CC BY
61
УДК 14:001.8
СТЕПАНИЩЕВ Анатолий Федорович, кандидат философских наук, доцент, заведующий кафедрой философии и истории Брянского государственного технического университета. Автор 37 научных публикаций, в т. ч. одной монографии
СТАНОВЛЕНИЕ ЕДИНСТВА ФИЛОСОФСКОЙ И НАУЧНОЙ РАЦИОНАЛЬНОСТИ В АСПЕКТЕ КОНЦЕПЦИИ ДЕТЕРМИНИЗМА
Рациональность, философия, наука, концепция детерминизма
Одной из наиболее сложных философских проблем в настоящее время является проблема рациональности. Подчас она кажется просто необозримой (Ю. Хабермас1) и до конца неразрешимой (В.Н. Порус, И.Т. Касавин2). Есть даже предложение (например, польского философа А. Мотыцка) вообще отказаться от ее обсуждения3.
И вместе с тем, несмотря на вышесказанное и на то, что эта проблема является, образно говоря, «ровесницей» философии, интерес к ней со временем отнюдь не снижается. Напротив, ожесточенная полемика вспыхивает вновь и вновь, особенно в периоды так называемой «проблематизации рациональности». Известно, например, как бурно и долго в рамках неопозитивизма, а затем и постпозитивизма проходило обсуждение сути научной раци-ональности4. Содержание понятия «научная рациональность» и сейчас является необычайно сложным, что, по выражению В.Н. Пору-
са, представляет своего рода «скандал в философии»5. Но подобные «скандалы» приводят к активизации исследовательской деятельности. В.Н. Порус справедливо пишет, что из всей полемики по поводу научной рациональности следует, что какого-то раз и навсегда данного ее определения получить, по-видимому, нельзя. Мы можем только строить нормативные модели такой рациональности, характерные для данного состояния науки. Более того, каждая модель преследует цель отразить разные грани столь сложного феномена, как наука6. И, наконец, еще одно замечание. В философии науки «пока накоплен соответствующий опыт построения простейших (эпистемических, деятельностных) моделей научной рациональности, применимых для решения относительно несложных задач. Однако почти нет опыта системного применения таких моделей»7. Естественно, этот недостаток постепенно устраняется, но
для его полного преодоления требуется время. Определенным вкладом в решение обсуждаемых проблем является, например, достаточно корректная методология построения нормативных моделей научной рациональности, предложенная в работе В.С. Степина «Теоретическое знание»8. Именно на основе этой методологии автор дает весьма обстоятельное определение рациональности классического, неклассического и постне-классического периодов развития науки.
Не менее острой в настоящий момент является и проблематизация философской рациональности, связанная, с одной стороны, с исследованиями иррациональных граней в деятельности человека. Но в еще большей мере философская рациональность проблема-тизируется работами постмодернистов, пытающихся осуществить так называемые «глубокие погружения» в дорациональные уровни духовного мира людей9. Попытки постмодернистов (особенно на уровне «лингвистического поворота») отказаться от всей предыдущей философии и от науки (включая ее современный облик) в еще большей мере усиливают обсуждаемую проблематизацию. В связи с этим как сама рациональность в философии, так и ее осмысление становятся фрагментарными, что получило название «мультифинальности», или «полиморфиз-ма»10. Такая многоуровневая проблематиза-ция даже научной и философской рациональности достаточно часто воспринимается как системный кризис рациональности вообще. В этом можно убедиться, обратившись к тематике работ, посвященных данной проблеме11. Показательно также название вышедшей в 1999 г. 2-томной коллективной работы «Рациональность на перепутье»12.
В то же время частично охарактеризованный выше «шквал проблем», обрушившийся
на концепцию научной и философской рациональности, к сожалению, недостаточно быстро и квалифицированно решается. Иначе говоря, ответ не соответствует брошенному вызову13. Правда, надежда на решение сложившихся проблем, конечно же, есть. (Ситуация развивается в согласии с известным принципом: «Там, где опасность, там же видны и ростки спасения».) На мой взгляд, очень плодотворной здесь является идея Н.С. Автономовой о единстве рациональности как таковой и о единстве научной и философской рациональности в частности14. В самом деле, разум человека един. Единой должна быть и рациональность. Но можно ли увидеть единство научной и философской рациональности сейчас, когда сама эта идея кажется слишком уж смелой на фоне многочисленных попыток ее «эффектного ниспровержения» сторонниками «мультифинального» облика рациональности? Можно ли объединить дифференциацию рациональности, связанную с развитием науки и философии, с требованием ее интеграции, которое продиктовано фактом единства и целостности разума?
В настоящее время сделать это можно, поскольку нынешний уровень науки и философии действительно позволяет увидеть обсуждаемый необычайно важный процесс интеграции рациональности этих двух видов познания. Естественно, что в названной только что интеграции есть множество аспектов. Данная статья посвящена в первую очередь становлению единства теоретической грани научной и философской рациональности. М.С. Автономова совершенно права, когда пишет, что развитой облик рациональности должен характеризоваться теоретичностью, рефлексивностью и эгалитарностью (доступностью для понимания каждому человеку)15.
Иначе говоря, названная выше теоретическая грань - важнейшая черта развитого уровня рациональности и одно из оснований отмеченной ее рефлексивности и эгалитарности.
Известно, что при обсуждении современных проблем весьма существенная роль принадлежит знанию их «первопричин» и характера исторического становления. Именно так обстоит дело и в осмыслении рациональности. В античной философии были два слова, которые затем определили содержание латинского понятия «разум». Это - «логос» и «нус». Оба они характеризовали и гармонию мира и гармонию сознания16. Получается, что единый разум отражает единую мировую гармонию. С современных позиций важнейшим компонентом гармонии мира, его «логоса» является всеобщая взаимообусловленность процессов и явлений, объективное основание которой -всеобщая универсальная связь. В предлагаемой статье рассматривается процесс становления единства теоретической грани философской и научной рациональности в отражении отмеченной только что связи, а также соответствующая коэволюция этих двух типов рациональности. При этом, очевидно, что этапы только что названной коэволюции существенно влияли и влияют сейчас на облик как философии, так и науки. Наука, как известно, прошла в ходе своего развития три последовательно сменивших друг друга ступени: классическую, неклассическую и постнеклас-сическую17. И каждая из них, как уже отмечалось, имеет свой специфический вид рациональности. То же самое относится и к философской рациональности. Но если два первых этапа развития философии уже получили свое наименование (классический и неклассический), то нынешний этап устоявшегося названия пока не имеет. Его называют то постмо-
дернистским, то постнеклассическим. Какое них точнее отражает современное состояние философии? На этот вопрос лучше ответить в конце статьи, после обсуждения заявленной в названии темы.
Становление названного выше единства теоретической грани философской и научной рациональности имеет явно выраженный нелинейный характер. Отчасти поэтому и его осмысление невозможно провести по «линейной» схеме. Здесь нужно сначала предложить готовую версию, имея в виду уже современный уровень развития философии и науки, и лишь после этого рассмотреть соответствующие исторические факты. Суть данной версии следующая. Философия, как известно, изначально ставит своей целью целостное рассмотрение бытия мира, его всеобщей универсальной связи, движения и развития. Этот «бытийный» взгляд фактически имеет две основные грани. Одна из них - «со-бытий-ность», или совместное бытийствование всего в мире. Вторая - «процессуальность» как основание самодвижения мира и его объектов. Данные две грани неразрывно связаны в едином движении и развитии. Но в рамках классической философии, в силу ее созерцательности, они имели разную глубину осмысления и тем самым оказывались очень трудно связуемыми друг с другом как применительно к миру в целом, так и к отдельным объектам. В отношении мира это вылилось в двойственность его видения, что получило уже в средневековье название «мир горний» и «мир дольний». У Платона, например, «Гиперура-ния» оказалась неким «срединным царством» между вынесенным вверх Единым элеатов и вынесенным вниз текучим, изменчивым миром, в котором живут люди. Ни Единое, ни текучий мир вещей, с точки зрения Платона,
познать было нельзя18. Аристотель, как может показаться, ушел от противопоставления «мира горнего» и «мира дольнего» с помощью удивительно гибкой концепции «составной» и «первой» формы. Но обсуждаемая проблема предстала в другом облике. Стагириту, с одной стороны, не удавалось связать союз всех форм («ens commune») с основанием, механизмом движения этого союза, а именно с «ens per se» (перводвигателем, формой всех форм). С другой стороны, возникли трудности в обсуждении проблем движения отдельных объектов. Это очень наглядно предстало в критике Аристотелем так называемых апорий Зенона. Зенон, по сути дела, рассматривал механическое движение (стрелы, черепахи, Ахилла и др.), а к этому движению невозможно применить концепцию смены форм («mutatio»), которая, кстати говоря, блестяще срабатывает в отражении движения неизолированных объектов. И Аристотель сам указал на данное затруднение, назвав такое движение изолированным, локальным («motus localis»).
Эта историческая грань делает более понятными следующие методологические моменты. Дело в том, что именно в философии Аристотеля очень отчетливо предстает двойственность видения движения как в отношении мира в целом, так и в отношении отдельных его объектов. Более того, взгляды Аристотеля оказались в центре внимания всего последующего развития философии и науки вплоть до становления их неклассического облика. Наиболее удачной в исследовании этого развития, по-моему, является работа «Концепция самоорганизации: становление нового образа научного мышления»19. Ее авторы (А.А. Печенкин и др.) высказали собственную позицию по поводу «событийно-
сти» и «процессуальности», которая не совсем совпадает с предложенным выше моим пониманием этих граней движения. В частности, они пишут, что, «применяя современную терминологию, можно назвать мгновенную смену форм «событием»: тогда как «поток формы» и локальное движение попадут в разряд «процессов». И далее: «Таким образом, в нашем определении «событие» отличается от «процесса» своей мгновенно достигаемой завершенностью, окончательностью»20. При этом в данной работе подчеркивается, что отмеченная только что «мгновенность» и «постепенность» как «два представления о движении полярны и не могут быть сведены одно к другому или каким-то еще способом примирены на философско-онтологическом уровне, несмотря на то, что попытки «примирения» все-таки имели место»21. Кстати сказать,
А.А. Печенкин и его коллеги посвятили рассмотрению развития соотношения «событийности» и «процессуальности» во взглядах на движение целую главу своей работы22. На мой взгляд, это очень ценное исследование. В его свете вполне правомерным являются следующие вопросы. Почему ни в философии, ни в науке не удавалось вплоть до середины ХХ в. совместить «событийный» и «процессуальный» взгляды на движение? Что, собственно говоря, мешало решению этой проблемы? Причины такого рода затруднений хорошо видны на фоне современной постнеклассичес-кой концепции самоорганизующегося глобального эволюционизма Вселенной23. В этой концепции также есть двойственное видение движения в облике «синхронного» и «диахрон-ного» срезов24, которые неплохо резонируют с названными выше «мгновенностью» и «постепенностью». Но «синхронный» и «диахрон-ный» срезы органично согласуются в упомя-
нутой концепции друг с другом, составляя две неразрывные грани единого движения. Другими словами, постнеклассическая наука смогла все-таки решить ранее неразрешимую проблему.
Но обо всем по-порядку. В обсуждении данной проблемы, очевидно, есть резон сохранить исторически сложившуюся терминологию (событийности и процессуальности), придав ей несколько иной смысл, в котором «мгновенность» и «постепенность», о которых говорит А.А. Печенкин и его коллеги, являются всего лишь одной из необходимых граней. Этим и обусловлен предложенный мною выше подход к содержанию понятий «со-бытие» и «процесс». Для умозрительной классической философии более доступным оказалось отражение «со-бытийности», то есть «синхронности» как мгновенной согласованности всеобщих изменений сразу по всей универсальной связи на каждый данный момент времени. И она сталкивалась с очень большими затруднениями при спекулятивном отражении «процессуальности», поскольку ей были неизвестны детали реальных связей. Совсем другие возможности характеризовали науку, находившуюся вплоть до XVII в. в состоянии «преднауки» и лишь затем перешедшую на уровень классической ступени своего развития. Как «преднауке», так и классической науке были доступны исследования лишь изолированных объектов. Иначе говоря, наука в лучшем случае могла отразить «процессуальность», или «диахронность», самого простого (то есть механического) движения.
Ситуация изменилась в позитивную сторону с переходом философии и науки к неклассическому уровню их развития. Философия получила доступ к более гибкому от-
ражению «процессуальности» («диахрон-ности»), а наука впервые вышла на осмысление «событийности» («синхронности») движения, поскольку стала исследовать совместное бытийствование неизолированных объектов. На ступени же своего постнеклассицизма наука получила возможность уже целостного видения одновременно и «со-бытийности», и «процессуальности» движения как единства его «синхронного» и «диахронного» срезов, что и продемонстрировано в названной уже концепции самоорганизующегося глобального эволюционизма. Забегая вперед, нужно сказать, что такие же возможности появились и в философии на современном уровне ее развития. Обусловлено это становящимся единством философской и научной рациональности, которому посвящена данная статья. Как известно, с позиций развитых систем хорошо видны проблемы их предыдущих ступеней.
В свете приведенных методологических замечаний можно вновь обратиться к историческим граням исследуемого вопроса. К сожалению, рамки статьи не позволяют детально обсуждать проблему связи «событийного» и «процессуального» в средневековой философии. Можно здесь лишь отметить, что различие «ens commune» и «ens per se» стало лейтмотивом полемики реализма (XIII в., Фома Аквинский) и номинализма (XIV в., Дунс Скот, Уильям Оккам и др.), а также предметом обсуждения так называемой второй схоластики (XVI в., Франциско Суарес, Луис Молина).
С возникновением в XVII в. классической науки в эту полемику «ввязались» еще и философствующие ученые. Но они сразу же встали на позиции «процессуального» отражения всеобщей детерминации и движения,
поскольку классическая наука, как известно, рассматривала движение изолированных объектов, не имея тем самым возможности видеть «со-бытийность». При этом «процес-суальность» в ее механистическом научном исполнении стала (как идеал) переноситься и в философию. «Со-бытийность», таким образом, вновь отодвигается на второй план. При этом философствующие ученые подвергают достаточно жесткой критике имеющийся в философии понятийный аппарат «со-бытий-ного» видения движения в облике идей Аристотеля о форме, смене форм, четырех видах причинности и др. Кстати, сделано это было на волне критики многих устаревших к тому времени научных взглядов Аристотеля. Активное участие в развитии механистического «процессуального» видения движения в науке и в своеобразном переносе его в философию приняли Р. Декарт, Б. Спиноза, И. Ньютон, Р.И. Бошкович, Г. Лейбниц, П.С. Лаплас. Правда, такие ученые, как П.С. Лаплас и Р.И. Бошкович в своих научных работах обращались к исследованию неизолированных систем (П.С. Лаплас в вероятностных методах, а Р.И. Бошкович в осмыслении нелинейных взаимодействий частиц мира). Но в лучшем случае тогда эти моменты можно было понять так, как сейчас понимается «детерминированный хаос» (попытка связать детерминизм Лапласа с принципиальной неизолиро-ванностью, а следовательно, с нелинейностью и вероятностностью движения изучаемых объектов).
Другими словами, названные ученые и одновременно философы, внесшие большой вклад в становление и развитие классической науки и философии, тем не менее, не смогли сделать чего-то принципиально нового в единстве «событийного» и «процессуального»
видения движения. А их исследования в «процессуальном» понимании всеобщей детерминации лишь заложили основание для будущих успехов науки в данном направлении. И, пожалуй, только в философии Г. Гегеля вновь произошло своего рода восстановление «событийного» подхода с одновременным совершенствованием «процессуального» в облике его концепции «диалектического противоречия». Становление неклассической философии (середина XIX в.) привело к новому уровню исследований в данном направлении, что явилось давно ожидаемым эффектом.
Совсем по-другому были восприняты результаты, полученные в ходе становления неклассической науки. На новой ступени развития теоретическая научная рациональность приобретает уровень, дающий возможность исследовать совместное движение многих неизолированных объектов. Но это, с одной стороны, означает отход от механической упрощенности понимания «процессуального» аспекта всеобщей детерминации. С другой же стороны, наука тем самым подошла к исследованию «со-бытийной» грани детерминации. И именно здесь в осмыслении «со-бытий-ности» даже первые, осторожные выводы немало удивили самих создателей неклассической науки. Об этом можно судить хотя бы по названию параграфа, посвященного неклассической науке, в отмеченной выше коллективной монографии («Реабилитация схоластики и аристотелизма. Формула Эйнштейна. Отказ от траектории. Новая концепция причинности»)25. Ученые увидели, что отвергнутая в свое время классической наукой концепция Аристотеля о смене форм и четырех типах причинности хорошо согласуется с новейшей физикой. Образно говоря, на ступени своего неклассицизма философия и наука сде-
лали встречные шаги в развитии своей теоретической рациональности. Для философии это был шаг от «со-бытийного» понимания всеобщей детерминации к «процессуальному», а для науки - от «процессуального» к «со-бытийному».
Но если моменты становления неклассического облика философии и науки были относительно самостоятельными, то последующее их развитие в этом новом качестве прошло в очень тесной связи и взаимосогласованности. Научные неклассические исследования нашли отражение в философском знании, а развитие философии оказало прямое влияние на научные разработки. Хотя это всего лишь одна из граней совместного развития философии и науки в период их неклассицизма. Наибольшее значение здесь принадлежит становлению так называемого общенаучного знания в облике единства вероятностных и статистических методов, теории систем, теории информации и кибернетики. Это знание сформировалось в науке специально для исследования неизолированных, открытых систем. Другими словами, рациональность общенаучного знания с самого начала преследовала цель совершенствования «процессуального» понимания детерминации и продвижения в направлении более глубокого ее «со-бытийного» видения. Среди многих публикаций, посвященных диалектике развития общенаучного знания, на мой взгляд, особое место принадлежит работе В.С. Готта, Э.П. Семенюка и А.Д. Урсула «Категории современной науки: Становление и развитие»26. Именно эти ученые, по сути дела, первыми указали на то, что общенаучное знание станет связующим звеном в формировании единства философской и научной рациональности. И это действительно стало происходить
с созданием синергетики как нового звена общенаучного знания.
Синергетике, ее роли в научных и философских исследованиях посвящено множество работ. В данной статье есть смысл обратить внимание всего лишь на одну из них, но очень показательную. Речь идет о монографии
В.И. Аршинова «Синергетика как феномен по-стнеклассической науки»27. Здесь автор, хорошо знающий предмет исследования, пишет
о том, что он стоит на позициях «синергетической философии» (вслед за В.В. Налимо-вым, развивавшим «вероятностную философию»)28. В частности, В.И. Аршинов пишет, что «вероятностная философия, так же как и синергетическая, - это «философия встречи». При этом она формулируется и осознается через осознавание встречи науки с философией, причем осознавание личностное»29. Такое может написать только человек, хорошо видящий прямое взаимодействие общенаучного знания с философией. Тем самым то, что предвидели В.С. Готт, Э.П. Семенюк и А.Д. Урсул в 1984 г., В.И. Аршинов подтвердил своими исследованиями в 1999.
Иначе говоря, на современном уровне развития философии и науки идет становление единства теоретической грани философской и научной рациональности. Следствием этого процесса явилось, в частности, создание упомянутой уже концепции глобального эволюционизма в его синергетической интерпре-тации30. При этом, возможно, впервые уже сама наука может сказать, каким образом происходит мгновенная синхронизация поведения всей универсальной связи Вселенной. Характерно то, что такие (со-бытийные) возможности не вступают в противоречие с наличием более высокого уровня научных исследований диахронных (процессуальных)
аспектов всеобщей детерминации (например, в СТО). Известно, в частности, что в период формирования квантовой механики был высказан знаменитый принцип Паули, который косвенно подтверждает отмеченную выше мгновенную синхронизацию, поскольку в противном случае невозможно его выполнение. (Откуда все частицы мира «знают», какая из них на каком энергетическом уровне на данный момент времени находится? И как они «согласуют» друг с другом свое «поведение» и «пребывание» на разных уровнях?). Отдельные штрихи понимания данной синхронизации представлены в настоящий момент: в идее относительности к «группам вращения» (в отличие от «групп трансляции»); в концепции связи всех элементарных частиц мира и, наконец, в концепции голографической Вселенной Д. Бома и голографического мозга К. Прибрама31. Кстати говоря, голографическая Вселенная Д. Бома на XVIII Всемирном философском конгрессе была воспринята как важнейший элемент поиска новой рациональности, о чем и написал в своей работе «Поиск новой рациональности (по материалам трех всемирных конгрессов)» П.С. Гуревич32. В свете только что сказанного видно, что тот «событийный» взгляд на всеобщую детерминацию, который изначально был доступен только философской рациональности, теперь стал достигаться и научной рациональностью.
На уровне становления единства философской и научной рациональности появляется возможность рассмотреть и еще один очень существенный вопрос. Философия вместе с наукой вступила в новый этап своего развития. Название для данного этапа в науке сложилось. Это - «постнеклассическая наука». Трудности, как уже отмечалось в начале статьи, возникают с названием современного этапа развития философии. За ним
после выхода в 1978 г. работы Ж.-Ф. Лиотара «Состояние постмодерна» закрепилось наименование «постмодернистская философия». Но так ли это? На мой взгляд, философский постмодернизм - необходимый компонент современного философского знания (как в облике «лингвистического», так и «коммуникативного» поворотов). Он действительно своими специфическими методами исследует существенные грани развития социальных систем, включая поведение человека и его духовный мир. Но отмеченная только что специфичность методов, которыми он это делает, объективно ведет, как на это уже указывалось, к «мультифинальному», или «полиморфному», облику философской рациональности. А это в еще большей мере проблема-тизирует рациональность, исследование которой и без того кажется неразрешимой задачей. Ситуация приобретает совершенно другой вид, если обратиться к обсуждаемому в данной работе феномену становления единства философской и научной рациональности. В свете предлагаемого подхода видны сразу два процесса развития рациональности. С одной стороны, это - необходимая ее дифференциация как в науке, так и в философии, а с другой - интеграция в облике только что отмеченного становящегося единства. В этой связи по необходимости дробящаяся рациональность (в лице «полиморфизма», или «мультифинальности») выглядит не набором несвязанных компонентов, а единым голографическим феноменом, где каждое звено отражает все другие, а все отражают каждое. Именно эта последняя черта и является принципиальной отличительной характеристикой рациональности современной философии, поскольку как дифференциация, так и интеграция рациональности были характерны для классического и, особенно, неклассического
этапа философского знания. Но нынешний уровень интеграции (при продолжающейся дифференциации) достигнут здесь впервые. Тем самым современный облик философии и ее рациональности было бы точнее назвать
постнеклассическим. В свою очередь, постмодернистская философия со своей «мультифи-нальной» рациональностью составляет всего лишь одну из существенных граней этого нового постнеклассического облика.
Примечания
1 Автономова Н.С. Рациональность: наука, философия, жизнь II Рациональность как предмет философского исследования. М., 1995. С. 47.
2 Порус В.Н. Системный смысл понятия «научная рациональность» II Там же. С. 89, 100; Касавин И.Т. О ситуациях проблематизации рациональности II Там же. С. 173.
3 Порус В.Н. Указ. соч. С. 89.
4 Там же. С. 76-100; Касавин И.Т. Указ. соч. С. 155-173; Пружинин Б.И. Рациональность и единство знания II Рациональность как предмет философского исследования... С. 101-118.
5 Порус В.Н. Указ. соч. С. 76.
6 Там же. С. 96.
7 Там же. С. 100.
8 Степин В.С. Теоретическое знание. М., 1999. С. 478-480.
9 Автономова Н.С. Указ. соч. С. 60.
10 Там же. С. 71.
11 Рациональность как предмет философского исследования. М., 1995.
12 Рациональность на перепутье. Кн. 1 I Отв. ред. В.А. Лекторский. М., 1999. Кн. 2 I Отв. ред. П.П. Гайденко. М., 1999.
13 Автономова Н.С. Указ. соч. С. 75.
14 Там же.
15 Там же. С. 72.
16 Раутманис К.В. Генезис идей рациональности в философии II Рациональность как предмет философского исследования. М., 1995. С. 17-33; Автономова Н.С. Указ. соч. С. 52.
17 Степин В.С. Указ. соч.
18 Гайденко П.П. Волюнтативная метафизика и новоевропейская культура II Три подхода к изучению культуры I Под ред. В.В. Иванова. М., 1997. С. 16.
19 Концепция самоорганизации: становление нового образа научного мышления. М., 1994.
20 Там же. С. 84.
21 Там же.
22 Там же. С. 83-111.
23 Jantsch E. The Self - Organizing Universe. Pergamon, N.Y., 1980.
24 Степин В.С. Указ. соч. С. 419.
25 Концепция самоорганизации. С. 104-109.
26 Категории современной науки: Становление и развитие I В.С. Готт, Э.П. Семенюк, А. Д. Урсул. М., 1984. 268 с.
27 Аршинов В.И. Синергетика как феномен постнеклассической науки. М., 1999.
28 Там же. С. 36.
29 Там же.
30 Jantsch E. Op. cit.
31 Аршинов В.И. Указ. соч. С. 5.
32 Рациональность как предмет. С. 184.
Stepanishchev Anatoly
UNITY FORMATION OF PHILOSOPHICAL AND SCIENTIFIC RATIONALITY IN TERMS OF DETERMINISM CONCEPTION
The article deals with the co-evolution of theoretical side of philosophical and scientific rationalities at classical, non-classical and post-nonclassical levels of their development. It is specially noted that there exists a certain unity of these rationalities at the modern, post- nonclassical level in terms of universal determination. The general scientific knowledge is of great importance in it, especially its component sinergetica.
Рецензент - Кудряшова Е.В., заместитель директора департамента образования, науки и высшей школы администрации Архангельской области
