CC BY
259
Савельев Александр Евгеньевич
кандидат исторических наук (e-mail: savelev@mail.ru)
Специфика боевых действий Кавказской войны 1817-1864 гг.
Аннотация
Данная статья посвящена анализу специфических особенностей тактики боевых действий Кавказской войны 1817-1864 гг.
Annotation
This article is devoted to analysis of the specific peculiarities of tactics of military actions which were taken place during the Caucasian War 1817-1864.
Ключевые слова: Отдельный Кавказский корпус, Кавказская война, Кавказ, тактика, боевые действия. Key words: Separated Caucasian Corps, Caucasian War, Caucasus, tactics, military actions.
Боевые действия, происходившие во время Кавказской войны, отличались рядом специфических особенностей, резко отличавшихся от привычных схем евро-пей-ских войн. Соединениям Отдельного Кавказского корпуса приходилось вырабатывать собственные приемы, приспособленные к местным условиям. Стандартная для европейских кампаний тактика залповой стрельбы в определенном направлении без собственно прицеливания на Кавказе не срабатывала, так как здесь противник не действовал плотными колоннами, а пехоте приходилось отражать атаки горской конницы и бороться с разбросанными огневыми точками. Кроме того, если в европейских войнах самой опасной частью боевых действий считались наступление и штурм вражеских укреплений, то в кавказских условиях гораздо большие потери войск ожидались всегда во время отступления от цели похода. Походный порядок отряда на Кавказе также имел свои особенности, здесь не годились обычные колонны, так как в силу постоянной угрозы нападения горцев было необходимо постоянно иметь боевое охранение, выстраивать солдат в каре и держать обоз в центре этого построения. В авангард обычно назначался один батальон пехоты при двух орудиях; за ним на расстоянии ружейного выстрела шла главная колонна, в середине которой располагались обоз и артиллерия; замыкал все это арьергард того же со-
става, что и авангард. Со всех сторон этот отряд окружали четыре стрелковые цепи с небольшими резервами. Такой способ передвижения по горам солдаты образно называли "водить колонну в ящик". Граф К.К. Бенкендорф писал:
"Обратимся к исходному пункту рассказа, к порядку нашего марша, который представляет одновременно и боевой порядок, основную идею которого передадим в двух словах. Санитарный обоз (вообще обозы) располагаются в центре общего прямоугольника (каре), размеры которого естественно и неизбежно будут различны в каждом частном случае, при постоянном, однако, стремлении возможной сплоченности расположения обозов и войск, дабы каре это не вышло растянутым.
Четыре фаса этого каре, на дальность ружейного выстрела от колонны, занимаются специально войсками, предназначенными для охранения колонны на марше.
Арьергард составляет основание для всех войск охранения, так как он представляет часть, наиболее тревожимую неприятелем, почему на нем сосредоточивается все внимание и с его движением и действиями сообразуются движения и действия всех остальных частей колонны (и, что особенно важно, авангард).
Авангард сообразует свое движение с движением колонны и продвигается вперед только только при условии достижения передовы-
13
ми частями колонны высоты движения этого авангарда, и каждый раз, когда движение колонны приостанавливается и передовые ее части не показываются, то движение авангарда приостанавливается; в этом заключается единственный способ сохранения порядка движения. <...>
Так как я говорю о тактике, то необходимо войти в подробности боевого порядка, которого мы держались, прикрывая каре войсками правой и левой цепи. Смотря по численности отряда и свойству местности, батальоны или роты обрамляли отряд с обеих сторон боевыми линиями (участками), которые, в свою очередь, прикрывались боевыми цепями со взводами в поддержках. По уставу, звено цепи состояло из 2-х человек стрелков, обязанных возможной взаимной поддержкой.
В войнах, подобной кавказской, полных случайностей, 2-х человек в звене со-вершен-но недостаточно. При первом же столкновении, один из них бывал обыкно-венно убит, другой бежал или тоже бывал убит и цепь бывала прорвана прежде, чем резерв мог ее поддержать.
Еще в Венсенне, у орлеанских стрелков, организация и маневрирование которых были построены на опыте, почти подобном кавказской войне, я обратил внимание на звено их цепи в 4 человека, что я нашел правильным. У нас же, на Кавказе, для звена мало и 4-х человек, вот почему в последние годы, и главным образом по указанию генерала Фрейта-га, лучшего знатока этого дела, испытанного в походах в Чечне, - всюду было установлено иметь звено, в составе взвода численностью в 20-30 человек, под командой офицера или унтер-офицера, с придачею ему горниста (сигналиста). Звено подобной численности обладало уже достаточной силой сопротивления, смело могло подчас и бросаться на замеченного противника и, наконец, ему уже, в полном смысле слова, можно было доверить и поручить известный боевой участок.
Эти взводы не должны только терять друг друга из вида, внимательно выбирать себе при расположении на месте пункты, имеющие тактическое значение, и сообразоваться друг с другом при всех передвижениях (преследуя взаимную поддержку).
В подобных условиях, в войсках цепи росла нравственная уверенность, так как они видели, что они окружены и поддержаны своими, а противник утрачивал свою смелость.
Таким образом, резюмируя сказанное, заметим, что батальоны и роты (составлявшие
боковые цепи) были разделены на группы -взводы, следовавшие или в шахматном по отношению друг друга порядке или же в затылок друг другу" [1].
Перевооружение резко изменило ситуацию. "Походный ящик" изменил свою форму: появились отдельные боковые колонны, выдвигавшиеся в стороны от основного построения. Горцы теперь не рисковали приближаться к русским отрядам, а с дальней дистанции их огонь был очень малоэффективным. Таким образом, переоснащение Отдельного Кавказского корпуса новым оружием изменило тактику действия русских войск и заметно ускорило победу над горцами.
В мемуарах участников Кавказской войны очень часто можно встретить жалобы на несовершенство оружия, недостаточную подготовку солдат, отсутствие четко-го и строго выполняемого плана в ведении боевых действий:
"Поход в Андию и Дарго принадлежал к тому периоду военных действий на Кавказке, когда еще не была выработана строго обдуманная система ведения войны, - говорим система, потому что горная война против воинственного населения, прикрытого недоступною или трудно доступною местностью, независимо плана, требует еще и системы. Движение в горы, разорение аулов наносили неприятелю сравни-тельно незначительный вред; имущество обыкновенно успевали жители уносить в леса и трущобы, где скрывались и семейства; аулы жгли, но ничего не стоило их опять возобновлять на прежних местах, особенно, если они вдали от наших укреплений. Горцы, сравнительно, несли потери гораздо меньше нас, потому что они были вооружены нарезными винтовками, которые стреляли и дальше, и вернее наших весьма плохих кремневых самопалов. К тому же горцы были искусные стрелки, приучаясь к стрельбе чуть ли не с детства, нашим же солдатам некогда было учиться стрелять, и искусство заменялось огромным количеством выпускаемых патронов на каждый горский выстрел. Затем, горцы искусно умели пользоваться местностью и действовать врассыпную; мы же должны были действовать массами. Горец легко одет, без всякой ноши, быстро мог переменять место; наши же солдаты, с тяжелым боевым снаряжением, зачастую с шестидневным сухарным запасом, шанцевым инструментом, должны были двигаться медленно. Вот и главная причина, почему мы, сравнительно, несли громадные потери.
Плохое оружие было главною причиною при-
________________________________________14
ВЕСТНИК КРАСНОДАРСКОГО УНИВЕРСИТЕТА МВД РОССИИ • 2011 • №1
нятого строя при движениях в Чечне: это был так называемый ящик, т. е. по всем четырем сторонам цепи, потом - поддержки, резервы и в средине обоз. Введение нарезного оружия, вместе с которым впервые обращено было внимание на обучение стрельбе, сразу дало нам перевес в бою; и с этого лишь времени ящик начал терять свою форму: выдвигались от-дельные боковые колонны, и неприятель уже не рисковал подходить близко, а должен был держаться на таком расстоянии, что его выстрелы были или совсем недействительны, или пули, на излете, приносили незначительный вред. Вместе с введением нарезного оружия совпадает отчасти и последняя система ведения войны, что и ускорило падение Кавказа" [2].
Выше уже неоднократно отмечалось, что "кавказцы" предпочитали не вести с горцами перестрелку, в которой они были в заведомо проигрышной ситуации, а вступать в ближнюю схватку, при этом у кавказских солдат выработались специфические приемы рукопашного боя - они не имели ни желания, ни особой возможно сти тренироваться в правильном штыковом бое. Как писал РА. Фадеев, кавказец "больше бьет прикладом в голову, чем колет; только первая шеренга встречает неприятеля штыками, другие по большей части сейчас же переворачивают ружье", используя его как дубину [3]. Обьяснение этому можно найти в том факте, что подавляющие число нижних чинов русской армии было бывшими крестьянами, у которых движения, соответствующие хозяйственным работам (которыми им и на Кавказе приходилось много заниматься), закрепились на подсознательном уровне, поэтому они и составили базовую основу рукопашного боя кавказцев, у которых во многом искусственные навыки штыкового боя просто не могли быть отработаны до нужной степени автоматизма [4]. Даже кулак в схватках с горцами оказался неожиданно эф-фективным оружием. На это указывал, например, М. Я. Ольшевский, который писал, что "приклад и даже кулак повергал чеченца наземь замертво.
- О, урус крепкий человек, большой рука у него, - говорили чеченцы, поднимая вверх сжатый свой кулак" [5].
Вообще, на Кавказе русским войскам пришлось коренным образом менять свою тактику, нарушая при этом даже устав. Стандартная европейская война велась тогда исключительно большими армиями, и по этой причине не допускала никаких самостоятельных действий небольшими соединениями уровня батальона. Даже полки в подобном случае часто выступали в роли пешек. Младшим командирам пехоты и артил-
ТЕОРИЯ И ИСТОРИЯ ПРАВА И ГОСУДАРСТВА лерии практически никогда не приходилось проявлять инициативу, в кавалерии подобные ситуации бывали, хоть и редко, так как там случались неожиданные схватки. Вообще, самостоятельность в принятии решений имели обычно командиры не ниже дивизионного уровня, которые, по уставу, могли иметь в своем распоряжении войска трех родов. Соответствующим образом готовился и офицерский состав русской армии.
На Кавказе все было совершенно по-другому. В условиях горной партизанской войны традиционный устав и проверенные тактические приемы показали свою полную непригодность. Приходилось действовать небольшими отрядами, состоявших из мелких соединений всех трех основных родов войск и представлявших собой что-то вроде армий в миниатюре. В таком отряде было обычно немного артиллерии. Батарея в этих случаях считалась высшей тактической единицей, часто же обходились одним взводом, а то и одним-двумя орудиями. Это приводило к неприятной для высших артиллерийских офицеров ситуации, когда они оставались вне своих прямых обязанностей. Э.В. Бриммер писал в своих мемуарах по этому поводу: "Кто служил в артиллерии, тот должен мириться с двусмысленной, неопределенной ролью штаб-офицера в деле: смотреть и ничего не делать, видеть ошибки и не иметь средств исправить их; словом, быть паразитом" [6]. Впрочем, в условиях Кавказа во главе экспедиционного отряда по воле обстоятельств мог стать офицер из любого рода войск, даже саперных, если он в данный момент оказывался старшим в чине, поэтому всем приходилось на практике овладевать навыками командования "чужими" родами войск. Впрочем, командиром подобного соединения обычно назначали все же лицо с генеральским чином, предполагавшим наличие должной тактической подготовки. Именно этим объясняется наличие непропорционально большого процента генералов в Отдельном Кавказском корпусе. В любом случае, в отличие от любой европейской войны, в Кавказской войне обер- и штаб-офицерам приходилось привыкать к тому, что в любой момент они будут вынуждены самостоятельно принимать решения. Об этом говорилось и в мемуарах: "Самый характер войны с горцами, действия партизанскими командами, беспрестанные стычки мелких отрядов почти на каждом шагу, за пределами укреплений с неуловимым неприятелем,
- все это заставляло мыслить, соображать, распоряжаться и вместе с тем развивало известную удаль в офицерах, нередко переходящую границы благоразумия" [7]. Старшие и даже млад-
15
шие офицеры получали самостоятельность не только в случаях, когда становились "главнокомандующими" экспедиционных отрядов во время боя, в случае ранения или смерти изначально назначенного командира, но и в силу того, что на Кавказе батальоны и даже роты на гарнизонной службе обычно оказы-вались в изоляции и часто были вынуждены буквально выживать во враждебном окружении. Офицерам этих соединений приходилось заботиться не только об обороне вверенного им объекта и прилегающей к нему территории, но и, собственно, участвовать в строительстве укреплений, заготовлять провиант, вести переговоры с горцами, надеясь выиграть немного мирного времени. Доходило до того, что командиры полков далеко не всегда знали особенности положения своих подчиненных и могли реально повлиять на него или оказать помощь.
Выше уже отмечалось, что полки Отдельного Кавказского корпуса преврати-лись в своеобразные квазиплемена, основав собственные хозяйства и переняв многое из культуры горцев. Многие очевидцы отмечали, что последнее относилось и к практике набегов. Военнослужащие не только отражали нападения неприятеля, но и сами проводили, рейды или, как тогда говорили, экспедиции, на горские земли часто только чтобы получить правительственные награды и захватить добычу для покрытия потерь хозяйства от набегов и его дальнейшего развития. При этом, как бывало во все времена, потери собственных войск значительно занижались, а противника, напротив, завышались. В частности,
В.А. Гейман вспоминал:
"Постепенное напряженное состояние наших войск, которые должны были прикрывать и нашу казачью линию, и покорные нам аулы; дерзкие набеги горцев в наши пределы вызывали и с нашей стороны такие же набеги, которые немало стоили русской крови, не принося никакой пользы, не принося никакой пользы. Этими набегами многие начальники подчас и злоупотребляли. Конечно, войска делали свое дело, дрались отлично, но в общем - это было без всякой цели. Всякий набег (а они по всей занятой нами линии были не редки) стоил нам подчас сотни раненых и убитых; писались реляции, прославлялась потеря наша, а неприятельская всегда больше, - ведь ее проверить было невозможно, и всегда обозначалось: "неприятель потерял самых лучших людей". Сложился по этому поводу даже следующий анекдот: адъютант, докладывая начальнику реляцию, спрашивает: "Ваше превосходительство, сколько прикажете пока-
зать потери у неприятеля?" - "Да что их жалеть! Покажите столько-то". Если по всем реляциям сосчитать показанную потерю неприяте-ля, то надо удивляться плодовитости горцев, когда еще их так много осталось после покорения Кавказа" [8].
Также одной из характерных особенностей Кавказской войны была заметная обособленность полков, которые имели зоной своей ответственности конкретный регион и связанную с этим узкую специализацию привычных для них действий:
"Нахожу здесь уместным заметить, что на Кавказе все специализируется: как свойства и качества войск, так и офицеров, что является необходимым по причине различия природы и свойств разных местностей края. Естественно, что один полк превосходно действует в лесах, другой, благодаря быстроте своего хода, в горах; один офицер провел долгие годы в борьбе с чумой на турецкой границе, другой - в административной службе Закавказья, третий
- всю жизнь провел в борьбе с лихо-радкой и спячкой, на службе гарнизона в небольшом форте морского побережья; один - на биваках в ледниках лезгинских гор, другой - в преследовании конных партий черкес на Кубани; некоторые офицеры провели всю жизнь в Чечне, в этой стране вечной войны и опасностей, служа постоянно мишенью чеченца, другие - в Дагестане - стране всевозможных лишений, но где легко создаются репутации, блистательные карьеры и легко дается успех.
Каждая из различных местностей Кавказа имеет свою, ей присущую природу, свойства, свой тип, требуя и особого способа ведения войны, и прежде чем действовать в той или другой местности и быть на что-то годным, надо ее изучить; <...>" [9]
Одной из наиболее заметных особенностей Кавказской войны были инициативность нижних чинов самостоятельность в принятии решений офицеров всех рангов от прапорщика до генерала.
Важные самостоятельные решения на Кавказе часто должны были приниматься командирами рот, а то и взводов, которые в Отдельном Кавказском корпусе имели намного большее значение, чем в других частях русской армии. Как писал в своих воспоминаниях генерал Г.И. Филипсон: ". это была война не генеральская. Самую важную роль играли полковые, батальонные и ротные командиры" [10].
Нижние же чины в специфических условиях Кавказской войны быстро превращались в превосходных индивидуальных бойцов. "Солдат
________________________________________16
ВЕСТНИК КРАСНОДАРСКОГО УНИВЕРСИТЕТА МВД РОССИИ • 2011 • №1
инстинктивно узнавал мысль своего начальника, сам работал головой, он рассуждал, соображал, применялся к местности в данный момент и делал выводы о причинах удачи и неудачи в известной стычке с горцами" [11]. Все мемуаристы отмечали, что "офицера, приехавшего из русских войск, поражали самостоятельность и самоуважение ротных и батальонных командиров, разумная сметливость и незадерганность солдат в кавказских войсках" [12]. Подобная самостоятельность привела к формированию у всех кавказцев особого рода дисциплины, которая строилась не на внимании к разного рода формальностям, и мелочам, что так занимали гвардейских любителей плац-парадов и муштры, а на высокоразвитом чувстве долга, которое побуждало терпеть тяготы походов, а при необходимости и жертвовать собой.
Как известно, еще в конце XVIII в. российское правительство пришло к выводу о желательности иметь в наличии "войско из горских кавказских жителей. для содержания в зависимости горских кавказских жителей". Однако это стремление получило свою реализацию лишь в 40-х гг. XIX в. Так, в 1842 г. из 200 враждебных Шамилю горцев был сформирован отряд "Дагестанские всадники", успешные действия которого привлекали в него новых "рекрутов". Все это позволило начальнику края князю М.З. Аргутинскому-Долгорукому создать на его основе специальное военное соединение - Дагестанский конноиррегулярный полк. Первоначально он состоял исключительно из аварцев, но затем туда стали вербоваться и представители других кавказских народов, прежде всего различные искатели приключений. Один из исследователей истории этой части писал по данному поводу: ". в полк охотнее принимали даже людей, наделавших в горах какие-нибудь проказы: убийство, пора-нение, ссоры с наибом и т. п., так как знали, что им трудно вернуться в горы и потому считали более надежными для службы в полку" [13]. Однако такое положение дел очень негативно влияло на дисциплину в полку, и часто имело эффект обратный от желаемого. Тот же историк приводит один весьма интересный рапорт, поданный командующему Отдельным Кавказским корпусом командиром подразделения князем Орбелиани 11 марта 1854 г., где, в частности, говорится: "В последнее время. весьма часто стали случаться побеги всадников в горы; почти все аварцы, вышедшие с Хаджи Муратом и потом зачисленные в полк, бежали к непокорным горцам по той причине, как говорят их товарищи, что спокойное положение края отнимает у них возможность вести привычную их боевую жизнь" [14]. По этой
ТЕОРИЯ И ИСТОРИЯ ПРАВА И ГОСУДАРСТВА причине Орбелиани просить разрешения полку устраивать время от времени набеги на "немирных" горцев.
Несмотря на такое положение дел, русское командование считало подобные формирования вполне полезные, так что их число постепенно возрастало. Считалось, что одной из важнейших причин необходимости формирования горской милиции было "устранение", точнее, установление контроля над специфическим слоем горцев, которые лишь в боевых действиях, а именно в набегах, видели и смысл жизни, и единственно "почетный" способ заработать славу и добыть богатство. Так, в ноябре 1859 г. начальник Дагестанской области Л.И. Меликов писал кавказскому наместнику: ". Обаяние удальства, надежда на добычу, награды, установленные Шамилем за военные подвиги, сильно способствовали к образованию между горцами чисто военного сословия, не имевшего других занятий кроме частых набегов. Образовавшееся таким образом сословие с умиротворением Дагестана осталось совершенно без всякого дела и значения, а главное и без средств, которые давала им война, по мере отличий, в ней оказываемых.
Они не могут быть довольны настоящим положением, уровнявшим их с массою простых земледельцев и даже своих соратников, ходивших на войну только по приказаниям и потому под притворною покорностью будут всегда тайными врагами нашими. Поэтому считаю делом первостепенной важности теперь же занять таких людей службою, которая, отличив их от массы, давала бы им безбедные средства к жизни" [15]. Подобную точку зрения разделял и Д.А. Милютин, который в своих мемуарах писал: ". формирование этих милиций из туземцев приносило двойную пользу: давало возможность уменьшать наряд казаков и вместе с тем извлекало из туземного населения и дисциплинировало именно тех бездомных сорванцов, которые обыкновенно являются первыми зачинщиками в народных волнениях и мятежах" [16].
Впрочем, далеко не все опытные кавказские военачальники были согласны с такой позицией. Среди таких генералов был А. А. Вельяминов. В одном из своих докладов о возможности набора горцев в русскую армию он писал: ". составить из них войско, имеющее какое-нибудь устройство, подчинить их порядку и дисципли-не, помирить их с понятием о всегдашней готовности к службе по первому требованию: это не иначе может быть сделано, как изменив их понятия, их образ жизни, их обычаи и предрассудки, укоренившиеся веками. Мусульманские полки собственно на кавказской линии могут быть более
17
вредны, чем полезны. Мы имеем в Волгском полку Бабуковскую станицу, составленную большей частью из кабардинцев и абазинцев. До сих пор мы не можем прекратить сношения их с неприязненными нам горцами, хотя станица сия находится под надзором русского полкового командира. Кизлярский полк, составленный из татар, учрежденный с давних лет, не прерывает связей своих с кумыками и Дагестаном. Казаки сего полка нередко бывают в воровских связях с заграничными хищниками, а некоторые изобличены в измене во время возмущения Кази-муллы. Из числа казаков Бабуковской станицы несколько человек находятся в бегах у горцев, служат им провожатыми и доставляют по крайней мере продовольствие из станицы. Учреждение полков из кочующих в кавказской области народов и покорных горцев должно иметь подобные последствия. Не отвергаю, однако же, что горцы могут иногда с пользой употребляемы быть в экспедициях наших. Но для сего не нужно формировать из них полков, достаточно набирать их на время экспедиции. Многие полагают, что, заставляя сражаться мусульман друг против друга, мы можем возродить между ними ненависть. Мнение сие кажется мне ошибочным. Сколько раз употребляли мы кумык против чеченцев, чеченцев против кабардинцев, сие последние употреблены были против закубанцев, закубанские ногайцы против абадзехов и шапсугов, но это не произвело до сих пор ни малейшей между ними неприязни. Все готовы помогать друг другу к ниспровержению влады-чества нашего, коль скоро находят хотя малейшую к тому возможность" [17].
В целом, войска на Кавказе находились в столь непривычных условиях, что были вынуждены нарушать многие требования устава даже просто для того, чтобы выжить. Происходившие изменения в обмундировании, тактике и правилах ведения полкового хозяйства официально вводились лишь после их многолетнего практического применения.
1. Бенкендорф К.К. Воспоминания графа Константина Константиновича Бенкендорфа о
Кавказской летней экспедиции 1845 года //Воспоминания участников Кав-казской войны XIX века. Даргинская трагедия. 1845 год. СПб., 2001. С. 246-247.
2. Гейман В.А. 1845 год. Воспоминания //Воспоминания участников Кавказской войны XIX века. Даргинская трагедия. 1845 год. СПб., 2001. С. 401-402.
3. Фадеев Р.А. Вооруженные силы России. СПб., 1889. С. 297.
4. Терешонок А., Адашкевич Ю. Рукопашный бой в русском стиле // Москва. 1992. № 11-12.
С. 183-184.
5. Ольшевский М.Я. Кавказ с 1841 по 1866 год. СПб., 2003. С. 307.
6. Бриммер Э.В. Служба артиллерийского офицера, воспитывавшегося в 1 кадет-ском корпусе и выпущенного в 1815 году // Кавказский Сборник. Т. 16. Тифлис. 1892. С. 133.
7. Дондуков-Корсаков А. М. Мои воспоминания. 1840-1844 // Старина и новизна. Выпуск 6. СПб., 1903. С. 56.
8. Гейман В.А. 1845 год. Воспоминания //Воспоминания участников Кавказской войны XIX века. Даргинская трагедия. 1845 год. СПб., 2001. С. 402-403.
9. Бенкендорф К.К. Воспоминания графа Константина Константиновича Бенкен-дорфа о Кавказской летней экспедиции 1845 года //Воспоминания участников Кав-казской войны XIX века. Даргинская трагедия. 1845 год. СПб., 2001. С. 253.
10. Филипсон Г. И. Воспоминания. 1837-1847/ / Осада Кавказа. Воспоминания участников Кавказской войны XIX в., СПб., 2000. С. 103.
11. И. П. Из боевых воспоминаний // Кавказский сборник. Т. 4. Тифлис. 1880. С. 54.
12. Филипсон Г. И. Указ. соч. С. 44.
14. Там же. С. 139.
15. Там же. С. 50.
16. Милютин Д.А. Воспоминания генерал-фельдмаршала графа Дмитрия Алексеевича Милютина. 1860-1862. М., 1999. С. 262.
17. Вельяминов А.А. Замечания на письмо главнокомандующего действующей армией к военному министру от 27.07.1832. //Кавказский сборник. Т. 7. Тифлис. 1883. С. 132-133.
18
ВЕСТНИК КРАСНОДАРСКОГО УНИВЕРСИТЕТА МВД РОССИИ • 2011 • №1
