CC BY
379
Средневековая архитектура Твери и прилежащих земель в XII-XVI века
А.М.Салимов
В статье в концентрированном виде представлено зарождение, становление и развитие средневекового зодчества на территории Верхневолжья. Памятники архитектуры XII-XVI веков рассматриваются на широком фоне отечественной архитектуры соответствующего периода, а также во взаимосвязи с западноевропейским и византийским зодчеством. Основной акцент делается на культовых сооружениях, однако немало внимания уделено жилым постройкам и оборонительным комплексам. При этом рассматриваются не только существующие памятники, но и те, что были выявлены археологически, а также те, что оказались безвозвратно утрачены.
Ключевые слова: средневековое зодчество, тверское княжество, архитектурно-археологические исследования.
The Medieval Architecture of Tver and Neighboring Lands
in the 12-16th Centuries. By A.M.Salimov.
The article gives a concentrated view on the origin, the coming into being and development of the medieval architecture in the territory of the Upper Volga basin. The monuments of the 12-16th centuries are considered on a wide background of Russian architecture of this period as well as with interconnection between west European and Byzantine architecture. The basic accent is made on the cult constructions but the author pays great attention to dwelling constructions and fortifications also. At the same time the researcher considers not only the now existing monuments but those which have occurred to be destroyed irrevocably.
Keywords: medieval architecture, the Tver Principality, architectural and archaeological research
Надо полагать, что временной разрыв между крещением Руси и появлением на территории Верхневолжья первых культовых сооружений, связанных с христианским вероисповеданием, был незначительным. Однако наиболее ранние свидетельства их существования относятся лишь к первой половине XI столетия. И тот факт, что они оказались связаны с Торжком, позволяет считать его наиболее крупным населённым пунктом из числа тех, которые в то время находились на землях будущей Тверской области.
Приоритет Торжка в контексте этих территорий получил подтверждение на рубеже XII-XIII веков, когда здесь был возведён собор Борисоглебского монастыря, ставший, по всей видимости, первым каменным храмом на Верхневолжье. И, несмотря на то, что Торжок являлся частью Новгородских земель, архитектура
этого здания должна рассматриваться в рамках совсем иной (не северо-западной) традиции. Её откровенно смоленское или полоцко-смоленское происхождение свидетельствует о том, что апробация этих форм в Торжке (в конце XII века) произошла ещё до того, как они получили «прописку» в Новгороде (Пятницкая церковь, 1207). Да и монументальную живопись этого монастырского храма опять-таки можно соотносить с художественной культурой Смоленска. Получается, что Торжок в домонгольский период демонстрирует некоторую автономность от Новгорода в своих художественных предпочтениях. Более того, по сути дела, именно он способствует внедрению новых архитектурных форм в строительную практику Северо-Западной Руси, ориентируя тем самым региональное зодчество на процесс по синтезу новгородской и полоцко-смоленской традиций. И уже в сложившемся виде этот тип храма оказался востребован во второй половине - конце XIII века в бурно развивающейся Твери - в архитектуре Успенского собора Отроча монастыря. Выходит, что опосредованно собор новоторжского Борисоглебского монастыря оказал влияние на становление тверского зодчества. Допускаю, что это влияние могло быть и более предметным. Ведь одноапсидная композиция новоторжского храма свойственна и объёмно-пространственному решению тверского памятника, а Борисоглебская церковь в первые послемонгольские десятилетия была, вероятно, единственным каменным культовым сооружением Верхневолжья, где Торжок и Тверь - это города-соседи, находящиеся на расстоянии 60-ти километров друг от друга.
Успенский собор Отроча монастыря - не единственная каменная постройка начального этапа в жизни Тверского княжества. Но все три известные на сегодняшний день культовые сооружения этого периода демонстрируют, на наш взгляд, типологическое разнообразие, обусловленное целым рядом причин. К числу таковых следует отнести отсутствие на этих землях того наследия, на которое могли бы в поисках своего регионального «стандарта» опереться зодчие и заказчики, географическое и административное «пограничье» Твери и, наконец, что немаловажно - личностные предпочтения представителей тверского правящего дома.
Обнаруженные при раскопках фрагменты белокаменной резьбы, летописные свидетельства и описания обобщённого характера позволяют предполагать, что возведённый в 1285-1290 годах кафедральный Спасо-Преображенский собор отличался по архитектуре от Успенского храма Отроча монастыря и собора Фёдоровской обители. Думаю, что более всего он был ориентирован на владимиро-суздальское наследие. Однако если на начальном этапе ему, вероятно, была свойственна простая
объёмно-пространственная структура, то к началу XIV столетия композиция памятника обогатилась двумя приделами, что, возможно, сопровождалось какими-то изменениями в архитектуре малых форм, поскольку изначально одноглавый, четырёхстолп-ный, перекрытый закомарами основной объём Преображенского собора базировался на высоком цоколе, а значит ведущие к порталам храма лестничные марши не могли быть короткими.
Наличие резьбы даёт основание предполагать, что домонгольское зодчество Владимиро-Суздальской Руси определило и сам принцип декорировки фасадов Тверского Спаса белокаменной резьбой, хотя не все выявленные во время раскопок фрагменты резного убранства свидетельствуют о стилистической близости владимиро-суздальскому декору. Истоки такой резьбы могли лежать в искусстве Западной Европы, по крайней мере, в зодчестве западнорусских земель, испытавших влияние западноевропейской художественной культуры. Что, кстати, вполне корреспондируется с версией о том, что мастер Спасо-Преображенского собора мог прийти в Тверь из Западной Руси.
Не исключено, что обозначенный летописью высокий цоколь кафедрального собора был соотнесён с подвалом. Отчасти эта версия находит подтверждение в другом Спасо-Преображенском соборе - новоторжском, выстроенном в 1364-1365 годах. Эта постройка, как и собор Борисоглебского монастыря, несмотря на её близость к новгородскому зодчеству XШ-XV веков, наделена целым рядом особенностей, которые опять-таки свидетельствуют о пограничном положении известной на сегодня средневековой архитектуры Торжка, отчасти напоминая порубежное состояние тверского зодчества второй половины - конца XIII века.
Существенное отличие Новоторжского Спаса от новгородских построек конца ХШ-середины XIV веков, да и более поздних сооружений заключается в наличии галерей. Допускаю, что такое объёмно-пространственное решение было обусловлено желанием новоторов опосредованно повторить в главном храме Торжка композицию кафедрального храма епархии - Софийского собора, где основной объём имеет трёхсторонний галерейный обход. Однако в Торжке пошли дальше, введя в структуру галереи восточный дискретный участок. Его появление было продиктовано необходимостью компенсировать утраченные площади дъяконника, в помещении которого устроили спуск в подвал. Но в итоге вынужденная трансформация традиционного для новгородской архитектуры алтаря привела, по всей видимости, к появлению в зодчестве Северо-Западной Руси прямоугольных апсид.
Принимая во внимание тот факт, что созданный для размещения в новоторжском Спасо-Преображенском соборе городской казны подвал соотнесли с высоким цоколем, можно предположить, что и в Твери высокая «степень» (то есть цоколь) кафедрального собора корреспондировалась с подвальным помещением, устроенным, вероятно, с той же целью, что и в Торжке. И если эта гипотеза верна, то в таком случае налицо использование в строительной практике северо-западного городского центра строительного опыта зодчих, ранее
создавших Спасо-Преображенский собор в Твери. Отмечу, что и характерная кладка белокаменного цоколя новоторжского Спаса вполне в контексте архитектуры Северо-Восточной, а не Северо-Западной Руси. Допускаю, что некоторая синтетичность проявилась и в других культовых сооружениях Торжка, возведённых в XIV столетии. Эти постройки неизвестны нам, но тот факт, что под 1372 годом летопись фиксирует в Новоторжском кремле три каменных храма, позволяет предварительно говорить о самобытности средневекового зодчества Торжка.
Несмотря на храмоздательные успехи в Торжке, в целом XIV столетие в силу внутри- и внешнеполитических обстоятельств не стало периодом поступательного роста для архитектуры Верхневолжья. Судя по данным источников, в Твери на протяжении длительного времени ни княжеская власть, ни духовенство не предпринимали в этот период каких-либо серьёзных усилий в области храмостроения. Как правило, всё ограничивалось обновлением когда-то возведённых церквей. В то же время на протяжении десятилетий эпоха между 1325 годом (завершение строительства собора Фёдоровского монастыря) и концом XIV века была временем создания новых и реконструкции уже существующих оборонительных сооружений. Основную часть этих конструкций возвели из дерева, лишь комплекс Княжьего двора в Тверском кремле обогатился в этот период небольшой четырёхбашенной цитаделью, которую можно отнести к числу оригинальных сооружений для Древней Руси того периода. Вероятно, этот замок был создан в последней четверти XIV века, как «казённый» комплекс Княжьего двора накануне доставки в Тверь пушек (1389).
Сам факт возведения каменных башен нельзя отнести к числу необычных мероприятий второй половины XIV века. Это время характеризуется значительным по масштабам строительством каменных «костров» на Северо-Западе Руси, где в составе крепостей создавали и типологически близкие цитадели (Ямгород, Орешек). Однако срединное или «донжонное», а не периферийное положение замка в Тверском кремле, а также его плановая структура, напоминающая «башенную» часть Тракайского замка в Литве, позволяют соотносить тверской комплекс с архитектурными сооружениями Западной и Центральной Европы.
Не отрицая такого влияния на архитектурную и градостроительную деятельность в других древнерусских землях, заметим, что Тверь, в отличие, к примеру, от Москвы или Нижнего Новгорода в конце XIV - первой половине XV века применяет характерный для центральной Европы строительный материал - кирпич-«пальчатку». Ещё одним важным свидетельством архитектурной взаимосвязи с той же самой Литвой является, возможно, строительство в первой четверти XV века в центре Тверского кремля столпообразного храма с многолепестковым решением основного объёма - церкви Иоанна Милостивого. А такие постройки известны в западнорусских землях, вошедших в XIV столетии в состав великого княжества Литовского.
Западноевропейский опыт применим, на наш взгляд, и к некоторым другим процессам, происходившим в строительной практике Древней Руси. Так, например, как объяснить тот факт,
что лишённая на протяжении значительного отрезка времени активного храмоздательства Тверь, с конца XIV века становится территорией настоящего архитектурного бума. При этом в создании новых храмов участвуют, по всей видимости, местные зодчие. Получается, что после 1325 года, дабы не растерять приобретённые навыки и при благоприятных обстоятельствах реализовать их по прошествии какого-то времени на территории Верхневолжья, тверской архитектурно-строительный «комплекс» нашёл применение своим силам за пределами княжества. Подобное могло происходить и в других землях. Поэтому, где гарантии, что, к примеру, нижегородские или тверские зодчие не оказались нужны при создании каменных сооружений на территории Московского княжества или в иных землях в период малой востребованности у себя на родине? Думается, что картина миграции строительных сил Руси в этот период была более сложной, чем она представлялась Н.Н. Воронину или Б.Л. Альтшуллеру. Если византийский (или балканский) зодчий мог приехать на работу в Тверь, Москву или Новгород, то почему московский или тверской мастер при отсутствии заказов по месту жительства не мог отправиться на заработки в иные регионы? Здесь невольно вспоминается ситуация XVI века, когда тверские зодчие руководили строительством в Волоколамске, под Новгородом и в Свенском монастыре под Брянском. Конечно же, при всей оправданности ретроспективного метода в полной мере эта схема не может быть распространена на вторую половину XIV столетия, хотя известно, что в 1365 году псковичи нанимали мастеров для строительства Троицкого собора.
Если же говорить о Западной Европе XШ-XIV веков, то здесь странствующий зодчий является совершенно типичной фигурой. «Этот мастер переезжал со строительства на строительство, каждый раз набирая себе небольшую группу преданных, умелых, квалифицированных мастеров, сколачивал таким образом странствующую артель... Помимо странствующих артелей немало путешествовало отдельных мастеров, особенно молодых, окончивших курс обучения и разъезжающих по свету с целью дальнейшего обучения и знакомства со строительной практикой других областей, приёмами и методами ремесла, искусством и жизнью чужих земель» [1, С. 153-153]. Поэтому, если распространить западноевропейский опыт на Древнюю Русь, то тогда временные лакуны в тверском строительстве второй четверти - конца XIV века не обязательно заполнять никогда не возведёнными и поэтому не отмеченными летописями каменными постройками. Труд зодчих мог найти применение в иных землях.
Полагаю, что возобновление полноценной архитектурно-строительной деятельности в Тверском княжестве приходится на 1380-1390-е годы, когда был создан четырёхбашенный комплекс в центре Тверского кремля и возведён собор Никольского монастыря «над ручьём». С конца 1390-х годов этот процесс набирает обороты, и к 1425 году каменные сооружения можно встретить уже далеко за пределами столицы Тверской земли. Иллюстрацией полнокровности этих работ является типологическая вариативность тверского зодчества первой
четверти XV столетия, поскольку наряду с традиционными крестовокупольными постройками возводятся столпообразные сооружения, такие как церковь Иоанна Милостивого и новая соборная колокольня. Факт их создания свидетельствовал не только о восприятии западноевропейской образности (Иоан-новская церковь) или о придании нового облика соборному комплексу посредством замены старой колокольни. Появление этих зданий (а также, вероятно, ряда других) способствовало решению градостроительных задач, что в итоге усилило репрезентативность ансамбля Тверского кремля.
В этот период, на наш взгляд, происходит окончательное оформление тверской архитектурной школы, основная особенность которой состоит в органичном сплаве северо-восточной и северо-западной традиций, где рафинированность архитектуры первой снижена декоративной сдержанностью и даже какой-то фольклорностью второй. Допускаю, что основополагающие черты этого синтеза отразились в старицких постройках рубежа XIV-XV веков, которые в отличие от других культовых сооружений второй половины XIV - первой четверти XV века, о существовании которых свидетельствуют, как правило, лишь источники, удалось изучить археологически. Наиболее ярким свидетельством этого синтеза является Михайловский собор, декор которого, несмотря на стилистическую близость фасадному убранству лучших архитектурных произведений Москвы, более грубоват в исполнении. Он словно подчёркивает промежуточное положение тверской художественной практики между Москвой и Северо-Западом Руси.
На сложение тверской архитектурной школы могло повлиять и балканское зодчество, особенно учитывая тот факт, что собор Фёдоровского монастыря в Твери (1323-1325) сооружался под руководством выходца из столицы Византийской империи, с художественными традициями которой генетически были связаны южнославянские страны. Во второй половине - конце XIV века воздействие Балкан могло даже усилиться, хотя при этом неизвестно где оно оказалось более зримым: в Твери или Москве. По крайней мере, на активном участии балканских зодчих в московском строительстве настаивал Б.Л. Альтшуллер [2, с. 108-109]. Правда, отсутствие отчётливо выраженной аналогичности между древнерусскими сооружениями и балканскими памятниками даёт основание говорить скорее не о влиянии, а о параллельном развитии «двух дочерних по отношению к византийской культуре традиций», где этот параллелизм может быть объяснён «сходством в подходе к интерпретации византийских образцов» [3, с. 142]. Поэтому архитектурные формы тверских построек конца XIV - начала XV века, вероятно, не обязательно связывать с влиянием южнославянского зодчества, поскольку они могли стать результатом автохтонного развития региональной архитектуры.
Полагаю, что поступательность архитектурного процесса в Твери не была серьёзно нарушена, и в середине 1420-х годов, когда поочерёдно (1425) из-за свирепствовавшей в это время на Руси чумы умерло трое тверских великих князей. Думаю, что уже со второй половины 1420-х годов после того, как великий
стол перешёл к Борису Александровичу (1425), эта деятельность получила новый импульс, и последующие десятилетия в области каменного «здательства» стали, вероятно, наиболее значимыми в истории Тверского княжества, что особенно ощущалось на фоне раздираемой усобицами Москвы. В этот период по инициативе Бориса Александровича строятся новые церкви, создаются монастыри, обустраиваются города и другие населённые пункты. Наиболее яркой иллюстрацией этой деятельности князя стало строительство в 1430-1450-е годы новых каменных церквей (Борисоглебской и Михаило-Архангельской) в центре Тверского кремля и кардинальное обновление Фёдоровского монастыря, который, по сути дела, превратился в ещё одну княжескую резиденцию в непосредственной близости от кремля. Сам же кремль и в первую очередь Княжий двор, благодаря появлению Борисоглебской и Архангельской церквей, оказался наделён существенными градообразующими акцентами.
В этот же период была, вероятно, возведена единственная уцелевшая от всего тверского зодчества эпохи независимости постройка - церковь Рождества Богородицы в Городне. И это сооружение в полной мере свидетельствует о синтетическом характере средневековой архитектуры Верхневолжья. Даже некоторые несообразности в организации её фасадов можно рассматривать в контексте этого сплава, что, правда, делает Рождественский храм в известной мере уникальным сооружением на фоне сохранившихся построек Северо-Востока Руси XIV-XV веков.
У этой оригинальности могут быть, на наш взгляд, два основных источника: более раннее тверское средневековое зодчество и конкретная ситуация, сложившаяся в период строительства храма. Не исключено, конечно, и балканское влияние, но обнаруженные в 2014 году при раскопках Михайловского храма конца XIV века в Старице фрагменты декоративных элементов портала отчётливо свидетельствуют о «встроенности» Вертязинской церкви в тверской архитектурный контекст, который являет собой синтез северо-восточных и северо-западных черт.
Вторым источником архитектурных форм Рождественского храма мог стать характер заказа, поскольку некоторое эстетическое несовершенство постройки могло быть обусловлено тем, что контроль за процессом сооружения церкви в небольшой и не самой важной крепости княжества был отдан на откуп местным силам (например, священству), для которых желание лучше осветить иконостас могло превалировать над потребностью добиться гармоничной организации фасадной плоскости. Отсюда, возможно, «растворяющиеся» в верхней половине четверика лопатки и хаотичная расстановка оконных проёмов. Хотя нельзя исключать и того, что такой «авангардистский» облик храма мог быть обусловлен художественными вкусами великого князя.
В середине - второй половине XV столетия в Твери началось освоение нового типа архитектурного декора - терракотовых изразцов, которые могли украсить отдельные постройки, возведённые по инициативе Бориса Александровича. Вероятно,
столица Верхневолжья, так же как и Псков, стала в этом случае посредником в передаче западно-европейского опыта на Русь. В комплексе с этой архитектурной керамикой в Твери появляется и хорошо известный в центральноевропейских и западнорусских землях кирпич-«пальчатка», хотя этот строительный материал начал применяться тверскими зодчими, по всей видимости, раньше, чем вышеуказанные изразцы.
Вполне вероятно, что правление Бориса Александровича ознаменовалось созданием целого ряда некультовых каменных сооружений. Это могли быть палаты великокняжеского и владычного дворов, а также монастырские постройки. К числу последних можно отнести и трапезную Отроча монастыря. Типологически она близка аналогичным на назначению постройкам, созданным в начале - первой трети XVI столетия в некоторых обителях Древней Руси. Её меньшая по сравнению с вышеозначенными сооружениями площадь свидетельствует, возможно, о неразработанности данного типа в зодчестве середины - второй половины XV века. И если тверскую трапезную построили именно в этот период, то тогда её можно рассматривать в ряду первых каменных трапезных палат Московской Руси, выстроенных в 1450-1460-е годы в Чудовом монастыре и Троице-Сергиевой лавре.
Не исключено, что в середине - второй половине XV века в Отроче могли не ограничиться созданием только трапезной палаты. Возможно, тогда же ансамбль одного из самых древних и, вероятно, самых почитаемых тверских монастырей обогатился ещё рядом каменных зданий. Вероятно, это были последние сооружения эпохи тверской независимости, вобравшей в себя три столетия развития региональной архитектуры. В итоге список
о ню ги ЕБ
5 6 7 S
Рис. 1. Планы зданий XIII-XV веков: 1 - Успенский собор Отроча монастыря в Твери. Вторая половина - конец XIII века;
2 - собор Фёдоровского монастыря в Твери. 1323-1325 годы;
3 - Спасо-Преображенский собор в Торжке. 1364-1365 годы;
4 - Михаило-Архангельский собор в Старице. 1396-1398 годы;
5 - Никольская церковь в Старице. 1404 год; 6 - Успенский собор Жёлтикова монастыря в Твери. 1404-1407 годы; 7 -церковь Рождества Богородицы в Городне. Первая половина XV века; 8 - трапезная палата Отроча монастыря в Твери. Середина - вторая половина XV века
каменных построек (и перестроек) Верхневолжья может быть наполнен следующими деяниями (рис. 1):
Успенский собор Отроча монастыря. Вторая половина -конец XIII века;
Тверской Спасо-Преображенский собор. 1285-1290 годы; роспись кафедрального храма. 1292 год; Введенский придел Спасо-Преображенского собора. Конец XIII - начало XIV века;
Дмитриевский придел Спасо-Преображенского собора. Конец XIII - начало XIV века;
первоначальная колокольня при Спасо-Преображенском соборе в Твери. Конец XIII - первая четверть XIV века; Собор Фёдоровского монастыр. 1323-1325 годы; устройство новых медных дверей в тверском Спасо-Пре-ображенском соборе. 1344 год;
роспись алтаря тверского Спасо-Преображенского собора. 1349 год;
установка золочёных крестов на основной и придельных главах Спасо-Преображенского собора в Твери. 1353 год;
устройство вторых медных врат в тверском Спасо-Преоб-раженском соборе. 1358 год;
настилка пола из поливных плиток в тверском Спасо-Пре-ображенском соборе. 1359 год;
роспись Введенского придела при кафедральном соборе в Твери. 1360 год;
Спасо-Преображенский собор в Торжке. 1364-1365 годы; строительство ещё двух каменных храмов в Торжке. Середина - вторая половина XIV века;
золочение главы у Спасо-Преображенского собора в Твери. 1382 год;
постройка четырёх каменных башен на Княжьем дворе в Тверском кремле. Последняя четверть XIV века;
Собор Никольского монастыря «над ручьём». 1380-е годы; Михаило-Архангельский собор в Старице. 1396-1398 годы; обновление тверского Спасо-Преображенского собора. 1399 год;
Никольская церковь в Старице. 1404 год; Успенский собор Жёлтикова монастыря. 1404-1406 годы; роспись Архангельского и Никольского храмов в Старице. 1406-1407 годы;
пристройка притвора к собору Жёлтикова монастыря. 1407 год;
постройка новой колокольни при Спасо-Преображенском соборе в Твери. 1407 год;
Подклет церкви Рождества Богородицы в Городне. 1413 год;
церковь Иоанна Милостивого в Тверском кремле. Первая четверть XV века;
перестройка собора Фёдоровского монастыря. 1421 год; церковь Бориса и Глеба в Тверском кремле. 1435-1438 годы;
перестройка собора Фёдоровского монастыря и реконструкция самой обители. 1447 год;
создание основной части церкви Рождества Богородицы в Городне. 1440-е годы;
церковь Михаила Архангела в Тверском кремле. 1452-1455 годы;
обновление собора Отроча монастыря и постройка здесь трапезной. Середина - вторая половина XV века.
Последняя четверть XV столетия стала переходным периодом не только в жизни Тверского княжества, но и в судьбе работавших здесь зодчих. Политика «сбирания» русских земель, активно проводимая Иваном III, кардинально изменила статус некогда независимого княжества и, по всей видимости, ускорила миграционные процессы, которые в неярко выраженной форме могли иметь место в тверском архитектурном сообществе и в более раннее время. Косвенно об этом свидетельствует доставка строительных материалов «изо Твери и Старицы городка» в Спасо-Каменный монастырь, где в начале 1480-х годов был создан каменный храм. Ведь Верхневолжье могло отправлять в сопредельные земли не только материалы, но и своих мастеров.
Допускаю, что потребность в тверских строителях выросла после присоединения Твери к Москве. На рубеже XV-XVI веков, когда столице Руси для реализации её масштабных градостроительных замыслов были необходимы в большом количестве зодчие, тверской архитектурно-строительный «комплекс» получил, вероятно, новый импульс для своего развития. Участвуя наряду с мастерами из других регионов в создании различных сооружений на многочисленных строительных площадках Москвы, они должны были обогатить свой профессиональный инструментарий тем новым, что привнесли в отечественную архитектуру итальянцы. Не исключено, что своеобразным связующим звеном между тверским зодчеством удельного периода и архитектурой XVI века стал Никольский собор Антониева Краснохолмского монастыря, где как раз и отразились те самые новации, которыми так щедро наделили национальную традицию «фряжские» мастера.
Косвенным свидетельством участия тверских зодчих в создании различных сооружений за пределами Тверского княжества ещё в конце XV - начале XVI века служит документальный материал, фиксирующий авторство тверских мастеров для построек, возведённых в первой половине XVI века в Пафнутьево-Боровском, Возмищенском и Хутынском монастырях.
Отметим, что памятники культовой архитектуры, появившиеся на территории Верхневолжья в первой половине XVI века, можно рассматривать в рамках тех изменений, что коснулись всего отечественного зодчества. Эти процессы во многом снивелировали региональные архитектурные особенности, но не ликвидировали их полностью. В полной мере это относится и к тверскому зодчеству соответствующего периода. Известные нам храмы редко строятся как одноглавые сооружения. Мы не знаем, каким было завершение у Троицкого собора Селижарова монастыря, но монастырские храмы Старицкого и Калязина монастырей, а также кашинский Воскресенский
собор были возведены как пятиглавые постройки. С тремя «верхами» была выстроена соборная церковь Иванишского монастыря и лишь Спас во Ржеве и монастырский собор в Клину возвели как одноглавые храмы.
Все эти сооружения по качеству исполнения условно можно поделить на несколько групп. К первой, наиболее репрезентативной, вне всякого сомнения следует отнести собор Старицкого монастыря и, вероятно, Воскресенский храм в Кашине, который вполне соотносим с Успенским собором Дмитрова. Но если дмитровский храм является, вероятно, постройкой итальянского мастера, то кашинский собор возвели, по-видимому, под руководством русского зодчего, прошедшего обучение у итальянцев.
В ещё меньшей степени ориентирован на «фряжскую» архитектуру Успенский собор Старицкого монастыря, который при всей своей рафинированности лишь отдельными компонентами обозначает аллюзии на зодчество столицы, сложившееся под влиянием итальянских мастеров. Ведь и пятиглавие, и аркатурно-колончатый пояс уже давно были апробированы древнерусской архитектурой. Да и объёмно-пространственное решение старицкого храма в целом избавлено от итальянского и даже, возможно, от московского влияния (собор Андроникова монастыря). На наш взгляд, в облике Успенского храма в большей мере выразилась ориентация на региональные архитектурные формы, а точнее на Михаило-Архангельский собор конца XIV века в Старицком кремле, который во время строительства Успенского собора находился напротив, на другой стороне Волги. Создавая монастырский храм и, возможно, наделяя его «старицкими» формами, Андрей Иванович решал важную градостроительную задачу, которая обеспечивала композиционную взаимосвязь двух частей города.
Другая группа памятников включает менее совершенные по своей архитектуре постройки. К ней можно отнести Успенские храмы в Иванишах и Клину. В связи с клинским собором заметим, что в отличие от Успенского собора в Старице, который, возможно, достаточно близко воспроизвёл динамичную композицию Архангельского храма конца XIV века, монастырская церковь в Клину восприняла региональные формы уже через старицкую постройку первой трети XVI века. Допускаю, что опосредованно, через строительный материал и отчасти конструкцию подпружных арок, собор Старицкого монастыря оказал влияние ещё на одну постройку этой группы - Спасо-Преображенскую церковь во Ржеве. Хотя ремесленный характер кладки ржевского памятника, а также одноапсидная форма его алтаря позволяют говорить о некоем новгородско-тверском синтезе, поскольку типологически Спас во Ржеве близок целому ряду новгородских построек XVI столетия.
Между двумя полюсами, представленными, с одной стороны, Воскресенским собором в Кашине и храмом Старицкого монастыря, а с другой - Спасо-Преображенской церковью во Ржеве и отчасти культовым сооружением в Иванишах,
находится такой памятник, как Троицкий собор Калязина монастыря. Некоторая сдержанность его архитектурного облика, выражающаяся в декоративном лаконизме и недостатке оконных проёмов на фасадах основного объёма, не позволяет, к примеру, говорить о его художественной равнозначности старицкому собору или храму в Кашине. Тем не менее, его пропорциональный строй не лишён изящества, что даёт основание опосредованно соотносить архитектуру калязинского памятника с теми стилистическими особенностями, которые были свойственны тверскому зодчеству конца XIV - середины XV века. А оно, по всей видимости, как раз и было ориентировано на сопряжение пропорциональной выверенности и сдержанного декоративного убранства.
В первой половине XVI столетия тверские зодчие демонстрируют своё умение в деле создания каменных монастырских трапезных, сооружая их как на территории бывшего Тверского княжества (Калязин), так и за его пределами (Воз-мищенский монастырь). Востребованность региональных мастеров, способных возводить такие здания, с очевидностью свидетельствует о том, что навыками в строительстве подобных сооружений тверское архитектурное сообщество могло овладеть ещё во второй половине XV века (трапезная Отроча монастыря). Но в наибольшей степени профессионализм тверских зодчих проявился при создании Хутынского столпа под Новгородом, что в очередной раз даёт основание говорить о возможностях тверской архитектурной школы, о способности региональных мастеров реализовывать различные по сложности архитектурные задачи: будь то традиционный кре-стовокупольный храм, трапезная палата или столпообразное сооружение.
Временной отрезок, охватывающий середину - вторую половину XVI века, не был равнозначным в истории развития архитектуры Верхневолжья. Как и для большинства русских земель, его условно можно поделить на два основных этапа, где рубежом является введённая Иваном Грозным опричнина. И если первый этап, охватывающий 1550-е - середину 1560-х годов, нельзя назвать временем массового строительства каменных храмов, то зато второй этап за небольшим исключением вообще лишён подобных строительных инициатив.
К середине XVI столетия зодчество верхневолжских земель окончательно стало неотъемлемой частью общерусской стилистики, по сути дела, утратив зримую взаимосвязь с региональной архитектурой прошлых столетий. Основной тенденцией первого этапа можно, пожалуй, назвать ориентацию на создание достаточно крупных пятиглавых сооружений, к числу которых относятся ныне существующие Михаило-Архангельский храм в Микулине городище (1550-е) и собор Оршина монастыря (1560-е). Пятиглавое завершение этих храмов, вероятно, уже не было свидетельством осознанного стремления заказчика приблизить форму завершения к пятиглавию кремлёвских построек Москвы. Такой характер «верха» становится в эту эпоху во многом обязательным и где-то даже обыденным для вновь создаваемых городских
и монастырских соборов. Напоминанием о былом влиянии ордерной декорации «фряжских» построек Москвы на провинциальное зодчество остались карнизные пояса тверских построек данного периода.
Особняком в тверском зодчестве середины - второй половины XVI века стоят церковь Белая Троица и собор Саввина монастыря. В первом случае - это достаточно редкий в национальной архитектуре вариант усечённого кресто-вокупольного храма, а в другом - небольшая бесстолпная церковь, перекрытая, по всей видимости, крестчатым сводом. На примере этих сооружений можно говорить об упрощённом воспроизведении на тверской земле тех архитектурных форм, которые ещё в начале XVI века были внедрены в столичную практику итальянцами. Тот факт, что в начале - первой половине 1560-х годов они получили «прописку» в Твери, лишний раз свидетельствует, на наш взгляд, о профессиональных возможностях тверского архитектурного сообщества. Правда, адаптация этих форм тверскими мастерами в очередной раз продемонстрировала такую особенность регионального зодчества, как способность придать ремесленный характер эстетически более совершенному первоисточнику.
Древнерусское каменное шатровое зодчество XVI века -особая страница в истории отечественной художественной культуры. Обозначивший в начале 1530-х годов появление нового типа здания первоисточник - церковь Вознесения в Коломенском - в XVI веке в различных вариантах был воспроизведён и на территории Верхневолжья.
В отличие от московской шатровой архитектуры XVI века, тверское шатровое зодчество этого же периода значительно уступает по количеству памятников, да и временной разрыв между ними не позволяет выстроить последовательный эволюционный ряд. Это проще сделать, когда рассматриваешь данные сооружения в общерусском контексте, где тверские постройки не только обретают свою нишу, но и демонстрируют оригинальность архитектурных форм, которые во многом отличны от тех, что имеют их шатровые «собратья» за пределами Тверской земли.
Последние десятилетия XVI века отмечены угасанием храмоздательной деятельности на территории Верхневолжья, причиной чему стал в первую очередь разгром опричниками Твери зимой 1569-1570 годов. Если не считать постройку в конце 1560-х годов трапезной в старицком Успенском мона-
Рис. 2. Планы культовых сооружений конца XV-XVI веков: 1 -Никольский собор Антониева Краснохолмского монастыря. 1480-е годы; 2 - Троицкий собор Калязина монастыря. 15211523 годы; 3 - Успенский собор Старицкого монастыря. Первая треть XVI века; 4 - Успенская церковь в селе Иваниши. Первая половина XVI века (до 1541 года); 5 - Спасо-Преображенская церковь во Ржеве. Первая половина XVI века; 6 - Успенская церковь в Клину. Первая половина - середина XVI века; 7 - Рождественский собор в городе Верея Наро-Фоминского района Московской области. 1552 год; 8 - Михаило-Архангельский собор в Микулино Городище. 1550-е годы; 9 - Борисоглебский собор в Старице. 1558-1561 годы; 10 - церковь Саввы Освященного в Саввине монастыре под Тверью. 1561 год; 11 - церковь Белая Троица в Твери. 1564 год; 12 - Вознесенский собор Оршина монастыря. Середина 1560-х годов
Рис. 3. Планы зданий XVI века: 1 - трапезная Селижарова монастыря. Первая треть XVIвека; 2 - трапезная с Борисоглебской церковью в Калязинском монастыре. 1525-1530 годы; 3 - каменная палата в Старицком кремле. Первая треть XVI века; 4 - трапезная с церковью Антония и Феодосия Печёр-ских в Свенском монастыре под Брянском. 1566-1567 годы; 5 - трапезная с Введенской церковью в Успенском старицком монастыре. Конец 1560-х годов; 6 - трапезная с церковью Покрова Богоматери в Антониевом Краснохолмском монастыре. 1587-1592 годы; 7 - настоятельский и братский корпуса в Старицком Успенском монастыре. Первая треть XVI века
стыре, то вторая половина царствования Ивана IV практически избавлена от каких-либо свидетельств, фиксирующих строительство каменных храмов в столице Тверского княжества и на сопредельных землях. Лишь в 1577 году пристраивается Ефремовский придел к собору Борисоглебского монастыря в Торжке. Второй придельный храм (1589) появился в составе этого комплекса уже во времена Фёдора Иоанновича. Вообще последняя четверть - конец XVI столетия были отмечены сооружением, как правило, небольших бесстолпных церквей. Будь то приделы у монастырского собора в Торжке, трапезный храм в Краснохолмском монастыре (1587-1592) или церковь в загородной резиденции Симеона Бекбулатовича (1594). Году-новское же правление оказалось, по всей видимости, вообще «пустым» на храмостроительные инициативы. Приближалась Смута, которая прервала сооружение каменных зданий на территории современной Тверской области. И лишь во второй половине XVII столетия здесь смогли начать широкое строительство каменных храмов и иных по назначению сооружений.
Подводя итог развитию каменного зодчества XVI века на землях Верхневолжья и на территориях, где участие в строительстве зданий могли принять тверские зодчие, обозначим строительные мероприятия данного периода (рис. 2-3):
Никольский собор Антониева Краснохолмского монастыря. 1480-е годы;
Воскресенский собор в Кашине. Первая половина 1510-х годов;
Троицкий собор и трапезная Селижарова монастыря. Первая треть XVI века;
Успенский собор Старицкого монастыря. Первая треть XVI века;
колокольня старицкого Успенского монастыря. Первая треть XVI века;
надвратная церковь Василия Анкирского и первоначальное ограждение старицкого Успенского монастыря. Первая треть XVI века;
настоятельский и Братский корпуса в старицком Успенском монастыре. Первая треть XVI века;
каменная палата в Старицком кремле. Первая треть XVI века; Троицкий собор Калязина монастыря. 1521-1523 годы; трапезная с Борисоглебской церковью в Калязинском монастыре. 1525-1530 годы;
церковь Григория Армянского в Хутынском монастыре под Новгородом. 1535-1536 годы;
Успенская церковь в Иванишах. Первая половина XVI века (до 1541 года);
Спасо-Преображенская церковь во Ржеве. Первая половина XVI века;
Успенская церковь в Клину. Первая половина - середина XVI века;
Рождественский собор в городе Верея Наро-Фоминского района Московской области. 1552 год;
Михаило-Архангельский собор в Микулино Городище. 1550-е годы;
реконструкция Михаило-Архангельского собора в Старице. 1550-е годы;
Борисоглебский собор в Старице. 1558-1561 годы; церковь Саввы Освящённого в Саввине монастыре. 1561 год; церковь Белая Троица в Твери. 1564 год; Вознесенский собор Оршина монастыря. Середина 1560-х годов;
Успенский собор Свенского монастыря под Брянском. Середина 1560-х годов;
трапезная с церковью Антония и Феодосия Печёрских в Свенском монастыре под Брянском. 1566-1567 годы;
колокольня Свенского монастыря. Середина - вторая половина 1560-х годов;
трапезная с Введенской церковью в старицком Успенском монастыре. Конец 1560-х годов;
Ефремовский придел у собора Борисоглебского монастыря в Торжке. 1577 год;
придел Иоакима и Анны у собора Борисоглебского монастыря в Торжке. 1589 год;
трапезная с церковью Покрова Богоматери в Антониевом Краснохолмском монастыре. 1587-1592 годы;
Смоленская церковь в селе Кушалино. Первая половина 1590-х годов.
Литература
1. Муратова, К.М. Мастера французской готики XII-XIII веков. Проблемы теории и практики художественного творчества / К.М. Муратова. - М., 1988.
2. Альтшуллер, Б.Л. Памятники зодчества Московской Руси второй половины XIV - начала XV веков: Диссертация на соискание учёной степени кандидата архитектуры. - М., 1978.
3. Мальцева, С.В. Балканские влияния или параллели в древнерусской архитектуре? / С.В. Мальцева // Актуальные проблемы теории и истории искусства. Вып. II. - СПб., 2012.
4. Салимов, А.М. Средневековая зодчество Твери и прилежащих земель. XII-XVI века: монография. В двух тома / А.М. Салимов; гос. акад. славянской культуры, филиал в Твери; НИИ теории и истории архит. и градостр. - Тверь, 2015. - 592 с., 776 с.; ил.
Literatura
1. Muratova K.M. Mastera frantsuzskoj gotiki XII-XIII vekov. Problemy teorii i praktiki hudozhestvennogo tvorchestva / K.M. Muratova. - M., 1988.
2. Al'tshuller B.L. Pamyatniki zodchestva Moskovskoj Rusi vtoroj poloviny XIV - nachala XV vekov: Dissertatsiya na soiskanie uchenoj stepeni kandidata arhitektury. - M., 1978.
3. Mal'tseva 5.1/. Balkanskie vliyaniya ili paralleli v drevnerus-skoj arhitekture? / S.V. Mal'tseva // Aktual'nye problemy teorii i istorii iskusstva. Vyp. II. - SPb., 2012.
4. 5alimov A.M. Srednevekovaya zodchestvo Tveri i prilezhashhih zemel'. XII-XVI veka: monografiya. V dvuh toma / A.M. Salimov; gos. akad. slavyanskoj kul'tury, filial v Tveri; NII teorii i istorii arhit. i gradostr. - Tver', 2015. - 592 s., 776 s.; il.
