CC BY
87
США: ИМПЕРИЯ ИЛИ НЕ ИМПЕРИЯ? (Реферативный обзор)
ПЬЕТЭРСЭ Й.Н. НЕОЛИБЕРАЛЬНАЯ ИМПЕРИЯ
PIETERSE J.N.
Neoliberal empire // Theory, culture & society. - L., 2004. - Vol. 21,
N 3. - P. 119-140.
ДОННЭЛИ Дж. НЕРАВЕНСТВО СУВЕРЕНИТЕТОВ И ИЕРАРХИЯ В АНАРХИИ: АМЕРИКАНСКАЯ ДЕРЖАВА И МЕЖДУНАРОДНОЕ ОБЩЕСТВО
DONNELLY J.
Sovereign inequalities and hierarchy in anarchy: American power and international society // European journal of international relations. - L., 2006. - Vol. 12, N 2. - P. 139-170.
НЕКСОН Д., РАЙТ Т. В ЧЕМ СМЫСЛ ДЕБАТОВ ОБ АМЕРИКАНСКОЙ ИМПЕРИИ
NEXON D.H., WRIGHT TH. What's at stake in the american empire debate // American political science review. - Washington (D.C.), 2007. - Vol. 101, N 2. - P. 253-271.
Внешнеполитический курс США после 11 сентября 2001 г. находит все больше критиков среди других государств. Шок от трагедии прошел, сочувствие уступило место раздражению и обеспокоенности вызывающе агрессивным поведением США на международной арене,
а затянувшаяся военная кампания в Ираке находит все меньше поддержки как среди самих американцев, так и во всем мире.
На этом фоне в научной среде оживились дискуссии относительно мощи и влияния Америки в современных международных отношениях. Мнения высказываются радикально противоположные: от утверждений, что США представляют собой новую империю, а современные международные отношения американоцентричные, до заявлений о том, что даже если Америку и можно было когда-либо назвать империей, то уж точно не сегодня. Современные США в соответствии с этой точкой зрения не имеют ни финансовых, ни культурных, ни военных возможностей выстроить и тем более поддерживать свою империю.
Спор, завязавшийся по этому поводу между политологами-международниками, ярко представлен в трех следующих статьях -статье Йана Недервина Пьетэрсэ «Неолиберальная империя», опубликованной в 2004 г. в журнале «Theory, Culture & Society», статье Джека Доннэли «Неравенство суверенитетов и иерархия в анархии: Американская держава и международное общество», опубликованной в 2006 г. в журнале «European Journal of International Relations», и статье Дэниэля Нексона и Томаса Райта «В чем смысл дебатов об американской империи», опубликованной в мае 2007 г. в «American Political Science Review».
В данных научных баталиях Й. Пьетэрсэ выступает на стороне тех, кто считает, что характер американской внешней политики позволяет говорить о появлении империи. Следуя тенденции, наметившейся в американских СМИ, Пьетэрсэ, воспринимая это как данность, не пытается доказать, что империя действительно существует, он стремится вычленить ее основные характеристики. Он утверждает, что США пытаются совместить цели и инструменты неолиберализма с военно-политическим и экономическим унитаризмом. В чем же специфика выстраиваемой империи?
Во-первых, в обосновании построения американской империи лежит война с международным терроризмом, который становится консолидирующей силой, необходимой для реализации масштабного проекта.
Во-вторых, идейный упор делается на свободу. Библией творцов американской империи стала работа Ф. Фукуямы «Конец
истории и последний человек»1. «Свобода» - это ключевое слово проекта построения империи. «Свобода включает в себя все: "американские ценности", "свободу предпринимательства", "американский образ жизни" и свободу накопления и потребления без ограничений» (с. 120).
Теория конца истории и победы либерализма олицетворяет для американской администрации суть американского государства. Враги же определяются через «нетленный» труд другого американского аналитика С. Хантингтона - «Столкновение цивилизаций»2.
В-третьих, основой выстраиваемой империи, по утверждению Пьетэрсэ, является сила. «Сила - это тоже свобода». США все больше склонны смотреть на остальной мир через прицел автомата (с. 121).
В-четвертых, американская империя стремится к универсальности. Так же как неолиберальная глобализация была универсальным экономическим режимом, «война с терроризмом универсальна в том, что предоставляет США исключительные и совмещаемые роли обвинителя, судьи и палача» (с. 121).
В-пятых, американская империя в отличие от Римской или Британской, основой которых была власть закона, «основана на законе силы». США ставят себя вне международного закона, формулируя свой кодекс чести: «Либо вы с нами, либо вы с террористами». Концепция силы предполагает полный спектр мощи -военная, политическая, экономическая, финансовая и идеологическая силы. Однако, как замечает Пьетэрсэ, такое сочетание экономических и военно-политических инструментов воздействия достаточно противоречиво и наводит на мысль о том, что «военно-политические операции предназначены для того, чтобы компенсировать промахи неолиберального проекта...» (с. 121).
При этом в отличие от предыдущего периода международных отношений, в которых тоже многое держалось на силе, имперский проект США предполагает единоличное применение силы Соединенными Штатами. В отличие от проекта неолиберальной глобализации, который осуществлялся в рамках систем коллективной безо-
1 Фукуяма Ф. Конец истории и последний человек. - М.: АСТ, 2004.
2 Хантингтон С. Столковение цивилизаций. - М.: АСТ, 2004 (Hantington S.P. The clash of civilization and the remaiking of world order. - N.Y.: Simon and Schuster, 1996).
пасности, таких, как НАТО и ООН, война с терроризмом ведется США вне каких-либо структур и без мандата Совета Безопасности.
Таким образом, выстраивается система единоличного управления, потому что, проводя военную кампанию вне международных структур безопасности, США ставят себя выше не только врагов, но и союзников.
Более того, новая военная доктрина США снимает ограничения на применение военной силы, фактически «возвращая Пентагон во времена до уроков Вьетнамской войны...» (с. 121).
Кроме того, в соответствии с имперской концепцией, война становится постоянной, предполагая особое управление, уверенность в себе и новые виды оружия, позволяющие США отказаться от наземных баз и сотрудничества с союзниками. Все это подразумевает военную экономику и вложения в новые технологии.
Отсюда вытекает еще одна характеристика американской империи - дефицитный характер американской экономики. Предыдущие империи вкладывали средства в развитие инфраструктуры своих территорий, американская же империя «управляется не нацией, стремящейся к экономическим достижениям, а нацией, переживающей структурный экономический спад, нацией-гипердолжником с текущим дефицитом, который требует ежедневных вливаний 1,9 млрд. долл. иностранных инвестиций, чтобы держаться на плаву, даже без империи» (с. 122). Эта нация скорее выкачивает ресурсы из других стран, чем инвестирует, экономя на всем, даже на «снаряжении своих войск».
Все эти особенности имперского проекта, безусловно, требуют трансформации управления государством. И вот здесь происходит слияние изначально противоречивых концепций - неолиберализма и империализма. Имперская политика не замещает собой неолиберальную глобализацию, а дополняет ее, используя ее основные преимущества. Американский проект предполагает построение неолиберальной империи. «Неолиберальная империя -это брак по расчету с неолиберализмом, характерной чертой которого является непоследовательное использование неолиберальной политики, это попытка объединить Америку, основное занятие которой - это бизнес, и Америку, бизнес которой - это война, в не самые лучшие времена для бизнеса» (с. 123).
Одним из кажущихся противоречий неолиберальной империи является роль правительства. Неолиберальная идеология призывала к сокращению правительственных структур. Однако в войне с терроризмом маленькое дешевое правительство оказалось неэффективным. Неолиберальная империя возвращает большое правительство в виде Министерства внутренней безопасности, усиленных Министерства обороны и секретных служб, новых систем слежения и безопасности. Между тем такое расширение правительства осуществляется по канонам неолиберализма - расширенные правительственные структуры должны остаться «дешевыми, эффективными и динамичными». И хотя, как указывают крупные финансовые группы, «неолиберальное сокращение налогов и имперское расширение военного бюджета противоречат друг другу с экономической точки зрения», с политической точки зрения они вполне совместимы.
Чтобы совместить значительно возросшие расходы на военные нужды и сокращение налогов, американская администрация прибегает к неолиберальной практике аутсорсинга. В военную сферу и сферу безопасности привлекаются ведущие бизнес-конгломераты, такие как Карлайл Групп, Хэллибертон, которые получили крупные контракты с целью освобождения правительства от дополнительных расходов в этих областях.
Еще один принцип неолиберализма - свободная торговля -американская администрация переработала под имперский проект. США намерены поддерживать этот принцип, заключая двусторонние или региональные торговые соглашения и исходя из формулы, озвученной Дж. Бушем-младшим: «Мы реализуем свободную торговлю избирательно... т.е. тогда, когда она способствует реализации наших торговых задач.» (с. 128).
Наконец, для реализации проекта неолиберальной империи американская администрация заимствовала еще один инструмент неолиберализма - маркетинг. Так, например, задолго до начала иракской кампании она активно пропагандировалась как борьба за свободу. Сама деятельность американской армии все больше становится маркетинговой операцией, построенной на слоганах, обещаниях, говорящих названиях каждой военной операции. Военная составляющая проекта построения неолиберальной империи фактически продается обществу и миру.
В неолиберальной империи война становится бизнес-проектом: выработка стратегии, раскрутка, реклама, осуществление, получение прибыли. «Война становится дополнительным источником "серьезных денег"» (с. 131). И об этом свидетельствует, как отмечает Пьетэрсэ, характер проведения военной кампании в Ираке. Задача состояла в том, чтобы лишить Ирак государственности как таковой и самостоятельно контролировать экономику, которую прежде всего необходимо было приватизировать, а в результате получать из созданной иракской экономики деньги. Проблема только в том, как указывает автор, что на том этапе, на котором сейчас находится военная кампания в Ираке, которая явно пошла не по плану, у США может не хватить финансовых и военных сил самостоятельно кон -тролировать ситуацию. Интернационализация же оккупации повлечет за собой отказ от единоличного управления и потерю прибыли.
Война в Ираке выявляет также глобальную геополитическую стратегию построения американской империи, как отмечает Пье-тэрсэ. Ирак - это всего лишь шаг на пути к установлению контроля над Ближним Востоком. «Иран, Китай и Россия - соперники в борьбе за влияние в регионе, и поэтому новые американские базы появляются в Узбекистане, Киргизстане, Казахстане и Таджикистане» (с. 135). «Американские базы в Египте, Джибути и Йемене обеспечивают контроль над Красным морем. Перевод американских баз из Западной Европы в "новую Европу" - Польшу, Болгарию, Румынию - создает цепь американских баз и военных альянсов от Польши до Турции и от Центральной Азии до Южной, разрезая Евразию и потенциальный или возникающий геополитический контакт ЕС и России, а возможно, и Китая» (с. 135). Все это может быть инфраструктурой нового американского века, одной из характеристик которого может стать глобальный авторитаризм, который уже сейчас начинают испытывать на себе сами американцы.
Однако стройная концепция американской империи, изложенная Й. Пьетэрсэ, далеко не всем кажется однозначной. С зеркально противоположной концепцией выступает в своей статье «Неравенство суверенитетов и иерархия в анархии: Американская держава и международное общество» Джек Доннэли. Автор утверждает, что термин «империя» используется некорректно, применяясь к таким государственным образованиям, которые не имеют ничего общего с империей. «Разговоры об американской империи
возникают из непреодолимого желания понять изменения в современной международной политике, которые ведут к определенным отклонениям от абсолютного равенства суверенитетов. Однако понимание этих изменений и неравенства требует внимания к концептам и историческим практикам неравенства суверенитетов и иерархии в анархии» (с. 162).
Чтобы доказать неадекватность применения термина «империя» к США, Доннэли проводит терминологический и концептуальный анализ системы международных отношений, используя одну из ее основных характеристик - соотношение суверенитетов.
Прежде всего Доннэли определяет понятия. «Сегодня мы называем "суверенитетом" право управлять, а "государством" то, что управляется. Императоры стали историческими или фантазийными персонажами. Но нам по-прежнему нужен термин "империя", чтобы описать обширную политию, включающую в себя различные единицы, которые до этого были независимыми, управляемые доминирующим центром. Такое определение как включает в себя большинство исторических великих империй, так и согласуется с определениями ведущих теоретиков - компаративистов» (с. 140). Таким образом, автор указывает на то, что одна из ведущих характеристик империй - это их составной характер. В империях различные политии связаны вместе и управляются имперским центром. Причем речь идет именно об управлении, а не просто о влиянии, уточняет Доннэли.
Автор считает: чтобы понять структуру отношений между государствами, необходимо отойти от дихотомии, вводимой К. Уол -цем: «анархия - иерархия»1, и, скорее, исходить из концепции «иерархия в анархии». «Понятие, противоположное анархии, это не иерархия, а "архия", т.е. управление, политическая власть, империя в неимперском понимании. Иерархия... в анархии не только теоретически возможна, но. исторически обычное явление» (с. 141).
Исходя из этой концепции, Доннэли выстраивает свою схему международных систем, которые образуются на пересечении международного порядка - многополярного (включающего в себя и би-полярность), однополярного и иерархии - посредством координации и подчинения. В такой схеме образуются четыре системы:
1 Waltz K.N. Theory of international politics. - Reading (Mass.): Addison-Wesley, 1979.
баланс сил (межвоенная Европа), концерт держав (Европейский концерт), преимущественное преобладание (период после «холодной войны») и гегемония, империя. Все системы, кроме последней, анархичны. Разработанная схема создает рамки для анализа различных форм равенства, неравенства и иерархии в анархичном международном порядке.
На пересечении многополярности и координации лежит «мир Уолца», который, как пишет Доннэли, принято противопоставлять однополярному порядку с преобладающей властью. Однако Доннэ-ли считает, что такое противопоставление ошибочно, потому что гораздо больше международного неравенства и иерархии предполагает система концерта держав и система преимущественного преобладания.
Еще одно распространенное заблуждение, по мнению Доннэ-ли, - заявление о том, что анархия предполагает равенство суверенитетов. Автор утверждает, что как раз наоборот, формальное неравенство является стандартной чертой почти всех исторических международных сообществ. Даже те системы, которые предполагают равенство суверенитетов, как, например, Вестфальский порядок, сочетают равенство суверенитетов и неравенство. Такое неравенство может объясняться нарушением международных норм той или иной нацией или неравным соотношением силы. Разнообразные формы неравенства существовали во всех международных системах и не имели никакого отношения к империям.
Кроме того, Доннэли отмечает, что все международные системы включали такой вид неравенства суверенитетов, как частичный суверенитет, который, в частности, существовал в виде договоров о протекторате или о гарантиях финансового контроля, сервитута и даже легитимной интервенции.
Отдельной формой неравенства в международной системе Доннэли называет особое положение великих держав. «На протяжении всего Вестфальского периода великие державы были наделены особыми правами устанавливать рамки международного порядка и управлять международным обществом» (с. 152). И в Вестфальской, и в Сан-Францисской системах великие державы были наделены неравным представительством в международных мирных конгрессах и оказывали гораздо большее влияние на их
работу. Более того, особое положение великих держав в системе было закреплено конституционно и институционально.
Таким образом, неравенство исторически присуще международным отношениям. Опираясь на типологию международных систем безопасности Брюса Кронина (Bruce Cronin), Доннэли выводит десять моделей иерархических международных порядков.
В основе первых четырех лежит множественная зависимость, но здесь присутствует ограниченная иерархия и передача некоторых функций по обеспечению безопасности международным организациям. К этой группе моделей относятся баланс сил, протекторат, концерт, коллективная безопасность.
Три следующие модели - это гегемония, доминион и империя. Все они предполагают наличие доминирующего государства, осуществляющего контроль над другими. Империя и гегемония обычно отличаются степенью политического контроля. Империи контролируют и внутреннюю, и внешнюю политику подконтрольных единиц. Гегемония предполагает только контроль внешней политики и внутреннюю автономию подконтрольных единиц. Доминион предполагает, что власти центра в определенной степени определяют внутреннюю политику подконтрольных единиц, но при этом они сохраняют свою идентичность в качестве независимых государств и частично контролируют свою внутреннюю политику. В качестве примера доминиона Доннэли называет советский блок во время «холодной войны».
Последние три модели - это плюралистические, общие и совместные сообщества безопасности. Плюралистические сообщества - это региональные международные сообщества, где все конфликты между членами разрешаются мирным путем. В качестве примера таких сообществ Доннэли называет Северную Америку.
Общие сообщества безопасности отличаются идеологической солидарностью. Классический пример, на который ссылается автор, - Священный союз.
Совместные сообщества безопасности предполагают конфедеративную политическую интеграцию. В качестве примера Доннэли приводит Священную Римскую империю. Интересно, что, по мнению автора, ЕС в конце концов может воплотить в себе любую из трех моделей.
Анализ, проведенный автором, очевидно демонстрирует, что власть и сила в международном сообществе распределены неравномерно. В современном мире присутствует «неравенство прав, обязанностей и возможностей. США постоянно пытаются ограничить права других государств и установить особые права, привилегии и исключительные возможности для себя. Все это важно как с практической, так и с аналитической точек зрения. Но в этом нет ничего нового. Ничего беспрецедентного. И ничего из этого не имеет какого-то особого отношения к империи» (с. 152).
Далеко не всякое неформальное влияние, которое оказывает государство, в частности США, можно, по-мнению Доннэли, назвать империей, поскольку средства достижения этого влияния имеют непосредственное значение для отделения империи от гегемонии или доминиона. «Форма имеет значение. империя - это прежде всего вопрос политической формы управления...» (с. 159). Нельзя делать вывод о том, что США являются империей, только основываясь на сравнении с Римом или другой исторической империей.
США, утверждает Доннэли, никак нельзя назвать империей. По мнению автора, и внешняя политика, проводимая сегодня США, также не доказывает этого. Способ ведения войны в Ираке вполне можно назвать политикой однополярного баланса сил. Институ-ционализация доктрины Буша об односторонней превентивной войне действительно могла бы свидетельствовать о формировании американской гегемонии. Однако на практике доктрина встретила сопротивление как внутри страны, так и среди международного сообщества. А «империя предполагает не только анонсирование специальных прав для себя, но также и определенное поведение по осуществлению этих прав. Пока же свидетельств такого поведения нет» (с. 160).
По мнению Доннэли, США нельзя обвинить и в несогласованных военных действиях, которые могли бы служить доказательством имперских возможностей. «Война началась только после того, как администрация Буша собрала минимально необходимую для победы коалицию...» (с. 161).
Наконец, не может называться империей государство, у кото -рого не получается добиться поддержки тех международных норм, которые ей кажутся предпочтительными. Если оно еще и не может достичь согласия среди своих союзников, то оно не подпадает даже
под определение гегемона. Каковы бы ни были желания президента Буша, США не владеет даже неформальным правом управления этой коалицией, утверждает Доннэли. Доннэли призывает критиков американской политики отказаться от применения эмоционального, но теоретически совершенно неприменимого в данной ситуации термина «империя».
Между двумя крайними лагерями, представленными Й. Пьетэрсэ и Дж. Доннэли, есть исследователи, которые высказываются более осторожно и менее радикально относительно имперского характера внешнеполитического курса США. К ним можно отнести авторов статьи «В чем смысл дебатов об американской империи» Дэниэля Нексона и Томаса Райта.
Они утверждают, что специфика дебатов об американской империи состоит в том, что нередко термин «империя» используется просто как образ мощного государства, а иногда выступает синонимом унитаризма, превентивной войны, продвижения рыночной экономики и больших военных расходов. Многие исследователи просто не проводят различий между империей и гегемонией и, называя США империей, имеют в виду на самом деле гегемонию. Такая терминологическая путаница только осложняет ситуацию и мешает понять, насколько «определенные секторы международной системы функционируют не в соответствии с принципом анархии, а в соответствии с внутренней иерархичной организацией империи» (с. 255).
Поэтому, чтобы ответить на вопрос «Являются ли США империей?», авторы проводят сравнительный анализ идеальных типов международных систем с единым центром управления - гегемонии, однополярной системы и империи, используя в своем анализе принцип социальных сетей.
Империя как идеальный тип представляет собой систему власти, в которой центр связан с периферийными элементами, которые между собой никак не взаимодействуют. Авторы называют несколько характерных черт имперского управления.
Во-первых, традиционная система баланса сил заменяется системой «разделяй и властвуй».
Во-вторых, основой политических отношений становятся отношения между сообществами, а не между государствами. Центр осуществляет власть через посредников над различными социаль-
ными группами периферийных элементов. Причем на этом уровне контроля также используется принцип «разделяй и властвуй».
В-третьих, имперское правление предполагает неоднородные соглашения с периферийными элементами, когда им предоставляются различные права и привилегии.
Одно из основных отличий имперского порядка от гегемонии и однополярного порядка касается различной степени плотности связей между структурными единицами. Идеальный тип однополяр-ного порядка предполагает очень слабые связи между государствами, в то время как связи внутри государств очень сильные. «В идеальном однополярном порядке сильная коллективная идентификация внутри государства сочетается со слабой (или несуществующей) коллективной идентификацией между государствами» (с. 256).
Гегемония предполагает иерархическую систему отношений. Сетевая структура гегемонии предполагает наличие определенных, хотя и слабых связей между гегемоном и более слабыми элементами системы. Кроме того, гегемония предполагает более высокий уровень взаимозависимости. Между элементами такой системы устанавливаются перекрещивающиеся связи. Все это означает, что идеальный тип гегемонии предполагает примерно одинаковую плотность связей как между элементами системы, так и между гегемоном и элементами системы.
Особой формой гегемонии авторы называют «конституционный порядок», который организован вокруг юридических и политических институтов, контролирующих реализацию прав и ограничивающих осуществление власти. Принятие решений в такой системе в значительной степени институционализировано. Через институты более слабые государства могут влиять на решение гегемона.
Идеальный тип имперского порядка предполагает, что не только центр отделен от периферий, но и периферии сегментированы между собой. С каждым из элементов периферии центр имеет свои особые отношения, причем нередко используя посредников. Авторы отмечают, что империи используют как прямое правление, осуществляемое через посредников, присылаемых из центра, так и непрямое правление, когда посредники выбираются непосредственно из конкретной периферии. Причем полномочия таких посредников серьезно отличаются.
Такая организация определяет особую структуру отношений и связей в империи. Во-первых, «центральные власти связаны отношениями власти с местными посредниками, которые, в свою очередь, осуществляют власть над множеством других местных акторов. Во-вторых, политические связи между перифериями слабые» (с. 259). Кроме того, наличие посредников не исключает того, что центр может напрямую взаимодействовать с отдельными элементами периферии.
В этой системе связей центр, безусловно, занимает центральное положение, что равнозначно власти и влиянию. Именно центр организует всю систему связей, определяя характер отношений с каждым элементом в отдельности, руководствуясь принципом «разделяй и властвуй».
Периферии, в свою очередь, могут контактировать друг с другом только через центр, что лишает их возможности устанавливать особые отношения друг с другом. Таким образом центр создает определенную систему защиты от организованного сопротивления периферии.
Между тем именно такая организация отношений может оказаться слабостью империи, потому что в случае усиления контактов между перифериями центр не сможет гарантировать целостность системы. Имперское правление может быть подорвано и одновременным сопротивлением нескольких периферий, вызванным любыми экономическими или социальными потрясениями.
Слабым моментом системы является и наличие посредников. Во-первых, как отмечают авторы, это распыление ресурсов, кото -рые теоретически должны быть сосредоточены только в руках центра. Во-вторых, посредники могут рано или поздно получить рычаги влияния на центр, что приведет к ослаблению имперской власти (с. 265).
Политика «разделяй и властвуй» предполагает, как указывают авторы, четыре группы акторов: центральные власти, местные посредники и две группы местных акторов. Чем меньше групп акторов противостоит имперскому правлению, тем легче имперскому центру поддерживать контроль над перифериями.
Руководствуясь принципом «разделяй и властвуй», империи используют несколько разных стратегий отношений с различными группами акторов. «Связывающая стратегия» предполагает особый
упор на группу местных акторов, чей статус, экономическое благосостояние, идеологическая ориентация связывают их с центром. Цель состоит в том, чтобы установить тесные и сильные связи с этими акторами.
«Осевая стратегия» предполагает, что центральная власть сохраняет способность триангуляции между различными местными силами и даже своими же посредниками. Таким образом центру удается избежать излишней зависимости от воли конкретной местной силы.
Охарактеризовав посредством сравнения идеальный тип империи, авторы делают следующие выводы относительно имперского характера современной международной системы в целом и США в частности.
1. «Если только отношения между двумя или несколькими политическими единицами предполагают непрямое правление и гетерогенные соглашения, их отношения будут, по крайней мере частично, развиваться в имперском стиле» (с. 266). Это означает, что отношения на международной арене в любой период могут содержать элементы имперской организации. В частности, военная кампания США в Ираке устанавливает имперские отношения между этими странами. Более того, соседние страны оказываются встроенными в эту систему отношений через осуществляемую ими роль посредников.
2. «Американская империя» возникла вовсе не после «холодной войны» или 11 сентября. Имперский характер современной американской внешней политики формировался непосредственно в период «холодной войны». Сейчас же он, напротив, становится все менее очевидным. Авторы считают, что апогеем американских имперских отношений был период с поствоенной оккупации Западной Европы и Восточной Азии до первого десятилетия «холодной войны», когда США фактически структурировали внешнюю политику этих стран, причем для каждого региона существовала своя стратегия. Сегодня же США обладают гораздо меньшим влиянием даже на своих союзников по НАТО, их экономическое влияние также сходит на нет.
Авторы статьи фактически подвели итог дискуссии об американском империализме. На вопрос, являются ли США империей, сложно ответить однозначно. Всегда будут сторонники противопо-
ложных точек зрения. И это связано во многом с тем, что США на протяжении всей своей истории с большим или меньшим успехом стремились оказывать влияние на тех или иных акторов международных отношений. И в каждой такой попытке можно разглядеть имперские амбиции. Но стремление доминировать в одних регионах сочеталось с отношениями совсем иного рода с другими участниками международной политики.
Вряд ли США можно назвать империей в полном смысле этого слова в какой-либо из исторических периодов. Сегодня, как и ранее, США пытаются осуществлять имперскую политику в отдельных регионах мира с переменным успехом. Настоящее - это Ирак, но и здесь Америка уже начинает испытывать сложности. Однако, как пишут авторы последней статьи, до тех пор, пока будут возникать новые вызовы американской безопасности, пока политика периферийных стран будет восприниматься как угроза своим стратегическим интересам, США будут проявлять имперские амбиции вне зависимости от общей организации власти в международной системе. А это значит, что вопрос, являются ли США империей, всегда будет актуальным.
В.Н. Журавлева
