CC BY
66
УДК 061.6 : 009(470.21)
СТАНОВЛЕНИЕ И РАЗВИТИЕ ГУМАНИТАРНОГО НАПРАВЛЕНИЯ ИССЛЕДОВАНИЙ В КОЛЬСКОМ НАУЧНОМ ЦЕНТРЕ РАН
И.А. Разумова1, В.П. Петров1, 2
1 Центр гуманитарных проблем Баренц-региона КНЦ РАН
2 Кольский научный центр РАН
Аннотация
Рассматривается история социальных и гуманитарных исследований в КНЦ РАН. Выявляются факторы становления этих областей знания в региональной науке, значение изучения региональной общности для отечественной науки в целом, утверждается соответствие результатов текущих исследований Центра гуманитарных проблем Баренц-региона КНЦ РАН одновременно международному уровню социогуманитарного знания и потребностям региона. Основными направлениями являются социальноантропологические исследования жизнедеятельности человека и общества на Севере России, история науки в регионе.
Ключевые слова:
гуманитарные науки, региональная общность, локальные исследования, социальная антропология, история науки на Кольском Севере.
Общепризнана исключительно важная роль Севера (Арктики и приарктических территорий) в развитии и жизнеустойчивости мировой цивилизации, и рассматривается она обычно в трех аспектах.
1. Экономическом. Арктика - важнейший в настоящее время и на перспективу источник стратегических энергетических, углеводородных, минеральных ресурсов, пресной воды; а также это и морские транспортные артерии, свободные территории и акватории.
2. Экологическом. Арктика является главнейшим климаторегулирующим регионом, характеризуется активной ролью солнечно-земных связей, уникальной биотой, наземной и морской.
3. Социокультурологическом. Арктика обладает особым пластом культуры и поэтому является общечеловеческим культурным достоянием. К нему, в первую очередь, принято относить адаптированные к экстремальным условиям жизненные практики и языки коренных и старожильческих народов. Кроме того, уникальный многовековой опыт этнокультурного взаимодействия народов приарктических государств является условием стабильного геополитического развития.
Большим коллективом ученых в рамках проекта Совета северных стран были определены основные тенденции (мегатренды) глобальных изменений в Арктике. Профессор Р.О. Расмуссен подробно раскрыл эти мегатренды в своем докладе на международной конференции «Север и Арктика в новой парадигме мирового развития», состоявшейся 12-14 апреля 2012 г. в городе Апатиты. Выявленные мегатренды изменений реализуются на разных уровнях - от отдельных людей и их локальных общностей до глобальной структуры, в конечном итоге меняя наш образ жизни и мышления. Тезисно эти мегатренды могут быть обозначены как следующие:
1) урбанизация - глобальная тенденция, охватывающая и Арктику;
2) изменения в демографической ситуации и процессах;
3) возрастание роли «ресурсной» составляющей в экономике Арктики;
4) загрязнение окружающей среды, усиливающее отрицательное воздействие на природу Арктики;
5) появление экономики знаний, возрастание значения человеческого потенциала (капитала);
6) изменение характера взаимодействия государственной и внегосударственной сфер в экономике;
7) «озеленение» экономики за счет более широкого использования возобновляемых источников энергии, как природных, так и техногенных;
8) доступность Арктики - открытие новых акваторий для транспорта и освоения ресурсов;
9) возрастающее геополитическое значение Арктики, рост интереса и внимания к ней со стороны не только приарктических государств, но и стран, для которых Арктика была отдаленным, «изолированным», непознанным регионом (Южной Кореи, например).
Не останавливаясь здесь на аргументации и обсуждении данной концепции, отметим, что большинство обозначенных мегатрендов изменений имеют непосредственное отношение к гуманитарной сфере Арктики, её человеческому потенциалу («капиталу»).
В отдельных северных странах, как и в отдельных регионах этих стран, рассматриваемые изменения проявляются в различных формах, с различной интенсивностью и достигают различной глубины. На них, несомненно, оказывают влияние современные процессы глобализации, но в числе существенных факторов остаются особенности исторического опыта освоения и развития северных территорий. Каждая страна и регион в этом плане уникальны. Это обуславливает значимость локальных (исключительно в смысле территориальной определенности объекта) исследований, которые позволяют выявить и проанализировать общее и особенное в развитии северных территорий. Помимо осуществления собственно историконаучных и общекультурных задач, подобные исследования могут быть нацелены на грамотную разработку управленческих решений на основе объективной оценки социального потенциала региона и возможной динамики состояния «человеческих ресурсов».
Важной особенностью Кольского Севера является то, что регион развивался на основе наукоемкого производства, и это предопределило роль научного фактора в его новейшей истории. Кольский научный центр РАН, который составляет более половины всего научного потенциала Мурманского региона, развивался своеобразно, в отличие от многих других региональных научных центров АН. Специфика связана с тем, что с момента своего зарождения - создания академиком Ферсманом научной станции АН «Тиетта» - идею и обоснование деятельности комплекса академических институтов диктовала необходимость обеспечить в первую очередь промышленное развитие области. Поэтому основные исследовательские силы были ориентированы на изучение и создание технологий использования минеральных, биологических и других видов ресурсов. Гуманитарные исследования, объект которых составляют жизнедеятельность человека на Севере, социальные общности и процессы, культурная среда и т.д., были эпизодическими, подчиненными обозначенной главной цели.
Изучение населения области, особенно если иметь в виду приоритеты общественных и гуманитарных наук середины прошлого века, не представлялось актуальным. Оно отчасти «запоздало» в силу ряда объективных и субъективных причин. С одной стороны, эти причины коренятся в логике развития и структуре гуманитарного знания в целом и в истории отечественной науки в частности, то есть они связаны с познающим субъектом - научной общностью. С другой стороны, состояние исследований определяется особенностями изучаемого объекта - исторически сложившейся региональной общности. Особенности связаны с составом и социальной структурой населения территории, его локальной идентичностью, со спецификой историко-демографических и миграционных процессов в области, с уровнем развития инфраструктуры культуры региона и рядом других его характеристик. Иными словами, для интенсификации общественно-научных и гуманитарных исследований должна была сформироваться социальная общность с определенным набором идентификаторов, а также должны существовать условия и научный инструментарий для осмысления ее исторического опыта.
Характер объекта, проблематика и задачи изучения предполагают выбор дисциплинарного поля и методологии исследований. В современном гуманитарном знании дифференциация исследовательских сфер достаточно сложна. Потребности исследования индустриальных и постиндустриальных обществ вызвали обновление теоретико-методологической базы исторической науки, всего комплекса общественных и гуманитарных дисциплин. Особенно интенсивно это происходило во второй половине ХХ в. Интересы обществоведов и гуманитариев обратились к социальным процессам и особенностям их протекания, к истории локальных
общностей (территориальных, поселенческих, родственных и пр.), к повседневной жизнедеятельности людей, а также к проблемам осмысления и переживания исторической реальности различными действующими лицами истории (группами, институтами, индивидами) в разное время в тех или иных обществах. Чрезвычайно продуктивным для наук о человеке и обществе стало обсуждение в 1990-е гг. проблем соотношения и специализации теоретикометодологических основ истории, социологии и антропологии [1-7 и мн. др.].
Антропология в общем значении и в соответствии с международной традицией понимается как комплекс дисциплин о человеке в совокупности его культурно-детерминированных и универсальных физических свойств, включенном в исторические процессы. Влияние антропологии на другие науки принято обозначать как «гуманитаризацию» знания. Этот процесс, начавшийся в западноевропейских странах, на протяжении ХХ в. получил широкое распространение.
Современная антропология пытается дифференцировать свое субдисциплинарное поле на основании выделяемых (часто интуитивно) различий объектно-предметной области, конфигурации методов, типов источников, проблемно-тематическим предпочтениям, междисциплинарным связям. На протяжении ХХ в. сформировалась и институционализировалась историческая антропология, которая конкретизируется как история повседневности, история ментальностей, «микроистория» и т.д. [1, 8, 9]. Она сосредоточена на изучении ограниченных территориальных, поселенческих, семейных, корпоративных и прочих небольших групп в определенных точках пространства и времени (дистанцированного от «настоящего»). «Рассмотрение исторической реальности во всем многообразии и единстве всех ее сторон, в диалектической взаимосвязи объективных условий и субъективного фактора, в непрерывном изменении и развитии позволяет соединить структурный, антропологический (деятельностный) и психологический (личностный) аспекты изучения исторического прошлого человечества в комплексном анализе исторической ситуации как фрагмента исторического процесса» [4: 179].
Взаимное встречное движение этнографии (в англоязычных странах она именовалась «социальной антропологией»), которая изучает культурные различия народов, и социологии, нацеленной на анализ современных стратифицированных обществ, создало новую социальную антропологию как науку об универсальных и специфических формах жизнедеятельности, поведения, мышления людей, включенных в различные социокультурные общности, о социальных реалиях человеческой жизни. По определению одного из основоположников социальной антропологии М. Мосса, это наука о «тотальном человеке» и «тотальных социальных фактах» [10: 305 и далее], то есть о конкретных социальных явлениях, которые рассматриваются в их целостности и в которых «одновременно находят выражение разного рода институты: религиозные, юридические и моральные - и вместе с тем политические и семейные; экономические <...>, не говоря уже о феноменах эстетических <...> и морфологических, выражающихся в названных институтах» и т.д. [11: 85-86].
Расширение спектра применения филологических, искусствоведческих методов анализа социальных феноменов нередко ассоциируется с «культурантропологией». В иных случаях ее совмещают с социальной антропологией. Исследования языка, литературы, фольклора представляют инструмент (технологически достаточно «строгий») для изучения различных аспектов социальной жизни в прошлом и настоящем. В целом, антропологический (гуманитарный) ракурс в общественных науках имеет феноменологические теоретические основания [12]. Он сфокусирован на субъективных факторах социально-исторических процессов, а также на вопросах, связанных с их «конструированием» в результате концептуализации, переживания, реализации политических интересов групп, творческого перевоплощения и т.п.
Антропологический «бум» в науке соответствует возрастающему вниманию современного общества к роли «человеческого фактора» в политической и экономической жизни, в процессах социальных трансформаций, технологического развития, решении экологических проблем и т.д., что в высшей степени актуально, когда речь идет о приарктических территориях России и мира.
Одну из проблем социально-исторических исследований Кольского Севера, на наш взгляд, составляет безусловный историко-культурный разрыв населения территории - при всех оговорках о признании его генеалогической преемственности в отдельных микроареалах. Разрыв
проходит по условной границе между двумя эпохами: «доиндустриальной» и «индустриальной» («колонизационной», «промышленного освоения» и т.п.). Для Кольского п-ова этой границей можно считать период строительства Мурманской железной дороги и основания Мурманска, а также начало научно-промышленного освоения края, то есть 1910—1920-е гг.
Аборигены и старожилы Кольского п-ова - саами, русские поморы, ижемские коми, полиэтническое население ранних колонизационных поселений Мурмана, жители Колы и Александровска - представляли небольшие этнолокальные и поселенческие общности, которые являлись предметом историко-этнографического интереса. Этот интерес был реализован в разной степени русскими и скандинавскими (прежде всего, в отношении саамов) учеными. Этнографические исследования таких групп преимущественно были инициированы Русским географическим обществом в Санкт-Петербурге, осуществлялись более или менее успешно, а наибольшую известность получил труд Н.Н. Харузина [13]. Изучение культурно-хозяйственных особенностей местного населения во многом было вызвано колонизационными потребностями [14]. Этнологические исследования продолжились в советский период, особенно активно - во второй половине 1920-х гг. (Д.А. Золотаревым, В.В. Чарнолуским, Ф.Г. Ивановым-Дятловым и др.) Интересные экономические и демографические данные, в частности по саамам, были получены В.К. Алымовым [15 и др.], но и это направление, которое имело этносоциологическую перспективу, пресеклось. И не только потому, что трагически оборвалась жизнь ученого, но и в силу логики развития социальных наук в советской России.
Как бы то ни было, немногочисленность групп коренного и старожильческого населения и их «периферийность» по отношению к магистральной линии развития региона сказались на исключении их из числа исследовательских приоритетов. По крайней мере, историкоэтнографические исследования на уровне регионального академического центра (фактически целевого назначения) не только в период становления Кольского филиала АН СССР, но и в течение последующих десятилетий, вплоть до начала XXI в., представлялись «излишеством». Разумеется, такое отношение, отчасти оправданное «задачами дня», не очень согласовывалось с традициями академического подхода к изучению региона. Не случайно крупные ученые, отличавшиеся широтой интересов и высокой культурой, считали необходимым развитие гуманитарного направления. Пример тому - А.Е. Ферсман, который включал в число основных задач Кольской базы Академии наук СССР изучение экономики, быта и языка коренного и старожильческого населения Кольского п-ова. Однако выполнение этой задачи оказалось отложенным на будущее. Тем не менее, этнографические исследования коренного населения Кольского Севера получили развитие в академическом центре после включения в его структуру Музея истории изучения и освоения Европейского Севера, изначально созданного в 1974 г. при Географическом обществе СССР по инициативе Б.И. Кошечкина [16].
Что касается изучения населения, мигрировавшего и переселенного на Кольский п-ов и составившего его большинство, то «история» его на новом месте только начиналась в предвоенные десятилетия. Оно могло быть объектом показательных социологических исследований, если бы судьба советской и российской социологии в целом не складывалась столь драматично. Как известно, после продуктивного развития в 1920-е гг. традиция ее прервалась. Возобновившись в 1960-х гг., отечественная социология, несмотря на явные успехи, была «ограничена в правах» и лишь к 1980-м гг. стала восприниматься в качестве разветвленной области фундаментального знания (для обывателя она еще и сегодня ассоциируется, в лучшем случае, с опросами общественного мнения и статистикой).
Лакуна в области исторических и социальных наук в академических исследованиях на Кольском Севере на протяжении десятилетий отчасти восполнялась благодаря тому, что в областном центре на базе педагогического вуза осуществлялось изучение отечественной истории в органичной форме исторического краеведения. К основным достижениям следует отнести известные труды И.Ф. Ушакова (по досоветской истории Кольского Севера) и А.А. Киселева (по истории советского периода). И столь же естественно, что модель исследования была задана господствовавшей историографической традицией, а характер использования и цитирования большого и добросовестно проработанного корпуса источников не всегда соответствовал принципам «академизма». История Кольского края в трудах основоположников Мурманской историко-краеведческой школы блестяще иллюстрировала историю России и СССР, опираясь на
показательные факты, события, на персонажей. Основным социальным объектом исследований стало население Мурманского берега и г. Мурманска, что не исключало, разумеется, обращения к истории других городов и сельских ареалов, прежде всего, в связи с возведением промышленных объектов, деятельностью отраслей хозяйства или, например, с событиями Великой Отечественной войны. В целом, школа мурманского регионоведения в значительной степени «выручила» и опередила академическую науку в изучении истории Кольского Севера.
С созданием в Кольском научном центре по инициативе Г.П. Лузина Института экономических проблем стали развиваться социологические исследования, прежде всего, экономического и демографического профилей. Новый импульс систематические социологические исследования современного населения региона получили в 2000-е гг., прежде всего, благодаря созданию Лаборатории социологических исследований (под руководством
Н.Н. Измоденовой) на кафедре философии и социологии Кольского филиала Петрозаводского государственного университета в г. Апатиты, активно сотрудничающей с гуманитарным подразделением КНЦ РАН.
В 1994 г. при Президиуме Кольского научного центра РАН был образован Международный центр по науке, культуре и образованию в Баренц-регионе, который вначале выполнял конкретные задачи, связанные с международным сотрудничеством ученых. В свою структуру он включал Музей изучения и освоения Европейского Севера. В Центре начали выполняться этнологические исследования коренных жителей Кольского п-ова [17, 18]. Позднее, в 2004 г. на базе Международного центра было создано научное учреждение - Центр гуманитарных проблем Баренц-региона Кольского научного центра РАН. С этого времени начались планомерные антропологически ориентированные социальные и исторические исследования урбанизированного населения преимущественно центральной и южной части полуострова (области). Этапы исследований с постепенным расширением их тематики и проблемного поля отражают публикации [19, 20]. К актуальным направлениям, которые разрабатывались в Центре гуманитарных проблем в последние годы, можно отнести изучение межкультурных коммуникаций в истории региона, истории малых монопрофильных городов, адаптации человека к жизни на Крайнем Севере, миграционного поведения жителей области, острых проблем, связанных с этнической миграцией, социальных проблем коренного и старожильческого населения и ряд других. Несколько проектов последовательно выполнялись в рамках Программ фундаментальных исследований Президиума РАН и Отделения историко-филологических наук РАН (2003-2006 гг., 2006-2008 гг., 2009-2011 гг. и в настоящее время). Это служит дополнительным аргументом в пользу окончательной «легитимации» гуманитарного знания в академической науке Кольского Севера.
Мурманский край может рассматриваться как эталонный пример экстремально ускоренного освоения, урбанизации некогда слабозаселенной окраины России. Это образец «советского» (или «государственно-централизованного») опыта, который, осуществляясь за счет издержек человеческих ресурсов, дал впечатляющие технологические результаты в условиях экономической и внешнеполитической нестабильности.
В отношении темпов строительства и демографического скачка показателен, в частности, пример освоения Хибин и рождения г. Кировска. В 1929 г. (всего через три года после установки первого заявочного столба на Расвумчорсском месторождении от имени первооткрывателя А.Н. Лабунцова, Северной научно-промысловой экспедиции и Колонизационного отдела Мурманской железной дороги) у подножья Хибинских гор были заложены рудник и горнорудный поселок, выросший в течение нескольких лет в город Хибиногорск (ныне Кировск). Население Хибиногорска, в районе которого изначально проживала только одна лопарская семья, в 1930 г. составило уже 14 тыс. жителей. Абсолютное большинство из них проживало в землянках, палатках и шалманах. Ко второй половине 1932 г. был практически ликвидирован шалманно-палаточный городок, а летом 1933 г. начато строительство каменных домов. В 1932 г. здесь были открыты горно-химический техникум, художественная и музыкальная школы, больница, столовая, кинотеатр и другие учреждения социально-бытовой и культурной инфраструктуры. Это были первые в мировой практике культурно-образовательные учреждения в Арктике. В это же время было построено здание научной базы Академии наук - знаменитой «Тиетты», в южной части полуострова начато строительство Нивской ГЭС, Кандалакшского
горно-химического комбината, железных дорог и других промышленных объектов. В истории трудно найти прецедент такого жесткого по методам и рекордного по времени осуществления комплексного индустриального освоения «арктических пустынь», в результате которого в тундре создались города и поселения с урбанизированной инфраструктурой.
Открытие в 1930-е гг. на Кольском п-ове месторождений медно-никелевых, железных, редкометалльных руд привело к созданию новых городов и поселков. Если в 1917-1918 гг. население Мурманского края составляло всего 18-20 тыс. человек, и здесь имелись всего три поселения со статусом городов, то буквально за два десятилетия область стала одним из самых урбанизированных регионов страны, каким и остается по сей день. В настоящее время в Мурманской области 16 городов, 12 поселков городского типа, 112 сельских населенных пунктов. В городах проживают 739 тыс. человек, то есть почти 93% населения [21].
Новое население по мере его формирования приобретало ряд типологических свойств, с одной стороны, характерных для регионов ускоренной урбанизации, с другой стороны, очевидно, отличающих его от ряда подобных регионов. Обозначим лишь некоторые из них.
Во-первых, прирост населения был очень быстрым и количественно настолько значительным, что наличие каких-либо местных жителей оказывалось несущественным (и вообще могло быть вынесено «за скобки» - за границу коллективного сознания). Следствием является особая идентичность мигрантов, опирающаяся на идею «первопроходчества». Независимо от социального, профессионального, культурного статуса новоселы в такой ситуации осознают и презентируют себя как «создателей культуры на голом месте». Это создает и программирует на перспективу большую культурную дистанцию между ними (и их потомками) и местным населением. В данном случае дистанцию увеличивали этнические и территориально-поселенческие различия [22].
Во-вторых, прибывавшее на Север население было поликультурно в этническом и региональном отношениях, поскольку среди переселенцев присутствовали представители разных народов и областей России и СССР. В то же время оно частично было, частично становилось в процессе социальной адаптации монокультурным по языку (русскому) и историко-культурному типу. Пример Кольского п-ова на раннем этапе советской индустриализации способен ярко продемонстрировать, как создавалась общность, именуемая советским народом. Масштабная попытка выявить основные характеристики этого культурного типа была предпринята в известном социологическом исследовании конца XX в. [23], но, думается, исследование данного феномена далеко от завершения. Пока можно лишь не очень уверенно предположить, что в этом отношении население региона мало чем отличалось от жителей других урбанизированных территорий России.
В-третьих, являясь формально (и во многом по существу) горожанами, жители строящихся и построенных городов, а также урбанизированных поселений промежуточного типа (рабочие поселки, поселки городского типа и т.п.) представляли и представляют определенные категории городского населения. Большинство из них были бывшими сельскими жителями, а их потомки сейчас являются горожанами во втором, реже третьем поколениях. Немногочисленную, но в культурном отношении значимую часть составляли потомственные городские жители - из интеллигенции или рабочих крупных городов. Такая ситуация позволяет историкам и социологам анализировать с близкого расстояния процессы урбанизации, формирования городского образа жизни, взаимной адаптации человека и городской среды, а также почти не исследованный исторический феномен «социалистического города». Комплексные исследования города составляют одну из самых обширных проблемных областей современных наук, причем не только общественных и гуманитарных.
В-четвертых, типологической особенностью населения является репрезентативность социальных групп, специфических по способу формирования, правовому статусу, социо-профессиональным характеристикам: спецпереселенцы, военные моряки и др. Со статусом таких групп, их информационной закрытостью связаны особенности их включения в отечественную историю и проблемы доступности для социальных исследований.
Региональный социум, формировавшийся в процессе индустриального развития территории, и его социальная история ожидают своих исследователей. Пока не написана история городов и поселков Мурманской области, несмотря на безусловную ценность и информативность
книг, выходивших в серии «Города и районы Мурманской области» в 1970-1980-е гг. Большинство этих книг созданы не профессиональными исследователями (кроме А.А. Киселева) и выполняют, в основном, функцию источников. На качественно новую ступень мурманское регионоведение смогло подняться в начале XXI века, быстро откликнувшись на современные устремления исторической науки, утверждающиеся в России. Исследование П.В. Федорова [24], выполненное с учетом глубокой исторической ретроспективы, среди прочего показало, как под влиянием политических, экономических, социально-исторических факторов в процессе формирования региональных интересов, соотнесенных с общенациональными, и роста регионального самосознания постоянных жителей Кольского Севера здесь складывалась определенного типа общность. Эта работа убедительно подтвердила результаты социальноантропологических исследований, осуществленных в 2003-2008 гг. в ЦГП КНЦ РАН с применением другой методологии.
Исследования последних лет позволили, в частности, проанализировать основания региональной идентичности и адаптированности к региону населения, мигрировавшего на Кольский Север во второй половине XX - начале XXI вв. (включая этнических мигрантов). В частности, адаптивным ресурсом выступает высокий культурный статус территории, который подтверждается развитием технологий и инфраструктуры, уровнем образования и науки, поведенческими особенностями жителей, их мобильностью и в целом «цивилизованностью». Чрезвычайно важной представляется высокая оценка жителями региона (как укорененными, так и относительно недавно приехавшими) уровня и качества социальных связей на Севере, который воспринимается как территория «социальной солидарности» и стабильности. Формированию региональной идентичности способствовали зонально-климатический и геополитический факторы, особое положение Кольского Севера на карте страны и мира (пограничное, полуостровное, с совпадением географических границ с регионально-административными и т.д.), особенности формирования населения, осознание его структурных отличий от населения ряда других территорий России, близость к скандинавским странам, наличие высокотехнологичных производств и научно-образовательной инфраструктуры, отчасти парадоксальным образом возникшее признание преемственности с русской культурой северного типа и ряд других. Самоидентификации соответствует и внешняя: население области идентифицируется чаще всего с «мурманчанами» (реже - «северянами», жителями Заполярья), которые наделяются характерными свойствами [25]. Для развития социогуманитарных исследований эти выводы важны тем, что подтверждают известную цельность и, соответственно, научную легитимность их объекта.
По мере научно-промышленного освоения края, укоренения новоселов, развития инфраструктуры и т.п. сформировалась и культурная среда региона: производственная, управленческая, научно-образовательная, художественная, религиозная и т.д. Культуру социалистических городов можно рассматривать как значительный пласт национального наследия. Она заслуживает не меньшего внимания, чем традиционно-бытовая культура компактных этнических общностей, археологические памятники и другие достойные объекты изучения, сохранения в коллективной памяти и актуализации [26]. С профессиональными общностями связано развитие субкультур (воинской, рабочей горняцкой, строительной, научной и пр.). Региональная литература в совокупности ее видов является ярким примером и заметной частью инфраструктуры культуры Кольского Севера. Эта культурная среда при всей ее мозаичности представляет и цементирует региональную общность, выражает ее интересы и является важным фактором социальной стабильности. Она заслуживает углубленного изучения, которое отчасти начато, отчасти обозначено в ряде постановочных работ и пилотажных исследований. Одной из важнейших социокультурных особенностей региона является его высокий интеллектуальный потенциал. Закономерно, что одним из ведущих направлений исследований Центра гуманитарных проблем стало изучение истории академической науки на Кольском Севере. Предметом рассмотрения являются процессы становления научных направлений и институтов, проблемы функционирования регионального научного центра на разных этапах развития страны в тех или иных социально-политических контекстах, вопросы управления наукой, история отдельных исследований и исследователей, а также актуальные аспекты источниковедения истории науки [27-32].
В современный период, в связи с кардинальной реформой социально-экономической системы страны, процессы урбанизации, цивилизационного развития, активизировавшиеся в скандинавских и в других приарктических странах, в нашем регионе будто бы «повернулись вспять». К проблемным процессам прежде всего относятся разрушение городской и поселенческой инфраструктуры области, уменьшение численности населения, снижение качества человеческого потенциала: старение населения, отток молодежи, снижение уровня образованности, обострение проблем сохранения здоровья и т.д. С 2002 по 2010 гг. число городских населенных пунктов сократилось с 32 до 28 (на 4 ед. в результате преобразования их в сельские населенные пункты), но при этом и число сельских населенных пунктов сократилось со 135 до 112 (на 23 ед.) В 2002 г. зарегистрировано 29 пунктов без населения, в 2010 г. их число увеличилось на 14. Доля сельских населенных пунктов с числом жителей до 10 чел. («вымирающих деревень») увеличилась в два раза (до 18%) [21].
Население Мурманской области уменьшилось с 1989 г. по 2010 г. на 368.5 тыс. чел., то есть на 31.5%. Темпы снижения численности в последнее время несколько замедлились. По сравнению с 2002 г., население области уменьшилось на 10.8%. Ниже этот процент в областном центре, выше - в наименее урбанизированных районах области. Определяющий фактор сокращения численности -миграционная убыль (около 74%). Вместе с тем обращает на себя внимание тот факт, что, по данным проведенных исследований, среди мотивов переезда с Севера доминируют трудовые (экономические), самосохранительные и семейные, но практически отсутствуют социальные и этнокультурные. Более того, основной барьер на пути к перемене места жительства - социальный комфорт, достигнутый на Севере [33]. Специально проведенное исследование, посвященное проблемам адаптации новых этнических мигрантов на Кольском Севере, показало, насколько важны социокультурные факторы, включающие оценку территории и отношение к ней (то есть субъективные обстоятельства), для интеграции мигрантов в региональную общность и преодоления ксенофобии [34].
Нет необходимости доказывать, что развитие гуманитарных исследований служит решению глобальных и локальных социальных проблем, связаны ли они с опасностью ксенофобии или адаптацией северян к техногенной среде, с функционированием науки или интеграцией этнических мигрантов, с трудовой занятостью жителей региона или сохранением памятников культуры, с качеством и доступностью образования или отношениями человека с природным окружением, деструктивными последствиями экономических реформ или охраной здоровья, демографическим дисбалансом или вандализмом, кризисной ситуацией малых монопрофильных городов или самоубийствами подростков и т.д.
Осмысление современных социальных процессов и возможности управления ими напрямую зависят от осознания значимости их «человеческого измерения».
Если попробовать описать одну из траекторий развития академического научного центра на Кольском Севере в антропологическом ключе, окажется, что им проделан путь, типичный для человеческого познания в целом: от изучения внешнего мира (природных ресурсов), продиктованного практическими потребностями, к осознанию необходимости изучить себя (коллективного социального субъекта) как активное действующее лицо исторического процесса. Для этого необходим высокий уровень рефлексии субъекта. Научное сообщество представляет часть населения региона, которое и призвано профессионально осуществлять такую деятельность. При этом, безусловно, возникают проблемы взаимопонимания и возможностей интеграции естественно-научного и гуманитарного знания и, соответственно, представителей обеих сторон. Проблемы «преодоления разрыва двух культур», или «двух типов разнокачественного знания», в высшей степени актуальны для современной науки и обсуждаются на философско-методологическом уровне [35, 36 и др.]. Можно считать, что первые важные шаги в этом направлении в Кольском научном центре РАН сделаны.
ЛИТЕРАТУРА
1. Гуревич А.Я. Историческая антропология: проблемы социальной и культурной истории // Вестник АН СССР. 1989. № 7. С. 71-78. 2. Гуревич А.Я. Исторический синтез и Школа «Анналов». М.: Индрик, 1993. 319 с. 3. К новому пониманию человека в истории: Очерки развития современной западной исторической мысли / под ред. Б.Г. Могильниикого. Томск, 1994. 4. Репина Л.П. Социальная история и историческая антропология: новейшие тенденции в современной британской и американской медиевистике // Одиссей. Человек в истории. М., 1990. С. 167-181. б. Репина Л.П. «Новая историческая наука» и социальная история. М.: ИВИ РАН, 1998. 278 с. б. Споры о главном: Дискуссии о настоящем и будущем исторической науки вокруг французской школы «Анналов» / отв. ред. Ю.Л. Бессмертный. М.: Наука, 1993. 207 с. 7. Burke P. History and Social Theory. Ithaca, New York: Cornell University Press, 1993. 198 p. В. Гинцбург К. Микроистория: две-три вещи, которые я о ней знаю // Современные методы преподавания новейшей истории. М., 1996. С. 207-235. 9. Ревель Ж.
Микроисторический анализ и конструирование социального // Одиссей. Человек в истории. М., 1996. С. 110-127. 10. Mauss M. Sociologie et anthropologie. Paris, 1950. 11. Мосс М. Общества. Обмен. Личность: труды по социальной антропологии. М.: «Восточная литература», 1996. 320 с. 12. Бергер П. и др. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания / П. Бергер, Т. Лукман. М.: Московский философский фонд и др., 1995. 322 с. 13. Харузин Н.Н. Русские лопари. (Очерки прошлого и современного быта). М.: Т-во скоропечатни А.А. Левенсон, 1890. 472 с. 14. Бодрова О.А. Саамская культура сквозь призму «колониальной этнографии» (к проблеме жанровой природы этнографической литературы) // Население Кольского Севера в период социальных трансформаций: Проблемы и практики культурной адаптации. Апатиты: Изд. КНЦ РАН, 2007. С. 135-146. 15. Алымов В.К. Лопари Кольского полуострова // Доклады и сообщения Мурманского общества краеведения. Вып. 1. Мурманск, 1927. С. 7-22. 16. Пация Е.Я. и др. Научно-исследовательская и просветительская деятельность музея «Истории изучения и освоения Европейского Севера России» / Е.Я. Пация, В.П. Петров // Этнокультурные процессы на Кольском Севере: сб. статей / МЦНКО КНЦ РАН. Апатиты, 2004. С. 159-166. 17. Гуцол Н.Н. и др. Финоугорское население Кольского Севера в 70-80-е годы ХХ столетия / Н.Н. Гуцол, Е.Я. Пация // Материалы к книге: Pennanen Jukka, Lukjantsenko Tatjana, Gutsol Natalia, Patsia Jevgenia. Los ei ole poropaimenia, kansa ha vaa: kuolan poronhoitajien sosiokultuurien adaptaatio 20. Vuosisadalla. Helsinki: Suaomalaisen Kirjallisuuden Seura, 2000. Vp. 8.7/779. 18. Гуцол Н.Н. и др. Современное состояние памятников культуры восточных саамов / Н.Н. Гуцол, С.Н. Виноградова, А.Г. Саморукова // Этнокультурные процессы на Кольском Севере: сб. статей / МЦНКО КНЦ Ран. Апатиты, 2004. С. 126-141. 19. Петров В.П. и др. К истории развития гуманитарных исследований в Кольском научном центре РАН / В.П. Петров, И.А. Разумова // Человек в социокультурном пространстве: Европейский Север России. Апатиты: КНЦ РАН, 2005 а. С. 5-17. 20. Петров В.П. и др. Проблемы и перспективы социально-антропологических исследований этнокультурной ситуации на Кольском Севере / В.П. Петров, И.А. Разумова // Формирование основ современной стратегии природопользования в Евро-Арктическом регионе. Апатиты: Изд. КНЦ РАН, 2005 б. С. 108-118. 21. О предварительных итогах Всероссийской переписи населения 2010 года в Мурманской области. Аналитическая записка. Мурманск: Мурманскстат, 2011. 22. Разумова И.А. «Аборигены» и «мигранты»: проблемы аккультурации и культурной дистанции коренного и городского населения Крайнего Севера // Народные культуры Европейского Севера. Архангельск: Материалы респ. науч. конф. ПГУ, 2008. С. 28-33. 23. Советский простой человек: опыт социального портрета на рубеже 90-х / отв. ред. Ю.А. Левада. М.: «Мировой океан», 1993. 24. Федоров П.В. Северный вектор в российской истории: центр и Кольское Заполярье в XVI-XX вв. Мурманск: МГПУ, 2009 - 388 С. 25. Разумова И.А. Миграционный опыт и формирование локальной идентичности жителей Кольского Севера // Адаптация народов и культур к изменениям природной среды, социальным и техногенным трансформациям / отв. ред. А.П. Деревянко, А.Б. Куделин, В.А. Тишков; Отд-ние ист.-филол. наук РАН. М.: РОССПЭН, 2010. С. 290-298. 26. Разумова И.А. Социалистический город в памяти жителей // Texts and Communities: Soviet and Post-Soviet Life in Discourse and Practice / Aleksanteri Institute, Finland - Aleksanteri Series, 4 / 2007. P. 145-158. 27. Шабалина О.В. Из истории этнографических исследований В.В. Чарнолуского: рисунки и письма ученого из фондов Музея-архива ЦГП КНЦ РАН // Региональное сообщество в период социальных трансформаций: Кольский Север, начало XXI века. Апатиты: Изд. КНЦ РАН, 2007. С. 146-170. 28. Петров В.П. К анализу исторического опыта решения проблемы рационального использования минеральных ресурсов Кольского полуострова // Кольский Север в XX - XXI вв.: культура, наука, история. Апатиты: Изд. КНЦ РАН, 2009. С. 5-15. 29. Саморукова А.Г. Кольская база Академии наук СССР в первые послевоенные годы // Кольский Север в XX - XXI вв.: культура, наука, история. Апатиты: Изд. КНЦ рАн, 2009. С. 15-21. 30. Макарова Е.И.и др. Деятельность академии наук на Кольском полуострове: к реконструкции истории промышленного освоения Евро-Арктического/Баренц-региона (1920-1940 гг.) / Е.И. Макарова, В.П. Петров // Труды Кольского научного центра РАН. 2/2010. Гуманитарные исследования. Вып. 1. С. 94-114. 31. Саморукова А.Г. и др. К вопросу об опыте взаимодействия партийно-советских региональных властных органов и академических научных учреждений: на примере работы Кольского филиала АН СССР в 1945-1965 годах / А.Г. Саморукова, В.П. Петров// Труды Кольского научного центра РАН. 2/2010. Гуманитарные исследования. Вып. 1. С. 115-126. 32. Саморукова А.Г. и др. К вопросу о роли местных органов власти в развитии науки на Кольском полуострове в период деятельности Мурманского совнархоза в 1957-1965 годах / А.Г. Саморукова, В.П. Петров // Труды Кольского научного центра РАН. 3/2011. Гуманитарные исследования. Вып. 2. С. 80-92. 33. Разумова И.А. “Север” - категория времени // Северяне: Проблемы социокультурной адаптации жителей Кольского полуострова. Апатиты: Изд. КНЦ РАН, 2006. С. 5-14. 34. Змеева О.В. Новый дом вдали от родины. Этнические мигранты на Кольском Севере. Апатиты: КНЦ РАН, 2011. 96 с. 35. Моисеев Н.Н. Универсальный эволюционизм // Вопросы философии. 1991. № 3. С. 3-18. 36. Мангасарян В.Н. Природа. Общество. Культура: Основания коэволюции. (Философско-методологический анализ). СПб.: Русская Христианская гуманитарная академия, 2011. 252 с.
Сведения об авторах
Разумова Ирина Алексеевна - д.и.н., гл. научный сотрудник; e-mail: [email protected]
Петров Валентин Петрович - д.г.-м.н., зам. председателя КНЦ РАН, директор ЦГП КНЦ РАН; e-mail: [email protected]
