CC BY
87вопросы ТЕОРИИ и истории госуд рств и ПРВ
Драган Николич
доктор юридических наук, профессор юридического факультета
университета в Нише (Сербия),
dnikolic@prafak.ni.ac.rs
Александр Джорджевич
доктор юридических наук,
доцент юридического факультета университета в Нише (Сербия), djole@prafak.ni.ac.rs
Серегин Андрей Викторович
кандидат юридических наук,
доцент кафедры теории и истории государства и права юридического факультета Южного федерального университета, andrei-seregin@rambler.ru
УДК 340
АННОТАЦИЯ. Древнеславянские судебные доказательства, такие как свод, присяга, соприсяжники и ордалии (испытание железом и водой), были изучены и реконструированы через самые важные русские, чешские, польские, хорватские и сербские и историко-правовые источники, такие как договоры русских князей Игоря и Олега с Византией, Русская правда, уставы чешского князя Конрада Оттона, Польская Правда, законы Винодола, Устав Полици и уложение царя Стефана Душана. Эти историко-правовые источники свидетельствуют о том, что эти судебные средства доказывания были очень распространены в судебном процессе во всем Славянском мире и их достоверность как средства доказывания никогда не подвергалась сомнению, даже когда судебная власть была почти полностью передана государственной власти. Вероятно, они основывались на принципах народной юстиции и самозащиты, начиная от славянских племенных общин, которые появились ранее первых славянских государств.
КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: средневековые славянские государства; история права; судебные доказательства; свод; присяга.
© Николич Д., Джорджевич А., Серегин А.В., 2018
СР ВНИТЕАЬНЫИ
Н АИЗ СУДЕБНЫХ ДОК З ТЕАЬСТВ В СРЕДНЕВЕКОВЫХ ПР ВОВЫХ СИСТЕМ Х СА ВЯНСКИХ Н РОДОВ
Судебная функция — первая характерная черта публичной власти, которая возникла в первобытном обществе. Развитие судебной функции в рамках государственной власти можно проследить у всех индоевропейских народов, в том числе и у славян. Первые и крайне грубые формы восстановления нарушенных прав сложились еще
прежде образования государств. Этот древнейший процесс является в форме самосуда, т. е. самоуправства, и он свойственен всем народам на том же первоначальном уровне развития. После возникновения государственных форм политического быта народов такой порядок начинает исчезать, и государство принимает на себя заботу оформить собственное судопроизводство. Первоначальная териториальная общность обусловила позднейшие сходства в правосудии отдельных славянских народов. Исторические источники славянских государств содержат нормы о тождественных или сходных судебных учреждениях.
Что нам говорят источники права в отдельных славянских государствах о древнем судопроизводстве? Можно ли реконструировать общее праславянское правосудие, во время когда славянские племена еще не разделились на отдельные ветви? Ответы на эти вопросы необходимо искать в многочисленных средневековых источниках права [7].
Полагаем, что древнейшие институты судебных доказательств славянских народов могут быть реконструированы в результате применения сравнительно-правового метода, так как ни один историко-правовой свод славянских законов полностью не отображает специфику процессуального и материального бытия таких институтов процессуального права, как свод, присяга, соприсяжничество и ордалии. Уже на первый взгляд видно, что в источниках права отдельных славянских народов, несомненно, существуют тождественные институты судебного делопроизводства, например, свод, присяга, соприсяжничество и ордалии [6, с. 93-134].
Свод
Русская Правда (краткой и пространной редакции) [11; 12] и Закон Стефана Душана [4], источники древнерусского и сербского права определенно содержат общеславянский институт свод. Его суть можно объяснить следущими словами: если у кого-нибудь находится чужая вещь, захваченая или украденная у собственника, или отнятая силой, тот идет на свод. Владельцу вещи необходимо было доказать добросовестное владение. Свод продолжался, пока не найдется лицо, которое не имеет правомочное основание для владения вещью. Так, в ст. 16 Русской Правды (краткой редакции) сказано:
«Аще кто челядин пояти хощеть, познав свои, то к оному вести, у кого то буде купил, а тои ся ведеть ко другому, даже доидеть до третьего, то рци третьему: вдаи ты мне свои челядин, а ты своего скота ищи при видоце». Более подробно институт свода описан в ст. ст. 36 и 38 Русской Правды (пространной редакции) — в первом случае говорится: «Аже будет во одном городе, то идти исцтьцю до конца того свода; будет ли свод по землям, то ити ему до третьего свода; а что будет лице, то тому пла-тити третьему кунами за лице, а с лицемь иди до конця своду, а истьцю ждати прока; а кде снидеть на конечняго, то тому все платити продажю»; а во втором — «Аще познает кто челядин свои украден, а поиметь и, то оному вести и по кунам до 3-го свода; пояти же челя-дина в челядин место, а оному дати лице, ать идеть до конечняго свода, а то есть не скот, не лзе речи: (не веде), у кого есмь купил, чо по языку ити до конця; а кде будеть конечнии тать, то опять воротять челядина, а свои поиметь, и протор тому же платити, а кнзю продаже 12 гривен в челядине или украдше». Специально устанавливается проведение свода при опознании украденного коня в ст. 35 Русской Правды (пространной редакции): «Аже кто познаеть свое, что будеть погубил или украдено у него что, или конь, или порт, или порт, или скотина, то не рци: се мое, но поиде на своде, кде есть взял; сведитеся, кто будеть виноват, на того татба снидеть, тогда он свое возметь, а что погибло будеть с нимь, то же ему начнеть пла-тити; аще будеть коневые тать, выдати князю на поток; паки ли будеть клетныи тать, то 3 гривны платити ему».
Польское и чешское средневековое право также описывают институт «свода». Польское обычное право содержится в источнике, известном как Елблонгская книга XIII века, статья XI которой предписывает одну форму свода, таким образом свидельствуя, что этот институт славянского происхождения: «Если у кого-либо будет обнаруженна лошадь или другая какая-либо вещ, и тот, кто ее обнаружит, пожалуется, что она била украденна, тогда судья приказывает ему (обвиняемому) отвечать; если он скажет, что купил (этую вещь), тогда судья приказывает ему, чтобы он через 14 ночей доставил того у кого он ее купил...» [9]. У него, следовательно, будет и срок от 14 ночей,
чтобы обеспечить присуствие лица, у кого покупал вещь. Таким же образом он мог перенести обвинения на предыдущего собственника (или только на обладателя) спорной вещи.
И памятник чешского права конца XIII века, Статуты Конрада Оттона, упоминает свод. Статья 10 этого источника прибавляет к всему, что сказано в правовых нормах других источников славянского права, следующие правила: «Когда ведут свод, должен присуствоваь посланец каштеляна, судьи и владара и коморника и один или два из этой общины...». Коморник и представители судебной власти обязательно присутствовали при оценке доказательств. Из содержания этой статьи также видно, что государство решительно устанавливало контроль над судебным процессом.
Надо упомянуть и одно ограничение. Свод было можно проводить только в своем отечестве, т. е. в городах Киевской России, как говорит статья 36 Пространной Правды. За границей свод был ограничен до третьего обладателя спорной вещи. Именно тот (третий) владелец какой-либо вещи должен был платить истцу (собственнику) долг, а потом ему разрешалось «пойти на свод» дальше. Надо заметить, что совсем сходные правовые нормы находятся и в сербском праве, в договорах сербских владельцев с городом Дубровником.
Присяга (рота)
Присяга в Средние века признается привычным доказательством у многих индоевропейских народов и является, конечно, и в источниках права всех славянских народов — восточных, западных и южных. Как правило, рота (присяга) сторон выступала на первый план только в таком случае, когда отсутствовали свидетели. Преимущественно она имела значение основного судебного доказательства. Но в ряде случаев роту использовали в качестве вспомогательных средств доказывания (например, если иные доказательства не обладали полной силой). Так, кровавые раны без свидетелей и присяги не являлись абсолютными доказательствами вины.
На старославянском языке «присяга» называлась «рота», но применялись и такие термины, как «клятва» и «присяга». В договоре Игоря и Олега с Византией 911 [2] и 944 гг. [3] тоже встречаем клятву «в Перуна» и «своим оружи-
ем». С принятием христианства присяжники обязательно целовали крест, что определило и само название присяги — «крестное целование». Псковская судная грамота содержит многие статьи с этим названием [10]. Есть основания предполагать, что присяга применялась только в случае, когда отсутствовали другие доказательства.
Кроме того, рота в значении дополнительного доказательства использовалась в долговых и вещных исках. По Законам Винодола (далее — ЗВ) [5], если ценность иска превышала положенную норму (50 либров — в спорах между торговцами, 1 либр — в меньших «шкодах»), то книги (торговые записи) необходимо было подтверждать присягой (ст. ст. 42-44 ЗВ).
По различию сторон, приносивших присягу в защиту своей правоты, присяга (рота) разделялась на подтвердительную и очистительную. Истцу предоставлялось преимущественное право на присягу, если против ответчика предъявлялся поклеп или имелись какие-либо улики, например клич, знаки или следы преступления и пр. (ст. ст. 7, 64 ЗВ). В таких случаях от воли истца зависело, присягать ли самому или «пустить на роту» ответчика, возложить на него обязанность очиститься от обвинения присягой, или наконец вовсе освободить его от присяги, ограничившись лишь показаниями по совести (ст. ст. 9, 27, 69 ЗВ).
На основании Польской Правды (далее — ПП) [9] истец и ответчик, как правило, присягали с соприсяжниками. Присяга одного истца встречается всего один раз: в случае, если пастух потерял скот, то хозяин или хозяйка скота должны принести присягу в том, что пригнали скот к пастуху (п. 2 ст. XXVI ПП). Но и в этом случае присяга одного истца допускается только тогда, когда истец отличается особенно выдающейся честностью; в противном случае нужны были соприсяжники.
Присяга одного ответчика упоминается два раза: (1) если пастух не дает скоту пастись столько, сколько нужно, и хозяин скота обвинит его в этом, то пастух присягает один (п. 3 ст. XXVI ПП) и (2) если обвиненный в нарушении чужой межи желает присягать, то он присягает один (ст. XIX ПП). С формальной стороны, присяга давалась двумя способами: а) присягающий «брал на свою веру», не исполняя при этом никаких торжественных обрядов;
б) торжественная присяга: присягающий произносил слова: «В том, в чем меня N. обвиняет, я невиновен»; затем он дотрагивался до ноги креста вторым и третьим пальцем правой руки (п. 5 ст. V ПП). Любое отступление от этой формы влекло за собой недействительность присяги.
Присяга первого рода, без торжественных формул, употреблялась только в маловажных случаях. Польская Правда говорит о ней в двух местах: (1) в случае потери скота пастухом истец, один или со свидетелями, «берет на веру», что он пригнал скот к пастуху (п. 2 ст. XXVI ПП); (2) пастух, обвиненный в том, что он не дает скоту пастись, сколько нужно, «присягал один или брал на свою веру» (п. 3 ст. XXVI ПП). Говоря современным языком, это значит, что пастух приносил присягу торжественно или не торжественно.
Соприсяжники (помошники, послухи, по-ротници, душевници, поротники)
Соприсяжники — учреждение судопроизводства, характерное для многих народов. В памятниках права славян, таких как Русская Правда, Винодольский Закон, Полицкий Статут [8], Польская Правда и Закон Стефана Ду-шана, они называются разными словами: послухи, ротници, душевници. Сущность этого доказательства состоит в том, что определенное число людей выступают на стороне ответчика, поддерживая его судебную защиту.
В Винодольских законах, например, под по-ротниками понимаются сторонние люди, не касающиеся обстоятельств судебного дела, но удостоверяющие своей присягой справедливость присяги тяжущейся стороны. Порот-ники могли быть со стороны истца и ответчика. Поротники истца подкрепляли присягу истца, дававшуюся им в подтверждение своей жалобы или обвинения (тужбы, остаченья). Ответчик очищал свою невинность также посредством своих поротников. Поротни-ки допускались только при тужбе в тяжких преступлениях и устранялись в таких случаях, когда требовались дополнительные доказательства, без помощи поротников. К делам, по которым они допускались, Законы Винодо-ла относят: убийство, разбой, грабеж и насилия всякого рода, в особенности изнасилование женщин, а также татьбу и зажигательство (ст. ст. 9-11, 56, 68 ЗВ).
Во время тужбы поротники допускались только против лиц, не пойманных на месте преступления, но уличенных, явно заподозренных в совершении преступления (ако су в тои татби шкодии), особенно если против них «клицано — помагай». Тужба голословная, ни на чем не основанная, не считается еще достаточным поводом к допуску очистников, — для этого необходимы, прежде всего, явные улики в вине подсудимого. Винодольские Законы считают поротников вполне «верованными», если истец, при своей тужбе, представит в суд поличное, как главную улику против подсудимого (ст. ст. 9, 41, 68 ЗВ).
Кроме того, истец мог обращаться к своим поротникам, если при явных уликах он не имел свидетелей и других прямых доказательств. В случае, если истец откажется от своего довода, ответчик должен был присягать с поротником.
Самое большое число поротников требуется при разбое: кривац, призванный истцом на роту, должен присягать с 85 поротниками. Обвиненный в убийстве очищается 50 порот-никами. При изнасиловании требуется 25 по-ротников, при большой татьбе — 12, малой — 6 поротников (ст. ст. 9-11, 56, 68 ЗВ). Эти числа означают только минимальное количество со-присяжников.
Вместе с тем в законе часто предлагается истцу или ответчику найти поротников как можно больше. При недостатке требуемого числа поротников сторона, их представившая, обязана сама произнести очистительную присягу за каждого из недостающих противников (ст. ст. 10, 56, 68 ЗВ).
Количество необходимых соприсяжников в Польской Правде также определялось важностью дела:
1) один соприсяжник был необходим при обвинении в краже пчел, улетевших от хозяина (ст. XIII ПП), при краже сена возом (ст. XIV ПП), в случае нанесения побоев крестьянину на сельской дороге или на ярмарке (ст. XV ПП); при изнасиловании крестьянской дочери, идущей в лес или поле (ст. XVII ПП), при ругательстве словом "8сЬа1к" (ст. XVI ПП), при уборке хлеба без разрешения десятника в дожатвенное время (ст. XVIII ПП);
2) два соприсяжника были необходимы: при обвинении в краже из кармана или сумы женатого человека (ст. XII ПП), в краже сена с ко-
пен (ст. XIV ПП), в нанесении побоев рыцарю на сельской дороге или на ярмарке (ст. XV ПП), в изнасиловании жены или служанки крестьянина (ст. XVII ПП), а также для доказательства законности неявки в суд (ст. IV ПП);
3) пять соприсяжников необходимо было найти при обвинении в краже из дома женатого человека или из кармана холостого (ст. XII ПП), при краже пчел, заключенных в улье и при убийстве крестьянина на публичной дороге (ст. XV ПП);
4) шесть соприсяжников привлекали при обвинении в ругательстве (кроме слова 'зсНо^") и в нанесении кровавых ран (ст. XVI ПП), а также при обвинении в незаконном нападении (ст. VII ПП);
5) восемь соприсяжников должны были засвидетельствовать благонадежность обвиняемого при обвинении его в краже из княжеской кухни, погреба или замка (ст. XII ПП), при убийстве рыцаря на публичной дороге (ст. XV ПП), при изнасиловании девицы или уведении замужней женщины (ст. XVII ПП);
6) одиннадцать соприсяжников — при краже из княжеских комнат и с княжеского пастбища (ст. XII ПП), при приведении из одного княжества в другое и из одного ополя в другое преступника, совершающего поджог, воровство или насилие (ст. XII ПП).
Поротники Винодола должны были удовлетворять также общим условиям наравне с простыми сведоками. По крайней мере, по-ротники избирались из добрых (верованных) людей, пользовавшихся хорошей репутацией. Изнасилованная женщина представляла как можно больше поротников из числа женщин.
Изучая Законы Винодола, мы не можем найти доказательства тому, что допуск в поротни-ки зависел от общественного положения или семейных связей тяжущихся сторон. Это об-стоятетельство свидетельствует о весьма развитом начале юридического равенства и гуманизма в судебном процессе южных славян.
Поротники собирались на купы, «на месту обичайном», всегда в присутствии дворского человека (например, пристава). После предварительного заявления сходке со стороны отговорника о готовности поротников к присяге, они присягали вместе со своей стороной или отдельно от нее, каждый порознь касаясь рукой Евангелия и произнося «роту» по установленной форме. От поротников требовалось,
чтобы они произносили форму присяги без ошибок, «не уманькаю»; иначе сторона, с которой они присягали, теряла свое дело: супротивник «буде одришен од гриха» (ст. ст. 42, 44, 56, 69 ЗВ). При безукоснительном исполнении роты дело считалось окончательно порешенным.
Уникальность института поротников состояла в том, что показания этих людей приравнивались к судебному приговору. Выражение «люди ротници за осудити кривце» ясно указывает на важную роль поротников в судопроизводстве. Своими присяжными показаниями они осуждали (или оправдывали) виновного; для судей ничего больше не оставалось, как только формулировать приговор поротников.
Таким образом, поротники являлись аналогом современных присяжных заседателей, т. е. они выступали в качестве судебных органов, а не представителей тяжущихся сторон.
По-особому институт ротников был организован в Полице, где они представляли собой коллегию народных присяжных заседателей, которые соответственно отличались от должностного суда веча, князя или посреднических судебных структур («душников» и «облубленных судцев»). Их правовой статус и порядок формирования отличался от других аналогов, известных у иных балканских и западных славян.
Во-первых, полицких присяжных избирала община, а сербских и дубровницких порот-ников подбирали сами стороны. Во-вторых, полицкая община выставляла ротников из сословия властелей и дидичей; в Сербии порот-ники избирались из «дружины» истца или ответчика, т. е. из лиц равного с ними состояния. В-третьих, полицкие ротники являлись срочными судьями, выполнявшими свои обязанности в течение судебной сессии равной трем месяцам. Поротцы сербские наделялись судебной властью единовременно, лишь для разрешения конкретного дела. В-четвертых, поротники По-лицы не только оправдывали или обвиняли подсудимого, но и «уставляли судь и питата-нье», т. е. судили в полном смысле этого слова. Поротцы сербские, напротив, только оправдывали или обвиняли, как это делают современные присяжные заседатели в России.
Ордалии, или так называемый «божий суд»
Ордалии, или так называемый «божий суд» доказательства, в праве славянских народов
еще со времени ранних Средних веков (а также и в законодательстве многих германских народов). Самые известные их виды — «железо» и «вода». Их особенность отражается в воображаемом характере этого института и показывает нам их древнее происхождение. Древнерусское, старое сербское право и обособленно польское обычное право устанавливают проведение этих доказательств, значит, можно предполагать, что и ордалии существовали как праславянское учреждение еще до первого писаного права.
При испытании раскаленным железом или котелком обвиняемого заставляли брать руками раскаленное железо и переносить его на определенное расстояние. Согласно ст. 152 Призренского списка рукописи Законника Стефана Душана, расстояние совершаемого процессуального действия равнялось длине дороги от церковных ворот до церковного алтаря. Если при этом испытании сторона процессуального действия не получала больших ожогов, а полученные вследствие этого раны заживали быстро, то предполагалась ее невиновность.
Вопрос об ордалиях достаточно подробно урегулирован древнепольским правом, не говоря уже о мелочах, касающихся самого исполнения так называемого «суда божьего». Вместе с тем в историко-юридической науке существует мнение, что ордалии применялись исключительно в уголовном процессе, а не в гражданском [1, с. 135]. Но исторические факты представляют иную информацию. В 1229 г., например, краковский князь Генрих решил гражданское дело при помощи «суда божия» [1, с. 135].
По мысли М.М. Винавера, в Польской Правде есть несомненные доказательства применения ордалий, как в гражданском, так и в уголовном процессе [1, с. 135]. Статьи от Ш-й до VI-й анализируемого юридического памятника относятся не только к уголовному, но и к гражданскому процессу. Наряду с этим, в ст. V ПП сказано, что истец, согласившийся первоначально на свидетелей и не желающий их потом принять, должен выйти на поединок. Нет также никакого повода относить статьи XXIII, XXIV и XXV специально к уголовному судопроизводству.
Польская Правда перечисляет несколько видов ордалий: поединок, испытание железом и испытание водой.
Поединок практиковали, когда у ответчика не было свидетелей, или когда истец захотел воспользоваться правом вторичного отвода по отношению к приведенным уже свидетелям. Поединок обыкновенно происходил на 14-й день, хотя, по согласованию сторон, мог состояться немедленно, и проводился на палках или на мечах. Если ответчиком являлся рыцарь, то происходил поединок на мечах, независимо от того, кем он был обвинен: рыцарем или крестьянином. Наоборот, если ответчиком был крестьянин, то назначался поединок на палках. Стороны, выходящие на поединок, должны иметь щит, подушку под мышкой (для облегчения удержания щита) и, конечно, меч или палку; голову им следует посыпать пеплом, чтобы, в случае нанесения раны в голову, кровь не текла в глаза. Если во время поединка у одного из борцов упадет оружие, то следует подать ему это оружие, чтобы он мог продолжать поединок. Поединок кончался, когда одна сторона признавала себя побежденной или была признана таковой. Истец, проигравший бой, ничего не платил, а поверженный ответчик выплачивал штраф соответственно цене иска. По общему правилу, на поединок должны были выходить непосредственно заинтересованные лица: истец и ответчик. Но из этого правила существовали исключения, общепризнанные для средневековой эпохи:
1. Духовенство лично не участвовало в поединках: вместо священников выступали специально нанятые бойцы.
2. Если обе стороны не были равны по своему общественному положению, то более привилегированному позволялось дать взамен себя кого-нибудь другого, равного противнику по общественному положению: вместо князя на поединок выходил кто-нибудь из его подданных, свободный или не свободный; если земвлевладелец или несвободный; если землевладелец должен был выйти на поединок со своим или с чужим крестьянином, то он имел право выставить на бой другое лицо.
3. Если обе стороны были равны по общественному положению, то болезнь могла освободить их от личного участия в поединке.
Если не было сторонних людей и ответчик доказал, что он не в состоянии выйти на поединок, то приступали к испытанию железом ст. XXIV ПП, которое совершалось двумя спо-
собами: 1. Клали три куска раскаленного железа, имеющие форму человеческой подошвы от пят до середины стопы — на расстоянии одного шага друг от друга, и испытываемый должен был пройти по раскаленному металлу. Испытываемого водили по железу два человека; первоначально эту роль исполняли два священника. Если он прошел невредимо, то считался оправданным; если же получал ожоги или неправильно наступал на железо, то считался виновным. Ожоги следовало перевязать, обложив их воском, и в течение трех дней ухаживать за больным; только после трехдневного срока смотрели, остались ли следы ран. Плохо заживаемые ожоги считались достаточным доказательством вины испытуемого лица; 2. Второй способ состоял в том, что клали на камне или на железе раскаленный кусок металла, но так, чтобы его можно было поднять снизу; испытываемый, подняв железо, должен был нести его на расстояние трех шагов.
Перед испытанием (независимо от способа его совершения) священник, прийдя на место, где следовало раскалить железо, окроплял округу и орудия ордалии святой водой, дабы пресечь «дьявольские коварства». Затем он произносил 7 псалмов и молитву. В более древние времена служилась обедня.
В виде личного совета Польская Правда рекомендует после испытания железом немедленно выпить священной воды и затем в течение трех дней до осмотра ожогов утолять ею жажду, а также использовать освященную соль в трапезе.
Испытание водою проводилось следующим образом: священник благословлял воду и вспрыскивал ее священной водой; затем испытываемого человека, со связанными руками и ногами, опускали в воду. Если он тонул, то считался оправданным; если же выплывал наружу, то считался виновным.
В славянском мире поединок, в отличие от испытаний железом и водою, в качестве важнейшего института защиты своих прав закреплялся в России в ст. 68 Судебника Ивана III 1497 г. [14] и в ст. ст. 9-11 Царского Судебника 1550 г. [13; 15]. Особо следует подчеркнуть, что на Руси по-единщики сражались независимо от социального положения (например, крестьяне могли биться с детьми боярскими), за исключением женщин, детей и священников, вместо этих категорий лиц могли выставляться специальные бойцы.
В юридических системах каждого славянского государства различными способами создавался единый конгломерат старых и новых юридических норм, институтов и понятий различного происхождения. Чем глубже исследователь проникает в славянские юридические древности, тем больше предполагается, что объем и интенсивность их изменений — меньшие. Другими словами, предполагаем, что каждый институт славянского права претерпел меньшие изменения, поскольку он содержится в более древнем историческом источнике, в котором мы его обнаруживаем. Степень древности права отдельных славянских народов определяется их единством, как у «веток одного ствола», поэтому сходство между их правовыми институтами должно быть постольку больше, поскольку в наших исследованиях мы глубже погружаемся в древность. Вообще предполагается, что юридические институты отдельных славянских этносов в самой глубокой древности по форме и содержанию были настолько близкие и похожие между собой, что такая близость и сходство даже граничили с идентичностью. В случае дефицита писанных историко-юридических источников у одного славянского народа предполагается, что исследователь может пользоваться соответствующими источниками древнего права другого славянского народа. Когда прямые и несомненные свидетельства указывают, что когда-нибудь у одного славянского народа существовал какой-нибудь юридический институт, а при этом исторические источники из конкретного периода этого народа скудные, может оказаться, что источники о таком же институте у другого славянского народа более обширные и более подробные. Это имеет большое значение для научных исследований истории государства и права славянских народов. Подводя итоги данному исследованию, мы можем сделать ряд выводов. Древнеславянские институты свода, присяги, соприсяжничества и ордалии основаны на родоплеменных, коллективных началах ответственности и на совместной судебной самозащите. Подробное регламентирование роты (присяги), поединка, ордалии и соприсяж-ничества свидетельствует об ее популярности и особом уважении к религиозным нормам и чести славянскими народами. Институт сопри-сяжничества, связанный с присягой, являлся авторитетным примером древнеславянского
народного правосудия, приемником которого в новое и новейшее время стал суд присяжных.
Литература
1. Винавер М.М. ИзслЪдоваше памятника польскаго обычнаго права XIII вЪка, написаннаго на нЪмецкомъ языкЪ. Вопросъ о происхожденш и систематическое изложеше содержашя. Варшава: Тип. К. Ковалевского, 1888. 262 с.
2. Договор Руси с греками 911 г. // Собрание памятников древнеславянского права: учебное пособие: в 4 т. / А.В. Серегин; Южный федеральный университет. Ростов н/Д.: Издательство Южного федерального университета, 2014. Т. I: Юридические источники Древней Руси и Московского царства (X-XVII вв.). 2014. 244 с.
3. Договор Руси с греками 944 г. // Собрание памятников древнеславянского права: учебное пособие: в 4 т. / А.В. Серегин; Южный федеральный университет. Ростов н/Д.: Издательство Южного федерального университета, 2014. Т. I: Юридические источники Древней Руси и Московского царства (X-XVII вв.). 2014. 244 с.
4. Законник Стефана Душана 1349 г. // Хрестоматия памятников феодального государства и права стран Европы / под ред. акад. В.М. Корецкого. М.: Государственное издательство «Юридической литературы», 1961. С. 891-915.
5. Законы Винодола (1288 г.) // Собрание памятников древнеславянского права: учебное пособие: в 4 т. / А.В. Серегин; Южный федеральный университет. Ростов н/Д.: Издательство Южного федерального университета, 2014. Т. III: Средневековое законодательство южных славян. С. 86-100.
6. НиколиН Д. Древнеруско словенско право / пред-говор Сима АврамовиЬ. 2-е изд. Београд: Службени лист СР1, 2000. 246 с.
7. Николич Д. Сравнительная история права славянских народов (юридико-историческое эссе) // Вестник юридического факультета Южного федерального университета. 2017. Т. 4. № 4. С. 68-71.
8. Полицкий Статут (XV в.) // Собрание памятников древнеславянского права: учебное пособие: в 4 т. / А.В. Серегин; Южный федеральный университет. Ростов н/Д.: Издательство Южного федерального университета, 2014. Т. III: Средневековое законодательство южных славян. С. 134-184.
9. Польская Правда XIII в. // Собрание памятников древнеславянского права: учебное пособие: в 4 т. / А.В. Серегин; Южный федеральный университет. Ростов н/Д.: Издательство Южного федерального университета, 2014. Т. IV: Средневековое законодательство западных славян. 2014. С. 47-56.
10. Псковская судная грамота 1467 г. // Собрание памятников древнеславянского права: учебное пособие: в 4 т. / А.В. Серегин; Южный федеральный университет. Ростов н/Д.: Издательство Южного федерального университета, 2014. Т. I: Юридические источники Древней Руси и Московского царства (X-XII вв.). 2014. С. 61-73.
11. Русская Правда (краткая редакция) // Собрание памятников древнеславянского права: учебное пособие: в 4 т. / А.В. Серегин; Южный федеральный университет. Ростов н/Д.: Издательство Южного федерального университета, 2014. Т. I: Юридические источники Древней Руси и Московского царства (X-XVII вв.). 2014. 244 с.
12. Русская Правда (пространная редакция) // Собрание памятников древнеславянского права: учебное пособие: в 4 т. / А.В. Серегин; Южный федеральный университет. Ростов н/Д.: Издательство Южного федерального университета, 2014. Т. I: Юридические источники Древней Руси и Московского царства (X-XVII вв.). 2014. 244 с.
13. Серегин А.В. Содержание государственно-правового режима Московской Руси XIV-XVI вв. // Вестник юридического факультета Южного федерального университета. 2017. Т. 4. № 4. С. 31-36.
14. Судебник 1497 г. // Политическая история России: хрестоматия / сост. В.И. Коваленко, А.Н. Медушевский, Е.Н. Мощелков. М.: Аспект-Пресс, 1996. 623 с.
15. Судебник 1550 г. // Политическая история России: хрестоматия / сост. В.И. Коваленко, А.Н. Медушевский, Е.Н. Мощелков. М.: Аспект-Пресс, 1996. 623 с.
COMPARATIVE ANALYSIS OF FORENSIC EVIDENCE IN THE MEDIEVAL LEGAL SYSTEMS OF THE SLAVIC PEOPLES
Dragan Nikolic, LLD
Full Professor at the Faculty of Law of the University in Nis (Serbia)
Aleksandar Djordjevic, LLD
Assistant Professor at the Faculty of Law of the University in Nis (Serbia)
Seregin, Andrey V., PhD in Law, Assistant Professor of the Chair of Theory and History of State and Law, Law Faculty, Southern Federal University, Rostov-on-Don (Russia)
ANNOTATION. The old-Slavic judicial means of evidence such as svod, an oath, sakletvenici and ordalium (a trial by combat, a trial by iron, a trial by water) have been studied and reconstructed through the most important available written Russian, Bohemian, Polish, Croatian, and Serbian legal-historical sources, such as the contracts of the Russian princes Igor and Oleg with the Byzantine Empire, Russkaya Pravda, the Statutes of the Bohemian prince Condrad Otto, the untitled collection of Polish customary laws written in German (known as "das Buch von Elbling''), the Vinodol Law, the Statute of Poljica and the Code of Tsar Stephan Dushan. These legal-historical sources testify that these judicial means of evidence were very widespread in the judicial procedure in the entire Slavic world and that their reliability as means of evidence was never doubted, even when the judiciary was almost completely transferred to the state authority. They were probably based on the principles of the folk judiciary and self-protection, starting from the Slavic tribal communities, and therefore, a lot earlier than the emergence of the first early Slavic states and that is why they are much older than the written historical sources in which they first appeared.
KEYWORDS: medieval Slavic states; history of law; judicial evidence; svod; oath.
