Научная статья на тему 'Создание образа Григория Кутерьмы в «Граде Китеже» Н. А. Римского-Корсакова'

Создание образа Григория Кутерьмы в «Граде Китеже» Н. А. Римского-Корсакова Текст научной статьи по специальности «Искусствоведение»

CC BY
1091
168
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
РИМСКИЙ-КОРСАКОВ / ОПЕРА / "СКАЗАНИЕ О НЕВИДИМОМ ГРАДЕ КИТЕЖЕ И ДЕВЕ ФЕВРОНИИ" / ДМ. ЧЕРНЯКОВ / ЛИБРЕТТО / ЛЕТОПИСЬ / ДУХОВНЫЕ СТИХИ / АНТИХРИСТ / "THE LEGEND OF THE INVISIBLE CITY OF KITEZH AND THE MAIDEN FEVRONIA" / DM. CHERNYAKOV / RELIGIOUS (SPIRITUAL) POEMS / RIMSKY-KORSAKOV / OPERA / LIBRETTO / ANNALS / ANTICHRIST

Аннотация научной статьи по искусствоведению, автор научной работы — Черевань Светлана Владимировна

В статье, посвященной образу Кутерьмы из оперы «Китеж» Н. А. Римского-Корсакова, с новых позиций представлен сравнительный анализ текста либретто и его первоисточников, выявлены смысловые акценты, важные для образа Кутерьмы и концепции оперы в целом. Исследованию свойственны современные подходы, объединяющие методы из различных областей гуманитарного знания музыковедения, опероведения, культурологии, искусствоведения.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Creating the Image of Gregory Kuterma in “City of Kitezh” by RimskyKorsakov

The article is devoted to the image of Gregory Kuterma from the opera «The Legend of the Invisible City of Kitezh» by Rimsky-Korsakov. The article presents a new perspective on textual analysis of the libretto and its comparison with primary sources. Also some semantic accents which are important for the creation of the image of Kuterma and a holistic concept of the opera are identified. Especially important is the comparison of the texts of the libretto and some spiritual poems, which have become available only in recent decades, and the analysis of the image of Kuterma with using modern techniques from different fields of the humanities such as musicology, theater studies, cultural studies and art history.

Текст научной работы на тему «Создание образа Григория Кутерьмы в «Граде Китеже» Н. А. Римского-Корсакова»

Вестник Челябинского государственного университета. 2014. № 16 (345). Филология. Искусствоведение. Вып. 91. С. 182-189.

СОЗДАНИЕ ОБРАЗА ГРИГОРИЯ КУТЕРЬМЫ В «ГРАДЕ КИТЕЖЕ» Н. А. РИМСКОГО-КОРСАКОВА

В статье, посвященной образу Кутерьмы из оперы «Китеж» Н. А. Римского-Корсакова, с новых позиций представлен сравнительный анализ текста либретто и его первоисточников, выявлены смысловые акценты, важные для образа Кутерьмы и концепции оперы в целом. Исследованию свойственны современные подходы, объединяющие методы из различных областей гуманитарного знания - музыковедения, опероведения, культурологии, искусствоведения.

Ключевые слова: Римский-Корсаков, опера, «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии», Дм. Черняков, либретто, летопись, духовные стихи, Антихрист.

Опера «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии», долго и трепетно создаваемая, приобрела центральное, ведущее значение в творчестве композитора XIX - начала XX в. Текст «Сказания» представляет собой замечательный образец творческого содружества либреттиста и композитора, при котором воля двух художников обрела полное согласие в законченном варианте1. Либретто было крайне важно для композитора, поэтому его создание было длительным и очень тщательным. Впоследствии оно было удостоено Пушкинской премии.

Неоднозначный образ Григория Кутерьмы, ставшего антиподом блаженной девы Февро-нии, уже более ста лет притягивает внимание исследователей самых различных направлений - филологов, лингвистов, музыковедов, культурологов, философов. В мощном поединке Добра и Зла, представленном через призму главных героев - Февронии и Гришки, - словно проступили две крайности русского характера, отмечаемые еще Ф. Достоевским, Н. Бердяевым: «Искание Бога и воинствующее безбожие, смирение и наглость, рабство и бунт»2, обусловливающие, по мнению философа, особенности исторического пути России. В интонационной концепции оперы, символично воплотившей ведущие духовно-художественные идеи эпохи создания, проявились сакральные мотивы; эсхатологические предчувствия, ожидания Антихриста, во многом связанные с образом Кутерьмы3.

В последнее время внимание к образу окаянного бражника особенно обострилось в связи с нашумевшей постмодернистской постановкой «Сказания» в Мариинском театре в интерпретации Дмитрия Чернякова (Санкт-Петербург, 2001 г.). Толчком для статьи послужило также

не только празднование 170-летия со дня рождения великого русского композитора в нынешнем году, но и новое провокационно-скандальное прочтение Дм. Черняковым предпоследней оперы-мистерии Римского-Корсакова (Амстердам, 2012 г.)4, отчасти опирающимся на свою постановку 2001 г., особенно в первом действии, но более жестко-реалистичную и без надежды на обретение Света спасения в конце оперы. Таким образом, актуальность выбранного исследовательского ракурса очевидна.

Кутерьма - привокзальный бомж в лыжной шапочке и «трениках» (2001 г.), глумящийся над всем и вся, брутальный тип в уличном кафе (2012 г.), цинично использующий крест как фаллический символ, - каким же видели его Римский-Корсаков и либреттист оперы Владимир Бельский?5 Если для Римского-Корсакова светлый, кроткий облик Февронии был главным, любимым, а образы Спасения и обретения Невидимого града (рая пресветлого) были ведущими, доминирующими в опере, то на западной сцене образ Кутерьмы разрастается до центрального, как и образы террористов - Зла и Тьмы, расстреливающих безоружную толпу (вместо татарского нашествия). Жизнь здесь скоротечна и бессмысленна, уже нет ни рая-Спасения для праведников, ни вечных мук для грешников (согласно сюжету оперы Григорий «расплачивается» за свое предательство катастрофой безумия, ему является змей десятирожный, называемый в Апокалипсисе сатаной). Нет чуда спасения Великого града, преданного Кутерьмой, - женщины выпивают смертельный напиток, добровольно лишая себя жизни. Нет даже блаженной кончины Февронии (!) - ее страшно изобьет и зарежет Гришка в лесу, а ее встреча с воскресшими близкими в Невидимом граде является лишь

мороком, предсмертным видением, иллюзией. Под заключительные фанфары оперы измученная дева умирает одна в холодном лесу6.

У создателей либретто оперы при всем многообразии источников произведения наблюдается явное и последовательное разграничение текстовых источников в зависимости от выбранного героя, персонажа, являющегося проводником определенной идеи и даже эстетико-философской позиции. Новизна представленного нами материала определяется подробным анализом текста либретто и многочисленных различных первоисточников с выявлением смысловых акцентов, важных для образа Кутерьмы и концепции «Сказания» в целом; в особенности важным представляется сопоставление либретто с текстами духовных стихов, доступ к которым стал возможным в течение последних десятилетий; рассмотрение образа Кутерьмы с современных позиций, объединяющих методы из различных областей гуманитарного знания - музыковедения, опероведения, культурологии, искусствоведения.

Текстовый материал, связанный с образом Гришки Кутерьмы, был заимствован, как указали Римский-Корсаков и Бельский, из отдельных памятников древнерусской литературы, в частности, из «Повести о Горе-Злочастии», «Повести о высокоумном хмеле и худодумных пьяницах», «Праздника кабацких ярыжек», притчи «О бражнике». Словесная ткань насыщена поэтическими мотивами, метафорами, отдельными оборотами из устного народного творчества: из былин и духовных стихов, лирических, хороводных, свадебных, плясовых песен (см. примечание Бельского к тексту).

Из множества преданий в «Китеже» воплотились следующие имена, формируясь в образы-носители главных идей: Великого князя Георгия7 (в опере князя Юрия) и Гришки Го-родни (по-другому - Гришки Кутерьмы, по Летописцу даже нет его имени - «человек»). Положение их различно в преданиях и в опере - в отличие от развернутого описания славных дел князя Георгия, о Кутерьме в источниках имеется лишь беглое упоминание. В музыкальном произведении фигура Кутерьмы разрастается до трагической, становясь проводником важнейшей темы - предательства. Но расстановка сил добра и зла, созидания и разрушения сохранена: князь Георгий построил и создал Великий град, Гришка предал и сгубил его. По преданиям, князь Георгий построил Ма-

лый и Великий Китеж8, и для сказителей, по-видимому, не было большого различия между ними и не возникало вопроса, почему Малый град пал, а Великий спасся. В опере же между ними пропасть, и жителям одного «не будет спасенья, до единого сгибнем», а жителям другого - «радость бесконечна, радость вечна» (в Невидимом граде, где продолжает свое существование Великий Китеж).

В опере князь Юрий - создатель города праведников, «пристанища благоутишного всем страждущим, алчущим, ищущим» (ц. 158). Римский-Корсаков «расширяет» образ князя, показывая его «существование» после смерти - духовную жизнь в Невидимом граде. Для него важна победа духа, жизни над смертью (по летописи князь Юрий убит).

Мамаево нашествие в Летописи «бысть же в лета 6751 (1243)»9, у Меледина - в 6743 (1235). Из сказанного становится очевидным, что Рим-ский-Корсаков выбирает факты старообрядческого предания, так как в его пометке на клавире указано «Лето от сотворения мира 6751». Трактовка татарского нашествия жителей Малого Китежа полностью совпадает с толкованием в преданиях старообрядцев как Божьей кары10. Характеристика кровопролитий, описываемых в рассказе Меледина довольно под-робно11, в опере исчерпывается двумя-тремя фразами. Зато воплощение фигуры изменника приковывает пристальное внимание авторов либретто. Из короткого упоминания о содеянном им предательстве создается один из главных образов оперы. Примечательно, что Рим-ский-Корсаков и Бельский используют в тексте обороты непоэтического произведения, видимо, акцентируя смысловую значимость слов. В постановке Дм. Чернякова (2012 г.) момент вторжения террористов и сцены насилия, наоборот, воспринимаются жестко, как длительный и беспощадный с точки зрения восприятия процесс.

Зерно образа Гришки, тесно связанное с темой слабости духа, страха перед мучениями, оставлено Римским-Корсаковым - это мотив Иуды. Анализ текста позволяет понять, что данная тема, которую можно назвать одной из центральных в «Китеже», необычайно волновала композитора, как и примыкающая к ней тема нравственного подвига, героизма и стойкости духа. Он вновь почти полностью сохраняет текст непоэтического произведения. Сопоставим краткие сведения, имеющиеся в преданиях с текстом оперы:

Господин Меледин сообщает, что из городских жителей «многие были тяжко изувечены, многие замучены, не открыв тайны; но один из них, какой-то Гришка Городня (по другим, Гришка Кутерьма) не вытерпел пытки, открыл Батыю, что князь убежал оттуда вВеликий Китеж и там скрывается, он же по этой версии указал татарам путь» [Выделено мной. - С. Ч.]11.

Летописец приводит сведения о том, что, не найдя князя Георгия во граде, Батый «начаму-чити человека во граде (там) и той человек, не могий мук терпети, и поведа ему путь, и той иже нечестивы гнаше»12.

В драматургии оперы фигура горемычного Кутерьмы укрупнена, неразрывно связана с мотивами горькой доли, судьбы-рока, преследующей человека в образе Горя-Злочастия13. В «Повести о Горе-Злочастии» несчастие доводит молодца до иноческого чина, нашептывая ему, как жить, «в горе жить да не кручинну быть». Он не знает, куда идет и чего он хочет, бредет, куда глаза глядят, - в страну «чужую, незнаемую», слушает и добрых, и злых. Пьянство молодца - это, по выражению Ф. Буслаева, «кроткое пьянство», которое так характерно для безвольного человека, «доброго от природы, но уступчивогок разврату»14.

Молодец представлен в Повести жертвой своей собственной судьбы, которая персонифицирована как Горе-Злочастие. Она становится центральным, поразительно сильным, образом сочинения. В роковой податливости, отсутствии внутреннего духовного стержня кроется причина погибели как молодца из Повести, так и Гришки в опере. Но мысли об унынии, судьбе-доле настолько завоевывают сознание героя, что в опере уже нет того трагического дуализма сильного Горя и слабого Гришки. Он уже сам олицетворяет философию Злочастия, и речи Кутерьмы - это речи горя в повести. Горе учит жизни молодца в Повести, Гришка же - Февронию и других. Говорит оно:

Поучает горе Молодца:

«Покорися мне, Горю нечистому, поклонися мне, Горю, досыры земли, а нет меня, Горя мудряя на сем свете». «Стой ты, молодец, от меня, Горя, не уйдешь никуды! Не мечися в быстру реку, Да не буди в горе кручиноват, - в горе жить - некручинну быть <...>17

В действии оперы:

«несколько татар втаскивают обезумевшего от страха Кутерьму».

После угроз пытки и внутренней борьбы «с великой тоской, тихо» Гришка отвечает: «мук боюсь ... Ин быть по-вашему» (II действие, ц. 129).

«мне Горю и Злочастию не в пусте же жить -хочу я, Горе, в людях жить и батагом меня не выгонить, а гнездо мое и вотчина во бражниках» [Выделено мной. - С. Ч.]15. «Али тебе, молодец, неведома нагота и босота безмерная, легота, безпроторица великая? На себя что купить, то проторится, а ты, удал молодец, и так проживешь. Да не бьют, не мучат нагих-босых и из раю нагих-босых не выгонят, а с тово свету сюда не вытенут <...>»16. Речи Кутерьмы: «Пропивай же все до ниточки. Не велик сором нагуходить!» (ц. 14).

Перекликается речь Кутерьмы и с песнями о Горе, со стихотворением «Ох, в Горе жить - не кручинну быть»18. Тексты для сравнения приводится по изданию «Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым». В сборнике Римского-Корсакова «100 русских народных песен» под № 4 также имеется песня «А и горе, горе-иореваньица», в основу которой положены начальные строки текста из сборника Кирши Данилова (на что указывал сам Римский-Корсаков в примечаниях).

В песне говорится, что не уйти никуда от кручинушки, везде она достанет и привяжется: «А я от горя - в темны леса, а горя прежде век зашел»19. Гришка тоже не может освободиться от тоски и мук совести - «потягчей того злодей-тоска». Не находя себе места и успокоения, он пытается забыться - бросается к Февронии, на землю, чтобы не слышать «адского клепала» преданных им колоколов, но бесполезны все его действия и в отчаянии он восклицает: «Где бежать? Куда я скроюся?».

Наставляет Григорий Февронию: «Скидывай

обряды пышные,

Горю кланяйся нечистому.

Он научит, как на свете жить,

а и в горе припеваючи» (ц. 114).

«Только больно ты не радуйся!

Человеку радость в пагубу.

Горе лютое завистливо -

как увидити привяжется»

(ц. 113, такт 8).

Стихотворение:

«А и горя, горе-гореваньица! А в горе жить - некручинну быть, Нагому - ходить - не стыдитися, А и денег нету - перед деньгами Появилась гривна -перед злыми Днями <...>

Отличие молодца от Григория в том, что первый пытается справиться с кручиною, убегает от нее, скрывшись окончательно за монастырскими воротами, оставив «злодейку» за ними. Гришка же изначально как бы «пропитан» этим ощущением безрадостности, обездоленности, разъедающим его душу черными мыслями и ставящим его на колени. Согбенный под тяжестью доли-ноши, не находя силы противостоять мукам и скатываясь еще ниже, он не только не пытается преодолеть свое уныние, но и бахвалится, поучает ее словами. Гришка поднимает на щит философию горя-злочастья, доказывая ее всей своей жизнью и своими поступками. В этом видится его активность. В опере сталкиваются в поединке философии Горя-Злочастья (Гришка) и вселенской гармонии и радости (Феврония), и последнее мировоззрение одерживает верх. Но сложно говорить о победе там, где побежден человек. Трагедия остается в его незнании и неведении, поэтому в концепции оперы очень важно письмо Февронии Гришке20, указывающее ему путь к спасению.

Характеристика Гришки как бражника восходит к духовному стиху о Василии Великом и к «Повести о Хмеле». В «Слове о Хмеле о высокоумном хмелю и худоумных и нестройных пианицах. О Хмелю» говорится о том, что «Пианый человек согрешив не кается < ... > горе небеснаго, бесный бо страждет неволею, добудет себе вечную жизнь, а пианый человек страждет своею волею, добудет себе вечную муку»21. Так и душе Кутерьмы уж не будет прощения, греху его нет «ни имени, ни названия». Мерилом поступков человека в опере становится мать-сыра земля, которой за душу Гришину молится Феврония (ц. 262). Земля, баюкающая перед смертью Февронию, не держит после преступления Гришку, у которого «ходуном пошла сыра земля» («хочет бежать, но шатается, падает ничком и некоторое время лежит без движения», III действие, 2 картина, ц. 240).

Григорий:

«Эх, спасибо хмелю умному, Надоумил он нас как на свете жить, Не велел он нам кручиниться, В горе жить велел Да некручинну быть. Денег нет мол перед деньгами. Завелась полушка перед злыми днями. Пропивай же все до ниточки: Не велик сором нагуходить» (ц. 96).

Представление о земле как о праматери восходит к духовным стихам. Г. Федотов указывает на особенное почитание в кругу небесных сил Богородицы, в природном мире - земли. В социальной жизни мать есть носительница материнского начала: «Первая мать Пресвятая Богородица, вторая мать-сыра земля, третья мать - как скорбь приняла»22.

В духовном стихе о непрощаемом грехе говорится о том, как «покаялся молодец сырой земли» в трех грехах. Два из них прощены были («бранил отца с родной матерью, с кумой с хрестовою прижили младого отрока»). Но «во третьем-то греху не могу простить, как убил в поле брателку хрестова, порубил чело-ваньице хрестное, спроговорила матушка-сыра земля»23. Человеческая погибель является тягчайшим непрощаемым грехом. Хоть и молвит Феврония, что нет непрощаемого греха, а «который не простится, тот забудется», земля-матушка не принимает погубившего жизни людские, не прощает Гришке его злодеяния. Деву же перед смертью она баюкает, что дитя качает в колыбели (ц. 274); к земле-матушке обращается и народ Великого Китежа (ц. 146).

Авторы либретто противопоставляют Гришку и Февронию на всех уровнях. Хмель несет Гришке Горе, наготу и кручину, Февронии доброе жито для богатой жизни. В свадебном обряде «девушки разом подходят к княгине и обсыпают ее хмелем и житом: «Вот вам буйный хмель, жито доброе, чтоб от жита вам пребогато жить, чтоб от хмеля вам веселей пробыть» (II действие, ц. 120). Римский-Корсаков показывает два пути, две дороги, которые выходят из одной точки, и идущие по ним имеют одинаковые возможности. Но, сознательно и свободно выбирая свой путь, каждый приходит к разным воротам: перед Февронией распахиваются врата Невидимого града с неизреченным светом, для Гришки они закрыты навсегда. «Сердце к свету в нем не просится», сказано о Кутерьме в преображенном городе, а в этом

личном стремлении к Истине воплощен один из главных мотивов летописей и сказаний о Невидимом граде.

В рассказе Меледина есть притча о пастухе, попавшем к величественным старцам Невидимого града, которому не позволили там оставаться, потому как он попался к ним нечаянно, а не по желанию. Уверяют также, что «войдет туда всякий, кто только непременно пожелавши быть там, уйдет, не сказавшись никому, забыв все земное и не взяв с собою ничего - даже хлеба (потому что ангел пропитает там всех), и кто, не отходя от этого места, во все время будет проситься взойти в эту светлую обитель, хоть бы пришлось и умереть тут (что и случа-ется)»24. И второй мотив - вхождение в град доступно лишь тем, кто «паче жизни быть там восхощет» (ц. 357), - также почерпнут из древнерусских источников.

В результате, как видим, лишь тот спасется, кто много выстрадал и смерти не убоялся. Попав же в Град, праведные в нем «трудятся день и нощь непрестанно, от уст молитва яко кадило благоуханно, молятся о хотящихся спастися истинным сердцем»25. Указанный мотив также присутствует в опере: «Оттого у нас здесь свет велик, что молитва стольких праведный из-за уст исходит видимо, яко столп огнистый до неба» (ц. 338).

В опере повествуется о том, что Китеж град не пал, но скрылся. По легенде «<...> невидим бысть и покровен бысть рукою Божиею <...> по их молению, прошению, иже достойне и пра-ведни тому припадающих, иже не узрить скорби и печали от зверя антихристова <...>»26.

Помимо непосредственно многочисленных текстовых источников, воплотившихся в либретто при создании образа Кутерьмы, отметим и отзвуки социально-художественного контекста эпохи создания XIX - начала XX в. России, созвучные с концептуальной линией Кутерьмы в опере.

В целом, тема Антихриста, подмены Богочеловека Человеко-Богом в XIX в. - один из «проклятых вопросов» у Ф. Достоевского (идеал Мадонны и идеал содомский, явление Черта Ивану в «Братьях Карамазовых», «Двойнике», в «Легенде о Великом инквизиторе»)27. На рубеже веков эта тема получает активное развитие, в частности, в «Краткой повести об Антихристе» Вл. Соловьева28, неопубликованной рукописи Н. Федорова «Антихрист: четыре претендента». Д. Мережковский указывает на необходимость «нового религиозного дей-

ства», способного предотвратить «грядущего Хама». Принадлежащее К. Леонтьеву зловещее пророчество о порождении лжепророка именно Россией отразилось в работе «Над могилой Пазухина». Незавершенная пьеса А. Блока об Антихристе стала сердцевиной его поэтических идей. Во многих сочинениях того времени революционный хаос России обагрен заревом Апокалипсиса, насыщен его знамениями.

К примеру, в произведении «Так было» Л. Андреева (1905) развивается идея подмены Божественного дьявольским, Христа Антихристом. Мотив лжепредательства получил яркое отражение в рассказе Л. Андреева «Иуда Искариот» (1907) - художественной версии фрагмента Нового Завета. В «Красном смехе» психологической доминантой является «безумие и ужас», а сам образ красного смеха (1904) -зловещего страшного будущего - родственен Грядущему Антихристу Д. Мережковского. Д. Мережковский, книгам которого Римский-Корсаков уделял немало внимания, особенно трилогии «Христос и Антихрист»29, писал, что «По преданию церкви, пришествие Антихриста будет заключаться в смешении лжи с истиною»30. В «Грядущем Хаме» Антихрист для России представлялся Д. Мережковскому в трех ликах: первый - настоящее - лик самодержавия, второй лик - прошлое - «мертвый позитивизм православной казенщины». Третий -будущее - «лицо хамства, идущего снизу - хулиганства, босячества, черной сотни - самое

31

страшное из всех лиц»31.

Обнаруживаем, что с Антихристом ассоциировались вполне реальные понятия - человек в его глумящейся, злобной и ограниченной сущности. Сходным образом и в порочном мире Малого Китежа происходит символичное явление антихриста. Феврония (III действие 1-я картина), ужаснувшаяся двойным предательством и клеветой Кутерьмы (он показывает дорогу врагам-неприятелям к Великому граду Китежу, а в дальнейшем обвиняет в этом Февронию), его гордыней и отчаянием (им нарушены все христианские заповеди) символически вопрошает его: «Гриша, ты уж не Антихрист ли?».

Итак, в «Сказании» разворачивается гигантский нравственный Поединок - столкновение, противостояние и, наконец, преодоление, победа света и радости над тьмой и ненавистью. Зло извне (татары) предстает в космогоническом масштабе и, проникая в слабые души, разъедает их изнутри (Гришка становится их проводником). Но помимо сказанного видит-

ся и другое - преодоление Зла Светом, прохождение через все его испытания Человеком, Человечеством, сильным и прекрасным духом (Феврония и князь Юрий, жители Великого Китежа).

Созвучно заветной цели Вл. Соловьева - победы «добра и красоты» над «злом и хаосом», -эстетика которого неотделима от дум о судьбе человечества и спасении мира, в «Сказании» Римского-Корсакова постигаем ту Красоту («идеально духовное» начало у Вл. Соловьева), которая «спасет мир».

Композитором указываются две различные перспективы будущего отечества - с обреченной на небытие линии Зла и духовной слепоты - образ нашествия татар, Малого Китежа и Гришки - небытия и духовного Возрождения -образ Великого Китежа и Февронии. К сожалению, эти две полярные перспективы, которые последовательно и отчетливо проявились в отборе текстовых источников оперы (см. об источниках образа Февронии гл. 2 [13]), не отразились в концепции Дм. Чернякова (2012) с типичным для него «режиссерским перпендикуляром», приводящим, практически, к «смерти автора» (по меткому выражению Р. Барта)32. В трактовке Дм. Чернякова остается от источников разъедающая героя тоска, цинизм, бахвальство, горькая бравада, но образ становится еще более жестким, страшным, хлестким (вспомним, как яростно распинает Кутерьма Февронию в лесу!) и явно превалирует над несовременной жертвенно-кроткой, жалостливо-доброй Февронией. (В интервью Дм. Черняков говорил, что «не надо идеализировать Февро-нию. Ничего особенного она не сделала, Гришку не спасла»33.)

В симфонии для оркестра 1990-х гг. «На пороге светлого мира» В. Артемова душа человеческая так и остается лишь на его пороге - на рубеже, приоткрывающем дорогу как к далеким высям, так и путь к низвержению в пучину вечных мук и беспросветного мрака. В антитезе духовной тьмы и духовной истины видятся аналогии с противопоставлением философии Горя-Злочастья Кутерьмы и Божественной гармонии Февронии.

Удивительное глубокое, пророческое произведение Римского-Корсакова снова и снова притягивает своей многозначностью, бездной потаенного смысла, не только уходя корнями в глубь веков - в древние истоки, - но и обнаруживая множество перекличек с днем сегодняшним, прорисовывает горизонты будущего

бытия. Сравнение первоисточников оперы с современными постановками, в частности, анализ образа Григория Кутерьмы, наталкивает на мысль о том, что эпатажным режиссерам нужно не только стремиться воплотить свое мироощущение, видение мира и оперного произведения, но также обращаться к истории создания сочинения, его смысловым подтекстам34. А главное - не нарушать святую святых - не лишать произведения авторской концепции, не уничтожать свет, идущий от «Китежа» Римско-го-Корсакова в течение многих лет, а также не лишать надежды и веры в то, что порок неминуемо будет наказан, а добродетель обязательно восторжествует.

Примечания

1 Бельский Владимир Иванович (1866-1946, Югославия). Познакомился с Н. Римским-Кор-саковым в 1894 г., став его постоянным либреттистом («Сказка о царе Салтане», «Золотой петушок»), в 1897 г. получил степень магистра политической экономии и статистики. Написал воспоминания о Николае Андреевиче (не сохранились). С начала 20-х гг. В. Бельский жил в Югославии.

2 Бердяев, Н. А. О России и русской философии : в 2 ч. / Н. А. Бердяев ; сост. Б. В. Емельянова, А. И. Новикова. Свердловск, 1991. Ч. 2. С. 12.

3 См.: Черевань, С. В. «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии» Н. А. Римско-го-Корсакова в философско-художественном контексте эпохи : монография. Челябинск, 2006. 175 с.

4 Ренанский Д. «Китеж» Римского-Корсакова в Амстердаме: потерянный рай [Электронный ресурс]. URL: http://www.vedomosti.ru/lifestyle/ news/1501363/poteryannyj_raj#ixzz2w8sWATq2.

5 Н. А. Римский-Корсаков чрезвычайно высоко ценил творчество, работу и личность В. Бель-ского, ставшего его близким другом. В «Летописи» встречаются проникновенные строки о нем: «Умный, образованный и ученый человек, окончивший два факультета - юридический и естественный, сверх того, превосходный математик, Владимир Иванович был великий знаток и любитель русской старины и древней русской литературы - былин, песен и так далее. В этом скромном, застенчивом и честнейшем человеке с виду невозможно было предположить тех знаний и того ума, которые выступали наружу при ближайшем с ним знакомстве. Страстный любитель музыки, он был одним из горячих

приверженцев русской музыки вообще и, в частности, моих сочинений». (См.: Римский-Корсаков, А. Н. Жизнь и творчество : в 5 вып. М., 1946. Вып. 5. С. 116.)

6 Премьера «Китежа»: Нидерландская опера, Амстердам, Нидерланды, 8 февраля 2012 г. Князь Юрий Всеволодович (бас) - Владимир Ванеев. Княжич Всеволод Юрьевич (тенор) -Максим Аксёнов. Феврония (сопрано) - Светлана Игнатович. Гришка Кутерьма (тенор) -Джон Дасзак. Фёдор Поярок (баритон) - Алексей Марков и др. Дмитрий Черняков, режиссер. Хор Нидерландской оперы. Мартин Врайт, дирижер хора. Нидерландский филармонический оркестр. Марк Альбрехт, дирижер. URL: http:// vk.com/club1046182?z=video26290774_164150 877%2Fb0397dcc341466d5b2.

7 По Летописцу, «благоверный и великий князь Георгий Всеволодович, сын святому благоверному князю Всеволоду, а во святом крещении наречень бысть Гавриль Псковский Чудотворец». Всеволод - сын Мстислава, внук великого князя Владимира Киевского. (См.: Песни, собранные П. В. Киреевским и О. Миллером : сб. по народ. рус. словесности за 1866 г. М., 1860-1874. Вып. 4. 192 с.)

8 Господин Меледин: «Город Великий Китеж построен в 6676 (1168) году; он гораздо более Малого Китежа». (Песни, собранные П. В. Киреевским и О. Миллером : сб. по народ. рус. словесности за 1866 г. М., 1860-1874. Вып. 4. С. 26.) В Летописце: «поеха на низ по Волге и приеха и приста к брегу в Малый Китеж, что на берегу Волги стоит, и построил его, и начати его молити все люди града того, благоверного князя, чтобы он строити на брегу озера того Светлояра град именем Большой Китеж». Также повествуется о строительстве там князем церквей - «Начавши град строити в лето 6673 (1165) месяца мая в 1 день, строивши град в 3 лета и построивши его в лето 6676 (1168) месяца сентября в 30 день». (Песни, собранные П. В. Киреевским и О. Миллером : сб. по народ. рус. словесности за 1866 г. М., 1860-1874. Вып. 4. С. 26.)

9 История русской литературы XI-XVII вв. : учебник / Д. С. Лихачев, Л. А. Дмитриев, Я. С. Лурье и др. ; под ред. Д. С. Лихачева. 2-е изд., дораб. М., 1985. С. 27

10 Летописец гласит: «попущением БОЖИИМ, греха ради наших». (См.: Песни, собранные П. В. Киреевским и О. Миллером... С. 27.)

11 Песни, собранные П. В. Киреевским и О. Миллером... С. 19-20.

12 Там же. С. 29.

13 См.: Повесть о Горе-Злочастии / изд. подго-тов. Д. С. Лихачев, Е. И. Ванеева. Л., 1984. С. 110. («Литературные памятники»).

14 Там же. С. 96.

15 Там же. С. 12.

16 Там же. С. 13.

17 Там же. С. 14.

18 Песни о Горе // Повесть о Горе-Злочастии. Л., 1984. С. 4-78.

19 Там же. С. 41.

20 Мотив письма также заимствован из романа А. Печерского: «Пишу аз вам, родным, о сем, что хощите меня поминати и друга моего со-ветного заставляете псалтырь по мне говорить. И вы отсего перестаньте, аз божив сизь есть, егда же приидет смерть, тогда вам ведомость пришлю <...> здесь царство земное - покой и тишина, веселие и радость <...> Вы же обо мне сокрушения не имейте и в мертвых не вменяйте» (См.: Мельников, П. И. (Андрей Печер-ский). В лесах. Кн. 1. Ч. 1, 2. // Собр. соч. : в 8 т. М., 1976. Т. 2. С. 300). Сравним с текстом оперы: «В мертвых не вменяй ты нас, мы живы» (ц. 354). Поэтому представляется неправомерным пропуск сцены письма в некоторых постановочных решениях.

21 Повести о Хмеле // Повесть о Горе-Злочастии. Л., 1984. С. 79.

22 Федотов, Г. П. Стихи духовные (Рус. нар. вера по духовным стихам / предисл. Н. И. Толстого ; послесл. С. Е. Никитиной). М., 1991. 185 с. (Традиц. духовн. культура славян: ТДКС: Из истории изучения). С. 78.

23 Голубиная книга: Рус. нар. духовные стихи XI-XIX вв. / сост., вступ. ст., примеч. Л. Ф. Со-лощенко, Ю. С. Прокошина. М., 1991. С. 213. (Из золотых кладовых мировой поэзии).

24 Песни, собранные П. В. Киреевским и О. Миллером... С. 20.

25 Там же. С. 21.

26 Там же. С. 31.

27 Раскольников, Верховенский, Смердяков -герои романов Ф. Достоевского, ставшие инспираторами-проводниками сатанинской воли.

28 Соловьев, Вл.: «Этот новый владыка земли» будет править в эпоху великого синтеза» (Соловьев, В. С. Чтения о Богочеловечестве; Статьи; Стихотворения и поэма; Из «Трех разговоров»: Краткая повесть об Антихристе / сост., вступ. ст., примеч. А. Б. Муратова. СПб., 1994. С. 466. (Лук и лира).

29 Неоднократные свидетельства этого содержатся в книге В. Ястребцева. (См.: Ястребцев,

B. В. Н. А. Римский-Корсаков. Воспоминания : в 2 т. Л., 1960. Т. 2. С. 347).

30 Мережковский, Д. С. Грядущий Хам // Больная Россия. Л., 1991. С. 110.

31 Там же. С. 43.

32 См.: Черевань, С. В. Прочтение оперного текста // Вестн. Челяб. гос. ун-та. 2009. № 34 (172). Филология. Искусствоведение. Вып. 36.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

C.176-189.

33 См. постановку «Китежа» 2012 г. (реж. Дм. Черняков) и комментарии ее участников.

URL: http://vk.com/club1046182?z=video262907 74_164150877%2Fb0397dcc341466d5b2. 34 См.: Черевань, С. Русская оперная классика XIX - начала XX столетия в режиссерском прочтении Дмитрия Чернякова // Оперный театр: вчера, сегодня, завтра : сб. ст. / ред.-сост. А. М. Цукер. Ростов н/Д., 2010. С. 55-66.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.