. Хабермас, Э. Фромм и фрейдомарксизм, А. Лефевр, альтернативная (леворадикальная) социология (Ч. Р. Миллс, А. Гоулднер, Т. Роззак и др.). Для становления неомарксистской линии культур-социологии важны позитивные разработки, осуществленные в рамках различных версий концепции праксиса, а особенно в так называемой структуралистской версии неомарксизма (Альтюссер и его ученики, апеллировавшие к идеям «позднего» Маркса и выступавшие под лозунгами «теоретического антигуманизма», «анти-историцизма», «антиидеологизма» и «антиэмпиризма») и в генетическом структурализме Гольдмана и его последователей.
Теперь несколько слов об «изъятиях», о которых упоминалось, когда речь шла о представленности корпуса текстов и проработанности круга идей куль-тур-социологического характера в русскоязычной традиции. Так вот, «представленность» текстов и «проработанность» идей относилась к кругу прежде всего франкоязычных авторов структуралистско-постструктуралистской ориен-
тации, с авторами и текстами Йельской школы (США), например, дело обстоит уже несколько иначе. «Изъятия» же касаются прежде всего неомарсистско-постмарксистсой культур-социологии. Это объясняется многими обстоятельствами, но прежде всего тем, что во времена Советского Союза неомарксистские тексты попадали в разряд «ревизионистских», а на постсоветском пространстве эта интеллектуальная традиция (как и марксизм в целом) была вытеснена на периферию исследовательского поля, а частью и маргинализирована. И лишь в последние годы стало возможным говорить о возрождении интереса к ней и вообще теориям и теоретикам «левого» толка.
Показательна в этом отношении история «освоения» в русскоязычном пространстве круга идей Бирмингемской школы культурных исследований («cultural studies»), имеющих непосредственное отношение к предмету данного текста. В такой постановке вопрос требует отдельной проработки, поэтому в данном случае ограничимся отсылкой к статье В. Куренного в первом номере «Логоса» за 2012 год [34], предваряющей несколько напечатанных там же программных текстов школы, к которым (как и еще некоторым работам по рассматриваемой проблематике [62; 63]) также следует сделать отсылку [15; 61; 69].
Что же касается наличия в настоящее время полноценно функционирующей школы культур-социологии, то речь должна идти в первую очередь об исследовательской программе («cultural sociology»), реализуемой в Центре куль-тур-социологии Йельского университета, содиректорами которого являются Дж. Александер, Ф. Смит и Р. Айерман (Д. Куракин предложил убедительную аргументацию перевода названия программы для русскоязычного пространства как проекта «культур-социологии» [33, с. 155-158]). Его партнером в России является Центр фундаментальной социологии ГУ-ВШЭ, возглавляемый А. Ф. Филипповым. Именно усилиями сотрудников и коллег этого Центра многое сделано для введения в оборот в русскоязычном пространстве идей Александера и рассматриваемой школы в целом. В частности, в 2010 г. вышел спецвыпуск журнала «Социологическое обозрение», посвященный основным тематизмам, разрабатываемым сотрудниками Центра культур-социологии Йельского университета, к которому мы и отсылаем [5; 6; см. также 4], обращая особое внимание на концептуальную статью Д. Куракина [33]. Остается только выразить надежду на то, что Центр фундаментальной социологии ГУ-ВШЭ со временем сможет институционализировать культур-социологию как перспективное направление исследований на постсоветском пространстве.
Обращаясь же к представленности круга идей культур-социологии в русскоязычном пространстве, хотелось бы хотя бы на отсылочном уровне обозначить наличие как минимум еще трех направлений их развития, каждое из которых заслуживает отдельного обстоятельного обсуждения. Во-первых, речь идет о Л. Г. Ионине и его последователях, начавшем обсуждение этого круга идей еще в Советском Союзе и издавшем первый русскоязычный учебник, эти идеи репрезентирующий, хотя и сохранивший (во всех четырех изданиях) привычное словосочетание «социология культуры». К нему [26] и некоторым
репрезентативным для рассматриваемой темы работам Ионина и делаем отсылку [22-25; 27]. Во-вторых, речь может идти о наследии М. К. Петрова, также проработавшего круг своих идей еще во времена СССР, но так и не сумевшего издать (был рассыпан набор) книгу под названием «Социологический анализ проблем культуры» - вышла в 1991 г. под названием «Язык, знак, культура» [50]; также отсылаем еще к нескольким репрезентативным для рассматриваемой проблематики работам Петрова [48; 49]. В-третьих, можно сделать отсылку на «социокультурную методологию» А. С. Ахиезера [7-10; 11], разрабатывавшуюся им как методология философского анализа, но близкую «по духу» рассматриваемой проблематике. Примечательно, что названные авторы опираются в своих разработках на разные исследовательские традиции, хотя и не «понимаются» только исходя из них (Ионину близка немецкоязычная традиция, хотя очевидны апелляции и к этнометодологии, например; Петрову -(пост)структуралисткая, хотя заметны и неомарсистские мотивы; Ахиезер обращается прежде всего к наработкам отечественной традиции, но понимаемой сквозь западный комплекс идей).
Хотелось бы сделать несколько отсылок и на иных авторов, вряд ли или заведомо не попадающих в традицию культур-социологических дискурсов, но значимых для ее понимания. Речь идет о работах таких разноплановых авторов, как А. Долгин [16; 17], С. А. Кравченко [30; 31], И. А. Шмерлина [73]. Целый ряд близких по духу постановок вопросов (при неизвестности куль-тур-социологической перспективы или при критическом отношении к возможностям социологических дискурсов в целом) был предложен в рамках антропологии и культурологи [19; 28; 37; 44; 46; 56; 57; 65; 66; 67]. То же самое, но с большим количеством оговорок, можно было бы сказать о ряде перспективных теоретических разработок, включая философские и оппонирующие им [14; 35; 36; 38; 39; 43; 45; 47; 54; 55; 59; 64; 74]. Особый интерес представляют работы, которые достаточно условно можно подвести под такое модное сейчас направление, как «пограничные исследования», в которых заметно влияние цивилизационных и/или постколониальных исследований [12; 21; 29; 41; 60; 68; 71; 75]. Что же касается собственно социологии, то нижеследующая минимизированная подборка текстов, в которую не включены работы, так или иначе развивающие проект «социологии культуры» - а они очевидным образом преобладают в массиве публикаций о социологическом подходе к исследованию культуры, - возможно, даст некоторое представление об отсутствии дисциплинарного единства по рассматриваемой проблематике [13; 18; 20; 32; 42; 51-53; 58].
Возвращаясь же к оценке общего состояния культур-социологии в современном знании, вряд ли ее можно сегодня рассмотреть с позиций «сильной программы», как это делает Александер применительно к своей ее версии. Она, скорее, маркирует (обозначает) определенный тип эпистемологических установок постнеклассического «социологизирования», метатеоретической «социологической подходности» в видении и анализе культуры, чем являет собой некую дисциплинарную и/или парадигмальную целостность, несмотря
на неоднократно предпринимавшиеся попытки ее институционализации как социологической школы и/или особой социологической теории. О ее единстве можно говорить лишь в аспекте удержания предельной социологической рамки при исследовании культуры, задающей в самом общем виде ее предметное (проблемное и тематическое) поле как продуцирование знания о человеке, социально действующем в своей культуре (на основании различного знания о ней), и для социально действующего в своей культуре человека (выходя, в конечном итоге, на социогуманитарные технологии такого действования). «Внутри» же этой рамки культур-социология может предложить различные версии оформления продуцируемого ею знания в зависимости от тех методологических и концептуальных оснований, которые кладутся конкретными авторами в ее основание [3].
Дополнительно можно высказать предположение о том, что в своем генезисе комплекс установок «социологии культуры» связан с классическим (и неоклассическим) этапом развития социологии, а комплекс установок «культур-социологии» (опять же в их генезисе) связан с неклассическим этапом в развитии, но уже не только социологии (которая исходно «неклассична» по отношению к философии), но и философии и иных социогуманитарных дисциплин. Доминирование же культур-социологии в социологических дискурсах в целом начинается с переходом к этапу постнеклассического знания. И последнее (весьма спорное и уязвимое для критики) предположение: о культур-социологии с той или иной долей вероятности можно говорить как о попытке задать иной по отношению к линии Дюркгейма-Парсонса тип социологического теоретизирования (помня при этом, что «непроходимой стены» между этими проектами нет [1], а Александер напрямую увязывает их между собой [5; 6].
Литература
1. Абушенко, В. Л. Классический подход к изучению культуры в социологии в перспективе социологической (пост)неклассики / В. Л. Абушенко // Социологический альманах, 2011. -Вып. 2. - С. 81-88.
2. Абушенко, В. Л. Социология культуры, культур-социология / В. Л. Абушенко // Социология: энцикл. / сост. А. А. Грицанов, В. Л. Абушенко, Г М. Евелькин, Г Н. Соколова, О. В. Терещенко. - Минск: Книжный Дом, 2003. - С. 1022-1027.
3. Абушенко, В. Л. Типологический подход к исследованию культуры в культур-социоло-гии / В. Л. Абушенко // Социологический альманах, 2012. - Вып. 3. - С. 124-140.
4. Александер, Дж. С. Аналитические дебаты: понимание относительной автономии культуры / Дж. С. Александер // Социологическое обозрение, 2008. - Т. 6. - № 3. - С. 237-271.
5. Александер, Дж. Об интеллектуальных истоках «сильной программы» / Дж. Александер // Социологическое обозрение, 2010. - Т. 9. - № 2. - С. 5-10.
6. Александер, Дж. Сильная программа в культурологи / Дж. Александер, Ф. Смит // Социологическое обозрение, 2010. - Т. 9. - № 2. - С. 11-30.
7. Ахиезер, А. С. Об особенностях современного философствования (Взгляд из России) (1-3) /
А. С. Ахиезер // Вопросы философии, 1999. - № 8. - С. 3-18; 1995. - № 12. - С. 3-20; 1998. -№ 2. - С. 3-17.
8. Ахиезер, А. С. От культурологического к социокультурному анализу инноваций в обществе / А. С. Ахиезер // Вестн. МГУ, 1996. - № 2. - С. 22-34.
9. Ахиезер, А. С. Проблема переходов в социокультурных процессах и феномен осмысления-переосмысления ситуации / А. С. Ахиезер // Мир психологии, 2000. - № 1. - С. 217-229.
10. Ахиезер, А. С. Социокультурные подходы к исследованию переходных процессов (на материале России) / А. С. Ахиезер // Вестн. Рос. гуманитар. науч. фонда, 1996. - № 2. - С. 41-47.
11. Ахиезер, А. С. Философские основы социокультурной теории и методологии /
A. С. Ахиезер // Вопросы философии, 2000. - № 9. - С. 29-45.
12. Гирин, Ю. Н. Граница и пустота: к вопросу о семиозисе пограничных культур. Размышления латиноамериканиста / Ю. Н. Гирин // Вопросы философии, 2002. - № 11. - С. 85-94.
13. Голофаст, В. Б. О понятии human methodology: неоконченные заметки / В. Б. Голофаст // Социологический журнал, 2005. - № 1. - С. 162-171.
14. Гречко, П. К. Деконструкция культуры: к постановке проблемы / П. К. Гречко // Личность. Культура. Общество. Междисциплинарный научно-практический журнал социальных и гуманитарных наук, 2004. - №4 (24). - С. 142-151.
15. Джонсон, Р. Так что же такое культурные исследования? / Р. Джонсон // Логос, 2012. -№1(85). - С. 80-135.
16. Долгин, А. Второй универсум / А. Долгин // Логос, 2002. - №5/6(35). - С. 243-291.
17. Долгин, А. Прагматика культуры / А. Долгин // Логос, 2002. - №2(33). - С. 47-96.
18. Дубин, Б. В. Границы и проблемы социологии культуры в современной России: к возможностям описания / Б. В. Дубин // Вестник общественного мнения. Данные. Анализ. Дискуссии, 2008. - №5(97). - С. 67-74.
19. Ерасов, Б. С. Российская культурология в контексте закрытия? / Б. С. Ерасов // Философские науки, 2000. - № 3. - С. 40-48.
20. Здравомыслов, А. Г. Тройственная интерпретация культуры и границы социологического знания // Социологические исследования, 2008. - № 8. - С. 3-18.
21. Земсков, В. Б. Дисбаланс в системе взаимодействия пластов культуры как фактор культурной динамики / В. Б. Земсков // Цивилизация. - Вып. 7. Диалог культур и цивилизаций / под ред. А. О. Чубарьяна. - М.: Наука, 2006. - С. 82-91.
22. Интервью с профессором Леонидом Григорьевичем Иониным // Журнал социологии и социальной антропологии, 2003. - № 2. - С. 5-20.
23. Ионин, Л. Г. Идентификация и инсценировка (к теории социокультурных изменений) / Л. Г. Ионин // Социологические исследования, 1995. - № 4. - С. 3-14.
24. Ионин, Л. Г. Культура на переломе (механизмы и направление современного культурного развития в России) /Л. Г Ионин // Социологические исследования, 1995. - № 2. - С. 41-48.
25. Ионин, Л. Г. Новая магическая эпоха / Л. Г Ионин // Логос, 2005. - №2(47). - С. 156-173.
26. Ионин, Л. Г. Социология культуры / Л. Г. Ионин. - М.: Логос, 1996. - 278 с.
27. Ионин, Л. Г. Театр культурных форм / Л. Г. Ионин // Человек, 1993. - № 3. - С. 57-67.
28. Ицхокин, А. А. Культурология или конститутивная феноменология социальной системы / А. А. Ицхокин // Вестн. Моск. ун-та, 1996. - № 4. - С. 103-114.
29. Кондаков, И. В. Самосознание культуры на рубеже тысячелетий / И. В. Кондаков // Общественные науки и современность, 2001. - № 4. - С. 138-148.
30. Кравченко, С. А. Культуральная социология Дж. Александера (генезис, понятия, возможности инструментария) / С. А. Кравченко // Социологические исследования, 2010. - № 5. -С. 13-22.
31. Кравченко, С. А. Играизация российского общества (К обоснованию новой социологической парадигмы) / С. А. Кравченко // Общественные науки и современность, 2002. - № 6. -С. 143-155.
32. Култыгин, В. П. Социология культуры или социология культурно-духовной сферы? /
B. П. Култыгин // Социологические исследования, 2008. - № 8. - С. 143-146.
33. Куракин, Д. «Сильная программа» в культурологии: историко-социологические, теоретические и методологические комментарии / В. Куракин // Социологическое обозрение, 2010. - Т. 9. - № 2. - С. 155-178.
34. Куренной, В. Исследовательская и политическая программа культурных исследований / В. Куренной // Логос, 2012. - №1(85). - С. 14-79.
35. Кутырев, В. А. Экологический кризис, постмодернизм и культура / В. А. Кутырев // Вопросы философии, 1996. - № 11. - С. 23-31.
36. Маркуш, Д. Общество культуры: культурный состав современности / Д. Маркуш // Вопросы философии, 1993. - № 11. - С. 16-28.
37. Межуев, В. М. Культура как деятельность (Из истории отечественной культурологи) /
В. М. Межуев // Личность. Культура. Общество. Междисциплинарный науч.-практ. журн. социальных и гуманитар. наук, 2006. - №1(29). - С. 37-59.
38. Межуев, В. М. Философия культуры в системе современного знания / В. М. Межуев // Личность. Культура. Общество. Междисциплинарный науч.-практ. журн. социальных и гуманитар. наук, 2004. - № 2(22). - С. 135-155.
39. Межуев, В. М. Философия культуры как специфический вид знания о культуре /
В. М. Межуев // Философские науки, 2000. - № 3. - С. 34-39.
40. Можейко, М. А. Становление теории нелинейных динамик в современной культуре. Сравнительный анализ синергетической и постмодернистской парадигм / М. А. Можейко. -Минск: БГЭУ, 1999. - 295 с.
41. Мотрошилова, Н. В. Варварство как оборотная сторона цивилизации / Н. В. Мотроши-лова // Вопросы философии, 2006. - № 2. - С. 44-51.
42. Орлова, Э. А. Методологические проблемы изучения социокультурной реальности /
Э. А. Орлова // Личность. Культура. Общество. Междисциплинарный научно-практический журнал социальных и гуманитарных наук, 2004. - № 4 (24). - С. 72-78.
43. Орлова, Э. А. Наука о культуре, ее прошлое и настоящее / Э. А. Орлова // Личность. Культура. Общество. Междисциплинарный науч.-практ. журн. социальных и гуманитар. наук, 2000. - № 4(6). - С. 178-196.
44. Орлова, Э. А. Социально-научные исследования и культурная (социальная) антропология / Э. А. Орлова // Личность. Культура. Общество. Междисциплинарный науч.-практ. журн. социальных и гуманитар. наук, 2004. - № 2(22). - С. 156-172.
45. Пелипенко, А. А. Дуалистическая революция и смыслогенез в истории / А. А. Пелипен-ко. - М.: МГУКИ, 2007. - 433 с.
46. Пелипенко, А. А. Оправдание культурологии / А. А. Пелипенко // Личность. Культура. Общество. Междисциплинарный науч.-практ. журн. социальных и гуманитар. наук, 2004. -№ 3(23). - С. 84-93.
47. Пелипенко, А. А. Культура как система / А. А. Пелипенко, И. Г. Яковенко. - М.: Языки русской культуры, 1998. - 371 с.
48. Петров, М. К. Самосознание и научное творчество / М. К. Петров. - Р.-на-Д.: РГУ, 1992 - 270 с.
49. Петров, М. К. Человекоразмерность и мир предметной деятельности / М. К. Петров // Человек. - 2003. - № 1. - С. 14-15.
50. Петров, М. К. Язык, знак, культура / М. К. Петров. - М.: Наука, 1991. - 328 с.
51. Попов, Е. А. Культурология и современная социология / Е. А. Попов // Социологические исследования. - 2006. - № 12. - С. 64-72.
52. Попов, Е. А. Перспективы культуроцентричности в социогуманитарном знании /
Е. А. Попов // Социологические исследования, 2005. - № 11. - С. 47-52.
53. Попов, Е. А. Что изучает социология культуры / Е. А. Попов // Социологические исследования. - 2011. - № 11. - С. 89-96.
54. Резник, Ю. М. Культура как предмет изучения // Личность. Культура. Общество. Междисциплинарный науч.-практ. журн. социальных и гуманитар. наук. - 2001. - № 1(7). - С. 176-195.
55. Решетников, С. Ю. Теория культуры. (Логико-методологические подходы) / С. Ю. Решетников // Общественные науки и современность. - 2007. - № 2. - С. 156-162.
56. Розин, В. М. Современная культурология: проблемы формирования и методологический идеал / В. М. Розин // Личность. Культура. Общество. Междисциплинарный науч.-практ. журн. социальных и гуманитар. наук. - 2005. - № 1(25). - С. 127-145.
57. Розин, В. М. Человек культурный. Введение в антропологию / В. М. Розин. - Воронеж: МПСИ-МОДЭК, 2003. - 303 с.
58. Сарингулян, К. С. Культура и регуляция деятельности / К. С. Сарингулян. - Ереван: Изд-во АН АрмССР, 1986. - 158 с.
59. Степин, В. С. Культура / В. С. Степин // Новейший философский словарь / гл. ред. А. А. Грицанов. - Минск: Изд. В. М. Скакун, 1999. - С. 344-346.
60. Тлостанова, М. В. Нюансировка инаковости в постмодернистских эпистемах / М. В. Тлостанова // Личность. Культура. Общество. Междисциплинарный науч.-практ. журн. социальных и гуманитар. наук, 2003. - № 3-4(17-18). - С. 116-134.
61. Уильямс, Р. Базис и надстройка в марксистской теории культуры / Р. Уильямс // Логос, 2012. - № 1(85). - С. 136-156.
62. Усманова, А. Р. Культурные исследования / А. Р. Усманова // Социология: энцикл. / сост. А. А. Грицанов, В. Л. Абушенко, Г. М. Евелькин, Г. Н. Соколова, О. В. Терещенко. -Минск: Книжный Дом, 2003. - С. 484-489.
63. Усманова, А. Р. От локального к глобальному: политика «Культурных исследований / А. Р. Усманова // Топос, 2000. - № 3. - С. 161-165.
64. Фишман, Л. Г. Постмодерн как возврат к Просвещению / Л. Г. Фишман // Вопросы философии. - 2006. - № 10. - С. 69-79.
65. Флиер, А. Я. Историческая динамика культуры / А. Я. Флиер // Философские науки. -2000. - № 3. - С. 167-173.
66. Флиер, А. Я. Культура как смысл истории / А. Я. Флиер // Общественные науки и современность. - 1999. - № 6. - С. 150-159.
67. Флиер, А. Я. Культурология как гуманитарная наука / А. Я. Флиер // Общественные науки и современность. - 2005. - № 1. - С. 160-168.
68. Хачатурян, В. М. «Вторая жизнь» архаики: архаизирующие тенденции в цивилизационном процессе / В. М. Хачатурян. - М.: Academia, 2009. - 291 с.
69. Холл, С. Культурные исследования: две парадигмы / С. Холл // Логос. - 2012. - № 1(85). -
С. 157-183.
70. Шапко, В. Т. Феномен актуальной культуры / В. Т. Шапко // Социологические исследования. - 1997. - № 10. - С. 93-104.
71. Шемякин, Я. Г. Граница (Процесс перехода и тип системности) / Я. Г. Шемякин // Общественные науки и современность. - 2009. - № 5. - С. 112-124.
72. Шлюхтер, В. Действие, порядок и культура: основные черты веберианской исследовательской программы / В. Шлюхтер // Журнал социологии и социальной антропологии. - 2004. -№ 2. - С. 22-50.
73. Шмерлина, И. А. Семиотическая концепция социальности: постановка проблемы / И. А. Шмерлина // Социологический журн. - 2006. - № 3/4. - С. 25-45.
74. Щедровицкий, П. Г. Изменения в мышлении на рубеже 21-го столетия: социокультурные вызовы / П. Г. Щедровицкий // Вопросы философии. - 2007. - № 7. - С. 36-54.
75. Яковенко, И. Г. Цивилизация и варварство в истории России / И. Г. Яковенко // Общественные науки и современность. - 1996. - № 3. - С. 104-111.
76. Tenbruck, Friedrich Н. Perspektiven der Kultursoziologie: gesammelte Aufsatze / Friedrich H. Tenbruck // Hrsg. von Clemens Albrecht. - Opladen: Westdt. Verl., 1996. - S. 99-124.
v. l. abushenko
the establishment of kultur-soziologie discourses in social knowledge: the ultimate frame
summary
The main vectors of kultur-soziologie formation are examined in the article. The stages of its development are highlighted. There are analyzed the national contexts of its formation. Kultur-soziologie is understood as different from Durkheim - Parsons line version of the theoretical sociological knowledge. The distinctions between sociology of culture and kultur-soziologie are distinguished. The prospects for the development of kultur-soziologie in the post-Soviet space are investigated.
Key words: kultur-soziologie, sociology of culture, sociology of knowledge, representative culture, non-classics, post-nonclassical knowledge, methodology, subject of study, M. Weber, J. Alexander,
F. Tenbruck, L. Ionin.
Поступила 29.10.2012 г.
