CC BY
17УДК 17.026.2:316.3
СПЕЦИФИКА СОВРЕМЕННОЙ РОССИЙСКОЙ СОЛИДАРИЗАЦИИ
SPECIFIC FEATURES OF MODERN RUSSIA SOLIDARITY
В. Т. Жалкиев
V. T. Zhalkiev
Ключевые слова: солидарность, солидаризация, демократическое государство, российское социальное пространство Key words: solidarity, democratic state, Russia social space
The main objective of this article is to define the essential properties of solidarity phenomenology in the Russia social space. The study of such solidarity is carried out in interaction of the two scientific approaches: retrospective and actual. The purpose of the retrospective approach is to reveal the historical features of solidarity of the Russian society. In the course of the analysis of actual properties of the Russian solidarity its socio-cultural determinants are highlighted.
Раскрыты существенные свойства феноменологии солидарности в российском социальном пространстве. Исследование солидаризации осуществляется во взаимодействии двух ракурсов: ретроспективном и актуальном. Ретроспекция имеет своей целью выявление исторических особенностей солидаризации российского общества. В ходе анализа актуальных свойств российской солидаризации высвечиваются ее социокультурные детерминанты.
Феноменология солидарности в России имеет свои исторические корни, о которых уже написано немало научных работ. Один из современных исследователей солидарности - М. К. Зверев писал, что «для российского общества в его исторической ретроспективе феномен солидарности был вполне присущ. Носил он, впрочем, достаточно своеобразный характер, что, вообще говоря, характерно для любого общества. «...» мы определяем последнюю [солидарность] в российском обществе следующим образом. На наш взгляд, солидарность в России традиционно отличалась доминированием первого элемента её оснований - то есть, насилия «..»
Проблема заключается, по нашему убеждению, в том, что российское общество, выйдя в свое время из традиционного состояния, так и не перешло в состояние современное. В силу этого, солидарность в России традиционно более достигалась именно из-за насильственного элемента, но не исключительно. Советский период являет нам пример того, как общество консолидировалось почти в равной мере на идеологических и репрессивных основаниях. «Почти» - потому что идеологические основания, фактически, также внедрялись принудительным путем. «Запрет на критику власти» (С. Московичи) был повсеместен и всеобъемлющ, предлагалось «уверовать» в неё раз и навсегда. Тем не менее, имело место, на наш взгляд, и серьёзное встречное движение. «Власть идет сверху, но легитимность возникает снизу», согласно Веберу, и в этом смысле не стоит, по нашему мнению, во-первых, совершенно отрицать за русской ментальностью способность к конструктивным социальным действиям, во-вторых, стигматизировать естественное желание человека доверять собственной власти и рассчитывать на неё, в качестве чего-то порочного и являющего миру родовую «нерациональность» и «рабскую покорность» русского человека» [1].
Вышеописанная позиция по поводу исторической природы «российского» типа солидарности характерна тем, что солидарность в ней рассматривается как производная от реалий исторической ситуации. Мы же считаем, что солидарность - это атрибутивный элемент общественного. Другими словами, она не может «быть» или «не быть» по ситуации: она безусловна и первична в отношении всякого общественного феномена. Другое дело - ее феноменология. Здесь нам следует согласиться с коллегами, считающими, что в советское время солидарность осуществлялась в явном виде и провозглашалась ключевым принципом социального и политического взаимодействия. Объяснение тому - наличие достаточно устойчивой, хотя и в значительной степени надуманной, идеологической основы. В действительности, Советский Союз данным политическим модусом в полной мере обладал, равно как и любая тоталитарная политическая система, будь то национал-социализм, социализм в «советском» измерении или даже средневековое христианско-ориентированное государство. В данном случае несущественен режим: идеологической составляющей обладает и тоталитаризм, и авторитаризм, и демократия. Вопрос в степени устойчивости и проявленности идеологии, адекватности ей политического режима. Для демократического государства наиболее адекватен господствующий ныне в большинстве развитых демократических стран либерализм.
Переходя к анализу наличной солидарности в новой - демократической - России, мы оговоримся, что исследование феноменологии солидарности проводим в духовной, или социокультурной сфере современного российского общества.
С точки зрения М. К. Зверева, «социокультурная сфера общества - это то «поле», в котором формируются, функционируют, трансформируются смыслы, ценности, нормы, стереотипы, верования, определяемые общим понятием символической системы социума. Сфера, в которой возникают значения, является жизненно важной для любого социального образования, или, говоря языком Парсонса, для социальной системы любого уровня - от личности и семьи до нации и этнокультуры. Нет такого измерения общественных отношений, которое не получило бы предварительную санкцию со стороны действующей здесь символической системы «...» Естественно, что социальная солидарность также выступает феноменом в высшей степени символического порядка, испытывая на себе все изменения и потрясения, которые переживает в тот или иной момент социокультурная сфера общества. Солидарность в социокультурном измерении означает, прежде всего, наличие общей символической составляющей, включая идеологическую систему, разделяемую, по крайней мере, релевантным большинством членов общества, социокультурную преемственность, общность восприятия норм и ценностей, и общность исторической памяти. Именно в этом случае мы можем говорить о присутствии в обществе солидарности макросоциального уровня» [1]. Соглашаясь с коллегой в отношении первой части приведенной цитаты - определения значимости и содержания социокультурной сферы, мы вынуждены вступить с ним в заочную дискуссию по поводу его мнения о соотношении социокультурной сферы и солидарности. В действительности, по нашему мнению, не социокультурная, или символическая, сфера определяет содержание солидарности, но сама солидарность обусловливает существование общества во всех его сферах, в том числе и социокультурной. При этом, М. К. Зверев, с нашей точки зрения, совершенно прав, когда говорит о солидарности как о символической системе. Но это - лишь одна ее ипостась, а именно - феноменология, то есть солидарность как явление. Солидарность как сущностный атрибут общественного, подобно любому объекту онтологии, фактически неуловима. Однако зафиксировать ее нам позволяют соответствующие трансцендентальные способности. Таким образом, следует отличать солидарность как сущность от ее феноменологии. При дальнейшем анализе следует помнить, что большинство современных исследователей этого не учитывают, рассматривая солидарность в качестве производного явления на основе какого-нибудь иного начала: экономического, политико-идеологического и пр., то есть не как солидарность онтическую, но как ее феноменологию.
Разумеется, при анализе феномена современной российской солидарности любой наш соотечественник учитывает трансформационный или модернизационный контекст происходящих сегодня процессов. При этом, как заметила Н. Н. Зарубина в одной из своих статей, проблема модернизирующегося общества состоит не столько в отсутствии активных субъектов обновления, не в слабости достижительных ориентаций, индивидуализма, предпринимательской идеологии, но: 1) в неприятии обществом новых форм деятельности, их осуждении как разрушительных для нравственности, культуры, социальности; 2) в неинтегрированности новых видов деятельности в социокультурную систему; 3) в ограниченности их легитимности рамками иной системы ценностей, не усвоенной обществом, или узкой локальной структурной ниши, более или менее жестко противостоящей обществу - сословия, касты, этнорелигиозного меньшинства [2]. Усилению кризиса легитимности в культуре модернизирующегося общества сегодня способствует заимствование внешних принципов, идеологем и символов, сформированных в иной, чуждой нашей ментальности, социокультурной среде. На место подлежащих разрушению традиционных российских ценностей в ходе подражательной модернизации внедряются «атрибуты западной цивилизации, и прежде всего те, которые навязывает демонстрационный эффект - критерии потребления, элементы образа жизни, образ мышления, семантика аудиовизуальной сферы, культура досуга и гедонизма, а также внешние стандарты деловой культуры. Такие заимствования усиливают гетерогенность общества, разделяя элиты и прочие социальные группы на «прозападные» и «почвеннические», усугубляют имущественное неравенство, порождают идейно-нравственные конфликты и раскол поколений и различных групп общества» [2]. Перечисленные факторы порождают аномальную обстановку в социокультурной сфере и препятствуют реализации обусловленной самой природой общественного, солидарности. Последняя остается в слабо проявленном виде либо в псевдосолидаризационных контркультурных и националистических формах.
О псевдосолидарности. Рассматривая феномен «негативной мобилизации», рассуждает Л. Д. Гудков: «ввиду опасности утраты уже имеющегося или при отказе от значимых коллективных символов, что ведет к разрушению коллективной идентичности. Интеграция происходит не на основе позитивных представлений и мотивов действия, связанных с ценностными значениями человека,
потенциалом его развития, рафинирования этих способностей уже в качестве коллективных приобретений, а как раз ввиду «отсутствия» положительных значений человека, группы или сообщества в целом или признания их принципиальной невозможности в данный момент» [3]. Очевидно, что одним из наиболее значимых условий псевдосолидаризации при этом выступает аномия, характерная для обществ переходного состояния.
Данную проблему развернула в своих публикациях одна из наиболее значимых сегодня социально-философских мыслителей - В. Г. Федотова, сравнившая явление апатии на Западе и в России, отметившая, что в современном российском обществе доминируют лжеобразцы, сложившиеся на основе европейских и американских представлений о свободном человеке: «Трактовка индивида, включенного в анархический порядок, как адекватного западному, попросту неграмотна. Буржуазный автономный индивид в корне отличается от этого загнанного в угол одиночки. Западный индивид автономен, независим, инструментально рационален и персонально интегрирован. Анархический, негативно-свободный индивид не может быть автономным, является зависимым, ограничен в своей инструментальной рациональности, поскольку действует в море хаоса и персонально дезинтегрирован. Особенно напряженно складываются отношения самопомогающего себе негативно свободного индивида с другими. В философии уже отмечена необходимость учета в социальном анализе факторов, отсутствующих в непосредственной данности, но оказывающих на эту данность самое ощутимое влияние. Данный методологический феномен получил название «абсентеистской рациональности» [4]. В другой своей работе: «Российской склонности к
коллективизму и стихийно возникающей кооперации «другой» все более представляется источником опасности, а потому автономия мыслится не как самостоятельное целеполагание, а как изолированность. Анархия как тип порядка не способствовала формированию иных идентичностеи и интересов, кроме адаптации (выживания или обогащения)» [5]. С точки зрения В. Г. Федотовой, аномийное состояние современной России вызвано именно апатическим настроением основного актора общественных отношений - индивида. Данное настроение россиянина обуславливает аномический фон, сопровождающийся рядом социально-деструктивных явлений: «Наблюдается рост социальных дисфункций. Эксплуатация имеет место, но все более в России социальный конфликт идет по линии исключения больших слоев населения из социальной и экономической жизни. «...» Манипуляция сознанием на этапе слома коммунизма сначала политизировала людей, а затем деполитизировала, представив социальные процессы как квазиприродные, стихийно складывающиеся и не зависящие от человека. Если раньше казалось, что «хуже не будет», то теперь определяющий мотив поддержки статус-кво массами - «может быть хуже»» [6]. Работы В. Г. Федотовой не лишены идеологической составляющей, лейтмотив которой - критика неадекватных нашей культуре и деструктивных по своей сути установок неолиберализма: «Неолиберализм убеждал Запад и российских граждан, что сущность любого человека - стремление к максимизации удовлетворений и минимизации издержек. В стороне оставались проблемы моральности, социальности, солидарности. Экономическая машина должна была произвести все» [6]. В. Г. Федотова утверждает псевдосолидаризационную природу неолиберализма.
Не вступая в дискуссию с вышеуказанным автором по поводу моральной составляющей критикуемой ею идеологии, отметим лишь, что та форма, которую принял неолиберализм в «российском» сознании, к текущему моменту не стала по-настоящему эффективной, то есть актуализирующей социально-конструктивные солидаризационные установки и процессы. Данное положение дел отметили также В. И. Пантин и В. В Лапкин, считающие, что «в сознании большинства людей, формирующих высшие страты российского общества, сосуществуют установки и ориентации, несовместимые с формально-логической точки зрения и противостоящие друг другу в ценностном плане. Как, впрочем, они сосуществуют и в сознании большинства представителей массовых групп» [7].
Сложившаяся в социокультурной сфере российского общества аномийная ситуация усугубляется дискретностью общественного сознания, его межпоколенной и межкультурной разорванностью. Утрата солидаризационных образцов, которые представляют ценность для старшего поколения, далеко не всегда представляется значимой в сознаниях поколения нового. А. Веселова в связи с этим утверждает, что наметился культурный разрыв, который в итоге может привести к утрате единого культурного языка: «Вопрос «...» состоит в том, представляется ли современному российскому обществу подобная утрата значимой. Если полагать, что сохранение культурной памяти
- необходимое условие нормального развития общества, то данная проблема, безусловно, требует решения. Если же общество (или наиболее влиятельная его часть) видит свою задачу в том, чтобы полностью избавить молодежь от наследия прошлого, то остается лишь ждать, когда произойдет полная смена поколений» [8].
В свою очередь, О. А. Кармадонов в результате проведенного им эмпирического исследования уточняет категоризацию прерывистости социокультурной связи в сегодняшнем российском обществе, вводя понятие «обратных генерационных разрывов», представляющих собой ситуацию, при которой не молодое поколение, застав себя в незнакомом мире «когнитивно ужасается» и стремится к переопределению этого мира, а поколения среднее и старшее, которые «ужаснувшись» незнакомому миру, не тому миру, к которому они были подготовлены, вынуждены заново к нему приспосабливаться, обучаясь, при этом, в значительной степени у поколения младшего, в чем проявляются противоречия между адаптационными уровнями и возможностями различных поколений россиян [9].
Проблемы макросоциальной солидарности, испытываемые сегодня российским обществом, усугублены и глобальной тенденцией к социокультурной плюрализации современного мира вообще. С. А. Кравченко предпринимает попытку анализа данной ситуации с позиций нелинейной динамики. По его мнению, суть последней проявляется в непреднамеренном утверждении неопределенности, хаоса, иррациональности, в разрывах социума и культурной преемственности, парадоксах и кентавризмах общественного развития, а также в спонтанной активности самоорганизованных акторов, которым приходится иметь дело с игрой структур, превращающихся в открытые самоорганизующиеся системы. «В этих условиях знание отдельных индивидов и социальных групп может относиться к разным социокультурным пространствам и темпомирам, что имеет место в современном российском обществе» [10]. Мораль и культура, по мнению ученого, плюрализируются, становятся открытыми, все более подверженными нелинейной динамике.
Итак, солидарность в современном российском обществе остается в непроявленном виде. Данное положение дел связано, прежде всего, с радикальными трансформационными процессами, происходящими во всех жизнеобеспечивающих сферах нашей страны на протяжении последних двух десятилетий. Другим значимым фактором, обусловливающим непроявленность солидарности, выступает историческая традиция отделения власти от общества, а также дискретное состояние самого российского гражданского общества.
Список литературы
1. Зверев М. К. Особенности социальной солидарности в современном российском обществе: диссертационное исследование на соискание ученой степени кандидата философских наук по специальности 09.00.11 - Социальная философия. - Иркутск, 2009. - 168 с.
2. Зарубина Н. Н. Без протестантской этики: проблема социокультурной легитимизации предпринимательства в модернизирующихся обществах / Н. Н. Зарубина // Вопросы философии. -2001. - № 10. - С. 45-56.
3. Гудков Л. Б. Феномен негативной мобилизации / Л. Б. Гудков // Общественные науки и современность. - 2005. - № 6. - С. 45-57.
4. Кармадонов О. А. Эффект отсутствия: культурно-цивилизационная специфика/
О. А. Кармадонов // Вопросы философии. - 2008. - № 2. - С. 29-41.
5. Федотова В. Г. Апатия на Западе и в России / В. Г. Федотова // Вопросы философии. - 2005.
- № 3. - С. 3-19.
6. Федотова В. Г. Факторы ценностных изменений на Западе и в России / В. Г. Федотова // Вопросы философии. - 2005. - № 11. С. 3-23.
7. Лапкин В. В., Пантин, В. И. Политическое самоопределение российского общества / В. В. Лапкин, В. И. Пантин // Общественные науки и современность. - 2006. - № 4. - С. 78-87.
8. Веселова А. Ю. Советская история глазами старшеклассников / А. Ю. Веселова //
Отечественные записки. - 2004. - №5. - С. 126-131.
9. Кармадонов О. А. Социальная память и социализация / О. А. Кармадонов // Социология. -2007. - № 2. - С. 221-244.
10. Кравченко С. А. Гуманистическая концепция Т. Лукмана и нелинейные реалии российского общества / С. А. Кравченко // Социологические исследования. - 2006. - № 8. - С. 3-13.
Сведения об авторе
Жалкиев Валентин Тильманович, начальник научно-исследовательского отдела, Краснодарский университет МВД России, г. Краснодар, тел.: 89183937255, е-mail:
zhalkiev_777@mail. ru
Zhalkiev V. T., Head of Scientific-Research Department, Krasnodar University, Ministry of Internal Affairs of Russia, Krasnodar, phone: 89183937255, е-mail: zhalkiev 777@mail.ru
