CC BY
179
ФИЛОЛОГИЯ
УДК 8РФ ББК 82.3 (2 Рос)
Голованов Игорь Анатольевич
кандидат филологических наук г. Челябинск Golovanov Igor Anatoljevich Candidate of Philological Science Chelyabinsk
Специфика пространственной организации жанра былички
Specific Character of Demonological Story Genre Space Organization
В статье раскрываются особенности реализации категории пространства в жанре былички: сочетание локальной замкнутости конкретного текста с поли-центричностью, мозаичностью и континуальностью целостного мира. Анализируются наиболее типичные топосы данного жанра на примере современных записей, сделанных на территории Южного Урала.
This article reveals specific realization of the space category in the demonological story genre. It deals with the combination of local restraint of a certain text with polycentrism, mosaicity and continuity of the entire world. The most typical toposes of this genre are analysed on the example of contemporary records made in the South Urals.
Ключевые слова: категория пространства, русский фольклор, жанр, бы-личка, топос.
Key words: category of space, Russian folklore, genre, demonological story, topos.
Быличка относится к одному из продуктивных жанров традиционного
фольклора в современную эпоху. Долгое время изучение отраженных в ней верований и мифологических представлений имело значение лишь для этнографов. Но с середины ХХ века стало очевидно, что представления о «низшей мифологии», о непонятных и странных явлениях составляют основное содержание быличек, а потому важны для понимания их жанровой и текстовой природы.
Записываемые сегодня былички традиционно рассказывают о персонажах народной демонологии: лешем, водяном, русалках, «злых духах», домовом, а также о существах и предметах материального мира, которым приписываются «чудесные» свойства (колдуны, ведьмы, знахари, животные и растения, наделяемые магическими качествами).
Сохранность мифологических представлений - один из феноменов фольклорного сознания, под которым мы понимаем совокупность (систему) представлений, образов, идей, получающих свою репрезентацию в произведениях
фольклора. Категория пространства носит здесь системообразующий характер: благодаря ей организуется, структурируется и интерпретируется отраженный в сознании носителей фольклора мир. Определяющим в осмыслении пространства оказывается отношение к нему человека: пространство может быть освоенным и неосвоенным, структурированным и неструктурированным, замкнутым и безграничным, потенциально опасным и подконтрольным человеку.
Создавая в произведениях новый, художественный мир, носители фольклорного сознания не дублируют действительность, а постигают ее смысл. В связи с этим в текстах разных видов и жанров фольклора моделирование пространства существенно различается. В быличке категория пространства восходит к древнейшим мифологическим представлениям. В.Н. Топоров пишет: «В архаической модели мира пространство одухотворено, оживлено», «оно всегда заполнено и всегда вещно» [6, 340].
Важно отметить, что вера в леших, домовых, «добрых и злых» духов, в колдовские свойства ведьм и знахарей сохранялась на Руси во все времена, в современную эпоху она не только не исчезла, но еще более укрепилась. Как подчеркивает Е.А. Костюхин, «древнейшие мифологические представления не умирают» [4, 43], «стереотипы мифологического мышления живы в нашем сознании» [4, 41]. Характеризуя нынешнюю культурную ситуацию, ученый отмечает: «Современные философы видят еще более серьезные основания для существования мифологического мышления в наши дни» [4, 43]. Причины этого коренятся в растущем культурном пессимизме людей, утрате авторитета науки и научного знания, во фрагментарности и эклектичности представлений о мире у современного человека в целом. Все это порождает потребность в «очеловечивании», одушевлении мира, в едином, целостном, а не расчлененном мировосприятии.
В быличке воспроизводится полицентрический образ мира, восходящий к языческим представлениям славян. Он основывается на анимистическом восприятии действительности: все пространство одушевлено, каждый уголок окружающего и освоенного человеком мира имеет своего «хозяина» (духа). Всту-
пая на ту или иную территорию, подконтрольную определенному духу, человек должен устанавливать с ним отношения - для того чтобы обеспечить себе беспрепятственное и успешное осуществление деятельности. Как отмечает Н.А. Криничная, «существовали четко определенные, фиксированные традицией и освященные обрядом (обычаем) правила поведения, при которых каждое слово, движение, действующие лица и атрибуты <.. .> приобретали магический характер» [5, 10]. Это своеобразный ритуальный этикет, несоблюдение которого может обернуться для человека потерями или бедой. Сравните: «Когда в лес заходишь, надо положить на первый пенек лепешку. Ну, лепешку-то не кладу, а на полянке если сижу, то или воду вылью на землю, или из еды чего-нибудь оставлю. Может, конечно, у леших своя пища, но оставить-то надо. Показать, с чем человек идет: со злом - с добром» (Зап. Е. Коузовой в 1999 году в г. Челябинске от А.В. Кузнецова, 1973 г.р.).
Специфика пространственной организации былички состоит в противоречии между «реальным», явленным в тексте пространством и «идеальным», мыслимым целостным пространством, в котором существует человек. Так, с одной стороны, пространство каждого текста является ограниченным, замкнутым, четко локализованным: дом, двор, поле, лес, водный локус, дорога и т. д. С другой стороны, в быличках воссоздается бесконечный континуум мозаичного мира, где непрерывно осуществляется действие демонических сил. В результате былички транслируют чувство мистического единения человека с обозримой (и необозримой) вселенной, актуализируют одновременно любопытство и страх перед непонятным, необъяснимым, а потому потенциально опасным миром.
Н.А. Криничная возводит особенности пространственной организации бы-личек к древнейшим тотемическим представлениям. По ее мнению, сакральные локусы в быличках: баня, домашний очаг, передний угол, порог, перекресток, лесной «маточник» - изначально осмыслялись как места инкарнации душ предков в будущих потомков [5, 6].
Наиболее значимой, семиотически нагруженной стороной пространства в быличке оказывается пограничье, границы между отдельными частями струк-
турированного пространства. В.Н. Евсеев справедливо отмечает: «Время и пространство в быличке - «межевые». Это время на границе дня и ночи, в полночь и полдень. Это пограничное пространство, открытое для вторжения нечистой силы: перекресток, лес, болото, берег, порог, окно» [2, 19].
Рассмотрим наиболее типичные топосы былички и связанные с ними образы на примере записей последних лет, сделанных на территории Южного Урала.
Топос леса. Хозяин леса - леший - самый популярный среди духов природы по сей день. В записанных нами текстах леший обычно предстает как антропоморфный образ с функциями повелителя лесного хозяйства: «дед какой-то», «собою мужик еще молодец, а волос как лунь сед». Б.Г. Ахметшин, анализируя былички Башкирии, указывает на «миксантропичность» данного персонажа: «Во внешнем облике лешего преобладают человеческие черты, <.. .> вместе с тем в фольклорном образе лешего отчетливо проступают зооморфные или звериные свойства» [1, 13]. Приведем характерный текст: «Было там же, за горой. У отца двоюродный брат стог ложил. Стог ложил, ложил и недоложил. Настала ночь, и он на стог залег спать. И только заснул, приходить мужик к этому стогу. Стог высокий, а этот мужчина, говорит, еще выше. Подходить к стогу и спрашивает: «Что, мужик, спишь?» Говорит: «Да. Устал, сплю» - «Айда, пошли со мной». Я, говорит, слез со стога, как слез, и не помню. И куда шли и где шли, сам не помню. И пришли оне на Картава, а под Картавами село - Малая Биянка. Вот, говорит, петухи запели, и мужик исчез этот. Я, говорит, остался один внизу. Зашел в деревню. Ему сказали: «Да, это Малая Биянка». Показали дорогу домой. Это не сказка, это точно было. Лешие были. И мать рассказывала, и отец» (Зап. в 1999 г. И. Ковалюк в с. Биянка Челяб. обл. от М.Н. Огурцовой, 1925 г.р.).
Топос поля населен персонифицированными природными образами, душами убиенных и «нечистыми» духами. Сравните следующие примеры: «По полю я шла, шла, домой возвращалась. Темно уже было. Слышу - кто-то за мной идет. Оглянулась я - никого. Думала, почудилось маленько. А страшно. Шаги слышу, так ведь кругом ни кусточка! Говорили, что здесь человека уби-
ФИЛОЛОГИЯ
ли. Может, дух его неспокойный? Так я не пойду больше там. Страшно.» (Зап. в 2000 году А. Быковой в д. Александровка от К.М. Мишагиной, 1927 г.р); «Ну, рассказывали такую историю, будто бы один мужик в поле поехал во время грозы. Вдруг мальчик, мальчонка бежит лет десяти и к мужику-то тому за пазуху просится, от дождя-то спрятаться. А мужик его не пускает, говорит, мол, под дерево встань. Тут молния ударила в дерево и расщепила его. Мужик пошел посмотреть - там нет никого, только щепочки. Знать, нечистый то был. Тела-то не было» (Зап. в 2001 году в г. Пласте Челяб. обл. от В.Ф. Косарева, 1950 г.р.).
Топос дороги выступает как многозначный и сложный символ жизненного пути человека и рока, фатума. Представления о судьбе сопрягаются с фундаментальными категориями фольклорного сознания: жизнь - смерть, рождение -смерть, счастье - несчастье. Вера в судьбу тесно связана с ритуалами узнавания, предсказания, пророчества, гадания. Приведем пример: «Был в моей жизни один случай. Я шла в школу десять километров на заходе солнца одна. Ну, несла книжки да сумочку с едой. Дорогу впереди было далеко видно, шо на ней никого не было. Опустила голову и шла. Когда подняла голову - глядь, передо мной метров на пятьдесят едут три парня на велосипедах. Точно, один возле другого, як в строю. Ехали тихо. Им было лет по девятнадцать, темно-синие костюмы, белая рубашка, одинаково одеты. Я тихонько своротала с дороги на правую сторону. Опустила голову, шоб не глядеть на их, а сама краем глаза наблюдала, как один крутил педаль эту. Между собой они не разговаривали. Когда они проехали, я вышла на дорогу снова и у меня появилось желание оглянуться на их. Я думаю, шо пять-десять шагов пройду, потом оглянусь. И когда оглянулась, я их не увидела. Дорога показалась мне пустынной: никого нет. На меня напал такий ужас, шо трясло меня, пока шла я до горы, и я еле пришла в себя. А об этом случае я никому не рассказывала. И вот уже под старость я только проанализировала вот это все, шо это мне был показан тот свет» (Зап. в
2000 году О.П. Демец в с. Березки Челябинской обл. от А.В. Овсянниковой, 1935 г.р.).
Еще один текст: «Случилась со мной такая история. У моей подруги был рак мозга. Она уже знала, что скоро умрет. Купила все для похорон. Как-то раз показала мне купленный для этого платок. Я ей ответила, что платок хороший, а сама, грешница, подумала, что он темный. По мне бы беленький. Когда она умерла, схоронили ее в этом платке. А после было видение. Будто стоит она на дороге, посередине дороги, посередине забор, загороженный поперек. По другую сторону его темень. Покойница прощается со мной и уходит туда, а меня с собой не зовет. После этого я купила белый платок и отнесла его сестре усопшей. Попросила поминать мою подругу и рассказала ей все, что видела» (Зап. в
2001 году Е. Смагиновой, А. Семенищевой в г. Пласте от З.А. Титовой).
Пространство быличек нередко характеризуется через мотив движения, передвижения. Герои двигаются по дороге в лесу, в поле или по реке. Во всех этих случаях значимыми оказываются дополнительные топосы: перекресток, гора, мосток, берег.
Топос берега. Приведем характерный текст: «Мы как-то с братом ночью повезли сено в деревню и начали его отметывать на сарай. Вдруг слышим - у речки играет гармонь, и кто-то поет песни диким голосом. Громко так. Мы, значит, туда давай глядеть, а там визжат. Ничего не видать, слышно только плески да песни. Мы побежали домой за отцом. Отец вышел с вилами - ничего нет. Утром пошли опять туда - вновь ничего нет. Отец нам не верит, а мы с Колькой (братом) думаем: «Не могло же нам обоим почудиться. Ведь был кто-то там». Ну и все, больше в другую-то ночь никто не приходил и визгов не слыхать» (Зап. в 1997 году С.Б. Шибаковой в д. Александровка от Ф.С. Трифонова).
«А в другой раз еще не лучше вышло. Они (дед твой с мужиками) сплавлялись по реке. Ночью плыли медленно и вот, двигался далеко от берега, приметили, огонек на берегу. Решили подплыть - посмотреть, что там светится. Уже у самого берега приметили, что нет там ничего. Да и огонек-то исчез. Отплыли на расстояние, через несколько минут видят на другом берегу точно такой же огонек, только ярче и ближе к воде. Ну, они опять приблизились, и вновь погас
огонь. Так до утра и плыли от берега к берегу. И неизвестно, кто их дурачил. Ведь и раньше они сплавлялись по этой самой реке» (Зап. С.Б. Шибаковой в 1997 году в г. Магнитогорске от А.М. Трифоновой, 1926 г.р.). И в том, и в другом повествовании на берегу «веселится» нечистая сила: поет песни, пляшет, «визжит» и кричит; «заманивает», «подманивает» сплавщиков огоньками.
Духи природы, обозначающие свое присутствие на берегу, могут быть и персонифицированными, например, в образе русалки: «Одна тетя Шура была. Шла она с подружками своими вечером. До мостика дошли, смех услышали, да такой жуткий, что страшно. Ну подумали, что девки с парнями балуются, ближе подошли, а там девка в воде стоит, волосами трясет и хохочет. Они испугались и те-кать. Домой к тете Шуре заскочили и к окну, а девка все волосы чешет и смеется. Тогда Шура как матюгнется - девка в воду и плюхнулась, замолчала, а гребень на берегу оставила. Наутро пошла Шура за водой и его оттуда притащила. И каждую ночь девка-волосатиха в окно и дверь стучала. А старик один посоветовал обратно гребень снести, а то эта русалка совсем житья не даст. Утащила бабка гребешок и та девка к ней ходить перестала» (Зап. в 2001 году в г. Пласте Челяб. обл. от П.П. Матюшиной, 1931 г.р.). Как указывает В.В. Иванов, образ русалки связан одновременно с водой и растительностью, сочетает черты водных духов и карнавальных персонажей, воплощающих плодородие [3, 390].
Проведенный анализ показал, что в быличках общекультурная константа «свой» - «чужой» (где «чужой» - это не только странный, необычный, но и враждебный) преобразуется в оппозицию «свой» - «иной». Различие между этими видами отношений, как нам представляется, значительное: «чужое» обычно воспринимается как отклоняющееся от норм и стандартов «своего», а значит, квалифицируется как неприемлемое для человека и оценивается негативно; «иное» - это другое, отличающееся от «своего», но имеющее право на существование, оно заслуживает уважения к себе. Именно с этих позиций строятся взаимоотношения человека с представителями «низшей» демонологии. Главное, о чем должен помнить человек, находящийся на пограничье времени и пространства: нанося вред месту обитания духа, он наносит вред самому
духу. Здесь действует принцип, который один из информантов сформулировал так: «на человека оказывают действие такое, какое и на них человек». Следовательно, если кто-то повредит дерево, возьмет чужую вещь, нарушит определенный запрет (даже не зная о нем) - он рискует быть наказанным.
По-видимому, быличка призвана поддержать природный инстинкт самосохранения, который утрачивает современный цивилизованный человек, считающий, что он приобрел неограниченную власть над природой. Бережное обращение со средой обитания предохраняет людей от вредоносного вторжения в их жизнь. Кроме того, характерная для былички заполненность и одухотворенность пространства притягательна для мышления современного человека, так как позволяет ему чувствовать свою нерасторжимую связь с миром, мистическую слитность с ним.
Библиографический список
1. Ахметшин, Б. Г. Мифологические рассказы русского населения Башкортостана в современном бытовании / Б. Г. Ахметшин // Динамика фольклорной традиции на современном Урале: Материалы межвуз. науч. конф. - Челябинск : Изд-во ЧГПУ, 2000. - С. 12-17.
2. Евсеев, В. Н. Былички и бывальщины Ишима и Приишимья : хрестоматия / В. Н. Евсеев. - Ишим : Изд-во ИГПИ им. П.П. Ершова, 2004. - 174 с.
3. Иванов, В. В. Русалки / В. В. Иванов // Мифы народов мира: Энциклопедия. Т. 2. -М. : Сов. энциклопедия, 1992. - С. 390.
4. Костюхин, Е. А. Лекции по русскому фольклору / Е. А. Костюхин. - М. : Дрофа, 2004. - 336 с.
5. Криничная Н.А. Русская народная мифологическая проза: Истоки и полисемантизм образов / Н. А. Криничная. В 3 т. Т. 1: Былички, бывальщины, легенды, поверья о духах-«хозяевах». - СПб. : Наука, 2001. - 584 с.
6. Топоров, В. Н. Пространство / В. Н. Топоров // Мифы народов мира: Энциклопедия. Т. 2. - М. : Сов. энциклопедия, 1992. - С. 340-342.
Bibliography
1. Akhmetshin, B. G. Miphological stories of the Russians on the territory of Bashkortostan in contemporary function / B. G. Akhmetshin // Contamporary state of folk tradition dynamic in the Urals . - Chelyabinsk: CSPU Publishing house, 2000. - P. 12-17.
2. Jevseev, V. N. Demonological and true stories of Ishim and Transishimia: reader / V. N. Jevseev. - Ishim: ISPI Publishing house, 2004. - 174 p.
3. Ivanov, V. V. Meremaids / V. V. Ivanov // National Myths: Encyclopedia. Vol. 2. - M.: Soviet encyclopedia, 1992. - P. 390.
4. Kostyukhin, E.A. Lection on the Russian folklore // E.A. Kostyukhin. - M.: Drofa, 2004. - 336 p.
5. Krinichnaja, N.A. Russian folk mythological prose: genesis and polysemantism of images / N.A. Krinichnaja. In 3 vol. Vol. 1: Demonological and true stories, legends, popular believes about master spirits. - SPb.: Nauka, 2001. - 584 p.
6. Toporov, V. N. Space / V. N. Toporov // National Myths: Encyclopedia. Vol. 2. - M.: Soviet encyclopedia, 1992. - P. 340-342.
