CC BY
305
УДК 16.31.41
СПОСОБЫ ОСУЩЕСТВЛЕНИЯ ЛИНГВОКУЛЬТУРНОЙ ТРАНСЛЯЦИИ В ПРОЦЕССЕ ПЕРЕВОДА ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТЕКСТА
© 2011 Н. В. Тимко
канд. филол. наук, доцент каф. перевода и межкультурной коммуникации e-mail: natashatimkoa.mail. ru
Курский государственный университет
Статья посвящена рассмотрению проблем перевода, связанных с передачей элементов национальной культуры и культурного опыта, отражённых в художественном тексте (культурно обусловленный способ подачи и получения информации, имплицитно выраженные культурные смыслы); описываются переводческие стратегии при передаче содержания культурного характера.
Ключевые слова: культурное содержание текста; лингвокультурная трансляция; переводческие стратегии; культурные ценности.
Антропоцентрическая ориентация современной лингвистики детерминирует неуклонно возрастающий интерес исследователей к проблеме взаимосвязи языка и культуры - двух глобальных системных образований, регулирующих жизнь человека и обеспечивающих существование социума.
Вопрос об определении такого комплексного и многоаспектного понятия, как «культура» (в настоящее время насчитывается более 500 определений), является одним из самых дискуссионных в современных гуманитарных науках, включая лингвистику. Ни одна из существующих классификаций или типологий культур не в состоянии исчерпывающе и внутренне непротиворечиво описать культуру в целом, поэтому большинство существующих классификаций дополняют друг друга. К понятию «культура»1 подходят с разных точек зрения, например с социологической (как к части общественной жизни, выполняющей определённые функции), с антропологической (как к виду человеческой деятельности), с философской (в плане отношения культуры к бытию человека как к явлению, возникающему и существующему на пересечении личности и общества).
Однако авторы всех определений едины в одном: культура является
искусственно созданной «второй природой», противопоставленной природе естественной, она охватывает все, что отличает жизнь человеческого общества от жизни природы, все стороны человеческого бытия. А кроме этого, надо подчеркнуть еще и то, что на сегодняшний день культура, в самом общем смысле этого слова, является СЕМИаспектным понятием, то есть представляет собой результат, процесс, деятельность, способ (например, способ жизни человека, отличающий его от животного), отношения, норму и, наконец, систему. «Культура характеризуется наличием трёх составляющих: материальной, духовной, интеракциональной
(совместная деятельность представителей определённой культуры)» [Гришаева, Цурикова 2004: 33].
1 Слово «культура» имеет латинское происхождение и выражает по крайней мере три начала: религиозное (cultus - «культ»), светское (cultura как стремление к совершенству) и мирское (cultio -«возделываю»).
Естественно, что мы не ограничимся столь кратким описанием интересующего нас понятия. Для нас важно выделить, что подразумевать под «культурой» применительно к переводческой деятельности. Переводоведы, признавая особое значение, которое имеет для перевода культура, подчёркивают роль перевода как важнейшего средства межкультурной коммуникации, призванной обеспечить взаимопонимание в области культур [Нелюбин, Хухуни 2006: 314-315], эффективность культурного диалога. «В узком смысле перевод - частная форма коммуникации, в широком смысле - то, что делает и диалог, и коммуникацию возможным» [Автономова 2005: 652]. Перевод имеет «разновекторный» характер, будучи направлен, с одной стороны, к исходной культуре и её языку, а с другой стороны, к культуре, на язык которой выполняется перевод.
Признавая неоспоримое влияние культурных факторов на процесс перевода, следует, однако, избегать гипертрофирования их роли. Культурно-этнографическая концепция перевода (в частности, Касагранде) гипостазирует роль культурных различий, видя в них основную переводческую проблему: «переводятся не языки, а культуры» (цит. по: [Комиссаров 2007: 112-113]). Многие зарубежные лингвисты называют переводчиков «культурными посредниками» / “cultural mediators” [Bochner 1981: 12], «бикультурными личностями» / “bicultural” [Vermeer 1978: 28], «кросс-культурными специалистами» / “cross-cultural specialists” [Snell-Hornby 1992: 101], «культурными операторами»/ “cultural operators” [Hewson, Martin1991: 133-155; 160161]. Такой подход, на наш взгляд, не учитывает своеобразный характер взаимодействия языка и культуры, примитивизируя гораздо более сложную действительность: каждый язык отражает основную информацию общечеловеческой когнитивно-семантической сферы через призму своего собственного видения мира, которое сформировано тысячелетними традициями и значительная часть которого обнаруживается в национально-языковых картинах мира. Своеобразие конструируемых картин мира определяется тем, что в них опредмечивается индивидуальный, групповой и этнический вербальный и невербальный опыт. Культура - это не просто набор норм, поведенческих установок и ценностей, существующих в культуре носителей переводящего языка. Культура, помимо всего прочего, является также неотъемлемым условием существования языка, контекстом, в котором язык оперирует и проявляется. Иными словами, язык неразрывно связан с культурой, с той реальностью, в которой живут люди, и с той деятельностью, которую они выполняют, то есть является важнейшим культурообразующим элементом [Тимко 2009: 137].
Под фактором «культура» в переводе мы понимаем совокупность всего материального и духовного, созданного нацией и противопоставленного «первозданной» природе, совокупность всего национально-специфического, что отличает одну лингвокультурную общность от другой: специфику мышления и восприятия окружающего мира, верований, традиций, ценностных ориентаций, коммуникативных стратегий и когнитивного окружения, которые определяют основу поведения, разделяемую всеми членами определённой лингвокультурной общности.
Для перевода первостепенным является понятие «текст». Основной постулат теории перевода гласит: переводится не язык, а текст; поэтому, чтобы корректно говорить о переводе как о лингвокультурной трансляции, необходимо разделить эти два понятия. Перевод слов и фраз, рассматриваемых вне контекста, является предметом изучения сравнительной лингвистики, а не предметом перевода. Перевод, как отмечалось выше, является частью более широкого понятия - вербальной коммуникации. Вслед за авторами и последователями интерпретативной теории перевода Д. Селескович, М. Ледерер, Т. Бодровой-Гоженмос, мы полагаем, что слова и фразы, рассматриваемые как языковые единицы, обладают значением, тогда как текст
характеризуется наличием смысла. Текст - это то сообщение, которое человек говорит или пишет для других людей. В рамках текста осуществляется применение языка для нужд коммуникации, передачи идей.
В работах М. М. Бахтина находим те же различия между текстом как единицей коммуникации и фразами, под которыми автор подразумевает единицы языка. По его мнению, высказывание обладает смыслом, и этот факт отличает его от слов и фраз, которые обладают значением. Для понимания смысла высказывания необходимо учитывать экстралингвистические элементы. Любое высказывание обладает смыслом, который складывается, с одной стороны, из формальных языковых элементов (слов, без которых текст не мог бы существовать), с другой стороны, из фактов экстралингвистической реальности. Иными словами, в любом тексте есть две основные составляющие: язык, то есть система знаков, с помощью которого строится высказывание, и смысл. Безусловно, трудно начертить чёткую разграничительную линию между языком и текстом. Однако М. Ледерер предлагает определить эту разницу следующим образом: язык, состояние языка можно наблюдать объективно, так как он существует отдельно, независимо от говорящего, тогда как текст является неотъемлемой, неотторжимой составляющей мыслящего субъекта.
В связи с вышеизложенным применительно к проблемам перевода нам представляется важным ещё раз уточнить сущность фактора «культура», который, по нашему мнению, манифестируется как в языке, так и в тексте. Особенности национальной культуры и культурного опыта закреплены в языке в виде культурно-маркированных единиц (реалий), входят в значения языковых единиц в виде разноплановых коннотаций и влияют на их употребление. Помимо того что культура в той или иной мере «автоматически» привносится в текст культурными коннотациями языковых знаков, она ещё может выступать в нём как объект описания или упоминания (культурно-исторические события, нравы, обычаи и т.д.). Любой текст содержит отсылку к определённым культурным ценностям, он отражает факты, события, идеи, верования, эмоции, то есть внеязыковую реальность, которая должна быть выражена с помощью средств языка и с учётом его требований. Поэтому «для совершенства перевода необходимы экстралингвистические знания, которые если не по значению, то по объёму оказываются намного важнее лингвистических знаний» [Нюнен 1999].
В чисто практическом плане перед переводчиком фактор «культура» предстаёт как список специфических особенностей культуры носителей исходного языка, которые либо невоспроизводимы в переводе, либо при их прямом (неадаптированном) проецировании на культуру носителей переводящего языка способны вызвать неадекватный коммуникативный эффект, то есть непонимание, недопонимание, ложное понимание, неравноценные эмоции и т.д. К данному перечню можно отнести также затруднённое восприятие текста перевода, потери в эмоциональном и эстетическом восприятии.
Воспринимая полученную информацию, читатель вступает в определённые отношения с текстом, которые, как известно, называют прагматическими. Осуществление прагматического воздействия на получателя информации составляет важнейшую часть любой коммуникации, в том числе межъязыковой. Установление необходимого прагматического отношения получателя перевода к сообщению в значительной степени зависит от выбора переводчиком языковых средств при создании текста перевода.
При рассмотрении художественного текста проблема выбора адекватных языковых средств ещё более усложняется, поскольку к культуральным могут присоединиться чисто текстовые особенности. Художественный текст представляет собой весьма своеобразное явление с культурной точки зрения, так как он описывает
действительность, которая является совершенно особенной по отношению к реальной, поскольку она создаётся автором текста, который расставляет по всему тексту определённые «ключи». Эти «ключи» представляют собой маркеры, которые позволяют отнести текстовый мир к определённой культуре. В качестве подсказок могут использоваться явные ссылки на определённые модели культуры или же имплицитные указания на действия, поступки, специфические черты, которые обычно ассоциируются с моделями той или иной культуры.
Если текстовый мир переводного текста принадлежит к культуре, неизвестной читателю, между ним и этим миром устанавливается культуральная дистанцированность: читатель принимает информацию о текстовом мире и оказывается не в состоянии установить непосредственную связь со своим собственным опытом. В данном случае отношения между текстовым миром и реальным миром читателя основываются на сравнении, например, такого характера: «текстовый мир довольно похож на мой мир (или: довольно отличается от моего мира)». Даже значительное отличие текстового мира от реального мира воспринимается получателем перевода как закономерное явление, так как все люди сознают, что другие народы могут иметь иной образ жизни, иную культуру, особенности которой представлены в тексте в качестве культурных маркеров.
Ни автор оригинала, ни читатель текста перевода не в состоянии проверить, насколько элементы культуры, представленные в переводе, соответствуют реальному положению вещей, так как оба они находятся по разные стороны лингвокультурного барьера. В таком случае вся ответственность возлагается на переводчика, который выступает в качестве эксперта относительно обеих культур. С одной стороны, переводчик должен сохранить авторские культурные маркеры, а с другой - помочь читателю идентифицировать культурные маркеры, часто адаптируя их. Как отмечала немецкий теоретик перевода К. Норд, «переводчик, как и любой другой реципиент, должен распознать несоответствия, которые содержит исходный текст, и как в процессе понимания, так и при переводе компенсировать их своим опытом перевода и восприятия текстов, а также своими знаниями окружающей действительности» [Nord 1995: 57].
Поэтому при осуществлении лингвокультурной трансляции переводчику приходится делать выбор между двумя основными стратегиями: эксплицированием культурного содержания с сохранением конвенций исходного языка и культуры и, наоборот, нивелированием (элиминацией) различий между культурами. Обе стратегии уходят своими корнями в две экстремальные переводческие традиции, первая из которых была направлена на погружение читателя переводного текста (ПТ) в чуждую ему культуру без какой-либо адаптации соответствующей культурной информации под восприятие носителей переводящего языка (ПЯ) (foreignization), а вторая имела целью сверхадаптацию, нередко превращавшуюся в перелицовку иностранного произведения на свой «домашний манер» (domestication).
Решение переводчика определяется заранее выбранной и обоснованной стратегией и зависит от того, какое место культурная информация занимает в системе ценностей, представленных в тексте оригинала.
Когда задача переводчика - преодолеть культурологическую дистанцию между автором и читателем ПТ, он производит определённые корректуры в процессе передачи содержания с учётом иных лингвокультурных параметров адресата, стремясь максимально адаптировать культуру носителей ИЯ к культуре носителей ПЯ. Переводчик «камуфлирует» различия в культурах, прибегая к разного рода заменам и опущениям.
Интересный пример стратегии элиминации культурных различий приводит Анна Вержбицка: при переводе на английский язык романа «Жизнь и судьба» В. Гроссмана опускается слово «душа», представляющее для русских стержневую ценность1, а для англо-саксонской культуры не имеющее подобной значимости. Душа, безусловно, является одним из тех концептов, который «руководит» восприятием действительности, пониманием происходящих явлений и событий, обусловливает национальные особенности коммуникативного поведения народа. В небольшом отрывке на русском языке слово «душа» встречается 4 раза. При прямом переводе на английский язык столь частое упоминание «души» может вызвать у читателей неадекватную реакцию. Вержбицка предлагает в двух случаях вообще опустить слово «душа» и использовать описательный перевод: душа-парень - good вместо good soul, душевный - good-naturedвместо good-naturedsoul [Wierzbicka 1991: 71]. Помимо души для русского национального сознания стержневую значимость имеет также концепт «соборность» или «общинность», «коллективность», «судьба» (см.: [Лурье 1998; Воробьёв 1997; Прохоров, Стернин 2002; Шаманова 2002]). Для английского важнейшим концептом является privacy, или автономия личности (см.: [Ларина 2003; Виссон 2005]).
Как полагают многие лингвисты, американское отношение к судьбе - антипод духу фатализма в России. В лингвокультурном пространстве США главенствует мировоззренческая установка на то, что человек по своей природе активен, рационален и настроен не на пассивную созерцательность, а на активную деятельность и приобретение материальных благ [Katan 2004: 57]. Подобная «незримая»
мировоззренческая установка «зримо» проявляется в тексте на уровне акцентуализации материальных благ. Так, в романе американского писателя Тома Вулфа «The Bonfire of the Vanities» постоянно делается акцент на стоимость ботинок и квартиры главного героя, марки его одежды и обуви («в своих ботинках за 650 долларов»; «если ты живёшь в квартире за 2,6 миллиона долларов на Парк Авеню, уже невозможно переехать в квартиру за 1 миллион долларов»). Подобная акцентуализация может быть неверно истолкована европейскими (в частности, русскими) читателями, которые полагают, что постоянный разговор о деньгах - признак неизлечимого материализма, высокомерия, жажды власти. Для американцев же деньги - это просто необходимый символ, обозначающий тип обуви, квартиры, одежды и т.д. Для Шермана стоимость в долларах эквивалентна количеству усилий и труда, которые он вложил в свой жизненный успех. При буквальном переводе на русский язык в тексте могут возникнуть дополнительные отрицательные коннотации, которых не было в оригинале, поэтому перевод в данном случае необходимо осуществлять в соответствии с тем, что стоит за стоимостью названных предметов (успех, вложенные усилия, хороший вкус) и подобрать следующие функциональные замены: «роскошная квартира», «дизайнерские туфли».
Подобная конкретизация стоимости вещей в тексте на английском языке может иметь и иное объяснение. В США, как полагал Эдвард Холл [Hall 1990: 60], присутствует мощная ориентация на текстуальную экспликацию2, что и объясняет желание американцев измерить неосязаемые вещи, то есть максимально конкретизировать их, выразить их количественно. Американская фраза ‘fifty-fifty’
1 К основным русским культурным ценностям Вержбицка также относит «судьбу» и «тоску» [Wierzbicka 1991: 31-116], подчёркивая, что они являются основой культурной самоидентификации русских.
2 Эдвард Холл [Hall 1990: 60] и другие учёные полагали, что существуют два типа контекстных ориентаций, которым отдаёт предпочтение та или иная культура: высокая и низкая (HCC - higher context communication cultures, LCC - lower context communication cultures).
(пятьдесят на пятьдесят), вошедшая в русский и другие европейские языки, могла возникнуть только в американской культуре, в которой присутствует такое желание.
Культурно обусловленное восприятие окружающего мира (особенностей природы, климата, пищи, одежды, запахов и др.) также находит своё отражение в художественном тексте и влияет на выбор средств при осуществлении лингвокультурной трансляции. В Великобритании, например, в отличие от Америки, личное пространство гораздо больше оберегается, и связано это, по мнению некоторых исследователей [Hall 1990; Katan 2004], с ограниченностью пространства в Великобритании, а русские просторы, напротив, определяют «широту русской души» [Wierzbicka 1991]. Языковед В. М. Алпатов обратил внимание на ту роль, которую сыграл перевод рассказа И. С. Тургенева в развитии японского литературного языка. «Японская классическая литература не знала столь развёрнутого пейзажа, и попытка передать его по-японски требовала и формирования новых языковых средств для этого (цит. по: [Хроленко 2005: 107]).
Что касается стратегии экспликации, то в этом случае задача переводчика -сохранить определённую культурную атмосферу произведения за счёт экзотизмов, перенося читателя в иную культурную атмосферу. Например, в переводе повести «Ураган» узбекского писателя Д. Абдуллаханова (пер. И. Смирнова) встречается множество «перенесённых» в русский текст узбекских обращений, например, апакай -обращение к жене, акай или эв - обращение к мужу и различные приставки к именам при обращении к друзьям и знакомым - джан (муж.) и хон (жен.): Маннап-джан, Махидиль-хон, к старшим по возрасту почтенным людям - ака (муж.), апа (жен.): Гулям-ака, Махидиль-апа, к тёте - енге: Шефика-енге, к дяде - эмдже: Мустафа-эмдже. Подобные обращения являются прямым отражением культурных ценностей узбекской и шире - мусульманской культуры, в которой высоко развита этика семьи и родственных отношений, основными принципами которой всегда было почитание старших и забота о детях. В переводе встречаются также кальки узбекских пословиц, несмотря на то что для многих из них в русском языке существуют аналоги (Ср.: «Воробьёв бояться - проса не сеять», «Лучше сегодня постное мясо, чем завтра курдючное сало», «Неотёсанная палка лучше плохого спутника». «Один человек роет арык, тысячи пьют из него», «Конь не может нести груз, предназначенный для верблюда») [Тимко 2007: 89].
К концу XX века в переводческой практике сложилась традиция сопровождать перевод комментариями переводчика с объяснениями о правомерности его решений. Так, повышенный философско-филологический интерес вызывают статьи Н. Автономовой о переводе книги Ж. Деррида «О грамматологии» или «Открытое письмо переводчикам «Острова накануне», которым сопроводил свой роман Умберто Эко. Также весьма популярными стали книги на двух языках, представляющие одновременно оригинал и перевод, а также комментарии переводчика (см., напр.: [Russian Stories. A Dual-Language Book Struve, Gleb]).
Всё человеческое общение происходит в контексте культуры, которая манифестируется как в языке, так и в тексте. Современная национально-культурная направленность переводоведческих исследований диктует необходимость вывода теории перевода из статистической парадигмы в парадигму текстовую, благодаря чему разрозненные переводческие проблемы, обусловленные культурологической спецификой (ограничивающиеся чаще всего лексическими), станут системными в одном - текстовом - аспекте. Успех перевода как лингвокультурной трансляции во многом зависит от понимания имплицитно выраженных в тексте смыслов, разделяемых всеми членами лингвокультурной общности и основанных на культурных ценностях;
умения правильно выбрать лингвистические средства для передачи сообщения с целью достижения воздействия перевода, равноценного воздействию оригинала.
Библиографический список
Автономова Н. С. Философия и филология // Наука глазами гуманитария. М.: Прогресс-Традиция, 2005.
Бахтин М. М.: pro et contra. Творчество и наследие М. М. Бахтина в контексте мировой культуры. Т 2 / сост. и коммент. К. Г. Исупова. СПб.: РХГИ, 2002.
Виссон Л. Русские проблемы в английской речи. Слова и фразы в контексте двух культур. М.: Р.Валент, 2005.
Воробьёв В. В. Лингвокультурология: теория и методы. М.: РУДН, 1997.
Гришаева Л. И., Цурикова Л. В. Введение в теорию межкультурной коммуникации. Воронеж: ВГУ, 2004.
Комиссаров В. Н. Лингвистика перевода. 2 изд., допол. М: Изд-во ЛКИ, 2007
Ларина Т. В. Категория вежливости в английской и русской коммуникативных культурах. М.: РУДН, 2003.
Лурье С. В. Историческая этнология: учеб. пособие для вузов. М.: Аспект прогресс, 1997.
Нелюбин Л. Л., Хухуни Т. Г. Наука о переводе: история и теория с древнейших времён до наших дней. М.: Флинта: МПСИ, 2006.
Нюнен П. ван. Основные концепции теории переводческого тандема // Язык и культура: матер. конф. «Бельгия - Нидерланды - Россия». Вып. 2. М.: Наука, 1999.
Прохоров Ю. Е., Стернин И. А. Русское коммуникативное поведение. Воронеж: Истоки, 2002.
Тимко Н. В.. Достижение культурного понимания в переводе // Вестник ВГУ. Серия: Лингвистика и межкультурная коммуникация. Воронеж, 2009. №1.
Тимко Н. В. Фактор «культура» в переводе. Курск: Изд-во КГУ, 2007.
Хроленко А. Т. Основы лингвокультурологии: учеб. пособие. М.: Флинта: Наука,
2005.
Шаманова М. В. К изучению категории общение в русском сознании // Язык и национальное сознание. Вып. 3. Воронеж: Истоки, 2002.
Bochner S. (ed). The Mediating Person: Bridges between Cultures. Cambridge: Schenkman, 1981.
Hall Edward T. The Silent Language. New York: Doubleday, 1990.
Hewson L. and Martin, J. Redefining Translation: The Variational Approach. London: Routledge, 1991.
Katan D. Translating Cultures. An Introduction for Translators, Interpreters and Mediators. Manchester: St. Jerome Publishing, 2004.
Nord, С. Textanalyse und Ubersetzen. - 3. Auflage. - Heidelberg: Groos, 1995.
Snell-Hornby, M. “The Professional Translator of Tomorrow: Language Specialist or All-Round Expert?” in Teaching Translation and Interpreting: Training, Talent and Experience. Amsterdam/Philadelphia: John Benjamins, 1992.
Vermeer Hans J. Ein Rahem fur eine Allgemeine translationnstherie. Lebende Sprachen 3, 1978.
Wierzbicka Anna. Cross-Cultural Pragmatics: The Semantics of Human Interaction. Berlin: Mouton de Gruyter, 1991.
