СПОРНЫЕ ВОПРОСЫ ИЗУЧЕНИЯ СОЮЗОВ ПЛЕМЕН ВОСТОЧНЫХ СЛАВЯН
Г. А. Артамонов
Аннотация. В статье рассматриваются дискуссионные проблемы образования и эволюции племенных союзов восточных славян. На основе анализа археологических источников обосновываются новые подходы к определению времени и оценке причин возникновения этих союзов.
Ключевые слова: восточные славяне, племенные союзы, первичные формы социальной организации, формирование российской государственности.
Summary. Debatable problems of the formation and evolution of East Slavs tribal unions are considered in this artice. On the basis of the analysis of archeological sources new ap {roaches to the identification and evaluation of the causes of their appearance are outlined.
Keywords: tribal unions, the primary forms of social organization, the formation of the Russian state.
В истории исторической науки известно немало сюжетов, исследование которых предполагает решение целого комплекса явных и скрытых противоречий. К их числу можно отнести 240 и проблемы изучения условий и факторов, обусловивших переход человечества от первобытного состояния к государственным формам общежития. С одной стороны, связь этих эпох между собой очевидна даже для обыденного сознания. С другой, попытки взглянуть на проблемы образования тех или иных государств с позиций предшествующего опыта весьма немногочисленны в историографии. Как представляется, в значительной степени этому способствовало влияние, которое оказали базовые положения эволюционизма и марксизма на развитие мирового гуманитарного научного знания. Под их мощным воздействием в исследованиях
Преподаватель XX
этого важнейшего этапа человеческой истории, произошло заметное смещение акцентов: от выявления специфических черт общественной жизни в сторону поиска неких общих форм и закономерностей. Для эволюционизма это «общее» состояло в выявлении универсальных для всех народов стадий (дикость, варварство, цивилизация и др.), марксизм же, отталкиваясь от тезиса об отмирании территориальных и кровнородственных социальных объединений первобытности в связи с образованием государства, сосредоточил внимание на развитии социально-классовых противоречий. В то же время буквально перед взором целого поколения бывших советских граждан предстали целые народы, еще не так давно строившие «самую передовую» коммунистическую формацию, и вдруг в одночасье перешедшие к формам общежития ка-4 / 2011
менного века, основанным на культе рода и кровнородственных отношений, и которые, видимо, вопреки базовым постулатам эволюционизма и ортодоксального марксизма, никогда у них и не исчезали и - что не менее важно - не проявляют признаков отмирания даже в современную эпоху.
В этой связи весьма показателен факт отсутствия в отечественной историографии дискуссии вокруг вопроса о времени возникновения союзов племен у восточных славян, несмотря на то, что высказанные в литературе точки зрения на этот счет определяют его с разницей в 300 лет. А ведь этот вопрос имеет едва ли не решающее значение для формирования представления об уровне общественного развития славян накануне образования у них государства.
Всего мы знаем 14 племен восточнославянской ветви [1, с. 23]. По источникам, двухступенчатая общественная структура, в которой низшую ступень занимает племя (малое племя), а высшую -союз племен (большое племя), отчетливо прослеживается у западных, более фрагментарно - у южных и почти совсем не встречается у восточных славян [2, с. 8-9; 3, с. 338]. У последних известно единожды упоминаемое в летописи племя пищаньцев, входивших в родими-ческий союз, а также полочан, видимо, принадлежавших кривичам [4]. Идею о существовании у восточных славян трехступенчатой общественной структуры (община - племя - союз племен) впервые высказал известный ученый, археолог П. Н. Третьяков [5, с. 35] и поддержал один из крупнейших специалистов в области древней русской истории XX столетия Б. А. Рыбаков. Сопоставляя территории, которые занимали поляне, вятичи и кривичи, с областями расселе-
ния западных славян, Б. А. Рыбаков сделал вывод, что упоминаемые в летописи названия раннесредневековых славянских группировок принадлежали не племенам, а союзам племен [6, с. 35-36]. Данные выводы впоследствии не подвергались сомнению.
Подавляющее большинство ученых, изучавших начальные этапы российской истории, считали союзы племен восточных славян территориальными политическими образованиями [7, с. 158]. Недостаточное освещение их истории в письменных источниках, концентрация внимания марксистской историографии на процессах феодализации общества и эволюции институтов княжеской власти способствовали вытеснению этой проблематики на периферию интереса науки. По сей день в историографии не поставлен ряд принципиальных вопросов - о причинах образования столь громоздких социальных объединений, их функциях и факторах устойчивости на протяжении всего домонгольского периода истории - решить которые без определения времени возникновения союзов племен невозможно. 241
Как уже отмечалось, позиции специалистов в этом вопросе значительно расходились. Конкретными данными, подтверждающими ранее формирование союзов племен, современная наука не располагает. Однако уже с эпохи европейской бронзы хозяйственные и общественные ресурсы позволяли практически любому индоевропейскому народу создавать достаточно масштабные социальные объединения. Специфические этнографические черты союзов племен отчетливо прослеживаются на археологическом материале вплоть до татаро-монгольского нашествия, и, видимо, с ним связано и их исчезновение.
Причем независимо от времени их возникновения границы племенных союзов не менялись на протяжении столетий, что убедительно показала известный исследователь Т. Ф. Соловьева [8, с. 10-12]. Сам факт сохранения и развития какого-то организационного единства на уровне племенных союзов вплоть до XIII столетия, их беспрецедентная устойчивость в условиях, когда в структурировании восточнославянского общества и государства все большую роль играли княжеская власть, церковь и процессы феодализации, вроде бы подтверждает тезис о древности данной социальной традиции.
Исследователи, датировавшие время возникновения союзов племен не ранее IX в. н.э. строили свою аргументацию на отсутствии их археологических и этнографических маркеров в культурных слоях более раннего периода.
Проблемы заселения славянами Восточной Европы рассматривались нами в ряде предшествующих публикаций [см., напр.: 9]. Там же приводились аргументы, свидетельствующие о том, что формирование новых археологических куль-242 тур, зафиксированных на территории современной Украины, Белоруссии и юга России в УШ-К вв. н.э., происходило не только на основе прежних, но и под значительным влиянием нового населения. Возможность славянских миграционных перемещений в VIII в. н.э. подтверждается и данными относительно численности населения и плотности поселений в Восточной Европе, которые в IX вв. в десятки раз превышают соответствующие показатели УГ-УП вв. Достаточно сказать, что если первоначально славянские поселения располагались на первых надпойменных террасах, то накануне образования Древнерусского государства, занятыми оказались вто-
рые и третьи [10, с. 38; 11, с. 363-364]. Причем с точки зрения хозяйственной ценности последние находились в значительно более худших условиях, особенно если учесть, что первые данные об использовании для полива колодезной воды относятся к послемонгольско-му периоду [12, с. 7-8].
В свете этих данных иначе видятся и причины повсеместного распространения в рамках лука-райковецкой и роменско-боршевской культур новой курганной погребальной обрядности, которая в предшествующий период встречалась только на территории Волыни [13, с. 80].
Земледельческий характер основного вида хозяйственной деятельности славян, резкое увеличение населения вследствие притока новых переселенцев, видимо, и стали теми факторами, которые привели к формированию в УШ-К вв. н.э. таких специфических форм социальной организации восточных славян, как союзы племен, чем возможно и объясняется отсутствие в культурных слоях У^УП вв. позднего маркера данных объединений - височных колец.
Известно, что территория каждого из союзов обычно больше, чем у современных им государств Западной Европы. В эпоху позднего феодализма территориально им соответствуют губернии, а в современной России - области. При этом если образование губерний и областей вполне объяснимо с позиций процесса образования единого российского государства, то причины устойчивости и длительного существование союза племен во многом остаются загадочными. Достаточно очевидно, что в условиях господства натуральных типов хозяйствования, причины формирования таких громоздких социальных структур не мо-
гут лежать в плоскости экономической целесообразности. В то же время, не вызывает сомнений высокий уровень их самоорганизации, который позволил им эффективно функционировать на протяжении нескольких столетий без организующей и руководящей роли княжеской власти и государства.
Среди факторов, влиявших на долгое сохранение союзов племен в рамках древнерусского государства существенная роль должна принадлежать их роли в организации гражданского самоуправления.
На протяжении домонгольского периода истории три уровня социальной организации восточных славян, а именно община - племя - союз племен, видимо, составляли единый взаимосвязанный общественный организм. Об этом свидетельствует факт типологической близости институтов самоуправления, функционирующих на всех трех этажах общественной пирамиды восточного славянства. Так, на любом из них высшим органом власти являлось собрание (на уровне племени и союза племен называвшееся вечем), а исполнительный аппарат выбирался и контролировался снизу. Административные центры племени или союза племен так же, как аналогичные центры рядовой общины, располагались на «нейтральной» территории и служили местом проведения собраний, центром обороны, отправления религиозного культа и т.п. Естественно, что центры племенного и выше уровней принимали форму городов - будущих столиц волостей, уездов, княжеств, губерний и областей.
В отечественной историографии проблема вечевых сходов получила неоднозначную оценку. В соответствии с взглядами на причину образования и природу Древнерусского государства,
вечевые сходы рассматривались либо как отмирающий институт родового строя (Б. Л. Греков), либо как аристократический орган политической власти земельной боярской аристократии (В. Л. Янин). В современных исследованиях прослеживается некоторое сближение с концепцией крупнейшего исследователя вечевых традиций XIX в. Сергеевича, по крайней мере, в вопросах о возможности участия в городских собраниях социальных низов. В работах крупнейшего исследователя новгородских древностей, археолога, академика В. Л. Янина выводы о замкнутом аристократическом характере вечевых сходов основывались на совпадении размера «Ярославова дворища» (места проведения вечевых сходов в Новгороде) с указанием некоторых западных источников на новгородский совет знати (триста золотых поясов) [14, с. 50; 15]. Логика В. Л. Янина состояла в том, что демократический характер собрания определяется возможностью всех новгородцев принимать в нем участие. Для нас же важна именно система многоуровневых собраний и возможность делегирования. С учетом административного деления Новгорода, такая система создавала условия для объективного выражения мнения большинства населения города, даже если в собрании принимали участие всего 5 человек (по количеству новгородских концов). Всесторонние изучение древнерусских источников приводит к мысли, что система многоуровневых собраний предполагала, видимо, и разграничение сфер компетенций [4, с. 15-16]. Вече союза племен не вникало во внутренние проблемы племени, а сходы последнего - в проблемы общины. Судя по всему, неслучайно наиболее явные и яркие известия древнейших летописей о вечевых сходах так или иначе
243
244
связаны с обострением внешней угрозы. Это события 978 г. в Киеве, 992 г. в Белгороде и др. Но снятие социальных противоречий на своем уровне в их функцию, безусловно, входило.
Единые принципы организации самоуправления проявляются и на уровне исполнительной власти. Источники донесли до нас упоминания об общинных старейшинах и старцах градских -лучших людей, чья деятельность непосредственно связана с крупными городскими центрами Древней Руси. Институт старейшин широко известен у многих народов. Однако его место в системе управления общины может существенно разнится в зависимости от ее типа. В территориальных объединениях старейшины - лишь исполнители воли стоящей над ними власти общинного собрания, а в кровнородственных - ее источники. В соседских образованиях старейшины выбираются и переизбираются в случае неугодности общине, в кровнородственных социальных организмах они занимают лидирующее положение по праву старшинства и происхождения. Именно поэтому генеалогиям и в наше время придают исключительное значение в коллективах, сохраняющих в тех или иных формах пережитки родового быта.
Кроме этого, источники донесли до нас многочисленные свидетельства о десятеричной системе административного деления славян: «<...> И приходити боляромъ и гридемъ и съцъскимъ и де-сяцъскым...» [16, с. 123]. То есть общество делилось на десятки, сотни (иногда полусотни) и тысячи (полутысячи). И данная система известна не только у славян. Как правило, она использовалась для организации войска. В этой связи в историографии более ста лет продолжается дискуссия о характере десятерич-
ной системы в восточнославянском обществе. При этом к спору о военной или административной природе десятеричного деления добавились вопросы о городском или сельском ее распространении. Исследователями XIX столетия сотенная система обычно увязывалась с военной организацией родового общества [17, с. 298, 302-303, 307].
Один из крупнейших исследователей вопроса А. Е. Пресняков считал сотню судебно-административной организацией [18, с. 141-148]. Вслед за М. С. Грушевским ученый отводил существенную роль в ее организации княжеской власти. Тем самым впервые в историографии десятеричная система вычленялась из массы сельского населения и распространялась лишь на жителей посада.
В советские годы последний тезис был отвергнут, а два предыдущих сближены. Получилась своеобразная цепочка: сотня - это основа для рода, войска периода военной демократии и местного суда общины. В наиболее концентрированном виде подобный взгляд на сотенное деление изложен И. Я. Фрояновым и Л. В. Даниловой [19, с. 185-200; 7, с. 159-162]. Его основные положения состоят в том, что десятеричная система - земская организация, уходящая корнями в первобытную эпоху, которая с образованием государства перерастает в административно-территориальное деление и городского, и сельского населения. С некоторыми оговорками с этими положениями можно согласиться. В уточнении же, на наш взгляд, нуждается вопрос о происхождении десятеричного деления и о его роли в системе структурирования восточнославянского общества.
Сотенная система известна в Европе со времен античности. С эпохи вели-
кого переселения народов она повсеместно встречается у варварских племен. Однако германо-кельтская кровнородственная община не могла ее использовать для организации общинного управления. Поэтому в историографии кристаллизация подобной структуры справедливо увязывается с периодом военной демократии и войсковой организацией, о чем убедительно свидетельствует весь фонд письменных источников. В условиях так называемого «Великого переселения народов» формируется новая общественная система войскового объединения. Ее главное отличие от родоплеменной состоит в появлении выборного аппарата вождей и командиров подразделений. Редкие примеры выборов в родовом обществе в данном случае не аргумент, поскольку они всегда носили кастовый характер. Объективно непререкаемый авторитет войска, вобравшего в себя подавляющее большинство взрослого мужского населения, создавая новые структуры военной организации, неизбежно оттесняет институты старого родового управления. Даже у монгольских племен, известных медлительностью отмирания кровнородственных отношений, во времена военной активности, задача формирования боеспособной армии заставляла ограничивать всеохватывающее значение родственных связей. В десятку воины, хотя и члены одной семьи, все же выбирались [20, с. 37].
Как ни парадоксально это звучит, но именно война, будучи самым антидемократичным явлением общественной жизни, привнесла известные демократические нормы в структурную организацию родового западноевропейского общества. Но с образованием ранних средневековых государств, с развитием вассально-ленных отношений, заменив-
ших прежнюю систему армейской организации, ушли в прошлое и войсковые собрания, и десятеричная система, и демократия. На смену выборным вождям придут королевские династии.
В славянской же среде сотенное деление будет существенной основой для структурирования общинной земли вплоть до сталинской коллективизации. Очевидно, что с общиной, с системой ее административного деления связано и ее возникновение. Но особенность десятеричной системы (а, как представляется, именно это и обусловило разброс во мнениях специалистов) состоит в ее универсальности. Для территориальной общины с коллективной формой землепользования ее присутствие просто необходимо при распределении обязанностей между домовладельцами, для контроля за соблюдением границ распределенных наделов земли, а иногда и угодий, для организации народного ополчения. Ничего лучшего нельзя придумать и для распределения, и сбора государственных или частновладельческих налогов. Известно, что в русской деревне каждая десятка специализировалась и в проведении общественных работ. Поставить дом всем миром за день может только четко организованный коллектив. Поэтому и в письменных источниках русская сотня многолика. Но сам характер славянской общины, прочная привязанность последней к десятеричной системе на протяжении тысячелетия говорит о ее общинно-административной основе.
Не менее сложен вопрос о принципах функционирования десятеричной системы. Известно, что десятский представлял десять, а сотский - сто домов. Но какова была система их выборов? Если десятский избирался непосредственно соседской группой (такой
245
246
принцип избрания сохранится и в крепостной деревне [21, с. 244]), а в XIX в. иногда просто каждый десятый по счету дом обязан был выделить десятского [22, с. 34], то неясно, кто именно назначал сотского: десятские сходы или общинный сход. Если учесть размеры гнезда общины (в среднем сто домов), второй вариант выглядит предпочтительнее. На вершине десятеричной системы располагался тысяцкий. В чистом виде такая должность существовала в племенном союзе ильменских славян и позднее в Новгородской республике; намеки на ее существование встречаются и в других землях. В Древнерусском летописании русские государственные образования иногда именовались не княжествами, а тысячами. Так известна чернигновская, киевская и другие тысячи [23].
В домонгольский период верхние этажи управления союзов племен вступали в непосредственный диалог и организовывали взаимодействие с княжеской властью. Таким образом, политический вес этих институтов способствовал относительной консолидации союзов племен в первые века государственной истории восточного славянства.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
1. Рыбаков Б. А. Первые века русской истории. - М., 1964.
2. Лавмяньский Г. Основные черты поздне-племенного и раннегосударственного строя восточных славян // Становление раннефеодальных славянских государств. - Киев. 1972.
3. Херрман Й. Ободриты, Лютичи, Руяне // Славяне и скандинавы. - М., 1986.
4. Кузьмин А. Г. К вопросу о полочанах начальной летописи // Материалы и исследования по археологии (МИА). - 1970. - № 176.
5. Третьяков П. Н. Северные восточносла-
вянские племена // МИА. - 1941. - № 6.
6. Рыбаков Б. А. Образование Древнерусского государства. - М., 1955.
7. Данилова Л. В. Сельская община в средневековой Руси. - М., 1994.
8. Соловьева Г. Ф. Восточные границы дреговичей // Краткие сообщения института археологии (КСИА). - 1967. - Вып. 110.
9. Артамонов Г. А. Спорные вопросы этногенеза восточных славян в свете данных археологии // Российское общество и власть в прошлом и настоящем. Материалы научной конференции памяти профессора Виктора Григорьевича Тюкавкина. - М., 2004.
10. Седов В. В. Древнерусская народность. -М., 1999.
11. Седов В. В. Славяне в раннем средневековье. - М., 1995.
12. Макаров Н. А. Русь в XIII веке: характер культурных преобразований // Русь в XIII веке. Древности темного времени. - М., 2003.
13. Этнокультурная карта Украинской ССР в I тыс. н.э. - Киев, 1985.
14. Янин В. Л. Проблемы организации Новгородской Республики // История СССР. - 1970. - № 1.
15. Янин В. Л. Социально-политическая структура Новгорода в свете археологического исследования // Новгородский исторический сборник. - Л., 1982. - № 1. - С. 32-61.
16. Повесть временных лет (по Лаврентьев-скому списку) // Летопись по Лаврентьев-скому списку. - СПб., 1897.
17. Ефименко Т. К. К вопросу о русской сотне княжеского периода // Журнал министерства народного просвещения (ЖМНП). - 1910 (июнь).
18. Пресняков А. С. Княжое право в Древней Руси. - СПб., 1909.
19. Фроянов И. Я. Киевская Русь. Очерки социально-политической истории. - Л., 1980.
20. Греков И. Б., Шахмагонов Ф. Ф. Русские земли в ХШ-ХУ вв. - М., 1986.
21. Александров В. А. Сельская община в России (XVII - начало XIX в.) // Исторические записки (ИЗ). - 1972. - Т. 89.
22. Степняк-Кравчинский С. М. Русское крестьянство // Он же. В лондонской эмиграции. - М., 1968.
23. Рыбаков Б. А. Киевская Русь и русские княжества в XII-XШ вв. - М., 1982. ■
ф