CC BY
33
СПОР КАК РЕПРЕЗЕНТАТИВНАЯ МОДЕЛЬ СОЦИАЛЬНОЙ КОГНИЦИИ Ю.А. Белютина
Belyutina Y.A. Argumentation as a representational model of social cognition. The article deals with some ways of changing the listener’s cognitive intensions on the example of representational model “argumentation”. Empirical material analysis testifies to the fact that influence upon the interlocutor’s mental and emotional modus appears to be a natural product of argumentation. This detail allows us to regard argumentation as one of the social interaction basic categories and conclude that it is closely connected to social cognition. The argumentation cognitive model is composed of a set of essential elements that determine the specific character of this communication type.
В современных науках о человеческом языке наметился определенный поворот от исследования языка самого по себе к исследованию языка в говорящем коллективе. Лингвистические направления на данном этапе развития акцентируют свое внимание на изучении языка как средства межличностного общения, неотделимого от ментального, духовного и материального опыта человека, включающего весь его внутренний образ: процессы восприятия мира, когнитивные и эмоциональные состояния, принципы и модели поведения и т. д. Иными словами, язык -это социальный феномен, испытывающий на себе влияние всех факторов и изменений, происходящих в обществе [1-3].
В свете такого подхода к главному инструменту человеческого общения на первый план выдвинулись науки, рассматривающие вербальную коммуникацию как сложный и многоаспектный процесс взаимного обмена разного рода информацией: социолингвистика, психолингвистика, этнолингвистика, теория речевого общения, прагмалингвистика, когнитивная лингвистика и т. д.
В рамках когнитивной лингвистики изучение особенностей вербальной коммуникации происходит путем выявления «ментальных» основ понимания и продуцирования речи. При этом речь задана как «объект восприятия» и «интерпретации» [4], «базовый» компонент когниции, в которой заложены определенные когнитивные стратегии и категории [5-6]. Феномен когниции охватывает все процессы, связанные с познавательной деятельностью человека, с постижением самого себя и с воспроизведением в своем сознании опыта об окружающем мире. Вследствие этого социальная когниция органично вплетается в общую когнитивную структуру
и, будучи неразрывно связанной с социальными интеракциями, отражает, помимо прочего, знания о такой важной составляющей вербальной коммуникации, как речевое воздействие.
Воздействие всегда реализуется в общении, будь то при самых слабых формах «ненасильственной» коммуникации (фатическое общение), или в случае явного манипулирования общественным сознанием (идеологическая пропаганда).
Феномен речевого воздействия связан, в первую очередь, с целевой установкой говорящего - субъекта вербального действия, отличительной характеристикой которого является регулирование поведения собеседника (физического, психического, интеллектуального). В качестве объекта воздействия выступает партнер по коммуникации, которого субъект при помощи речи побуждает начать, изменить, закончить какую-либо деятельность, влияет на принятие решений, на представления этого человека о мире.
По причине пассивности объекта анализ речевого воздействия обычно асимметричен по отношению к актантам и производится с позиций того из коммуникантов, который выступает отправителем сообщения [7]. В качестве основного критерия «персуазивно-го» (по Р. Лакофф) дискурса выступает «неравноправность» участников. Это означает, что попытка целенаправленного воздействия осуществляется одним из собеседников [8].
В связи с изучением проблем речевого воздействия возникают конкретные задачи, направленные на познание механизмов осуществления подчинения собеседника, языковых средств оказания давления, оптимального выбора стратегий и тактик для реализации коммуникативных интенций. В данной ста-
тье предпринята попытка рассмотрения некоторых способов изменения когнитивных установок слушающего на примере репрезентативной модели «спор».
В традиционном толковании спор связывается со словесным состязанием, обсуждением, в котором каждый из собеседников отстаивает свое мнение.
Положительную прагматическую направленность и результативность дискуссия имеет в том случае, если осуществляется ради проверки истины, для искреннего убеждения слушающего в правильности и необходимости поменять точку зрения. Нормальный ход диалога предполагает согласие иллокутивных намерений участников, которое заключается в удовлетворении их взаимных претензий [9], взаимовлиянии при «обмене символами» [10], поэтому речевое воздействие является естественным продуктом ситуации спора.
Отсутствие гармонии между ценностями, нормами и качествами субъектов общения превращает коммуникацию в столкновение, конфликт, ссору, которая сродни перебранке, словесной перепалке. Дж. Лакофф и М. Джонсон сравнивают спор с войной и указывают на их сходство в тактическом и процессуальном отношении [11].
Принципиальные взгляды на предмет общения могут возникнуть в любой беседе, но, как было установлено в исследованиях о стратегиях и практике спора [см., напр.: 12-13], серьезные разногласия они каузируют при наличии особых внеязыковых условий. Партнеры твердо уверены в правильности своих убеждений, часто не подкрепленных логичными рассуждениями, и скептически воспринимают доводы собеседника; по своему темпераменту они раздражительны и агрессивны. Эти привходящие обстоятельства и позволяют приравнять перебранку к физической борьбе. Интенциональное и эмоциональное подобие этих поведенческих форм агрессивного столкновения приводит порой к тому, что пререкания и ссоры легко трансформируются в оскорбление действием.
Теоретически жаркая дискуссия может разгореться в любой ситуации взаимодействия. Тем не менее существуют сферы межличностной коммуникации и жизненные обстоятельства, которые с большей частотностью сопровождаются конфликтными столк-
новениями. Прежде всего это касается таких условий общения, в которых из-за длительных отношений наступает стресс и разочарование, соперничество приводит к серьезному социальному напряжению. Потенциально конфликтными являются, например, семейная и брачная сфера интеракции и профессиональная деятельность. Обратимся к примерам.
«You’ve been drinkin’, Mary,» he said. «You’d better let up on the bot', ol' woman, or you’ll git done.»
«You're a liar. I ain't had a drop,» she roared in reply. They had a lurid altercation, in which they damned each other's souls with frequency. <.. .> The man seized his hat and rushed from the room, apparently determined upon a vengeful drunk. She followed to the door and thundered at him as he made his way down stairs. [Crane S. Maggie, a girl of the streets, p. 16].
Столкновение в межличностных отношениях часто объясняется стремлением одного из собеседников реализовать свою позицию доминирования над партнером по общению, особенно в условиях социальной симметрии. В данном примере разговор между мужем и женой, в котором первый уличает супругу в злоупотреблении алкоголем, перерастает в ссору. Ее причиной стало не только желание женщины выпутаться из затруднительной ситуации посредством выплескивания агрессии. Коммуникацию осложнило использование в обращении к ней целого ряда конфликтогенов: обвинение, навязывание советов, сообщение об отрицательном развитии событий.
Это обусловливает негативную ответную реакцию, трансформирующую диалог в пылкую ссору, из которой собеседница выходит победителем. Завершение спора произошло не потому, что супруги пришли к компромиссу, а потому, что один из них вынужденно сдался: бесконечное произнесение проклятий в адрес друг друга в качестве аргументации собственной позиции вынудило мужа покинуть поле боя и таким невербальным поступком сообщить о временном прекращении отношений.
Вообще, методы и средства убеждения достойны особого детального рассмотрения. Мы остановимся на тех, которые способны фрустрировать достоинства коммуникантов, усилить противостояние соперников в споре,
превратить «осуществление господства» посредством языка [14] в психологическое или физическое столкновение. К ним относятся нетехнические способы аргументации (перебивание, перекрикивание, демонстративное нежелание слушать), «палочные доводы» (убеждение насилием или угрозами), психологические уловки (раздражение соперника, использование допущенных им ошибок, попытка вывести его из себя, поставить в тупик неожиданным поворотом событий и др.).
Различные экспрессивные возможности языка являются неотъемлемой частью при выполнении как отдельных тактических шагов, так и при построении комплексной стратегии целенаправленного воздействия на адресата в споре. Среди них можно выделить выбор слов и выражений с общим референтом, но на прагматической плоскости сильно удаленных друг от друга в связи с их отнесенностью к различным системам ценностей. Особенно это касается обращений к реципиенту сообщения в виду того, что они одинаково успешно задействуются в речи в функции синтонов и конфликтогенов.
Стилистическое оформление высказывания играет немалую роль для создания у собеседника презумпции правоты говорящего, справедливости его утверждения. Особым образом окрашенная комбинаторика слов способствует формированию имплицитных смыслов, присвоению дополнительной коннотации нейтральным лексическим единицам [15]. Выбор грамматических форм и способов синтаксического структурирования отправляемой информации обладают потенциалом акцентирования нужных для определенной цели участков предложения. Супра-сегментные средства - эмфаза, интонация, тембр голоса и др. - создают необходимый для правильного восприятия фон. Ср.:
«I don’t wonder <...> that you should be so much adverse to the propagation of insects, because <. > you are afraid that they will not leave you a cabbage to cut down with that same miraculous machine.» «Sir, <...> if the cabbage be as light-headed as some muck-worm philosophers, it will not be worth cutting down.» «I never dispute upon cabbage with the son of a cucumber,» said the fly-breeder, alluding to the pedigree of his antagonist; who, impatient of the affront, started up with fury in his looks, exclaiming, «'s death! meaning me,
Sir?» [Smollett T.G. The Adventures of Peregrine Pickle, p. 1314].
В начале коммуникации говорящий задействует стратегию отвлечения внимания, которая придает сообщению более мягкую тональность, чем та, которая содержится во второй части высказывания. Агрессивная маркированность инициирующей реплики порождает встречную враждебность, имплицитно вербализующуюся в негативной оценке референта и предицировании ему отрицательного качества. В ответе косвенная номинация адресата также не содержит положительной оценки и скрывает ссылку на презрительное отношение к его низкому происхождению.
Цепочка взаимных оскорблений, между тем, отодвигает на второй план дискуссию собеседников о том, стоит ли в экспериментальных целях разводить насекомых. Эмоциональный накал в процессе развития диалога трансформирует общение в ссору и мешает перейти к достойному окончанию спора, где каждый из коммуникантов мог бы «сохранить лицо».
При этом завершение словесного состязания и конец вербального столкновения отличаются по параметру результативности. Завершение спора происходит в большинстве случаев не потому, что соперники пришли к соглашению, а потому что кто-то из них вынужденно сдается. Причины столь разнообразны, как и поводы для начала перебранки. Одному из коммуникантов надоедает неоднократно повторять уже приводившиеся доводы и выслушивать аргументы оппонента, он может пригрозить расправой за брошенные обвинения и на этом прекратить общение, покинуть «поле боя», выразив таким разрывом отношений свое презрение и нежелание их продолжать. При определенном стечении обстоятельств спор может быть прекращен из-за физического изнеможения оппонентов.
Если один из соперников чувствует внутреннее спокойствие, он будет способен оценить это противостояние со стороны и уступить как более мудрый, завоевав себе уважение окружающих таким поведением. Кроме того, собеседники могут найти компромисс, который устроит обе стороны и сгладит возникшие противоречия. Наконец, если уверенность в собственной правоте не
позволяет участникам изменить точку зрения или уступить позицию, всегда есть вариант для культурного окончания беседы, где каждый остается при своем мнении, выслушав при этом соображения другого.
Последняя версия развития событий в ситуации спора не демонстрирует агрессивного воздействия на адресата и дает ему возможность самостоятельного выбора. В случае с первой гипотезой о кульминации дискуссии имеет место нарушение правила вежливости, касающееся запрета на грубое вторжение во внутренний мир слушающего. Ср.:
«You are afraid, Brittles,» said Mr. Giles. / «I a'n't,» said Brittles. / «You are,» said Giles. / «You’re a falsehood, Mr. Giles,» said Brittles. / «You’re a lie, Brittles,» said Mr. Giles. [Dickens Ch. Oliver Twist, p. 369].
Насмешка, содержащаяся в первой реплике, имплицирует недовольство говорящего относительно выжидательной позиции адресата. Иронический упрек мотивирует отрицательный ответ, не устраивающий его продуцента и вызывающий новую реакцию воздействия. Противостояние превращается во взаимное присвоение отрицательных оценок и не оставляет путей для отступления и цивилизованного решения возникшего спора, если в дискуссию не вмешается третье лицо.
Присутствие слушателей является существенной прагматической характеристикой коммуникативной ситуации и способно кардинальным образом влиять на ход и результаты коммуникации. Их вмешательство на стадии разрешения конфликта может иметь положительный результат, помогая оппонентам заключить межличностный договор, найти компромисс, прийти к соглашению.
С другой стороны, посторонние наблюдатели, даже если они избегают оценочных суждений, оказывают особое воздействие на «самолюбивых, тщеславных, впечатлительных коммуникантов» [16]. Победа при таких обстоятельствах оказывается более желанной, а поражение - более досадным и неприятным. Активное участие третьих лиц в дискуссии с демонстрацией симпатий и антипатий, с приведением аргументов, использованием насмешек и острот в пользу фаворита еще сильнее катализирует конфликт.
Итак, анализ примеров показывает, что спор представляет собой словесное состязание, естественным результатом которого является оказание воздействия на когнитивный и эмоциональный модусы собеседника. Эта характеристика позволяет отнести спор к основным категориям общественного взаимодействия и установить его непосредственную связь с социальной когницией.
Когнитивная модель спора включает в себя целый ряд базовых элементов, определяющих специфику данного вида коммуникации: начало (ситуация, в которой возникает конфликт) и завершение спора; посторонние наблюдатели, которые в активной или пассивной форме оказывают воздействие на ход и кульминацию дискуссии; вербальные и невербальные способы убеждения (синто-ны и конфликтогены, психологические уловки, разнообразные экспрессивные средства языка).
Данные, полученные в результате когнитивно-прагматического анализа ситуации спора, могут служить дополнением стратегии построения моделей других носителей социальной когниции (угрозы, клеветы, упрека и др.).
1. Блох М.Я. Теоретические основы грамматики. 2-е изд., испр. М., 2000.
2. Кубрякова Е.С. Язык и знание: На пути получения знаний о языке: Части речи с когнитивной точки зрения. Роль языка в познании мира / Рос. академия наук; Ин-т языкознания. М., 2004.
3. Рябцева Н.К. Язык и естественный интеллект / РАН. Ин-т языкознания. М., 2005.
4. Демьянков В.З. // Вопр. языкознания. 1994. № 4. С. 17-33.
5. Болдырев Н.Н. Когнитивная семантика: курс лекций по английской филологии. Тамбов, 2002.
6. Иссерс О. С. Коммуникативные стратегии и тактики русской речи. М., 2002.
7. Баранов А.Г. // Проблемы речевого воздействия: материалы Всерос. науч. конф. / ред. Л.Б. Савенкова. Вып. 1: Речевые цели и средство их реализации Ростов н/Д, 1996. С. 5.
8. Lakoff R. T. // Analyzing discourse: text and talk / Tannen D. (Ed.). Georgetown University Press, 1982. P. 25-42.
9. Баранов А.Н., Крейдлин Г.Е. // Вопр. языкознания. М., 1992. № 2. С. 84.
10. Zarefsky D. II Text in Context: Critical dialogues on significant episodes in American political rhetoric. Hermagoras Press, 1989. P. 20.
11. Lakoff G., Johnson M. Leben in Metaphern. Zweite, korrigierte Auflage. Heidelberg: Carl-Auer-Systeme Verlag, 2000. S. 12.
12. Поварнин С.И. II Вопр. философии. М., 1990. № 3. С. 5l-133.
13. СедовК.Ф. II Жанры речи. Саратов, 199l. С. 188-194.
14. Блакар Р. // Язык и моделирование социального воздействия. М., 1987. С. 124.
15. Трошина Н.Н. // Речевое воздействие в сфере массовой коммуникации. М., 1990. С. 68.
16. Поварнин С.И. // Вопр. философии. М., 1990. № 3. С. 70.
Поступила в редакцию 25.09.200б г.
ШАРЛЬ ПЕГИ О СМЫСЛЕ И ЗАДАЧАХ НАУКИ О ЛИТЕРАТУРЕ И ЛИТЕРАТУРНОЙ КРИТИКИ П.Б. Карташев (протоиерей Павел Карташев)
Kartashev P.B. Sharle Pegy about the meaning and tasks of the literary science and literary critique. During recent years the translated works by Sharle Pegy, the thinker, poet and publicist have been published. Pegy was a confirmed opponent of the application of positivist research methods in art and literature. In some of his essays he polemizes with materialistic and positivists’ trends and methods which in 1900-1910s determined the priority in research work of literary historians’ of Paris University. He sees the meaning and tasks of literary science and literary critique not in the accumulation of facts commenting on the content of literary works but in achieving such comprehension of the work that could involve the researcher into further analysis of the text than mere revelation of reasons and conditions of its creation, but could reveal the meaning of the text and with that discovery would enrich the life of the researcher, a student-philologist or an ordinary reader.
В начале XXI в. к русскоязычному читателю приходят произведения Шарля Пеги (1873-1914) [1-2] - своеобразного французского мыслителя, поэта и эссеиста, причисляемого к деятелям западноевропейского Католического возрождения ХХ в., к философам, повлиявшим на формирование доктрины неотомизма. Пеги был личностью разнообразно одаренной, но волевой и цельной; во всем, чему он со страстью отдавал себя - политике, литературе, религии или философии, истории своей любимой и единственной Франции - проявляется его мировоззрение. Изучение какой-либо из сторон его творчества выявляет художника и мыслителя в целом. Сам Пеги придавал большое значение своим литературно-критическим высказываниям и мнениям, считая отечественную словесность хранительницей национальных ценностей и традиций, воспитательницей ума и вкуса.
Поводом к написанию эссе Шарля Пеги «Виктор-Мари, граф Гюго», в котором литературно-критические взгляды автора нашли свое самое полное и итоговое выражение, послужил конфликт между Пеги и Даньелем
Алеви. Алеви - литератор, публицист, сотрудник ряда парижских журналов, печатавшийся у Пеги в его «Двухнедельных тетрадях», - усмотрел в одном из текстов Пеги «оскорбительные» для себя слова. К улаживанию конфликта, одно время грозившего разразиться дуэлью, Пеги и общие друзья поссорившихся приложили немалые усилия, а Пеги, сверх прочего, начал составлять ответ, который должен был устранить возникшее непонимание со стороны Алеви, уверить его в том, что Пеги не предполагал намеренно оскорбить своего приятеля и сотрудника и что он готов как принести извинения, так и специально опубликованным текстом восстановить согласие. И действительно, из кратких поначалу объяснений и извинений, принесенных Пеги, выросло пространное произведение, открывающееся напоминанием об общих симпатиях и интересах, относящихся, что характерно для соперников, к культуре, к литературе в частности, и корнями уходящих в общее прошлое Пеги и Але-ви, в их молодость, что пришлась на восьмидесятые-девяностые годы XIX в. И хотя они,
