CC BY
46
СПЕЦИФИКА РОССИЙСКОЙ КОМЕДИОГРАФИИ ПЕРВОЙ ТРЕТИ XIX ВЕКА : НЕКОТОРЫЕ АСПЕКТЫ
С.К. Кучигина
Ключевые слова: классицизм, сентиментализм, система персонажей, комедия, национальные традиции, драматургия, комедийное наследие, литературные направления, квинтэссенция. Keywords: classicism, sentimentalism, system of images, comedy, national traditions, drama, comedy heritage, literary schools, quintessence.
Развитие национальной комедии первых десятилетий XIX века протекало в обстановке взаимодействия различных литературных традиций. Российская комедиография, хотя и ориентировалась на европейские классицистические традиции, в ней постепенно формировались самобытные драматургические приемы и методы.
В творческих опытах российских комедиографов первой трети XIX века классицистические традиции несколько трансформируются, приобретая философско-социальное звучание, отражая основные морально-нравственные проблемы российской действительности. Центральный комедийный характер в литературных вариациях на тему «героя нашего времени» превращается в «доброго малого»: «Стародум: В самом деле! он только что дурной плательщик, худой родственник, лжец, игрок, насмешник и беспутного поведения, - а впрочем, конечно, добрый малый» [Загоскин, 1901, т. 11] (выделение наше - С.К.). М.Н. Загоскин представил социальный портрет человека, которого в современном ему обществе принято было считать «образцом для подражания», представляя достаточно в условном формате явно «недобрые» морально-этические качества.
Негодование по поводу того, что явное общественное зло в обществе «обеляется» особым пристрастием, звучит выразительно. Вельский - персонаж комедии М.Н. Загоскина «Добрый малый» - восходит к литературному архетипу - Тартюфу Ж.Б. Мольера. В основе обоих характеров - лицемерие и ханжество, но проявления этих качеств различны. Эта разница была обусловлена особенностями общественно -исторического уклада, отображенного в пьесах Загоскина и Мольера.
Во Франции XVIII века, с ее «вольными» нравами, с особым уважением относились к богослужителям. Сравним: « -Дамис: Ваш господин Тартюф - ловкач, в том нет сомненья... / -Г-жа Пернель: Он - праведник. Его благие наставленья /Душеспасительны... / -Дамис: Никто мне не внушит, ни даже мой отец, / Что праведник Тартюф. Он попросту шельмец... / -Г-жа Пернель: Не трудно угадать, чем разозлил он вас: / Он говорит в глаза всю правду без прикрас. / Он, лютый враг греха и чистоты радетель, / Клеймит безнравственность и славит добродетель...» [Мольер, 1986, т. 2, с. 26].
В российских аристократических кругах XIX века бытовало мнение, что «добрым малым» обеспечена хорошая репутация и успешная будущность, а, следовательно, благосклонное отношение к ним со временем окупится выгодными связями (это, к примеру, наблюдается в комедии А.С. Грибоедова «Горе от ума»). Маска благопристойных негодяев давала возможность мошенникам вторгнуться в сферы высокого общества и манипулировать влиятельными людьми, ловко играя на своей «безупречной» репутации, извлекая для себя выгоду. Моральноэтические принципы никогда не были строго прописаны; мнение общества, весьма переменчивое и необъективное, создавало условия для объяснения и оправдания любому аморальному поступку (например, Ладов в комедии Загоскина называет пороки «слабостями, недостатками»). Сравним: «-Ладов: Что ты, братец, перекрестись! Я не спорю, он имеет свои слабости, недостатки, но вместе с тем... воля твоя... спроси кого хочешь... в нем есть такое... он имеет... ну, одним словом, что ни говори, а он, право, добрый малый» [Загоскин, 1901, т. 11]. У Мольера: «-Клеант: ...Как этот человек забрал над вами власть? / - Оргон: ... Вот человек! Он... Он... Ну, словом, че-ло-век!...» [Мольер, 1986, т. 2, с. 26] (выделение наше - С.К.).
Герои Загоскина и Мольера встают перед сложной жизненной дилеммой: как соразмерить моральное и неморальное, как оценить низость и коварство, если эти качества проявляются в человеке, к которому общество проявляет всеобщую симпатию. Боязнь открыто высказать свое мнение, которое не вписывается в общепринятые рамки, порождает соблазн размыть такие общеэтические и моральные категории, как «порядочность», «честность», до всем понятных определений «добрый малый» и просто «человек» (эта проблема сохранения «человеческого» в человеке гениально отразится в «Г оре от ума» А.С. Грибоедова). «И награжденья брать, и весело пожить», «Ну как не порадеть родному человечку» - вот итоговые формулы новой жизненной философии, которую ловкачи смело предъявляют обществу. И об-
щество принимает условия игры, плохо представляя ее последствия. А те же, кто видит реальную угрозу такого «парада масок», - здравомыслящие персонажи (у Мольера это Клеант, у Загоскина - Стародубов, у Грибоедова - Чацкий) - объявляются сумасшедшими, попадают в разряд карбонарии. В этом величайшая трагедия общества, которую видели и которую «сопереживали» в своем творчестве наиболее дальновидные драматурги.
Развитие любовной коллизии традиционно являло на сцене двух любящих друг друга молодых людей и «доброго малого», который, претендуя на руку главной героини, сумел завладеть доверием «ослепленного» мнимыми добродетелями родителя. Как правило, характер главной героини, будучи однотипным, слабо очерчен. Это обусловлено самой образовательной системой, предписывающей молодым девицам во всем повиноваться своим родителям, что подавляло их собственную индивидуальность. В этом суть классического воспитания Франции
XVIII века и России XIX века: «-Оргон:...Образчик совершенств в Тартюфе обретя, / его вознаградить должны мы по заслугам: / Его полюбишь ты и назовешь супругом .../ -Марианна: Но его я вовсе не люблю. / -Оргон: Полюбишь, дочь моя, раз я тебе велю ... / -Марианна: Не властен ли отец над дочерью своею?» [Мольер, 1986, т. 2, с. 32-39]. Сравним у Загоскина: «-Софья: Ах, Пронский! я буду несчастлива, но, по крайней мере, стану утешать себя мыслью, что выполнила свою обязанность» [Загоскин, 1901, т. 11].
Присутствие элемента назидания традиционно, поэтому выделение некоторыми исследователями в творчестве М.Н. Загоскина в особую тематическую группу «комедии назидательной», на наш взгляд, не совсем правомерно. Морализация в чистом виде была присуща западноевропейским и русским произведениям эпохи классицизма; в отечественной комедиографии первой половины XIX века она приобрела особые черты за счет усиления сатирической направленности в пьесах, что, в свою очередь, было обусловлено возросшей общественной значимостью литературы.
Система персонажей эпохи классицизма предполагала четкое деление на положительных и отрицательных - иного и быть не могло, поскольку значительный формат сентенций и морализации требовал своего характерного воплощения. Таким образом, можно проследить за этапами литературного генезиса персонажей от Фонвизина к Грибоедову и т.д.
В русле классицистических традиций решается тема семейного произвола у Мольера: комедийные характеры в комедиях французско-
го комедиографа нередко становятся архетипами персонажей комедий Фонвизина, Загоскина, Грибоедова. Так, например, такой весьма колоритный персонаж, как г-жа Пернель, напоминает Простакову из «Недоросля» Д.И. Фонвизина или же Фондуклейкину из комедии «Репетиция на станции» Загоскина: «-Г-жа Пернель: Меня не ставят в грош, перечат, что ни слово. / Поистине для них нет ничего святого! / Все спорят, все орут, почтенья нет ни в ком. / Да это не семья, а сумасшедший дом! / -Дорина: Но... / -Г-жа Пернель: Милая моя! Я замечала часто, / Что слишком ты дерзка и чересчур горласта. / Советов не прошу я у нахальных слуг. /... / -Г-жа Пернель: Ты дурак, мой драгоценный внук, /А поумнеть пора - уж лет тебе не мало. /Я сына своего сто раз предупреждала, / что отпрыск у него - изрядный обормот, / С которым горюшка досыта он хлебнет... »[Мольер, 1986, т. 2, с. 16].
Проблема семейного произвола связана с морально-этической областью. В комедиографии того времени активно поднимаются проблемы лицемерия, деспотизма и жертвенности: семейный деспот и тиран ловко маскируется под невинную жертву, которой «все перечат, не ставят в грош», но все эти «обиды» чреваты последствиями, за них «даром не разделаешься». Сравним: « -Да за кого ты меня принимаешь, душенька? Умей с высокородной / Учтивым быть во всем, / .давай мне суд и расправу . я ведь, батюшка, сама бригадирша и за обиду моей чести со мной даром не разделаешься ...» [Загоскин, 1901, т. 12, с. 165].
Русские авторы первой половины XIX века неукоснительно соблюдают классические триединства: действия, места и времени. Приезд в дом, где происходит действие, какого-либо значительного лица, чаще всего, родственника, традиционно разрешал все узлы драматического конфликта и, в большинстве своем, являлся экспозицией. Как правило, этот персонаж, по ходу действия узнав обо всем, что делается в семье, способствует разрешению ситуации, ведущей к развязке конфликта (к примеру, у Загоскина в комедии «Добрый малый», «Благородный театр», «Урок холостым, или Наследники»). Подобный сюжетный поворот был использован Д.И. Фонвизиным в комедии «Недоросль», не обошел его стороной и А.С. Грибоедов в «Горе от ума».
Сюжетно-композиционное построение комедий соответствовало классицистическим принципам, основываясь на параллельном развитии двух интриг, одна из которых является стереотипной, любовной, а другая несет на себе идеологически заданную дополнительную смысловую нагрузку. Обе эти интриги не только дополняют друг друга, но и зависят одна от другой. К примеру, в «Комедии против комедии»
М.Н. Загоскина за водевильным сюжетом, в центре которого любовная интрига, прорисовывается идеологический конфликт - карамзинистов с А.А. Шаховским.
Кроме того, в комедиях традиционно присутствует мотив разоблачения, при помощи которого и осуществляется идейнохудожественный замысел автора, завершающийся развязкой (этот мотив станет сюжетообразующим звеном в комедиях Грибоедова и Гоголя). Имеются в виду комедии Загоскина «Комедия против комедии, или Урок волокитам», «Добрый малый», «Деревенский философ», «Роман на большой дороге», «Урок холостым, или Наследники». В анектодических сюжетах мотив разоблачения непосредственным образом связан с мотивом «невольного всеобщего заблуждения» относительно героя, которого приняли за ожидаемого (самой известной, в этом случае, является комедия Н.В. Гоголя «Ревизор», где интрига строится подобным образом). В комедии-водевиле Загоскина «Деревенский философ» князя Зарецкого принимают за знатного путешественника. В отличие от интриги, разыгранной в «Ревизоре», ситуация в «деревенском философе» спровоцирована, но розыгрыш удался, в поведении персонажей появляется подобострастность и приниженность. Загоскин как бы невольно делает вывод: сойти за «знатного человека», даже за «министра» можно, если выбрать нужный повелительный тон, размеренный темп речи, в речь включить слова возвышеннопоэтической лексики: «-Князь:...Очень благодарен. Впрочем, мне нужны одни лошади. / -Ландышев: Как он отвечает! О, он точно знатный человек!.. / -Князь:... Я не привык отказывать таким любезным просительницам. / -Ландышев: Просительницам? Он министр» [Загоскин, 1901, с. 20-22].
У Н.В. Гоголя в «Ревизоре» иначе: чтобы человека приняли за «значительное лицо», за «штуку», не надо даже принимать внушительный вид и произносить высокопарные фразы. Как раз наоборот: ни особое обращение, ни внешность, ни обстановка, а страх, навеянный слухами, - вот парадоксальная и сильнейшая мотивация для людей, всецело зависящих от воли начальствующего лица: «-Хлестаков: ...совсем не знал, чем заплатить. / -Городничий (в сторону): Да, рассказывай себе. (Вслух.) Осмелюсь ли спросить: куда и в какие места ехать изволите? / -Хлестаков: Я еду в Саратовскую губернию... / -Городничий (в сторону, с лицом, принимающим ироническое выражение). В Саратовскую гебернию! О! Да ты штука! (Вслух.) Да, приятная прогулка для ума и сердца...» [Гоголь, 1984, с. 228].
Комедия «Деревенский философ» была издана и поставлена в Москве в 1823 году, первая редакция «Ревизора» относится к 1836 году. Пагубное общественное явление в комедиях М.Н. Загоскина и Н.В. Гоголя представлено реалистично, причем у Н.В. Гоголя - точно подмечены и воспроизведены на сцене психо лого-эмоциональные национальные особенности русского характера, явленного через призму парадокса.
Классицизм с его просветительской идеологией в первой трети
XIX века значительным образом повлиял на формирование российских комедиографических традиций первой трети XIX века. Спектр «литературных разоблачений» в комедийных пьесах достаточно широк и вбирает в себя общественно-социальные и политические тематические, эстетико-культурные и воспитательно-образовательные тематические линии. В этом сказалось следование традициям зарубежной (в частности, французской) и отечественной драматургии (в особенности, драматургии Д.И. Фонвизина, который максимально старался приблизиться к воссозданию типичной обстановки конца XVIII века, добиться наибольшей выразительности в структуре комедийных характеров).
В Европе классицизм утверждался под знаменем просвещения, и эта государственная политика сумела в какой-то мере затмить все остальные государственные интересы, потребности. К достижениям просвещения западноевропейские люди из среднего сословия подходили с практической точки зрения. Главное, чтобы знания пригодились в повседневной жизни, а уж потом придали вес в обществе: « -Г-н Журден: ... А что за штука - логика? /-Учитель философии: Это наука, которая учит нас трем процессам мышления. -Г-н Журден: Уж больно слова-то заковыристые... Лучше что-нибудь позавлекательней. ... А про что она, эта самая этика? / -Учитель философии: Она трактует о счастье жизни, учит людей умерять свои страсти и... / -Г-н Журден: Нет, не надо.А физика это на счет чего? /-Учитель философии: Физика изучает законы внешнего мира и свойства тел. / -Г-н Журден: Слишком много трескотни, слишком много всего наворочено ... Займитесь со мной правописанием» [Мольер, 1986, т. 3, с. 237-238].
В России, несмотря на всю увлеченность идеями западных стран, обстоятельства были все же несколько иные: ядром всего русского бытия всегда являлись идеалы, исходящие из народного самосознания, близкие простому человеку, а принципы просвещения не были понятны русским людям. Новые понятия и термины с большим трудом вписывались в привычный уклад жизни, становились необходимыми для того, чтобы «не быть, а слыть» просвещенным в обществе человеком,
как было тогда модно. Практического применения приобретенные знания получить не могли, зато требовали больших материальных затрат и вызывали отторжение. В этом состояло коренное отличие просвещения западноевропейского от «привитого» просвещения русского, которое связано, прежде всего, с разным мировосприятием: «-Г-жа Простако-ва (Правдину): как, батюшка, назвал ты науку-то? / -Правдин: География. / -Г-жа Простакова (Митрофану): Слышишь, еоргафия ...» [Фонвизин, 1977, с. 126].
У Загоскина данная тематическая область представлена достаточно широко и многопланово. В своей комедии он показывает страшные последствия процесса «европеизации», или «вестернизации», - появляется новая нация «полурусских» людей, воспитанная высшим светом: «-Г-н Богатонов: Да что вы в вашей глуши знаете; по-русски, по-русски! А сказать правду, что толку-то в русском языке: всякий мужик говорит по-русски; по-настоящему, нам бы и знать-то его не надобно...что значит жить в большом свете; а давно ли я приехал сюда дурак дураком»[Загоскин, 1987, с. 59]. Связывая образование и воспитание с духовными недугами общества, автор показывает появление не просто «недорослей», но Богатоновых, при отсутствии всякого образования, рассуждающих об истинных и ложных ценностях, попадающих в анекдотические ситуации вследствие бессмысленной погони за всем иностранным, а, значит, бесспорно лучшим, кичащихся своими связями и знакомствами со знатными людьми.
Специфику отечественной драматургии В.Г. Белинский связывает, во-первых, с небольшими по объему произведениями: самостоятельная авторская манера легче вырабатывается именно в «малых формах». Во-вторых, особенности русского менталитета, сказывающиеся на актерской игре, проявились в тенденции к реализму: драматургический замысел достоверно передавался именно на сценических подмостках. «Русским душой» актерам легче сыграть на сцене «правду жизни», если она имеет место в реальной действительности: «Это обыкновенные водевили, взятые из русской жизни. Даже самый плохой актер, играя роль в такой пьесе, чувствует себя в своей тарелке и играет не только со смыслом, но и с жизнию... » (курсив наш - С.К.).
В-третьих, общественно-политическая обстановка в России этого периода сковывала творческие возможности авторов: помимо давления цензуры, отечественная драматургия страдала от засилья нелитерато-ров (курсив наш - С.К.), чье творчество «засоряло» драматический репертуар: «Впрочем, кто знает настоящий ранг почтенного нелитерато-ра, скрывавшегося под скромным именем титулярного советника? Из
слов его видно, что он имеет большой круг деятельности, силу немаловажную, по крайней мере, для гг. актеров!.. Почтенный титулярный советник не дает ли этим знать, что актер, который подорожил бы моим мнением или последовал бы моему совету вследствие своей доброй воли и своего убеждения, должен «лишиться места»? [Белинский, 1983].
На становление российской комедиографии первой трети XIX века также в значительной мере повлияли внутренние социально-культурные и политические процессы (влияние цензуры, литературная критика, актерское мастерство, русская публика и т.п.).
Таким образом, для русского театра 1800-1820-х годов была характерна актуализация комедийного наследия Ж.Б.Мольера: тема мольеровского Тартюфа приобретает для русской комедии особую актуальность, реализуясь в типе «доброго малого» в творчестве А.А. Шаховского («Урок кокеткам»), И.А. Крылова («Урок дочкам»), М.Н. Загоскина («Добрый малый»), своеобразно отразившись в «Горе от ума» Грибоедова. Морализация и назидательность придают персонажам национальный колорит.
Усиление в комедиях идейного звучания (литературно -критические, политико-социальные, воспитательные проблемы и т.п.), выдвижение на первый план морально-этических мотивов (семейного произвола и т.д.) и приемов их репрезентации (разоблачений и т.д.) придает отечественным комедиям особый колорит и особое социальное звучание.
Литература
Белинский В.Г. О драме и о театре // О критике и литературных мнениях «Московского наблюдателя». М., 1983. Т. 2.
Загоскин М.Н. Г-н Богатонов, или Провинциал в столице // Загоскин М.Н. Сочинения М., 1987.
Загоскин М.Н. Деревенский философ. М., 1901.
Загоскин М.Н. Добрый малый // Загоскин М.Н. Сочинения. СПб.; М.,1901. Т. 11.
Загоскин М.Н. Репетиция на станции, или Доброму служить - сердце лежит // Загоскин М.Н. Сочинения. СПб.; М., 1901. Т. 12.
Загоскин М.Н. Комедия против комедии, или Урок волокитам // Загоскин М.Н. Сочинения. М., 1987.
Мольер Ж-Б. Мещанин во дворянстве // Мольер Ж-Б. Полное собрание сочинений. М., 1986. Т. 3.
Мольер Ж.-Б. Тартюф, или Обманщик // Мольер Ж-Б. Полное собрание сочинений. М., 1986. Т. 2.
Фонвизин Д.И. Недоросль // Фонвизин Д.И. Комедии. М., 1977.
Щеблыкин И.П. С душою патриота // Литература в школе. 1990. N° 3.
Черновик письма М.Н. Загоскина // РО РНБ.Ф. 291,оп. 1, ед.хр. 1. Л. 2.
Щеблыкин С.И. Развитие русской комедиографии первой четверти XIX века. Пенза, 1997.
