CC BY
178
ИСТОРИЯ
УДК 94(3)
Н. Ю. Сивкина
СПАРТА ПОСЛЕ КЛЕОМЕНА:
ДВА ВАРИАНТА РАЗВИТИЯ СОБЫТИЙ
Аннотация. После поражения в Клеоменовой войне Спарта вошла в состав Эллинской лиги. Но в 220 г. в Спарте произошел государственный переворот, который привел к резкому изменению политического курса государства во внешней политике и к внутренним смутам. Политика Ликурга и Набиса была антимакедонской и антиахейской. Однако новые союзники - Этолия и Рим -не считались с интересами Спарты и не оказали ей ни военной, ни экономической помощи. Вероятно, Спарта могла избежать тяжелых потерь и социальных волнений, если бы осталась в союзе с Македонией. Греко-македонское сотрудничество предполагало лишь одно основное условие: отказ греков от борьбы за гегемонию в Греции. Спартанцы не желали смириться с этим после Клеоменовой войны, но в союзе с Римом были вынуждены отказаться от претензий на гегемонию в Пелопоннесе.
Ключевые слова: Эллинистическая Спарта, Эллинская лига, Филипп V Македонский, Клеомен III, Арат Сикионский, Клеоменова война, Набис, социальные реформы, Союзническая война, Общий Мир.
Abstract. After defeat in Cleomenic war Sparta was a part of Hellenic League. But in 220 B.C. in Sparta there was a revolution which has led to sharp change in foreign policy of the state and to internal troubles. Policy of Likurg and Nabis was an-timacedonian and antiacheian. However new allies - Aetolia and Rome - did not reckon with interests of Sparta and have not rendered to it neither military, nor the economic help. Possibly, Sparta could avoid heavy losses and social problems if remained in the union with Macedonia. Greek-macedonian cooperation assumed only one basic condition: refusal of Greeks to struggle for hegemony in Greece. Spartans did not wish to reconcile to it after Cleomenic war, but in the union with Rome have been compelled to refuse claims for hegemony in Peloponnese.
Keywords: Hellenistic Sparta, Hellenic League, Phillip V of Macedon, Cleomenes
III, Aratus of Sicyon, Cleomenic war, Nabis, social reforms, Social war, the Common Peace.
В 224 г. до н.э. в ходе Клеоменовой войны между ахейцами и спартанцами стратег Ахейского союза - Арат обратился к македонскому царю Антигону Досону с инициативой образования Эллинской лиги. В союз вошли и другие греческие государства, хотя Полибий приводит противоречивые списки участников этого альянса (Polyb. IV. 9. 4; 15. 1-2; 29, 7; IX. 38. 5; XI. 5. 4). Совместные действия союзников привели к разгрому спартанцев в 222 г. при Селассии и бегству Клеомена в Египет.
После поражения в войне, согласно одной версии, которой придерживаются большинство исследователей, Спарта стала членом Эллинской лиги [1, с. 250; 2, с. 109; 3, р. 762; 4, р. 152; 5, р. 264; 6, р. 457; 7, р. 362]. К сожале-
нию, Полибий прямо не говорит об этом, он лишь намекает на этот факт в нескольких пассажах (IV. 24. 4-6; 26. 2; 34. 1). Однако другие сведения Полибия позволяют усомниться в участии Спарты в союзе (Polyb. IV. 15. 8; 23. 6; 24. 8). Не углубляясь в дискуссию по данному вопросу, можно лишь отметить, что первое утверждение, вероятно, ближе к истине, поскольку самыми убедительными свидетельствами участия Спарты в Эллинской лиге являются два указания у Полибия. Во-первых, после убийства промакедонски настроенных лиц в Спарте Филипп V предпочел следовать договору лиги: во внутренние дела союзников он не мог вмешаться, пока они не угрожали союзу в целом, ограничившись выражением неудовольствия (Polyb. IV. 22-24). Во-вторых, в Спарте должна была проводиться ратификация решения о войне против этолян в 220 г., что выглядело бы довольно странно, если бы спартанцы не участвовали в вынесении самого постановления.
Вероятно, Спарту можно считать государством, находившимся на «особом положении» в Эллинском союзе. Включая ее в лигу, союзники поставили это государство под общий контроль. Спартанцам было запрещено (впрочем, как и другим членам союза) вести самостоятельную внешнюю политику, совершать враждебные действия по отношению к членам лиги под угрозой наказания. Возвращение изгнанных Клеоменом граждан, видимо, должно было повлечь улаживание вопросов собственности, что на время отвлекло бы спартанцев от участия в политических интригах. Кроме того, в Пелопоннесе был оставлен царский представитель Таврион (Polyb. IV. 6. 4; 87. 8), которому, вероятно, подчинялся уполномоченный по делам Спарты беотиец Брахилл (Polyb. XX. 5. 12). Таким образом, Спарта находилась под постоянным контролем союзников.
Несмотря на эти предосторожности в Спарте, видимо, сохранилась сильная проклеоменова фракция. Это очевидно из того факта, что трое из пяти эфоров склонялись на этолийскую сторону. В 220 г. накануне заседания синедров в Коринфе эти трое эфоров устроили беспорядки, в ходе которых были убиты их противники, вероятно, промакедонски настроенные (Polyb.
IV. 22. 4-12). Однако при приближении македонского царя Филиппа V к городу спартанцы поспешили выразить ему свою лояльность. Спарта осталась в составе союза, а Филипп воздержался от чрезвычайных мер. По версии Плутарха, Арат внушил царю мысль воздержаться от наказания спартанцев (Plut. Arat. 48. 5). Однако Н. Хэммонд полагает, что это решение принадлежало самому Филиппу [7, р. 373, n. 1]. Можно найти лишь одно объяснение столь невнимательному отношению к поддерживавшим его людям и отказу царя от мщения за их смерть: македонский правитель не мог применить силу. Как гегемон лиги он должен был прежде всего думать о сохранении дружественного отношения с этим, включенным в Эллинский союз силой, государством. Применение войск и пролитие крови было равносильно взрыву антимакедон-ских настроений в других государствах и немедленному их отпадению от союза, а действие в рамках договора лиги не позволяло вмешиваться во внутренние дела государства, если они не угрожали другим союзникам. Поэтому македонский царь и ограничился высказыванием недовольства.
Однако мирный исход этого конфликта не разрешил существовавшие в Спарте проблемы. В рассматриваемый нами период в ней шла политическая борьба и имели место различные подходы к вопросам внешней и социальной политики. После разгрома Клеомена в Спарте было восстановлено прежнее
государственное устройство (Ро1уЬ. II. 70. 1). Поэтому против лиги были настроены бывшие клеоменисты, те, кто надеялся на продолжение реформ, и молодежь [8, р. 70]. Становится вполне понятным нежелание Спарты участвовать в назревавшей войне против этолийцев на стороне недавних противников.
Тем временем подготовка сторон к войне шла полным ходом, причем она не ограничилась мобилизацией населения и вооружением армий. И ахейцы, и этолийцы стремились обеспечить себе единый фронт союзников, чтобы начать войну в наиболее благоприятных для себя условиях. Однако в период с осени 220 г. (заседание в Коринфе) до весны 219 г. (выборы у ахейцев) в Спарте произошел переворот, который привел к резкому повороту во внешней политике государства и, как следствие этого, к внутренним смутам.
В Спарте прошли выборы новых эфоров, вероятно, проэтолийски настроенных (Ро1уЬ. IV. 34. 3). По их просьбе в Спарту явился этолийский посол Махат, который убеждал спартанцев заключить военный союз с Этолией, тем не менее, спор был решен в пользу сохранения союза с Македонией, огромную роль в этом сыграло старшее поколение. По мнению Б. Шимрона [8, р. 70], высокий возрастной ценз при голосовании отразился в умеренной точке зрения. Но люди, склонявшие народ на сторону Этолии, не смирились. Во время торжественной процессии у храма Афины молодежь набросилась на эфоров и перебила их у алтаря, затем настала очередь геронтов. Из страны были изгнаны противники этолийцев. После этого Спарта заключила союз с Этолийской лигой (Ро1уЬ. IV. 34-35). Момент для переворота был выбран удачно: внимание противников было отвлечено от Спарты.
Лишь после расправы вновь выбранные эфоры назначили двух царей. Примечательны фигуры назначенных царей. Одним стал Агесиполид, внук Клеомброта, но в то время он был еще ребенком. В другом царском доме было достаточно претендентов на трон, тем не менее вторым царем был выбран Ликург, который не имел прямого отношения к царскому роду, но дал всем эфорам взятку (Ро1уЬ. IV. 35. 10-14). Уважение династических правил в Спарте существовало до царя Леонида II; начиная с него узурпации власти, убийства царей и нарушение спартанских обычаев становятся частым явлением политической жизни [9, р. 28]. Тем не менее, некоторые исследователи считают, что Ликург все же принадлежал к боковой ветви дома Эврипонти-дов [6, р. 484], есть даже гипотеза, что он был потомком Агиса II [10, р. 179]. Именно Ликург возглавлял спартанское войско в годы Союзнической войны (Ро1уЬ. IV. 36. 4).
Примечательно, что ахейцы, со своей стороны, не предпринимали каких-либо мер для удержания союзника. Об этом не сохранилось никаких свидетельств. Не вполне ясна судьба Брахилла, в обязанности которого входило наблюдение за этим регионом. Возможно, он погиб задолго до переворота, еще накануне встречи синедров в Коринфе. Никакой реакции на переворот не последовало и от царского представителя в Пелопоннесе Тавриона, основной функцией которого было сохранение мира на полуострове. Нейтральная позиция столь заинтересованного лица объясняется, с одной стороны, недостаточно крупными силами, находившимися в его распоряжении для возможного вторжения в Спарту, но более всего тем обстоятельством, что его внимание, видимо, было отвлечено другим переворотом, который произошел несколько раньше в Мессении.
В ходе Союзнической войны спартанцы вели довольно активные действия, но не принесшие им существенных результатов (Ро1уЬ. IV. 36. 6; 37. 6; 60. 3). Обращает на себя внимание одно существенное обстоятельство. Объекты спартанских атак в начале Союзнической войны не были крупными полисами, способными оказать серьезное сопротивление и вызвать длительную осаду. Видимо, Ликург не располагал значительными силами для нападения на такие города, как Мегалополь или Аргос. Кроме того, его позиция внутри государства на протяжении военных лет оставалась довольно шаткой.
В разгар зимы 219/218 г. спартанец Хилон, рассчитывая на престол, задумал переворот. Полибий утверждает, что он планировал идти путем Клео-мена (IV. 81. 2), обеспечив поддержку толпы. Он набрал двести человек единомышленников (IV. 81. 3) и перебил эфоров, сторонников Ликурга. Но самого царя захватить не удалось, так как тот успел бежать из своего дома. Дальнейшие действия Хилона выглядят лихорадочными попытками найти опору и поддержку: он нападал на врагов, ободрял друзей, раздавал обещания. Но все оказалось напрасным, народ не присоединился к нему. Поэтому он был вынужден бежать из Спарты в Ахайю (Ро1уЬ. IV. 81. 3-11).
Попытка путча, по мнению Ф. Уолбэнка [6, р. 534], свидетельствует о том, что Ликург не оправдал надежд на перемены. В таком случае обещание Хилона продолжить социальные реформы, конечно, могло привлечь на его сторону бывших клеоменистов. Однако здесь следует сделать одно уточнение. Полибий говорит, что за Хилоном шло всего двести человек и что его сторонники были из толпы. Ликург, видимо, не стал продолжателем дел Кле-омена, поэтому не пользовался доверием тех эфоров, которые принадлежали к клеоменистской партии [8, р. 77]. Именно на существующих разногласиях между царем и эфорами и намеревался сыграть Хилон, уничтожив лишь тех эфоров, кто был сторонником Ликурга (Ро1уЬ. IV. 81. 4). Однако он не учел тот факт, что Ликурга и клеоменистов сближал один немаловажный фактор -общий враг. Антиахейская позиция Ликурга и успешные, хотя и скромные, боевые действия против Эллинской лиги, напоминавшие начало Клеомено-вой войны 229-222 гг. до н.э., привели царя к компромиссу с этой партией. В целом его внешнюю политику даже можно назвать проклеоменовой. Поэтому вполне логично, что народные массы не поддержали Хилона, поскольку во внутренних делах уже не было былой остроты социальных противоречий, а во внешней - действия царя их вполне устраивали. Хилону нечего было противопоставить и военным шагам царя.
В следующем году в Спарте вновь разразился кризис власти. Эфоры получили донос, что Ликург затевает переворот, хотя подробностей Полибий не представляет нашему вниманию. Они собрали молодежь и ночью пришли к его дому. Однако царь был предупрежден и успел бежать в Этолию (Ро1уЬ. V. 29. 8-9). Вернулся он лишь на следующий год, летом 217 г., когда была обнаружена лживость доноса (Ро1уЬ. V. 91. 1-2).
Сообщения Полибия очень скупые, они порождают неоднозначное толкование тех событий. Из них следует, что ситуация в государстве не только не стабилизировалась, но еще более обострилась. Борьба за власть между царем и эфорами продолжалась. Восстановление доклеоменовой конституции способствовало этому. Вероятно, именно эфоры управляли государством в течение почти годового отсутствия царя. Но теперь эта борьба вступила в новую фазу - эфоры почувствовали свое преимущество над царем. Этому об-
стоятельству в немалой степени способствовало убийство во время путча Хи-лона эфоров - сторонников Ликурга (РоїуЬ. IV. 81. 4). Вероятно, вновь избранные на эту должность лица не были лояльно настроены к царю. Но, кроме того, видимо, определенную роль сыграли какие-то неблаговидные поступки царя, вызвавшие недовольство широкого круга лиц.
Возможно, донос о стремлении Ликурга к перевороту был недалек от истины. Примечательно, что Тит Ливий (XXXIV. 26. 14) называет Ликурга, как и Клеомена, тираном. Следует вспомнить о втором царе - Агесиполиде, который был выбран одновременно с Ликургом, но был еще ребенком, поэтому Ликург с самого начала правил один. Тем не менее Ливий говорит, что Агесиполид был изгнан Ликургом, хотя и не указывает, когда именно это произошло (XXXIV. 26. 14). Есть лишь весьма расплывчатое указание, что это случилось после смерти Клеомена. Как известно, спартанский реформатор погиб весной 219 г. до н.э. А обвинение Ликурга в стремлении к тирании приходится на лето 218 г. Таким образом, хронология событий не нарушена ни в малейшей степени. Сначала потребовалось время, чтобы известие о гибели Клеомена пришло в Грецию, потом шли боевые действия кампании 219 г., затем весной 218 г. Ликург вторгся в Мессению. Изгнание Агесиполи-да вполне могло иметь место по окончании первых операций войны, но до начала кампании второго года, т.е. в начале 218 г. до н.э. Возможно, стоит сопоставить все рассмотренные выше данные друг с другом и предположить, что изгнание второго царя вызвало негативную реакцию спартанцев.
Примечателен и тот факт, что за последние несколько десятилетий в Спарте по сравнению с прежними временами резко возросли монархические тенденции. Прерогативы царской власти еще в правление Агиса IV расширились; причем этот процесс сопровождался прямым нарушением полисной конституции. В борьбе с политическими противниками часто использовались тиранические приемы: изгнания царей, физическая расправа с ними, опора правителя на наемников, что таило в себе угрозу узурпации власти в Спарте [11, с. 33]. Вероятно, ликвидация института царской власти после разгрома при Селассии преследовала вполне определенную цель: управление переходило вновь в руки эфората, что порождало элемент нестабильности в государстве. Однако расчет руководителей Эллинской лиги на отстранение таким способом Спарты от активного участия во внешнеполитических делах не оправдался. В обстановке внутренней смуты накануне Союзнической войны эфорат был вынужден назначить нового царя. Опыт недавних лет и опора Ликурга на наемников (РоїуЬ. IV. 36) таили в себе угрозу узурпации власти. Поэтому изгнание второго царя не могло быть оценено иначе, как дальнейший шаг в этом направлении.
Довольно странно в изложении Полибия выглядит и оправдание Ликурга. Потребовалось около года, чтобы установить лживость доноса. Закономерен вопрос: а проводилось ли по делу какое-либо следствие? Отрицательный ответ, видимо, будет правомерен. Ввиду отсутствия подозреваемого разбор дела был обречен на обвинение. Тем не менее, через год Ликург был оправдан. Но Полибий не приводит никаких подробностей его оправдания. Как же была установлена истина? Путем признания доносчика? Весьма сомнительно, если его словам верили так долго. Возможно, ответ кроется в смене эфоров. На следующий год должны были быть выбраны другие люди, среди которых могли быть сторонники Ликурга.
Кроме того, изгнание Агесиполида, видимо, было не главным источником недовольства. Основную же причину народного гнева следует искать в неудачах на поле битвы. Действительно, все первые успехи начала войны были перечеркнуты безрезультатными походами 218 г. до н.э. В начале лета Ли-кург вторгся в Мессению, но его операция оказалась неудачной, никаких приобретений сделано не было. Затем он захватил Тегею, однако акрополь взять не смог и вернулся фактически ни с чем в Спарту (РоїуЬ. V. 17. 1). Едва его войска оставили Тегею, как туда прибыл македонский царь Филипп (РоїуЬ. V. 18), а затем царь вторгся в Лаконику. По свидетельству Полибия, земли были опустошены, царь «исходил ее всю» (V. 19). Сражение между македонским и спартанским войсками закончилось победой Филиппа (РоїуЬ. V. 23). Путь на Спарту был открыт, однако царь предпочел вернуться в Коринф, поскольку перед ним стояли иные цели. Столь быстрая победа унизила возрождавшуюся «национальную» гордость спартанцев. Естественно, что во всех проблемах они винили прежде всего Ликурга. На фоне столь явных провалов позиция царя по отношению к Агесиполиду выглядела неуместной и позволяла обвинить его в желании изменить государственный строй.
Примечательно, что за следующий год - год без Ликурга - Спарта вообще не вела активных боевых действий. Полибий не приводит никаких данных на этот счет. Складывается впечатление, будто они понесли столь ощутимый урон, что долго не могли прийти в себя после поражения. Но, вероятно, не меньшую роль сыграло и то обстоятельство, что Ликургу не нашлось достойной замены. Конечно, во внутренних делах эфоры были вполне компетентны и управляли сами, но другого командующего в их распоряжении не было. Возобновление походов началось после возвращения в страну царя. Однако действия его вновь были безуспешными. Совместный план нападения на Мессению был выработан со стратегом этолийцев в Элиде Пиррием, однако войска союзников даже не смогли соединиться, были отбиты и вернулись ни с чем (РоїуЬ. V. 91. 3; 92. 2-6).
Следует обратить внимание на одно обстоятельство. Этолийцы в отношении Спарты за все годы войны вели себя пассивно. Нет ни одного свидетельства этолийской помощи Ликургу, за исключением предоставления ему убежища. В боевых операциях спартанцы полагались лишь на собственные силы. Позиция этолийцев в отношении Спарты показывает, что даже союзники не воспринимали ее в качестве реальной силы. Возможно, им было вполне достаточно тех трудностей, которые спартанцы создавали врагу в Пелопоннесе. Действительно, Ликург, хотя и не нанес существенного урона противнику, постоянно отвлекал ахейцев и македонян от основного театра боевых действий.
Таким образом, фактическое участие спартанцев в войне было довольно скромным. Но, несмотря на неудачи последнего периода войны, Ликург сумел сохранить власть в своих руках. Вероятно, немалое значение имел тот факт, что итоги войны не коснулись собственно спартанских земель, территориальных потерь Спарта не понесла. В международном же плане ее позиции были ослаблены, поскольку соседняя Мессения вошла в сферу влияния Ахейского союза. В Пелопоннесе по-прежнему базировался Таврион, хотя где именно находилась его ставка неизвестно. Так что какие-либо действия спартанцев, расцененные как враждебные Эллинской лиге, могли довольно быстро вызвать ответную реакцию.
О событиях, произошедших в Спарте после заключения мира в Навпак-те в течение целого десятилетия, сведений почти нет. Ливий упоминает спартанцев в качестве потенциальных союзников Этолии при заключении римско-этолийского соглашения (Liv. XXVI. 24. 9) накануне первой римско-македонской войны. Когда именно умер Ликург, неизвестно. Вероятно, до 212 г. до н.э., так как в год начала I Македонской войны царем был его сын Пелопс, хотя реально правил Маханид, видимо, в качестве регента (Liv. XXXIV. 32. 1-2). Пелопс был еще ребенком, когда стал царем. По мнению Краймз, он родился в период, когда Ликург пришел к власти (220 или 219 г.), само имя Пелопс говорит в пользу этой версии [12, р. 25]. Царь символично дал сыну имя мифического героя, внука Зевса, в честь которого был назван полуостров. Тем не менее самостоятельно править Пелопсу не пришлось. Права и власть его были узурпированы тиранами, сначала Махани-дом, затем Набисом.
О личности Маханида и о том, каким образом ему удалось стать правителем, ничего достоверно не известно. Согласно одной версии [5, р. 272; 12, р. 25], он был телохранителем Пелопса из наемников, вероятно, тарентин-цев. Однако есть мнение [13, р. 158], что Маханид принадлежал к царскому роду. В 211 г. Маханид стал тираном и правил в Спарте, опираясь на наемников (Polyb. XI. 18. 1), до 207 г. до н.э.
Вероятно, Маханид придерживался политики, выработанной Ликургом. Во внешней политике сохранялась враждебность к Македонии и Эллинской лиге. Однако за отсутствием сил открыто выступить против старого врага он не решался, спартанцы выжидали удобного момента, который и представился в 211 г. с началом первой римско-македонской войны. Новый мощный враг Македонии рассматривался как потенциальный союзник, поэтому вслед за заключением этоло-римского договора о союзе к нему примкнула и Спарта.
Можно предположить, что и во внутренней сфере Маханид следовал методам Ликурга. Стоит вспомнить, что в борьбе с эфоратом Ликург вышел победителем. Отсутствие данных о событиях в Спарте можно интерпретировать в том качестве, что волнений в государстве больше не было. Едва ли Ли-кург проводил политику умиротворения низов общества, он не следовал ей даже в кризисные времена, когда едва не лишался власти. Скорее всего, после Союзнической войны даже политические противники Ликурга осознавали опасность смуты, которая могла повлечь вторжение войск Эллинской лиги. Поэтому спартанцы вынуждены были соблюдать Общий Мир. Если бы не вмешательство Рима, регент едва ли решился отстранить сына Ликурга и захватить власть. Вступив в римско-македонскую войну, спартанцы нарушили договор Общего Мира.
Что касается социальных реформ, то П. Олива называет Маханида в некотором смысле предтечей Набиса [5, р. 272]. Ливий говорит об «освобожденных тиранами рабах, которых было великое множество» (Liv. XXXVIII. 34. 2), а также о многочисленных изгнанниках, пострадавших от тиранов в Лакедемоне (Liv. XXXIV. 26. 13). Подобные свидетельства есть у Плутарха и Павсания. Первый, повествуя о расправе Филопемена над Спартой в 188 г., говорит о «всех, кому тираны дали право гражданства в Спарте» (Plut. Phil. 16), а Павсаний прославляет Филопемена за его борьбу с двумя тиранами (Paus. VIII. 51. 1). Если Ливий мог подразумевать всех лакедемонских правителей последней трети III в., начиная с Клеомена, то Филопемен боролся,
главным образом, против Маханида и Набиса. Поэтому можно предположить, что наделял правами гражданства и освобождал рабов не только Набис, но и Маханид. Стоит вспомнить, что в Спарте эллинистического периода значительно усилились монархические тенденции [11, с. 33; 14, с. 34]. Одним из проявлений растущей власти царя становится вмешательство его в отношения собственности. Если в классический период полис, т. е. коллектив граждан, являлся верховным собственником земли, то теперь эту роль берет на себя монарх. В то же время меняется и армия: все большее значение приобретают наемники. Интересно, что спартанские цари стараются прикрепить их к земле, что напоминает практику эллинистических монархов [14, с. 35]. Однако, согласно данным источников, Ликург не следовал этой практике, а Маханид, гораздо в большей степени опиравшийся на наемников, чем его предшественник, вполне мог прибегнуть к подобным мерам.
В качестве союзницы Рима Спарта принимала участие в первой римско-македонской войне (Polyb. IX. 28-39; Liv. XXXIV. 31. 5; 32. 1). В 209 г. спартанцы действовали, по-видимому, на границе с Аркадией, так как захватили Тегею (Polyb. XI. 11. 21). Возможно, в 208 г. стараниями Маханида была захвачена Бельминатида [5, р. 273], что следует из замечания Ливия (XXXVIII. 34. 8). Вероятно, натиск спартанцев был довольно серьезным, если ахейцы призвали на помощь царя Филиппа [5, р. 273]. Примечательно, что Маханид действовал очень осторожно, не углубляясь вглубь вражеской территории и избегая крупных столкновений. При этом, по сообщению Плутарха (Plut. Phil. 10), большое и сильное спартанское войско угрожало всему Пелопоннесу. В 207 г. Маханид совершил поход в Арголиду и угрожал Аргосу (Liv. XXVIII. 5. 5; Polyb. X. 41).
Возможно, его успехи были бы более существенными, но в 208 г. во главе Ахейской лиги встал Филопемен, который реформировал ахейское войско. В битве при Мантинее в 207 г. ахейская армия, противостоящая Махани-ду, была совершенно иной, не той, которую Клеомен неоднократно разбивал в 229-225 гг. Битва при Мантинее довольно подробно описана в источниках (Polyb. XI. 11-18; Plut. Phil. 10; Paus. VIII. 50. 2-3), при этом Плутарх и Пав-саний явно заимствовали сведения у Полибия [12, р. 26]. Спартанцы понесли сокрушительное поражение, потеряв 4 000 убитыми, включая самого Маха-нида. Сражение при Мантинее было таким же решающим для судьбы Спарты, как и битва при Селассии. После понесенных потерь Спарта была, вероятно, готова выйти из войны. В 206 г. был заключен сепаратный мир между этолийцами и Македонией, однако сведений об участии Спарты в этом соглашении нет. Бесспорно известно лишь то, что Спарта была упомянута в договоре 205 г. в Фенике; это мирное соглашение стало итогом первой римско-македонской войны.
Однако битва при Мантинее не означала, что долгая борьба за гегемонию в Пелопоннесе завершилась. После гибели Маханида новым регентом стал Набис, сын Демарата, его правление охватывает 207-192 гг. Для периода его правления нет ни одного дружественно расположенного к нему источника. Практически вся информация идет от Полибия и опиравшегося на ахейского историка Ливия (XXXIII. 44. 8; XXXIV. 32. 3). Полибий же считает На-биса еще более худшим тираном, чем был Клеомен: Набис запятнал себя убийствами, жестокостью, вымогательством и предательством в течение четырнадцати лет, которые он находился у власти (Polyb. XIII. 6. 1-5; 6. 6-10;
8. 2; XVI. 13. 1-2). Вероятно, ненависть историка вызвали радикальные реформы спартанского тирана [15, р. 142]. Изображение Набиса заимствовали у Полибия Диодор, Плутарх и Павсаний (Diod. 27. 1-2; Plut. Flamin. 13; Paus.
IV. 29. 10). Конечно, Набис мог быть более жестоким и безжалостным, чем Агис или Клеомен, но нет оснований думать, что его политика резко отличалась от курса этих реформаторов. Набиса можно рассматривать, с некоторыми оговорками, как продолжателя дел Агиса и Клеомена [13, р. 161].
Возможно, Набис даже происходил из династии Эврипонтидов [5, р. 278;
12, р. 27], но его связи с царской династией ничем не подтверждаются, возможно, он сам распускал слухи, страстно желая этого сана [15, р. 141]. Он родился не позже 245-240 гг. и был современником Клеомена. Наблюдая взлет и падение царя-реформатора, Набис имел возможность учесть некоторые ошибки предшественника. В частности, он был осторожен и окружал себя телохранителями из наемников. Клеомен же, набрав наемников в 227 г., позднее не имел постоянных телохранителей.
После поражения Маханида Спарта находилась в состоянии истощения, государство нуждалось в политических и социальных реформах. Набис стал готовиться к реваншу. Он понимал, что победить сильного противника сможет только при условии, если спартанская армия будет более эффективной, чем прежде. Поэтому он начал с социальных преобразований. К сожалению, о них в источниках сохранились лишь косвенные указания. Он конфисковал состояния своих богатых противников и перераспределил их среди нуждающихся (Polyb. XIII. 6. 3; XVI. 13. 1). Он даровал права гражданства своим наемникам, не заботясь об их происхождении и их прошлом. Самая спорная мера Набиса - освобождение илотов и дарование им гражданских прав (Liv. XXXIV. 31. 11). Вопрос в том, освободил ли Набис всех илотов или только какую-то их часть. Для решения этой проблемы необходимо вспомнить, что в битве при Мантинее пало много спартанцев. Их земли, а также конфискованные у политических противников имения позволили новому правителю перераспределить землю среди обедневших спартанцев и освободить часть илотов для восполнения численности гражданской армии, не отменяя рабство [5, р. 281]. Римляне тоже использовали низы общества для содействия своим целям, даже освобождая рабов, когда это было необходимо [16, р. 5]. Вероятно, были освобождены лишь те илоты, которые работали на богачей, преследуемых новым режимом [15, р. 144-145]. Точно так же до него поступил Клеомен, когда освободил 6 000 илотов. Правда, цели Клеомена и Набиса следует различать: Клеомен руководствовался военной задачей, На-бис намеревался провести радикальное изменение в социально-экономической сфере, чтобы модернизировать государство [15, р. 146].
Характерно, что об отмене долгов в Спарте источники ничего не сообщают, есть упоминание, что эту меру Набис использовал лишь в Аргосе. В противном случае Полибий, ненавидящий тиранов, не оставил бы без внимания такую же реформу в самой Спарте. Однако есть мнение, что Набис оказался радикальнее Клеомена именно во внешней политике. Хотя оба правителя стремились к гегемонии Спарты на полуострове, Набис не ограничился социальными преобразованиями только в Спарте, как поступил Клеомен, но и планировал провести преобразования в других городах [5, р. 282].
Ни один источник не дает систематического описания деятельности Набиса, предпочитая отмечать лишь преступления тирана. Однако правитель,
видимо, прилагал усилия к возведению фортификационных укреплений города (Ыу. XXXIV. 34. 2-4; 38. 2), способствовал развитию морского флота и торговли [5, р. 282]. Использование флота и укрепление связей с Критом, славившимся пиратами, объясняет сохранение вражды с Ахейским союзом. Вероятно, затраты на содержание флота были велики и приводили к недобросовестным поступкам правителя, в которых его обвиняли историки.
Являясь союзником Рима, Набис, конечно, не сожалел, когда Сенат провозгласил вторую войну против Македонии. Для Спарты это означало войну с Эллинской лигой, точнее с одним из ее основных участников -с Ахейским союзом. Однако Набис, конечно, не мог предвидеть, что присутствие римских легионов в Греции после 197 г. кардинально затронет его собственное положение. Реорганизация государства и радикальная политика На-биса привели к столкновению с римлянами и их союзниками, после которого Спарте была отведена ничтожная роль в новом, римском, мире.
Подводя итог, можно отметить, что переворот 220/219 г. привел к следующим последствиям. Во-первых, на протяжении последних десятилетий III в. до н.э. укрепление монархической власти в Спарте вступило в свою крайнюю стадию - тиранию. Во-вторых, выход из Эллинской лиги не принес стабильности внутри государства, о чем свидетельствуют попытки переворотов, убийства должностных лиц и несоблюдение законов. В-третьих, режим Ликурга, Маханида и Набиса базировался на военных предприятиях. Однако значительных успехов ни один из правителей не добился, напротив, каждый из них терпел поражения от македонских или ахейских сил. В-четвертых, избрав в союзники сначала Этолию, затем Рим, Спарта была вынуждена следовать в русле их политики. При этом союзники не только не считались с интересами Спарты, но и не оказывали спартанцам ни военной, ни экономической помощи.
Закономерен вопрос: а как развивались бы события, если бы Спарта не вышла из Эллинской лиги? Хотя история не терпит частичку «бы», тем не менее, попробуем рассмотреть, какую роль отводили спартанцам участники Эллинского союза.
Во-первых, Антигон Досон при заключении союза пошел на некоторые уступки грекам. Он не стал насаждать в Греции марионеточных режимов и отказался от силовой политики предшественников. Союз существовал более двадцати лет не только с помощью насилия. Устойчивость его обеспечивалась заинтересованностью союзников друг в друге, особенно в начальный период существования, условиями союзного договора и самим устройством лиги.
Во-вторых, кроме Спарты «на особом положении» в лиге находились Фессалия [4, р. 151, п. 92; 7, р. 351], Опунтская Локрида [4, р. 151; 7, р. 351, п. 6] и Эвбея [4, р. 151]. Хотя можно говорить об их неравноправном участии в лиге, тем не менее, никаких смут или попыток выхода из лиги не зафиксировано.
В-третьих, стоит отметить, что в договоре Эллинской лиги гарантировалась неизменность государственных устройств, которые существовали у участников лиги на момент заключения договора, и их автономия; запрещалось введение гарнизонов и выплата дани (Ро1уЬ. IV. 25. 7). Понятие «свободы» не исключало присутствие гарнизонов в наиболее важных пунктах Греции. Но Спарту это притеснение не коснулось. Нельзя с уверенностью утверждать, что условие сохранения конституций повсеместно ставило у власти
именно сторонников Македонии. Даже в Спарте после бегства Клеомена среди эфоров были люди, настроенные антимакедонски. Можно также предположить, что появление тиранов, вроде Маханида и Набиса, было бы невозможно, если бы Спарта осталась в составе лиги.
В-четвертых, между участниками союза, а также против македонского царя запрещались военные действия (Polyb. IV. 16. 5). Как показали дальнейшие события, македонский царь Филипп всегда отзывался на призыв союзников, даже если сам находился в труднейшей ситуации. Так, например, в ходе первой римско-македонской войны в 209 г., когда в Македонии началось восстание, царь был вынужден уйти из Греции, хотя военный сезон еще не закончился. Но даже в условиях, когда ему могли потребоваться все силы для подавления смуты, он оставил союзникам 2 500 воинов (Liv. XXVII. 32. 10). В 207 г. беотийцы, страшась неприятельского флота, просили у царя вспомогательных сил, с такой же просьбой обращались жители Эвбеи, акарнанцы и, вероятно, эпироты (Polyb. X. 41. 2-3). Для Македонии угрозу представляли соседние иллирийские и фракийские племена, которые только ожидали ухода царской армии в Грецию, чтобы совершить вторжение в Македонию (Polyb. X. 41. 4; Liv. XXVIII. 5. 7). Тем не менее Филипп обещал союзникам помощь и оказал ее, поэтому Эллинский союз не распался в ходе этой войны.
В-пятых, можно отметить, что две первые войны Эллинской лиги в 220 и 211 гг. были войнами с нарушителями Общего Мира - с этолийцами, следствием войн было установление мира в греческих государствах в 217-211 гг. и 206-201 гг. [7, р. 473]. Военные действия после 217 г. не касались греческих городов Балканского полуострова, Филипп направил военные действия на Иллирию; так же обстояло дело и в 206 г., когда македонский царь вновь оберегал спокойствие Греции, ослабляя противников за пределами Балкан. Спарта, хотя и являлась союзницей Этолии в обеих войнах, никаких притеснений не испытала, ее территория не была урезана, гарнизоны на ее земли не вводились, наместников не ставили. Столь мягкое отношение к спартанцам свидетельствует о том, что Эллинская лига не рассматривала Спарту как серьезного противника и не ставила своей целью полное подчинение побежденных. Принуждение к соблюдению Общего Мира не было тяжелым условием для Спарты, в отличие от этолийцев, привыкших жить за счет ограбления соседних территорий. Как отмечалось выше, о событиях, произошедших в Спарте после заключения мира в Навпакте в течение целого десятилетия, сведений почти нет. Отсутствие данных можно интерпретировать в том смысле, что волнений в государстве больше не было. То есть Общий Мир соблюдался и принес населению несколько лет спокойствия от смут и военных действий.
В-шестых, Эллинская лига служила гарантом от различных социальных потрясений. В частности, зафиксировано вмешательство Филиппа в мессен-ский конфликт в 216 г. Плутарх сообщает (Plut. Arat. 49), что в городе вспыхнула междоусобная борьба: толпа уничтожила около двухсот граждан (Plut. Arat. 49). Македонский царь предпочел вести переговоры, он не стал прибегать к силовым методам и настраивать против себя население союзной Мес-сении, поскольку надеялся контролировать ситуацию путем ввода на Ифому своего гарнизона. Что касается Спарты, то стоит вспомнить, что реформы Клеомена не были отменены после 222 г. Вероятно, гибель новых спартанских арендаторов при Селассии решила проблемы перераспределения земли [7, р. 362; 17, р. 163]. Кроме того, наличие даже в среде эфоров бывших клео-
менистов свидетельствует о том, что земельная реформа официально отменена не была. Естественно, можно предположить, что какие-то реформы в духе Клеомена могли в дальнейшем иметь место в Спарте, но радикальные преобразования Набиса, вероятно, никогда не были бы осуществлены, если бы Спарта осталась в составе Эллинской лиги.
Таким образом, можно отметить, что, оставаясь в Эллинской лиге, Спарта получила бы больше преимушеств, чем в союзе с Этолией. Самым основным итогом было бы установление гражданского мира, что для истощенной Спарты являлось лучшим выходом после Клеоменовой войны. Вероятно, некоторых попыток государственных переворотов и социальных смут государство смогло бы избежать, а в случае военных действий вместе с Македонией спартанцы не испытали бы разорения собственной территории и участвовали бы в разделе богатой добычи. Спартано-ахейские противоречия со временем потеряли бы остроту, поскольку и ахейцы, и спартанцы в равной степени участвовали бы в общесоюзных кампаниях и подчинялись бы гегемону лиги - македонскому царю. Конечно, спартанцам пришлось бы отказаться от старых амбиций и претензий на гегемонию в Пелопоннесе, что, вероятно, было труднее всего для спартанских лидеров. Они не могли смириться с тем, что Спарта не пользовались бы прежней свободой, т.е. свободой государства-гегемона. Однако, в конечном итоге, им пришлось пойти на это и в союзе с Этолией и Римом, погубив в войнах и смутах огромную массу рядового населения.
Список литературы
1. Ранович, А. Б. Эллинизм и его историческая роль / А. Б. Ранович. - М. ; Л. : Изд-во АН СССР, 1950. - 381 с.
2. Самохина, Г. С. Панэллинская идея в политике Македонии конца III в. до н. э. / Г. С. Самохина // Социальная структура и политическая организация античного общества. - Л., 1982. - С. 104-119.
3. Tarn, W. W. The Greek Leagues and Macedonia / W. W. Tarn // CAH. - 1928. -
V. 7. - P. 732-768.
4. Fine, J. The Background of the Social War of 220-217 B.C. / J. Fine // AJPh. -1940. - V. 61. - Р. 129-165.
5. Oliva, P. Sparta and her Social Problems / P. Oliva. - Prague, 1971. - 342 p.
6. Walbank, F. W. A historical commentary on Polybios. V. 1 / F. W. Walbank. -Oxford, 1957.
7. Hammond, N. G. A history of Macedonia. V. 3 / N. G. Hammond, F. W. Walbank. -Oxford : Clarendon Press, 1988. - 627 p.
8. Shimron, B. Late Sparta. The Spartan revolution 243-146 B.C. / B. Shimron. - Buffalo : State University of New York at Buffalo, 1972. - XIV. - 167 p.
9. Carlier, P. Le prince héritier á Sparte / P. Carlier // Gerión Anejos. - 2005. -
V. IX. - P. 21-28.
10. McQueen, E. I. The Eurypontid house in Hellenistic Sparta / E. I. McQueen // Historia. - 1990. - Bd. 39. - Hft. 2. - P. 163-181.
11. Перова, В. И. Спарта во второй половине III в. до н. э.: полис или монархия / В. И. Перова // Политическая история и историография (от античности до современности). - Петрозаводск : Изд-во Петрозав. ун-та, 1996. - С. 31-37.
12. Chrimes, K. M. Ancient Sparta. A reexamination of the evidence / K. M. Chrimes. -Manchester : Manchester University Press, 1949. - XV. - 527 p.
13. Jones, A. H. M. Sparta / A. H. M. Jones. - Oxford : Basil Blackwell, 1967. - 190 p.
14. Давыдова, Л. С. Последний этап кризиса полиса в Спарте / Л. С. Давыдова // Развитие античного и средневекового города / под ред. Г. А. Кошеленко. - М. : МГУ, 1987. - С. 25-36.
15. Birgalias, N. Nabis: un prince hellénistique? / N. Birgalias // Gerion Anejos. -2005. - V. IX. - P. 139-151.
16. Shimron, B. Nabis of Sparta and the Helots / B. Shimron // Classical Philology. -1966. - V. 61. - № 1. - Р. 1-7.
17. Cary, M. A history of the Greek World from 323 to 146 B.C. / M. Cary. - L. : Methuen and co., 1932. - XVI. - 448 p.
Сивкина Наталья Юрьевна
кандидат исторических наук, доцент, кафедра истории древнего мира и средних веков, Нижегородский государственный университет им. Н. И. Лобачевского
Sivkina Natalya Yuryevna Candidate of historical sciences, associate professor, sub-department of ancient world and middle ages history,
Nizhny Novgorod State University named after N. I. Lobachevsky
E-mail: [email protected]
УДК 94(3)
Сивкина, Н. Ю.
Спарта после Клеомена: два варианта развития событий /
Н. Ю. Сивкина // Известия высших учебных заведений. Поволжский регион. Гуманитарные науки. - 2010. - № 1 (13). - С. 3-15.
