CC BY
123
Признавая существенное и разностороннее влияние древней культуры на творчество Толки-на, нельзя согласиться с теми исследователями, которые считают это влияние единственно важным и видят в Толкине лишь искусного стилизатора и интерпретатора древних легенд. Используя в своих произведениях древние литературные мотивы, образы и символы, писатель создает своеобразную ассоциативную канву, позволяющую читателю глубже проникнуть в философский смысл его творчества. Именно такая форма позволяет рельефнее выявить философское содержание эпопеи - извечная борьба Добра и Зла.
Толкин считал, что он создал «вторичный мир», открывающий своей фантастичностью людям некую скрытую правду о первом.
Главное зло по Толкину - власть и власть абсолютная, разрушающая человека, опустошающая его душу.
Роман Толкина был бы ложью, если бы он был бы об эльфах и волшебниках, но это миф о человеке.
Главная правда толкиновского мифа - это правда о том, что в человеке до сих пор очень мало человеческого, а притязания на божественность обесценивают и то человеческое, что в нас остается. Строго говоря, его «люди» - это сверхчеловеки, а потому и нелюди. Это люди, добившиеся власти и развращенные ею абсолютно, до потери если не человеческого облика, то самоиронии, главного, чем оправдывается человек в этом мире.
Толкин заслужил бы прозвание человеконенавистника, подобно Свифту, но только он изобразил и нормальных, симпатичных людей, назвав их хоббитами. «Норма» в этом мире - безвластие, частная жизнь со всеми ее плюсами и минусами (минусы, кстати, оттого, что и в самой уединенной норке все-таки кое-какая борьба за власть идет).
Хоббиты - блаженны, ибо блаженны не имеющие власти, блаженны не имеющие того, что вообще-то полагается иметь человеку.
Это роман не о проблематике тоталитарной власти, а о проблеме власти как таковой, и не о проблемах диктаторов, а о проблеме обычного человека. Трагизм Хоббитании в том, что хоббиты превращаются в обычных людей - они становятся выше ростом (прежде всего, благодаря одержанным победам), а вскоре и шерсть на ногах исчезнет, и будут обычные люди, со всеми их пороками, в том числе и властолюбием.
Власть склонна развращать человека, абсолютная власть развращает абсолютно. Блаженны не имеющие власти, не стремящиеся к ней. Более всего блажен тот, кто, имея власть и власть абсолютную, отказался от нее. Искушение властью, по Толкину, одно из самых страшных и непреодолимых. В каждом из нас сидит свой «дракон» -дракон честолюбия и властолюбия, дракон жажды власти над подобными себе. Убить в себе этого дракона способен только очень сильный духом человек.
С.М. Маланова
СРЕДСТВА СОЗДАНИЯ КОМИЧЕСКОГО В СОВРЕМЕННОЙ РУССКОЙ И ФРАНЦУЗСКОЙ ПРОЗЕ
Языковая игра как отступление от нормы, как одно из важнейших средств создания комического эффекта, активно исследуется в современной лингвистике. Современные писателей все чаще используют этот прием в своем творчестве. Тенденцию к обыгрыванию единиц всех языковых уровней мы находим во многих современных русских и зарубежных произведениях. Так, языковая игра представляет собой универсальное явление в произведениях современных прозаиков: Т. Толстой, М. Шишкина, Л. Петрушевской, М. Вишневецкой. Прием языковой игры активно используется и современными французскими авторами, в част-
ности, писателями «Цеха Потенциальной Литературы» УЛИПО Р. Кено и Ж. Переком. В данной статье рассматриваются некоторые аспекты приема языковой игры на материале произведений этих писателей, а именно роль единиц фонетикографического, морфологического уровней в реализации приема языковой игры, а также значимость средств словообразования в создании языковой шутки.
В нашем исследовании в качестве базового мы используем определение языковой игры, предложенное В.З. Санниковым. Он полагает, что «языковая игра основана на знании системы единиц языка, нормы их использования и способов
150
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 1, 2007
© С.М. Маланова, 2007
творческой интерпретации этих единиц. <.. .> Кроме этого более определенно выделяется тот вид языковой игры, целью которого является создание комического эффекта, - языковая шутка» [4]. Между явлениями языковой шутки и языковой игры нет четкой границы. Языковая игра - понятие более широкое, по сравнению с языковой шуткой. Кроме того, не всегда языковая игра предполагает собой некий производимый ею комический эффект. В нашей работе мы используем оба термина.
Языковая игра (ЯИ) охватывает все стороны языка, ресурсы всех языковых уровней, но далеко не в одинаковой степени. Так, прием ЯИ использует единицы «низших языковых уровней» (фонетического, графического) реже, чем единицы, лексического, грамматического уровней. Кроме того, выделяются так называемые шутки с общекомическим механизмом, которые относятся не к отдельному уровню языка, а связаны со стилистическими особенности целого текста, с прагматическим и семантическим аспектами коммуникации.
Как мы уже отмечали выше, единицы «низших» уровней языка (фонетика, графика) используются в языковой игре в меньшей степени, по сравнению с единицами других уровней. Тем не менее в современной русской прозе мы находим примеры обыгрывания графического аспектов языковых знаков.
Так, в романе Т. Толстой «Кысь» фонетикографические трансформации, реализуются в словах из реальности до Взрыва: могозин, аружые, оневерсетецкое абразавание, осфальт, энте-легенцыи, тродицыю, ринисанс, фелософия, мет, шадевры, мозей и другие. Для жителей Фе-дора-Кузьмичска эти слова звучат необычно и чудно. Ведь разрушение культурно-социальных, бытовых норм повлекло за собой изменение в языке. Исчезли слова, обозначающие те или иные явления действительности. Таким образом, ассимиляция наименований реалий современной нам культурной жизни в говоре жителей романа «Кысь» с характерными для него просторечнодиалектными тенденциями и приводит к фонети-ко-графическому искажению этих языковых единиц, воспринимаемых Бенедиктом и ему подобными как иноязычные, чужие.
В произведениях французского писателя школы УЛИПО Р. Кено языковая игра на фонетическом уровне представлена целым арсеналом язы-
ковых средств. В романах «Голубые цветочки» и «Зази в метро» она реализуется за счет: подстановки буквы и звука (voui вместо oui, hun вместо un, выпадения буквы и звука (exact ^ gzakt, expliquer ^ espliquer, exclamer ^ esclamer, aimé ^ amé и др.), подстановки или (и) замены букв и звуков (catoliche вместо catholique, Fior вместо Dior), фонетической транскрипции - излюбленного приема Р. Кено. Во многих текстах отдельные слова, фразы пишутся, как слышатся: Singermindepré (Saint-Germain-des-Prés), kekchose (quelque chose), ottchose (autre chose), bloudjinzes (blue jean), le ouisqui (whisky). Для французского языка, в котором существует огромный разрыв между орфографией и произношением, это равносильно нормативному взрыву
Языковая игра на уровне графики доминирует в романе Ж. Перека «Исчезание». Во-первых, в романе нет ни одной гласной «е». Во-вторых, отсутствие этой самой употребительной буквы приводит к существенным графическим изменениям. Мы не раз сталкиваемся с неправильным написанием: bordj вместо borde ), britannial вместо britannique, calmir вместо calmer, lacunal вместо lacunaire, imago вместо image и другие.
Единицы морфологического уровня особенно широко используются в современной прозе с целью создания комического эффекта. Подобно Л.В. Щербе с его знаменитой фразой «Глокая кузд-ра штеко будланула бокра и кудрячит бокрёнка», современные отечественные писатели подчеркивают огромную роль грамматических средств.
Так Л. Петрушевская создала целый сборник рассказов («Пуськи Бятые») - с грамматикой без лексики. Ниже приведен фрагмент одного из них.
Калуша как забирит:
- Калушата! Калушаточки! Сяпайте на на-пушку!
Калушата вымзились из бурдысьев:
-Йоу? [3].
Слова, используемые для построения данного высказывания, лишены определенного лексического значения, так как большую часть текста составляют единицы с вымышленными корнями. Однако в данном текстовом фрагменте используются реальные словообразовательные и формообразующие аффиксы (на-, -очк, -ат), реальные служебные слова (на, из, по), что способствует адекватному восприятию текста и его интерпретации.
В романе Т. Толстой «Кысь», в повестях М. Вишневецкой «Вот такой гобелен» и «Архи-
тектор запятая не мой» обыгрывается морфемный состав слова. Расчленение словоформы, воспринимаемой нами в качестве наименьшей текстовой единицы, служит средствам комического: всякий - який, не ВРАСТЕНИК [5]; М-да! Поколение Next! Как говорит Полторацкий Некстати; Я и так, я и этак: пол есть пол-, значит, пол человека - это полчеловека... Пол плюс пол-пол-учается целое [1].
В творчестве писателей-улипистов единицы морфологического уровня также активно участвуют в языковой игре. Так, у Р. Кено в тексте оригинала романа «Голубые цветочки» вместо лексемы grimace мы имеем grimoisse, а вместо angoisse - angace. Таким образом, элементы
-асе и -oisse в словоформах grimace и angoisse меняются местами, производя комический эффект: Et s’il n ’avait rien obtenu pour nous, murmure Malpiquet qui grimoisse d’angace [7]. (А что, если он ничего не получил на нашу долю? - плаксиво бормочет де Плакси. - Хэ, жизнь - копейка! [2]).
Другим типом обыгрывания статуса словоформы является аномальное опущение основы слова или ее части. Этот тип ЯИ мы находим как у русских, так и у французских писателей. Например, в романе Т. Толстой «Кысь» вместо единицы «беспокойство» используется словоформа «беспокой». А в романе «Зази в метро» Р Кено в результате усечения лексем «probable», «croyable» получаются словоформы «probab», «croyab».
Прием грамматической ошибки - один из наиболее часто встречающихся видов языковой игры на морфологическом уровне. Например, в романе «Кысь» обыгрывается грамматическая категория падежа: вместо окончания -ей (для существительных третьего склонения, мн.числа, родительного падежа) используется окончание -ев: « ТРУд-ностев семейных не боитесь?», «Пушкина моего я люблю просто до невозможностев <...>» [5]. А вот еще примеры обыгрывания семантики аффиксов: блестяще знающий грамоте, погоды нехорошие. Такое грамматическое искажение типично для диалектно-просторечной речи и отражает общую стилистическую концепцию романа. Один из способов передачи народной речи в романе «Кысь» проявляется именно в обыгрывании морфемной структуры слова, в частности в использовании диалектно-просторечных суффиксов возвратной формы глаголов -ся, -си (напасесси, боисся); диалектно-просторечных суффиксов деепричастий (объемшись) и другие.
В произведении Р Кено «Зази в метро» в диалогах мы встречаем грамматические искажений, типичных для просторечия, см. например: je nous le sommes réserve. «Грамматическая конкуренция» между je и nous привела к тому, что говорящий использовал форму вспомогательного глагола «être» для косвенного дополнения «nous», а не для подлежащего «je». В «Голубых цветочках» прием грамматической ошибки строится по этому же принципу: «Je vous remercions, je vous prions» [7].
Современные французские и русские авторы активно используют единицы словообразования в языковой игре. ЯИ в области словообразования проявляется в образовании новых слов различными способами: префиксальным (суперхаосно, медовый полумесяц, проинтуичить [1], антика-фельный [6], mini banjo (минибанжо), microhistoire (микроистория), ultramatinal (сверхранний) [7], l’automancipation (неумение править), archimort (мертвый) [9]), суффиксальным (гри-быши, грибышатник, ложица, вилица, косты-лики [5], о’кэйчик [6], мотыльково [1], unescale (ООНа), zaziques (зазические) [7]), суффиксальнопрефиксальным (отцицеронить [6], поджопник [5], anticidrolinique (антисидроленист) [7]).
В целях усиления комизма и большей выразительности довольно часто в ЯИ используется словообразовательный прием контаминации -«сплава» двух слов или его частей. Так, в романе «Кысь» мы находим следующие примеры «сращения»: клель (клен и ель), кулдычит (курлы-чит и талдычит), червыри (червь и ковырять), пу-денциал (потенциал и уд) [5].
В произведениях Р. Кено «Голубые цветочки» и «Зази в метро» комизм повествованию придают такие новообразования, как: calembourder (calembour (каламбур) + bavarder (болтать)), bouddhoir (boudoir (будуар) +Bouddha (Будда)), iroquoiselle (iroquoise (ирокезка) + oiselle (простушка)) [7], econocroque (economie (экономия) + escroquer (мошенничать)), metrolleybus (metro (метро) + trolleybus (троллейбус)), cacoca1о (cacao (какао) + coca-cola (кока-кола)), frigolo (fric (деньги) + gigolo (жиголо)), squeleptique (squelette (скелет) + sceptique (скептический)) [8] и другие.
В современных русских и французских произведениях имеются новообразования, полученные путем сложения основ слов. В русской прозе мы встречаем такие неологизмы, образованные путем сложения, как правило, в сочетании с аффиксацией, как: канарейка-гриль, неудобос-
152
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 1, 2007
мотримый, пустолетный, зверообразный, ху-дозвонище [5], китайцеобразный, времяхрани-лище [6], деловито-скороговористый, присо-саться-вложиться [1].
Во французской прозе способ сложения в целях усиления комического эффекта активно реализуется в новообразованиях типа: аmericanophile (американофил), lessivophile (стиркофил), grafffitomane (писун), flicmane (му-сормен) [8], iledefrancouese (Ile-de-France), chape-chuter (шнырять) [7]. Многочисленны образования на базе сложения нескольких слов. См., например: Doukipudonktan (Дактожтуттаквоня-ит), salonsalamanger (гостинностоловая) [8].
Значительное место в современных произведениях занимают новообразования на базе заимствованных слов. Интеграция иностранных слов в системе французского языка придает комизм повествованию в романе Р. Кено «Голубые цветочки». Помимо внедрения и ассимиляции в тексте романа англицизмов (например, от английского глагола to nap- красть, образованы слова adulte-napping (похищение человека), guidenapping (похищение гида), guidenappeur (похититель гида), guidenapper (похищать гида), писатель на основе иноязычных компонентов создает свой собственный «неовавилонский язык», в котором интегрируются элементы из итальянского, английского, французского языков. См., например, фрагмент диалога с использованием единиц этого языка:
- Bon debut, replique Cidrolin.
- Capito? Egarrirtes... lostes.
- Triste sort.
- Campigne? Lontano? Euss... smarriti... [7].
- Нашел с чего начать! - заметил Сидролен.
- Начхать ? Пуркуа? Ми есть заблудяги... или, как это.. .забулдыги.
- Очень печально.
- Кемпинг, пожалюста! Бите... кемпинг пасаран? Но пасаран? [2].
В тексте русских произведений могут присутствовать как отдельные иноязычные элементы в составе слова, например, книжный магазин «Пушкинг» [3], так и целые слова, образованные на базе иноязычных слов, в частности английских: суперхаузно (от англ. house - дом), некстати (от англ. next - следующий) [1], oкэйчик [6].
В данной статье мы отразили лишь некоторые аспекты языковой игры в современной французской и русской прозе. Мы показали, что для создания комического эффекта действительно исполь-
зуются ресурсы всех языковых уровней, однако не в равной степени. Одноуровневые языковые единицы, принадлежащие к разным языкам, могут быть материалом для различных типов ЯИ. Это обусловлено тем, что в системах французского и русского языка те или иные элементы языковой системы имеют разный вес: французскому языку свойственен огромный разрыв между фонетическим уровнем (произношение) и графическим (орфография). Таким образом, ЯИ акцентирует этот огромный разрыв, активно используя единицы фонетико-орфографического уровня. Что же касается обыгрывания морфемной структуры слова, то лексические единицы русского языка обладают более сложной морфемной структурой, чем французского, поэтому в ЯИ обыгрываются различные типы морфем (корневые, аффиксы, флексии) и выражаемые ими грамматические значения. Во французском же языке обыгрывание морфемной структуры связано с обыгрыванием корневой морфемы, трансформациями прежде всего на уровне фонетико-графическом, а не грамматическом. В сфере словообразования комический эффект преимущественно создается за счет использования приема контаминации и словосложения во французской прозе, и реже с помощью аффиксов (как правило этот интернациональные префиксы). В отечественных произведениях заметно проявляется тенденция к аффиксальному способу словообразования. Общей же для обеих литератур является тенденция к ассимиляции иноязычных элементов и единиц.
Библиографический список
1. Вишневецкая М. Архитектор запятая не мой. - М.: Симпозиум, 2004. - С. 5-37, 201-293.
2. Кено Р Упражнения в стиле. - СПб., 2001. -С. 64-453.
3. Петрушевская Л. Дикие животные сказки. Морские помойные рассказы. Пуськи Бятые. -М.: Эксмо, 2004. - 448 с.
4. Санников В.З. Русский язык в зеркале языковой игры. - М.: Языки славянской культуры, 2002. - С. 15.
5. Толстая Т. Кысь. - М.: Эксмо, 2005. - 365 с.
6. Толстая Т. Река Оккервиль. - М.: Эксмо, 2003. - 462 с.
7. Queneau R. Les Fleurs bleues. - Paris: Gallimard, 2000. - 276 с.
8. Queneau R. Zazie dans le metro. - Paris: Gallimard, 2000. - 189 с.
9. Perec G. Disparition. -Paris: Gallimard, 1989. -316с.
