CC BY
141
дентам надо заранее объяснить, куда обращаться в случае непредвиденных обстоятельств. В целях взаимопомощи желательно также объединять более продвинутого в технологиях студента с менее опытным.
И, наконец, самое главное: не нужно бояться технологий. Хотя технологии окружают нас, многие преподаватели боятся их использовать, испытывая чувство неоправданного беспокойства. Тем не менее международная практика учит нас, что преподавание он-лайн имеет много преимуществ и существенным образом улучшает учебный процесс. Безусловно, оно требует определенной подготовки, что является дополнительным стимулом повышения квалификации и освоения новых умений. Электронное преподавание во всех его разновидностях - это чрезвычайно благодатный и стимулирующий опыт. Хочется надеться, что у большинства преподавателей высшей школы оно вызовет положительные эмоции и желание дальнейшего совершенствования в данной области.
Примечания
1. Виртуальный круглый стол «Качество электронного обучения» // Дистанционное образование. 2009. URL: http://www.informika.ru/files/smi/l/ikt_ 07.09.pdf
2. Joy D. Instructors Transitioning to Online Education // Educational Research and Evaluation. 2004. URL: http:/ /scholar.lib.vt.edu/theses/available/etd-09232004-172606/ unrestricted/Dissertationfinal3.pdf
3. Wilson C. Faculty attitudes about distance learning // Educause Quarterly. 2001. №. 2. P. 70-71; Joy D. Op. cit.
4. Ibid. P. 60-65.
5. Ibid. P. 10.
6. Hanna D, Glowacki-Dudka M, Conceicao-Runlee S. 147 practical tips for teaching online groups. Madison: Atwood Publishing, 2000.
УДК 316.628
Л. Э. Семенова
СПЕЦИФИКА РОДИТЕЛЬСКОГО ОТНОШЕНИЯ И СУБЪЕКТИВНОГО ВОСПРИЯТИЯ ОТЦОВСТВА В КОНТЕКСТЕ РЕАЛЬНОГО ОПЫТА МУЖЧИН-МОНОРОДИТЕЛЕЙ
В статье рассматривается проблема мужского монородительства применительно к современным российским условиям. Представлены результаты исследования некоторых аспектов реального опыта отцовства мужчин-монородителей в сравнении с аналогичным опытом отцов из полных семей. На конкретном фактическом материале показана специфика родительского отношения и субъективного восприятия отцовской роли мужчинами-монородителями.
The article considers the problem of men as sole parents in relation to modern Russian conditions. Presents the results of the research of some aspects of the real experiences of fatherhood men as sole parents in comparison with the similar experience of the fathers from full families. On concrete factual material the article shows specifics of parental relationship and subjective perception of the paternal role men as sole parents.
Ключевые слова: отцовство, монородительство, отцовство как реальный опыт мужчин-монородителей, родительское отношение, субъективный смысл отцовства.
Keywords: fatherhood, fathers as sole parents, fatherhood as a real experience of men as sole parents, parental relationship, subjective meaning of fatherhood.
Конец XX - начало XXI столетия ознаменовали себя новым осмыслением проблемы роди-тельства и, в частности, признанием значимости отцовской роли как в плане обеспечения условий для развития ребенка, так и в плане развития самого мужчины [1]. По аналогии с материнством отцовство стали понимать двояко: с одной стороны, как социальный институт, систему социальных требований и ожиданий, адресованных отцу, содержание которых производно от культурных норм и стандартов мужественности, а с другой - как личный опыт мужчины-родителя, его реальные индивидуальные практики и стили поведения, связанные с воспитанием детей [2]. Сразу же внесем ясность: если в русском языке для обозначения этих двух феноменов используется один и тот же термин «отцовство» с его дополнительным уточнением и конкретизацией, то в англоязычной научной литературе для них изначально принята разная терминология - в первом случае понятие «fatherhood», во втором - «fathering».
© Семенова Л. Э., 2014
Примечательно, что в современной отечественной психологии и смежных с ней областях гуманитарного знания интерес к проблеме отцовства возник на фоне особой культурной ситуации, характеризующейся ломкой традиционного тендерного порядка, основным следствием которого является сближение мужских и женских ролей [3], а также рост многообразия и вариативности существующих форм семьи, родительства и типов родительского отношения [4]. Сегодня наряду с так называемой традиционной семьей (полной, как правило, многодетной или хотя бы двухдетной, с четким гендерно дифференцированным распределением супружеских функций по принципу взаимодополнительности) все чаще можно встретить и иные семьи - партнерские (где имеет место равноправие и взаимозаменяемость супругов, в том числе и при воспитании детей), двухкарьерные, сознательно бездетные (феномен чайлдфри), монородительские и др. Соответственно претерпевает изменение и реальность самого родительства, демонстрирующего широкий спектр отношения к детям: от восприятия детей как смысла жизни, ценности и радости до представления о них как о тяжелой ноше и экономически невыгодном бремени, от заботы, симбиоза и гиперопеки до девиантного материнства и отцовства, полного пренебрежения детьми и жестокого обращения с ними. При этом, с одной стороны, имеет место постепенное снижение социализирующей роли родителей, их дис-танцированность от ребенка, что, как правило, в большей степени касается отцов, тогда как с другой - наблюдается увеличение количества мужчин активных родителей, которые принимают самое непосредственное участие в жизни и воспитании своего ребенка, начиная с момента его рождения.
Отметим, что дистанцированное отцовство оказывается характерным для моделей поведения, соответствующих культурным стандартам традиционной мужественности - традиционный отец и «отсутствующий» (в психологическом плане) отец; модели активного отцовства - ответственный отец и новый отец - являются иллюстрацией новых (альтернативных традиционным нормам) эталонов мужественности [5]. И хотя первые модели отцовского поведения в настоящее время распространены на порядок меньше, нежели альтернативные, в целом, как подтверждают некоторые исследования, современные отцы проводят с детьми гораздо больше времени, чем это было ранее, что в свою очередь благотворно влияет как на самих мужчин, так и на развитие подрастающего поколения [6].
В свете вышесказанного следует особо подчеркнуть одну из наиболее заметных тенденций российского общества начала XXI в. - сущест-
венный рост числа монородительских семей, и в первую очередь тех из них, где единственным родителем является отец. По официальной статистике на начало 2012 г., таких семей в Российской Федерации 1,5% [7], однако консервативное массовое сознание наших соотечественников не спешит признавать родительскую компетентность мужчин, воспитывающих детей без участия матери, выражая уверенность в том, что только женщине под силу справиться с ролью монородителя (по последним данным ВЦИОМ, такого мнения придерживаются 35% россиян). Иными словами, весьма широкое распространение в нашей стране получает точка зрения, которую удачно иллюстрирует ироничное замечание Уэй-да Мак-Кея: «Мужчины - не очень хорошие матери». К тому же ситуация осложняется еще и тем, что в Трудовом кодексе Российской Федерации не перечислены те условия, при которых мужчина может быть признан отцом-одиночкой, тогда как в реальной жизни им становится любой мужчина, имеющий ребенка (детей), мать которого умерла, пропала без вести, лишена родительских прав, долгое время пребывает в лечебном учреждении, оставила детей отцу при разводе, находится в местах лишения свободы и т. п., и, наконец, мужчина, сознательно выбравший монородительство.
Ответом на сложившуюся ситуацию можно считать возникающие в разных городах России общественные организации, создаваемые самими «одинокими» отцами для защиты собственных родительских прав, обмена личным опытом и повышения своего родительского статуса в глазах общественности (к примеру, целый список подобного рода организаций приводит интернет-ресурс Папалэнд: http://www.papaland.ru/ centers). Что же касается научных исследований, посвященных мужчинам-монородителям, то, к сожалению, на сегодняшний день они являются единичными [8]. В частности, в психологической литературе еще не получили достаточного освещения проблемы личного опыта и субъективного смысла отцовства для самого мужчины-монородителя, его установок и родительской мотивации (в том числе и на монородительство), не выявлена специфика отцовской роли и родительского отношения в такой семье в сравнении с отцовством при дуальном родительстве и материнством в монородительских семьях и многие другие вопросы.
Не располагая пока конкретными данными, некоторые психологи в лучшем случае делают предположения о возможных проблемах мужчин-монородителей, среди которых чаще всего называются следующие:
- принятие на себя нетипичной для мужчины роли;
- необходимость менять весь привычный для мужчины уклад жизни;
- наличие каждодневных бытовых забот, связанных с ведением домашнего хозяйства;
- подчиненность интересам и потребностям ребенка (детей), доходящая порой до необходимости жертвовать карьерой;
- недоверие общества к компетентности мужчины в качестве единственного родителя и воспитателя детей;
- непонимание окружающих, родственников, друзей, коллег (вполне возможно даже негативное отношение как к «черной овце» со стороны представителей гендерной ингруппы) и, как следствие, ощущение себя «белыми воронами» и т. п.
Однако пока отсутствуют результаты исследований, подтверждающих или опровергающих вышеперечисленные размышления, все они остаются на уровне домыслов и потому, не исключено, могут не соответствовать реальности.
Признавая значимость и актуальность изучения феномена мужского монородительства, мы провели собственное исследование, посвященное изучению некоторых аспектов личного опыта отцовства мужчин-монородителей (в данном исследовании принимала участие аспирант кафедры классической и практической психологии Нижегородского государственного педагогического университета имени Козьмы Минина Е. В. Кожина). При этом предметом нашего анализа стали их установки на отцовство, специфика родительского отношения и субъективного восприятия отцовской роли в сравнении с аналогичным личным опытом мужчин отцов из полных семей. Кроме того, дополнительно в ходе исследования выявлялись причины моноро-дительства мужчин, воспитывающих детей в неполной семье. Заметим, что некоторые из вышеперечисленных аспектов реального опыта монороди-тельства несколько ранее были изучены нами применительно к женщинам [9].
В нашем исследовании принимали участие 27 мужчин-монородителей (средний возраст 36 лет) и 28 отцов из полных семей (средний возраст 31 год). Все испытуемые имеют детей дошкольного и младшего школьного возраста.
Для сбора фактических данных были использованы проблемно-ориентированное интервью, опросник родительского отношения А. Я. Варга, В. В. Столина и модифицированный вариант методики семантического дифференциала [10]. В частности, с помощью последней мы измеряли степень субъективной близости в восприятии испытуемых разных групп образа «отцовство» с понятиями «счастье», «обуза», «смысл жизни» и «жизненная ошибка».
Кратко изложим полученные нами результаты.
Итак, первое, что нам удалось установить -это факт неоднородности группы испытуемых
мужчин-монородителей в плане тех причин, по которым они воспитывают ребенка (детей) без участия матери (мачехи). Как показали результаты интервью, большая часть таких отцов (20 человек) стала монородителями вынужденно вследствие смерти супруги, ее ухода из семьи, помещения в клинику для душевнобольных, принудительного лечения от алкоголизма и т. п. При этом, согласно воспоминаниям многих из них (17 из 20), ранее они даже мысли не допускали о том, что могут в одиночку воспитывать детей, т. е. психологически не были готовы к своему монородительству. Поэтому некоторые из них (девять мужчин) признавались, что хотели бы и уже пытались найти своим детям новую маму. И только семь человек из числа испытуемых этой группы отцов признались, что пришли к моноро-дительству вполне сознательно (договорились с подругой не делать аборт и после рождения забрали ребенка себе, использовали суррогатное материнство, отстояли право на единоличное воспитание детей после развода), т. е., иными словами, у них имела место внутренняя направленность на активное отцовство в условиях неполной семьи. Отметим, что именно эти же мужчины не видят и особой необходимости наличия у своих детей мамы, поскольку считают, что вполне достаточно отцовской заботы и воспитания.
Также весьма любопытным оказался и тот факт, что в отличие от отцов из полных семей большинство мужчин-монородителей очень хорошо помнят тот день, когда впервые узнали, что будут отцом (если среди первых таких всего 18%, то среди вторых - 63%). Это дает основание полагать, что данное событие вошло в их личный опыт как значимое и, вероятно, занимает в нем одно из центральных мест.
Аналогичными являются и воспоминания о дне рождения ребенка (детей) и о том, когда отцы впервые увидели его (их): в деталях помнят об этом 67% мужчин-монородителей и 46% отцов из полных семей.
Что же касается специфики родительского отношения, то у мужчин, сознательно избравших монородительство, достаточно четко преобладают эмоциональное принятие и кооперация, а также в одном случае из семи ярко выражен симбиоз с ребенком, тогда как среди вынужденно ставших единственными родителями имеет место авторитаризм (25% испытуемых), эмоциональное отвержение (20% испытуемых), инфан-тилизация (15% испытуемых), эмоциональное принятие и кооперация (по 20% испытуемых). Таким образом, на основании полученных результатов мы можем констатировать, что более благоприятное для развития детей дошкольного и младшего школьного возраста родительское отношение демонстрируют мужчины, сознательно
выбравшие альтернативное отцовство, нежели те, кто никак не планировал свое монородительство, ставшее для некоторых из них своего рода жизненным испытанием.
Для сравнения, у отцов при дуальном роди-тельстве чаще всего примерно в равном соотношении встречается авторитаризм и кооперация (29% и 25% испытуемых соответственно), чуть реже - эмоциональное отвержение (21% испытуемых) и эмоциональное принятие (18% испытуемых) и всего в нескольких случаях - инфан-тилизация (7% испытуемых).
Достаточно любопытные, на наш взгляд, данные были получены и относительно восприятия мужчинами-монородителями отцовской роли, также иллюстрирующие связь их субъективного смысла отцовства с характером тех причин, по которым они стали монородителями. Так, у испытуемых, сознательно пришедших к монородительству, было зафиксировано ярко выраженное психосемантическое сходство образа отцовства со смыслом жизни и счастьем и вместе с тем его сильное расхождение с жизненной ошибкой и обузой, что лишний раз служит подтверждением внутренней направленности этих мужчин на выполнение родительских функций и реально высокой значимости для них своего ребенка (детей). Иными словами, эта группа испытуемых склонна воспринимать отцовскую роль как имеющую для них исключительно позитивное значение.
В то же время у мужчин, вынужденно ставших монородителями, наблюдается примерно равная степень идентификации отцовства как с обузой, так и со смыслом жизни, что свидетельствует об амбивалентности их восприятия отцовской роли и связанных с ней в условиях неполной семьи обязанностей. Однако вместе с тем обращает на себя внимание тот факт, что большинство этих мужчин, так же как и испытуемые, сознательно выбравшие монородительство, при всей своей внутренней противоречивости все-таки не склонны ассоциировать отцовство с жизненной ошибкой.
В свою очередь отцы из полных семей демонстрируют нам самые разнообразные варианты своего восприятия отцовской роли: от ее идентификации со счастьем при отсутствии сходства с обузой до признания в ряде случаев отцовства как жизненной ошибки. К тому же нами было установлено, что именно в этой группе испытуемых крайне редко встречается тенденция восприятия отцовской роли в контексте смысла собственной жизни.
Таким образом, как показывает наше исследование, реальный опыт отцовства мужчин-монородителей имеет свои специфические особен-
ности, которые, с одной стороны, оказываются обусловленными причинами мужского моноро-дительства в каждом конкретном случае, тогда как с другой - позволяют говорить о различиях родительских позиций и жизненных установок отцов из полных и неполных семей. Логично полагать, что многие аспекты этого реального опыта закономерно отражаются на психике детей, их развитии и воспитании, что наиболее очевидно проявляется в феномене отцовского отношения, степени и характере участия мужчины в жизни своего ребенка. Поэтому изучение реального субъективного опыта отцов, включая и мужчин-монородителей, может помочь определить наиболее проблемные зоны как личностного становления самого мужчины-отца, так и его родительского влияния на личность ребенка.
Примечания
1. Борисенко Ю. В., Портнова А. Г. Проблема отцовства в современном обществе // Вопросы психологии. 2006. № 3. С. 122-130; Гурко Т. А. Брак и родительство в России. М.: Ин-т социологии РАН, 2008; Кон И. С. Мужчина в меняющемся мире. М.: Время, 2009; и др.
2. Кон И. С. Указ. соч.
3. Клецина И. С. Отцовство в аналитических подходах к изучению маскулинности // Женщина в российском обществе. 2009. № 3. С. 29-41; Кон И. С. Указ. соч.
4. Гурко Т. А. Указ. соч.
5. Клецина И. С. Указ. соч.
6. Борисенко Ю. В. Психология отцовства. М.; Обнинск: «Иг-Социн», 2007; Григорова Т. В. Психология отцовско-детских отношений в историко-культурной перспективе // История отечественной и мировой психологической мысли: Постигая прошлое, понимать настоящее, предвидеть будущее: материалы междунар. конф. по истории психологии «IV московские встречи». М.: Ин-т психологии РАН, 2006. С. 183-187; и др.
7. Право на папу: кто мешает одинокому отцу воспитывать ребенка // Российская газета. 2012. 25 апр.
8. Кон И. С. Ребенок и общество. М.: Академия, 2003; Метнева М. С. Особенности основных проблем мужчин-монородителей в контексте их самовосприятия: дипломная работа. Н. Новгород: НГПУ, 2012.
9. Семенова Л. Э, Кожина Е. В. Каузальная атрибуция материнства и особенности отношения женщин к материнской роли // Психолого-педагогическое сопровождение социализации детей и подростков в условиях онто- и дизонтогенеза: сб. ст. по материалам Междунар. науч.-практ. конф. Н. Новгород: НГПУ им. К. Минина, 2012. С. 111-117; Семенова Л. Э., Кожина Е. В. Субъективный смысл материнства у женщин, имеющих и не имеющих детей // Вестник Мининского университета: сетевое издание. 2013. № 1. URL: http:// www.mininuniver.ru/ scientific/ scientific_activities/ vestnik/lastissue
10. Баранова Т. С. Эмоциональное «Я - Мы» (опыт психосемантического исследования социальной идентичности) // Семейная психология и семейная терапия. 2004. № 2. С. 3-9.
