CC BY
169
СПОСОБЫ РЕПРЕЗЕНТАЦИИ ЭМОТИВНОСТИ В ХУДОЖЕСТВЕННОМ ТЕКСТЕ (НА МАТЕРИАЛЕ ПОВЕСТИ В.П. АСТАФЬЕВА «ПАСТУХ И ПАСТУШКА»)1
THE WAYS TO REPRESENT EMOTIVENESS IN A LITERARY TEXT (BASED ON THE STORY «SHEPHERD AND SHEPHERDESS» BY V.P. ASTAFIEV)
И.В. Ревенко I.V. Revenko
Эмотивность, эмотивное значение, эмотивное поле, художественный текст, функции эмотивной лексики в художественном тексте, эксплицитный и имплицитный способы представления эмотивности. В статье рассматриваются компоненты эмотивных полей персонажей в повести В.П. Астафьева «Пастух и пастушка». При анализе контекстов, репрезентирующих эмотивность, учитывается способ ее реализации (эксплицитный или имплицитный). Эмотив-ный контекст в повести носит комплексный характер, объединяя оба способа и формируя развернутое представление эмоций, опирающееся как на прямую их номинацию, так и на эмоциональный опыт читателя, позволяющий идентифицировать эмоцию через ее внешние проявления.
Со становлением антропоцентрической парадигмы в лингвистике объектом исследования становятся значимые для существования человека категории. «Лингвистика, поставившая в центр своих научных интересов личность человека, в качестве основного исследовательского принципа использует положение о том, что научные объекты должны изучаться прежде всего по их роли для человека, по их назначению в его жизнедеятельности, по их функциям для развития человеческой личности и ее совершенствования» [Кубрякова, 1994, с. 34]. К числу активно изучающихся последние два десятилетия относится категория эмотивности.
Эмотивность стала предметом изучения в целом ряде работ отечественных и зарубежных лингвистов (В.К. Вилюнас, Е.М. Галкина-Федорук,
Emotiveness, emotive value, emotive field, literary text, functions of emotive vocabulary in a literary text, explicit and implicit methods of representation of emotiveness.
The article discusses the components of emotive fields of the characters in the story «Shepherd and Shepherdess» by V.P. Astafiev. Analyzing the contexts representing emotiveness, the author takes into account the method of its implementation (explicit or implicit). The emotive context in the story is comprehensive, combining both methods and forming a detailed representation of emotions, based both on their direct nomination and the emotional experience of the reader, which allows identifying the emotion through its expression.
В.Ю. Апресян, Ю.Д. Апресян, А.Г. Баранов,
B.И. Болотов, Е.М. Вольф, В.Т. Гак, М.Д. Городни-кова, Т.А. Графова, В.А. Маслова, Л.А. Пиотровская, В.И. Шаховский, А. Вежбицкая, С.В. Ионова, Г.Н. Ленько и др.).
В сферу внимания ученых попали вопросы терминологии и соотношения со смежными языковыми категориями [Лукьянова, 2009; Коросто-ва, 2009; Ленько, 2015], методологии исследования эмотивности и ее функциональной предназначенности [Ульянова, 2011] и ряд других.
C.В. Ионова отмечает, что «современные работы, посвященные вопросам семантики, прагматики и грамматики, не могут быть полными без учета эмоционального фактора. Многие вопросы, связанные с изучением динамики эмотивного значения, эмотивной валентности, эмотивной ком-
<С
d га
0
ь
к
1 га ш Е-
U
CL
<
о ^ о о
О Й
2S
ш Е-
S О Рч
га
13
о §
к
%
«
о га :г s
ь
I—
<с «
га с
Статья подготовлена при поддержке РГНФ, проект №16-14-24006.
S
д
н и
щ м
муникации и прагматики, оказываются неразрешимыми на лексическом и даже синтаксическом языковых уровнях. Современная тенденция в лингвистике к укрупнению единиц исследования и расширению предмета изучения за счет привлечения все большего количества экстралингвистических факторов делает необходимым исследование эмотивных явлений в контексте единиц более высокого уровня. Изучение особенностей функционирования лингвистической категории эмо-тивности в тексте является актуальным для лингвистики эмоций и текстолингвистики» [Ионова, 1998]. Поливариантность эмотивности как категории наиболее явственно выражается в тексте, интегрирующем ее различные категориальные проявления. «Категория текстовой эмотивности является двусторонней, в связи с тем что она имеет план содержания, который распространяется по всем уровням текста, и план выражения, который представлен набором эмоциональных лексем, посредством которых манифестируются эмоциональные состояния и отношения говорящего» [Разоренова, Шляхова, 2015, с. 83].
Для изучения эмотивности в аспекте линг-вотекстологии необходимо определить способы и средства ее представления в языке. Л.Г Ба-бенко выделяет два способа обнаружения эмоции в языке: через «эмоциональное сопровождение, эмоциональную окраску» (проявляется в виде эмоциональных оценок и представляет собой результат проекции в речи говорящего его эмоционального состояния) и «языковые знаки» (объективно существующую реальность) [Бабенко, 1989, с. 11].
Являясь функционально-семантической категорией, эмотивность приобретает категориальный статус на различных уровнях языковой системы - лексическом, фонологическом, на уровне предложения и текста.
Многие исследователи сходятся во мнении, что ведущая роль в языковой презентации эмоций принадлежит лексике. В.И. Шаховский выделил типы эмотивности слова: собственную эмо-тивность (эмотивность как одна из реализаций семантики слова) и контекстуальную эмотивность. В этой связи в соответствии с типами эмотивности
слова ученым были выделены три уровня ее выражения: 1) эмотивное значение; 2) коннотация как компонент, сопряженный с логико-предметным компонентом значения; 3) уровень эмотивного потенциала [Шаховский, 2004, с. 46].
Важным для изучения эмотивности в аспекте лингвистики текста является вопрос о функциях, которые данная категория в нем реализует. Л.Г. Ба-бенко выделяет частные текстовые функции эмо-тивной лексики, к которым относятся: 1) создание психологического портрета образа персонажей («описательно-характерологическая функция»); 2) эмоциональная интерпретация мира, изображенного в тексте и его оценка («интерпретационная и эмоционально-оценочная функции»); 3) обнаружение внутреннего эмоционального мира образа автора («интенциональная функция»); 4) воздействие на читателя («эмоционально-регулятивная функция») [Бабенко, 2009, с. 155].
В пространстве художественного текста «категория эмотивности может реализовываться также формально, вследствие взаимодействия языковых средств, т.е. не всегда непосредственно словами отражать эмоциональное отношение. Учитывая формальные признаки проявления эмо-тивности, можно выделить эксплицитные и имплицитные эмотивные средства» [Карпова, 2011]. В случае имплицитного способа представления эмоции показаны через физиологические проявления (слезы, смех, покраснение лица и под.), через описание окружающего мира, т.е. «эксплицитная оценка эмоциональной ситуации не дается, но полностью воспроизводится в художественном тексте. Характер эмотивности определяется здесь на основе эмоционального опыта читателя» [Ленько, 2014, с. 194].
Способ экспликации эмотивности учитывается при классификации эмотивных единиц. Ряд исследователей: Е.М. Вольф, Н.А. Лукьянова, В.И. Шаховский - относят к эмотивной лексике языковые единицы, которые номинируют конкретную эмоцию, переживаемую или испытываемую человеком. Согласно этому критерию эмотив-ная лексика разделяется на собственно эмотивы и потенциальные эмотивы. К собственно эмоти-вам отнесены эмотивы-номинативы и эмотивы-
ассоциативы, которые прямо номинируют эмоции, акцентируя эмосему, или вызывают ассоциации отрицательного или положительного характера (зоонимы, колоронимы и ассоциативы-рефлексивы). Потенциальные эмотивы - в содержании которых «эмоциональный компонент зависит от валентностной характеристики и семантики текста» [Маслова, 2009, с. 21]. В классификации В.И. Шаховского подобные единицы определяются как контекстуальные эмотивы -«нейтральные языковые единицы, к семантике которых окказионально приращиваются эмо-тивные семы» [Шаховский, 2004, с. 41]. Контек-стологи отмечают, что некоторые слова в определенных контекстах могут «приобретать» эмо-тивное значение из контекста.
В рамках данной статьи мы акцентируем внимание на описательно-характерологической функции эмотивов, для которой значимым является «эмотивное поле персонажа», определяемое как совокупность всех эмотивных состояний, его описывающих. Данные состояния имеют сопровождающий, дополнительный характер и уточняют, обогащают эмоциями действия и поступки персонажа.
В качестве текстового материала нами избрана повесть Виктора Петровича Астафьева «Пастух и пастушка», поскольку данный текст обладает высоким эмоциогенным потенциалом.
События повести разворачиваются во время Великой Отечественной войны. На фоне жестоко-стей военного времени, которые с пронзительной откровенностью описаны В.П. Астафьевым, вспыхивает любовь главных героев - одинокой женщины Люси и лейтенанта Бориса Костяева.
Начинается произведение с описания эмоционального состояния главной героини, пережившей одно из труднейших событий в своей жизни - разлуку с любимым. Описание сцены, финальной для развития сюжета, представленное В.П. Астафьевым в начале произведения, -пример имплицитного способа выражения эмоций. Образ героини и ее эмоциональное состояние передается посредством модального эмо-тивного поля, которое образуется через описание местности, атмосферы: «И брела она по ди-
кому полю, непаханому, нехоженому, косы не знавшему. В сандалии ее сыпались семена трав, колючки цеплялись за пальто старомодного покроя, отделанного сереньким мехом на рукавах. Оступаясь, соскальзывая, будто по наледи, она поднялась на железнодорожную линию, зачастила по шпалам, шаг ее был суетливый, сбивающийся. В глазах ее стояли слезы, и оттого все плыло перед нею, качалось, как в море, и где начиналось небо, где кончалось море - она не различала. Хвостатыми водорослями шевелились рельсы. Волнами накатывали шпалы. Дышать ей становилось все труднее, будто поднималась она по бесконечной шаткой лестнице». Одиночество Люси передается через описание поля, которое характеризуется автором как дикое, то есть лишенное какой-либо жизни. Данное описание усиливает одиночество героини, обостряет ее тоску, связанную с потерей любимого человека. Описывая поиски могилы Бориса, автор передает не только внешний облик Люси через описание ее одежды, но и ее душевное состояние. Подобное описание связывается нами с переживанием главной героини таких эмоций, как тоска, печаль, волнение, тревога. В представленном контексте средством актуализации эмоций выступает описание их физиологических проявлений (нетвердая походка, слезы, головокружение, затрудненное дыхание), что говорит о потере внутреннего баланса, нахождении героини в пограничном состоянии.
Глубина переживаемых эмоций отражается через описание природы: «Пепельным тленом отливала предзимняя степь, угрюмо нависал над нею древний хребет, глубоко вдавшийся грудью в равнину, так глубоко, так грузно, что выдавилась из глубин земли горькая соль, и бельма солончаков, отблескивая холодно, плоско, наполняли мертвенным льдистым светом и горизонт, и небо, спаявшееся с ним...». Прилагательные и наречия, используемые автором при характеристике окружающей обстановки, являются символами тоски, одиночества, грусти. Имплицитный контекст позволяет автору не только передать эмоции героини, но и дает представление о последствиях войны, ее бесчисленных жерт-
<С £
d m
0
ь
X
1 W m Е-U
CL
<
о ^ о о ^ h О Й
3
ш tS
О PL W
§
о §
X
%
«
о w :г s
ь
L
<с n w с
« s
д
H U
W
м
вах, горечи и скорби выживших, связанной с утратой самых близких и любимых людей.
Иное эмотивное поле (проявление эмоций страха, тревоги) связано с Борисом. Имплицитный контекст характеризуется контрастом: оживленностью, борьбой и наряду с этим тревожностью, неуверенностью в завтрашнем дне, неожиданностью развития событий: «Гул боя возникал то справа, то слева, то близко, то далеко. А на этом участке тихо, тревожно»; «Стрельба стала разрастаться, густеть, накатываться. Пронзительней завыли мины, немазан-но скрежетнули эрэсы, озарились окопы грозными всполохами. Впереди, чуть левее, часто, заполошно тявкала батарея полковых пушек, рассыпая искры, выбрасывая горящей вехоткой скомканное пламя». В контексте эмоции представлены как эксплицитно (наречие тревожно), так и имплицитно, с доминантой последнего способа. Основными средствами представления эмоции страха, тревоги являются звуки, их разнообразие и интенсивность. «В обобщенной формулировке семантический признак интенсивности можно определить как отклонение от ординарного уровня проявления определенных свойств предмета» [Ревенко, 2013, с. 203]. Применительно к эмотивности можно говорить о шкалированной качественной и квантитативной интенсивности, которая «возникает по причине обширности эмоциональной модальной семантики и возможности взаимопереходов эмоций в размытой зоне их значения, а также возможности той или иной контаминации модальностей. Например: раскаяние - пересечение вины и горя-страдания, гордость - модификация радости-удовольствия, счастья и решительности; любопытство - разновидность интереса и т.д. Квантитативные степени интенсивности фиксируют количественную проявленность эмоциональной модальности. К примеру, страх может проявляться на шкале между робостью и ужасом; любовь между симпатией и страстью, беспокойство и волнение количественно интенсифицируются в тревогу, смятение и т.д.» [Романов, 2004]. При описании рукопашной эксплицитно выражаются эмоции отчаяния и ярости (1) от ощущения неминуемости ги-
бели, степень интенсивности эмоционального состояния отражается посредством ряда однородных обстоятельств, построенного на основе восходящей градации (2), а также глаголов-интенсивов (3): «С кашлем, с криком, с визгом (2) хлынула (3) на траншеи эта масса, провалилась, забурлила, заплескалась, смывая (3) разъяренным отчаяньем гибели (1) волнами все сущее вокруг». Отчаяние описывается как неудержимая сила, разрушающая все на своем пути. На этом фоне возникает образ главного героя произведения лейтенанта Бориса Костяева.
Поскольку эмоции являются отражением внутреннего состояния героев, связанным с реакцией на конкретную ситуацию или событие, то в процессе развертывания сюжета главные герои переживают как положительные (радость, любовь, симпатия, нежность и т.п.), негативные (страх, тоска, горе, отчаяние, гнев и т.п.), так и нейтральные (любопытство, безразличие и т.п.) эмоции.
Так, во второй части произведения ключевой становится линия, связанная с развитием отношений Бориса и Люси. В данной части первоначально основное внимание автор уделяет описанию таких эмоций, как симпатия, нежность, любовь. Затем они сменяются эмоциями, связанными с разлукой героев - тоска, печаль, страх. И новой встречей Бориса и Люси - радость, любовь, нежность, тоска. Такое изменение описываемых эмоций обусловлено военными событиями, на фоне которых развиваются отношения героев. При этом эмотивное поле персонажей приобретает несколько иное описание, отличное от эмотивного поля, представленного в самом начале произведения и в первой его главе.
При первой встрече Люси и Бориса эмотив-ное поле Люси насыщенно чувством страха, беспокойства, смятения, испуга. Так, описывая поведение героини в первые минуты общения с солдатами, автор отмечает: «Хозяйка дома, по имени Люся, пугливо смотрела в сторону солдат, подкладывала сухие ветки акаций и жгуты соломы в печь, торопилась доварить картошку». Постепенно растерянность и скованность Люси сменяется радостью, когда беседа с солдатами принимает обыденное, мирное направление,
без воспоминаний о страданиях, связанных с войной. Эмотивное поле Люси расширяется посредством размышлений Бориса о ее внешности, который отмечает таинственность Люси «По освещенному огнем лицу хозяйки пробегали тени. И было в ее маленьком лице что-то как будто недорисованное, было оно подкопчено лампадкой или лучиной, проступали отдельные лишь черты лика. Хозяйка чувствовала на себе пристальный, украдчивый взгляд и покусывала припухшую нижнюю губу. Нос ее, ровный, с узенькими раскрылками, припачкан сажей». В данном контексте имплицитно передаются застенчивость и скромность, присущие молодой женщине, оказавшейся в непривычных условиях. Однако представленный словесный портрет не передает всего многообразия эмоций, которые переживает героиня, а отмечает их имплицитное проявление через описание лица Люси, по которому «пробегали тени», что свидетельствует о смене эмоционального состояния героини, о внутренней борьбе. Непостоянство эмоций выражается через описание глаз героини и их дисгармоничностью с лицом в целом: «Когда хозяйка открывала глаза, из-под ресниц этих обнажались темные и тоже очень вытянутые зрачки. В них метался отсвет огня, глаза в глуби делались переменчивыми: то темнели, то высветлялись и жили отдельно от лица. Но из загадочных, как бы перенесенных с другого, более крупного лица, глаз этих не исчезало выражение покорности и устоявшейся печали». Данный пример имплицитно посредством описания переменчивости глаз описывает внутреннее состояние Люси, эмоции, переживаемые ею: страх, печаль, неуверенность. Также неуверенность имплицитно выражается через описание рук героини: «Еще Борис заметил, как беспокойны руки хозяйки. Она все время пыталась и не могла найти им места». Чувство неловкости, стеснения проявляется сначала в имплицитной, а затем и в эксплицитной форме: «Она исчезла в чистой половине, прикрытой створчатой дверью, и скоро возвратилась оттуда без платка, без передника. У нее была коса, уложенная на затылке. Легкий румянец выступил на бледном лице ее. Не ко времени и не к месту она тут,
среди грязных, мятых и сердитых солдат, думалось ей. Она стеснялась себя». Данное описание расширяет эмотивное поле и формирует представление о таких качествах героини, как скромность, застенчивость.
В данной главе эмотивные поля Люси и Бориса тесно переплетаются. Зарождение чувства представлено в описании состояния Бориса: «Он все время ловил на себе убегающий взгляд ласковых, дальним скользящим светом осиянных глаз. Будто со старой иконы или потертого экрана появились, ожили глаза и, то темнело, то прояснялось лицо женщины.». Приведенный пример показывает эмоции Люси относительно Бориса: нежность, симпатию. Еще недостаточно ясно осознаваемая симпатия формирует у Бориса образ Люси как неземного создания. Герои одинаково чувствуют себя «лишними» в сложившейся ситуации. Они оба не вписываются в окружающую действительность, но вынуждены в ней существовать.
После знакомства, проникаясь взаимной симпатией, герои остаются наедине. Еще большая нежность, симпатия, ласка имплицитно отражаются в материнских чувствах и заботе по отношению к Борису охватывающих Люсю: «Отложив гимнастерку, Люся, теперь уже открытым взглядом, по-матерински близко и ласково глядела на него». Описание внешности Бориса глазами Люси строится на тех же ключевых деталях, что и ее описание глазами Бориса (волосы, глаза): «Русые волосы лейтенанта, волнистые от природы, взялись кучерявинками. Глаза ровно бы тоже отмылись... Весь этот парень, без единого пятнышка на лице, с безгрешным взглядом, в ситцевом халате, до того был смущен, что не угадывался в нем окопный командир». Подобие описания героев позволяет показать их эмоциональную созвучность.
После первой близости с Люсей Борис испытывает внутреннюю борьбу между страстью и стыдом, в которой побеждает страсть: «И, не владея уже собой, сопротивляясь и слабея от этого сопротивления еще больше, протянул к ней руку, чтобы поблагодарить за ласку.». В этот момент Борис понимает, что такое женщина,
<С £
и
т
0
ь
к
1 м ш Е-
и о-
о ^ о о
О Й
ш Е-
к
О
Рч
м
13
и
1 к
а
«
о м :г X
ь
и
<с «
м с
Д
н и
щ м
и осмысливает ее сущность. «Женщина! Так вот что такое женщина! Что же это она с ним сделала? Сорвала, словно лист с дерева, закружила, закружила и понесла, понесла над землею -нет в нем веса, нет под ним тверди...». Чувство наслаждения Бориса имплицитно проявляется через описание ощущений полета, невесомости. Повторение глаголов закружила, понесла используется с целью экспрессивизации эмоционального поля героя. Кульминация данной сцены - чувство эйфории и наслаждения описывается следующим образом: «Дыхание в нем вовсе пресеклось. Сердце зашлось в яростном бое. В совсем уж бредовую темень, в совсем горячий, испепеляющий огненный вал опрокинуло взводного». Свет возвращает Бориса к реальности, чувство эйфории проходит и герой сталкивается с реальностью, в которой произошедшее кажется ему постыдным: «Не сразу он осознал себя... но женщину, прикрывшую рукою лицо, увидел отчетливо и в страхе сжался. Ему так захотелось провалиться сквозь землю, сдохнуть или убежать к солдатам на кухню, что он даже тонко простонал». Стыд смешивается с раскаянием и, не зная, как исправить совершившееся, он обрушивает на себя тираду ругательных слов: «Скотина! Животное!» - ругал себя лейтенант, но ругань вовсе отдельно существовала от него. В уме - стыд, смятение, но в тело льется благостное, сонное успокоение». Борис испытывает противоречие чувства и, поскольку герой сам не вполне осознает свое эмоциональное состояние, В.П. Астафьев использует прямые номинации эмоций.
Расставание любимых не случайно происходит в холодную, тоскливую зимнюю пору. Ситуативный фон и пейзаж усиливают тоску, грусть и печаль: «Тоска настигала солдат в окопах, катилась к ним в траншеи вместе с талой водой. В ту пору и отвели побитый в зимних боях стрелковый полк на формировку. И как только отвели и поставили его в резерв, к замполиту полка явился выветренный, точно вобла, лей-тенантишко - проситься в отпуск. Замполиту помстилось - лейтенант его разыгрывает, шутку какую-то придумал, хотел прогнать
взводного, однако бездонная горечь в облике парня удержала его.». Тоска и грусть показаны не только эксплицитно, но и имплицитно через описание внешнего вида лейтенанта, похудевшего от тоски по любимой.
Усиливая эмоции тоски и печали, автор описывает несостоявшуюся встречу Бориса и Люси после долгой разлуки: «Люся похудела. Тень легла на глаза ее, коса уложена кружком на затылке, строже сделалось лицо ее, старше она стала, совсем почти взрослая женщина». Теперь Люся изображается не стеснительной, робкой девушкой, как в первую встречу с Борисом. Автор изображает ее совсем взрослой, даже постаревшей, что является имплицитным описанием грусти, тоски и печали героини. Разочарование из-за несоответствия желаемого и реальности перерастает в отчаяние, выражается имплицитно через описание его состояния, глубина эмоционального состояния проявляется в решимости немедля отправиться в бой на верную смерть: «Она прошла мимо. Ничего уже не оставалось более, как подаваться на станцию, скорее вернуться в часть, тут же отправиться на передовую и погибнуть в бою.».
В заключительной части повести эмотивное поле расширяется, дополняясь эмоциями тревоги и одиночества. В.П. Астафьев создает эмоционально насыщенный контекст, выражающий собственное отношение автора: «Где-то кто-то в безлесной степи вытащили из буксы мазутные тряпки, букса вспыхнула, ось колеса начало заклинивать, санпоезд ткнулся на каком-то безвестном полустанке, где и заправлена была букса, и поезд помчался дальше, пугая гудком немую степь, мелькая белыми занавесками и крестами, соря искрами из патрубков вагонов, клубя и расстилая по равнине тревожный черный дым паровоза». В представленном контексте имплицитно через описание ситуации передается тревога главного героя. Актуализация эмоции «одиночество» происходит за счет прилагательных «безлесной», «безвестный», «немой» и существительного «степь», которые в прямом значении не несут в себе эмотивности, но в рамках контекста олицетворяют одиночество, пустоту.
Негативный эмотивный фон в эпизоде, описыва- 5. ющем смерть Бориса, формируется через имплицитный контекст, где посредством потенциальных эмотивов «мрачный», «брошенный», «подкинули», «нечаянно забыли» показано одиночество ге- 6. роя: «А в мрачном товарном вагоне, отцепленном и брошенном на полустанке еще в начале войны эвакуированным с запада на восток предприятием, остался лейтенант Борис Костяев. 7. Его подкинули, нечаянно забыли. Поскольку все деревянное с вагона давно было выдрано и унесено, хозяйственники санпоезда расщедрились и оставили покойного на списанных носилках, поставив их на железную раму вагона». 8.
Посредством эмотивных контекстов формируются эмотивные поля центральных персонажей повести. Эмотивные поля Люси и Бориса характеризуются наличием общих эмотивных состояний (страх, тревога, волнение, неуверенность, стеснение), что говорит о сходстве их характеров 9. и некоей предопределенности их встречи. В повести для представления эмоций используется как эксплицитный, так и имплицитный способ. Эмо-тивный контекст чаще носит комплексный характер, объединяя оба способа и формируя развернутое представление эмоций, опирающееся как на прямую их номинацию, так и на эмоциональный опыт читателя, позволяющий идентифицировать эмоцию через ее внешние проявления.
10.
11.
Библиографический список
1. Бабенко Л.Г. Лексические средства обозна- 12. чения эмоций в русском языке. Свердловск: УралГУ, 1989. 184 с.
2. Бабенко Л.Г. Лингвистический анализ художественного текста. Теория и практика: учебник. 13. М.: Флинта: Наука, 2009. 496 с.
3. Ионова С.В. Эмотивность текста как лингвистическая проблема: дис. ... канд. филол. наук. Волгоград, 1998. 197 с. URL: http:// www.dslib.net 14.
4. Карпова Ю.А. Средства выражения эмотивно-эмпатийного взаимодействия в условиях речевого общения // Вестник Пермского университета. Российская и зарубежная филология. 15. 2011. Вып. 4(16). URL: http://www.rfp.psu.ru
Коростова С.В. Эмотивность как функционально-семантическая категория: к вопросу о терминологии // Известия РГПУ им. А.И. Герцена. 2009. Вып. 103. С. 85-91. Кубрякова Е.С. Начальные этапы становления когнитивизма: лингвистика, психология, когнитивная наука // Вопросы языкознания. 1994. № 4. С. 34-47.
Ленько Г.Н. Анализ категории эмотивности и смежных с нею ПОНЯТИЙ // Вестник Ленинградского государственного университета им. А.С. Пушкина. 2015. Т. 1, № 1. С. 84-91. URL: http://cyberleninka.ru Ленько Г.Н. Уровни анализа текстовой эмотивности (на примере текстов художественного стиля) // Вестник Ленинградского государственного университета им. А.С. Пушкина. Сер.: Филология. 2014. Т. 1, № 2. С. 192-201. URL: http://cyberleninka.ru Лукьянова Н.А. Дискуссионные моменты интерпретации экспрессивности как категории лексикологии // Вестник Волгоградского государственного университета. Сер. 2: Языкознание. 2009. № 1. С. 211-215. Маслова В.А. К построению психолингвистической модели коннотации // Вопросы языкознания. 2009. № 1. С. 19-22. Разоренова Ю.А., Шляхова П.Е. Актуальные проблемы изучения текстовой эмотивности в лингвистическом аспекте // Инновации в науке. 2015. Вып. № 10 (47). С. 80-85. Ревенко И.В. Комплекс признаков семантической категории «интенсивность» // Вестник КГПУ им. В.П. Астафьева. 2013. № 2 (24). С. 200-205.
Романов Д.А. Языковая репрезентация эмоций: уровни, функционирование и системы исследования: на материале русского языка: дис. ... д-ра филол. наук. Тула, 2004. 496 с. URL: www.dissercat.com
Ульянова М.А. Категория эмотивности как лингвистическое понятие и основные подходы к ее изучению // Актуальные вопросы современной науки. 2011. Вып. 18. С. 237-248. Шаховский В.И. Типы эмотивной лексики // Вопросы языкознания. 2004. № 1. С. 39-47.
<С £
d pq
0
ь
к
1 W m Е-
U
CL < ^
о ^ о о
о й
ш Е-
S
О
Рч
W
13
о §
к
%
о W :г s
ь
I—
<с п
W
с
S
д
н
U
W М
