CC BY
63
s
Q.
S
S
О
о
о
CL
О
0
1 -О
с;
£
к
ф
>s
S
о
0
1
S
со
CQ
£
л
£
о
со
£
то
§
то
<о
судов общей юрисдикции. Другой особенностью является использование заинтересованными лицами откровенных преступлений (поджога имущества, угроз собственникам, физическое и психическое воздействие на них, фальсификация документов и т. п.) в целях решения задачи захвата имущественного комплекса или земельных участков. Все это определяет российскую специфику данного криминального явления, требует более детального исследования с целью формирования методики расследования преступлений, связанных с захватами субъектов экономической деятельности.
Примечания
1. См.: Методика расследования преступлений, связанных с незаконным захватом предприятий // Сборник учебно-методических материалов для системы профессиональной подготовки сотрудников следственных подразделений МВД России / Под ред. Б.Я. Гаврилова. — М., 2006. — С. 61.
2. См.: Фаенсон М.И. Рейдерство (недружественный захват предприятий): практика современной России / М.И. Фаенсон, А.А. Пиманова. — М., 2007. — С. 5.
3. См.: Борисов Ю.Д. Рейдерские захваты. Узаконенный разбой. — СПб., 2008. — С. 31.
4. См. там же. — С. 32.
5. В переводе на английский язык — Mergers & Acquisitions, сокращенно — M & A.
6. См.: Гохан П.А. Слияния, поглощения и реструктуризация компаний / Пер. с англ. — М., 2004. — С. 41.
7. Там же. — С. 44.
8. См.: Борисов Ю.Д. Указ. соч. — С. 47.
9. См.: Гохан П.А. Указ. соч. — С. 46.
10. Там же. — С. 62.
11. См. там же. — С. 64.
12. См.: Противодействие недружественным поглощениям: Научно-практическое пособие / Н.Д. Бут, И.С. Викторов, Д.А. Звягинцев, О.С. Опенышев. — М.,
2006. — С. 115.
13. См.: Фаенсон М.И. Указ. соч. / М.И. Фаенсон, А.А. Пиманова. — С. 5.
14. От англ. raider — захватчик, налетчик.
15. См.: Молотников А.Е. Слияния и поглощения. Российский опыт. — 2-е изд., перераб. и доп. — М.,
2007. — С. 21—22.
£
о
&
§
I
е
в
о
5
и
I
со
о
в
§
р
тор
с
И
Д.Е. Злобин
Злобин Денис Евгеньевич — старший оперуполномоченный ОБЭП УВД Приокского района г. Нижнего Новгорода
E-mail: [email protected]
Современные тенденции в области криминализации деяний, совершаемых на почве легализации криминальных доходов
и
З
Настоящая статья посвящена анализу тенденций криминализации деяний по легализации доходов от преступной деятельности в Российской Федерации. Автор рассматривает отдельные требования Совета Европы в этой области. Кроме того, высказываются рекомендации по улучшению состояния современных уголовно-правовых основ противодействия легализации криминальных доходов.
The given article is dedicated to the brief analysis of modern trends in establishing money laundering offences as criminally punishable in the Russian Federation. The author scrutinizes a number of requirements set by the Council of Europe in that area. Similarly he expresses his own recommendation on how to improve drastically the state of the existing criminal substantive law foundation for money laundering deterrence.
В современной России тенденции в области криминализации общественно опасных деяний, совершаемых на почве легализации криминальных доходов, обусловлены многими факторами, среди которых самое важное место занимают требования норм международного права, а также обязательные для выполнения рекомендации международных межправительственных органи-
заций. В их авангарде по части требований об усовершенствовании правовых основ противодействия легализации доходов от преступной деятельности находится ФАТФ, которая, по нашим данным, оказала самое серьезное влияние на современное состояние российских уголовно-правовых основ противодействия легализации преступных доходов.
Приведем краткий обзор развития отечественных уголовно-правовых основ противодействия легализации доходов от преступной деятельности, который позволит отразить наиболее яркие тенденции в области криминализации деяний,совершаемых на почве легализации доходов от преступной деятельности.
Статья 174 УК РФ (Легализация (отмывание) денежных средств или иного имущества, полученных незаконным путем) первоначально являлась единственным компонентом отечественных правовых основ противодействия легализации криминальных доходов. Она предусматривала уголовную ответственность за использование денежных средств или иного имущества, приобретенных незаконным путем, при совершении финансовых операций либо полноценных сделок, а также при осуществлении предпринимательской или иной экономической деятельности. Объективная сторона предусматривавшегося ст. 174 УК РФ деяния в настоящее время находит свое отражение в составе преступления, предусмотренного ст. 1741УК РФ.
Предмет этого преступления отождествлялся с материальными ценностями, приобретенными незаконным, а не только преступным путем. Это терминологическое расхождение вызывало оживленные научные дискуссии. Некоторые ученые ошибочно, на наш взгляд, полагали, что имущество, приобретенное незаконным путем, не следовало отождествлять с доходами от преступной деятельности1. Однако правоприменительная практика того времени, руководствуясь, по-видимому, только ограничительным толкованием ст. 174 УК РФ в части этого признака, не преподнесла исследователям ни одного примера осуждения и даже привлечения к уголовной ответственности за использование при совершении экономически значимых действий (финансовых операций, самостоятельных сделок, осуществления предпринимательской деятельности) денежных средств либо иного имущества, которое образовывало бы доходы от неправомерной, но не преступной деятельности.
С принятием комплексного законодательства о противодействии легализации доходов от преступной деятельности в УК РФ в августе 2001 года были внесены изменения, преобразовавшие рассмотренный выше уголовно-правовой запрет в два самостоятельных, которые в несколько измененном виде содержатся в действующем российском уголовном законодательстве.
С проведением этой законодательной реформы в отечественном законодательстве как раз и возникает то, что именуется уголовно-правовыми основами противодействия легализации доходов от преступной деятельности. Ведь с этого времени содержание законодательных основ в указанной области уже не ограничивалось единственной статьей нормативно-правового акта из одной отрасли права, поскольку упомянутое комплексное
законодательство «проникло» в такие отрасли и подотрасли российского права, как административное и финансовое. На месте же предусмотренного ст. 174 УК РФ состава преступления возникло два самостоятельных.
Сходства и различия этих составов в их современном состоянии, влияющие на их правильное применение, к сожалению, редко комментируются представителями отечественной уголовноправовой доктрины. Еще реже анализируются причины возникновения проблем их конструирования, осуществлявшегося, как указывалось нами ранее, под постоянным влиянием норм международного права и отчасти внешнеполитической конъюнктуры.
Общим для них является то, что они совпадали и совпадают в настоящее время по признаку предмета преступления, каким являются денежные средства или иное имущество, приобретенные или полученные в результате совершения преступлений, кроме невозвращения средств в иностранной валюте, уклонения от уплаты таможенных пошлин, а также налогов с физических лиц и организаций, неисполнения обязанностей налогового агента и сокрытия денежных средств, за счет которых должно производиться взыскание налогов или сборов (ст. 193, 194, 198, 199, 1991 и 1992 УК РФ).
Здесь мы вынуждены коснуться злободневной проблемы исключения так называемых фискальных преступлений из числа предикатных для составов легализации доходов от преступной деятельности. Истинная причина появления такого законодательного новшества в юридической литературе своего внятного объяснения, к сожалению, не находит. Наиболее же вероятную причину автор видит в попытке российских властей наладить конструктивное сотрудничество с зарубежными партнерами в деле противодействия легализации преступных доходов с одновременной унификацией правовых основ этой деятельности на внутригосударственном уровне. На сегодняшний день нет никакого сомнения в том, что гегемония по части влияния на формирование отечественных правовых основ противодействия легализации преступных доходов принадлежит таким источникам норм международного права, как Конвенция Совета Европы «Об отмывании, выявлении, изъятии и конфискации доходов от преступной деятельности» 1990 года (Страсбургская конвенция), а также Рекомендации ФАТФ.
Указанная международная Конвенция, присоединение к которой было обусловлено вступлением Российской Федерации в Совет Европы, ратифицирована нашим государством в апреле 2001 года2. Несмотря на то, что ей на смену медленно, но верно идет новая Конвенция Совета Европы 2005 года с почти одноименным названием (Варшавская конвенция), российские уголовно-правовые основы все же сохраняют чер-
00
о
!
X
-о
1 -о
а
1
2
&
з-
а
со
г
е
е
со
:т
о
С
X
-о
е
а
3
о.
е
со
о
с
>25
I
К
е
з-
а
со
а
1
2
&
с
а
£
о
5
з-
I
е
?
е
I
1
е
2
е
&
о
О
Вестник Нижегородской академии МВД России, 2008, № 2 (9)
пи
со
0
!
X
-О
1 -о с; ъ
1
s
2
5
6 S S
гэ-
сз
со
S
с;
г
0 с
<3
1
Ф
ъ
3
Q.
Ф
CQ
О
0
>25
S
1 К ф S S
з-
ъ
со
S
с;
ъ
1 S
2
5
6
о
ъ
£
о
S
S
3
1 ф
5 £ 0)
2 I
1 ф
2 ф
6 о
0
uj
4
1
5
»о
о
ты, возникшие в основном под влиянием Страсбургской конвенции, которая по-прежнему имеет юридическую силу, поскольку к новой Конвенции еще не присоединились все входящие в Совет Европы государства.
В соответствии с п. «d» ч. 1 ст. 18 Страсбургской конвенции одним из оснований отказа государства-партнера от сотрудничества в области выявления, изъятия и конфискации доходов от преступной деятельности является то, что преступление (предикатное преступлений), в связи с которым сделан запрос, является политическим или финансовым, то есть налоговым либо иным фискальным преступлением, как, например, невозвращение средств в иностранной валюте (ст. 193 УК РФ). Думается, исключение этих преступлений в российском уголовном законодательстве из числа предикатных для составов легализации преступных доходов служит гарантией для европейских государств, что российские власти не будут злоупотреблять международной системой противодействия легализации доходов от преступной деятельности в целях выявления, изъятия и взыскания находящегося за рубежом имущества или соотносимых с ним прав, которые образуют недоимки по российским налогам, то есть являются доходами от совершенных в России налоговых преступлений. Однако вопрос о целесообразности дальнейшего сохранения такого состояния все же остается дискуссионным.
Действующий уголовный закон дифференцировал составы легализации доходов от преступной деятельности и в зависимости от признаков субъекта преступления. Верно и предельно емко описал этот шаг законодателя Д.В. Степанков, указав на то, что в итоге была криминализована не только легализация денежных средств или иного имущества, приобретенных преступным путем другими лицами (ст. 174 УК РФ), но и так называемое самоотмывание — легализация имущества, приобретенного самим лицом в результате совершения преступления (ст. 1741 УК РФ), что в соответствии со Страсбургской конвенцией не является обязательным3.
Действительно, Страсбургская конвенция в п. «Ь» ч. 2 ст. 6 указывает на то, что ответственность за преступления, связанные с отмыванием денег, не наступает для лиц, совершивших основное преступление. Однако многие европейские государства отказались от дозволенного Страсбургской конвенцией признания субъектом преступных действий по легализации доходов от преступной деятельности только лица, не участвовавшего в совершении основного преступления, и по этому же пути пошли российские власти.
Следует отметить, что многие другие европейские государства также пошли по тому же пути. В качестве яркой иллюстрации можно привести пример британского законодательства. Принятым в Соединенном Королевстве в 2002 году Законом о преступных доходах (Proceeds of Crime Act
2002) были предусмотрены уголовно-правовые запреты на совершение действий, которые обеспечивают обладание, пользование и распоряжение имуществом, образующим доходы от преступной деятельности, когда источником таких доходов является преступная деятельность любого вида4. При этом совершение подобных действий в нарушение этих запретов лицом, участвовавшим в извлечении доходов преступным путем, также влечет в этом государстве уголовную ответственность5.
Завершая обзор современных тенденций в области криминализации деяний, совершаемых на почве легализации доходов от преступной деятельности, отметим, что самый настоящий шквал критики среди правоведов-криминалистов вызвал избранный законодателем способ категоризации деяний, связанных с легализацией доходов от преступной деятельности в действующем уголовном законе. Суть проблемы можно свести к тому, что особо квалифицированная легализация (отмывание) денежных средств или иного имущества, приобретенных лицом в результате совершения им преступления, признается особо тяжким преступлением и влечет более строгое наказание нежели особо квалифицированная легализация (отмывание) денежных средств или иного имущества, приобретенных другими лицами преступным путем, которая является, таким образом, тяжким преступлением. Кроме того, санкциями всех частей ст. 1741 УК РФ, кроме ч. 1, предусмотрены более высокие верхние пределы наказаний, причем как основных, так и дополнительных.
Давая оценку такому положению вещей, О.Ю. Якимов указывает на то, что субъект преступления, предусмотренного ст. 1741 УК РФ, сначала несет ответственность за первоначальное преступление, а затем еще и повышенную ответственность за легализацию преступных доходов6. Л.Л. Кругликов и Ф.А. Мусаев еще более резко высказываются по этому поводу, ставя, как и О.Ю. Якимов, под сомнение целесообразность обособления легализации (отмывания) денежных средств или иного имущества, приобретенных лицом в результате совершения им преступления, в самостоятельный состав преступления. Если основанием выделения ст. 1741 УК РФ послужила типовая степень общественной опасности субъекта данного преступления, то, по мнению указанных авторов, такое решение нельзя признать правильным, поскольку за первоначальное преступление его субъект уже несет самостоятельную уголовную ответственность7.
Автор также не можем обойти вниманием эту проблему. Однако он не находит целесообразным установление повышенной ответственности участников основного преступления за легализацию доходов, извлеченных ими преступным путем и, более того, полагает, что правильнее было бы, напротив, предусмотреть более строгое наказание
за прикосновенность к основному преступлению в виде легализации доходов от преступной деятельности другого лица. Целесообразность такого шага обусловлена тем, что в круг потенциальных адресатов уголовно-правового запрета, предусмотренного настоящей статьей, входят сотрудники учреждений финансово-кредитной системы, наиболее подверженные риску использования в целях легализации криминальных доходов. Данное обстоятельство способно превратить некоторых из них в так называемых профессиональных преступников, специализирующихся на управлении финансами криминалитета, и совмещающих свою преступную деятельность с использованием своего положения по службе. Это требует более адекватного уголовно-правового реагирования, которое может выразиться только в усилении наказания за легализацию ими доходов от преступной деятельности других лиц. Аргументом в пользу такого решения является, в частности, то, что такая деятельность по своей сравнительной степени общественной опасности точно не уступает (а по глубокому убеждению автора, даже превосходит) квалифицированному участию в преступном сообществе (ч. 3 ст. 210 УК РФ), которое, как известно, является не тяжким, а особо тяжким преступлением.
2. См.: Федеральный закон «О ратификации Конвенции об отмывании, выявлении, изъятии и конфискации доходов от преступной деятельности» от 25 апреля 2001 года № 62-ФЗ // СПС «Консультант Плюс». — 2008. — 16 июля.
3. См.: Степанков Д.В. Правовые основы противодействия легализации преступных доходов и финансированию терроризма. Функции финансового мониторинга в механизме обеспечения экономической безопасности современной России: Автореф. дис... канд. юрид. наук. — Н. Новгород, 2006. — С. 5.
4. Ранее предметом подобного рода преступных деяний в Великобритании признавалось имущество, соотносимые с ним права, а также выгоды имущественного характера, которые образовывали доходы от распространения наркотиков и ряда других преступлений, традиционно ассоциирующихся с организованной преступной деятельностью. (Criminal Justice Act 1993 // The Public General Acts and General Synod Measures 1993. — P. II. — London, 1994. — P. 1633; Drug Trafficking Act 1994 // The Public General Acts and General Synod Measures 1994. — P. III. — London, 1994. — P 1880.)
5. See: Rees E. Blackstone's Guide to the Proceeds of Crime Act 2002 / E. Rees, A. Hall. — Oxford, 2003. — P 98.
6. См.: Якимов О.Ю. Легализация (отмывание) доходов, приобретенных преступным путем: уголовноправовые и политические проблемы. — СПб., 2005. — С. 166.
в
о
!
X
-Q
I
-Q
с;
а
I
и
м
и
&
и
и
3
а
со
и
с;
г
е
с;
е
в
:т
о
п
Примечания
1. См., например: Алиев В.М. Разработка российского законодательства о противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных незаконным путем: некоторые дискуссионные вопросы / В.М. Алиев, Б.С. Болотский // Государство и право. — 1999. — № 6. — С. 46.
7. См.: КругликовЛ.Л. Дифференциация ответственности за легализацию имущества, приобретенного преступным путем / Л.Л. Кругликов, Ф.А. Мусаев // Пути повышения эффективности взаимодействия подразделений Министерства внутренних дел РФ с другими правоохранительными органами в области противодействия легализации преступных доходов (стратегический и прикладной аспекты): Сборник статей. — Н. Новгород, 2005. — С. 501.
х
-о
е
а
3
Q.
е
в
о
0
и
1
к
е
и
и
3
а
со
и
с;
а
I
и
м
и
&
о
а
£
о
и
и
3-
I
е
S
е
I
I
е
м
е
&
о
С
I
и
Ю
о
оз
Вестник Нижегородской академии МВД России, 2008, № 2 (9)
133
