мьи, живут ли родители и дети вместе, есть ли в семье руководящие работники [014, с. 106].
В расчетах по модели использованы данные за 1989-2011 гг. из опросов, регулярно проводимых Китайским центром контроля за заболеваемостью и Центром народонаселения Университета Беркли (США). По результатам расчетов выявлено, что увольнения с ГП уменьшают ресурсы, имеющиеся у домохозяйств, и отсрочивают образование детей уволенных. Если покинувшие ГП работники обретают новую занятость, то такое негативное влияние отчасти нивелируется, и это свидетельствует о том, что уровень доходов родителей весьма важен с точки зрения возможностей получения образования детьми. Но негативное влияние безработицы родителей заключается не в том, что дети вообще больше не учатся, а в том, что время окончания учебного заведения у них откладывается на определенный срок [014, с. 107, 114].
Однако конкретные механизмы трансмиссии влияния со стороны безработицы родителей на возможности образования детей не сводятся только к снижению доходов. Сказываются и эффекты реформ системы образования: сокращение числа бюджетных мест в университетах и увеличение набора студентов, которое увеличивает риски безработицы для выпускников.
Кроме того, безработица родителей может приводить их к угнетенному состоянию духа, употреблению алкоголя, что ухудшает способности семьи в целом адекватно оценивать риски, связанные с вложениями в образование детей [014, с. 113-114].
Итак, увольнения с ГП вызывают эффект девальвации человеческого капитала сокращенных работников, он распространяется и на их способности дать детям образование. Но речь идет не о лишении возможности учиться вообще, а о задержках в доступе к образованию. Обретение родителями новой работы лишь отчасти компенсирует такие негативные эффекты, резюмирует Чжао Ин [014, с. 102, 114].
2018.03.015-019. А.А. НОВИКОВА. СРЕДНИЙ КЛАСС ЯПОНИИ: УРОВЕНЬ ДОХОДОВ, ПРОБЛЕМА ЭКОНОМИЧЕСКОГО НЕРАВЕНСТВА, ДЕМОГРАФИЯ. (Обзор).
2018.03.015. YOKOYAMA IZUMI, KODAMA NAOMI. Why the earnings of the middle class declined: Evidence from Japan // Applied
economic letters. - Abingdon-on-Thames, 2018. - Published online 22.02.2018. - Mode of access: https://www.tandfonline.com/doi/full/ 10.1080/13504851.2018.1441505
2018.03.016. YAMADA KEN, KAWAGUCHI DAIJI. The changing and unchanged nature of inequality and seniority in Japan // Journal of economic inequality. - Berlin, 2015. - N 13. - Р. 129-153.
2018.03.017. RAYMO J.M., SHIBATA AKIHISA. Unemployment, nonstandard employment, and fertility: Insights from Japan's «lost 20 years» // Demography. - Berlin, 2017. - N 54. - P. 2301-2329.
2018.03.018. CASTRO-VASQUEZ G. Childbirth and social class in contemporary Japan // Asian studies review. - London, 2016. -Vol. 40 (2). - P. 268-286.
2018.03.019. TAY S. Rethinking income inequality in Japan and China: The objective and subjective dimensions // China report. - Thousand oaks, 2015. - Vol. 51 (3). - P. 230-257.
Ключевые слова: Япония; средний класс; неравенство доходов; демография; трудоустройство.
Обычно считается, что положение среднего класса в развитых странах в последние три десятилетия ухудшилось. Япония, обладающая одним из самых внушительных средних классов среди индустриальных стран, в этом смысле является частым объектом изучения для исследователей трансформации среднего класса.
В результате неблагоприятной экономической обстановки фертильность в Японии неуклонно падала, что связано не только со сниженным количеством рождений на женщину, но и с откладываемым созданием семьи. В то же время расходы на содержание и воспитание детей росли, что служило дополнительным фактором, приводящим к снижению рождаемости.
С 1989 г. Япония переживала экономическую стагнацию, которую принято называть «потерянное десятилетие». В последнее время также стал импользоваться термин «потерянное двадцатилетие». В этот период вырос как уровень безработицы, так и количество контрактов непостоянного найма.
Ёкояма Идзуми и Кодама Наоми (Экономический факультет университета Хитоцубаси, Япония) [015] исследуют причины сокращения доходов среднего класса в Японии.
Авторы отмечают, что в последние годы доходы среднего класса в Японии, как и во многих развитых странах, снизились. В течение продолжительного периода Япония была широко известна своим средним классом и справедливо воспринималась как более или менее эгалитарное общество. Однако в последние годы, по мнению авторов, эта ситуация серьезно меняется.
Исследование, основанное на официальной статистике и данных частных фондов, показало, что с 2000-х голов доходы как женского, так и мужского сегмента среднего класса снизились.
Оригинальное наблюдение авторов состоит в том, что причины снижения доходов для мужчин и женщин были разными. Анализ различных групп занятых показал, что в наибольшей степени пострадали сотрудники средних и небольших фирм. Если в 1989 г. разрыв в доходах между служащими крупных корпораций и средних фирм существовал, но не был очень заметным, то в настоящее время именно мужчины, работающие на небольшие фирмы, составили основную часть тех, чьи доходы сократились. Нескольку другая ситуация с женщинами. Сотрудницы, работающие на высокооплачиваемых ставках, почти не потеряли в своих доходах. На доходах женщин в наибольшей степени сказалось распространение временной занятости.
По мнению авторов, основная причина таких перемен - смена стратегии компаний, в особенности, крупных. Если ранее корпорации вкладывали примерно равное количество средств в сотрудников и основным различием в статусе был стаж (и как следствие возраст), то теперь компании вкладывают свои средства в потенциально наиболее эффективных сотрудников вне зависимости от их возраста, снижая при этом расходы на основную массу работников.
Ямада Кэн (Сингапурский университет менеджмента) и Ка-вагути Дайдзи (Университет Хитоцубаси) [016] фокусируются на более узкой проблеме: неравенстве в доходах трудоустроенных мужчин. В соответствии с экономической статистикой уровень неравенства в зарплатах перестал расти в 1990-е годы, таким образом, Японию не затронула волна роста неравенства, которая накрыла развитые страны в 1980-1990-х годах. Однако начиная с 2000-х неравенство в доходах среди работающих мужчин возобновило свой рост.
Исследователи проанализировали обширные данные официальной статистики о заработной плате мужчин от 15 до 59 в период с 1991 по 2008 г. Выбранная статистика предоставлялась частными предприятиями с числом занятых более пяти и государственными учреждениями с численностью персонала более десяти, за исключением первичного сектора (сельское хозяйство, рыбный промысел) и органов законодательной власти. Учитывался уровень образования, количество времени, проводимого на работе, все выплаты, включая, помимо основного оклада, весь спектр платежей: надбавки, пособия, сверхурочные и т.д. Был оценен общий уровень имущественного неравенства, неравенство между различными социальными группами и неравенство внутри групп.
Общая тенденция к снижению неравенства в 1990-е годы объясняется, по мнению Ямада и Кавагути, снижением межгруппового неравенства, прежде всего по типу контракта - временный или постоянный, а повышение общего уровня расслоения начиная с 2000-х - повышением имущественной дифференциации внутри групп одной категории сотрудников. Здесь, вероятнее всего, работает механизм, описанный Ёкояма и Кодама, связанный с новой стратегией работодателей вкладывать в наиболее эффективных сотрудников, пренебрегая остальными.
Судя по всему, система гарантированного стабильного роста доходов в настоящий момент изменилась: увеличивается и поощряется работодателем конкуренция между молодыми сотрудниками, принятыми на работу в один период, а кроме того, некоторые работодатели стали более склонны продвигать молодых активных и талантливых сотрудников в ущерб старшим коллегам: это новая тенденция, ранее практически не отмечавшаяся на японском рынке труда.
Ямада и Кавагути отмечают встречную тенденцию: дифференциация, связанная с зависимостью зарплаты от опыта работы, несколько снизилась за эти годы. Однако они приводят другое объяснение: рост расслоения может быть связан с демографическими изменениями, поскольку молодых работников сравнительно мало, а служащих с опытом работы - сравнительно много.
В последние годы в Японии наблюдается постоянное повышение квалификации рабочей силы. За период с 1991 по 2008 г. доля выпускников вузов, окончивших четыре курса, в рабочей силе
выросла с 25 до 36,4%, а два курса - с 5,1 до 10,5%. Параллельно доля выпускников средней и старшей общеобразовательной школы сократилась - с 18,0% до 5,3 и 51,9 до 47,7% соответственно [016, с. 137-1381.
В японских фирмах распространена выплата премий дважды в год. Премии - это важная и почти обязательная часть доходов сотрудников компаний, к примеру в 1991 г. премии получили 92,2% персонала [016, с. 139], при этом размер выплат напрямую связан с длительностью стажа. За период стагнации этот показатель снизился до 83,8% (там же), а кроме того, снизилась сумма выплат с 28,6 до 21,6% по отношению к основному окладу.
Авторы подсчитали, что сумма бонуса при этом практически не зависит от предыдущего опыта работы и коррелирует лишь с образованием и сроком пребывания в конкретной должности. Кроме того, в течение 2000-х годов сумма основного оклада постепенно росла, тогда как размер бонусов, напротив, сокращался: именно это сокращение привело к снижению доходов среднего класса в эти годы.
Особенностью японских профсоюзов является то, что они организуются на предприятиях, а не собственно по профессиональному признаку. Таким образом, «белые» и «синие воротнички» оказываются в одном профсоюзе. Причем в последние годы роль профсоюзов снижается. Авторы, однако, полагают, что снижение доли членов профсоюзов среди работников вряд ли влияет на увеличение неравенства в доходах. С 1991 по 2008 г. доля работников, занятых в производственном секторе, снизилась с 36,8 до 31,5%, в то время как процент работников, работающих в сфере услуг вырос с 2,6 до 7,1%, а в других секторах - с 22,9 до 26,6%. Также, несмотря на отсутствие достоверных данных, можно предположить, что до 2001 г. имелась тенденция к сокращению штата - число фирм с количеством сотрудников более 5 тыс. человек снизилось [016, с. 149].
Количество работников непостоянного найма росло постепенно в исследуемый период и с показателя 1,3% в начале достигло 8,5%. Об их неравном положении писалось неоднократно. Авторы приводят показатели премиальных: лишь 13,2% временных сотрудников получают дополнительные выплаты [016, с. 150].
Таким образом, исследование объясняет усиление дифференциации изменениями условий труда на рынке в целом (увеличение доли непостоянных сотрудников) и изменением стратегии компаний в материальном поощрении работников.
В случае с Японией демографическая ситуация оказывается в неразрывной связи с условиями найма. Исследователи из университетов Висконсина (Рэймо Дж.) и Киото (Сибата Акихиса) изучают связь между типом контрактов работников и демографическими процессами за период 1990-2006 гг. [017]. Традиционно считается, что непостоянная работа негативно сказывается на потенциальной возможности завести семью. Однако в случае с Японией не все так просто: исследователи решили проанализировать также связь фер-тильности с другими факторами, помимо типа трудоустройства. Помимо статистических данных, использовались интервью респондентов. В разных обществах различные социо-экономические показатели по-разному либо одинаково влияют на уровень фер-тильности полов. В относительно эгалитарных обществах, где экономические роли супругов схожи, одни и те же показатели одинаково влияют на стремление обзаводиться детьми как у мужчин, так и у женщин. Однако в Японии, где присутствует достаточно высокая степень специализации экономического участия между представителями полов, эти показатели, в зависимости от гендерной принадлежности, могут давать совершенно разный эффект.
В Японии количество внебрачных детей низко, поэтому данным показателем можно пренебречь, и основными становится уровень браков и уровень рождений (в браке).
Несмотря на кризис, в последние 30 лет показатель увольнения с работы после вступления в брак у женщин оставался неизменным. От 60 до 70% оставляли трудовую деятельность после свадьбы или с началом беременности.
Была использована выборка из примерно 50 тыс. человек или супружеских пар. Рассматриваемый период был разбит на подпе-риоды: 1990-1994, 1995-1999 и 2000-2006 гг.
Подсчеты свидетельствуют, что уровень безработицы среди женщин практически не влияет на уровень фертильности. Скорее наоборот, подавляющее большинство женщин, не занятых на каком-либо производстве, - замужем и часто воспитывают детей. В данном случае речь идет не о безработице как таковой, а созна-
тельном отказе от трудоустройства. Однако исключение составляют женщины с низким уровнем образования, вышедшие на рынок труда сразу после окончания школы - среди них уровень безработицы напрямую коррелирует с низкой фертильностью.
В гораздо большей степени на общую фертильность влияет уровень занятости мужчин и, как следствие, потенциальная возможность для них создать семью. В результате уровень рождаемости в период 1990-2006 гг. был даже несколько выше, чем в предшествующий, поскольку при относительно небольшом количестве возможностей для женщин устроиться на постоянную работу они, как правило, выбирали семейную жизнь и полный или почти полный отказ от трудоустройства.
С этим исследованием перекликается работа Г. Кастро-Васкеса из Наньянского технологического университета [018], где рассматривается связь стратификации японского общества с уровнем рождаемости, который в 2013 г. достиг своего исторического минимума. Необходимо также отметить, что в возрастных категориях 15-19 и старше 35 лет, он, напротив, в последнее время вырос, несмотря на общий спад, что является прямым следствием позднего вступления в брак: в среднем 30,9 для мужчин и 29,3 для женщин [018, с. 267].
Предложенная государством еще в 1990-х годах политика противодействия низкому уровню рождаемости ощутимого эффекта не принесла. Как уже отмечалось во многих других исследованиях, это связано не только с недостаточной поддержкой материнства, но и с ситуацией на рынке труда, поскольку статистически значимый процент молодых мужчин не считаются обществом потенциальными женихами: не имеющий постоянной работы не может стабильно содержать семью. Тогда как в соответствии с идеальным образом потенциальный жених должен обладать «тремя высокими» показателями: уровнем образования, доходов и физическим ростом.
По поводу японского среднего класса, пишет Кастро-Васкес, мнения исследователей обычно расходится. Одни говорят о большой прослойке со средним уровнем доходов, другие о том, что для Японии характерны не вертикальные, а горизонтальные конфликты (к примеру, между корпорациями, а не внутри них), поэтому термин иррелевантен. Наконец, некоторые исследователи утверждают,
что понятие среднего класса в полном смысле не применимо к Японии по другой причине: традиционно не ассоциирующиеся со средним классом «синие воротнички» при условии пожизненного найма имеют достаточно высокий доход и могут вести образ жизни, практически не отличающийся от уровня «белых воротничков».
Такая ситуация была в большей степени характерна для 1980-х годов, однако с 1990-х годов, по утверждению Кастро-Васкеса, социальная дифференциация усугубилась, и на настоящий момент около 34% трудящихся в Японии работают на непостоянной основе, при этом 77% из них - это так называемые «работающие бедняки», т.е. трудоустроенные люди, доход которых тем не менее остается низким. Именно они в большинстве и относятся к категории «несостоятельных женихов», которые в силу своего социального положения не имеют возможности вступить в брак и не участвуют в воспроизводстве [018, с. 270].
Поведение женщин в последние годы также существенно изменилось, многие из них больше не являются классическими домохозяйками и работают. Для многих изменились и ожидания по поводу жениха, все большее распространение набирает новая троичная формула: «комфортный» уровень дохода, коммуникабельность и отсутствие у брачного партнера неприятия к помощи по хозяйству и воспитанию детей. Это отражает, скорее, потребности женщины, имеющей хотя бы частичную трудовую занятость. В то же время, большинство японских замужних женщин занято на непостоянной работе и продолжает тратить около 30 часов в неделю на ведение хозяйства, а это означает, что мужчины, как правило, почти не участвуют в этом процессе.
Исследование включало опрос 56 замужних и имеющих детей женщин из Токио и префектуры Канагава в возрасте от 29 до 45 лет. 30 из них имели университетский диплом, 20 - диплом колледжа, остальные - еще не окончили обучение. 15 участниц интервью были заняты на постоянной работе полный день, 23 - на полставки, остальные были домохозяйками. При этом 30 из них оставили постоянную работу с началом беременности [018, с. 272-273].
Результаты исследования показали, что в целом в японском обществе сохраняется высокая ценность материнства. Подавляющее большинство женщин ориентированы на воспитание детей, что объяснялось респондентами «материнским инстинктом», т.е. врож-
денной биологической особенностью, присущей сугубо женщинам. Женщины, не имеющие детей, в свою очередь, считаются чем-то неполноценными, не выполнившими жизненного предназначения.
Некоторые респондентки даже ретранслировали распространенный стереотип о том, что бездетные незамужние женщины пострепродуктивного возраста становятся одержимыми сексуальными отношениями, выбирая мужчин много младше себя. В то же время женщины не отрицали, что женщина вольна решать сама, становиться ли матерью, но на практике, вероятнее всего, они понимают это как выбор подходящего времени для материнства, а не выбор между наличием или отсутствием детей.
«Материнский инстинкт» при этом, по общему мнению, необходимо контролировать. Хотя большинство семей могут позволить себе иметь одного ребенка, образование, являющееся в представлении женщин, главным залогом дальнейшей социальной успешности ребенка, стоит серьезных денег. Осознавая, что во время экономической стагнации образование не обязательно гарантирует высокие доходы, матери тем не менее отмечают, что от серьезного подхода к нему невозможно отказаться. Поэтому средняя семья, в их представлениях, может позволить себе не более двоих детей. Этот вывод, не являющийся существенно новым, в данном исследовании тем не менее отражает главную особенность японского общества: важность хорошего образования - первое, на что указывают все женщины, абсолютно вне зависимости от их собственного образовательного уровня.
Женщины, имеющие троих или более детей, воспринимаются либо как представительницы исключительно состоятельных семейств, либо, напротив, безответственные матери, не заботящиеся о будущем своих детей. Среди опрошенных были женщины, имеющие троих детей, однако во всех случаях третий ребенок появился на свет в результате незапланированной беременности. Кроме того, ни одна из женщин не рассматривала потенциальной возможности завести ребенка, не будучи замужем. Материнство и замужество в их представлении неразрывно связаны. Матери-одиночки, хотя и встречаются изредка, но жизнь их в финансовом и бытовом плане весьма тяжела, а окружение их, как правило, пори-
цает. Поэтому, по мнению респондентов, незамужней женщине не стоит иметь детей в принципе.
Некоторые респонденты подчеркивают распространенность в последние годы «охоты на женихов» и сервисов, обеспечивающих знакомство с мужчинами, желающими вступить в брак. Однако сократилось число таких мужчин, а экономические возможности для женщин в полном объеме так и не были предоставлены, поэтому и озабоченность (удачным) замужеством среди молодых женщин возросла. Многие фактически не видят для себя других социальных перспектив. В то же время респонденты отмечают, что и мужчины с достаточным доходом также стремятся вступать в брак в силу социального давления и желания получать помощь в быту.
Другой исследователь из Наньянского технологического университета (Китай) Стефен Тэй сравнивает восприятие неравенства в Китае и Японии в период 1995-2007 гг. [019]. Автор напоминает, что проблеме неравенства придается большое значение в развитых обществах современного мира. Борьба с экономическим расслоением - важный элемент государственной стратегии, а также политической борьбы. Так, Демократическая партия Японии в 2009 г. сумела прийти к власти, пообещав победить неравенство. В Китае в 2002 г. председателем КНР Ху Цзиньтао была предложена программа построения гармоничного общества, которая подразумевала, в первую очередь, устранение неравенства. Опросы общественного мнения и проявления гражданской активности китайцев и японцев также демонстрируют повышенный интерес к данной проблеме со стороны рядовых граждан.
Однако возникает вопрос: каким образом «обычные» граждане узнают о возросшем неравенстве в повседневной жизни и как его воспринимают? Автор призывает различать два понятия: объективное имущественное неравенство - которое находит отражение в цифрах официальной статистики - и субъективное неравенство -восприятие такового каждым человеком в отдельности, которое опирается на его повседневный опыт и жизненную историю.
Многие исследователи пишут о возрастающем неравенстве (объективном) в КНР и полагают, что оно должно создать социальное напряжение, недовольство массы граждан и даже угрозу для правительства. Однако практика показывает, что в случае с Китаем, как и многими другими странами, объективное неравенство, дейст-
вительно имеющее место быть, не всегда конвертируется в субъективное неравенство.
На субъективные представления о неравенстве напрямую влияет отсутствие знаний у людей - они, как правило, не представляют, к какому сегменту общества они реально относятся. Субъективное восприятие своего имущественного положения весьма сильно зависит от не поддающихся статистическим измерениям факторов, таких как психологический склад индивида. Также влияют пол и общая демографическая обстановка. В некоторых случаях это может играть на руку правительству: можно снижать субъективное восприятие неравенства, не снижая при этом его объективных показателей.
Мужчины легче мирятся с имущественным неравенством, поскольку имеют больше возможностей сделать карьеру и повысить свой доход. Имеет значение образование, поскольку выпускники университетов также оптимистично смотрят на свои карьерные перспективы, поэтому проще относятся к имущественному расслоению на своем нынешнем жизненном этапе, а кроме того, существуют такие субъективные показатели как вера в удачу, озабоченность социальной справедливостью в целом.
Что касается субъективного неравенства в Японии, то систематических исследований его не проводилось. В то же время большинство исследователей соглашаются, что с конца 1980-х уровень объективных показателей неравенства повысился. Индекс Джини в 1990 г. составлял 0,293, а к 2005 г. он вырос до 0,308. К этому привела целая группа факторов: экономическая стагнация, структурные изменения на рынке труда, старение населения и сокращение размеров домохозяйств.
Опросы общественного мнения, призванные выяснить уровень толерантности к имущественному неравенству показали, что в зависимости от региона этот показатель колеблется от 1 до 10, что в целом отражает достаточно низкий уровень субъективного восприятия имущественного неравенства. Большинство японцев считает, что уровень расслоения в обществе невысок [019, с. 235]. Кроме того, процент людей, терпимо относящихся к имущественному расслоению, повысился за эти годы (с 42 до 50,7%) [019, с. 236], несмотря на рост объективных показателей.
Уровень толерантности к имущественному неравенству высок и в Китае. Автор связывает это с конфуцианской традицией, опирающейся на идею о меритократии и, таким образом, предполагающей, что человек, достигший высокого социального статуса и доходов, был достоин этого, поскольку обладал талантами и приложил много усилий. В то же время уровень неравенства в Китае достаточно высок по мировым показателям и постепенно рос в период с 1990 по 2007 г. Главной причиной этого послужил непропорционально быстрый экономический рост в прибрежных регионах, по сравнению с западными, и в городах, по сравнению с деревней. И несмотря на средний высокий показатель терпимости к неравенству, он достаточно сильно колебался с течением времени в разных регионах.
Любопытно, что хотя обычно заявляется, что уровень неравенства между ханьцами и представителями этнических меньшинств, например из Синьцзян-Уйгурского автономного округа, чрезвычайно высок, на практике за рассматриваемый период он объективно снизился и субъективно также стал восприниматься с большей терпимостью. В то же время, несмотря на снижающийся уровень имущественного неравенства в развитых юго-восточных регионах, восприятие расслоения там, напротив, стало более острым.
Значимо, что средняя степень терпимости к имущественному расслоению в Японии ниже (5,7), чем в Китае (6,06), хотя уровень имущественного расслоения на деле выше в КНР и, как правило, более расслоенные общества воспринимают неравенство более остро [019, с. 244].
Подводя итог исследования, Тэй отмечает, что реальный уровень имущественного неравенства в отдельных регионах Китая и Японии не влияет систематически на его субъективное восприятие, как можно было бы предположить. Также не сильно на это влияет и общий показатель экономического развития региона. В Японии в целом наибольшую терпимость по отношению к неравенству испытывают мужчины верхнего сегмента среднего класса.
Любопытно гендерное распределение этого показателя среди относительно неимущих слоев: мужчины этой прослойки в среднем значительно терпимее по отношению к имущественному неравенству, чем женщины. В наиболее состоятельной страте также наблюдается похожее гендерное распределение. В Японии иссле-
дователь практически не выявил зависимости восприятия неравенства от возраста и уровня образования респондентов. Однако наиболее любопытный вывод состоит в том, что тип занятости (постоянная или по временному контракту) также практически не влияет на восприятия разного уровня доходов, что, вероятно, свидетельствует о том, что японцы переносят переживания данного характера на личностный уровень, не затрагивая общий социальный контекст.
В Китае картина выглядит несколько иной. Показателями, в наибольшей степени, влияющим на восприятие неравенства оказались персональная ориентация на общую социальную справедливость, возраст и трудоустройство. Кроме того, важным фактором является проживание в городе либо в деревне. Жители сельских округов по принципу прописки не всегда имеют достаточные возможности для социальной мобильности и поэтому более остро, по сравнению с горожанами, воспринимают социальное расслоение, несмотря на то что конкретно в их общине оно может не наблюдаться. В городах, напротив, уровень расслоения высок, но горожане имеют потенциально больше перспектив для преуспеяния и, кроме того, повседневное наблюдение за проявлениями имущественного неравенства вошло у горожан в привычку и не вызывает острого раздражения.
ЭКОНОМИКА
2018.03.020. ЛИ Э.Г.Ф. ТОРГОВЛЯ В ИНТЕРНЕТЕ И ДЕРЕВНИ ТАОБАО. ПЕРСПЕКТИВА ДЛЯ СЕЛЬСКОГО РАЗВИТИЯ КИТАЯ?
LI A.H.F. E-commerce and taobao villages. A promise for China's rural development? // China perspectives. - Hong Kong, 2017. - N 3. -Р. 57-62.
Ключевые слова: Китай; сельское развитие; аграрная политика; интернет-торговля; деревни таобао.
Энтони Ли, сотрудник Французского центра изучения современного Китая, анализирует развитие интернет-торговли в сельском Китае.