CC BY
113
УДК 4:82
ББК 81.05:83.3 (4Вл)
Ю.В. Руденко
СПЕЦИФИЧЕСКИЕ ЧЕРТЫ ИДИОСТИЛЯ Д. ФАУЛЗА, ВЫРАЖЕННЫЕ ИНТЕРТЕКСТУАЛЬНЫМИ ПРИЕМАМИ, НА МАТЕРИАЛЕ ЯЗЫКА РОМАНА «ВОЛХВ»
В статье исследуются фигуры интертекста как специфические черты индивидуального стиля английского писателя эпохи постмодернизма Джона Фаулза. Проанализированы такие приемы интертекстуальности, как текстовые аллюзии, цитации, текстовые аппликации и экфрасис. Теоретическая база основана на категориальном аппарате, разработанном В.П. Москвиным и трактовке малоизученного понятия «экфрасис» Л. Геллером.
Ключевые слова: интертекстуальность, текстовая аллюзия, текстовая антономасия, цитирование, текстовая аппликация, экфрасис.
Yu.V. Rudenko
SPECIFIC FEATURES OF J. FOWLES'S INDIOSTYLE EXPRESSED BY INTERTEXTUAL FIGURES USED IN THE NOVEL "TOE MAGUS"
The article presents a study of intertextual figures as specific features of individual style of John Fowles, an English postmodernistic writer. Such intertextual devices as textual allusion, citation, textual application and ecphrasis are analysed. Theoretical foundation is V. P. Moskvin's categorical concept and L. Geller's interpretation of the term 'ecphrasis'.
Key words: intertextuality, textual allusion, textual antonomasia, citation, textual application, ecphrasis.
Джон Фаулз является ярким представителем эпохи постмодернизма, особенности идиостиля которого широко полемизируются и приобретают неоднозначный характер (B. Lens «John Fowles Visionary and Voyeur», T.M. Wilson «The_Recurrent_Green_Universe_of John Fowles», J. Pollheide «Postmodernist Narrative Strategies in the Novels of John Fowles», E.C. Аминева «Традиция викторианской литературы в творчестве Джона Фаулза» и многие др.). Основной чертой данной исторической эпохи, согласно И. Хассану, И.П. Ильину, Д. Полл-шид, E.C. Аминева и многих других теоретиков постмодернизма, является интертекстуальность. О данном терми-о не следует говорить, если «смысл худо-ф жественного произведения полностью S или частично формируется посредством ^ ссылки на иной текст, который отыски-<2 вается в творчестве того же автора, в
смежном искусстве, в смежном дискурсе или в предшествующей литературе» [5, с. 11]. Апелляция современного романа к произведениям предшествующих эпох является отличительным маркером эпохи постмодернизма. Джон Фаулз, являясь мастером тонких аллюзий, обращает свое внимание, как на наследия античных авторов, так и на работы современных поэтов и философов.
В данной статье рассматривается специфика индивидуального стиля автора сквозь призму интертекстуальных связей. В качестве теоретической базы использовалась классификация категории интертекстуальности В.П. Москвина, в которой выделены следующие фигуры интертекста: цитирование, текстовая аппликация, текстовая аллюзия. Более 350 примеров перечисленных художественно-выразительных приемов представлены в романе Д. Фа-
улза «Волхв». Они отсылают читателя к античной мифологии, к произведениям английской литературы эпохи реализма и к бессмертным произведениям Шекспира. Отдельно в данной статье анализируется дискуссионное понятие «экфрасис» как ссылка на произведения изобразительного искусства. Благодаря диалогу культур, выраженному интер-текстемами («наименьшими единицами, выражающими интертекстуальные отношения» [1, с. 114]), раскрываются две основные образные парадигмы произведения «мир - театр» и «мир - искусство».
Парадигма романа «Волхв» «мир - театр» создана, в большой степени, с помощью текстовой аллюзии, около 250 примеров которой насчитывается в романе. Текстовая аллюзия «представляет собой свернутую, часто однословную выдержку из пре-текста, используемую без ссылки на автора» [4, с. 110]. В романе в основном читатель сталкивается с именной, ономастической аллюзией или текстовой антономасией, которая является видом текстовой аллюзии. Образы литературных героев переосмысливаются автором и вплетаются в канву романа, создавая связь между произведениями. Согласно В.П. Москвину, «интертекстуально отмеченную прономинацию, основанную на переосмыслении имени литературного персонажа или мифологического героя, можно именовать текстовой антономаси-ей или ономастической аллюзией» [4, с. 118]. Герои Д. Фаулза очень неоднозначны и, чтобы осмыслить их, необходимо расшифровать авторские коды. Так, например, главный персонаж романа, Николас, имеет следующие манифестации: Мольволио, Яго, Калибан, Приап, Минотавр и Цирцея.
And then, out of that pain, the sheer physical torture, I began to understand. I was Iago; but I was also crucified. The crucified Iago. Crucified by ... the metamorphoses of Lily ran wildly through my brain, like maenads, hunting some blindness, some demon in me down.
И эта же боль, элементарное физическое страданье, привела мои мысли в порядок. Я был Яго; но при этом я был распят Распя-
тый Яго. Распятый тою, кто... и вереница обликов Лилии мгновенно выстроилась перед внутренним взором, мелькнула предо мной, словно череда менад, изгоняющих беса былой моей слепоты.
Сравнение с предателем из трагедии Шекспира «Отелло» приводят Николаса к размышлениям, ментальным действиям. Он начинает понимать, что Яго в его исполнении терпит сокрушительное нравственное поражение. Реализация приемов антономасии и парцелляции позволяют автору изобразить процесс просветления в душе главного героя. Лексические повторы и лаконизм фраз создают своеобразный ритм и несут экспрессивно-выделительную функцию. Противительный союз «but» - «но» обрывает общепринятое восприятие образа Яго и позволяет создать литературный оксюморон - «распятый Яго». В одной прозаической строфе гармонично переплетаются греческая мифология (менады - спутницы бога Диониса), библейский сюжет и шекспировский образ.
Для погружения своих персонажей и читателей в атмосферу греческого острова автор то и дело прибегает к аллюзиям на античную мифологию. Таким образом появляются герои и боги Эллады: Одиссей, Эдип, Тесей, Агамемнон, Цирцея, Аполлон, Артемида, Зевс и т.д. В начале романа Николас, вышедший из лона современной цивилизации, при наличии непомерного Эго, романтизирует свой внутренний облик, ассоциируя себя с Одиссеем.
Her hair blew forward, clouding her face a little. I wanted to brush it back, or to shake her hard; I wasn't quite sure which. In the end I stared out to sea, a little on the same principle as Ulysses when he tied himself to the mast.
Несколько прядей растрепались, заслонив лицо. Мне хотелось то ли отбросить их, то ли встряхнуть ее как следует. Наконец я отвел глаза к горизонту - так Одиссей прикручивал себя к мачте.
Аллюзия становится инструментом передачи чувств и эмоций, при этом автор затрачивает минимальное количество слов.
X -О
га >
н
о ф
Н ^
Ф IX
S ф
-О X
X
ф
X го
«
-й ей m ^
ГО о
Го Го * £
и °
к о.
5 <Р
Ь
О
со к S ф
_Q ГО
НЕ ф ф
I I
S £ ф
■ГО
О с
о
X
Ф
г
CL
od <2
В следующем примере Николас вновь себе выбирает роль из пьесы Шекспира «Буря».
...I was at last sanctioned as the Ferdinand to his salt-haired, clinging, warm-mouthed Miranda.
...мой статус Фердинанда по отношению к солоноволосой, лизучей, жаркогубой Миранде - Жюли - был, наконец, узаконен.
Искусно подобранные эпитеты раскрывают истинное отношение Николаса к девушке. Чистая любовь Фердинанда уподобляется чувству вожделения.
Остальные интертекстемы, такие как цитаты, аппликации и референции (менее 100 примеров) в количественном соотношении играют менее значительную роль в романе в сравнении с аллюзиями.
Цитирование - «дословное воспроизведение фрагмента текста, сопровождаемое ссылкой на источник» [4, с. 79]. Одним из необычных объектов цитирования для европейской литературы является восточная культура. Д. Фаулз вкладывает в уста своего героя Кончиса, мистификатора, четверостишие китайского поэта династии Тан, тем самым добавляя интеллектуальную изысканность его образу.
There is a poem of the Tang dynasty." He sounded the precious little glottal stop. "Here at the frontier, there are falling leaves. Although my neighbors are all barbarians, and you, you are a thousand miles away, there are always two cups on my table.
Есть такое стихотворение времен династии Таи. - Необычный горловой звук. -«Здесь, на границе, листопад. И хоть в округе одни дикари, а ты - ты за тысячу миль отсюда, две чашки всегда на моем столе».
Экзотичность фразы, ее инакость и особая мелодика достигается инверсиро-ванием обстоятельства места и лексическим повтором. Центром фразы является тот, для кого произнесены эти слова. Его значимость и долгожданность подчеркнуты повторением личного местоимения you - ты.
Цитирование как фигуру интертекста следует отличать от аппликации, так как декодировка второго приема требует от читателя больших интерпретативных усилий. Аппликация «представляет со-
бой дословное воспроизведение текста-донора в тексте-реципиенте без указания автора...» [4, с. 78]. Источник, на который ссылается писатель, должен быть индентифицирован читателем самостоятельно.
Wind-distorted, the bell rang again.
"Nich-o-las." She looked mock-grave. "It tolls for thee."
Снова звон, рассеиваемый ветром.
- Ни-ко-лас. - И с пафосом продекламировала: - К тебе он взывает.
Поэтическое употребление устаревшей формы личного местоимения в объектном падеже «thee» (создает определенную трудность для переводчика при переложении на русский язык) служит подсказкой читателю, что это цитата, довольно распространенная в англоязычной культуре. Это заключительная фраза стихотворения Д. Донна «No man is an island» - «Нет человека, который был бы как остров».
Парадигма «мир - искусство» представлена таким малоизученным приемом, как экфрасис. В основном этот прием реализуется в создании образа Алисон, главной героини романа. Экфрасис - «всякое воспроизведение одного искусства средствами другого» [2, с. 13] Д. Фаулз прибегает к изобразительному искусству для визуального воздействия на читателя. Эк-фрасис можно рассматривать как интертекстуальный прием, только если текст воспринимается в широком смысле, где возможно говорить не только о вербальных текстах, но и о невербальных: живопись, архитектура, кино (Ф. Джеймисон, Ч. Дженкс, Д.Д. Успенский). Основная функция экфрасиса или экфразы - «попытка передать визуальное в литературу» [6, с. 162]. Как утверждает Е.В. Яценко, в своей статье «Любите живопись, поэты...», «Экфрасис как художественно-мировоззренческая модель». «Миметические, неатрибутированные (имплицитные), описательно-толковательные, косвенные экфрасисы произведений норвежского живописца и графика Эдварда Мунка (1863-1944) доминируют в создании образа Алисон» [7, с. 47].
В данном случае речь идет о том, что Алисон сравнивается с девушкой в белом
платье, которая часто появляется на работах Э. Мунка. Распущенные волосы, как отличительная черта девушки (в то время в моде были короткие стрижки), ее кричащая эмоциональность, то смех, то слезы, а также постоянный акцент на обрамлении Алисон, Фаулз часто описывает ее в дверном проеме, что создает иллюзию картины, - все это заставляет нас вспомнить полотна и литографии норвежского художника.
«She stood holding the door half shut, the room in darkness behind her. Her face was terrible; puffed and unforgiving; nakedly hurt».
«Комната за ее спиной, в проеме полуоткрытой двери, была погружена в темноту. Выглядела Алисон ужасно; маска непреклонности; острое страдание».
Фаулз делает особый акцент на лице героини: на темном фоне оно выделяется как искуственная маска. Предикативные эпитеты (в русском варианте именные словосочетания) отделены от определяемого слова точкой с запятой, тем самым усиливается воздействие на читателя эстетически и эмоционально.
В романе присутствуют и другие ап-пеляции к произведениям живописи: полотна Будена, фантасмагорические порождения Босха, портреты Модильяни, картины Боннара и Ботичелли и пр.
Then came a squat succubus with a Bosch-like snout.
«За ним в дверь колобком вкатился суккуб с босховской харей».
Читатель, знакомый с творчеством Босха, интерпретирует предложение, проводя параллель между такими картинами, как «Сад земных наслаждений» или «Искушение святого Антония» и спектаклем, разыгранным перед Николасом. Экфрасис, также как и другие фигуры интертекста, «активирует культурную па-
мять читателя» [3, с. 55] и «способствует увеличению бытийной валентности произведения искусства» [2, с. 13].
Дискурс Джона Фаулза чрезвычайно многогранен и специфичен: он выражен благодаря сплетению фигур интертекста, объединяющих различные источники мировой культуры. Фигуры интертекста участвуют в создании индивидуальной картины мира Д. Фаулза. Его язык привлекает внимание многих ученых и любителей интеллектуальной прозы, таких как Е.С. Аминева, Е. Ермолин, Е.В. Яценко, А. Изотов, Т. Прохорова, В. Шамина, Michelle Phillips Buchberger, Jens Pollheide. Способность глубоко мыслить и «культивировать понятие загадки» позволяет автору создать чрезвычайно богатый мир, в котором реализуются накопленные знания во многих областях гуманитарных наук. В России к его произведениям интерес возник не так давно, его работы стали переводиться на русский язык лишь в 90-е годы, а следовательно, и текст Фаулза недостаточно изучен.
Интертекстемы создают особую систему кодов, своеобразный авторский эзопов язык, выполняющий огромную эмоционально-информативную функцию; мифологемопорождающую функцию, в которую стянуты все литературные, мифологические и библейские ассоциации. Использованные в данном романе интертекстемы позволяют читателю получить объемную информацию прежде всего о внутреннем мире героя, его перипетиях и метаморфозах. Отсылки на классические произведения, являясь специфичной чертой идиостиля Д. Фаулза, помогают не только лучше понять тенденции развития современной литературы через ее отношение к классике, но и открыть новые аспекты интерпретации классического наследия.
Библиографический список
1. Анцупова, Ю.В. Интертекстуальность как типичная черта русского постмодернизма [Текст] / Ю.В. Анцупова // В мире науки и искусства: вопросы филологии, искуствоведения и культурологии: сб. ст. по материалам 1УШ междунар. науч.-практ. конф. N° 3 (58). - Новосибирск: СибАК. -2016.- С. 113-116.
2. Геллер, Л. Воскрешение понятия, или Слово об экфрасисе [Текст] / Л. Геллер // Экфрасис в русской литературе. Труды Лозаннского симпозиума. - М.: МИК. - 2002. - С. 5-22.
.о х
-О
га >
I-
о ф
I-
ф
IX S Ф -О X
X
ф
X го
^ Ä -й ей £й ^
ГО о
gm
Го Го ° £
и °
¡5 а. s го н X
Я 3
0 to S к
5 Ф
s с; _Q ГО
ЁД
ф Ф
• S
1 TT го
m
О с
3. Лебедев, А. Экфрасис как элемент проповеди. На примере проповедей Филарета (Дроздова) [Текст] / А. Лебедев // Экфрасис в русской литературе. Труды Лозанского симпозиума. - М.: МИК. - 2002.- С. 42-52.
4. Москвин, В.П. Интертекстуальность. Понятийный аппарат. Фигуры, жанры, стили [Текст]: учеб. пособие / В.П. Москвин. - М.: Изд-во Либроком, 2011. - 168 с.
5. Смирнов, И.П. Порождение интертекста (элементы интертекстуального анализа с примерами из творчества Б.Л.Пастернака) [Текст]: учеб. пособие / И.П. Смирнов. - СПб.: Издат. отд. Языковой центр СПбГУ, 2012. - 192 с.
6. Хетени, Ж. Экфраза о двух концах - теоретическом и практическом. Тезисы несостоявшегося доклада [Текст] / Ж. Хетени // Экфрасис в русской литературе. Труды Лозанского симпозиума. -М.: МИК, 2002. - С. 162-166.
7. Яценко, Е.В. «Любите живопись, поэты...». Экфрасис как художественно-мировоззренческая модель [Текст] / Е.В. Яценко // Вопросы философии. - М.: НАУКА. - 2011. - №11. - С. 47-57.
References
1. Antsupova J.V. Intertextuality as a typical feature of Russian postmodernistic writing. Vmire nauki i iskusstva: voprosi filologii, iskustvovedenija i kulturologii: sb. st. po materialam LVIII mezhdunar. nauch.-prakt. konf. №3 (58). Novosibirsk: SibAk, 2016. P. 113-116. [in Russian].
2. Geller L. Reincarnation of the term or a word about ecphrasis. Ekfrasis v russkoj literature. Trudi Losan-skogo simposiuma. M.: MIK, 2002. P. 5-22. [in Russian].
3. Lebedev A. Ecphrasis as an element of sermon. Ekfrasis v russkoj literature. Trudy Losanskogo simposiuma. M.: MIK. 2002. P. 42-52. [in Russian].
4. Moskvin V.P. Intertextuality. Conceptual apparatus. Figures, genres, styles. M.: Librokom, 2011. P. 168. [in Russian].
5. Smirnov I.P. Creatingintertext (elements of intertextual analyses with examples of B.L. Pasternak's works). SPb.: Yazykovoi tsentr SPbGU, 2012. P. 192. [in Russian].
6. Heteni Zh. Ecphrasis of two sides - theoretical and practical. Ekfrasis v russkoj literature. Trudi Losanskogo simposiuma. M.: MIK, 2002. P. 162-166. [in Russian].
7. Yatsenko E.V. «Love painting, poets.». Ecphrasis as artistically world-view model. Voprosifilosofii, 2011. № 11. P. 47-57. [in Russian].
Сведения об авторах: Руденко Юлия Валерьевна,
аспирант кафедры русского языка, литературы и методики обучения русскому языку и литературе, Южно-Уральский государственный гуманитарно-педагогический университет, г. Челябинск, Российская Федерация. КтаИ: [email protected]
Information about the author: Rudenko Yuliya Valerievna,
Postgraduate student, Department of Russian Language, Literature and Methods of its Teaching, South-Ural State Humanitarian Pedagogical University, Chelyabinsk, Russia. E-mail: [email protected]
о
X
Ф
CL
m
