CC BY
157
УДК 947(47):34
УПАДЫШЕВ Николай Васильевич, кандидат исторических наук, доцент кафедры менеджмента Коряжемского филиала Поморского государственного университета имени М.В. Ломоносова. Автор 17 научных публикаций, в т. ч. одной монографии
СПЕЦПОСЕЛЕНЦЫ В СЕВЕРНОМ КРАЕ:
КОНЦЕПТУАЛЬНОЕ ВИДЕНИЕ ПРОБЛЕМЫ*
Часть 2. «Кулацкие» семьи в спецпоселках
ГУЛАГ, спецпоселенцы («кулацкие» семьи) в Северном крае, их расселение, трудовое использование, социально-бытовое и правовое положение
Широкомасштабная депортация крестьян в отдаленные районы страны в 1930 г обусловила трансформацию переселенческой политики советского государства - вместо традиционной, основанной на принципе добровольности политики переселения и колонизации неосвоенных территорий доминантной стала спецколонизация, т. е. принудительное переселение огромных масс людей в экономически слаборазвитые и малонаселенные регионы страны с целью их хозяйственного освоения. В качестве объекта спецколонизации использовались массы людей различных социальных слоев, профессий, рода занятий, пола, возраста, национальности и т. п. - спецконтин-гент (заключенные, спецпереселенцы, административно высланные, депортированные народы и др.). В Северном крае (по состоянию на 1 июня
1930 г.) к 105 832 лагерным заключенным, отбывавшим срок наказания в Соловецком и Северных лагерях особого назначения, прибавилось 230 065 высланных в феврале-апреле 1930 г. «кулаков», что суммарно составило около 13% от численности населения края1.
Принудительно-репрессивный характер выселения «кулацких» семей и неспособность центральных и региональных органов власти обеспечить им элементарные условия существования в местах временного проживания привели к тому, что из общего числа высланных в Северный край в 1930 г. раскулаченных (230 370 человек) лишь 103 970 человек (45,1%) оказались в районах постоянного местожительства. Многие совершили побег (39 743 человека) или умерли (21 213 человек)2 .
* Продолжение. Начало см.: Вестник Поморского университета. Серия «Гуманитарные и социальные науки». 2005. № 2(8). С. 24-33.
Государство, осуществив на данном этапе деструктивную карательно-репрессивную составляющую политики раскулачивания (с изъятием из деревни «классово чуждого элемента» и ликвидацией их хозяйств были разрушены экономические и социокультурные основы жизнедеятельности данного слоя крестьянства), не сумело обеспечить освоенческо-колонизационную составляющую (социально-бытовое и хозяйственное обустройство спецпереселенцев в местах их постоянного проживания), поставив тем самым огромные массы депортированных крестьян на грань физического выживания.
Передача ОГПУ летом 1931 г. всех функций по обслуживанию спецпереселенцев свидетельствовала о том, что в ситуации, когда органы Советской власти оказались не способными реализовать задачи по обустройству выселенных «кулацких» семей, сталинское руководство решило прибегнуть к чрезвычайным мерам, задействовав органы ОГПУ с их методами и опытом работы со спецконтингентом. Данный акт (после подчинения ОГПУ в 1929 г. исправительно-трудовых лагерей) стал следующим шагом, значительно укрепившим позиции и роль репрессивно-карательных органов в советской системе власти и, прежде всего, Главного управления лагерей, непосредственно осуществлявшего руководство системой лагерей и спецпоселений. К 212 000 лагерных заключенных (по состоянию на 1 января 1931 г.)3, находившихся в ведении ГУЛАГа, прибавилось
1 427 539 спецпереселенцев (по состоянию на
15 августа 1931 г.)4. По существу, данное ведомство стало основным «держателем» огромной массы дешевой рабочей силы, основу которой в начале 1930-х гг. составляли спецпересе-ленцы.
Доминирование в гулаговском контингенте в начале 1930-х гг. спецпереселенцев обуславливалось как политическими (репрессии в отношении «кулацких» семей как «классово чуждых элемен-
тов»), так и экономическими (спецколонизация) приоритетами государства. Гораздо меньший удельный вес лагерных заключенных в системе принудительного труда объяснялся также, во-первых, незначительным числом осужденных, которых надлежало содержать в лагерях и, во-вторых, отсутствием широкого фронта работ, где их труд мог быть применен: форсированная индустриализация в то время еще только разворачивалась. Поэтому в первой половине 193 0-х гг. (особенно в 1931-1933 гг.) основным направлением работы ГУЛАГа стало решение проблем, связанных с обеспечением жизнедеятельности спецпереселен-цев (организация труда спецпереселенцев, обустройство и закрепление их в местах постоянного расселения).
ОГПУ возложило всю вину за провал в обустройстве и трудовом использовании спецпереселенцев в предшествовавшие полтора года на региональные советские и хозяйственные органы, что во многом соответствовало действительности. Однако такой подход не отражал всей сложности проблемы. Осуществление политики сплошной коллективизации и раскулачивания совпало по времени с новым районированием страны, сопровождавшимся неизбежными в таких случаях издержками. Формирование и становление вновь образованных региональных и местных органов власти обусловило неразбериху и рассогласованность в их действиях, что, безусловно, отрицательно сказалось на реализации такой масштабной акции как депортация раскулаченных семей. Это в полной мере относилось и к образованному в январе 1929 г. Северному краю, где ситуация усугублялась и происходившей в это же время реорганизацией треста «Северолес» - основного «потребителя» спецпереселенческой рабочей силы в регионе.
С целью упорядочения и нормализации отношений с хозяйственными субъектами, использовавшими спецпереселенцев в качестве рабочей
силы, ОГПУ разработало ряд нормативных документов, которыми стали руководствоваться региональные и местные органы власти. В данном случае ОГПУ выступило в качестве своеобразного «защитника» интересов спецпереселенцев от произвола хозяйственных организаций. Такая позиция объясняется ведомственными интересами ОГПУ, которое было заинтересовано в рационализации трудового использования предоставляемой хозяйственным и другим организациям рабочей силы, т. к. от этого зависело материальное положение спецпереселенцев (а значит, и уровень их трудоспособности) и выполнение поставленных перед ОГПУ задач по освоению отдаленных районов страны.
Содержание постановления СНК СССР от
16 августа 1931 г. «О спецпереселенцах» дает основание полагать, что к лету 1931 г. в высших эшелонах власти сформировалось понимание того, в каких направлениях и каким образом необходимо вести дальнейшую работу со спецпереселен-цами. Значение данного документа заключалось также в том, что, дав конкретные поручения ведомствам, задействованным в работе со спецпе-реселенцами, СНК СССР в значительной степени устранял межведомственные разногласия и обеспечивал координацию их деятельности. Получив директивные указания сверху, более целенаправленно и результативно стали действовать местные органы власти. Одновременно с этим усилился партийный и административный нажим на организации, задействованные в работе со спец-переселенцами. Дальнейшая разработка нормативной базы, регулировавшей социально-экономическое и правовое положение спецпереселенцев, происходила спонтанно, по принципу целесообразности и, как правильно указывает пермский историк А.Б. Суслов, волюнтаристски5. Ее основу составляли подзаконные акты (приказы, распоряжения, меморандумы, инструкции ОГПУ-НКВД, ГУЛАГа), имевшие по существу не правовой, а режимный характер.
Анализ динамики численности спецпереселенцев в Северном крае показывает, что уже к 1932 г. произошло ее значительное сокращение. Всего в 1930-1931 гг. в регион была выселена 58 271 «кулацкая» семья (с учетом внутрикраевого переселения - 3 061 семья) или около 275 тыс. человек (15,2% от всего числа депортированных «кулаков» в стране), из которых абсолютное большинство прибыло в край в 1930 г. - 230 370 человек (46 623 семьи). На учете же в 1932 г. состояло лишь 120 509 (9,2%), в 1933 г. - 112 266 человек (9,8%). В последующие годы численность спец-поселенцев в крае и их удельный вес в общем количестве в стране оставались относительно стабильными: в 1934 г. - 79 537 человек (7,4%), в 1935 г. - 71 932 (7,1%), в 1936 г. - 70 774 (7,7%), в 1937 г. - 65 075 (7,4%) (все данные по состоянию на 1 января6).
Такая динамика численности спецпоселенцев в Северном крае была обусловлена, во-первых, большим числом бежавших и умерших спецпосе-ленцев. Всего в 1932-1937 гг. умерло 25 866 человек, из них абсолютное большинство (15 355 человек) - в 1933 г. За этот же период совершили побег 85 830 спецпоселенцев, из них было возвращено в места поселения 37 278 человек (43,4%)7. Во-вторых, изменился вектор спецпереселенчес-кой политики - основная масса выселяемых направлялась в другие регионы страны (Сибирь, Казахстан, Дальний Восток и др.).
Число спецпоселенцев, прибывших в Северный край в 1932-1937 гг., составило всего 27 414 человек. Большинство из них прибыло в 1933 г. (16 659 человек), что, в основном, явилось следствием применения принятых в 1932 г. законов об охране государственного имущества (7 августа) и о введении паспортной системы (27 декабря)8. В ходе реализации этих законов репрессиям и выселению в спецпоселки подвергались не только жители деревни, но и городской «деклассированный элемент». С введением в 1932 г. для некото-
рых категорий заключенных практики замены отбывания наказания в лагерях на высылку в спец-поселки одним из источников пополнения контингента спецпоселенцев стали исправительно-трудовые лагеря.
Установившуюся с 1933 г. в системе спецпо-селений стабильность и устойчивость многие исследователи обоснованно связывают с появлением инструкции ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 8 мая 1933 г. «О прекращении массовых выселений крестьян, упорядочении производства арестов и разгрузке мест заключения», запретившей массовые депортации крестьянства и допускавшей выселение «только в индивидуальном и частном порядке и в отношении только тех хозяйств, главы которых ведут активную борьбу против колхозов и организуют отказ от сева и заготовок»9.
На наш взгляд, данная ситуация, характеризовавшаяся ослаблением репрессий в отношении крестьянства, обуславливалась сложившимся в то время социально-экономическим и политическим положением в стране. С реализацией к 1933 г. намеченных политикой сплошной коллективизации и раскулачивания целей, в деревне вместо самостоятельных индивидуальных крестьянских хозяйств были образованы колхозы, которые организационно и функционально находились в зачаточном состоянии. Это требовало на данном этапе приоритетности не деструктивной, а конструктивно-созидательной составляющей, успешное осуществление которой было невозможно без стабилизации обстановки в стране. Кроме того, накопившаяся в обществе после нескольких лет «великих потрясений» психологическая и моральная усталость людей была чревата негативными для власти последствиями. Все это обуславливало необходимость ослабления репрессий со стороны государства.
С другой стороны, выселив огромные массы людей в отдаленные районы страны и «увязнув» в решении проблем их социально-бытового и тру-
дового обустройства, руководство государства (особенно на региональном уровне) уже «выдохлось» и было неспособно осуществить новые масштабные принудительные переселения людей. Для этого не хватало ни материальных, ни финансовых, ни кадровых ресурсов. Тем более что необходимо было обеспечить элементарные социально-бытовые и хозяйственные условия для тех, кто уже находился в спецпоселках. Наряду с этим, развернувшаяся во второй половине 1930-х гг. форсированная индустриализация потребовала привлечения более мобильной, чем осевшие в местах расселения «кулацкие» семьи, рабочей силы. Поэтому приоритет в реализации новых народнохозяйственных задач был отдан другой категории спецконтингента - лагерным заключенным.
Вместе с тем, следует отметить, что директива-инструкция ЦК ВКП(б) и СНК СССР от
8 мая 1933 г. ни в коем случае не отменяла репрессии как таковые - такая цель и не ставилась. Она лишь ограничила и упорядочила их. Депортации сельских жителей и других слоев населения продолжались и в последующие годы, но уже в виде локальных и «точечных» акций - «в индивидуальном и частном порядке».
Предпринятая в соответствии с постановлением СНК СССР от 20 апреля 1933 г. акция «Об организации трудовых поселений ОГПУ» по переименованию спецпоселений в трудпоселения, а спецпереселенцев в трудпоселенцев, как совершенно правильно отмечает С.А. Красильников, отражала «очередной виток в сталинской репрессивной политике», расширившей социальные рамки репрессий» - на спецпоселение стали высылаться не только крестьяне, но и другие слои населения10 . Этот шаг также свидетельствовал об изменении направленности спецпереселенческой политики - приоритетной стала не высылка в отдаленные районы новых масс людей, а решение колонизационно-освоенченских задач и рациона-
лизация уже функционировавшей системы спец-поселений.
К середине 193Q-K гг., несмотря на то, что многие проблемы социально-бытового положения трудпоселенцев оставались нерешенными, система спецпоселений стабилизировалась. В Северном крае абсолютное большинство трудпо-селенцев работало в лесной промышленности, часть из них состояла в нетрудовых сельскохозяйственных артелях, некоторые занимались различными промыслами. Многие трудпоселенчес-кие семьи имели приусадебные участки и подсобные хозяйства.
С 1936 г. после завершения работ по устройству трудпоселенцев все хозяйственные функции в системе спецпоселений постепенно передавались в ведение краевых и областных органов, что было обусловлено изменением приоритетов: основные силы и средства ГУЛАГа переключались на лагерную систему, которая во второй половине 193Q^ гг. стала быстро разрастаться.
В контексте исследования проблемы трудового использования спецпоселенцев весьма важным является выявление причин такого феномена, как более высокие, чем в колхозах, производственные показатели многих неуставных сельскохозяйственных артелей. С.А. Красильников, соглашаясь с доводами В.Я. Шашкова, объясняющего это явление более высокой мотивацией к труду у спецпоселенцев, чем у колхозников, обоснованно считает их недостаточными. В качестве важнейшего фактора, обусловившего этот феномен, он совершенно правильно отмечает то, что неуставные артели, будучи «приписанными» к ОГПУ-ИКВД, находились внутри карательной системы, которая имела особые условия хозяйствования (льготная система кредитования, отсрочки платежей, периодическое списание по ходатайству HK^O^ задолженностей и т. д.)11. Действительно, такая практика в деятельности неуставных артелей имела место. Кроме того, в
качестве причин повышенной мотивации трудпоселенцев к труду С.А. Красильников совершенно правильно указывает на то, что труд, даже в принудительной форме, давал шанс выжить им и их семьям, а «ударнический» труд являлся фактически единственным средством досрочного восстановления трудпоселенцев в гражданских правах12. При этом следует подчеркнуть, что данное явление было характерно не только для тех, кто занимался сельским хозяйством, но и для работавших в других отраслях народного хозяйства, и что на «защиту» трудпоселенческих артелей вставал не только ИКВД, но и региональные органы власти.
^ряду с другими мотивациями, важную роль играл психологический фактор. Оказавшись в новых (политических, социально-экономических, природно-географических, климатических и др.) условиях жизнедеятельности, оторванные от привычной среды, спецпоселенцы вынуждены были во многом руководствоваться инстинктом сохранения себя, своей семьи и продолжения рода. В этой ситуации особое значение имел тот фактор, что основная масса высланных «кулаков» находилась в спецпоселках со своими семьями, что побуждало их напрягать все свои физические, умственные и духовные силы, чтобы создать более благополучные условия жизнедеятельности своей семье. Подобного стимула не было у заключенных, поэтому их труд был менее результативен и эффективен.
В исследовании спецпоселенческой проблематики важным является осмысление вопроса о «трудовом перевоспитании» данной категории спецконтингента. В современной отечественной историографии большинство исследователей утверждают, что никакого «трудового перевоспитания бывших кулаков» не было13. В частности, С.А. Красильников указывает на то, что формула «трудового перевоспитания бывшего кулачества» являлась «не чем иным, как пропагандистским
прикрытием и оправданием беззакония и произвола в отношении экспроприированных и высланных крестьянских семей»14.
H возражая против данной позиции, в то же время следует отметить, что само по себе отрицание тезиса о «трудовом перевоспитании» спец-поселенцев мало что дает для понимания факторов, обусловивших изменение их мировоззренческого и морально-психологического облика. Ведь вполне очевидно, что трудпоселенцы второй половины 193Q-K гг. в основной своей массе в значительной степени отличались от спецпереселенцев начала 193Q-K гг. Большая часть «бывших кулаков» к концу 193Q^ гг. характеризовалась проявлением конформизма и лояльности к существовавшему политическому режиму, что свидетельствовало о принятии спецпоселенцами навязанных им дискриминационных «правил игры». Свою роль сыграли репрессивные меры (изъятие из спецпо-селков и изоляция в лагерях), применяемые в отношении «контрреволюционного элемента», особенно глав семей, которые рассматривались властью как носители старых («чуждых») представлений, ценностей и установок. Репрессии являлись также средством запугивания спецпоселенцев. Определенную роль в изменении облика «бывших кулаков» сыграла идеологическая обработка спецпоселенцев (особенно молодежи). Безусловно, данная проблема представляется гораздо более сложной, требующей особого внимания и специальной исследовательской работы.
В истории «кулацкой ссылки» важным аспектом является определение и оценка статуса и правового положения спецпоселенцев. В исследовании данной проблемы необходимо исходить из принципа историзма - соизмерять уровень свободы (несвободы) спецпоселенцев в различные периоды их жизнедеятельности, а также соотносить характеристику и оценку их положения с положением других категорий спецконтингента и советского народа в целом. Кроме того, важным явля-
ется анализ положения различных групп, существовавших внутри «кулацкой ссылки».
№ начальной стадии функционирования спец-переселенческой системы правовое и статусное положение спецпереселенцев было неопределенным. Положение «лишенцев» (лишенных по Конституции РСФСР 1918 г. избирательных прав), в котором фактически оказались спецпереселенцы, автоматически влекло за собой ограничение и дискриминацию в других сферах жизни. Отсутствие необходимой нормативной базы вынуждало краевые и областные органы власти брать на себя разработку и принятие документов, регулировавших жизнедеятельность спецпереселенцев.
Лишь с принятием постановления Президиума ЦИК СССР от 3 июля 1931 г. был определен порядок восстановления в гражданских правах выселенных «кулаков» - спецпереселенцы могли стать полноправными гражданами и получить право избирательного голоса по истечении пяти лет с момента их выселения. Однако такая возможность для них ограничивалась двумя существенными условиями: «а) если они в течение этого срока на деле докажут, что прекратили борьбу против организованного в колхозы крестьянства и мероприятий Советской власти, направленных на подъем сельского хозяйства; б) если они покажут себя на деле честными и добросовестными тру-жениками»15.
«Временное положение о правах и обязанностях спецпереселенцев, об административных функциях и административных правах поселковой администрации в районах расселения спецпереселенцев», принятое ОГПУ 25 октября 1931 г., несмотря на наличие в нем раздела о правах спец-переселенцев, никоим образом не меняло правового положения «бывших кулаков», т. к. имело обязывавший и регламентировавший все стороны их жизнедеятельности характер. Временное положение ОГПУ в значительной степени ограничивало многие гражданские и личные права спец-
1S
переселенцев. Важнейшей дискриминационной нормой являлось запрещение спецпереселенцам и их семьям «менять как место жительства, так и квартиру» без разрешения комендатуры. Более того, они не имели права без разрешения комендатуры отлучаться за пределы поселка, «за исключением тех случаев, когда отлучка связана с посещением мест работ, указанных комендатурой ОГПУ». Выбор места и вида работ также был прерогативой органов ОГПУ16. Тем самым, спецпереселенцы оказались прикрепленными не только к месту проживания, но и к определенной работе, что ставило их в положение крепостных крестьян и свидетельствовало об архаизации правовых отношений в системе спецпоселений.
Пермский исследователь А.Б. Суслов, сравнивая положение спецпереселенцев и заключенных в начале 193 0-х гг., отмечает, что «спецпере-селенец явно стоял на нижней ступени советской общественной иерархии» и в этом смысле был в худшем, чем заключенные положении, т. к. «заключенный <•••> все же имел стабильный и физиологически удовлетворительный паек, одежду и жилье, а также пользовался своими лагерными “правами”»17 .
На наш взгляд, данный тезис не бесспорен. Если в отношении бытовых условий и продовольственного обеспечения с этим можно в определенной степени согласиться, то, что касается меры свободы (точнее несвободы) указанных категорий спецконтингента, вывод А.Б. Суслова требует уточнения. И спецпереселенцы и заключенные находились в положении, имевшем, по существу, режимный характер. Однако условия режима основной массы заключенных были гораздо более жесткими, чем у спецпереселенцев. Первые содержались в полной изоляции, их трудовая деятельность жестко регламентировалась и контролировалась. Исправительно-трудовые лагеря уже в начале 1930-х гг имели достаточный штат сотрудников (и негласных осведомителей), кото-
рые позволяли обеспечивать полный контроль и надзор за жизнедеятельностью заключенных. Это создавало благоприятную почву для произвола и ущемления «прав» лагерных заключенных. В спецпоселках же в этот период ситуация была несколько иной. Здесь остро ощущалась нехватка сотрудников комендатур и милиционеров, многие из них не имели необходимой квалификации и не соответствовали своим должностям. Поэтому они не могли обеспечить надлежащий контроль за обеспечением режимных требований, следствием чего стало массовое бегство «бывших кулаков» из спецпоселков. В случае нарушения режима самым суровым наказанием для спецпересе-ленцев обычно являлось заключение их в исправительно-трудовые лагеря, т. е. снижение их статуса до положения заключенного. ^льзя также забывать, что основная масса спецпереселен-цев проживала совместно со своим семьями, что позволяло в морально-психологическом плане легче, чем заключенным, переносить тяготы жизни.
В последующие годы разработка нормативной базы, регулировавшей правовое положение спецпоселенцев, происходила на тех же принципах спонтанности, волюнтаризма и доминирования подзаконных актов. Она содержала нормы как расширяющие, так и сужающие реальные возможности улучшения правового положения спецпоселенцев.
Установленный Постановлениями Президиума ЦИК СССР от 27 апреля и 3 мая 1932 г порядок досрочного восстановления в правах спецпе-реселенцев касался лишь части спецпереселен-цев - тех, кто выполнял и перевыполнял нормы выработки и проявлял лояльность к Советской власти (в основном, молодежь). Однако даже эта малая возможность на досрочное восстановление в правах в значительной степени ограничивалась директивой ОГПУ от 5 мая 1932 г., потребовавшей от своих полномочных представительств принятия мер по «добровольному» закреплению вос-
становленных в правах спецпереселенцев на предприятиях, где они работали, что являлось, по существу, скрытой формой спецколонизации. Вполне очевидно, что в этой ситуации местные органы ОГПУ стали увязывать применение нормы по досрочному восстановлению в правах спецпере-селенцев не только с их производственными показателями и лояльным отношением к политическому режиму, но и с их намерениями дальнейшего проживания в районах расселения.
^смотря на административное и пропагандистское давление, большинство восстановленных в правах трудпоселенцев не желало оставаться в местах расселения: в Северном крае на 1 ноября 1934 г. из 9 621 человека, восстановленного в гражданских правах, лишь 968 (1Q,1%) остались в местах поселения18.
Это ставило под угрозу срыва спецколониза-цию отдаленных районов страны и выполнение производственных программ хозяйственных организаций, «завязанных» на использование принудительного труда трудпоселенцев. Ситуация усугублялась истечением пятилетнего срока пребывания на спецпоселении «кулаков», высланных в 193Q г., значительная часть которых могла попасть под действие постановления ЦИК СССР от 3 июля
1931 г. (восстановление в гражданских правах), что, несомненно, привело бы к еще большему оттоку спецпоселенцев. Данное обстоятельство обусловило принятие инициированного HKBД постановления ЦИК СССР от 25 января 1935 г., запретившего восстановленным в гражданских правах выезд с мест поселения.
Введение данной нормы коренным образом изменило положение трудпоселенцев. Как правильно отмечает В.И Земсков, для них теперь сам факт восстановления в правах мало что менял в их жизни, за исключением снятия некоторых ограничений по передвижению, выбору работы и места жительства внутри «кулацкой ссылки»19. По существу, трудпоселенцы определялись на бес-
срочное пребывание в местах расселения и лишались перспективы возвращения на родину, а восстановление их в гражданских правах стало формальным актом. Hичего существенно в положении основной массы трудпоселенцев не изменилось и после провозглашения их полноправными гражданами по Конституции СССР от 5 декабря 1936 г., т. к. не отменялась норма, запрещавшая им выезд с мест поселения.
Эволюция правового положения спецпоселен-цев, обусловленная государственной политикой, направленной на использование данной категории спецконтингента в реализации задач спецколони-зации отдаленных и экономически неосвоенных районов страны, привела к формированию асси-метричной системы их прав и обязанностей (безусловное доминирование обязанностей над правами). При этом, если по социально-экономическому положению трудпоселенцы приблизились к гражданскому населению, то в отношении гражданских прав они продолжали оставаться в дискриминированном положении.
С изменением правового поля менялось также статусное положение спецпоселенцев. Если в начальный период существования «кулацкой ссылки» они были лишены всех гражданских прав и представляли собой однородную и бесправную социальную страту (маргиналы-«лишенцы») советского общества, то со временем внутри нее произошла статусная дифференциация. Во второй половине 193Q^ гг спецпоселенцы делились на две основные категории: восстановленные в гражданских правах и те, кто таких прав не имел. Следует также отметить особое (более привилегированное) статусное положение молодежи, что обуславливалось государственной политикой, направленной на отрыв молодежи от остальной массы «кулачества».
В контексте исследования данной проблемы важно отметить, что реальное положение спецпо-селенцев (как и всего советского народа эпохи
сталинизма) зависело не только от наличия определенных формальных прав, но и от того, насколько та или иная группа людей или конкретный человек были лояльны и приближены к власти и ее носителям. В советском обществе при низком уровне жизни основной массы населения и декларировании формальных атрибутов народовластия выделялись привилегированные группы, обладавшие значительными статусными и материальными преимуществами, не легализованными в законах. В системе спецпоселений к такой привилегированной категории относились трудпоселенцы, занятые в административно-управленческом аппарате комендатур, работавшие по специальности «квалифицированные кадры» (врачи, средний медицинский персонал, учителя, землеустроители и др.) и сексоты. Все они, в силу выполнения определенных, в том числе специфических, функций, оказывались приближенными к администрации комендатур и получали возможность пользоваться более лояльным
к себе отношением и дополнительными льготами. Такой порядок организации жизнедеятельности спецпоселений не только устраивал администрацию комендатур, но и активно ею насаждался, т. к. позволял контролировать ситуацию в местах расселения и манипулировать сознанием и поведением спецпоселенцев.
Депортация раскулаченных в отдаленные и малоосвоенные регионы страны самым непосредственным образом затронула Северный край, ставший пионером в расселении и хозяйственном обустройстве огромной массы людей. «Кулацкие» семьи, оказавшись в экстремальных природно-климатических и социально-бытовых условиях, вынуждены были смириться со своим дискриминированным положением и мобилизовать все свои силы, чтобы выжить. Принудительно используемые на тяжелых физических работах высланные «кулаки» стали важнейшим человеческим фактором в социально-экономическом освоении региона.
Примечания
1 Подсчитано по: ГАРФ. Ф. 9 414. Оп. 1. Д. 2 919. Л. 2-3; Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД, 1918-1939: док. и материалы: В 4 т. Т. 3: 1930-1934 гг., кн. 1: 1930-1931 гг. / под ред. А. Береловича, В. Данилова. М., 2003. С. 334; Шубин С.И. Северный край в истории России. Проблемы региональной и национальной политики в 1920-1930-е гг.: монография. Архангельск, 2000. С. 351.
2 Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД... С. 596-597.
3 Государственный архив Российской Федерации (далее - ГАРФ). Ф. 9 414. Оп. 1. Д. 1 155. Л. 1.
4 Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. С. 725.
5 Суслов А.Б. Спецконтингент советского тоталитарного общества: некоторые особенности социального и правового статуса (на примере Пермской области) // Права человека в России: прошлое и настоящее: сб. докл. и материалов науч.-практ. конф. Пермь, 1999. С. 50.
6 ГАРФ. Ф. 9 479. Оп. 1. Д. 89. Л. 207-212, 214; Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. С. 596.
7 Подсчитано по: ГАРФ. Ф. 9 479. Оп. 1. Д. 89. Л. 208-212, 214.
8 Там же.
9 Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание, 1927-1939: док. и материалы: В 5 т. Т. 3: конец 1930-1933 / под ред. В. Данилова, Р Маннинг, Л. Виолы. М., 2001. С. 746-750.
10 Красильников С.А. Серп и Молох: крестьянская ссылка в Западной Сибири в 1930-е годы. М., 2003. С. 24.
11 Там же. С. 12, 20.
12 Там же. С. 237.
Кабанова Л.В. Прямая демократия и централизация власти в России.
13 См.: ИвницкийН.А. Коллективизация и раскулачивание (начало 30-х годов). М., 1994. С. 241-242; ЗеленинИ.Е. [Рец. на сб. док.: Спецпереселенцы в Западной Сибири, 1933-1938. Новосибирск, 1994] // Отеч. история. 1996. N° 5. С. 197; Суслов А.Б. Спецконтингент в Пермской области, 1929-1953. Пермь, 2003. С. 7.
14 Красильников С.А. Указ. соч. С. 217.
15 Документы свидетельствуют: из истории деревни накануне и в ходе коллективизации, 1927-1932 гг. / под ред. В.П. Данилова, Н.А. Ивницкого. М., 1989. С. 464-465.
16 ГАРФ. Ф. 9 479. Оп. 1. Д. 3. Л. 132-139.
17 Суслов А.Б. Спецконтингент советского тоталитарного общества: некоторые особенности социального и правового статуса (на примере Пермской области) // Права человека в России: прошлое и настоящее: сб. докл. и материалов науч.-практ. конф. Пермь, 1999. С. 60.
18 ГАРФ. Ф. 9 479. Оп. 1. Д. 29. Л. 14.
19 ЗемсковВ.Н. Спецпоселенцы в СССР, 1930-1960 / Ин-т рос. истории. М., 2003. С. 64.
Upadyshev Nikolai
«SPECIAL» SETTLERS IN THE NORTHERN TERRITORY:
CONCEPTUAL VISION OF THE PROBLEM PART 2. «KULAK» FAMILIES IN THE «SPECIAL» SETTLEMENTS
The article undertakes interpreting the state’s policy as regards eviction of dispossessed «kulak» families to the Northern Territory, which came to be one of the pioneers in placing, economic, social-household everyday settling down, and application of their forced labour. It also analyses the problems of legal status of the «special» settlers.
Рецензент - ГолдинВ.И., доктор исторических наук, профессор, проректор по научной работе Поморского государственного университета имени М.В. Ломоносова
