CC BY
426
НАЦИОНАЛИЗМ, КСЕНОФОБИЯ, АНТИСЕМИТИЗМ
Эмиль ПАИН
Современный русский национализм: динамика политической роли и содержания
Национализм: теоретические ориентиры1
В научной литературе накопилось столь значительное разнообразие определений национализма, что одно только их перечисление заняло бы неоправданно много места, и, поскольку в данной статье такая задача не ставится, лишь обозначу свои теоретические ориентиры в выборе теории национализма. Я опираюсь на самую распространенную в академических кругах парадигму, рассматривающую национализм прежде всего как исторически молодое, появившееся лишь в эпоху модерна идейно-политическое движение, направленное на утверждение ведущей политической роли общества (нации) по отношению к государству. На мой взгляд, примерно так можно обобщить сходство подходов таких классиков теории нации и национализма, как Э. Ренан, Х. Сетон-Утсон, Г. Кон, Э. Гел-лнер, М. Грох, К. Калхун, Э. Хобсбаум и другие: все они рассматривали нации как социально-политические конструкты, которые сложились в новое время и лишь кажутся «естественными», всегда существовавшими и «само собой разумеющимися»2. Некоторые авторы датировали период зарождения национализма в Европе XVII веком3, большинство же исследователей относят появление политической формы национализма к концу XVIII — началу XIX в. и чаще всего связывают это с Великой французской революцией, с «борьбой третьего сословия против монархического правления за обще-
1 Статья подготовлена в рамках научной работы по гранту Российского научного фонда (РНФ) № 15-18-00064.
2 Геллнер Э. Нации и национализм. М.: Прогресс, 1991. С. 27.
3 Seton-Watson Hugh. Nations and States: An Enquiry into the Origins of Nations and the Politics of Nationalism, Westview Press, Boulder, Colorado, 1977, pp. 1-13.
народное представительство»4. Национализм складывался в процессе борьбы за вытеснение суверенитета монарха народным суверенитетом или, иными словами, суверенитетом нации (от французского «народ» — nation), а также в процессе смены базового типа социальной идентификации — вытеснения подданнической лояльности монарху или вождю гражданской идентичностью.
Национализм развивается, формируется по поводу отношения общества (нации) к государству и может эксплуатироваться государством, однако является категорией общества, а не государства5. И этот социетальный подход к оценке национализма преобладает в современных академических кругах по сравнению с парадигмой отождествления национализма с этатизмом, «державностью». Для характеристики этатизма используется другой термин — «шовинизм». В середине XIX в. этот термин был заимствован из французского большинством европейских языков и трактовался в толковых словарях как «бурное патриотическое настроение воинственного характера»6. Во всех случаях в толкованиях речь шла о психологически форсированном подчеркивании превосходства своей страны (не нации) над другими странами. Шовинизм не тождественен национализму, потому что отражает иной тип ценностей, а именно ценностей этатизма, подчинения интересов личности и групп, включая этнические сообще-
4 Национализм в мировой истории / под ред. В.А. Тишкова. В.А. Шни-рельмана. М.: Наука, 2007. С. 4.
5 Национализм в мировой истории / под ред. В.А. Тишкова, В.А. Шни-рельмана. М.: Наука, 2007. С. 5.
6 Энциклопедический словарь Брокгауза и Эфрона. Санкт-Петербург, 1890-1907.
ства, государству, тогда как национализм базируется на ценностях социетальных, относящихся к обществу.
Отношение к народному суверенитету и участию во власти — это базовые признаки как политической нации, так и гражданско-политического национализма. Вместе с тем упомянутые мной сторонники гражданско-политической трактовки национализма отмечали важность его культурной компоненты. Например, Мирослав Грох считал, что культурное основание национальных движений (забота о собственном этническом языке, литературе, исторической памяти, символах и др.) предшествует политизации национализма и превращению его во влиятельную политическую силу1. Другие же, например Эрнест Геллнер, доказывали, что уже пришедший к власти национализм использует культуру для национальной консолидации2. Победивший национализм, как правило, добивается введения в государстве единообразного культурного кода и прежде всего закрепления некоего этнического языка в качестве общенационального, государственного. Значительно реже победивший национализм соглашается на введение в качестве государственных нескольких языков.
Подходы М. Хроча и Э. Геллнера не противоречат другу, а, скорее, выступают как взаимно дополняющие, поскольку этнокультурные и гражданско-политические компоненты национализма могут взаимодействовать на разных стадиях развития этого идейно-политического феномена. К тому же и соотношение этнокультурных, гражданско-политических и этатистских компонент национализма было неодинаковым на разных этапах истории многих стран, поэтому большая часть одномерных и статичных классификаций национализма как «гражданского», «этнического», «государственного», «имперского» и других сильно упрощают реальное содержание национализма в той или иной стране, упуская из виду историческую динамику образа и сущности этого явления. Так, русский национализм зачастую считали сугубо этническим, определяя его как идеологию национального превосходства и исключительно-сти3. Такой тип национализма противопоставлялся французскому как образцу гражданского национализма. Вместе с тем новейшие исто-
1 Hroch М. Social Conditions of National Revival in Europe. A Comparative Analysis of the Social Composition of Patriotic Groups among the Smaller European Nations, Cambridge, 1985.
2 Геллнер Э. Указ. соч., 1991.
3 Советский энциклопедический словарь. М., 1979. С. 878. Това-дов Г.Т. Этонология. М., 2002. С. 339.
рические исследования показывают, что идея нации и национализм в обеих странах меняла свое содержание, порой до полной инверсии. Как показывает российский опыт, эти перемены были связаны не столько с «национальной традицией», сколько с интересами «тех конкретных социальных сил, которые в разные эпохи стояли за той или иной формой национализма»4.
Трансформация русского национализма: от декабристов к черносотенцам
Анализ эволюции идеи нации и связанных с этим перемен в идеологии русского национализма позволяет выделить несколько исторических этапов данного процесса5.
1. Появление идеи гражданской концепции нации как знамени народного суверенитета, народного представительства и конституционного строя (1790-1833 гг.).
Такая трактовка нации появилась задолго до официального государственного национализма и этнической трактовки нации, и в течение нескольких десятилетий именно она доминировала в России. В той или иной форме эту идею отстаивали дворянские революционеры (названные позднее, после восстания 14 декабря 1825 г., «декабристами»), требовавшие ограничения самодержавия в России либо за счет установления конституционной монархии, либо путем введения республиканского строя. Декабристов некоторые исследователи определяют как первых представителей идеологии национализма в России6. В такой же гражданской трактовке идею нации использовал в 1797 году будущий император Александр I (тогда наследник престола), который заявлял, что, став царем, он дарует России конституцию и «нация изберет своих представителей». Однако после восстания декабристов, воцарения Николая I (и особенно польского восстания 1830—1831 гг., с его лозунгами национального суверенитета) «прежний дискурс о нации и национальном представительстве как желанной, хотя и труднодостижимой цели, сменился в позиции официальных кругов отрицанием конституции
4 Национализм в мировой истории / под ред. В.А. Тишкова, В.А. Шни-рельмана. М.: Наука, 2007. С. 7.
5 Подробнее о динамике русского национализма и связанном с ним «имперском синдроме» см.: Паин Э.А. Имперский национализм (Возникновение, эволюция и политические перспективы в России) // Общественные науки и современность. 2015. № 2. С. 54-71.
6 Сергеев С. Восстановление свободы. Демократический национализм декабристов // Вопросы национализма. 2010. № 2. Доступно в интернете: http://www.intelros.ru/intelros/reiting/reyting_09/material_ sofiy/8624-vosstanovlenie-svobody.html.
и национального представительства как неуместных для России в принципе»1.
2. Огосударствление идеи нации — эпоха официальной народности (1833—1863 гг.).
Одним из важнейших средств умерщвления идеи гражданского национализма стала его замена и вытеснение другими квазиподобными. В 1833 г. при вступлении в должность министра просвещения Сергей Уваров изложил формулу, ставшую знаменитой: «Православие. Самодержавие. Народность». Эта триада должна была выступать заслоном на пути европейского свободомыслия и антитезой другой триаде: «Свобода. Равенство. Братство», — базовым идеям Французской революции, которые по мнению российских консерваторов указанного времени органично неприемлемы для русского народа. Основной новацией в формуле С. Уварова являлось понятие «народность», в честь которой и вся доктрина получила название «официальная народность». Под ней понималась прежде всего «преданность России собственным традициям и самобытному пути», противоположному западным моделям (сейчас аналогичная концепция называется «особый путь России»). «Особый дух» русской народности состоит в преданности православию и самодержавию. Легитимация народом прав монарха на правление недопустима. Власть царя от бога, но народность предписывает царю моральное обязательство любить свой народ. Он отец народа, поэтому подданные, как его дети, должны свято почитать своего самодержавного отца. Таковы ключевые идеи доктрины «официальной народности».
3. Начало этнизации идеи нации; появление русского этнического национализма (1863—1890).
Понятие «народность» плохо приживалось не только в русском языке, но и в политическом обиходе. Даже славянофилы 1840-1850-х гг. (Константин и Иван Аксаковы, Александр Ко-шелев, Юрий Самарин и др.) считали доктрину официальной народности «душевредным деспотизмом» и «угнетательской системой». Все это побуждало идеологов-охранителей самодержавия продолжать поиски других терминов взамен крамольной «нации». Граф Петр Валуев, один из высших сановников царя Александра II (в 1860—1880-е гг.), обосновывал необходимость замены понятия нация (la nation) как сугубо политической категории понятием национальность (la nationalité) — сугубо фольклорным понятием, отражающим специфику культуры
1 Миллер А. История понятия «нация» в России // Отечественные записки. 2012. № 1 (http://magazines.russ.ru/oz/2012/1/m22-pr.html.
и обычаев народа. Со временем понятие «национальность» в России прижилось в том понимании, в каком с середины XX в. в академических кругах стали определять «этничность» или «этническую идентичность» — общности людей, связанных самоназванием (этнонимом), субъективным представлением об общем происхождении (этническим самосознанием), а также некоторыми особенностями культуры, закрепленными в межпоколенной трансляции2. П. Валуев ввел в политический оборот и понятие «национальный вопрос» (впервые употребил это словосочетание в донесении царю о ситуации на Украине от 1863 г.)3. Первоначально это понятие имело сугубо негативную коннотацию и означало угрозу национального (сейчас сказали бы «этнического») сепаратизма. Чужой этнический национализм оценивался негативно, а русский?
С каждым последующим десятилетием российской истории национальная проблематика в России уходила от своих гражданских корней и приобретала все более яркую этническую окраску. Она трактовалась с позиций эссенциализма как некий набор незыблемых свойств, фатально присущих тому или иному народу (этнической нации). С конца 1890-х гг. российские славянофилы в споре с оппонентами-западниками стали активно развивать идею С. Уварова о принципиальных и навеки предопределенных различиях между русским народом и нациями Запада. При этом славянофилы 1890-х (Николай Данилевский, Константин Леонтьев, Василий Розанов и др.) отказались от наследия своих предшественников, славянофилов середины XIX в., зато освоили восходящую к Гердеру немецкую мистическую идею «национального духа», оказавшую ранее сильное влияние и на С. Уварова, а впоследствии развивавшуюся в доктрину «Особый путь Германии» (нем. Deutscher Sonderweg). Поздние славянофилы активно развивали идеи особого пути России и противопоставляли особенности национального духа русского народа (терпимость, сердечность, душевность, великодушие, соборность) обобщенному образу западного менталитета, которому якобы всегда присущи эгоизм, жадность, лживость, холодная расчетливость. Из кругов поздних славянофилов выросло и то идеологическое течение, которое стало именоваться «русские националисты».
2 Dictionary of Race and Ethnic Relation. 4th ed. N.Y. 1966, p. 124. Бром-лей. Ю.В. Очерки теории этноса. М.: Наука. С. 57-58.
3 Миллер А. История понятия «нация» в России // Отечественные записки. 2012. № 1 (http://magazines.russ.ru/oz/2012/1/m22-pr.html).
4. Политическое оформление русского имперского и агрессивно ксенофобного национализма (1905-1917гг.).
Первая легальная партия русских националистов «Союз Русского Народа», возникшая в 1905 г., определила в качестве важнейшей программной цели своей политической деятельности служение самодержавию и сохранение империи: «Союз Русского Народа... поставляет своим священным непреложным долгом всеми силами содействовать тому, чтобы завоеванные кровью предков земли навсегда оставались неотъемлемой частью Русского государства»1. В это же время политически оформилось и крайне правое, радикальное крыло русского национализма, в программных документах которого идеи монархизма соединялись с ксенофобией и прежде всего с антисемитизмом. Оно получило обобщенное название «черносотенцы», выступало с призывами еврейских погромов и организовывало их, так же как и убийство депутатов Государственной думы, евреев М.Я. Герценштейна и Г.Б. Иоллоса2. Первоначально именно черносотенцы выдвинули лозунг «Россия для русских» и ставший затем общим для русских националистов принцип политического доминирования этнических русских в империи, выражавшийся в требовании предоставления преимущественных прав в ней этническим русским — русской нации.
Итак, идея нации, появившаяся в России в конце XVIII в. как один из признаков ожидания революционных перемен, прежде всего конституционного порядка и ограничения самодержавия, выродилась в конце XIX в. в идеологию охраны самодержавия и имперского устройства. С этого времени под русским национализмом в России понимали организационно оформленные группы, выражающие идеи национального эгоизма, великодержавного шовинизма и ксенофобии. После периода запрета в советские годы такой национализм возродился вновь в 1990-е уже в постсоветской России — первоначально как оппозиционная политическая сила, противостоящая идеям (официально провозглашаемым тогда) модернизации, либерализма, федерализма и толерантности. С начала 2000-х гг. имперский национализм становится политическим попутчиком российской власти. Однако на волне подъема в России политических протестов
1 См. Программа Союза Русского Народа / Библиотека Якова Крото-ва -http://krotov.info/acts/20/1900/1906anti.html.
2 Степанов С. А. Черная сотня. Что они сделали для величия России? М.: Яуза-пресс, 2013.
в 2010—2012 гг. ясно проявились черты совершенно нового русского национализма.
Короткая жизнь антиимперского, «национал-демократического» русского национализма
Попытаюсь кратко охарактеризовать новое течение в национализме, названное его апологетами «национал-демократическим»3.
Антиимперский характер нового национализма. К. Крылов, один из самых популярных теоретиков «нового» национализма, подчеркивал, что сам национализм в России начал зарождаться только тогда, когда перешел от имперских, державных ценностей к идеям защиты общества-нации. Такой переход обозначился, по мнению указанного националистического идеолога, в первой декаде 2000-х: «Начнем с того, что русский национализм в собственном смысле слова — явление, по сути, новое. Я отсчитываю его историю примерно с середины двухтысячных»4. Русский национализм зарождался как имперский, и до конца 1990-х годов в движении, которое по мысли Крылова необоснованно называлось русским национализмом, почти «все сводилось к мечтам на тему "как бы нам обустроить империю"». Национал-демократы же исходили из убеждения, что последовательный национализм противоположен имперской идеологии, отстаивающей не народный суверенитет, а суверенитет повелителя. Национализм, как отмечал К. Крылов, «считает, что государство — ценность вторичная. Страна существует для народа, а не народ для страны»5.
Антисоветизм. Отказ от идеи империи, переосмысление роли государства и общества привели немалую часть русских националистов и к переосмыслению сталинизма, который русские националисты 1990-х гг. выдвигали в качестве своего знамени — именно Сталин, по их мнению, «собрал русские земли» и необъятно расширил территорию империи русских. «Когда советское государство развалилось, — писал Крылов, — все идейно русские силы выступили на стороне коммунистов. И в результате они не смогли выжать из себя ничего кроме "красно-коричневого синтеза"», что, по мнению этого идеолога «подлинного национализма», привело
3 Более подробный анализ этого движения и мои оценки его см.: Паин Э.А. Имперский национализм (Возникновение, эволюция и политические перспективы в России) // Общественные науки и современность. 2015. № 2. С. 54-71.
4 Крылов К. Лучшие демократы получаются из бывших фашистов. 10 мая 2010 - Доступ: http://ru-nazdem.livejournal.eom/836129.htm.l.
5 Там же.
его к краху. В 2010 г. ситуация радикально изменилась, предложив националистам совершенно новую идею: «Национализм и демократия — это практически одно и то же»1.
Оппозиционность властям, «демократический поворот». Первым признаком того, что позднее назвали демократическим поворотом русского национализма, стало формирование в его недрах «антисоветской платформы». Одним из ярких ее примеров было создание отдельной антисоветской колонны на «Русском марше-2012»2. После этого многие националистические лидеры все чаще в своих выступлениях стали открещиваться не только от сталинизма, но и от авторитаризма как политического принципа. Примечательной особенностью нового русского национализма стала его демонстративная оппозиционность по отношению к действующей власти. Обвинения в ее адрес выдвигали почти все идеологи русского национализма, и сводились эти обвинения к упрекам в целенаправленном подавлении русского национального движения, а то и всей русской нации, в невнимании к проблемам русского большинства, в нежелании властей бороться с наплывом мигрантов в крупные города. Подобные упреки властям выдвигались русскими националистами и в 1990-е гг., но тогда эти обвинения не связывались с требованиями демократизации, а к концу первой декады 2000-х появились признаки такого сочетания. Представители национал-демократической оппозиции стали появляться и выступать на оппозиционных митингах. Так, в Москве на митингах «за честные выборы» в 2011—2013 гг. участвовали лидеры Национал-демократической партии Константин Крылов, Владимир Тор, Ростислав Антонов, Александр Храмов и другие. Еще более определенно идеи национал-демократии отстаивали идеологи «Национал-демократического альянса» Алексей Широпаев и Илья Лазаренко. Признаки национал-демократии прослеживались и в публичных выступлениях Валерия Соловья — лидера партии «Новая сила».
На стыке национал-демократии и противоположной ей державно-имперской модели национализма формировались идеи Егора Просвирнина — создателя и действующего лидера модного националистического интернет-проекта Sputnik&Pogrom3. Это одна из самых
1 Там же.
2 Манифест антисоветской колонны на «Русском марше-2012». -Форум Братства Ревнителей Православия. - Доступ: http://forum. pravbrat.ru/index.php/topic,363.0.html.
3 Sputnik&Pogrom. Официальный сайт - Доступ: http://sputnikipogrom. com.
противоречивых фигур в рядах русских националистов. В своих программных текстах в 2010—2012 гг. он яростно критиковал советский коммунистический режим, метафорически сравнивая его с ночью («...посреди ясного русского дня внезапно наступила черная коммунистическая ночь4»), и уделял больше внимание необходимости демократических перемен на благо этнических русских: «Своим идеалом мы видим русское национальное демократическое правовое государство, с экономической жизнью, построенной на началах законности и свободной конкуренции5. Все это сближало Просвир-нина с национал-демократическим течением в русском национализме. Вместе с тем антилиберальная риторика большинства текстов Sputnik&Pogrom, сквозящая в них идея территориального реванша и экспансии постоянно выдавали идейное родство Просвирнина с идеологией основной массы имперских националистов.
Особенно рельефно различия между традиционными советско-имперскими и новыми русскими националистами, представителями национал-демократического крыла, проявились зимой 2013—2014 гг. в период выступления украинской политической оппозиции в Киеве, на Майдане. В это время значительная часть национал-демократов в той или иной мере поддержали протестующих на Майдане. Наиболее последовательно это сделал НДА. Лидер этой организации Алексей Широпаев назвал события в Киеве «антиколониальной, демократической, европейской (в плане цивилиза-ционного вектора) революцией»6. С большей осторожностью оценивали Майдан русские националисты, группирующиеся вокруг Национал-демократической партии (НДП), но и они не скрывали свою поддержку Майдану. Однако после присоединения Крыма к России оппозиция из числа русских националистов стала быстро уменьшаться. Например, Егор Просвирнин, недавний едкий критик власти, не скрывал поддержки ее действий в крымском кризисе и радостно приветствовал вхождение полуострова в состав России. Изменение своей позиции он прокомментировал в одном из текстов на сайте: «И то, что Путин после деся-
4 Там же. - Доступ: http://sputnikipogrom.com/russia/1011/ russianpraying/.
5 Там же. - Доступ: http://sputnikipogrom.com/mustread/12442/sp-values/ http://sputnikipogrom.com/history/8307/liberaljuggler/.
6 Широпаев А. Об Украине и исторических связях. - Русская Фабула. - Доступ: http://rufabula.com/artides/2014/01/31/about-ukraine-and-historical-ties.
тилетий сдачи русских интересов везде и всюду вдруг вспомнил, что Крым — русская земля, вообще-то хорошо. Ругать Путина за то, что он начал выполнять часть нашей программы, как минимум странно»1.
Угасание русской национал-демократии. После присоединения Крыма к России оказалось, что преодолеть имперские стереотипы не удалось даже национал-демократической элите русских националистов, во всяком случае, подавляющему их большинству. Русский национализм утратил свою временную оппозиционность власти. В его рядах возросла популярность президента В. Путина и «великого вождя народов» И. Сталина. Однако такой поворот вовсе не означает возрождение левого просталинского национализма 1990-х гг. Русский национализм посткрымского времени в целом стал частью единой и внутренне слабо дифференцированной массы сторонников идеи великой державы, испытывающих гордость и большой эмоциональный подъем за действия российских вооруженных сил в Крыму, на Донбассе, в Сирии. Значительно усилились антизападные настроения. В результате такого идейного растворения в общем потоке агрессивного патриотизма русский национализм потерял идейное своеобразие, свой особый предмет политической активности и по этой причине утратил идейную основу для консолидации даже своих былых сторонников.
Сергей Простаков проанализировал активность (февраль — начало марта 2016 г.) националистической интернет-группы «Я русский» (http://vk.com/yarusskiy_org), насчитывающей около 240 тыс. участников. «Это одно из крупнейших и старейших русских националистических объединений в интернете. Риторика и тематика группы являются во многом мейн-стримом для всего русского национализма»2. Анализ показал:
1. Значительное снижение активности посещений этого сайта — количество сообщений сократилось более чем вдвое по сравнению с аналогичными периодами в прошлом.
2. Потерю специфического предмета обсуждений — ныне он ничем не отличается от того, который наблюдается вне идеологических групп интернет-сообществ и в тех социаль-
1 Просвирнин Е. Зачем «Спутник и Погром» продался Кремлю? -Sputnik&Pogrom - 28.02.2014 - Доступ: http://sputnikipogrom.com/ russia/9581/lets-work-for-our-supreme-leader-putin/ http://www.ng.ru/ politics/1999-12-30/4_millenium.html.
2 С. Простаков. Интернет как зеркало русского национализма -
06.03.2016. - Доступ: https://openrussia.org/post/view/13316/.
ных медиа, которые не причисляют себя к националистическим. Из 60 сообщений в этом сообществе 43 (72%) были посвящены темам, не имеющим ни малейших признаков националистической специфики, но весьма характерным для нынешнего общественного дискурса в России. Обсуждались: конфликт на Украине, мнимые, но с надеждой ожидаемые многими российскими гражданами экономические проблемы в США (в частности, рост государственного долга этой страны), политическая активность кандидата в президенты США Д. Трампа, которому националисты, как и прочие сторонники Путина, симпатизируют. В субботу 27 февраля националисты отмечали в качестве радостного праздника «День Сил специальных операций ВС РФ» (официально введен Указом президента РФ № 103 от 26 февраля 2015 как профессиональный праздник), который в данной группе, как и в широком российском обиходе, называют «Днем вежливых людей» — героев-покорителей Крыма. Националисты восхищаются ими и демонстрируют по этому случаю высокий подъем своих государственно-патриотических эмоций. Напомню, что именно «бурное патриотическое настроение воинственного характера» некогда (в словаре Брокгауза и Эфрона) называлось великодержавным шовинизмом. Вместе с тем такой подъем великодержавных эмоций у русских националистов проявляется ничуть не сильнее, чем у других сторонников лозунга «Крым наш!», не называющих себя националистами. На фоне этих доминирующих настроений совсем потерялось единственное за месяц сообщение, связанное с Кавказом, в котором рассказывалось о сотрудничестве чеченцев с фашистской Германией во время Второй мировой войны. Между тем еще в 2014 г. подобный сюжет, несомненно, был бы одним из самых обсуждаемых в этой интернет-группе, поскольку тогда лозунг «Долой Кавказ» (вместе с лозунгом «Россия для русских!») был важнейшим в идейной мобилизации русских националистов. Тогда эта тематика была характерна преимущественно для русских националистов и выделяла их в общей массе интернет-пользователей3.
3. Эпизодическое появление стандартных стимулов для оживления русского национализма. Прежде всего, это этнические и религиозные фобии, их основной источник — мигранты. Событие, вызвавшее рекордное число сообще-
3 Интернет и идеологические движения в России: коллективная монография / сост. Г. Никипорец-Такигава, Э. Паин. М.: Новое литературное обозрение, 2016. С. 106-120.
ний (16 за один день), произошло 29 февраля, когда в Москве няня из Узбекистана убила порученного ей ребенка и принесла его голову к станции метро «Октябрьское поле». Сам факт того, что иррационально жестоким убийцей оказалась женщина-узбечка, которая к тому же выкрикивала исламистские лозунги, объясняет повышенное внимание к этому событию русских националистов. В комментариях по этому поводу ими была отброшена демонстративная лояльность к властям. Больше всего упреков досталось от них контролируемому властями телевидению, которое не сообщило стране о произошедшей в Москве трагедии и о жестокости «азиатских мигрантов», однако уже через пару дней эта трагедия перестала обсуждаться и в националистических интернет-сообществах.
Вероятность повторения эксцессов с участием мигрантов в России велика, соответственно, и новый подъем негативной консолидации русских националистов против мигрантов вполне возможен, однако пока ситуация иная, и есть основания констатировать, что в России наблюдается один из самых низких за постсоветские годы уровней проявления не только гражданской, но и этнической солидарно-стирусских националистов.
Этот вывод хорошо согласуется с общими тенденциями изменений в массовом сознании жителей России в посткрымскую эпоху. Во-первых, переключение интересов масс с традиционных внутренних проблем страны, в том числе и этнических, на «более важные» государственные вопросы — присоединение Крыма, конфликт в Донбассе, а также «происки Запада», связанные с Украиной1. Во-вторых, изменение структуры этнических фобий. Так, наиболее характерные для постсоветского времени фобии к представителям народов Кавказа и Средней Азии несколько ослабли, зато в разряд «чужих» стали попадать представители этнических общностей, которые традиционно русскими людьми считались «своими» и «близкими». Социологи Левада-Центра зафиксировали в 2014—2015 гг. самый низкий за последние пять лет уровень неприязни жителей России к представителям других национальностей. Такую враждебность ощущали (с признаками «очень часто» и «довольно часто» в сумме) 13% опрошенных в 2015 г. и 14% в 2014 г., тогда как во все предыдущие годы до 2010-го —
1 Результаты опроса общественного мнения по этому поводу см.: Общественное мнение -2015. Разделы: 24. «Украина»; 25 «Санкции Европы и США» и 26.2. «Россия и Запад». М.: Левада-Центр. С. 217-258.
19—20%2. Вместе с тем на фоне относительного уменьшения признаков абстрактной этнофо-бии россиян к «другим национальностям» бросается в глаза взлет их негативного отношения к украинцам, которых еще недавно русские люди (более 80% опрошенных составляют этнические русские) называли «братья» или «такие же русские, как мы». Об этом можно судить по изменению доли респондентов, выразивших самую радикальную форму этнической неприязни и ответивших положительно на вопрос: «Следует ли ограничить проживание в России людям следующих национальностей?» Применительно к украинцам доля положительных ответов быстро росла. Так отвечали: 1% респондентов в начале 2014 г, 8% в конце того же года, 14% — в 2015 г. (во все предыдущие годы, начиная с 2004-го, такие ответы составляли единицы процентов)3. Это пример того, как этатистские, имперские ценности подавляют устоявшиеся этнические стереотипы.
Особенности самоидентификации этнического большинства
Даже в период общественного подъема и роста популярности национал-демократии ее теоретики отмечали, что освобождение русского национализма от советской, имперской идеологии происходит труднее всего и в самую последнюю очередь4. Посткрымская Россия показала, что вместо освобождения пока наблюдается рост влияния имперской идеологии среди участников националистических движений. Возможно, в какой-то мере это связано с тем, что у этнических русских (социальной базы русских националистов) государственная идентичность устойчиво превалирует (если рассматривать статистическое большинство представителей этого сообщества) над национальной в любом ее понимании. О таком соотношении идентичностей свидетельствуют этносоциологические исследования, проведенные в 1980-е, 1990-е и в 2000-е гг. коллективами ученых этносоциологов под руководством Ю. Арутюняна и Л. Дробижевой.
На закате советской эпохи, в 1988 г., когда в ряде союзных республик растущий этноцентризм стал получать политическое оформление и уже появились «Национальные фронты», большинство этнических русских все еще демонстрировали полное доминирование в сознании
2 Общественное мнение-2015. М.: Левада-Центр, 2016. С. 195.
3 Общественное мнение-2015. М.: Левада-Центр, 2016. С. 198.
4 Крылов К. Лучшие демократы получаются из бывших фашистов. 10 мая 2010 - Доступ: http://ru-nazdem.livejournal.com/836129.html.
территориально-государственной идентичности над этнической. Тогда 78% респондентов (по данным социологических опросов Института этнологии и антропологии АН СССР) признавали себя «советскими», и только 15% называли себя русскими, в то время как у выбранных для сравнения групп (узбеков, грузин и эстонцев) этническая идентичность преобладала1. Те же исследования показали значительно меньшее внимание русских к своей национальной культуре и истории. Например, отвечая на вопрос о наиболее важных проблемах, на которые следует обратить внимание, не более 10% русских, проживающих в республиках (и существенно меньше в среде русских, проживавших в своей этнической среде в Российской Федерации), назвали «развитие своей национальной культуры», тогда как у узбеков, грузин и эстонцев важность такого развития признавали от 30 до 50% опрошенных2. Меньшее внимание русские респонденты проявляли и в отношении интереса к литературе о прошлом своей этнической группы, к идее общности исторических судеб как фактора этнического сплочения, национальной символике и ряду других тем, используемых социологами в качестве индикаторов этнокультурной идентичности3.
В первые постсоветские годы (1991—1993) рост этнического самосознания и этнического традиционализма охватил уже и Российскую Федерацию. Элиты и народные массы всех российских республик (Башкирия, Татарстан, Республика Дагестан и др.) продемонстрировали в это время так называемый «парад суверенитетов» — стремление к большей автономии, ссылаясь при этом на свои национальные (этнические) особенности. В Чечне национальное движение провозгласило выход из состава Российской Федерации. Однако и в этих условиях самоидентификация русских мало изменилась по сравнению с советскими годами: более 80% русских демонстрировали этнический нигилизм, безразличие, подчеркивая в опросном листе подсказку: «Я никогда не задумывался, какой они национальности». Лишь 8% указывали: «Я никогда не забываю, что я русский»4. В 1994—1996 гг. отмечался пик роста этнического самосознания большинства народов Российской Федерации. Многочисленные этнические
1 Арутюнян Ю.В, Дробижева Л.М, Сусоколов А.А. Этносоциология. М.: Наука, 1999. С. 165.
2 Русские (Этносоциологические очерки). М.: Наука, 1992. С. 399.
3 Русские (Этносоциологические очерки). М.: Наука, 1992. С. 399-400.
4 Паин Э.А. Этнополитический маятник. Динамика и механизмы эт-
нополитических процессов в постсоветской России. М.: Институт со-
циологии РАН, 2004. С. 185.
конфликты, развивавшиеся в эти годы, этнический сепаратизм и так называемая «Чеченская война» — все это не могло не стимулировать рост этнического самосознания русских. Такой подъем был зафиксирован в ряде социологических исследований, хотя и в это время явно выраженная этническая идентичность («я никогда не забываю, что я русский») проявлялась не более чем у четверти опрошенных русских, тогда как в среде других обследованных групп в России (башкир, татар, осетин и якутов) этот подъем охватывал свыше половины, а у осетин — две трети опрошенных5. При этом рост этнического самосознания русских в значительной мере стал ответом на предшествовавшее возбуждение этнических меньшинств, поэтому к концу 1990-х годов, когда этнополитический подъем стал спадать у большинства этнических групп России, у этнических русских полностью восстановилось доминирующее государственно-территориальное самосознание. Так, в 1999 г. 79% опрошенных русских определяли себя как граждане России, в то время как, например, среди опрошенных якутов такая идентификация по исследованиям 1994 и 1999 гг. была характерна менее чем для 20% респондентов6.
У этнического большинства России развивается не этнический, а государственнический державный традиционализм — ощущение гордости за принадлежность к государству с тысячелетней историей, в котором главные события связаны с военными победами и завоеванными территориями. Об этом можно судить по устойчивому пантеону героев, в котором в опросах первой декады 2000-х доминировали цари, вожди и полководцы: Петр I, Александр Невский, Дмитрий Донской, Екатерина II, Иван Грозный, Иосиф Сталин, Георгий Жуков. Лишь космонавт Юрий Гагарин, попав в десятку эпических героев России, нарушал эту стройную колонну державных героев в историческом сознании россиян. В качестве ключевого события истории в оценках русских людей бесспорно, с большим отрывом, выделяется Великая Отечественная война7. В таких оценках проявилась
5 Там же.
6 Российская идентичность в Москве и в регионах/ отв. ред. Л.М. Дробижева; М.: ИС РАН, 2009. С. 32.
7 См. обзор социологических исследований конца 1990-х - начала 2000-х гг. на эту тему: Горкунова О.С. Массовое историческое сознание россиян на рубеже ХХ-ХХ1 вв. // Вестник Адыгейского государственного университета. Серия 1: Регионоведение: философия, история, социология, юриспруденция, политология, культурология. 2014. Выпуск № 2 (139). Научная библиотека КиберЛенинка: http://cyberleninka. ru/article/n/massovoe-istoricheskoe-soznanie-rossiyan-rubezha-xx-xxi-vv#ixzz3yHUfqm8p.
одна из особенностей русского национального сознания, отличающая его от коллективных представлений, например, немцев. Если немецкое общество, породившее германский тоталитаризм, ныне связывает с ним национальную катастрофу, поражение в войне, то русское общество под воздействием пропагандистских усилий оказалось способным связать со сталинским тоталитарным режимом великую победу над фашизмом.
В то же время преобладание национально-государственной идентификации над этнической нельзя назвать сугубо русской особенностью — многие народы, являвшиеся этническим большинством на территории центров империй, характеризуются именно таким типом идентичности. У англичан территориально -государственная «британская» идентичность выражена намного сильнее, чем у ирландцев, шотландцев и уэльсцев, у которых этническая идентичность выступает во многом как антитеза «британской» идентичности, до сих пор воспринимаемой как импер-ская1. В Испании этническое большинство, кастильцы (castellano), пожертвовало своим этнонимом и аналогичным названием языка в пользу общегосударственных названий (испанцы — español). По мнению экспертов, преимущественно территориально-государственная идентичность испанцев контрастирует с заметным преобладанием этнической идентичности у этнических меньшинств Испании, например у басков2. Во Франции вне этнической идентичности (гражданская, государственная и индивидуалистская) исторически преобладала над этнической, хотя взрывы этнических фобий проявлялись и в этой стране, например, в конце XIX в. после поражения в войне с Германией (1870 г.). В начале 2000-х во французском обществе усилились этнические фобии по отношению к новому врагу — иммигрантам, точнее иммигрантам неевропейцам. Это несколько усилило этническую самоидентификацию значительной части французов, которая, по мнению экспертов, все же характеризуется следующими чертами: во-первых, этническая идентичность не стала у них доминирующей; во-вторых, их этническое самосознание выглядит заметно слабее в сравнении с этническим самосознанием корсиканцев, французских ба-
1 ЛипкинМ.А. Двадцать первый век по Гринвичу: Британия в поисках постимперской идентичности // Национализм в мировой истории. М.: Наука, 2007. С. 122-140.
2 КожановскийАН. Испанский случай: этнические волны и региональные утесы // Национализм в мировой истории. М.: Наука, 2007. С. 241.
сков, французских каталонцев и многих других этнических и региональных меньшинств Франции3.
Все указанные различия в самоидентификации этнического большинства и меньшинств хорошо объяснимы самой природой этого типа идентификации, которая актуализируется только при соотнесении «мы» и «они». Для меньшинств, проживающих в окружении этнического большинства, последнее всегда выступает «конституирующим иным». Большинство же замечает меньшинства лишь в некоторых случаях: когда возникают этнические конфликты и другие эксцессы; когда заметно увеличивается численность меньшинств; когда на территории страны появляются новые меньшинства и в некоторых других случаях. Этническая идентичность, как правило, носит не постоянный характер, временами возрастая и ослабевая, особенно у этнического большинства населения любой страны.
Если этническая идентичность может быстро воспламеняться и гаснуть, то формирование гражданского самосознания — это тяжелый, длительный процесс, который способен охватывать несколько веков.
Мишель Фуко, поставив себе задачу «расшифровать генеалогию современной власти» в государствах Запада, проанализировал на примере Франции механизм перехода от ценностей этатизма к ценностям национального, к гражданским ценностям. Для этого философ использовал противопоставление двух понятий. Первое, понятие «население», — пассивная категория, объект управления со стороны власти, ресурс управления в целях обеспечения безопасности страны и освоения территории. Второе, понятие «общество», — активный социальный субъект, источник сопротивления патернализму (Фуко назвал такое сопротивление «анти-поводырством» и «антипасторством»)4. Именно сопротивление, по мнению философа, переводит страну к иному типу управления, в большей мере соответствующему интересам гражданского общества, нации. В результате такой трансформации возникает государство, подчинение интересам нации (государство-нация).
По мнению М. Фуко, еще в 1970-е гражданское общество (гражданская нация) во Франции было слабым, подчиненным тому, что он
3 Филиппова Е.И. Что такое Франция? Кто такие французы // Национализм в мировой истории. М.: Наука, 2007. С. 202-210.
4 Фуко M. Нужно защищать общество. Курс лекций 1975-1976 учебного года в Коллеж де Франс / пер. Е.А. Самарской. СПб.: Наука, 2005. С. 255-277.
определял как «дисциплинарная власть»1. Из рассуждений французского мыслителя вытекало, что к указанному времени еще не завершилось становление французской гражданской нации и Франции как государства-нации, хотя идеи народного суверенитета были провозглашены здесь еще за два века до этого. В России идеи народного суверенитета стали прокламироваться элитарными слоями общества ненамного позже, чем во Франции, однако и во второй декаде 2000-х гг. не заметно проявления основных признаков гражданской политической нации, равно как и государства, подчиненного интересам нации.
По данным Левада-Центра, в России не наблюдается роста политического самосознания общества в восприятии народа как источника власти. По крайней мере, за последние пять лет (2006—2015 гг.) более двух третей опрошенных (от 67 до 87% в разные годы) устойчиво отмечают, что они не оказывают какого-либо влияния на политическую и экономическую жизнь в стране2. А стремление россиян к реализации принципа народного суверенитета даже падает. Доля ответивших на вопрос: «Мы должны заставить государство служить нашим интересам?» за четверть века снизилась почти втрое - с 37% в 1999 г. до 13% в 2015-м3. При этом именно в 2015 г., когда было зафиксировано наименьшее желание россиян подтолкнуть власть к исполнению народных интересов, подавляющее большинство респондентов (65%) не испытывало ни малейших иллюзий по отношению к народному характеру российской власти, признавая, что власть «скорее не подотчетна» или «совершенно точно не подотчетна» обществу4. И только абсолютное меньшинство - 9% опрошенных - считали, что «Наши органы власти народные, у них такие же интересы, как у простых людей»5. Не проявляется в России и другой важнейший признак роста гражданского самосознания — стремление к участию в управлении страной. Более половины опрошенных за пять лет (2006—2015 гг.) отметили, что вообще «избегают вступать в какой-либо контакт с властью»6.
1 По указанной причине философ свой курс лекций назвал: «Нужно защитить общество».
2 Взята сумма двух вариантов ответа («скорее нет» и «определенно нет») на вопрос: «Оказываете Вы лично какое-либо влияние на политическую и экономическую жизнь в России?» См. Общественное мне-ние-2015. М.: Левада-Центр, 2016. С. 58.
3 Там же. С. 64.
4 Там же. С. 62.
5 Там же. С. 65.
6 Там же. С. 61.
Используя формулу историка Дж. Хоскин-га, можно сказать, что «строительство государства в России мешало строительству нации»7. Историк писал о прошлом России, но и ныне в стране нет общества, заинтересованного в том, чтобы контролировать государственный аппарат, и способного осознавать свою ведущую роль в политической системе.
«Русский национализм» в посткрымское время: не обязательно русский и совсем не национализм
То, что сейчас называют «русским национализмом», с большим основанием можно охарактеризовать как постимперское сознание, включающее ностальгию по временам классических империй, ресентимент и различного рода политические фобии. Такого рода сознание характерно не только для русских державников, но и для представителей разных этнических общностей, адептов разных политических взглядов и для людей, проживающих в разных государствах. Так, многие русскоязычные иммигранты разных национальностей, проживавшие в Европе и Америке, которые в большинстве своем оскорбились бы в случае отнесения их к русским националистам, поддержали идею «Крым наш», проект «Новороссия» и другие знаковые аспекты внешней политики В. Путина. Чем объясняется сходство их взглядов со взглядами тех, кто называет себя «русскими националистами», да и со взглядами легендарных 86% российских граждан? Ведь именно такое идейное единство русских в России и за рубежом чаще всего и определяется публицистами как реальное проявление «Русского мира». Задумавшись о сущности данного феномена, я в декабре 2015 г. обратился к друзьям по Facebook, а также разослал по почте своим давним личным друзьям, живущим в разных странах мира, вопросы, позволяющие составить социальный портрет адептов «Русского мира» из числа евреев трех стран — Израиля, Германии и США (к последним я присоединил пару ответов из Канады). Вопросы отражали три типа характеристик: а) степень интегрированности в новое сообщество и прежде всего мера владения государственным языком страны проживания; б) род занятий, имущественный и социальный статус в сравнении с прежним, до эмиграции; в) основные риторические клише, используемые в политических дискуссиях. Я получил около сотни ответов, пригодных
7 ХоскингДж. Россия: народ и империя (1552-1917). Смоленск: Русич, 2000. С. 11.
для обобщения. В феврале 2016 г. добавились десятки ответов на вопросы о «Русском мире», которые задал своим подписчикам в Facebook Сергей Медведев, а также комментарии к его радиопередаче «"Русский мир" на Западе» с моим участием («Радио Свобода», 10.02.2016). Все эти материалы не могут претендовать на репрезентативность, но они достаточны для выдвижения гипотез и абриса предполагаемого социального портрета идейного сообщества, получившего название «Русский мир».
Почему для анализа были выбраны евреи? Прежде всего потому, что они составляют значительную часть тех, кого называют «Русский мир», ведь до горбачевской перестройки массовый выезд из СССР был возможен только по этническим визам, а еврейская эмиграция превосходила по численности все остальные. После 20 мая 1990 г. (отмены выездных виз) основной объем массовой эмиграции из Советского Союза и постсоветских государств продолжался в рамках программ этнических переселений, поскольку только эти программы обеспечивали гарантированный прием мигрантов в странах прибытия. С 1990 по 2007 г. из СССР и стран СНГ выехало более 1,6 млн евреев и членов их семей: более 1 млн человек в Израиль, более 350 тыс. в США, около 200 тыс. в Германию и около 50 тыс. в остальные страны1. Замечу, что среди полученных мной портретов евреев-адептов «Русского мира» не нашлось ни одного из тех, кто прибыл в указанные страны до 1990 г. И это не случайно, поскольку именно последняя волна массовой эмиграции стала основой путинского «Русского мира».
Анализ социальных портретов еврейской когорты зарубежных почитателей политики В. Путина позволяет выявить общие свойства современного зарубежного «Русского мира» и при этом отбросить некоторые мифы эссенци-ализма по поводу этой общности. Прежде всего, миф о природном антилиберализме русских людей, об их извечном ордынском «культурном коде», в котором якобы запрограммирована неизбывность имперских взглядов. Консерваторы об этом говорят с умилением, либералы с сожалением, но обе группы доказывают этим фатальную неизбежность как особого русского пути, так и идейного единства «Русского мира» на планете. Я привожу данные о той части «Русского мира», к которой никак не применишь мифологию о прирожденной евразийской ментальности этнических русских, поскольку
1 Сколько евреев эмигрировало из России и когда? - Доступ: http:// litbook.ru/article/2878/.
ею уж точно не объяснишь настроения евреев. Великодержавный российский шовинизм, поддерживаемый ныне частью из них, явно ненаследственный. На мой взгляд, та часть последней волны русско-еврейских эмигрантов, которая идейно породнилась с путинским «Русским миром», демонстрирует вовсе не преемственность взглядов, а способность людей к быстрым идеологическим преображениям. Эти люди в значительной мере разорвали связь с ценностями и представлениями, которые еще недавно доминировали в еврейской среде. Я имею в виду прежде всего оппозиционное отношение к авторитаризму во всех его проявлениях (к царизму, сталинизму, вождизму), а также и к великодержавному шовинизму.
Казалось бы, такое отношение вообще неустранимо из исторической памяти народа, опаленного воспоминаниями о государственной политике «черты оседлости» и еврейских погромах в Российской империи, о сталинской борьбе с «космополитами» и о государственных ограничениях прав евреев по так называемому «пятому пункту» в советские годы. На идее преодоления этого наследия в разные времена складывалось сотрудничество между представителями русской и русско-еврейской интеллигенции, находившейся в эмиграции: Николаем Бердяевым, Георгием Федотовым, Исайей Берлином, Семеном Франком, Марком Алдановым и др. Этот русский мир как интеллектуальное содружество всегда был оппозиционным авторитарному режиму в России и СССР. Как же случилось, что немалая часть русско-еврейской эмиграции новой волны оказалась в одной колонне с другим «Русским миром» — с черносотенцами и сталинистами? Причин тому так много, что мне не удалось бы их даже перечислить и кратко описать в рамках одной статьи. Я остановлюсь лишь на тех, которые связаны с изменением отношения мигрантов разных волн к принимающим странам и с возросшим влиянием России на своих бывших соотечественников.
В 1970—1980 гг. еврейские эмигранты были в большей мере идеалистами, они убегали из СССР на «историческую родину» либо в США, «выбирая свободу» и навсегда порывая связи с Советским Союзом. Такие эмигранты-идеалисты стремились поскорее интегрироваться в новое сообщество, быть ему полезными. Эмигранты же последней волны были более прагматичны в своих целях, а разрыв с Россией для них был менее радикальным. Они сохраняли здесь не только социальные связи, но иногда и
бизнес, и имущество, используемые ими зачастую и ныне. Эти мигранты-прагматики были настроены не столько на интеграцию в новое общество, сколько на потребление, на использование социального потенциала принимающей страны, фактически поощряющей такую потребительскую психологию своей политикой социальной опеки.
Евреи, которые по своим политическим взглядам были отнесены моими информаторами к «Русскому миру», оказались в числе наименее интегрированных в сообщество перечисленных стран. Все они «чужие» на новой родине уже потому, что либо вовсе не владеют государственным языком данной страны, либо не хотят им пользоваться и имеют возможность большую часть времени общаться на русском. По своему социальному статусу они могут быть отнесены к следующим категориям.
1. «Иждивенцы» — пенсионеры и люди, живущие на средства социальных пособий или находящиеся на иждивении других членов семьи, а чаще всего сочетающие государственное и индивидуальное иждивение. Образ их жизни не требует освоения языка и какого-либо участия в экономической и политической жизни страны пребывания, а потому они в значительной мере живут мыслями о России.
2. «Экономические нелегалы» — люди, получающие основной доход со сдачи квартир или бизнеса, оставленного в странах СНГ, но скрывающие этот доход, чтобы не потерять право на получение социальных пособий. Эти люди в наименьшей степени ориентированы на какие-либо формы экономической интеграции в стране пребывания, тогда как с Россией связаны экономически и, зачастую, идейно.
3. «Профессиональные русские» — люди, занятые в обслуживании русскоязычной общины (работники русских магазинов, ресторанов, турфирм и т.д.). Все они сохраняют прочные экономические связи с Россией и в немалой степени информационно погружены в ее жизнь.
4. «Профессиональные космополиты» — люди, работа которых не имеет жесткой локальной привязки к какой-либо стране (работающие через интернет), например профессиональные хакеры. Некоторые из них, как осужденный недавно в Германии «хакер Хелл», совершают свои атаки по заказам из России1. В этой же группе находятся так называемые «дети капитана Гранта», обладатели зарубеж-
1 Хакер Хелл приговорен к полутора годам условного заключения. -Доступ: http://www.kommersant.ru/doc/2782668.
ных научных и исследовательских грантов, не имеющие постоянной позиции в принимающих их научных центрах и потому кочующие из университета в университет. Они не приживаются в новых странах и, как правило, не намерены возвращаться в Россию, но все же в быту сохраняют русский язык и в культурно-информационном плане больше связаны с Россией.
5. «Послы России» — артисты и спортсмены, постоянно живущие за рубежом, но представляющие Россию и заинтересованные в поддержке ее истеблишмента и демонстрации ему своей лояльности.
6. «Опустившиеся» — это вовсе не бомжи. Так я назвал людей, которые нашли работу в стране нового места жительства, но при этом их социальный статус на несколько ступеней ниже того, какой они имели до эмиграции. Как правило, они заняты на неквалифицированной работе, не требующей погружения в местную языковую среду. Такие люди зачастую не просто отчуждены от страны пребывания, они ее сильно не любят, одновременно идеализируя страну выхода («Вот там нам было хорошо!»), хотя возвращаться в Россию не собираются.
Есть среди русских евреев и люди, идеи которых лишь отчасти пересекаются с идеологией «Русского мира». Например, человек может не любить В. Путина и Россию, но еще больше он не любит Украину и украинцев: «Все они страшные антисемиты, и их правильно наказывают, отбирая Крым». Такие высказывания характерны, например, для евреев-выходцев из Донецка. Другой пример: человеку может быть глубоко безразличны Крым, Донецк и Украина, но он является поклонником воображаемого В. Путина, который, по его мнению, «силой усмирил Чечню и показал пример того, как нам усмирить Палестину». В Германии и Израиле немалая часть русских евреев поддерживает Россию за ее антиамериканскую политику, тогда как для евреев США это один из самых отрицательных признаков российской политики.
По оценкам моих информаторов, евреи-адепты идеологии «Русского мира» и поклонники Путина преобладают среди русскоязычного населения Израиля, а в США, напротив, этот контингент составляет безусловное меньшинство среди русских евреев. Что касается Германии, то по отношению к ней единства мнений среди экспертов нет. Ясно лишь, что идеология «Русского мира» не встречает серьезного сопротивления в маленьких городах, таких как Баден-Баден, где нет работы для иммигрантов, среди которых доминируют «иждивенцы»;
в крупных городах, например, Штутгарте, ситуация куда сложнее, и оценить соотношение сил сторонников и противников «Русского мира» невозможно без репрезентативного социологического исследования.
Та часть русско-еврейских иммигрантов, которая слабо интегрирована или просто отчуж-дена от жизни принявших их государств, оказывается зависимой от России во многих отношениях. Прежде всего, люди, говорящие только на русском и не владеющие языком страны проживания, сильно привязаны к каналам российского государственного телевидения. Альтернативные, зарубежные русскоязычные каналы (например, RTVi) в большей мере являются элитарными и тематически специализированными, они не могут конкурировать с российским центральным телевидением за массовость. Влияние же этого телевидения хорошо заметно в политическом языке человека из «Русского мира». Этот язык почти полностью соткан из клише ток-шоу российского телевидения: «Если бы Крым не взяла Россия, туда бы вошло НАТО»; «Германия не суверенная страна, ею управляет Америка»; «Германия ввела санкции против России под давлением США» и т.д. Из огромного множества стереотипных речевых оборотов, которые мне прислали, я выбрал эти три, потому что они точно не могли быть вывезены эмигрантами из России: все это новые мемы, появившиеся в политическом дискурсе только в 2015 г. И этот пример еще раз доказывает, что политическое сознание человека «Русского мира» (как в России, так и за рубежом) не традиционно, оно постоянно конструируется и реконструируется.
Телевизор все же не ГУЛАГ, он не может заставить человека ему подчиняться и даже заглядывать в него. Какая-то часть русскоязычных мигрантов (например, многие выходцы из Украины) в указанных странах принципиально не смотрит российское телевидение и сопротивляется имперской политической идеологии «Русского мира». Некоторые люди замещают телевизор интернетом, но все же телевидение пока сильнее. Только в одной Германии, по оценкам местных экспертов, российское телевидение могут смотреть и понимать около 6 млн человек1.
Зависимость эмигрантов новой волны от России определяется не только влиянием пропаганды, но и целым рядом универсаль-
1 Немецкий адвокат пожаловался в прокуратуру на сюжет «Первого канала». Подробнее на РБК: http://www.rbc.ru/rbcfreenews/569e41079a 7947769ecd88b0.
ных психологических механизмов. Задолго до эпохи массового телевидения (в 1930-е гг.) Маркусом Ли Хансеном были открыты закономерности, которые до сих пор не утратили актуальность и многое способны объяснить. Исследователь доказал, что мигранты, ориентированные на интеграцию в новое общество, быстро отчуждаются от страны выезда и демонстративно манифестируют свою связь с новой средой и преданность новой культуре. М.Л. Хансен писал: «Нет более последовательного янки, чем "янкизированная" личность иностранного происхождения»2, а еще раньше В.И. Ленин отмечал примерно то же самое на российском примере: «Обрусевшие инородцы всегда пересаливают по части истинно русского настроения»3. Есть и другие, еще более древние аналоги той же мысли, характеризующие универсальность этой тенденции в разные эпохи и в разных странах мира. Вместе с тем Хансен указал и на другую закономерность: в случае, если мигранты не ориентированы на интеграцию или им не удалось интегрироваться в новую среду, они в качестве психологической компенсации вспоминают, а чаще всего просто придумывают себе образ великой прародины. Так, человек компенсирует свою отчужденность от не принявшей его среды, мысленно прислоняясь к другому сообществу: «Я не один, за мной великая страна».
Болельщики болеют издали (вместо заключения)4
М.Л. Хансен полагал, что проблема отчужденности от новой среды и идеализация придуманной прародины могут проявиться в третьем поколении мигрантов, когда «внуки вспоминают то, что хотели забыть их отцы и деды». Так оно и происходит, но лишь в тех случаях, когда мигранты живут в замкнутых этнических сообществах, в своеобразных гетто, препятствующих их интеграции в государство-нацию. Как раз еврейская миграция демонстрирует прямо противоположную тенденцию — их культурная связь с Россией и частичная русская идентичность слабеют со сменой поколений, а связи с новым государством укрепляются.
2 Цит. по: Майничева АЮ. Проблемы этничности и самоидентификации в работах зарубежных авторов. - Доступ: http://zaimka.ru/ mainicheva-ethnic/.
3 Ленин В.И. К вопросу о национальностях или об «автономизации». -Доступ: http://revarchiv.narod.ru/vladimilitch/lenin45/avtonomisazia.html.
4 Эта статья написана до столкновения болельщиков накануне и в ходе матча Россия и Англия 11 июня 2016.
В Израиле дети эмигрантов из России, пройдя школу и армию, неизбежно переходят на иврит в качестве основного языка и быстро интегрируются в жизнь израильского общества, а внуки российских эмигрантов, как правило, и вовсе плохо владеют русским и не участвуют в трансляции мемов российского телевидения. В США подавляющее большинство евреев-выходцев из России ныне живут за пределами таких русско-еврейских заповедников, как Брайтон-Бич, и уже поэтому хорошо интегрируются в американскую среду, при этом внуки российских эмигрантов становятся полноценными янки. В послевоенной Германии русско-еврейская эмиграция стала массовой лишь в середине 1990-х гг., и прошло мало времени, чтобы сказать, как в этой стране меняется идентичность еврейских мигрантов со сменой поколений. Могу лишь предположить, что и здесь связи русско-еврейских мигрантов с политической идеологией «Русского мира» ограничатся нынешним поколением и дальше будут только ослабевать.
Может ли нынешняя когорта евреев, идейных сторонников российского великодержа-вия, стать политическим ресурсом нынешней российской власти? Уверенно дам отрицательный ответ. Эта категория людей характеризуется как раз слабым участием в жизни новых обществ: они не могут и никогда не пытались лоббировать или защищать реальные интересы российского истеблишмента в своих странах, возвращаться в Россию они тоже не собираются. Это болельщики, которые издали болеют за свою команду и на политическое поле они не выйдут.
А каковы перспективы носителей постимперского сознания внутри России? Российская часть «Русского мира» также похожа на телеви-
зионных болельщиков, как и зарубежная: люди, включенные в этот идеологический мир, в массе своей поддерживают лозунг «Крым наш!», не отходя от телевизоров, любуются «вежливыми человечками» или донецкими боевиками типа Моторолы и Гиви. Если сопоставить число людей, учавствовавших в 2015 г. в том «Русском марше», который созывался специально для поддержки «Новороссии», с активностью участников либеральных маршей, например, в память о Борисе Немцове, то окажется, что либеральная оппозиция в большей мере готова к самоорганизации, чем русские националисты. Этатизм по сути парализует общественную активность, а гражданская индифферентность как раз компенсируется культом вождя и мифологией сопричастности человека-песчинки к некой абстрактной массе «наших». Сам факт того, что имперское сознание не имеет жесткой этнической привязки, не транслируется по каналам культурной традиции, а формируется под воздействием социально-политических обстоятельств и прямого конструирования, указывает на возможность радикального перепрограммирования такой массовой психологии. При этом стимулы для такой трансформации могут появиться не только после глубокой исторической травмы, как это было в Германии после поражения гитлеризма, но и вследствие эволюционных изменений, как произошло во Франции. Теоретически такое возможно и в России, но пока в нашей стране не видно той политической силы, которая способна начать деконструкцию имперского сознания — пока здесь продолжается дискредитация базовых идей гражданской нации, подрывающая желание и веру людей в возможность общества овладеть государством.
