CC BY
9
ПОЛИТИЧЕСКИЕ НАУКИ И МЕЖДУНАРОДНЫЕ ОТНОШЕНИЯ
Вестник Омского университета. Серия «Исторические науки». 2022. Т. 9, № 4 (36). С. 67-76. УДК 32.019.52
Б01 10.24147/2312-1300.2022.9(4).67-76
Ю. В. Попова
СССР КАК «ЗОЛОТОЙ ВЕК»: ДИНАМИКА ВОСПРИЯТИЯ ГРАЖДАНАМИ И ИХ СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИЕ И ПОЛИТИЧЕСКИЕ НАСТРОЕНИЯ
Анализируется характер и динамика восприятия российскими гражданами Советского государства. Находит своё подтверждение гипотеза о мифологическом образе СССР, характеризующая восприятие современными россиянами своего недавнего прошлого. Делаются предположения об источниках этой мифологизации: превалирование личного опыта над транслируемой государством доктриной, а также тяготы, лишения текущей повседневности, которые никак не соотносятся с некогда иллюзорным образом «другого», несоветского мира.
Ключевые слова: СССР; индивидуальная память; мифологизация прошлого; современное российское общество; динамика общественных настроений.
Несмотря на прошедшие десятилетия, Советский Союз продолжает оставаться для граждан современной России весьма привлекательным социально-политическим образованием. О нём с регулярностью вспоминают президент (достаточно вспомнить слова В. Путина о распаде СССР как «крупнейшей геополитической катастрофе XX в.»), лидеры политических партий (КПРФ и др. левые партии, поддерживающие коммунистическую идею), ностальгируют рядовые граждане. Несомненно, что отношение к прошлому, осмысление его, особенно недавнего, выступает основой для выстраивания ориентиров для настоящего и будущего развития. В статье мы попытаемся ответить на ряд вопросов. Какой характер носят эти представления о прошлом? Являются ли они результатом относительно объективного осмысления прошлого или в большей степени идеализированным образом достаточно давно ушедшего времени? Насколько текущее социально-экономическое положение граждан
и их политические предпочтения связаны с пониманием своего прошлого - СССР?
С позиции теории коллективной памяти представления о прошлом имеют коллективную природу, они транслируются и передаются в публичном пространстве, имеют опорные точки в виде вербальных и невербальных текстов, символов, собственные механизмы формирования. «Коллективная память формируется и поддерживается властью с помощью целого комплекса коммемора-тивных практик, направленных на управление прошлым в интересах настоящего. На групповом уровне она обеспечивает интеграцию и консолидацию членов общества, стимулируя их социальную активность, укрепляя сплочённость, солидарность, устойчивость и целостность. На индивидуальном уровне коллективная память способствует конструированию идентичности личности, формированию чувства преемственности и ответственности, определяя жизненные ориентиры, ценности и смыслы» [1, с. 139].
В данном случае можно говорить о целенаправленной деятельности политических акторов по формированию и поддержанию коллективной памяти посредством определённых институтов, норм. Но была ли организована (государством или иными акторами) работа, причём последовательная, по переосмыслению советского прошлого на уровне всего общества, а не отдельных его групп? Да, на уровне общественных организаций (таких полярных как «Мемориал» и «Память»), партийных структур такая работа велась, но она носила нишевый характер, охватывая часть населения и формируя контрастное представление о прошлом, причём преимущественно оценочное. На уровне государства как политического актора можно видеть использование опыта и памяти об СССР преимущественно в целях политической борьбы (наиболее яркий пример - президентские выборы 1996 г.), но никак не целенаправленная, организованная деятельность с развёрнутыми долгосрочными целями.
Но есть и массовая индивидуальная память, которая формируется на уровне воспоминаний индивидов. И последняя будет являться предметом нашего внимания. Индивидуальная и коллективная памяти взаимосвязаны. Как писал М. Хальбвакс, «эти две памяти часто проникают друг в друга; в частности, индивидуальная память может опереться на память коллективную, чтобы подтвердить или уточнить то или иное воспоминание или даже чтобы восполнить кое-какие пробелы, вновь погрузиться в неё, на короткое время слиться с ней. И тем не менее она идёт по собственному пути, и весь этот внешний вклад постепенно усваивается и встраивается в неё. Коллективная память же оборачивается вокруг индивидуальных памятей, но не смешивается с ними. Она развивается по собственным законам, и даже если иногда в неё проникают и некоторые индивидуальные воспоминания, они видоизменяются, как только помещаются в целое, которое уже не является сознанием личности» [2]. Поэтому в современной России именно массовая индивидуальная память оказалась главным инструментом формирования представлений о недавнем прошлом.
Если смотреть на отечественный исторический процесс последних трёх десятиле-
тий, то он может быть прочитан как отрицание / противопоставление / исправление советского прошлого (зависит от ракурса смотрящего). Опыт и практика СССР были той точкой, от которой отталкивались в движении к настоящему. Так, начало современной истории России - путч 1991 г. и последовавшие за ним политические решения (запрет КПСС, экономические и политические изменения) - тому подтверждение. Перемены 1990-х гг. были обусловлены исчерпанностью советской модели, усталостью населения от неё, исчерпанием легитимности советской власти. Это не только констатация исторического факта и последовательности событий, а фиксирование характера восприятия происходящих перемен в сознании бывших советских людей. «Первая половина 1990-х годов была временем увлечения россиян Западом, западными моделями и институтами. Многие россияне в тот период искренне верили, что стоит России подвести черту под своим коммунистическим прошлым, как западное сообщество немедленно примет её в свой круг и поможет в кратчайшие сроки достичь такого же уровня процветания» [3, с. 62]. Но насколько критичным было осмысление обществом (отражённое на уровне общественного сознания) своего советского прошлого, чего хотело и к чему стремилось общество? Как понимало альтернативу советскому строю?
Если обратиться к имеющимся социологическим данным, то можно увидеть, что демократия как политический порядок с самого начала имела весьма ограниченное число убеждённых сторонников, и, напротив, высокие показатели тех, кто занимал неопределённую, промежуточную позиция. Так, согласно приводимым Л. И. Никовской данным по результатам опросов общественного мнения в 1992-1994 гг. в рамках совместного российско-американского проекта «Демократические ценности в структуре массового сознания» убеждённых демократов с России было 3,4 %, сочувствующих демократии -28,5 %, сочувствующих авторитаризму -16,5 %, а промежуточная группа респондентов (которая могла потенциально занять и продемократические, и проавторитарные позиции) составляла 49,8 % (см.: [3, с. 62]). Такие высокие показатели неопределивших-
ся свидетельствуют о размытости политических представлений россиян, об отсутствии чёткого понимания и согласия относительно направления развития страны.
В. В. Петухов отмечает, что «Сами же представления о демократии, особенно в конце 1980-х гг., базировались на мечте (если к идейно-политическому концепту применим данный термин) о справедливо организованном обществе, которое виделось как российский аналог «государства всеобщего благоденствия», органически сочетающий, с одной стороны, активную роль государства в экономике, сильную систему социальной защиты, а с другой стороны - невмешательство государства в частную жизнь граждан, политические и гражданские свободы» [4, с. 265]. Подобные ожидания от демократического режима остались и через десятилетие. Так, В. В. Петухов представляя результаты исследования, проведённого Институтом социологии РАН «О чём мечтают россияне?» (апрель 2012 г.) подчёркивает, что у респондентов при ответе «на прямой вопрос: "Какая идея, лозунг в наибольшей степени выражает мечту о будущем России?", две первых позиции заняли "социальная справедливость, государство, заботящееся о своих гражданах" и "равные права для всех, демократия, свобода самовыражения личности"» [5, с. 50].
Косвенным подтверждением подобных идеалистичных представлений о демократии как режиме социальной справедливости служит замечание Е. Б. Шестопал, которая, обобщая результаты социологических исследований демократических ожиданий россиян 1990-х гг. отмечала, что «согласно опросам, в начале-середине 1990-х годов само понятие демократии вызывало негативные чувства у большинства россиян, связывавших это понятие с той политической формой, которая ассоциировалась с ухудшением экономического положения людей» [6, с. 37-38]. Весьма примечательным является и то, что «представления о демократии диктуются потребностями высшего уровня - самореализации и самоактуализации. Это позволяет предположить, что демократия не входит в круг ближайших потребностей граждан и они рассматривают её как ценность более высокого порядка, так сказать, не повседневного пользования, приписывая ей исключи-
тельное нравственное содержание, которого им так не хватает в этой самой политической повседневности» [6, с. 42]. То есть демократия выступает не как функциональное явление, то, чем пользуются, то, посредством чего обеспечивают реализацию своих базовых потребностей, а как некий идеал, как то, что больше связано с индивидом как уникальным и автономным субъектом, нежели как составной частью социального целого, формой социального существования. Демократия предстаёт как бы вариантом «лучшего мира», «золотым веком», когда все основные задачи и потребности материального существования будут решены и достигнуты. Примечательно, что согласно результатам ранжирования ценностей, определяющих содержание демократии, представленных в исследовании Е. Б. Шестопал, на протяжении 1993-2011 гг. увеличились показатели ценности равенства (в 4 раза), индивидуальной автономии, активного участия в управлении государством (первые две к началу 2010-х вернулись к низким значениям после всплеска конца 1990-х) и ценность сильного государства как такового, но при этом уменьшились показатели таких ценностей как свобода, права человека, ответственность, соблюдение законов [6, с. 43]. Подобная вариативность, неустойчивость в ранжировании ценностей свидетельствует о нетвёрдости представлений о существе определённого политического порядка (демократии в частности), ситуативности и реактивности этих представлений. А, значит, и их несформирован-ности и подвижности. В этом случае, вероятно, восприятие и оценки прошлого также скорее всего будут носить крайне подвижный и ситуативный характер.
В связи с вышеизложенным вполне ожидаемо, что отношение к ближайшему прошлому, к СССР оказывается неустойчивым. Отношение к СССР оказалось критическим, поскольку сложившийся порядок не позволял удовлетворить самые значимые потребительские ожидания и рождал потребность в ином порядке, где человек будет чувствовать себя уверенно, защищённо, обеспеченно. Как указывал В. Петухов, «... подавляющее большинство россиян в те годы переход к демократии ассоциировали с надеждами на лучшую жизнь.» [4, с. 265]. Приме-
чательно, что и через десятилетия, в 2010-е гг. восприятие демократии в целом оставалось таким же: «большинство наших сограждан привлекает в демократии надежда на установление такого социального порядка, который бы обеспечил реализацию социальных и экономических прав граждан. Такого мнения придерживаются 79 % опрошенных, тогда как политические права и свободы считают приоритетными лишь 21 %. Причём россияне «пакет» социально-экономических прав не сводят лишь к «толщине собственного кошелька», а считают важным реальное обеспечение гражданам равенства возможностей, когда индивиды, имеющие разный социальный опыт, разную систему ценностей, разные жизненные стратегии, могли бы сами выбирать сферу и способы приложения своих усилий» [5, с. 52]. Соответственно, чем меньше наличная реальность соответствовала ожиданиям, воплощала реализацию надежд, тем больше и активнее переоценивалось прошлое. И мы видим подобные изменения в отношении восприятия россиянами опыта СССР.
Если обратиться к результатам тематических социологических опросов, проводимых Левада-центром (АНО "Левада-Центр" внесена Минюстом в реестр некоммерческих организаций, выполняющих функции иностранного агента), то заметно увеличение сожалений о распаде СССР. Согласно опросу от ноября 2014 г. на порядок увеличилось число сожалеющих о распаде СССР, и в первую очередь сожалеют (в одинаковой мере, что примечательно) об исчезнувшей принадлежности к великой державе (56 % в 2017 против 44 % в 2007) и о разрушении единой экономической системы (55 % в 2014 против
49 % в 2007)1 . Больше всего сожалеют о распаде СССР в 2014 г. респонденты старше 55 лет (86 %), с образованием ниже среднего (75 %) и бедные с точки зрения потребительского статуса (77 %). То есть когда распался СССР, этим респондентам было от 30 до
50 лет и, соответственно, их молодость и взрослая жизнь пришлась на «эпоху застоя». СССР для них - это время Брежнева, излёт советского порядка. И, судя по образовательному и потребительскому статусу, эти респонденты не смогли обрести в новой политической и социально-экономической сис-
теме желаемого благополучия. В 2018 г. сожалеющих уже 66 % и «индекс ностальгии по СССР» опять же выше в возрастной группе 55 лет и старше .
В 2018 г. сожаления о распаде СССР оказались все так же связаны прежде всего с разрушением единой экономической системы (52 %), потеря чувства принадлежности к великой державе снизилось на 20 пунктов в сравнении с 2014 г. и составило 36 %, сохранилось у респондентов недовольство высоким уровнем взаимного недоверия, утратой чувства, что повсюду «как дома», трудностями путешествий. Если смотреть по результатам опросов 2000-х гг., все названные показатели, кроме разрушения единой экономической системы, демонстрировали снижение. А показатель, «что ты повсюду, «как дома» сохранил свои значения3. В определённой степени, в этом чувстве «чужака», а также понимании экономических трудностей можно усматривать основу сохранения ностальгических чувств по отношению к СССР как к империи.
Интересно, что измеряемый Левада-центром (АНО "Левада-Центр" внесена Минюстом в реестр некоммерческих организаций, выполняющих функции иностранного агента) «индекс ностальгии по СССР»4 с 2010-х гг. демонстрирует возрастание для всех возрастных групп. С одной стороны, понятно, что группа 55 лет и старше застала последние десятилетия существования СССР и может вполне осознанно тосковать о том, что знала сама. Но возрастные группы моложе 55 лет в лучшем случае застали СССР в школьном возрасте, а ещё более младшие не застали совсем. Но при этом они всё более усиленно ностальгируют по тому, чего сами никогда не знали. С 2016 г. заметен симметричный рост индекса ностальгии во всех возрастных группах. Откуда они получают информацию для подобных ностальгических переживаний? Ответ даёт ещё один материал Левада-центра (АНО "Левада-Центр" внесена Минюстом в реестр некоммерческих организаций, выполняющих функции иностранного агента) - доклад 2020 г. «Структура и воспроизводство памяти о Советском Союзе в российском общественном мнении»: 51 % респондентов получил информацию об СССР от родителей или близких родственни-
ков (это второй по популярности ответ после личного опыта), а из телепередач, теленовостей - всего 15 % . При этом авторы доклада отмечают, что «обсуждение советских времён с друзьям и коллегами, скорее, не принято, а значит информация безмолвно принимается (от семьи или социальных институтов), но не рефлексируется в обсуждениях в ближайшем окружении»6 по причинам скорее всего взаимного недоверия, социальной атомизации. Участники другого исследования на схожую тему отмечали, что с распадом СССР выросло взаимное недоверие, ожесточённость7. Это взаимное недоверие и ожесточённость не дают возможности обсуждать, дебатировать разные темы, в том числе и тему СССР. В результате люди остаются в пространстве сформированного на уровне индивидуального опыта, личных контактов знания. А подобное «знание» очень субъективно и при названных сопутствующих обстоятельствах тяготеет к категоричности. Отсутствие рефлексии не даёт возможности критически оценить информацию об СССР, даже исходящую от его современников, а значит, открывает возможность мифологизации. Тем более, что эта мифологизация тем нагляднее, чем выше индекс ностальгии у людей, никогда не живших в СССР. СССР превращается в лубочный образ, резко (и выгодно для себя) контрастируя с неоднозначностью настоящего времени.
Мифологизация исторического опыта СССР проявляется и в степени критичности относительно его исторической судьбы. Так, показательны количественные величины в ответе на вопрос о неизбежности распада СССР, который задавался социологами Левада-центра (АНО "Левада-Центр" внесена Минюстом в реестр некоммерческих организаций, выполняющих функции иностранного агента) на протяжении 20 лет (с 1998 по 2018 гг.). В целом респонденты считают, что распада СССР можно было избежать (здесь ответы варьируются от 65 % - это наивысший показатель, приходится на 2003 и 2004 гг.), максимальная критичность к перспективам сохранения СССР приходится на 2015 г. (39 %), а в среднем неизбежность распада признаёт около 30 % респондентов. С высокой вероятностью можно предположить, что за ответом о том, что распада СССР
можно было избежать стоит представление об этом распаде как результате политического действия (или наоборот, бездействия) политиков, что сама идея СССР вполне жизнеспособна, но подвели «неумелые» политики. Только 31 % респондентов в 2016 г. не хотел бы восстановления СССР, а 44 % хотели бы (но понимают, что сейчас это невозможно)8. Поэтому сама идея социалистического государства, опыт СССР в современной России отнюдь себя не исчерпал, прошлое не осмыслено критически и из него не сделаны выводы. Напротив, российское общество оказывается обществом поглощающего граждан ресентимента, не принимающих настоящего, тоскующих по прошлому, но по тому прошлому, которое они в большинстве своём не проживали, а знают по воспоминаниям своих близких (при этом не стоит забывать, что человеческая память имеет свойство быть избирательной, а источники личного происхождения нуждаются в критике, но в обществе, как было показано выше, эта критика не возможна и не востребована). Причём эта тоска по прошлому в значительной степени стимулируема трудностями настоящего времени.
Можно ли провести корреляцию между силой ностальгии и социально-экономическим самочувствием населения современной России?
Образ СССР, создаваемый в основном теми, кто лично застал последние десятилетия его существования и дополняя его воспоминаниями и характеристиками, исходящими от более старших своих родственников, оказывается весьма идеалистичным, в основном лишённым негативных характеристик. Стремясь найти утешение, люди в поисках источника позитивных эмоций и надежд обращаются к известному им (или примерно известному, по воспоминаниям очевидцев) прошлому, если настоящее не даёт искомой надежды. Так, результаты социологических опросов, проведённых Левада-центром (АНО "Левада-Центр" внесена Минюстом в реестр некоммерческих организаций, выполняющих функции иностранного агента) в 2000, 2008 и 2019 гг. показывают лидерство и возрастание во временном масштабе показателей такой ключевой (по мнению респондентов) черты СССР как «забота
государства о простых людях»: с 37 % в 2000 г. (в «тучные 2000-е гг.» этот показатель снизился до 29 %) до 59 % в 2019 г. Так же в числе лидирующих и возрастающих по своему значению характеристик СССР респонденты называли «отсутствие межнациональных конфликтов», «успешное развитие экономики, отсутствие безработицы», «постоянное улучшение жизни людей»9. То есть Советский Союз предстаёт как «золотой век» социальной безопасности, социальной защищённости «простого человека». Конечно, нельзя утверждать наличие прямой линейной зависимости между социально-экономическим положением дел в стране и оценками этого положения гражданами страны, с одной стороны, и восприятием её недавнего прошлого, но, тем не менее, определённую зависимость можно увидеть. Если обратиться к данным регулярного мониторинга положения дел в стране, проводимого Левада-центром (АНО "Левада-Центр" внесена Минюстом в реестр некоммерческих организаций, выполняющих функции иностранного агента)10, то можно увидеть, что на периоды высоких позитивных социальных оценок СССР (2000 г. и 2019 г.) приходится рост (относительно предыдущих месяцев) критических оценок положения дел в стране. Данные, приводимые Левада-центром (АНО "Левада-Центр" внесена Минюстом в реестр некоммерческих организаций, выполняющих функции иностранного агента), позволяют увидеть интересные изменения в общественном мнении: к концу президентства Б. Ельцина общественное мнение было полярно настроено относительно оценок текущего положения вещей с перевесом в пользу негативных позиций. С приходом на пост президента В. Путина оценки текущего положения дел меняются противоположно, но это не быстрые перемены. Медленно растёт число тех, кто положительно оценивает происходящее в социально-экономическом и политическом пространствах страны, достигая самых высоких оценок в декабре 2007 г., в августе 2014 г. Негативные оценки происходящего снижаются, но тоже не плавно, скачками, периодически переживая подъёмы (но никогда не достигая тех показателей, которые были во времена президентства Б. Ельцина). На 2008 г., когда оптимистичное ви-
дение СССР относительно померкло, приходится рост позитивных оценок текущего положения дел в стране, а 2000 г. демонстрирует рост негативных оценок, как и 2019 г. (и уменьшение количества тех, кто позитивно оценивает происходящее) . Вряд ли можно ожидать зеркальных помесячных совпадений в восприятии обществом текущего положения дел и недавнего прошлого, но определённая зависимость здесь присутствует.
Если посмотреть на динамику сожалений о распаде СССР, то здесь видим, что максимум сожалений приходится на самый конец президентства Б. Ельцина (1999 г.) и начало нового президенства (декабрь 2001 г.), на 2002-2004 гг., на 2008-2009 гг. и с 2016 г. сожаления о распаде растут по восходящей . Эти сожаления довольно гармонично соотносятся с оценкой положения дел в стране, даваемой респондентами в опросах общественного мнения. Так, оценки положения дел в стране с 1998 г. растут до августа 1999 г., далее позитивные оценки сокращаются, достигая в мае 2000 г. показателей 1996 г. В мае 2002 г. опять заметен рост негативных оценок, который продолжается до конца 2003 г. С июня 2015 г. идёт скачкообразный рост негативных оценок положения дел в стране, который к июлю 2018 г. достигает уровня конца 2013 г. и подобные оценки держатся на этом уровне до начала 2022 г.13
Весьма симптоматично, что позитивные социально-экономические характеристики СССР («забота государства о простых людях», «постоянное улучшение жизни людей») соседствуют с сопоставимыми по количественным величинам такими характеристиками как «очередь, дефицит, карточки», «отставание от развитых стран в производстве, в качестве продукции», но меняющимися в прямо противоположном направлении14. Это свидетельствует о дуальном общественном сознании, соединяющем прямо противоположные, взаимоисключающие характеристики одного предмета, расколотом общественном сознании.
Политические характеристики СССР, даваемые гражданами, весьма показательны. На фоне высоких экономических и социальных оценок такие черты как «изоляция страны от внешнего мира», «всевластие партий-
ных и государственных чиновников», «преследование инакомыслящих», «преследование церкви и верующих» не занимают верхние строчки по величине показателей, находятся на периферии общественного сознания, будучи затемнёнными радужными социально-экономическими чертами . Закономерность изменения величин этих показателей такая же, как и у позитивных показателей, только в обратном направлении: чем дальше от исторического времени существования самого СССР, ближе к настоящему времени, тем ниже величина. И получается, что выходящее на первый план социально-экономическое благополучие СССР, утверждаемое респондентами, оттесняет на задний план негативные управленческие и политические характеристики Советского Союза. Идентичная ситуация оказывается по данным опроса 2020 г.: первые ассоциации с СССР, возникающие в сознании российских граждан -это «стабильность, порядок, уверенность в завтрашнем дне», «хорошая жизнь», а в последнюю очередь - о репрессиях, застое, изоляции страны16. Авторы указанного исследования специально подчёркивают: «Хотя бедные респонденты, которым едва хватало денег на покупку продуктов питания, и пенсионеры чаще выражали крайнюю поддержку («определённо согласны»), чем респонденты с более высоким потребительским и профессиональным статусом, в целом суммарный уровень согласия представителями этих групп слабо дифференцирован, согласие доминировало над несогласием у всех»17. Объяснить это можно, во-первых, тем, что все ныне неоднородные в социально-экономическом плане группы населения вышли из одного монолитного в идеологическом плане общества - советского - жили, воспитывались в нём, воспринимая его установки и стереотипы. Во-вторых, - одинаковыми каналами трансляции знаний об этом недавнем прошлом - личными каналами. И если ориентироваться на данные 2016 г, то почти 60 % населения хотели бы вернуться в Советский Союз18. Но в этом стремлении, на наш взгляд, явственно видно мифологическое представление об СССР, поскольку к чему хотят вернуться - к социально-экономической стабильности, предсказуемости, возможности чувствовать себя везде как до-
ма, но при этом не принимая в расчёт (вытесняя из памяти) дефицит, невысокое качество продукции, ограничения и репрессии. Как можно заметить по ответам респондентов социологических опросов, образ СССР более эмоциональный, нежели строго фактический: это приятные ностальгические чувства, вызываемые ушедшей эпохой. Он позволяет скрадывать разнообразные конкретные нюансы эпохи, они стираются и забываются. И ещё более показательно, что респонденты не фиксировали в своих ответах проблему юридических гарантий имеющегося у них сейчас благополучия. То есть готовы ли они сейчас отказаться от того, что у них есть, появилось за последние десятилетия, чтобы вернуться назад? Это остаётся открытым вопросом. И давая ответ о невозможности в настоящем восстановить СССР респонденты, вероятно, подразумевали, что прежний миропорядок не восстановить (в частности, не вернуть в одно политическое целое государства, возникшие после распада СССР), поэтому о прошлом остаётся только вспоминать, утешая себя в настоящем. В определённом смысле современники хотят вернуть эмоции, ощущения от жизни, ассоциируемые с СССР, не вдаваясь в конкретные детали и механику процесса возврата. Но миф, каким сейчас оказывается СССР (прежде всего по эмоционально-образному переживанию его) может утешать, но не может стать реальностью. В результате общество в таком случае обречено стремиться или тосковать по неосуществимому и не существовавшему. Образ СССР предстаёт зеркальным контр образом настоящему (таким образом, каким когда-то была демократия на исходе СССР), прошлым, расположенным к человеку, где он чувствовал себя удобно и защищённо, в противоположность настоящему: суровому, где человеку нет гарантий, нет защиты. Но при этом это представление именно мифологическое.
Н. И. Шестов социально-политический миф определял как «устойчивый и эмоционально окрашенный стереотип восприятия политических реалий прошлого и настоящего, порождённый потребностью ориентации личности и общественных структур в политическом процессе» [7, с. 79]. Для политического мифа характерна «. особая логика
стереотипного мышления и выбора... Она допускает, что в принципе возможно обобщение всего многообразия проявлений социально-политической мифологии в рамках достаточно непротиворечивой теории и тем самым даёт стимул для продолжения теоретических изысканий», а также высокая эмоциональность (см.: [7, с. 77]). Миф оперирует конкретными визуально-эмоциональными образами, воздействующими на эмоциональное восприятие человека.
Политический миф консолидирует общество (или его части) по границе «свой-чужой» и указывает на наиболее значимое для группы время/событие, своего рода «момент истины» для этой группы, когда проявились её самые важные черты (характеристики), раскрывающие важнейшие ценности этого сообщества, его ориентиры.
Характер ответов, которые давали респонденты на вопросы о СССР, проявляет их прежде всего эмоциональное отношение к этой эпохе, отношение по контрасту с настоящим временем. Создавалась дуальная оппозиция: настоящее время - СССР, в которой у последнего наличествовали превосходные характеристики. Отношение к эпохе СССР у респондентов полярное: они или принимают, или отвергают её. Эмоционально высокие оценки преобладают над негативными. Но при этом присутствует и признание, что вернуться туда сейчас нет желания. Не артикулируются, но, вероятно, признаются и ошибки, совершенные СССР, а в ещё большей степени - нежелание утратить то, что каждый из респондентов обрёл в постсоветскую эпоху19. Образ СССР выступает как утешительный образ, как воплощение того, что важно сохранять в пространстве общественно-политических, экономических отношений, образ советского прошлого воплоща-
ет наиболее значимые для сообщества ценности, ориентиры. СССР выступает как некий «потерянный рай», из которого люди под влиянием искушения весьма смутно и немногими понимаемой «демократии» вышли, но теперь тоскуют по нему, отдавая себе отчёт в том, что вернуться туда невозможно.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Распад СССР в российском общественном мнении. - URL: https://www.levada.ru/2014/12/01 /raspad-sssr-v-rossijskom-obshhestvennom-mnenii/ (дата обращения: 25.06.2022).
2 Ностальгия по СССР. - URL: https:// www.levada.ru/2018/12/19/nostalgiya-po-sssr-2/ (дата обращения: 25.06.2022).
3 Там же.
4 Там же.
5 Структура и воспроизводство памяти о Советском Союзе в российском общественном мнении. - URL: https://www.levada.ru/cp/wp-content /uploads/2020/03/Pamyat-o-Sovetskom-Soyuze.pdf. (дата обращения: 05.07.2022). - С. 11.
6 Там же.
7 Ностальгия по СССР...
8 Распад СССР.
9 Советский Союз. - URL: https:// www.levada.ru/2019 /06/24/ussr/.
10 Оценка текущего положения дел в стране. -URL: https://www.levada.ru/indikatory/polozhenie-del-v-strane/ (дата обращения: 25.06.2022).
11 Там же.
12 Распад СССР в российском общественном мнении...
13 Оценка текущего положения дел.
14 Советский Союз...
15 Там же.
16 Структура и воспроизводство памяти о Советском Союзе. С. 6.
17 Там же. С. 8.
18 Распад СССР в российском общественном мнении...
19 Структура и воспроизводство памяти о Советском Союзе. С. 18.
ЛИТЕРАТУРА
1. Рягузова Е. В. Коллективная память и инстанции темпоральности // Известия Саратовского университета. Новая серия. Серия Акмеология образования. Психология развития. - 2019. - Т. 8. -Вып. 2 (30). - С. 138-145. - DOI: 10.18500/2304-9790-2019-8-2-138-145.
2. ХальбваксМ. Коллективная и историческая память // Неприкосновенный запас. - 2005. - № 2. - URL: https://magazines.gorky.media/nz/2005/2/kollektivnaya-i-istoricheskaya-pamyat.html (дата обращения: 05.07.2022).
3. Никовская Л. И. Изменение образа демократии как фактор самоопределения России // Полития. -2008. - № 4 (51). - С. 62-72. - DOI: 10.30570/2078-5089-2008-51-4-62-72.
4. Петухов В. В. Эволюция представлений россиян о демократии: от мечты до запроса на работающие институты // Россия реформирующаяся. Вып. 11 : ежегодник / отв. ред. М. К. Горшков. - М. : Новый хронограф, 2012. - С. 264-288.
5. Петухов В. В. Демократия равных возможностей: мечта или реальная перспектива? // Социологическая наука и социальная практика. - 2013. - № 1 (01). - С. 49-59.
6. Шестопал Е. Б. Представления, образы и ценности демократии в российском обществе // Полития. -2011. - № 3 (62). - С. 34-47. - Б01: 10.30570/2078-5089-2011-62-3-34-47.
7. Шестов Н. И. Политический миф теперь и прежде / под ред. проф. А. И. Демидова. - М. : ОЛМА-ПРЕСС, 2005. - 414 с.
Сведения об авторе
Попова Юлия Вениаминовна - кандидат исторических наук, доцент, доцент кафедры отечественной истории, социологии и политологии Омского государственного университета им. Ф. М. Достоевского (Омск, Россия)
Адрес для корреспонденции: 644077, Россия, Омск, пр. Мира, 55а
E-mail: ju.popowa@yandex.ru
SPIN-код РИНЦ: 9528-3382; AuthorlD: 570046
ORCID: 0000-0002-4708-0285
Информация о статье
Дата поступления 1 сентября 2022 г.
Дата принятия в печать 15 октября 2022 г.
Для цитирования
Попова Ю. В. СССР как «золотой век»: динамика восприятия гражданами и их социально-экономические и политические настроения // Вестник Омского университета. Серия «Исторические науки». 2022. Т. 9, № 4 (36). С. 67-76. й01: 10.24147/2312-1300.2022.9(4). 67-76.
Ju.V. Popova
THE USSR AS A "GOLDEN AGE": THE DYNAMICS OF CITIZENS' PERCEPTION AND THEIR SOCIO-ECONOMIC AND POLITICAL MOODS
In the article, based on the analysis of data from sociological surveys conducted periodically by the Levada Center (ANO Levada Center is included by the Ministry of Justice in the register of non-profit organizations that act as a foreign agent), an attempt is made to determine the nature of the perception of the Soviet past by citizens of modern Russia and explain it. Based on the data obtained, the perception of the Soviet past can be characterized as mythological, since it is highly emotional, dualistic, uncritical (contains conflicting characteristics), tends to simplify social reality, and establishes semantic guidelines. It is plastic and shows changes within the timeline. The leading role in shaping the image of the Soviet past was played by individual experience broadcast through personal (family, friendly) channels. Other channels for the formation of collective memory worked and work very poorly (for almost the entire postSoviet period, the state and other actors were not involved in the formation of collective memory). Therefore, there was no public discussion capable of taking the perception of the past beyond the scope of subjectivity. And this, in turn, not only acted as an essential basis for the mythologization of the Soviet past, but also did not allow the formation of an image of the past shared by many (majority), but, on the contrary, supported the internal conflict regarding the past and its assessment. A significant influence on the formation of individual memory of the Soviet past was exerted by the current socioeconomic and political state of affairs in the country at a particular point in time. As follows from our comparison of assessments of the current state of affairs in the country, on the one hand, and the characteristics of the Soviet past, on the other, the times of pessimistic assessments of socio-economic and political affairs in the country correspond to higher positive assessments of the Soviet past, regret about the collapse of the USSR is growing. It is significant that emotionally charged high assessments of the Soviet past come not only from those respondents who had direct experience of life in the USSR, but also from younger respondents, which just indicates the mythologization of the Soviet past, the uncritical assimilation of a blissful subjective picture of the past as a value, semantic coordinates of everyday life (and not as a subject of critical reflection). The formation of the mythological image of the USSR was also influenced by the uncertainty of ideas and the overestimation of expectations regarding post-Soviet changes. Disappointment in the results of the latter increased nostalgia for the past and emphasized those components of the past that were most vulnerable or ceased to exist in the present. The combination of these circumstances, as a result, contributed to the formation of the mythological image of the
USSR, indicating the priority of individual memory and insufficient work on the formation of collective memory of the recent past.
Keywords: USSR; individual memory; mythologization of the past; modern Russian society; the dynamics of public sentiment.
REFERENCES
1. Ryaguzova E.V. Kollektivnaya pamyat' i instantsii temporal'nosti [Collective memory and instances of temporality]. Izvestiya Saratovskogo universiteta. Novaya seriya. Seriya: Akmeologiya obrazovaniya. Psihologiya razvitiya [Bulletin of the Saratov University. New series. Series Acmeology of education. Developmental psychology], 2019, vol. 8, no. 2 (30), pp. 138-145. DOI: 10.18500/2304-9790-2019-8-2-138145. (in Russian).
2. Hal'bvaks M. Kollektivnaya i istoricheskaya pamyat' [Collective and historical memory]. Neprikosnovennyi zapas [Emergency reserve], 2005, vol. 2, available at: https://magazines.gorky.media/nz/2005/2 /kollektivnaya-i-istoricheskaya-pamyat.html (Date of request: 05.07.2022). (in Russian).
3. Nikovskaya L.I. Izmenenie obraza demokratii kak faktor samoopredeleniya Rossii [Changing the Image of Democracy as a Factor of Russia's Self-Determination]. Politiya [Politiya], 2008, vol. 4 (51), pp. 62-72. DOI: 10.30570/2078-5089-2008-51-4-62-72. (in Russian).
4. Petukhov V.V. Evolyutsiya predstavlenii rossiyan o demokratii: ot mechty do zaprosa na rabotayushchie instituty [The evolution of Russians' ideas about democracy: from a dream to a request for working institutions]. Gorshkov M.K. (ed.). Rossiya reformiruyushchayasya [Russia in reform], vol. 11, Moscow, Novyi khronograf Publ., 2012, pp. 264-288. (in Russian).
5. Petukhov V.V. Demokratiya ravnykh vozmozhnostei: mechta ili real'naya perspektiva? [Democracy of equal opportunities: a dream or a real prospect?]. Sotsiologicheskaya nauka i social'naya praktika [Sociological science and social practice], 2013, vol. 1 (01), pp. 49-59. (in Russian).
6. Shestopal E.B. Predstavleniya, obrazy i tsennosti demokratii v rossiiskom obshchestve [Representations, Images and Values of Democracy in Russian Society]. Politiya [Politiya], 2011, vol. 3 (62), pp. 34-47. DOI: 10.30570/2078-5089-2011-62-3-34-47. (in Russian).
7. Shestov N.I. Politicheskii mif teper' i prezhde [Political Myth Now and Before], Moscow, OLMA-PRESS Publ., 2005, 414 p. (in Russian).
About the author
Yuliya V. Popova - PhD in Historical Sciences, Associate Professor, Associate Professor of the Department of National History, Sociology and Political Science of Dostoevsky Omsk State University (Omsk, Russia)
Postal address: 55a, Mira pr., Omsk, 644077, Russia
E-mail: ju.popowa@yandex.ru
RSCI SPIN-code: 9528-3382; AuthorlD: 570046
ORCID: 0000-0002-4708-0285
Article info
Received
September 1, 2022
Accepted October 15, 2022
For citations
Popova Ju.V. The USSR as a "Golden Age": the Dynamics of Citizens' Perception and Their SocioEconomic and Political Moods. Herald of Omsk University. Series "Historical Studies", 2022, vol. 9, no. 4 (36), pp. 67-76. DOI: 10.24147/ 2312-1300.2022.9(4).67-76 (in Russian).
