CC BY
48
УДК 81.367
СРАВНИТЕЛЬНЫЕ КОНСТРУКЦИИ КАК СРЕДСТВО РЕПРЕЗЕНТАЦИИ ПРОСТРАНСТВЕННОГО КУЛЬТУРНОГО КОДА В ПОЭЗИИ АРСЕНИЯ ТАРКОВСКОГО
Трошина Н.В., Фёдорова С.К.
В статье представлен анализ наиболее выразительных синтаксических конструкций поэзии Арсения Тарковского, обладающих компаративной семантикой. В контексте пространственного культурного кода раскрываются образные основания сравнений c эталонами, обозначающими топосы на поэтической карте.
Ключевые слова: сравнительная конструкция, эталон сравнения, Арсений Тарковский пространственный культурный код, топос.
COMPARATIVE CONSTRUCTIONS AS A MEANS OF REPRESENTATION OF THE SPATIAL CULTURAL CODE IN THE ARSENY TARKOVSKY'S POETRY
Troshina N.V., Fjodorova S.K.
The article presents an analysis of expressive syntactic constructions with comparative semantic in Arseny Tarkovsky's poetry. Shaped base of the standard of comparison, which represent topoi on the poetic map, are disclosed in the context of the spatial cultural code. Keywords: comparative construction, standard of comparison, Arseny Tarkovsky, spatial cultural code, topos.
Весьма продуктивным средством
формирования компаративной семантики в поэзии Арсения Тарковского являются единицы синтаксического уровня, и наиболее яркими в структурном, семантическом, образно-
изобразительном планах оказываются
сравнительный оборот и неполная сравнительная придаточная часть.
В целом сравнение как лингвистическая единица обладает своими особыми конструктивными признаками, отличающими ее от других языковых явлений. В идеальном, полном варианте сравнение представляет собой трехчленную структуру, включающую в себя объект, эталон и основание сравнения. Наиболее творческим, индивидуальным элементом сравнительной конструкции является эталон сравнения (обозначение предмета, явления, действия, с которым и осуществляется сопоставление). Именно эталоны сравнения в стихотворениях А. Тарковского позволяют раскрыть центральные категории мироощущения поэта, сложное и причудливое взаимодействие символов поэтического мира. Они являются средством актуализации культурных кодов, которые отражают способ мышления людей и детерминируют содержание и формы языковых репрезентаций.
Н.Ф. Алефиренко определяет культурный код как «систему означивания, то есть сформированную стереотипами этнокультурного сознания
конфигуративную совокупность знаков и механизмов их применения...» [1, с. 61-62]. По мнению В.В. Красных, код культуры - эта своего рода «сетка», которую культура «набрасывает» на окружающий мир, членит, категоризирует, структурирует и оценивает его [5, с. 297]. Выделяют несколько базовых культурных кодов: антропоморфный, биоморфный, объектный, анимический,
мифологический, темпоральный, пространственный, акциональный и др.
Рассмотрим эталоны сравнения в поэтических текстах Арсения Тарковского в аспекте
пространственного (географического) культурного кода, который связан с созданием образов через обозначение топосов на поэтической карте. Понятие «топос», используемое при исследовании пространственно-временной парадигмы
художественного произведения, характеризует «пространственный образ, отложившийся в сознании, а точнее в подсознании писателя из впечатлений реального мира и прямо или косвенно, порой с весьма значительной степенью абстрагирования, воплощающийся в произведениях в качестве архитектонической модели» [8, с. 5].
Ряд топосов, отраженных в компаративных конструкциях поэзии Тарковского, можно отнести к геокультурным. Под геокультурным топосом понимают не какое-то абстрактное пространство, а реально существующий географический объект, конкретную территорию (страну, город и др.), образ которой воплощается в поэтическом тексте. Такой образ формируется, когда определенное географическое место становится предметом внутренней рефлексии, эстетических переживаний и философских размышлений лирического героя. Геокультурный топос - это своего рода знак особого отношения поэта к миру, это «не только образ определенного географического места в литературном воплощении, но и одна из возможных форм бытия лирического героя и его переживания» [7, с. 3].
Геокультурное пространство, представленное через эталоны сравнения, в поэзии Тарковского встроено в парадигму «Поэт - Мир». При этом топонимы становятся отправными точками раскрытия особой мифологии и онтологии пространства. Так, в стихотворении «Жизнь, жизнь» в сравнение включен топоним Урал: «Я каждый день минувшего, как крепью, / Ключицами своими подпирал, / Измерил время землемерной цепью / И сквозь него прошел, как сквозь Урал» [Т. 1, с. 243; здесь и далее цитаты стихотворений Тарковского даются по изданию [10]; в скобках указываются номер тома и страница]. Топос Урал задействован в общей картине устройства
пространства и времени, имеющей явный мифологический подтекст. Поэт уподоблен могучему титану Атланту, подпиравшему небесную твердь, и скандинавскому богу Одину, который принял облик змея и прополз сквозь скалу, чтобы добыть мед поэзии у хранивших его великанов. И не случайно из всех горных систем, расположенных в России, поэт выбирает именно Урал. Он символизирует границу между Европой и Азией, двумя частями света, и эта обусловленная географией рубежность
геокультурного топоса в полной мере соответствует основному мотиву космологии мира и «срединного» положения в нем человека, представленному в поэзии Тарковского: «Я человек, я посредине мира, / За мною мириады инфузорий, / Передо мною мириады звёзд. / Я между ними лёг во весь свой рост - / Два берега связующее море, / Два космоса соединивший мост» [Т. 1, с. 172].
Поэтогоническая семантика накладывается и на геокультурный топос Россия, использованный в качестве эталона сравнения в стихотворении «Посредине мира»: «Я Нестор, летописец мезозоя, / Времен грядущих я Иеремия, / Держа в руках часы и календарь, / Я в будущее втянут, как Россия, / И прошлое кляну, как нищий царь» [Т. 1, с. 172]. Данное сравнение не только олицетворяет пространственный образ, но и вводит его в систему самоидентификации лирического героя, поэта-творца, чувствующего неразрывную связь своей судьбы с судьбой всей страны. Пространственный образ становится основанием существования человека, который пытается пережить всю данную ему жизнь в ее предельной полноте.
Стоит отметить, что топоним Россия включен в образную параллель, выстраиваемую через сравнения и предикатные метафоры, которые передают многоликость лирического субъекта поэзии Тарковского: Нестор - Иеремия - Россия - нищий царь. Примечателен в этом ряду образ нищего царя. Нищета царя в интерпретации Тарковского - это результат взаимопроникновения понятий царь - пророк -священник, вписанных поэтом в библейскую парадигму. «В Ветхом Завете царь, пророк, священник - не просто близкие, но перекрывающие или даже замещающие друг друга понятия. Утрата царского достоинства - это утрата пророческого дара, которым был наделен первый царь, пророк и священник Адам, и она приводит к утрате власти над тем словом, которое было дано от века» [4]. Образы летописца Нестора, ветхозаветного пророка Иеремии и нищего царя - это попытка осмыслить место поэта в мире, тайную сущность слова и языка. И включение в этот ряд образа России - утверждение кровной связи человека, его мыслей, его языка, поэтического слова с родной землей; эта мысль прослеживается и в стихотворении «Словарь»: «Я ветвь меньшая от ствола России, / Я плоть ее, и до листвы моей / Доходят жилы, влажные, стальные, / Льняные, кровяные, костяные, / Прямые продолжения корней» [Т. 1, с. 190].
Пространственный код в поэтике Арсения Тарковского встроен в систему мира духовного.
Человек из мира предметного, в котором он живет, мыслит, чувствует, переходит в сферу, которая является высшим уровнем познания самого себя и мира в целом. Поэт создает тексты особого характера, в которых хронотоп преображается в эонотопос (от греч. эон -вечность, век и топос - место, местность, пространство). Термин, предложенный
В.В. Лепахиным в работе «Икона и иконичность» и использованный С.В. Кековой для описания поэтического мира Арсения Тарковского, отражает взаимосвязь времени и пространства (по аналогии с «хронотопом» М.М. Бахтина), но при этом время в эонотопосе не существует «вне сопричастия вечности, а пространство можно скорее назвать внепространственностью» [Цит. по: 3, с. 27]. Некоторые эталоны сравнения в компаративных конструкциях представляют такого рода топосы.
Эонотопос библейского Рая эксплицируется эталоном сравнения в стихотворении «Стелил я снежную постель...», посвященном А.А. Ахматовой: «Под небом северным стою / Пред белой, бедной, непокорной / Твоею высотою горной / И сам себя не узнаю, / Один, один в рубахе черной / В твоем грядущем, как в раю» [Т. 1, с. 312]. Сравнение отражает «вневременность» и «внепространственность» бытия лирического героя, переживающего боль, скорбь вместе с поэтессой. Вместе с тем христианские представления о Рае как о месте утраченного духовного единства Бога и человека проецируются на судьбу лирического героя, испытывающего горькое чувство одиночества.
Важным для поэтического пространства Тарковского является эонотопос церкви, священного места, дома Божьего. Церковь, пусть даже старая, заброшенная, - это средоточие духовной силы, мощной энергетики, которая проявляется и в природе, хранящей тайны мироздания: «И обозначились между стволами / Проемы черные, как в старой церкви, / Забытой Богом и людьми» [Т. 1, с. 23].
Образ церкви неотделим от образа иконы, которая являет собой двуединство божественного и человеческого, небесного и земного. В стихотворении «Затмение солнца. 1914» Арсений Тарковский использует сравнение, которое становится духовно-энергетическим центром поэтического текста: «А утром в село на задворки / Пришел дезертир босиком, / В белесой своей гимнастерке, / С голодным и темным лицом. / И, словно из церкви икона, / Смотрел он, как шел на ущерб / По ржавому дну небосклона / Алмазный сверкающий серп» [Т. 1, с. 153]. Сравнение облика дезертира, «с голодным и тёмным лицом», босого, в выцветшей гимнастерке, с иконическим ликом отражает особые религиозно-философские коннотации, которыми наделяется образ героя стихотворения: дезертир словно «таинственный вестник конца света, начинающегося с затмения солнца. Он оставляет ребёнку, вынесшему ему хлеб-соль, «ружейный патрон» как пророческий знак его будущей жизни и судьбы, которую тоже опалит
пожар войны - сначала гражданской, а позднее -Великой Отечественной» [9, с. 22].
Эталоны сравнения с локальным значением участвуют в репрезентации и мифопоэтической модели мира Арсения Тарковского. Во «Второй оде» эксплицирован миф о первочеловеке-великане, приносящем себя в жертву миру. Сравнения задействованы в создании общей картины творения вселенной: «Подложи мне под голову руку / И восставь меня, как до зари / Подымала на счастье и муку, / И опять к высоте привари, / Чтобы пламя твоё ледяное / Синей солью стекало со лба / И внизу, как с горы, предо мною / Шевелились леса и хлеба, / Чтобы кровь из-под стоп, как с предгорий, / Жарким деревом вниз головой, / Каждой веткой ударилась в море / И несла корабли по кривой» [Т. 1, с. 298]. При этом эталоны сравнения (гора, предгорье) отражают один из параметров оппозиции «верх» / «низ» (воплощенной в иных понятийных категориях: «божественное, бессмертное» / «земное, смертное»), концептуальной для мифопоэтической модели мира.
Ряд сравнений, декодирующих
пространственный культурный код в поэзии Тарковского, содержит лексемы с локальной семантикой; при этом пространственные характеристики становятся значимыми для раскрытия смыслов, важных для понимания поэтического текста в целом.
В стихотворении «Жили-были» поэт использует сравнение с эталоном могила: «Брата старшего убили, / И отец уже ослеп, / Все имущество спустили, / Жили, как в пустой могиле, / Жили-были, воду пили / И пекли крапивный хлеб» [Т. 1, с 340]. Сравнение отражает невыносимость существования тех, кто в тяжелые военные годы остался в живых; это пребывание на границе жизни и смерти.
Другой эталон сравнения с локальным значением встречается в стихотворении «Я в детстве заболел»: «А мать стоит, рукою манит, будто / Невдалеке, а подойти нельзя.» [Т. 1, с. 292]. Данное сравнение участвует в раскрытии мотива явления с того света родных и любимых людей. Невозможность подойти к матери, дотронуться до нее, пойти с ней в мир иной - это воплощение преодоления смерти.
Мотив смерти прослеживается и в сравнении как на бойне: «Снег, как на бойне, пахнет сладко.» [Т. 1, с. 127]. Запах снега, пропитанного кровью, -предощущение гибели. В поэзии Тарковского этот запах (запах крови, запах госпитальный, сладкий запах снега и земли) ассоциативно связан со смертью, которую несет война: «Бензином пахнет снег у всех, / В любом краю, но в Подмосковье / Особенно, и пахнет кровью. / Остался этот запах с тех / Времен, когда сороковые / По снегу в гору свой доспех / Тащили годы чуть живые... » [Т. 1, с. 138].
Локальным значением обладает эталон сравнения сцена в стихотворении «Сны»: «.Уходят вверх ее ступени, / Но нет перил над пустотой, / Где судят тени, как на сцене, / Иноязычный разум твой» [Т. 1, с. 244]. Образ лестницы в данном лирическом тексте, как и во всем творчестве Тарковского,
символизирует движение к небесам. И сравнение как на сцене, которое «включает» некую театральную мистерию, участвует в создании картины непростого для человека восхождения: «нет перил», поддерживающих идущего; внизу пустота, в которую в любой миг человек может сорваться; наконец, строгий суд, которому подвергается «иноязычный» (не говорящий «на одном языке» с Богом) разум.
То же сравнение встречается в стихотворении «Ночь под первое июня»: «.Спи, как на сцене, на своей поляне, / Спи, - эта ночь твоей любви короче, - / Спи в сказке для детей, в ячейке ночи, / Без имени в лесу воспоминаний» [Т. 1, с. 223]. Жизнь лирического героя и его возлюбленной, как действо на сцене, находится под пристальным вниманием посторонних, но настоящие, тайные мысли, чувства не выставлены напоказ, они в душе героев, в их воспоминаниях.
Интересен в плане понимания поэтического текста и другой эталон сравнения, обладающий локальной семантикой: «В снежном, полном веселости мире, / Где алмазная светится высь, / Прямо в грудь мне стреляли, как в тире, / За душой, как за призом, гнались.» [Т. 1, с. 330-331]. Тир становится отражением той атмосферы, в которой существует поэт. «Снежный, полный веселости мир» на самом деле оборачивается жестоким и циничным аттракционом, где забавы ради готовы убить душу поэта-творца.
Образ пространства всегда воспринимается в комплексе с образами натурфактов (природных объектов) и артефактов (искусственно созданных объектов), его наполняющих. Множество функционально разобщенных предметов
сосуществует в одном пространстве лишь в силу того, что человек, исходя из своих потребностей, включает их в единый функциональный контекст. Предметный мир поэзии Арсения Тарковского тесно сплетается с художественным пространством; и каждый из предметов становится отмеченным культурным смыслом. По определению С.А. Манскова, предметы в художественном пространстве поэзии Тарковского могут быть охарактеризованы как «бытийные» [6, с. 63], отражающие концептуальную для поэта парадигму «Я - Предмет - Мир», обладающие символическими значениями, восходящими к претекстам и архетипам.
Среди артефактов, которые моделируют пространство в поэзии Тарковского, особое место занимает зеркало. В стихотворении «Дом» встречается сравнение, декодирующее одновременно
пространственный и объектный культурные коды и эксплицирующее сакральный образ зеркала как границы и одновременно связующего звена между двумя мирами: «В дом вошел я, как в зеркало, жил наизнанку.» [Т. 1, с. 32]. Пространство, центром которого в данном лирическом контексте становится дом, наделяется двумя характеристиками: «за» и «перед» зеркалом. Такое зеркально перевернутое отражение пространства соответствует раздвоенности бытия лирического героя, маркирует границу между прошлым и будущим.
Знаковым в поэзии Арсения Тарковского является и образ камня, относящегося к элементам категории «земное». Сравнение с эталоном камень использовано поэтом в стихотворении «Оливы»: «Седые оливы, рога мне / Кладите на плечи теперь, / Кладите рога, как на камни: / Святой колыбелью была мне / Земля похорон и потерь» [Т. 1, с. 251]. Камень - символ прочности, устойчивости; сравнение плеч с камнями отражает внутреннее состояние лирического героя, прошедшего тяжелый жизненный путь «средь стольких могил и видений» и словно укоренившегося в земной действительности.
Выражением категории «земное» можно считать и эталон сравнения в следующих строках из стихотворения «Луна в последней четверти»: «Смотрю в окно и узнаю / В луне земную жизнь мою, / И в смутном свете узнаю / Слова, что на земле пою, / И как на черепке стою, / На срезанном ее краю» [Т. 1, с. 261]. Лексема черепок, организующая сравнение, вместе с земной жизнью, словами на земле представляет земной, личностный мир, в котором творит поэт. И этот мир, незначительный по масштабу (маленький, как черепок), «втягивается» в беспредельное внешнее пространство, и только взгляд из окна, меняющего перспективу восприятия, позволяет увидеть нерасторжимую связь этих двух пространств.
В стихотворении «Еще в ушах стоит и гром и звон...» встречается сравнение с эталоном подушка: «Труба бубнит, бьют в барабан, и флейта Свистит, но слышно, как из-под подушки: / В полбарабана, в полтрубы, в полфлейты И в четверть сна, в одну восьмую жизни» [Т. 1, с. 338]. Сравнение, наряду с обстоятельствами в полбарабана, в полтрубы, в полфлейты, передает приглушенность музыки, звучащей вполсилы. Как отмечает Ж. Баратынская, «причиной такой полуреализации в событийной действительности могли быть и звон трамвая и пространственная удаленность героев (они сидят у ворот сада). Однако у этой «половинчатости», незавершенности есть и другое объяснение; незавершенность жизненного пути героев-детей, . судьба которых еще только намечена, не ясно «прописана», вариабельна» [2].
Название еще одного предмета легло в основу эталона сравнения в стихотворении «Чем пахнет снег»: «И только в марте потеплеет, / И, как на карте, запестреет / Там косогор, там буерак, / А там лозняк, а там овраг» [Т. 1, с. 138]. Топографические координаты, отмеченные на поэтической карте, символизируют весеннее возрождение. Вместе с тем эталон сравнения отражает особенности восприятия мира лирическим героем, умеющим увидеть в окружающем пространстве всё многообразие его элементов, запечатлеть их в своем сознании. Именно такими способностями обладает поэт, топограф человеческой жизни.
Рассмотренные образные основания сравнений в поэтических текстах Арсения Тарковского в аспекте пространственного
культурного кода позволяют выявить некоторые особенности его поэтического мира, в котором преломление образов с локальной семантикой через индивидуальное художественное мышление поэта создает уникальные «ментальные модели» сравнения.
Языкознание
Список литературы
1. Алефиренко Н.Ф. Поэтическая энергия слова. Синергетика языка, сознания и культуры. М.: Academia, 2002. 392 с.
2. Баратынская Ж. Poetik der «Ewigen Rukkehr» Arsenij Tarkovskijs als Phänomen des konvergenten Bewusstseins. Hamburg, 2011 [URL: http://ediss.sub.uni-hamburg.de/volltexte/2011/5326/pdf/dissertation.pdf] Дата обращения 15.01.2016.
3. Кекова С.В. Эонотопос в поэтическом мире А. Тарковского: к проблеме религиозно-философской герменевтики поэтического текста // Известия Саратовского университета. Серия Философия. Психология. Педагогика. Саратов: Изд-во СГУ, 2008. С. 27-31.
4. Кекова C.B., Измайлов Р.Р. Сохранившие традицию. Заболоцкий. Тарковский. Бродский. Саратов: Изд-во «Лицей», 2003. 192 с.
5. Красных В.В. «Свой» среди «чужих»: миф или реальность? М.: Гнозис, 2003. 375 с.
6. Мансков С.А. Предметный мир поэзии А. Тарковского // Вестник БГПУ (Современные гуманитарные науки). 2001. №1. С. 63-70.
7. Пудова А.С. Геокультурная топика в лирике Б.Л. Пастернака. Автореф. дис.... канд. филол. наук. Тюмень, 2011. 26 с.
8. Разумова Н.Е. Пространственная модель мира в творчестве А.П. Чехова. Автореф. дис. ...докт. филол. наук. Томск, 2001. 46 с.
9. Резниченко Н. «От земли до высокой звезды»: Мифопоэтика Арсения Тарковского. Нежин - Киев: Издатель Н.М. Лысенко, 2014. 272 с.
10. Тарковский А. Собрание сочинений: В 3 т. М.: Художественная литература, 1991.
Об авторах
Трошина Наталья Викторовна - кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка Брянского государственного университета имени академика И.Г. Петровского, [email protected]
Фёдорова Светлана Константиновна - старший преподаватель русского языка кафедры латинского языка и русского языка Рязанского государственного медицинского университета имени академика И.П. Павлова, [email protected]
