CC BY
59
циональной гордости вокруг такого события (на следующем месте по частоте упоминаний — великое терпение русского народа — 39%) несет явную функцию возвышения самооценки. А это не только мешает трезвой оценке уроков мировой войны и ее последствий, но задает упрощенную оценочную рамку всему историческому сознанию (точнее, мировосприятию). Одно из частных, но крайне актуальных сейчас последствий действия подобной рамки
— трудность восприятия таких военно-политических поражений, как чеченское.
Весьма важная черта того же комплекса — установка на поиск "врага",обидчика, некоей злой силы, на которую принято сваливать вину за бедствия прошлые и нынешние.
В годы расцвета "перестроечной" самокритики ссылки на внешних врагов утратили популярность: по исследованию "Советский человек" (конец 1989 г.) только 3% опрошенных отмечали, что "страна окружена врагами со всех сторон", большинство же (51%) соглашались с тем, что "зачем искать врагов, когда корень зла — в собственных ошибках". Но веяния начальной перестройки и в этом пункте не оказали устойчивого влияния на массовое сознание. Пять лет спустя 42% (против 38%) готовы были вновь согласиться с тем, что "Россия всегда вызывала у других государств враждебные чувства, нам и сейчас никто не желает добра". Причем в качестве основных "врагов" снова фигурируют западные державы и капиталисты. По более поздним данным (июль 1996 г.), 1/4 опрошенных выразили мнение, что Россия плохо живет, потому что это "выгодно западным странам".
Не утратила своего значения и ссылка на "внутренних врагов". Притом, если в исследовании 1989 г. (где "внутренних врагов" упомянули 23% опрошенных) этот образ можно было интерпретировать как "врагов перестройки" и т.п., то в последнее время он приобрел вполне определенные черты "чужого", прежде всего — этнически чужого. В 1995—1996 гг. около 30% респондентов поддерживают утверждение о том, что многие социальные беды страны происходят "по вине нерусских, живущих в России".
Понятно, что отсылки к образам врагов и виновников играют исключительно важную роль как в недопущении самого духа рациональной самокритики, так и в вытеснении за пределы массового сознания идеи вины и раскаяния. Многочисленные и слабые попытки преодоления собственного прошлого, предпринимавшиеся за 40 лет, после 1956 г., по всей видимости, способствовали тому, что массовый человек оказался просто неспособен отстраниться от этого наследия. В результате утратили смысл (или превратились в проблемы исторической перспективы) все призывы к покаянию, осуждению виновных и пр.; не получили популярности требования кадровых чисток (люстрации). В то же время ни повседневный опыт, ни исследования не обнаруживают настроений мести, в том числе и по отношению к населению стран, бывших противниками в войнах. Возможно это связано именно с тем, что "враги" и "виновники" в массовом сознании выступают не как конкретные субъекты правовой или нравственной ответственности,- а как исполнители некоей необходимой "мифологической" функции: "образ врага" нужен для самооправдания, самоутверждения.
Комплексы и фобии. Фобии — устойчивые, навязчивые страхи, присущие общественному мнению. Их, разумеется, не следует смешивать с предметными или ситуативными опасениями, которые постоянно обнаруживаются в исследованиях (скажем, страхи в отношении утраты здоровья, работы, благополучия, опасения конфликтов и пр.) Фобии связаны не с "предметом", а с самой структурой общественного мнения. В отличие от комплексов фобии, как представляется, дисфункциональны: они
определяют "утрату", разрыв (возникновение проблемы), комплекс как бы "находит" некий выход, подсказывает готовый вариант решения.
Отметим два, видимо, наиболее общих, типа фобий, связанных с рассмотренными выше комплексами общественного мнения: во-первых, это страх утраты "ресурсов", а во-вторых, страх утраты собственной идентичности. Вокруг этих осей вертятся едва ли не все устойчивые страхи, которые фиксируются в исследованиях.
С опасениями в отношении ресурсов связана значительная часть "личных" страхов (здоровье, работа, благополучие и пр.), но также и угроз, относимых к социальным общностям. Как известно по опросным данным, общественное мнение постоянно опасается распродажи или расхищения национальных богатств России частным бизнесом или иностранцами. Понятно, что "ресурсная" проблема ставится в рамках противопоставления своего—чужого, а отнюдь не в парадигме эффективного хозяйствования.
Фобия утраты идентичности количественного выражения не имеет и относится к тождественности личного или социального субъекта как такового. Это как бы страх потерять себя, перестать быть собой, утратить идентичность со своей страной, группой и т.д.
Идентификационный кризис российского общества последних лет постоянно акцентирует разные версии фобии идентичности. Опасения количественного ущерба территории или культурному своеобразию воспринимаются как угрозы "качественного" порядка — в отношении целостности страны и тождественности культуры. Сюда можно отнести, вероятно, и страх перед "неожиданным", который играет в последнее время роль фактора общественной стабилизации.
Постоянное опасение утраты идентичности стимулирует такой распространенный жанр демонстративной социальной активности как разоблачения. В отличие от юридических или подобных им ситуаций, где определенные действия соотносятся с нормативными предписаниями, акты разоблачения ориентированы на переоценку идентификации ("срывание масок", обнаружение некоей потаенной структуры личности или организации). По этому шаблону строились все виды "охоты за ведьмами", независимо от эпохи и характера участников соответствующего действа. Угроза разоблачения закрепляет страх быть разоблаченным (синдром "голого короля"), стремление затаиться, укрыться от публики и т.д. Неудивительно, что трансформация публичной политической борьбы в подковерную, увенчавшая избирательные перипетии лета 1996 г., приводит к долгой серии акций такого рода.
Л.А.Седов
СССР и СНГ в общественном мнении России
Совсем недавно исполнилось пять лет с тех пор как перестал существовать Советский Союз и был создан его фантомный суррогат — СНГ. Годовщину отметили, подводя итоги, анализируя успехи и неудачи процессов интеграции и дезинтеграции в рамках этого союза, экономисты и геополитики, культурологи и этнологи. Пора подвести некоторую черту и специалистам в области изучения общественного мнения, ибо фактор отношения населения России к своему великодержавному прошлому и восприятие им новой реальности в виде СНГ оказывает, если не решающее, то весьма заметное влияние на идейную и политическую ситуацию а стране, и еще долго будет служить картой, разыгрываемой различными партиями и группировками.
Существование широко распространенной ностальгии по СССР ни для кого не является тайной. Отвечая на вопрос о том, полезен или вреден для России был распад СССР, только 7—8%* опрошенных дают положительный ответ, а 74—76% заявляют о вредоносности этого события.
В этом нет ничего удивительного, если вспомнить, что Союз был распущен в условиях, когда большинство людей в России были настроены против его роспуска. В январе 1991 г. 54% респондентов в России полагали, что не следует допускать выхода республик из состава СССР, и лишь 22% с этим не соглашались. Правда, мало кто сомневался, что Союз должен быть организован на каких-то новых началах, и смутный образ союза независимых государств буквально носился в воздухе. На вопрос: "Каким образом должен быть устроен обновленный Союз?" тогда же были получены следующие ответы (в %; январь 1991 г.; N=2683 человек):
Это должно быть добровольное содружество независимых государств 37
Это должно быть единое государство, в котором отдельные члены Союза входили бы как неотъемлемые части 30
Затруднились с ответом 33
Кроме того, 36% полагали, что управлять таким Союзом должен "Совет президентов республик" (43% — Президент Союза).
Вместе с тем респонденты исходили из того, что обновленный Союз будет иметь общие вооруженные силы (52%), органы госбезопасности (51%), топливно-энергетическую систему и транспорт (49%) и денежную систему (83%), т.е. все то, что не было реализовано в СНГ, хотя на первых порах предпринимались попытки реализовать этот утопический проект, рожденный в том числе и массовым сознанием.
Как видим, создавая СНГ, его родоначальники опирались на довольно значительный сегмент общественных настроений (37%), а все последующие разочарования людей связаны с тем, что подразумевавшаяся ими "независимость" имела очень много признаков централизован-ности.
Последующее развитие показало, что взгляды людей на СССР и то, что с ним произошло, довольно стабильно распределены в населении России. Если в 1991 г. немногим более 20% изъявляли готовность предоставить свободный выход республикам, то и в 1996 г. (май, N=1600 человек) 24% отвечали, что не испытывают сожаления о распаде Советского Союза, 69% заявили, что сожалеют, причем 34% связали это чувство с распадом экономических связей, 29 — с утратой страной ее могущества, 26 — с появлением угрозы военных конфликтов между республиками, 23% — с "исторической ностальгией" ("наша страна создавалась веками и было преступно это разрушать").
Можно видеть, что ностальгия по СССР достаточно широка, но она же носит экстенсивный характер и соседствует с достаточно реалистическими оценками сложившегося положения. Так, только 20—22% россиян верят в возможность восстановления СССР и еще 24% полагают, что власти должны уделять этой проблеме какое-то внимание; 41% же, наоборот, считают, что это нереально и не должно отвлекать правительство от других, более актуальных проблем. В опросах, проводившихся перед президентскими выборами, только 13% отвечали, что в первую очередь ждут от нового президента усилий по воссозда-
* В ноябре 1996 г. Беловежские соглашения положительно оценили 11% опрошенных, отрицательно — 65%. Похоже, что ностальгический накал стал несколько ослабевать.
нию СССР*. И лишь от 7 до 10% упоминали "распад экономических связей между бывшими республиками СССР" в числе главных проблем, которыми они озабочены. (Надо напомнить, что такая озабоченность существовала уже и до распада СССР и была еще большей — 17%.) Но каким бы слабым ни был этот мотив, какое-то влияние, в ряду прочих, на выбор президента он оказывал влияние. Так, в ответе на вопрос: "Усилит или ослабит Ваше желание голосовать за кандидата, если он поддерживает объединение бывших республик в единое государство?"
— 54% отвечали усилит, 11 — ослабит и от 19 до 28% — не повлияет. Надо отметить, что какой-то, и достаточно серьезный, перелом в настроениях здесь все-таки произошел, поскольку в сентябре 1993 г. в вопросе о голосовании в новый парламент 26% высказывались за сторонников воссоздания СССР и 52% — за сторонников независимого развития России. Впрочем, весьма вероятно, что эта разница — следствие различия формулировок: "единое государство" в первом случае и "воссоздание СССР" во втором.
Нельзя не сказать и о существовании небольшой (6%) группы населения, которую можно было бы именовать активными сторонниками восстановления СССР. На вопрос: "Что в наибольшей степени позволило бы Вам ощутить чувство гордости за Россию?" они выбирают ответ: "Восстановление Советского Союза, где Россия будет занимать главенствующее положение среди других республик". Это в большинстве своем люди пожилого возраста, с невысоким образованием, избиратели Г.Зюганова. Среди регионов их больше всего на Северном Кавказе. Но что особенно важно отметить, их много в армейской среде — 20%.
Выше речь шла об отношении к распаду СССР. Что же касается СНГ, то он с самого начала не был воспринят как нечто эквивалентное прежнему Союзу, и его перспективы сразу же были оценены жителями России как неблестящие. Уже в январе 1992 г. только 8% респондентов считали, что СНГ пойдет по пути интеграции; 37% ожидали "трудных поисков согласия"; 20% — усиления конфликтов и 15% — распада СНГ. С тех пор эти значения мало менялись, колеблясь — "интеграция" в диапазоне 4— 13%**; "поиски согласия" — 25—40; "конфликты" — 11— 23; "распад" — 11—31%. Любопытно, что наиболее оптимистические ожидания в отношении интеграции стран СНГ пришлись на октябрь 1993 г., сразу после разгона Верховного Совета. Трудно объяснить, как в общественном сознании это событие связалось с перспективами интеграции. Однако обращает на себя внимание и тот факт, что перед выборами президента в 1996 г. 39% опрашиваемых отвечали, что процесс сближения республик будет более успешным при Б.Ельцине, и только 26% — при Г.Зюганове. Вероятно, большинству населения все же ясно, что имперские рецидивы коммунистов способны скорее отпугнуть участников СНГ, нежели способствовать налаживанию связей. Впрочем, политика ельцинского правительства в области отношений с государствами — членами СНГ оценивается невысоко. Наивысший средний балл — 2,8 был получен в самом начале существования СНГ в феврале 1992 г., и с тех пор колеблется между значениями 2,4 и 2,7.
* Такое ожидание больше свойственно лицам старше 40 лет, с низким образованием; служащим, рабочим, пенсионерам, членам семей военнослужащих. Из регионов здесь выделяются Юг европейской России. На выборах эти люди чаще голосовали за КПРФ, мелкие партии ("Вперед, Россия!") или против всех. Отмечена их повышенная доля в электорате М.Горбачева.
** В ноябре 1996 г. было зарегистрировано рекордное значение — 16%.
Примечательно, что с самого начала своего существования СНГ воспринимался россиянами как серьезный источник конфликтов и угроз. На вопрос о том, насколько вероятны в ближайшее время вооруженные столкновения с другими республиками в январе 1992 г., 57% респондентов отвечали вероятны, и только 20% — маловероятны. То, что России удалось избежать кровопролитных конфликтов вне своих границ, можно отнести к числу ее главных достижений в отношениях с соседями. Соответственно, на протяжении пяти лет существования СНГ ожидание таких конфликтов снизилось до 27—36%, а мнение, что они маловероятны, расширилось до 40—50%. Вообще, для общественного мнения россиян характерна утрата образа внешнего врага. О таких традиционных противниках, как США или Германия, только 2—3% отвечающих высказывают мнение как о недружественных России. В этом смысле их далеко опережают страны Балтии (22% считают недружественной Эстонию, но при этом 12% определяют отношения с ней как дружеские и 36%
— как партнерские) и даже Украина, которую недружественной называют 10%*. В целом по показателю "угроза или не угроза миру и порядку в мире" бывшие республики СССР, взятые вместе, обгоняют США (этот признак, оцениваемый посредством деления числа ответов представляет угрозу на число ответов не представляет угрозы, имеет величину 0,48 для США и 0,58 для республик; во всех случаях эта величина — меньше единицы, т.е. ощущение внешней угрозы присуще меньшинству населения).
В отличие от Украины, другой славянский брат Белоруссия служит источником не опасений, а надежд. Интеграционный спектакль, разыгранный в предвыборном апреле 1996 г., вполне может обрести черты серьезного наступления великого интегратора А.Лукашенко на Москву, поскольку в этом он может найти поддержку не только со стороны коммунистических и ЛДПРовских патриотов, но и в довольно широких слоях населения. Достаточно сказать, что апрельские соглашения были восприняты как важные и нужные 47% граждан России, при условии, что 18% усомнились в том, что они будут иметь какие-либо практические последствия, а 9% согласились с мнением, что от них больше вреда, чем пользы**.
Что касается последних событий в Белоруссии, противостояния А.Лукашенко и Верховного Совета, то они не слишком взволновали россиян (в отличие, скажем, от поляков, в массе своей осудивших белорусского президента): 55% признались, что они ничего не знают об этих событиях; 17% сочувствуют белоруской оппозиции и 15% — А.Лукашенко.
Одной из проблем, омрачивших пятилетнюю историю СНГ, была проблема русского меньшинства в республиках. Нельзя, однако, сказать, что эта проблема находилась в фокусе внимания россиян. В общем ряду беспокоящих население проблем она никогда не собирала более 3% упоминаний. Отдельные политические силы и партии отводили ей определенное место в своих программах и ло-
* Отношения с Украиной как недружественные больше ощущают люди с высшим образованием (17%), в Москве и С.-Петербурге (19%), на юге Европейской России (15%), голосовавшие в 1995 г. за КРО и ЛДПР, за В.Жириновского в первом туре президентских выборов и против обоих кандидатов во втором туре.
** Это последнее мнение чаще можно встретить среди образованных, предпринимателей, голосовавших за "Яблоко", "Державу", сторонников Е.Гайдара, Б.Федорова и уклоняющихся от участия в выборах. Интересно, что признающих вредность соглашений много в декабрьском электорате ЛДПР, хотя В.Жири-новкий готов признать А.Лукашенко "объединенным президентом".
Таблица 1
Какая из партий может лучше решить проблему прав русских в республиках СНГ? (Приводятся только пар-
тии, собравшие значительное число упоминаний.)
Партия, движение 1995 г. 1996 г.
Апрель Июль Сентябрь Январь
КПРФ В В 15 13
ЛДПР 11 9 1В 8
"Держава" 3 2 12 4
пег 3 3 10 4
КРО - — 22 10
зунгах, борясь за имидж защитника национальных интересов. Это с переменным успехом удавалось то одной, то другой из оппозиционных партий, что можно видеть из табл. 1.
Относительно методов решения проблемы русских в республиках у жителей России преобладают мирные установки. Каждая из предложенных в январе 1996 г. альтернатив, как показано ниже, получила следующее число сторонников и противников (в %):
Альтернативы Сторонники Противники
Переговоры 93 5
Переселение русских 66 32
Экономическое давление 60 38
Военные акции 19 78
Ничего нельзя сделать 9 88
Конечно, обращает на себя внимание все-таки достаточно большое ЧИСЛО, ПОЧТИ 1/5 населения, тех, кто не исключает, по крайней мере на словах, силовой подход в отношениях с соседями по СНГ ("твердых" сторонников здесь 7%). Однако, видимо, уроки Чечни не прошли даром — во времена заката СССР (вильнюсские события и другие) на стороне жестких решений были около 30% опрашиваемых, а перед парламентскими выборами 1993 г. 22—25% отдавали предпочтение сторонникам жесткой линии, а не компромиссов в отношениях с республиками бывшего СССР.
Предложенный короткий очерк проблем, связанных с восприятием российским общественным сознанием межгосударственных отношений на постсоветском пространстве, не претендует на полноту и законченность. Ответы на многие непроясненные вопросы могло бы дать специально поставленное исследование. Пока же приходится довольствоваться довольно разрозненными данными, проливающими свет на отдельные стороны этого сложного комплекса.
Н. В. Бондаренко
Моделирование уровня бедности: динамический и структурный аспекты
Самое лаконичное, на наш взгляд, экономическое определение бедности следующее: «Состояние, при котором доход индивида ниже некоторого ур овня, иными словами, ниже "черты бедности"» 1*. Экономическое описание бедности, представленное в виде частных индексов и их взаимо-
1* Van Praag В., Hagenaas A. A Synthesis of Poverty Line Definitions // Review of Income and Wealth. 1985. N 31. P. 140.
